Президент музея изобразительных искусств ирина антонова. «Железная леди» русского искусства
Я, как и многие из вас, очень люблю, уважаю и восхищаюсь этой замечательной женщиной-подвижницей. Сегодня у нее день рождения! Дай Бог ей здоровья на многие-многие годы!
«Командор литературы и искусств» - это французский орден, которого была удостоена Ирина Александровна Антонова за самоотверженное служение музейному делу. И она действительно Командор - в самом высоком смысле этого слова. Бесконечно преданный своему делу, непримиримый и бескомпромиссный воитель, которому мы обязаны невероятной насыщенностью жизни одного из главнейших музеев России - Государственного музея Изобразительных Искусств им. А.С. Пушкина.
«До сих пор - я говорю без всякого кокетства - я не уверена в выборе профессии, - рассказывает Ирина Александровна. - До сих пор мне кажется, что в каком-то деле я могла бы быть более эффективной и более удовлетворенной собой... Я не считаю себя счастливым человеком, я и не жалуюсь. У меня были минуты ярчайшего, звездного счастья. Счастья, возникавшего от соприкосновения с интереснейшими людьми или с художественными произведениями».
Также ярко и эмоционально рассказывает Ирина Александровна о том, каким она впервые увидела своего будущего мужа, Евсея Ротенберга, о своих взаимоотношениях с Виктором Никитовичем Лазаревым и Борисом Робертовичем Виппером, Святославом Теофиловичем Рихтером и Марком Шагалом, и, конечно, о своем Музее… «Я просто делала то, в чем была уверена: так надо делать».
Академик Российской академии образования, академик Российской академии художеств, доктор Российского государственного гуманитарного университета, заслуженный деятель искусств России, член Президентского совета по присуждению Государственных премий. И.А. Антонова - активный общественный деятель, вносит значительный вклад в развитие культурных связей с зарубежными странами. Член Международного совета музеев (в течение 12 лет - вице-президент, с 1992 -Почетный член), в течение 6 лет - президент Международного комитета по воспитательной работе.
В 1945 г. - окончила Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, в 1949 г. - аспирантуру. Искусствовед, специалист в области итальянского искусства эпохи Возрождения.
С апреля 1945 года работает в ГМИИ научным сотрудником. С 1961 года - директор музея.
Автор около 80 публикаций (каталогов, статей, альбомов, телевизионных передач, сценариев научно-популярных фильмов). На протяжении многих лет ведет преподавательскую работу (на искусствоведческом отделении МГУ, в Институте кинематографии, в аудитории ГМИИ им.А.С.Пушкина, в Институте восточных языков в Париже).
И. А. Антонова - один из ведущих музейных деятелей России:
- в 1974 г. под ее руководством была проведена коренная реорганизация экспозиции музея;
- в 1994 г. открыла новый отдел ГМИИ им.А.С.Пушкина - Музей личных коллекций, принесенных в дар государству;
- в 1996 г. открыла Учебный художественный музей имени И.В.Цветаева, который развернут в здании Российского государственного гуманитарного университета. Этот отдел ГМИИ им.А.С.Пушкина создавался на материале музейных коллекций слепков скульптуры Древнего мира, средневековья и Возрождения;
- в 1998 г. по инициативе И. А. Антоновой был открыт «Зал истории Музея», экспозиция которого знакомит с важнейшими вехами сложения музейных коллекций. Здесь сгруппированы материалы, посвященные предыстории музея, его строительству и главным создателям. Экспозиция показывает, как учебный музей слепков постепенно превращался в настоящую сокровищницу мирового искусства;
- в 1998 году И. А. Антоновой был создан еще один отдел музея - Музей-квартира Святослава Рихтера.
И. А. Антонова выступила организатором ряда крупных международных выставок, в том числе "Москва - Париж", "Москва - Берлин", "Сезанн и русский авангард".
С 1967 года по инициативе И. А. Антоновой в ГМИИ им.А.С.Пушкина ежегодно проводятся Випперовские чтения - научные конференции памяти бывшего научного руководителя музея профессора Б. Р. Виппера.
Существенным вкладом в художественную жизнь России явились "Декабрьские вечера" - уникальный фестиваль искусств, проводимый ежегодно с 1981 года. Идея фестиваля принадлежала И. А. Антоновой и С. Т. Рихтеру. Его особенность: объединение в пределах одного пространства и времени пластических и музыкальных искусств. С 1997 года, после смерти великого музыканта, эти вечера, получили название «Декабрьские вечера Святослава Рихтера».
Ирина Александровна родилась 20 марта 1922 года в Москве. Отец
- Антонов Александр Александрович. Мать - Антонова Ида Михайловна. Супруг - Ротенберг Евсей Иосифович, искусствовед, доктор наук, работает в Институте истории искусствознания заведующим сектором. Сын - Борис.
Ирина росла в семье, где все любили искусство, музыку, литературу, театр. Мама окончила Харьковскую консерваторию по классу фортепиано, но не смогла реализовать себя профессионально - помешала Гражданская война. Отец родом из Петербурга, был активным участником революции, членом партии с дореволюционным стажем, работал электриком на корабле. Жизнь его сложилась так, что он нашел себя в другом деле: стал мастером по стеклу, а позже - директором Института экспериментального стекла. При этом очень любил театр и в молодые годы даже играл в спектакле «На дне» М. Горького в том самом театре, в труппе которого состоял знаменитый в ту пору актер Скоробогатов. Очень любил бывать с дочерью в театрах, операх, балетах.
В 1929 году отца направили на работу в Германию. Ирина с родителями прожила там до 1933 года. За это время она освоила немецкий язык. Изучив его, прочла в оригинале Гете, Гейне, Шиллера. Сразу после прихода к власти нацистов семья Антоновых уехала в Союз. В школе Ирина училась хорошо, особенно хорошо давались точные науки. Она даже хотела поступать на механико-математический факультет МГУ, но любовь к искусству оказалась сильнее, и И.Антонова стала студенткой ИФЛИ. Этот вуз просуществовал всего семь лет, однако немало выдающихся деятелей искусства вышли из его стен. С началом войны вуз закрыли, а факультеты присоединили к МГУ. Так, проучившись в ИФЛИ около года, Ирина стала студенткой университета. Во время войны она прошла курсы медсестер, работала в госпитале. В 1945 году окончила университет и была приглашена на работу в Музей имени А.С. Пушкина. Тогда при нем была аспирантура, в которой Ирина училась. Областью ее научных исследований было искусство Италии эпохи Возрождения.
