Традиции древнерусской литературы в творчестве пушкина, гоголя, достоевского. Своеобразие древнерусской литературы

Литература 18-го века была подготовлена всей предшествующей историей русской литературы, ходом развития общества и русской культуры. Она связана с лучшими традициями древнерусской литературы (представление о важной роли литературы в жизни общества, её патриотическая направленность).

3 главные черты древнерусской литературы:

1. рукописность.

2. анонимность.

3. церковность.

Все эти черты имели сильное влияние на литературу первой трети 18 века, да и впринципе на всю дальнейшую литературу.

Как пример можно привести творчество Феофана Прокоповича, или же гисторию о Василии Кареотском.

Феофан Прокопович:

1. Использование прежде всего церковного жанра-проповеди. Церкорвный их характер.

2. Пафос патриотизма, вера в будущее России("Слово на погребение Петра Великого"1725, "Епиникион")(Прокопович был верным соратником Петра).Писал похвальные стихи, продолжая традиции патриотических стихотворений Симеона Полоцкого.

2. Василий еще сохраняет хорошие черты древнерусских героев: отцелюбие, благочестие, послушание.

3. Рукописность. В самом начале 18 века еще не было распространено книгопечатание, поэтому все еще носило рукописный характер.

Литература первых десятилетий XVIII века.

ЛИТЕРАТУРА ПЕРВЫХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ XVIII в.

Первое двадцатипятилетие XVIII в., время царствования Петра I, является общепризнанной ключевой и порубежной эпохой в истории России.

Общеевропейский тип словесной культуры определяется тремя понятиями: это словесность авторская (индивидуальное творчество), светская (не связанная прямо с церковью и религией) и печатная (по форме бытования текстов в культурном пространстве), т. е. массовая и многотиражная. Что касается древнерусской словесной культуры, то по каждому из этих признаков она антонимична европейскому типу: словесность русского средневековья является анонимной (личность автора не имеет значения), духовной (непосредственно связана с культом и религией), рукописной (т. е. малодоступной, трудоемкой в тиражировании, с ограниченным кругом потребителей). Весь смысл культурной реформы Петровской эпохи и заключался в том, что перестройка массового сознания по законам идеологии персонализма спровоцировала смену традиционного национального типа культуры общеевропейским. И это отнюдь не значит, что русская культура утратила в этом процессе свое национальное своеобразие.

Таким образом, еще одним результатом петровских преобразований в их исторической перспективе явилась ситуация двойного раскола: культурный раскол между высшим и низшим сословиями и идеологический раскол между интеллигенцией и властью.основной круг чтения массового русского читателя составляли традиционные рукописные сборники повестей, или «гистории». сформировался тип безавторской гистории Петровской эпохи - и при очевидной своей зависимости от древнерусской повествовательной традиции (анонимность и рукописность - характерные признаки повестей Петровской эпохи, роднящие ее с древнерусской литературой), а также от западноевропейской модели жанра (типологический авантюрный сюжет), безавторские гистории, ориентированные на свою историческую современность и создаваемые людьми своей эпохи, отразили и новизну русского общественного быта в начале XVIII в., и новый тип сознания своих безымянных авторов.



«Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли».произведение распадается на две неравные части: первая, более лаконичная, повествует о жизни молодого дворянина Василия Кориотского, пошедшего на государеву службу, а вторая, более пространная - о его невероятных приключениях в Европе. Первая часть имеет ярко выраженный бытоописательный характер; вторая, более условная, выстроена отчасти по образцу русских народных былин и разбойничьих сказок, отчасти же - по образцу западноевропейской любовно-авантюрной повести.

Кроме реальной новизны русского общественного быта в повести о российском матросе нашел свое отражение и новый тип личности, порожденный новым временем русской истории.Пусть «гистория» пока что остается анонимной и рукописной в традициях древнерусской культуры, образ ее героя и вся структура повествования неоспоримо свидетельствуют о том, что идеология персонализма, понимание ценности индивидуальной личности уже стали достоянием массового культурного сознания в те годы, когда безымянный автор создавал свою повесть.



Идеологическая проза первой трети XVIII в.: жанр проповеди в творчестве Ф. Прокоповича.Поэтика ораторской прозы

Если в безавторских гисториях Петровской эпохи создается бытовой образ нового человека, то другой, также чрезвычайно распространенный и популярный жанр - проповедь и светское ораторское «Слово» Феофана Прокоповича формирует представление о его духовном облике. Его авторская принадлежность Феофану Прокоповичу принципиально важна для жанрово-стилевой модели, в которую воплотилась у Феофана традиционная ораторская речь. Кроме того, Слово существовало не только в жанре устного публичного красноречия, но и в печатной книжной форме: как правило, тексты речей Феофана печатались по произнесении отдельными брошюрами. Ораторское искусство в начале XVIII в. занимало совершенно особенное место как в системе словесных искусств, так и в общественной жизни. общая внутриполитическая жизнь России была такой бурной, непопулярные поначалу реформы так нуждались в пропаганде, что именно ораторские жанры были единственной формой эстетической деятельности, доступной для восприятия максимального количества людей, которых нужно было убедить в необходимости всех происходящих перемен.Этот стиль может быть назван «панегирическим». «Панегирик» значит «похвальное слово», и именно проповеди Феофана, написанные в основном в этом жанре, являются и наиболее ярким воплощением панегирического стиля, которая зафиксирована в устойчивом жанре словесного творчества и его установках: проповеди - Слове. Как ораторские жанры, проповедь и светское ораторское Слово принадлежат к двум направлениям словесного искусства: литературе (поскольку и проповедь, и Слово являются текстами) и красноречию (поскольку тексты эти рассчитаны на устное произнесение перед слушателями). Этой двойственностью обусловлены законы поэтики ораторских жанров, предопределяющие их структуру, композицию, форму выражения мысли и типологию художественной образности.

Аристотель выделял три рода красноречия: торжественное, политическое и судебное, Ср. название проповедей Феофана Прокоповича: «Слово похвальное о баталии Полтавской...» (1717, произнесено по случаю годовщины Полтавской битвы); «Слово о власти и чести царской» (1718, поводом для него послужило раскрытие заговора церковников против Петра и суд над царевичем Алексеем); «Слово похвальное о флоте российском...» (1720), «Слово на погребение < ... > Петра Великого...» (1725); «Слово на похвалу блаженный и вечнодостойныя памяти Петра Великого...» (1725).

Во-вторых, устная форма бытования текста проповеди и Слова, обращенных к слушательской аудитории и преследующих двоякую цель - убедить и взволновать слушателя, предопределила ряд интонационно-структурных особенностей этих жанров. Слово - это жанр диалогичный, поскольку, формально будучи монологом, оно всегда ориентируется на воспринимающее сознание, к которому прямо обращено. Обращенность реализована в тексте ораторского жанра тройственным образом: 1) обязательным обращением в зачине к слушателям; 2) регулярным употреблением личного местоимения в формах множественного числа (мы, нам, наш), что подчеркивает наличие контакта между оратором и аудиторией и уподобляет мнение оратора мнениям его слушателей; 3) многочисленными риторическими вопросами и риторическими восклицаниями, которые разнообразят интонацию ораторской речи, уподобляют ее формально-монологический текст диалогу (вопросно-ответная структура речи) и выражают сильные эмоции оратора, которые должны передаться аудитории.