Ирина Антонова свободно владеет немецким, французским и итальянским языками, а также немного английским. Она очень любит театр, балет, музыку. Особенно выделяет Шопена, Вагнера, Малера, из вокалистов отдает предпочтение Монтсеррат Кабалье. Любимое занятие с детства - чтение книг (классических и современных). Любит и стихи, и прозу, особенно ценит Астафьева, Солженицына, Ахмадулину, Битова.
Среди ее пристрастий - вождение автомобиля, которым она управляет с 1964 года. Как говорит сама Ирина Александровна, «не мой дом, а - моя машина - моя крепость», подразумевая, что машина - это замкнутое пространство, в котором можно отдохнуть наедине с самой собой, подумать, помечтать во время дороги, что очень важно для человека, работа которого связана с постоянным общением с большим количеством людей. Увлекается плаванием.
Не могу не привести здесь одно из многочисленных интервью Ирины Александровны.
"Я думаю, что я человек 30-х годов. Музей мирового искусства дает каждому человеку, который долго работает в музее, специальное измерение внутреннее…", - Ирина Александровна Антонова.
Я вдруг подумала, что линия моей жизни может показаться вам излишне прямой и потому скучноватой и не очень интересной. Так получилось, что я родилась в Москве, окончила школу, поступила в ИФЛИ, - был такой замечательный Институт философии, литературы и истории, который в скором времени соединили вместе с Университетом. Затем я поступила на работу в Музей, как оказалось, на всю жизнь. Я вышла замуж - и тоже оказалось, на всю жизнь. Я никогда не красила волосы, то есть не пыталась изменить свой имидж внешний. Может быть, это говорит об отсутствии какого-либо воображения. И я бы сказала более того: где-то на рубеже детства и юности возникли какие-то жизненные устои, которые, как я теперь поняла, остались со мной на всю жизнь. Люди иногда говорят о себе: «Я шестидесятник», «Я семидесятник». Я думаю, что я человек 30-х годов. Это очень сложное трудное время, но это время страхов и время идеалов, как это не противоречит одно другому. Больше того, я, наверное, человек, происходящий даже из 20-х годов. И в этом смысле, скажу вам сразу, я где-то очень хорошо понимаю и разделяю те идеалы, с которыми делалась Октябрьская революция. Я думаю, что это вечные идеалы: равенство, братство - для людей, которые совершают революции - буржуазную французскую революцию, и Октябрьскую революцию, которую неправильно называют «переворот», потому что это была революция, - и меня в этом убеждают прежде всего искусство и культура этого времени. Поэтому для меня среди тех высоких фигур 20 столетия, которые создали 20 столетие не только в нашей стране, но и мире, остается и Блок, и Горький, и Маяковский, и Кандинский, и Родченко, и Малевич, и, конечно, Мейерхольд, и Эйзенштейн в кинематографе.
Вся жизнь моя оказалась связана с Музеем, и я не жалею об этом. Я думаю, что музей - это фантастическое создание, это удивительный организм, особенно такой музей, в котором работаю я, - музей мирового искусства, где перед вами проходит вся мировая история искусства, начиная с Древнего Египта и кончая сегодняшним днем. Это дает каждому человеку, который долго работает в музее, как мне кажется, специальное измерение внутреннее: он соотносит себя со всем миром.
По воспитанию я, конечно, интернационалист и всегда таким была. И если бы я была не так мала в 30-х годах, то, наверное, поехала бы воевать в Испанию. То, что я попала в этот музей, оказалось для меня - по тому, как я формировалась в детстве, - вполне органичным, наверное, поэтому я осталась в музее на всю жизнь.
Вы человек сентиментальный?
Да, наверное, но не сентиментальный. Я так воспиталась - такой круг чтения в детстве - я очень много начиталась романтической немецкой литературы - и Шиллера, и Гете. И очень много читала Пушкина и Лермонтова именно в романтическом плане. И я думаю, что некоторый романтизм остался.
Тогда еще вопрос. Как Вы совмещаете такие качества, как сентиментальность, романтичность, с управлением такой гигантской империей?
Я же начинала в музее как младший научный сотрудник, потом - просто научный, потом - старший научный сотрудник, но никогда не занимала административных должностей, и потом вдруг сразу стала директором. В то время, когда я училась в Университете, там был совершенно замечательный профессорский состав - Михаил Алпатов, Виктор Лазарев, Борис Виппер - замечательные ученые и гордость нашей науки. И Борис Робертович Виппер в течение многих лет был в музее заместителем директора по научной части. И когда ушел на пенсию наш старый директор Александр Иванович Замошкин (у него случился инсульт), вот тогда собственно Виппер и Андрей Губер, они порекомендовали меня на пост директора. Меня это смутило, я пришла к ним и сказала: «Борис Робертович, как же я могу - Вы в моем подчинении, а я директор. Это просто невозможная ситуация». Он мне ответил буквально так: «Возможная, возможная, мы это решили». Такой неожиданный переход из одного состояния в другое привел к тому, что я до сих пор не чувствую себя чиновником и не чувствую администратором. Что касается необходимости твердой руки, это, возможно, что-то в характере, постепенно вырабатывавшееся.
В застойные годы Ваш музей гремел не меньше, чем Театр на Таганке. Это было окно в мир. Вся Москва стремилась в Пушкинский, чтобы увидеть шедевры из Прадо, из Вены. Это было, наверное, нелегко - суметь пробить. Как Вам это удавалось?
Мы делали выставки, которые как будто и не могли бы быть. В 1963 году мы сделали выставку Фернана Леже. По тем временам это было «буржуазное, формалистическое искусство», так оно характеризовалось. Мы делали выставки Тышлера - в 1966 году, он не выставлялся, но мы все-таки сделали выставку. В 1981 мы сделали выставку «Москва - Париж», куда шли смотреть не столько французское искусство, сколько Кандинского, Филонова, даже Петрова-Водкина, которых не показывали. То есть то, что в течение десятилетий не показывалось ни в Третьяковке, ни в Русском музее, ни в других местах. Конечно, здесь была известная заслуга музея, безусловно.
Но теперь, когда я оцениваю то время, я все-таки думаю: а почему нам это разрешали делать, так же как Юрию Петровичу Любимову. Если хотите, это тоже была политика. Несколько учреждений были выбраны для того, чтобы, так сказать, выпустить пары в известной степени.
Был такой случай. Когда выставка «Москва - Париж» прошла в Центре Помпиду, а я была в организационном комитет, мы собрались в Москве, и встал вопрос, где выставку делать в Москве. Тогдашний директор Третьяковки сказал: «Только через мой труп», директор выставочного отдела Академии художеств сказал: «Никогда на свете». Я сказал, что трупы не понадобятся, и мы сделаем. И это было наше решение, но, в принципе, выставку надо было делать, и это понимали те, кто согласился на этот проект с самого начала. Но, наверное, в Центре Помпиду не испытали то, что испытали мы. Буквально каждый день из отдела ЦК партии утречком был звонок: «Как у вас баланс?» Может быть, вы даже этого не поймете, но речь шла о балансе модернистов и реалистов, формалистов и реалистов. Непрерывно каждый день кто-нибудь приходил и говорил: «Ну, что вы наделали, что вы понавесили, это уберите, а это повесьте». Я была комиссаром этой выставки с советской стороны, был огромный нажим, но под конец я озверела уже. Но тот, кто видел выставку, видел каталог, - они понимают, что все было на месте. И, конечно, на выставке был интересный случай… В самом конец, когда выставка заканчивалась, - пришел Брежнев с политбюро, там активными были особенно два человека, которые мне категорически сказали, что нельзя Брежневу показывать Кандинского, Филонова, Шагала. Нужно как-то провести его мимо. Но сделать этого невозможно при всем желании, потому что залы идут один за другим, поэтому я показала решительно всё. И последнее - мы зашли в Белый зал музея - это был Зал революции - с плакатами, с Родченко, с Малевичем, с Татлиным, но там на стенах было произведение Александра Герасимова «Портрет Ленина на трибуне». Леонид Ильич знал эту работу, он очень обрадовался, увидев знакомое, и написал замечательный отзыв в «Книге отзывов», после этого мы чувствовали себя как-то приободренными.
Кем Вы в детстве мечтали быть?
Очень хотела быть балериной, если не в театре, то хотя бы на лошади в цирке. Я любила и очень люблю цирк. Я считаю, что в цирке работают самые потрясающие люди. Вот уж кто не может сымитировать ни работу, ни что-либо другое - всё надо делать, иначе погибнешь. Какое-то время я хотела быть физиком, и даже собиралась поступать на физмат, но это тоже отошло.
У Вас в музее случались кражи?
Да, была кража в 30-х годах. Тогда украли сразу несколько картин, картину Дольче, но самое ужасное, что украли картину Тициана - небольшое относительно полотно, погрудное изображение Христа.
Эти картины в конце концов нашли. Что касается Дольче, он был в порядке, а картина Тициана невероятно пострадала: она была скручена, она отсырела, она не подлежит восстановлению, хранится у нас, но выставить ее невозможно, она полностью разрушена, это было в 30-ые годы.
Затем была кража, которая стала сюжетом для «Похищения Святого Луки». Это была картина Франса Халса из музея в Одессе, у нас была выставка, и нам прислали ее. Картина висела на колоннаде, которая идет по бокам нашей розовой лестницы, однажды утром картину не увидели в экспозиции. Я уже тогда работала директором. Это всегда предмет для страшных снов, точнее, предмет ужаса и страха. Картину очень быстро нашли. Оказалось, что вором был наш реставратор, молодой парень, которого нам рекомендовали как хорошего мастера. Вор вырезал эту картину из рамы, завернул ее в рулон, он хотел продать ее иностранцу, был застигнут за этим, получил 10 лет тюрьмы. Я получала от него всякие весточки с сожалением, раскаянием, извинениями.
Я хочу прилюдно выразить Вам благодарность от нашего РГГУ, поскольку благодаря Вашему поступку в 1997 году в нашем университете открылся Учебно-художественный музей имени Цветаева.
Спасибо на добром слове. Мы действительно передали более 1000 экспонатов в РГГУ. Это возрождение мечты Ивана Владимировича Цветаева. Ведь наш музей задумывался как университетский, для студентов, просветительская идея была главная.
Сейчас мы получили целый ряд зданий для нашего музея вокруг основного здания, и уже в этом году мы заканчиваем одно из зданий, где будет создан детский центр, где будут классы для живописи, для графики, будем учить ребят гравюрным техникам, скульптуре, керамической работе, там будет фотолаборатория, там будут компьютерные классы, там будут специальные классы для детей-инвалидов. Причем это прелестный дом, старинная усадьба, в ста метрах от музея, окружена садиком с древними липами, рядом церковь Святого Антипия. Так что я надеюсь, что это тоже какое-то развитие нашей работы с детьми, с юношеством.
Как Вы относитесь к тому, что Ваш музей попал в окружение Шилова и Глазунова?
Я не хочу говорить о моем личном отношении к этим художникам, кому-то они нравятся, их любят, я вижу, как очереди стоят в музей Шилова. Я должна сказать, что, как музейный работник, не как специалист - личные мои любови-нелюбови, - я не могу презирать публику, которая идет в музей, и относиться к ней пренебрежительно.
Есть другой вопрос во всем в этом: если создалась сейчас какая-то коллизия, то она создалась не потому, что нам нравится или не нравится Шилов, а потому, что инвесторы в невероятные сроки построили новое здание для галереи Шилова, под это получили очень большую площадь между нашим музеем и библиотекой национальной - домом Пашкова несчастным, правда, сейчас есть какое-то движение с реконструкцией этого дома. Это - Белый город, это заповедная зона. И что же они там делают… Они строят там огромный бизнес-центр - с огромными подземными гаражами, с торговыми лавками и так далее. Это не то место, где это надо делать. Это очень неправильно. Кроме того, они зашли на нашу территорию, на ту территорию, которая официально всеми документами отведена нашему музею для создания замысленного еще Иваном Владимировичем Цветаевым «музейского» городка, как он говорил. Мы это опротестовали. Я не хочу смешивать это с музеем Шилова, но то, что делают за музеем Шилова, - это абсолютно разбойная акция, которых, к сожалению, сейчас в Москве много.
Откуда в такой хрупкой интеллигентной интеллектуальной женщине столько силы? Она у Вас врожденная или приобретенная?
Если сказать очень откровенно, я уж не такая хрупкая, это вечный предмет моих забот. Я не знаю, что как складывается, но были очень серьезные удары судьбы - трагические и в личном плане, и в плане жизни страны. Потому что те, кто не пережил периоды между 1946-1947 и 54 годом - те просто многого не знают о нашей стране, Но, наверное, особенность моего поколения состоит в каком-то преувеличенном, но очень органичном, генетическом оптимизме, который в нас заложен. И может быть, такой генетический оптимизм он привел к такому… Я обладаю одним абсолютно неинтеллигентным качеством - я не подвержена депрессиям. Я не испытывала, не знаю, что это такое. Так же как во мне нет цинизма. Есть много недостатков - цинизма нет. Кстати, цинизм не обязательно недостаток.