Законы риторической композиции определились еще в античной эстетике, в «Риторике» Аристотеля. Эти законы весьма жестки: во имя успеха ораторская речь должна придерживаться логической композиции. Композиция ораторской речи предполагает следующие обязательные элементы: обращение к слушателям, формулировка тезиса, его развитие и доказательство в системе аргументов, вывод, повторяющий в своей формулировке начальную посылку, финальное обращение к слушателям.

Основная часть ораторской речи - доказательство тезиса в системе аргументов - обрамлена как бы кольцом тождественных элементов: оратор обращается к слушателям в начале и конце речи, основной тезис, близко соседствующий с обращениями, также повторяется в начале и конце как положение, требующее доказательства, и как доказанное положение. Подобная кольцевая структура - это как бы и мнемонический прием - в конце напоминается о том, с чего речь начиналась, - и художественный образ, словесная модель круга и сферы, которые считались самыми совершенными из всех геометрических фигур.

Композиционные повторы в зачине и финале, охватывающие кольцом текст проповеди, весьма разнообразны. Они могут быть выражены при помощи сходных по звучанию и значению слов. В речи, ориентированной на устное произнесение, созвучие является одним из эффективнейших эмоционально-эстетических средств воздействия

Пожалуй, главным - и абсолютно индивидуальным, авторским средством его жанровой модели проповеди является синкретизм, нерасчлененность установок эпидейктической риторики в его ораторском слове. Выше уже говорилось о том, что эпидейктическое красноречие могло быть как хвалебным, так и хулительным. Яркий признак ораторских речей Феофана - это нерасчлененность хвалы и хулы в пределах одного текста, а как следствие - принципиальная разностильность его проповедей, соединяющих панегирик Петру или флоту с обличениями врагов просвещения, невежд, противников реформ.

Так, внутри самого жанра проповеди, объединяющего две противоположные установки (похвальную и обличительную), два типа художественной образности, при помощи которых выражается их эмоциональный пафос (понятийно-тезисную и бытописательно-аргументальную) и два стилевых ключа, условно говоря, высокий и низкий, намечается внутреннее противоречие, которое оказалось весьма продуктивным на следующей стадии литературного развития. Распадаясь на свои простые составляющие, хвалу и хулу, с присущими им образно-стилевыми средствами выражения, проповедь Феофана Прокоповича породила два старших жанра русской литературы нового времени: торжественную оду Ломоносова, в которую отошли панегирические тенденции проповеди, и сатиру Кантемира, которая восприняла из проповеди обличительные мотивы с присущими им способами выражения

При этом и сатира, и ода унаследовали риторические особенности жанра проповеди: риторическую кольцевую композицию, диалогизм, вопросно-ответную структуру повествования. В результате место проповеди Феофана Прокоповича в истории русской литературы определяется тем, что это - прототипический жанр, соединяющий в себе исходные условия дальнейшего русского литературного развития - в одическом и сатирическом направлениях. И Кантемир, в разработке жанровой модели сатиры, и Ломоносов, создавший жанровую модель торжественной похвальной оды, восприняли традиции проповеди-слова Феофана Прокоповича.

Две разновидности прозы начала XVIII в. - бытовая проза, тяготеющая к романно-новеллистическому типу повествования, и идеологическая ораторская проза, связанная с насущными потребностями политического момента, предлагали два разных способа создания образов «героя нашего времени». В безавторских гисториях образ человека-современника своей исторической эпохи создается извне - объективным авторским повествованием. И эстетическая достоверность такого образа определена бытовой достоверностью облика человека, типа его повседневного поведения, биографическими событиями его жизни, приуроченной к определенной исторической эпохе. Что же касается идеологической ораторской прозы, то в любом ораторском тексте неизменно присутствует его основной герой - автор-оратор, образ мыслей и эмоциональный облик которого и отражает ораторский текст. По отношению к личности оратора его речь - это полное интеллектуальное, нравственное и эмоциональное самораскрытие, создающее убедительный духовный облик человека, который в бытовой прозе может быть только реконструирован по своим внешним проявлениям.

6. Ф. Прокопович: своеобразие публицистики.

Феофан Прокопович (1677 (1681?) – 1736)

В начале 18 века интенсивное развитие получает публицистика. Прокопович был одним из выдающихся писателей-публицистов этого. Работал в жанре «слово» (светский ораторский жанр, европеизированное явление русской словесной культуры). Его авторская принадлежность Феофану Прокоповичу принципиально важна для жанрово-стилевой модели, в которую воплотилась у Феофана традиционная ораторская речь. Кроме того, Слово существовало не только в жанре устного публичного красноречия, но и в печатной книжной форме: как правило, тексты речей Феофана печатались по произнесении отдельными брошюрами. Однако, как безавторские гистории являют собой сложный сплав традиционных форм с новыми эстетическими воззрениями, так и европеизированное ораторское Слово Феофана тесно связано с предшествующей культурной традицией, поскольку является секуляризацией одного из глубоко укорененных в национальной культурной традиции жанров - церковной проповеди. Дидактическое и эмоциональное назначение (убедить и взволновать) проповеди достигается тем, что каждый смысловой фрагмент ее текста подчинен одновременно двум установкам - максимальной эмоциональной выразительности и логической связи в общем течении мысли, раскрытии основной темы проповеди. Первая установка определяет стилистику и образность проповеди, богато насыщенную риторическими фигурами (метафоры, сравнения, антитезы, олицетворения или аллегории, символика и эмблематика). Классическим образцом риторической ораторской прозы было слово, произнесенное Прокоповичем на погребении Петра I (1725). Здесь он с большим художественным мастерством и полнотой раскрыл историческое значение его реформаторской деятельности. Из-под пера Феофана вышел также ряд правительственных документов. В них он внес страстность публициста, гордящегося возросшей благодаря Петру международной ролью России, острый обличительный сарказм по адресу противников преобразований, ревнителей старины. Бесспорный сподвижник Петра. Феофан отстаивал идею подчинения церкви светской власти. Эту идею Прокопович старался донести до умов через свои произведения. В трагикомедии «Владимир» Прокопович подвергает резкой критике реакционное духовенство, которое было главным противником преобразований Петра Великого. Феофан Прокопович известен также своими похвальными стихами, в которых он прославлял Петра и великие свершения российского народа. Ярким примером таких стихов может служить «Песнь победная на преславную Победу Полтавскую». Но лирику он писал в разных жанрах: похвальные стихи, эпиграммы, шутки, басни, поэмы. В дальнейшем бурная и богатая политическими событиями жизнь Феофана не оставляла времени для занятий поэзией, поэтому его поэтическое наследие очень невелико, хотя и разнообразно. Он писал стихи от случая к случаю, преимущественно для небольшого круга друзей и не предназначал их для печати. Феофан отдавал предпочтение эпиграмме и элегии и одновременно одним из первых использовал в поэзии приемы и мотивы народных песен, недаром ряд его стихотворений, в которых особенно сильно выражено личное чувство, был положен на музыку, и они часто встречаются в рукописных песенниках XVIII в., но без имени автора. Продолжая традицию Симеона Полоцкого, писал на силлабике. Экспериментировал с современным ему стихом, его можно назвать «силлаботоником» своего времени. Первым обращается в русской поэзии к теме науки. Также являлся новатором в сфере сатирической поэзии (Эзопов язык).

Литература 30-50-х годов XVIII века. Русский классицизм.

В середине 18 столетия ведущим стилем русской культуры становится классицизм.

В течение полутора столетий кл. был ведущим стилем литературы во всей Европе. Классицизм сложился как законченное литературное мировоззрение во Франции в сер. 18 столетия и именно во французской литературе получил наиболее полное выражение. От французов он перешел затем в Англию, Германию, Италию, наконец в Россию. Французский классицизм дал мировой литературе гениальных драматургов- трагиков Корнеля и Расина; учителем поэтов-классиков всей Европы был Буало Центральной темой, идеей классицизма являлся культ государственных, гражданских добродетелей, которым классицизм приносил в жертву все личные стремления человека.

Основа всех правил классической поэтики – разделение литературы на несмешиваемые жанры. Здесь царил своеобразный закон единства стиля. Каждая тема соответствовала своему жанру, каждое произведение строилось по закону своего жанра, прямолинейно и целостно. Получается единство, прилаженность друг к другу всех элементов поэтики – «высоких» в одних жанрах, «низких» в других и т.п. Вторым устоем всего классицизма были образцы, теория подражания. При этом замечательно, что ни в теории, ни в практике поэзия классицизма не была только «книжной» поэзией. Фактически классики писали иначе, чем те поэты, которых они изображали своими образцами. Образцовой литературой была объявлена античная литература. Античные жанры, античные образы, античная мифология заполняют литературу, которая не становится от этого более близкой к подлинно античной. Точность, ясность, благородная простота и логическая законченность стиля и построения произведений явились одним из лучших достижений классицизма вообще.

Первые воздействия классицизма в России можно проследить еще в 17 веке в творчестве Симеона Полоцкого. На смену его схоластическому классицизму пришел новый, почерпнутый уже непосредственно в западных источниках Кантемиром и Тредиаковским. Они обращаются як античным образцам, и к французским и немецким классикам. Они дают сами образцы творчества в указанных классицизмом жанрах.

Однако именно Сумароков и его единомышленники, либеральные дворянские интеллигенты, создали полноценный и единый стиль, законченное художественное мировоззрение русского классицизма.

1) Рус. лит, усваивая оказывалась наследницей более зрелых достижений Запада, становилась на один уровень с самыми передовыми литературами мира.

2) Классицизм вполне соответствовал по своим идейным установкам основному направлению, указанному русской культуре всем историческим путем России в начала 18 века: именно культ общественного, государственного долга, подчинение частного, личного интересам страны и разума, столь характерные для классицизма на всех его стадиях, был близок передовым людям России. Классицизм учил, анализируя человека вообще, идеал человека, воспитывать людей в духе этого идеала; эта задача подчинения душевной жизни человека идеалу разума и культуры стояла весьма отчетливо пред всеми русскими писателями.

3) Классицизм стремился построить идеал культуры и человека не местного значения, а общечеловеческий. Идеал русского человека становится идеалом всей мировой прогрессивной культуры, и перед русским человеком открывались широчайшие горизонты. Он становился гражданином мира. Он и свою собственную русскую культуру понимал теперь как органическую составную часть общечеловеческой культуры.

При этом важно, что русская литература не должна была, не могла и не хотела утерять свои особые национальные черты, потерять свое лицо. Характерно отличали русский классицизм от западного прежде всего 2 специфические черты:

1) сатирический, воинствующий хар-р многих произведений русских классицистов, не позволивший им совсем удалиться от конкретной действительности.

2) относительная близость к народным истокам искусства.

Традиции древнерусской литературы обнаруживаются в творчестве русских писателей XVIII века. Отчасти их можно выявить в произведениях М.В. Ломоносова, А.Н. Радищева, Н.М. Карамзина и др.

Новый уровень усвоения традиций древнерусской литературы обнаруживает творчество А.С. Пушкина. «Великий русский поэт не только использовал сюжеты, мотивы, образы древнерусской литературы, но и прибегал к ее стилям и отдельным жанрам для воссоздания “духа времени”» 1 . В работе над «Русланом и Людмилой» поэт использовал имя главного героя древнерусской повести о Еруслане Лазаревиче — Руслан - и мотив встречи его с богатырской головой, хранящей меч.

Неоднократно Пушкин обращался к русским летописям, его поражала в них «простота и точность изображения предметов». Под их впечатлением была создана «Песнь о вещем Олеге». Древнерусский текст натолкнул поэта на философские раздумья о назначении поэта. Поэт — это Волхв, кудесник-прорицатель, пророк. Он «не боится могучих владык» и не нуждается в княжеском даре. Отсюда, от этой пушкинской баллады, тянутся нити к программному стихотворению «Пророк», а также образу летописца-Пимена в трагедии «Борис Годунов». Пушкинский Пимен — мудрый старец, очевидец многих исторических событий, пишущий о них только правду. «Характер Пимена не есть мое изобретение, — писал Пушкин. — В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях, умилительная кротость, простодушие, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, можно сказать, набожное к власти царя, данной ему Богом, совершенное отсутствие суетности, пристрастия дышат в сих драгоценных памятниках времен давно минувших» 2 . Следуя древнерусским традициям, Пушкин воссоздает «трогательное добродушие древних летописцев».

Современным исследователем отмечено, что летописный и агиографический стили по-новому проявились у Пушкина в 1830-е годы в таких произведениях, как «Родословная моего героя», «История села Горюхина», «Повести Белкина» 3 .

Романтизм лермонтовской поэзии также опирался на героико-патриотические мотивы древнерусских исторических сказаний и преданий, что проявилось в разработке темы Ивана Грозного, демонологических мотивах («Демон»).

По-новому к использованию традиций древнерусской литературы подходит Н.В. Гоголь. Замечено, что в ранних произведениях писателя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород») фольклорные мотивы увязываются с мотивами древнерусских сказаний и поверий. В зрелый период творчества он обращает внимание на памятники учительного красноречия Древней Руси («Выбранные места из переписки с друзьями»).

Во второй половине XIX века новый этап освоения художественных традиций древней литературы связан с именами Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского.

В древнерусской литературе Достоевский видит отражение духовной культуры народа, выражение его этических и эстетических идеалов. Не случайно высшим нравственным идеалом народа писатель считал Иисуса Христа, а историческими народными идеалами — Феодосия Печерского и Сергия Радонежского. В романе «Братья Карамазовы», опровергая индивидуалистический анархический «бунт» Ивана Карамазова, он создает «величавую положительную фигуру» русского инока — старца Зосимы. «Взял я лицо и фигуру из древнерусских иноков и святителей, — писал Достоевский, — при глубоком смирении надежды беспредельные, наивные о будущем России, о нравственном и даже политическом ее предназначении. Св. Сергий, Петр и Алексей митрополиты разве не имели всегда в этом смысле России в виду? 4 »

Ставя в центре романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Подросток», «Братья Карамазовы» философские и нравственные проблемы смысла жизни, добра и зла, писатель переносил их решение из временного плана в сферу «вечных истин» и прибегал с этой целью к характерным для древнерусской литературы приемам абстрагирования.

Л.Н. Толстой в романе «Война и мир» использует эпические традиции древнерусских летописей и воинских повестей. Писатель интересуется древнерусской агиографией, в которой увидел «нашу русскую настоящую поэзию», и применяет материал литературных памятников в своей педагогической деятельности («Азбука»).