Как, на Ваш взгляд, меняются художественные вкусы в мире, что входит в моду, что, напротив, утрачивает актуальность?
Мы находимся как бы в таком эффекте - эффект стены искусства. Есть новации. Новаторства, как такового, нет совсем. Это касается и сюрреализма, абстракционизма и многих других направлений. Они упираются в стену, развития нет. Но есть некоторые тенденции.
Я узнала, в Гамбурге с огромным успехом прошла выставка Репина. Народ стоит на выставку Репина. Я была не так давно в Лондоне. И в Академии художеств показывается искусство прерафаэлитов. Это предмодерн, модерн рубежа XIX-XX века, любопытные художники, они нам могут показаться салонными, излишне светскими - безумно красивые женщины в цветах, с элементами средневекового оформления. Я пришла в этот зал (кстати, это коллекция Ллойда Веббера, композитора, который написал мюзикл «Кошки», рок-оперу «Христос - суперстар») - народ шел, как в метро - плечом к плечу. Огромный колоссальный интерес.
Все музеи мира отмечают сейчас повышенный интерес к тому, что мы называем реалистическим искусством, то есть к реальным формам в искусстве. Видимо, какая-то усталость, какое-то ощущение исчерпанности приемов, которые наработал XX век. Тенденцию зрителя мы чувствуем, ответа художника мы пока не наблюдаем.
Как Вы считаете, музейное дело умирает, ведь новое поколение уже не будет таким как прежде?
Нет-нет-нет. Музейное дело не умирает. Сейчас очень трудно с кадрами. Хорошо подготовленная молодежь, которая кончает университеты и всякого рода учебные заведения, они неохотно идут в музей. Ведь музейная работа - это буквально от звонка до звонка. Надо прийти утром, до прихода зрителя, надо все осмотреть, надо расписаться в специальных книжках. Эта работа требует постоянного присутствия в музейном доме. И потом, зарплата музейных работников продолжает оставаться зарплатой бюджетников, очень недостаточной.
Есть ли какой-нибудь сдвиг в вопросах реституции?
Это зависит от того, что Вы считаете сдвигом. В какую сторону?
Германия продолжаете претендовать на вещи, которые хранятся в музее?
Конечно. Германия продолжает претендовать иногда в очень грубых и вызывающих формах. Причем никогда я не слышала с германской стороны, какая ответственность на них лежит, и вообще - обязаны они что-то, или они ничего не обязаны. Это продолжается, но ведь гораздо важнее, чем то, что думают они, то, что думают наши здесь, в стране. Я на своей памяти пережила целый ряд этапов отношений к этой проблеме. Сначала, когда в 1945 году эти ценности поступили в Советский Союз в целый ряд музеев, архивов, библиотек, многое действительно было просто спасено от разрушения, от пожаров, от наводнений, от отсырения, - всё могло быть и разрушено, и разграблено.
Мне известно, даже читала некоторые документы, что была идея все оставить в Советском Союзе в качестве компенсации, потом поступили по-другому. В 1955 было передана огромная часть этих ценностей в Германию. Наш музей и Эрмитаж передали 1, 5 миллиона художественных ценностей. Потом, когда сам факт скрываемый в течение многих лет от немецкой стороны, был все-таки опубликован, последовал целый ряд требований. В конце концов, все кончилось тем, что был создан закон о перемещенных ценностях, и признана их принадлежность нашей стране в качестве компенсаторной системы. Но в законе очень много возможностей остается, чтобы какая-то часть была отдана - в том случае, если ценности принадлежат религиозным организациям или антифашистам, или тем, у кого по национальным причинам ценности были конфискованы нацистами, а потом все эти ценности поступили в Россию, эти ценности тоже должны быть возвращены.
Как создавались декабрьские вечера, которые проходят в Вашем музее?
Святослав Теофилович Рихтер, которого я имела честь знать, пригласил меня в тур послушать фестиваль, который он организовал. Мне очень там понравилось: действие происходило в старом зернохранилище, там на земляном полу установлены стулья, эстрада, там выступали величайшие музыканты XX века. Я спросила: «Почему в таком месте, совершенно не концертном Вы делаете этот фестиваль, а почему Вы не делаете его в Москве». - «А где там в Москве?» - «Например, в нашем музее».
Этот разговор был в июне 1981 года, и уже в декабре состоялись первые декабрьские вечера. Чем они отличаются от любых концертов в других музеях? Тем, что они тематические. Каждый раз мы придумываем специальную выставку. Например, офорты Рембранда и камерные произведения Бетховена. Были разные подобные сопоставления.
Приходилось ли водить кого-нибудь по музею из правящей элиты?
За мою очень долгую жизнь в музее таких визитов было очень немного. Мы никогда не входили в обойму обязательно посещаемых учреждений культуры - Большой театр, Кремлевский дворец и т. д. Кое-что иногда случалось. Приходил товарищ Гришин с товарищем Кириленко, я их помню на выставке Метрополитен-музея. И помню одно, на мой взгляд, очень некорректное высказывание товарища Кириленко, от которого меня всю передернуло. Подойдя к картине «Мадонна с младенцем» Кривелли - это мастер XV века, венецианец - Мадонна сидит на троне и окружена короной - овощи, фрукты, но все они имеют значение символическое, например, вишня - знак Христа. Кириленко, взглянув на огурец, сказал: «Вот бы этот огурчик под водочку»… И меня, откровенно говоря, от такого гастрономического подхода к произведению искусства несколько передернуло.
Или маршал Рыбалко, он пришел на выставку, посмотрел на «Вирсавию» Рубесна, ему очень понравилась эта пышнотелая красавица и сказал: «Вот это я понимаю, это искусство: берешь в руки - имеешь вещь».
При современных разговорах о национальной идее, о возрождении, сверху кто-то понимает Ваши проблемы, кто-то помогает?
А в какой мере связана помощь и национальная идея?
Много разговоров в правительстве о том, что надо возрождать культуру, искусство, а конкретно что-то делается?
Нет. Мало что делается на сегодня. Какой-то программы масштабной я пока не вижу. Что-то делается, но очень выборочно и не всегда понятно, по какому признаку. Ну, скажем, огромные суммы министерства переходят в Петербург. Мы радуемся за наших коллег, но все-таки не только они существуют, и мы понимаем, почему это происходит. Это не есть программа, это есть конъюнктура сегодняшнего дня. Хотя Петербург - великий город, мой отец родился там, себя наполовину чувствую жительницей этого города. Но я должна откровенно сказать, что, когда я с высоких трибун слышу разговоры о духовности и так далее, меня это, скорее, раздражает. Я понимаю, что это чисто внешние реверансы, которые никак не подкреплены действиями и истинным пониманием дела. Вместе с тем, если в чем-нибудь Россия сейчас более нуждается, - она нуждается в укреплении именно этого сектора. Это изначально, так должно быть для нашего отечества.