Древнерусские произведения используются Толстым и в других художественных произведениях («Отец Сергий» — эпизод из «Жития протопопа Аввакума»). Евангельские притчи и символы широко использованы писателем в философско-публицистических трактатах. Его привлекала нравственная и психологическая сторона древнерусских шедевров, поэтичность их изложения, места «наивно художественные». В 70-80-е годы XIX века сборники житийных произведений — Прологи и Минеи — становятся его любимым чтением. Толстой писал в «Исповеди»: «Исключая чудеса, смотря на них как на фабулу, выражающую мысль, чтение это открывало мне смысл жизни» 5 . Писатель приходит к выводу, что святые — это обыкновенные люди: «Таких святых, чтобы они были совсем особенные от других людей, таких, тела которых оставались бы нетленными, которые творили бы чудеса и т.п., никогда не было и не может быть» 6 .

К типу «народной интеллигенции» относил русских подвижников Г.И. Успенский. В цикле очерков «Власть земли» он отмечал, что эта интеллигенция вносила «божескую правду» в народную среду. «Она поднимала слабого, беспомощно брошенного бессердечною природой на произвол судьбы; она помогала, и всегда делом, против слишком жестокого напора зоологической правды; она не давала этой правде слишком много простора, полагала ей пределы... тип ее был тип божия угодника... Нет, наш народный угодник хоть и отказывается от мирских забот, но живет только для мира. Он мирской работник, он постоянно в толпе, в народе, и не разглагольствует, а делает в самом деле дело» 7 .

Древнерусская агиография органически входила в творческое сознание замечательного и до сих пор по-настоящему не оцененного писателя Н.С. Лескова. Постигая тайны русского национального характера, он обращался к сказаниям Пролога, Четьих-Миней. К этим книгам писатель подходил как к литературным произведениям, отмечая в них «картины, каких не выдумаешь». Лескова поражали «ясность, простота, неотразимость» повествования, «сюжетов и лиц». Рассказы Пролога позволяли ему узнать, «как люди представляют себе божество и его участие в судьбах человеческих». Создавая характеры «праведников» 8 , «положительные типы русских людей», Лесков показывал тернистый путь исканий нравственного идеала. Его герои неразрывно связаны с бескрайними просторами родной земли, ее многовековой многострадальной историей. Они исполнены подлинной человечности, самоотверженности, талантливости и трудолюбия.

Осваивают традиции древнерусской литературы и писатели XX века: русские символисты, М.Горький, В.Маяковский, С. Есенин и др.

Идеалы нравственной духовной красоты русского человека вырабатывались нашей литературой на протяжении всего, почти тысячелетнего, ее развития. Древнерусская литература создала характеры стойких духом, чистых душой подвижников, посвятивших жизнь служению людям, общественному благу. Они дополняли народный идеал богатыря — защитника рубежей Русской земли, выработанный эпической поэзией. О тесной связи этих двух идеалов писал Д.Н. Мамин-Сибиряк в письме к Н.Л. Барскову 20 апреля 1896 года: «Как мне кажется, “богатыри” служат прекрасным дополнением “святителей”. И тут и там представители родной земли, за ними чудится та Русь, на страже которой они стояли. У богатырей преобладающим элементом является физическая мощь: они широкой грудью защищают свою родину, и вот почему так хороша эта “застава богатырская” (речь идет о картине В.М. Васнецова “Богатыри”. — Авт. ), выдвинутая на боевую линию, впереди которой бродили исторические хищники... “Святители” являют другую сторону русской истории, еще более важную, как нравственный оплот и святая святых будущего многомиллионного народа. Эти избранники предчувствовали историю великого народа...» 9

Новую жизнь произведения древнерусской литературы обрели в наши дни. Они служат могучим средством патриотического воспитания, вселяют чувство национальной гордости, веры в неистребимость созидательной жизненной силы, энергии, нравственной красоты русского народа. Как верно и глубоко отмечал А.И. Герцен: «Человечество в разные эпохи, в разных странах, оглядываясь назад, видит прошедшее, но самим образом восприятия и отражения его раскрывает само себя... Последовательно оглядываясь, мы смотрим на прошедшее всякий раз иначе, всякий раз разглядываем в нем новую сторону, всякий раз прибавляем к уразумению его весь опыт вновь пройденного пути. Полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современность; глубже опускаясь в смысл былого — раскрываем смысл будущего; глядя назад — шагаем вперед» 10 .

Во второй половине XIX в. начался новый этап в изучении древ​нерусской литературы и новый этап в освоении художественной литературой ее традиций.

Теперь русская литература обращается к древней в поисках нрав​ственного возрождения и оздоровления современного человека, как к важнейшему психологическому источнику и источнику новых форм художественного повествования.

Эти особенности в освоении традиций древнерусской литературы ярко проявились в творчестве Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого.

Ф. М. Достоевскому чуждо было «слепое, беззаветное обращение к дремучей старине». Однако «одержимый злобами дня», «тоской по текущему», писатель пришел к глубокому убеждению, что «человек идеи самостоятельной, человек самостоятельно деловой, образуется лишь долгою самостоятельною жизнью нации, вековым многостра​дальным трудом ее — одним словом, образуется всею исторической жизнью страны».

Уже в начале творческого пути, разрабатывая тему «маленького человека» в «Бедных людях», «Двойнике», Достоевский ярко отразил протест личности против ее обезличивания, нивелировки.

Нельзя превращать личность человека в «ветошку» — тряпку. Образ человека — «ветошки», по-видимому, порожден апокрифическим сказанием «По​вести временных лет» под 1071 г.

Вероятно, от апокрифических дуалистических сказаний об извеч​ной борьбе Бога и дьявола, добра и зла идет концепция Достоевского о постоянной борьбе этих двух начал в ду​ше человека, что и является внутренней психологической трагедией личности.

Обращаясь к древнерусской литературе, Достоевский видит в ней отражение духовной культуры народа, выражение его этических и эстетических идеалов.

«Вся тысячелетняя история России,— отмечал писатель,— свиде​тельствует об изумляющей деятельности русских, сознательно созидающих свое государство, отбивая его всю тысячу лет от жестоких врагов, которые без них низринулись бы на Европу».

«Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того... был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то, что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа»,— писал Досто​евский.

Эту красоту писатель видел в нравственном идеале смиренного, терпеливого, несущего безропотно свой крест страдания русского мужика. Писатель был убежден в неистребимости «в сердце народа нашего жажды правды, которая ему дороже всего».

Он отмечал, что в народе «есть положительные характеры невооб​разимой красоты и силы». Таков Илья Муромец — «подвижник за правду, освободитель бедных и слабых, смиренный и непревозносящийся, верный и сердцем чистый».

Высшим нравственным идеалом народа Достоевский считал Иисуса Христа, образ которого русский народ «любит по-своему, т.е. до страдания.

Следует отметить, что во второй половине XIX в. в России христологическая проблема приобрела особую остроту, что было порождено общим кризисом, переживаемым христианской культурой.

Появление знаменитой картины художника А. А. Иванова «Явление Христа народу» вызвало горячий отклик в русском обществе. Картина И. Н. Крамского «Христос в пустыне» была воспринята в качестве своего рода манифеста передовой революционной молодежью.

Новую трактовку евангельскому образу дал в своем христологическом цикле

Н. Н. Ге («Тайная вечеря», «Выход в Гефсиманский сад», «Поцелуй Иуды», «Что есть истина?», «Суд синедриона», «Голго​фа»). Пытался очистить христианство от церковных искажений Лев Толстой.

Достоевский связывает с образом Христа веру в конечное торжество царства света, добра и справедливости.

«Дитя века, дитя неверия и сомнения», Достоевский стремится убедить, уверить, прежде всего, самого себя, что «нет ничего прекраснее, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа».

В Христе Достоевский видел воплощение идеала гармонической личности — «бога-человека» и противопоставлял его болезненно-са​молюбивой, раздвоенной личности эгоцентриста — «человека-бога».

Христос Достоевского весьма далек от ортодоксального церковного образа и гораздо ближе апокрифическому образу, отразившему народные представления об идеальном человеке.

Это прекрасно понял К. Леонтьев, который писал, что о Христе Достоевский говорит «не совсем православно, не святоотчески, не по-церковному» (Ле​онтьев К. Восток. Россия и славянство).

Ставя в центре своих романов философские и нравственные проб​лемы смысла жизни, добра и зла, Достоевский переносил их решение из временного плена в план «вечных истин» и прибегал с этой целью к характерным для древнерусской литературы приемам абст​рагирования. Этой цели служат используемые писателем евангельские и агиографические сюжеты, мотивы и образы.

Так, в романе «Преступление и наказание» большое внимание отводится евангельской притче «Воскрешения Лазаря», используется жанровая структура жития, изображаю​щего путь грешника от преступ​ления к покаянию и нравственному воскресению. Большую роль в романе играет символика креста.

Встреча Христа с Марией Магдалиной лежит в основе сюжета романа «Идиот», где мастерски использован также сюжет особенно любимого Достоевским «Жития Марии Египетской».

Обобщенно философский смысл придает Достоевский притче об исцелении Хрис​том бесноватых в романе «Бесы».

Идее всеобщего разложения, разъединения людей, «когда все врозь, даже дети врозь», противопоставляет Достоевский идею братского единения людей, носителем которой являются странник Макар Ива​нович Долгорукий в романе «Подросток».

Странничество и «покаян​ные подвиги» — характерные жизненные явления народной жизни»,— утверждал Достоевский. Они порождены неистребимой жаждой прав​ды, живущей в русском народе.

В романе «Братья Карамазовы» Достоевский синтезирует, обобщает философские и нравственные идеи своего творчества и широко исполь​зует текст евангелия, сюжеты и образы русской агиографии, а также апокрифической литературы.

В поисках новых жанровых форм в последний период своего творчества Достоевский обращается к «Житию великого грешника», к замыслу романа-притчи «Атеизм» и тем самым намечает новые пути в развитии русского романа.

Этим путем пошли писатели 60—70-х гг. XX в., в частности Чингиз Айтматов («Белый пароход», «И дольше века длится день»).

Л. Н. Толстой шел к освоению традиций древнерусской литературы через «книгу детства человечества «Библию». На эту книгу писатель обратил серьезное внимание в конце 50-х—начале 60-х годов, в период своего первого увлечения педагогической деятельностью.

Библия, по мнению Толстого, открывает человеку новый мир, застав​ляет его «без знания... полюбить знание». «Каждый из этой книги в первый раз узнает всю прелесть эпоса в неподражаемой простоте и силе» (Толстой Л. Н.).

Толстого-педагога интересует, «какие книги распространены в народе, какие он любит и читает более других?». На собственном опыте писатель убеждается, что народ «с постоянной и новой охотой читает произведения фольклора, летописи и все без исключения памятники древней литературы».

Народ читает не то, что мы хотим, а то, что ему нравится... и своим собственным путем вырабатывает свои нравственные убеждения».

Нравственные убеждения народа становятся объектом пристального внимания писателя, органически усваиваются им и становятся решающими при оценки писателем различных явлений современной жизни.

Обратившись к событиям Отечественной войны 1812 г., Толстой в романе-эпопее «Война и мир» использует эпические традиции русских летописей и воинских повестей.

Глубоко интересоваться древнерусской агиографией начинает То​лстой в 70-е гг. при создании своей «Азбуки». Он внимательно читает «Четьи-Минеи» и обнаруживает в наших житиях «русскую настоящую поэзию». Для славянского отдела «Азбуки» Толстой отбирает материалы из Библии, летописей и житий.

В первую книгу «Азбуки» Толстой включает из Четьих-Миней Макария: «О Филагрии мнихе», «О дровосеке Мурине», из Четьих-Миней Дмитрия Ростовского «Житие преподобного Давида».

Во вторую книгу «Азбуки» — «Житие преподобного отца нашего Сергия, игумена Радонежского, нового чудотворца», в третью книгу — «Чудо Симеона Столпника о раз​бойнике» и в четвертую книгу «Слово о гневе» из макарьевских миней.

Все эти произведения были переведены на современный русский язык «по возможности подстрочно» с сохранением особенностей синтаксиса древнерусского оригинала, отличаются простотой и ясностью изложения, доступными для понимания ребенка.

Они раск​рывают духовную красоту христианских подвижников: честность, тру​долюбие, бескорыстное служение людям, пагубность гнева и ненависти.

В процессе работы над «Азбукой» у Толстого возникает замысел издания отдельных житий для народного чтения. Обращается к знатоку древней письменности архимандриту Леониду (Кавелину) с просьбой «составить список наилучших, роднейших житий из Макарьевских (Четьих-Миней), Дмитрия Ростовского и Патерика».

В письме Леониду от 22 ноября 1847 г. Толстой писал: «В предпо​лагаемой мною книге (или ряде книг) я разделяю две стороны: форму — язык, размер (т. е. краткость или длину) и содержание — внутреннее, т. е. нравственно-религиозные основы, и внешнее, т.е. описываемые события».

Свое издание Толстой намеревался начать с кратких, более простых по языку Макарьевских житий, постепенно переходя к более «сложным по внутреннему содержанию» житиям, от более простых подвигов мученичества «до более сложных, как подвиги архипастырей церкви, действующих не для одного своего спасения, но и для общего блага».

Примечательно, что житийная литература интересует Толстого своим внутренним нравственно-психологическим содержанием.

Ознакомившись с научным трудом архимандрита Леонида «Благо​вещенский иерей Сильвестр и его писания», Толстой писал: «Судя по нем, я догадываюсь, какие сокровища,— подобно которым не имеет ни один народ,— таятся в нашей древней литературе».

Замысел издания житий для народа Толстым осуществлен не был. Сохранился лишь набросок начала «Жития и страдания мученика Иустина-философа» (1874—1875 гг.).

Библейский эпиграф «Мне отмщение и Аз воздам» предпослал Толстой роману «Анна Каренина». Этот эпиграф обобщает многознач​ность нравственно-философского содержания романа. В тексте романа Толстой использует символы, восходящие к древнерусской литературе: «свечи», «железа», «машины».

Интерес к древнерусской агиографии усиливается у Толстого в период перелома его миросозерцания. Четьи-Минеи, Прологи стано​вятся любимым чтением Толстого, о чем он и пишет в «Исповеди». Это чтение открывает писателю «смысл жизни».