Я слышала, что в музее устраивались замечательные капустники, принимали ли Вы участие в них и в какой роли?
Да, принимала, в частности, в живых картинах, изображала переднюю или заднюю часть Кентавра.
Вы любите спорт?
Очень люблю. Я немножко занималась плаванием, разновысотными брусьями. Когда была Олимпиада-80 в Москве, я взяла отпуск и просидела всю легкую атлетику. Всю жизнь выписывал газету сначала «Советский спорт», потом несоветский «Спорт». Я в курсе достижений в этой области. А когда я сидела на хоккее, - когда наши играли с канадцами, тогда они впервые приехали, - я так болела, что группа спортсменов подарили мне шайбу, она у меня лежит дома.
В Вашем музее было много громких выставок, но меня интересуют прежде всего две из них - это выставка подарков Сталину и выставка картин Дрезденской галерии.
О выставке подарков Сталину. Она открылась в начале 50-х годов, а до этого она монтировалась, хозяином выставки был Музей революции, теперь это Музей современной истории. Открытие выставки сопровождалось драматической историей для коллектива нашего музея: 75 процентов сотрудников было уволено, потому что пришел коллектив того музея, который делал выставку, показывал ее. Это были ужасно грустные годы, выставка была до 1953 года, она закрылась на следующий день после смерти Сталина.
2 мая 1955 года открылась выставка шедевров Дрезденской галереи. Музей денно и нощно был окружен очередью. Мы рассчитывали, что хотя бы одна-две работы у нас останутся, за то, какая работа была проведена: некоторые вещи были в ужасном состоянии. Скажем, «Динарий кесаря» Тициана, - три года она сохла, прежде чем Павел Демидович Корин - он был главным реставратором нашего музея - мог приступить к реставрации, он спас эту картину. За это он получил звание почетного гражданина Дрездена. Но какая работа! И это была не одна картина, было очень много картин, 10 лет реставраторы над этим работали. Но никакого жеста благодарности сделано не было. Причем в Дрездене какое-то время на музее висела табличка: музей восстановлен, благодарность Советской армии, которая спасла эти вещи и благодарность советскому правительству, которое возвратило картины. Сейчас этой таблички нет, ее уже давно сняли.
Как был создан Музей личных коллекций?
Это история, которой я очень горжусь. Это результат длительной дружбы с собирателем Ильей Самойловичем Зильберштейном, литературоведом, доктором искусствоведческих наук. Он собрал замечательную коллекцию - 2270 вещей, в основном русского искусства. К сожалению, очень долгое время коллекционеров рассматривали у нас как криминально подозрительных людей, которые непонятно почему владеют частной собственностью в виде художественных произведений. Конечно, среди коллекционеров есть спекулянты, как и среди всех других. Но, в принципе, настоящий коллекционер - это удивительный человек, одаренный страстью к искусству. Таким человеком был Илья Зильберштейн. Он пришел и сказал: «Давайте делать музей личных коллекций». Это была его идея. Я на это очень откликнулась. - «Я вам отдам всю свою коллекцию». - «А дальше…» - «Дальше мы будем уговаривать других…»
Нам к моменту открытия музея удалось уговорить и других, и сейчас музей пополняется, даже и из-за рубежа. Илья Самойлович считал, что нельзя оставлять коллекцию родственникам - родственники другое, начинают торговать этим.
И я никогда не забуду, это сильнейшее впечатление жизни. Наши рабочие поехали к Зильберштейну, вся квартира его была увешана картинами, на веревках. Я прихожу в квартиру… Все стены - только висят веревки срезанные, а вещей нет - они у нас уже в музее. Представляете - одни вервки… А его жена Наталья Борисовна Волкова, она многие годы была директор ЦГАЛИ, она сказала ему: «Илюша, оставь одну вещь на память». Он сказал: «Нет». И все отдал. Это почти неправдоподобно, но это было так.
Музей после войны… Каким Вы его увидели?
Я увидела музей еще во время войны в ужасном состоянии. В музей бомбы не попали, но по близости было разбомблено здание. Крыша музея была полноcтью без стекол. В течение 4 лет падал снег, дождь, весной по розовой лестнице стекали потоки. Здание было в тяжелом состоянии.
У Вас очень аристократический облик, Вас можно сравнить с королевой Англии Елизаветой. Какие у Вас отношения с бытом?
Спасибо за добрые слова и неожиданное сравнение. С бытом... Когда я пришла в музей, молодые сотрудники занимались тем, что они собирали воду, и работа с ведром и тряпкой была основной научной работой.
С бытом… Я давно с 1964 года вожу машину, в субботу еду на рынок, в магазин, покупаю продукты, привожу домой и готовлю сама. Методы у меня скоростные, выработанные жизнью, которые обеспечивают мне все это быстро делать Я всю жизнь жила с моей мамой, она прожила 100 лет и пять месяцев. И надо вам сказать, что она не просто прожила - она была деятельна до 98 лет, когда она упала и сломала ногу. А до этого она была моя левая и правая рука, это был мой тыл, самое дорогое, что у меня было в жизни. И она помогала мне жить в разных планах, не только в бытовом. А сейчас - ну что же, все надо делать.
Спасибо за интересные вопросы, за ваше терпение, за вашу доброту. И я приглашаю вас в музей.
(По материалам передачи "Линия жизни").
Сегодня исполнилось 95 лет живому символу пушкинского музея и всей отечественной культуры - Ирине Александровной Антоновой. С 1961 по 2013 год она была бессменным директором ГМИИ имени Пушкина и до сих пор возглавляет его, став 10 июля 2013-го президентом музея. МОСЛЕНТА желает Ирине Александровне крепкого здоровья и вспоминает самые примечательные факты из ее биографии.
Дочь революционера
Отец Ирины Антоновой - Александр Александрович Антонов в 1917 году принимал активное участие в Октябрьской революции (тогда он был судовым электриком), а в 1930-х годах возглавил Институт экспериментального стекла, став его директором. Ирина Александровна всю жизнь оставалась сторонницей идей социализма, считая, что эта единственная верная система «к сожалению, на практике нигде себя не оправдала». Интересно, что в детстве Антонова несколько лет прожила с родителями в Германии.
В годы войны работала санитаркой
В начале Великой Отечественной войны Ирина Анатольевна окончила курсы медицинских сестер и с весны 1942 года в звании младшего сержанта медицинской службы работала в госпитале на Красной Пресне.
Возглавила музей по воле предыдущего директора музея
Закончив в 1945 году МГУ и получив диплом искусствоведа, Антонова пришла работать в ГМИИ имени Пушкина, где ее научной специализацией стало искусство Италии эпохи Возрождения. В 1961 году она была старшим научным сотрудником, когда уходивший на пенсию директор музея Александр Замошкин предложил ей возглавить ГМИИ. А четыре года назад уже сама Антонова выбрала своего приемника из предложенных ей кандидатур.
Директор Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина Ирина Александровна Антонова (в центре) выступает на открытии выставки Пабло Пикассо в Москве. 1965 год.
Полвека во главе ГМИИ имени Пушкина
52 года Ирина Анатольевна занимала пост директора музея, а с 2013 года стала Президентом ГМИИ. «…я сказала Министерству культуры, что должна завершить административную работу. Я и так затянула, ругаю себя за это. Благодарна, что мне предоставили возможность остаться в ином качестве».
Антонова действительный член Российской академии художеств, академик Российской академии образования, член-корреспондент Академии Сан-Фернандо в Мадриде, доктор Российского государственного гуманитарного университета.
Инициатор реорганизации экспозиции ГМИИ в 1970-х
В семидесятые под руководством Ирины Анатольевны была проведена коренная реорганизация экспозиции музея. ГМИИ имени Пушкина стал первым советским музеем, который «начал сопоставлять отечественное искусство с зарубежным».
«Еще в 1972 году делали выставку портретов, где Серов висел рядом с Ренуаром, а портрет Параши Жемчуговой - рядом с английским портретом XVIII века», - вспоминала она.
Директор ГМИИ Пушкина Ирина Антонова на фоне картины Анри Матисса «Красные рыбки». 1973 год.
В 1974 году Антонова даже вступила в конфликт с руководством министерства культуры, приняв решение освободить залы второго этажа ГМИИ под находившиеся в запасниках музея части коллекций западной живописи из собраний меценатов Сергея Щукина и Ивана Морозова, картины которых долгое время были недоступны зрителям, поскольку «творчество замечательных мастеров, таких как Ренуар, Гоген, было признано буржуазным, формалистическим, вредным».
Во время этого конфликта Антонова готова была подать заявление об уходе, если бы ей отказали. По ее словам, в тот период «в подвалах лежали первоклассные вещи - почти весь Музей западного искусства!», и это «надо было показывать», иначе дальше ей «просто неинтересно было работать».
Придумала и организовала «Декабрьские вечера»
С 1981 года в музее стали проводиться «Декабрьские вечера», которые в прессе назывались одним из самых значимых деяний руководителя ГМИИ имени Пушкина. Отмечалось, что идея соединения музыки и изобразительных искусств была воплощена Антоновой совместно с пианистом Святославом Рихтером. В музее стали проводиться камерные концерты самых выдающихся музыкантов мира: здесь выступал сам Рихтер, а также Юрий Башмет, Наталия Гутман, Олег Каган, Галина Писаренко, Андреас Штайер и многие другие. И сейчас «Декабрьские вечера» одно из главных событий в культурной жизни столицы.
Ирина Антонова и пианист Святослав Рихтер во время проведения V Музыкального фестиваля Декабрьские вечера Святослава Рихтера. 1985 год.
Фото: Анатолий Гаранин / РИА Новости
Считает, что «Диктатура - высшая форма ответственности»
Все годы, что Антонова стояла во главе музея она вникала во все мельчайшие подробности, контролировала все аспекты работы, лично подписывала все документы. Своей работоспособностью и искренней преданностью делу она восхищала даже своих недоброжелателей.
Впервые показала «Золото Трои»
В апреле 1996 года состоялось открытие выставки «Сокровища Трои из раскопок Генриха Шлимана» («Золото Трои»), которую многие называли самым трудным публичным испытанием в жизни Антоновой как директора ГМИИ имени Пушкина. Выставка стала настоящей сенсацией, поскольку почти полвека до этого «Москва убеждала весь мир, что ей ничего не известно о том, где находится трофейное „золото Шлимана“», вывезенное в 1945 году по решению Советской военной администрации в Германии. Оказалось, что все это время оно находилось в музее, который возглавляла Антонова.
Выставка «Сокровища Трои из раскопок Генриха Шлимана», 1996 год.
Кстати, сама Ирина Анатольевна не скрывает, что нахождение этих вещей в России вполне логично и справедливо: «…любая страна, наносящая ущерб чужой культуре, в конце концов, будет расплачиваться собственным достоянием». «Наша страна в этой сфере никому ничего не должна», - уверена Антонова.
Полный кавалер ордена «За заслуги перед отечеством»
Ирина Анатольевна награждена орденами Октябрьской Революции, «Дружбы народов», Трудового Красного Знамени, «За заслуги перед Отечеством» I, II и III степени. В 1995 году Антонова была удостоена Государственной премии Российской Федерации, а в 2007 стала лауреатом премии «Триумф» в номинации «Гуманитарные науки». Антонова также имеет зарубежные награды, в том числе орден Командора литературы и искусства Франции и ордена Почетного легиона, а в октябре 2009 года стала лауреатом премии «Свобода», учрежденной Американским университетом в Москве.
Потомственная долгожительница
Мать Ирины Антоновой - Ида Михайловна Розенблюм, прожила 100 лет и 5 месяцев. Сама Ирина Александровна уверена, что живет так долго оттого, что никогда не думает о смерти, всегда была искренней и «никогда не держала фигу в кармане».
Директор Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина; родилась 20 марта 1922 г. в г. Москве; окончила исторический факультет МГУ в 1945 г.; с 1945 г. работает в Государственном музее изобразительных искусств, занимала… … Большая биографическая энциклопедия
- (р. 1922), искусствовед, академик РАО (1989), член корреспондент РАХ (1997). С 1961 директор Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина; инициатор ежегодных научных «Випперовских чтений» (с 1967) и (совместно с… … Энциклопедический словарь
- (р. 1922), искусствовед, академик РАО (1989), член корреспондент РАХ (1997). Директор Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина (с 1961). Труды по музееведению, эстетическому воспитанию … Большой Энциклопедический словарь
- … Википедия
Антонова, Ирина Александровна - (р. 1922) действительный член РАО (1989; Отделение образования и культуры), директор Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. (Бим Бад Б.М. Педагогический энциклопедический словарь. М., 2002. С. 460) См. также… … Педагогический терминологический словарь
Антонова, Ирина Александровна Дата рождения: 20 марта 1922 Место рождения: Москва Гражданство … Википедия
Ирина Александровна Антонова - Директор Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, действительный член Российской академии художеств Ирина Александровна Антонова родилась 20 марта 1922 года в Москве. С 1929 года по 1933 год проживала с родителями в… … Энциклопедия ньюсмейкеров
Антонова, Ирина - Директор ГМИИ имени Пушкина Директор Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина с 1961 года. Действительный член Российской академии художеств, академик Российской академии образования, член корреспондент Академии Сан… … Энциклопедия ньюсмейкеров
Президент Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина Ирина Александровна Антонова родилась 20 марта 1922 года в Москве. Ее отец был активным участником Октябрьской революции, членом партии с дореволюционным стажем, прошел путь от электрика на корабле до директора Института экспериментального стекла; мать окончила Харьковскую консерваторию по классу фортепиано.