Судя по записной книжке, Толстого особенно интересуют жития Пафнутия Боровского, Саввы Сторзжевского, Симеона Праведного, Лаврентия Калужского, Елеазара Анзерского, Александра Свирского, Макария Великого, Варлаама и Иосафа.

Пристальное внимание Толс​того привлекает личность и «Житие» протопопа Аввакума. Он делает выписки из жития, работая над историческим романом «Петр I».

В повести «Отец Сергий» Толстой использует эпизод «Жития» Аввакума — исповедь блудницы. Аввакум мирил «блудное разжение» пламенем свечи, Сергий у Толстого — отрубает палец.

Обращает на себя внимание общность мотива «путешествия» в «Житии» Аввакума и Нехлюдова в романе «Воскресение». Только у Аввакума это «подневольное» путешествие опального ссыльного бун​таря, у Толстого — добровольное хождение по этапу кающегося дво​рянина.

В своих философских трактатах Толстой часто использует средне​вековые притчи: в «Исповеди» притчу о единороге, притчей иллюстрирует трактат «О жизни», работает над драмой-притчей «Петр-хлебник». Характер притч носят многие народные рассказы Толстого.

Евангельские притчи и символы широко используются Толстым в философско-публицистических трактатах, усиливая их дидактическую сторону и обличительный пафос.

В 1900-е гг., когда писателя волнует проблема «ухода» из семьи, его внимание привлекает «Житие Алексея, человека Божьего», где эта проблема занимает важное место.

Новый этап в освоении традиций древней русской литературы наступает в XX в. Эти традиции осваиваются по-своему русским символизмом, Максимом Горьким, Маяковским, Есениным.

Кусков В.В. История древнерусской литературы. - М., 1998 г.

В этой статье мы рассмотрим особенности древнерусской литературы. Литература Древней Руси являлась прежде всего церковной . Ведь книжная культура на Руси появилась с принятием христианства. Центрами письменности становятся монастыри, и первые литературные памятники — это в основном сочинения религиозного характера. Так, одним из первых оригинальных (то есть не переводных, а написанных русским автором) произведений стало "Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона. Автор доказывает преимущество Благодати (с ней связан образ Иисуса Христа) перед Законом, который, по мнению проповедника, консервативен и национально ограничен.

Словесность создавалась не для развлечения, а для поучения . Рассматривая особенности древнерусской литературы, следует отметить ее поучительность. Она учит любить Бога и свою Русскую землю; она создает образы идеальных людей: святых, князей, верных жен.

Отметим одну, казалось бы, незначительную особенность древнерусской литературы: она была рукописной . Книги создавались в единственном экземпляре и лишь потом переписывались от руки, когда необходимо было сделать копию или первоначальный текст приходил в негодность от времени. Это придавало книге особую ценность, порождало уважительное к ней отношение. К тому же для древнерусского читателя все книги вели свое происхождение от главной — Священного Писания.

Поскольку литература Древней Руси была в основе религиозной, то в книге видели кладезь мудрости, учебник праведной жизни. Древнерусская литература — не художественная, в современном значении этого слова. Она всячески избегает вымысла и строго следует фактам. Автор не проявляет своей индивидуальности, скрывается за повествовательной формой. Он не стремится к оригинальности, для древнерусского литератора важнее удержаться в рамках традиции, не нарушить ее. Поэтому все жития похожи одно на другое, все жизнеописания князей или воинские повести составляются по общему плану, с соблюдением "правил". Когда «Повесть временных лет» рассказывает нам о смерти Олега от своего коня, это красивое поэтичное предание звучит как исторический документ, автор действительно верит, что все так и было.

Герой древнерусской литературы не обладает ни индивидуальностью, ни характером в нашем сегодняшнем представлении. Судьба человека находится в руках Бога. И одновременно его душа выступает ареной борьбы между добром и злом. Первое одержит победу лишь тогда, когда человек будет жить по нравственным правилам, данным раз и навсегда.

Конечно, в русских средневековых произведениях мы не найдем ни индивидуальных характеров, ни психологизма — не потому, что древнерусские писатели этого не умели. Точно так же иконописцы создавали плоскостные, а не объемные изображения не потому, что не могли написать «лучше», а потому, что перед ними стояли другие художественные задачи: лик Христа не может быть похож на обычное человеческое лицо. Икона — это знак святости, а не изображение святого.

Литература Древней Руси придерживается таких же эстетических принципов: она создает лики, а не лица , дает читателю образец правильного поведения , а не изображает характер человека. Владимир Мономах ведет себя как князь, Сергий Радонежский — как святой. Идеализация — один из ключевых принципов древнерусского искусства.

Древнерусская литература всячески избегает приземленности : она не описывает, а повествует. Причем автор повествует не от себя лично, он лишь передает то, что написано в священных книгах, то, что он прочитал, услышал или увидел. Ничего личного в этом повествовании быть не может: ни проявления чувств, ни индивидуальной манеры. («Слово о полку Игореве» в этом смысле — одно из немногих исключений.) Поэтому многие произведения русского средневековья анонимны , авторы и не предполагают такой нескромности — поставить свое имя. А древний читатель не может даже вообразить, что слово не от Бога. И если устами автора говорит Бог, то зачем ему имя, биография? Поэтому так скудны доступные нам сведения о древних авторах.

В то же время в древнерусской литературе рождается особый, национальный идеал красоты , запечатленный древними книжниками. Прежде всего это красота духовная, красота христианской души. В русской средневековой литературе, в отличие от западноевропейской той же эпохи, гораздо меньше представлен рыцарский идеал красоты — красоты оружия, доспехов, победного боя. Русский рыцарь (князь) ведет войну ради мира, а не ради славы. Война ради славы, наживы осуждается, и это хорошо видно в "Слове о полку Игореве". Мир оценивается как безусловное благо. Древнерусский идеал красоты предполагает широкий простор, необъятную, «украшенную» землю, а украшают ее храмы, ибо они и созданы специально для возвеличивания духа, а не для практических целей.

С темой красоты связано и отношение древнерусской словесности к устно-поэтическому творчеству, фольклору. С одной стороны, фольклор имел языческое происхождение, поэтому не вписывался в рамки нового, христианского мировоззрения. С другой — он не мог не проникнуть в литературу. Ведь письменным языком на Руси с самого начала был русский язык, а не латынь, как в Западной Европе, и непроходимой границы между книжным и устным словом не было. Народные представления о красоте и добре тоже в целом совпадали с христианскими, христианство почти беспрепятственно проникло в фольклор. Поэтому богатырский эпос (былины), начавший формироваться еще в языческую эпоху, представляет своих героев и как воинов-патриотов, и как защитников христианской веры, окруженной «погаными» язычниками. Так же легко, иногда почти неосознанно, используют древнерусские литераторы фольклорные образы и сюжеты.

Религиозная литература Руси быстро переросла узкоцерковные рамки и стала подлинно духовной литературой, создавшей целую систему жанров. Так, "Слово о Законе и Благодати" относится к жанру торжественной проповеди, произносимой в церкви, однако Иларион не только доказывает Благодать христианства, но и прославляет Русскую землю, соединяя религиозный пафос с патриотическим.

Жанр жития

Важнейшим для древнерусской литературы был жанр жития, жизнеописания святого. При этом преследовалась задача, рассказав о земной жизни канонизированного церковью святого, создать образ идеального человека в назидание всем людям.