В 1929-1933 годах Ирина проживала с родителями в Германии, куда был направлен на работу ее отец.
В 1940 году поступила в Институт философии, литературы и искусства (ИФЛИ), который во время ее учебы был объединен с Московским государственным университетом. В 1945 году окончила искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ.
С 1945 года Ирина Антонова работает в Государственном музее изобразительных искусств (ГМИИ) имени А.С. Пушкина, занимала должности научного и старшего научного сотрудника.
В 1961-2013 годах была директором ГМИИ имени А.С. Пушкина.
По ее инициативе с 1967 года в ГМИИ ежегодно проводится научная конференция "Випперовские чтения".
Существенным вкладом в художественную жизнь России с 1981 года стали "Декабрьские вечера" (с 1998 года — "Декабрьские вечера Святослава Рихтера"), которые начали проводиться по инициативе Ирины Антоновой и известного пианиста Святослава Рихтера.
Антонова выступила инициатором и возглавила рабочую группу по подготовке концепции развития Музея, создания "музейского городка" , о котором мечтал основатель музея Иван Цветаев.
При поддержке и непосредственном участии Ирины Антоновой в 1994 году в ГМИИ был открыт Отдел личных коллекций .
Благодаря ее инициативе, в частности, в 2000-х годах осуществлен ряд масштабных выставочных проектов, завоевавших большой зрительский интерес, — "Встреча с Модильяни" (2007), "Тернер. 1775-1851" (2008), "Футуризм. Радикальная революция" (2008), "Пикассо в Москве" (2010), "Сальвадор Дали" (2011), "Кандинский и "Синий всадник" (2011), "Караваджо" (2011), "Воображаемый музей. К 100-летию ГМИИ" (2012), "1000 лет золота инков" (2013) и многие другие.
Высокая репутация Антоновой в музейном сообществе позволили представить в ГМИИ шедевры мировой живописи из крупнейших художественных собраний, которые редко выдавались за рубеж, такие, как "Антея" Пармиджанино (Музей Каподимонте, Неаполь, 2007), "Святое семейство" Мантеньи (Государственные собрания Дрездена, 2009), "Портрет неизвестного с серыми глазами" Тициана (Галерея Палатина, Флоренция, 2008), "Дама с единорогом" Рафаэля (Галерея Боргезе, Рим, 2011), картины Караваджо из собраний Италии и Ватикана (2011), произведения прерафаэлитов из музеев и частных коллекций Великобритании и США (2013), шедевры Тициана из музейных собраний восьми городов Италии (2013).
При деятельном участии Антоновой создан Попечительский совет музея.
На протяжении ряда лет она вела преподавательскую работу на искусствоведческом отделении в МГУ, в Институте кинематографии, в аудитории ГМИИ имени А.С. Пушкина, в Институте восточных языков в Париже.
С 1992 года Антонова является почетным членом Международного совета музеев.
Академик Российской академии образования, Российской академии художеств, почетный доктор Государственного гуманитарного университета.
Ирина Антонова — заслуженный деятель искусств РФ. Лауреат Государственной премии РФ 1995 года.
Награждена орденами Трудового Красного знамени, Октябрьской революции, Дружбы народов. Является полным кавалером ордена "За заслуги перед Отечеством" (IV, III, II и I степени).
Кавалер ордена Почетного легиона Французской республики, командор ордена Искусств и литературы Франции и итальянского ордена "За заслуги перед Итальянской Республикой".
За вклад, внесенный в развитие культурного сотрудничества между Японией и Россией, Антоновой был "Орден Восходящего солнца, Золотая и Серебряная звезда".
Ирина Антонова была замужем за искусствоведом, доктором наук Евсеем Ротенбергом (1920-2011). У нее есть сын Борис, 1954 года рождения.
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников
Ирина Александровна Антонова - директор Пушкинского музея, титулованная гранд дама отечественной культуры. Ее профессиональная и личная репутация непоколебимы, хотя на протяжении долгих лет директорства Антоновой не раз приходилось выдерживать критику. У нее много поклонников, есть недоброжелатели, и тех и других она поражает фантастической работоспособностью, волей и активностью. В общении деловом она доброжелательна, но сдержанна, а в доверительной беседе против ее изысканной вежливости и мягкого обаяния устоять невозможно. Бенефис - Ирина Александровна, 20 марта у вас юбилей, скажите, надо ли писать праздничную цифру? - Вы ведь меня совершенно не знаете как человека, поэтому вам придется мне просто поверить: я терпеть не могу юбилейных действий. Я вполне лояльна к тем, кто садится в кресло и принимает адреса. Но... Вы же знаете точку зрения Томаса Манна? Когда ему было 50 лет, он рассуждал о том, как люди ведут себя во время юбилеев. Одни, говорил он, и мы их уважаем, скрываются от всех, другие берут все на себя... и тут он приводит слова Вагнера: мне стало тяжко, вам легко, вы сложили на меня свое бремя. У меня даже была мысль, может, уехать куда-нибудь... - Но это своего рода гордыня или эгоизм - не дать возможности людям поздравить вас. - Поэтому я решила в этот день открыть выставку, которую я сама же и придумала. Артист ведь делает бенефис в день своего рождения. Выставка будет парадоксальная, кому-то она покажется безумной. Не важно, я уже имею право на иронию, в том числе по отношению к музею и к самой себе. Я люблю Поля Валери, который говорил о безумном мире музея, где встречается все на свете - древний Египет и Пикассо. На выставке именно так и будет, я придумала такие диалоги в пространстве культуры. - Выставка так и будет называться? - Вообще-то я сначала придумала название "Избирательное сродство" (это понятие Гете, а я на нем воспитана), мне оно казалось очень изящным. Но потом назвала "Диалоги в пространстве культуры". Я пригласила своих друзей и коллег - людей моего возраста, моложе, и даже совсем молодых, предложила им темы для диалогов. Получился их диалог между собой и диалог их перед лицом художественного произведения (Гегель говорил, что каждое художественное произведение есть диалог с тем, кто перед ним стоит). Так что мы берем два объекта, ставим их в положение диалога и стараемся высечь из этого искры. А помогает нам все это прокомментировать третий. У Бахтина, в его книжке о Достоевском, есть