В "Житии святых мучеников Бориса и Глеба " князь Глеб обращается к своим убийцам с просьбой пощадить его: «Не режьте колоса, еще не созревшего, наполненного молоком беззлобия! Не режьте лозы, не до конца возросшей, но плод несущей!» Покинутый дружиной Борис в шатре своем «плачется сокрушенным сердцем, а душою радостен»: ему страшна смерть и в то же время он сознает, что повторяет судьбу многих святых, принявших мученическую смерть за веру.

В "Житии Сергия Радонежского " рассказывается, что будущий святой в отрочестве с трудом постигал грамоту, отставал от своих сверстников в учении, что доставляло ему немало страданий; когда Сергий удалился в пустынь, к нему стал наведываться медведь, с которым отшельник делился своей скудной пищей, бывало, что святой отдавал зверю последний кусок хлеба.

В традициях жития в XVI веке была создана «Повесть о Петре и Февронии Муромских », но она уже резко расходилась с канонами (нормами, требованиями) жанра и поэтому не была включена в собрание житий «Великие Четьи-Минеи» рядом с другими жизнеописаниями. Петр и Феврония — реальные исторические лица, княжившие в Муроме в XIII веке, русские святые. У автора XVI столетия получилось не житие, а занимательная повесть, построенная на сказочных мотивах, прославляющая любовь и верность героев, а не только их христианские подвиги.

А «Житие протопопа Аввакума », написанное им самим в XVII веке, превратилось в яркое автобиографическое произведение, наполненное достоверными событиями и реальными людьми, живыми подробностями, чувствами и переживаниями героя-повествователя, за которыми встает яркий характер одного из духовных вождей старообрядчества.

Жанр поучения

Поскольку религиозная литература призвана была воспитать истинного христианина, одним из жанров стало поучение. Хотя это жанр церковный, близкий к проповеди, его использовали и в светской (мирской) литературе, поскольку представления тогдашних людей о правильной, праведной жизни не расходились с церковными. Вам известно "Поучение Владимира Мономаха ", написанное им около 1117 года «сидя на санях» (незадолго до смерти) и адресованное детям.

Перед нами предстает идеальный древнерусский князь. Он заботится о благе государства и каждого своего подданного, руководствуясь христианской моралью. Другая забота князя — о церкви. Всю жизнь земную следует рассматривать как труд по спасению души. Это и труд милосердия и доброты, и ратный труд, и умственный. Трудолюбие — главная добродетель в жизни Мономаха. Он совершил восемьдесят три больших похода, подписал двадцать мирных договоров, изучил пять языков, сам делал то, что делали его слуги и дружинники.

Летописи

Значительная, если не самая большая, часть древнерусской литературы — произведения исторических жанров, вошедшие в состав летописей. Первая русская летопись — "Повесть временных лет " создана в начале XII века. Ее значение чрезвычайно велико: она явилась доказательством права Руси на государственную самостоятельность, независимость. Но если недавние события летописцы могли записать "по былинам сего времени", достоверно, то события дохристианской истории приходилось восстанавливать по устным источникам: преданиям, легендам, поговоркам, географическим названиям. Поэтому составители летописи обращаются к фольклору. Таковы сказания о смерти Олега, о мести Ольги древлянам, о белгородском киселе и т. д.

Уже в "Повести временных лет" проявились две важнейшие особенности древнерусской литературы: патриотизм и связь с фольклором. Тесно переплетены книжно-христианские и фольклорноязыческие традиции в «Слове о полку Игореве».

Элементы вымысла и сатиры

Конечно, древнерусская литература не была неизменной на протяжении всех семи веков. Мы видели, что со временем она становилась более светской, усиливались элементы вымысла, все чаще в литературу, особенно в XVI—XVII веках, проникали сатирические мотивы. Таковы, например, "Повесть о Горе-Злочастии ", показывающая, до каких бед может довести человека ослушание, желание "жити, как ему любо", а не как учат старшие, и "Повесть о Ерше Ершовиче ", высмеивающая так называемый "воеводский суд" в традициях народной сказки.

Но в целом можно говорить о литературе Древней Руси как о едином явлении, со своими сквозными, прошедшими через 700 лет идеями и мотивами, со своими общими эстетическими принципами, с устойчивой системой жанров.

Статья

Автор : Климешина Галина Васильевна, учитель русского языка и литературы, МБОУ "ООШ№3", г. Астрахань
Статья может использоваться для подготовке к выступлениям на различных публичных мероприятиях по русскому языку, литературе, культуре.

Духовные традиции в древней и современной русской литературе

Культура – это то общее и особенное, созданное народом в прошлом и осуществляющееся в настоящем, что объединяет страну, что есть в каждом человеке, в каждой его части. Это единая совокупность частных и общих смыслов, образов и символов, структурирующая знаковую картину реальности, создающая определенный сверхобраз мира и отношение к нему, и деятельность в соответствии с ней. В словаре Владимира Даля, например, выделяется только последний, деятельный аспект: культура – обработка, возделывание, уход за чем-либо. Как и образование кого-то, умственное и нравственное, обучение чему-то. Определенное явление, действие в соответствии с каким-то идеалом, образцом, следуя обычаю, традиции общества. Культура связана также и с созданием ценностей, в том числе и высших духовных ценностей. В узком смысле она – сфера духовной жизни людей (как материальной, так и итог личностных достижений: знания, навыки, нравственность, уровень интеллекта, эстетика, мировоззрение, тип общения людей). В широком смысле - это создание идеалов и материальных ценностей, создание стереотипов социального поведения в соответствии с исходным Первообразом, исходной мифологемой.
Культура народа определяет его нравственный и духовный облик, без неё невозможно сосуществование таких различных стран на земле. Однако культурные традиции каждого этноса формируюся на многих столпах, связанных с историей и литературой. Чем богаче и развитей литературные традиции, тем высоконравственней культура народа.
Славянская культура в нашей стране представлена прежде всего русской литературой, которой более тысячи лет. Разнообразие жанров и стилей, многогранность тем, искренность и правдивость изложения, глубина и широта взглядов поражают и сегодняшнего читателя, а ведь до нас дошла лишь небольшая часть древнерусских произведений. Какими же были представления наших предков о духовной культуре человека? Ответом на этот вопрос будут произведения из сокровищницы древнерусской литературы.
Произведения Древней Руси пленяют целомудренной чистотой. Древнерусская литература не задерживается на описании жестокостей, не лелеет мечту о возмездии врагам. Она призывает к возвышенному, хорошему. В ней мы находим благородные идеалы. Почти каждый писатель Древней Руси мог бы, подобно А.С.Пушкину, сказать о себе, что он «чувства добрые» пробуждал своим творчеством. Он мог бы заявить вместе с Н.А.Некрасовым, что он «сеял разумное, доброе, вечное». Поэтому произведения древнерусских авторов так живо отвечают нашему времени.
Для древней русской литературы, как и для русской литературы в целом, характерно жизнеутверждение, светлость и ясность. Стойкость духа её героев поразительна.
Ещё одно свойство древнерусской литературы особенно привлекает в наше время: старинные русские писатели с глубоким уважением относились к другим народам, к их обычаям, традициям, верованиям. Терпимость проявляется в отношениях между русским воеводой Претичем и печенежским князем в «Повести временных лет», в «Сказании о траве емшан», в проповедях епископа владимирского Серапиона, который писал о муках русских людей при татарском гнёте, сетовал об утрате былой славы Руси и в то же время говорил о моральных достоинствах татар. Уважение к другим народам, сочувствие к их бедам звучит с особой силой в «Хождении за три моря» Афанасия Никитина. В новой русской литературе 18-21 веков продолжаются лучшие традиции литературы древней.
Сегодня древнерусская литература представляется особенно значительной, потому что в ней есть черты, созвучные нашей эпохе. Произведения древности отмечены высокой гражданственностью, искренней любовью к родине. Писатели, отделённые от нас многими веками гордились величием Руси, её обширностью, красотой полей и лесов, светлостью души людей, их «дерзостью» (смелостью), высокими нравственными качествами.
Глубокую связь с культурой и историей древней Руси, устной народной поэзией и народным изобразительным искусством мы видим в творчестве многих современных писателей. Особенно эта связь прослеживается в творчестве С.А.Есенина. Именно она обусловила, по мнению В.Г.Базанова, « появление в поэзии Есенина целой группы поэтических символов, образов и мотивов, имеющих прямое отношение к структуре мифа о мировом дереве». (Дерево – мифологический символ, обозначающий вселенную, гармонию, а также человека, уподоблённого этому миру). Поэзия Есенина, даже самых трагических лет (1922-1925) отмечена стремлением к гармоническому мироощущению. Неслучайно поэтому всё сильнее ощущается влияние двух начал – фольклора и классической поэзии. Приятие жизни, благодарность за неё находит у поэта декларативное выражение: « Приемлю всё. Как есть всё принимаю…». Образ розового коня – символа восхода, весны радости жизни (« Не жалею, не зову, не плачу…») соседствует у него с крестьянским конём-тружеником, который на заре становится розовым в лучах восходящего солнца. Именно поэтому названое и многие другие стихотворения поэта стали романсами. Эта особенность роднит творчество поэта с народной песней, с народной душой. В них отражается открытость человека, ощущаещего себя частью мироздания, отчего и даже печаль не мрачная, а светлая.
Традиционные есенинские образы: «страна берёзового ситца», «розовый конь», «белых яблонь дым», клён с медью листьев, осень как время зрелости и подведения итогов, даже сама фамилия, которая восходит к общеславянскому «есень» (осень), сохранившемуся в рязанском наречии, - всё это говорит о неразрывной связи с русскими народными традициями, с русской культурой. Принимая революцию и все последующие события, произошедшие на родной земле, поэт не изменен в одном, он безгранично предан родной земле, он служит ей до последнего вздоха. Герои его произведений неоднозначны, вызывают много споров и вопросов, но они реальные персонажи – герои своего времени («Пришествие», « Пугачёв», «Анна Снегина» и др.). Как и прежде поэт даёт понять, что любовь и верность ценны в любое время и в любом обществе, что нельзя достичь счастья для кого-то, утопив в крови страны и народы, что люди не должны быть слепым орудием в реках ловких политиков-дельцов, что долг и честь не пустые слова, а символы человеческого сознания. Разве можно считать несовременными слова лирического героя поэмы «Пришествие», который, обращаясь к родине, готовит её к прозрению, к осознанию своего нового предназначения и величия:
О Русь, Приснодева
Поправшая смерть!
Из звёздного чрева
Сошла ты на твердь…
Воззри же на нивы, на сжатый овёс,-
Под снежною ивой
Упал твой Христос!
Прошло почти сто лет, а роль России - Приснодевы (признанной церквью мученицы за Христа) как и раньше неизменна, особенно в свете последних событий на Украине, да и во всём мире.
Оглядываясь на наше общество, хочется задать вопрос, вложенный Есениным в уста Пугачёва и трижды повторённый: «Люди! Вы с ума сошли?» Этот повтор, заимствованный из фольклора, вторичные по значению смыслы слов делают рисунок стиха неповторимым и по-прежнему актуальным. Пройдёт еще немного времени, и в стихах поэта читатели увидят за идеалами романтизма и бунтарства прежнюю Русь, «родину кроткую», которая вернулась к своим истокам, к своим берегам.
Что такое столетие для истории, для эпохи? Всего лишь эпизод, небольшое событие, которое потом можно уместить в строчки школьных учебников. А для страны это жизнь нескольких поколений людей. Так и случилось с нами, с нашей Россией в 90-е годы. Казалось, что связь поколений, культурных традиций оборвалась, представления о жизни изменились, и как в начале века «Пляшет перед взором буйственная Русь». Но мы пережили, перестрадали эти трудные годы, период безнравственной одержимости и вседозволенности, прошли проверку на прочность, и колесо времени постепенно вернулось к тому,от чего начался этот столетний путь.
Когда-то давно, в 1913 году в Крыму, в Коктебеле., Марина Цветаева написала:
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
- Нечитанным стихам! -

Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Эти давние строчки оказались пророческими. Для произведений Цветаевой настал такой период, когда их читают, понимают, любят, ими восторгаются. Значит, пришло время, когда все моральные категории вернулись на своё место, когда никто не назовёт чёрное белым, когда ложь и лицемерие стали называться своими истинными именами. Без культурных связей с прошлым это было бы невозможно. Пришло время, когда в России возрождается истинное значение таких понятий, как милосердие, сочувствие, добросердечие, благородство, патриотизм, сострадание. Когда-то эти слова считались основой не только русской духовной культуры, но других славянских народов. Долго они были незаслуженно забыты, и сейчас, открывая их для себя заново, люди учатся жить по совести, по душе. Об этом писали в своих произведениях многие представители современной литературы, в том числе А.И.Солженицын и В.П.Астафьев. Оба стали признанными защитниками нравственного отношения к людям, создателями галереи русских характеров, возрождали интерес к истокам духовности. У каждого из писателей по-своему проявилась мысль о крестьянстве, как об основе человечности, которую ещё можно возродить в российском обществе. Они же и предвидели, что это возвращение к своим духовным началам будет для нашего общества долгим и трудным, но оно идёт. По мнению Т.М.Вахитовой, «Астафьев сконцентрировал свои художнические наблюдения в сфере национального характера. При этом он всегда касается самых острых, больных, противоречивых проблем общественного развития, пытаясь идти в этих вопросах вслед за Достоевским».
Русская деревня в произведения Астафьева предстаёт перед нами духовно чистой и красивой. Светлый образ Родины воскрешает в памяти историческое прошлое нашей страны, глубже ощущается его связь с современным обществом. Она для нас - тот живительный источник, к которому мы обращаемся в годины бед и испытаний, «во дни сомнений и тягостных раздумий», равно как и в эпохи подъёма. Духовное родство прошлого и настоящего становится всё ощутимее. Из культуры предков мы черпаем глубокие мысли, находим в ней высокие идеалы, прекрасные образы. Её вера в добро и справедливость, её «горячий патриотизм» укрепляют и воодушевляют нас. М.В.Ломоносов называл русские летописи « книгами славных дел». Отрадно, что славные дела продолжаются, они творят нового человека по тем же канонам духовности, каким могли гордиться его предки.
Возрождение духовности и возврат к своим источнникам объясняет интерес в современном обществе ко всему народному, исконному. Примеров этому достаточно. Мне хочется добавить к сказанному только несколько штрихов, вернее фотографий.