понятие третьего в диалоге. Вот этот третий - Сарабьянов, Кантор, Свидерская... - Все искусствоведы. - Да, и крупные люди. Молодые тоже не плохо сработали Я не все пары сама придумала, я ведь не могу Сарабьянову диктовать, вот он придумал пару - Ватто и Федотов. Понимаете? - Не уверена. - Мы заострили проблему великолепного хаоса музея, названную Полем Валери. Он говорил, что только современная цивилизация, чуждая понимания наслаждения, может создать музей - место, где соединяется несоединимое. И он делает вывод: мы стали поверхностны. Вот Валентин Серов приходил по воскресным дням в коллекцию Третьякова посмотреть на картину Лепажа "Деревенская любовь", а Святослав Рихтер никогда не смотрел более пяти-шести картин за одно посещение. Так вот, мы попробуем остановиться и не быть поверхностными. Проблема выбора - самая трудная во всех делах. Будет, конечно еще и пресс-конференция, надо же журналистов вести в курс дела. Еще я хочу сделать концерт на эту тему, но пока не могу найти свободных музыкантов. Вот такой юбилей... еще бокал шампанского поднимем. Оптимистичный возраст - Ирина Александровна, а вы знаете, во что будете в этот день одеты? Что-то специальное придумали? - Я не успела, скажу вам честно, подготовить что-нибудь такое, чего бы мне действительно хотелось. Может быть еще успею. У меня, правда, есть вещь, в которой как говорится, можно выйти в свет. Но главное - хорошо себя чувствовать. В моем возрасте уже не так важно, как человек одет. Важно, как он выглядит. Знаете, у французов есть такое понятие tres journalie, говорят о женщине, которая очень сильно меняется. Утром она - мартышка, а вечером - красавица. Надо постараться в этот день чувствовать себя в форме. Это особенно относится к женщинам в возрасте. - Говорить с женщинами об их возрасте не принято, но мне бы хотелось спросить как раз о нем. Если у возраста преимущества? - Я об этом думала. В моем возрасте очень важно, в какой физическом состоянии ты к нему подошла, я видела своих ровесников - совершенных развалин, видела людей много моложе, которые были совершенно не адекватны. Их степень разрушения - а она неизбежна для всех нас - перешла какую-то грань. Я считаю, что Бог мне дал - я не верю в Бога, скажу об этом сразу, чтобы не было недоразумений, но так мы говорим - или природа мне дала работающие руки, ноги, голову, я двигаюсь, вожу машину летом и зимой, у меня большие рабочие и домашние физические нагрузки. И я с большим оптимизмом смотрю на свой возраст. Что-то поверхностное, наносное, из моей жизни уходит, остается только прямая линия к пониманию каких-то вещей и, главное, - к взаимоотношению между людьми. Все мы можем лукавить, бывает - надо лукавить, но с возрастом позволяешь себе говорить прямо. Не только подчиненным, я и своему министру могу без обиняков сказать, что думаю о каком-то его действии. Раньше я такой не была, а теперь наступил хороший период. Поймут меня - отлично, не поймут - что делать. - Не корректно спрашивать и о поле. Но вы очень женственны, с годами это не проходит. Помогало или мешало вам в работе то, что вы женщина? - Не знаю. Может быть несколько раз мне не дали за что-то по физиономии, только потому, что я женщина. Или, например, Фурцева, страшно угнетавшая своих помощников мужского пола, всегда старалась женщин не задевать. Не из-за феминистского братства, просто она чувствовала, что не надо обижать себе подобных. А мужчинам иногда неудобно было меня отбрить, как какого-то мужичка. Я бы сказала так: легкое послабление на этой почве было. - Но вы пришли в музей молоденькой девушкой и достаточно быстро сделали карьеру... - Шестнадцать лет, шестнадцать лет я проработала научным сотрудником, прежде чем стать директором. - Но потом сорок один год - директором. - Поймите, я не делала карьеру, не была завсектором, ученым секретарем. Я никогда не была руководителем, и когда прежний директор перед уходом на пенсию предложил мне его сменить, я сказала, как же так, я буду директором над Губером, над Виппером - моими учителями. Но они же меня и уговорили. - Как вы думаете, а что именно они в вас тогда увидели? - Думаю, мой общий и глубокий интерес к музею вообще, а не только к итальянскому возрождению, которым я занималась. Общественное начало во мне было. У нас в музее сейчас множество замечательных людей, которые видят себя только в рамках своей специальности. - И вы не видите в музее своего прeемника? Или не думаете о нем? - Не думать об этом было бы непорядочно. Признаюсь вам, я нашла такого человека, но не хотела бы пока называть его имени, хотя и имела уже случай поговорить об этом с министром. - Теперь для вас очевидно, что сорок один год назад выбор был сделан правильно. - Да ничего не очевидно. Я вообще, не уверена, что было правильно провести жизнь именно здесь, хотя она и сложилась удачно. Не уверена, что правильно стала искусствоведом. Любовь к искусству всегда была, но к музыке, театру, даже большая, чем к пластическим искусствам. Но мой склад характера все же не для музея, а для какой-нибудь другой работы, где быстрее видишь результат. - Но если бы вы стали цирковой наездницей, как мечтали в юности, то точно уж столько лет на арене не проработали. - Но я бы могла воспитывать наездниц. Я ужасно люблю цирк и спорт. Мне нравится человек на экстриме, на максимуме своих возможностей. Там совсем нельзя соврать. Соврал - и упал, разбился насмерть. Когда я прихожу в цирк, то всегда знаю, что артист не может меня обмануть. И это очень привлекательно. Эпоха музея - В жизни многих людей моего поколения выставки в Пушкинском становились событиями: Метрополитен музей, Лувр, итальянское возрождение, была Джоконда, "Москва - Париж", французские импрессионисты, Шагал... - Я думаю, что если какой-нибудь историк возьмется описывать жизнь Москвы с начала 60-х по 80-е годы, то он должен будет вспомнить те невероятные богатства, которые свалились на головы людей, для которых искусство что-то значит. Это был удивительный период. - Большими выставками последних советских десятилетий мы обязаны вам, министерству? Кто их придумывал? - Я об этом много раз говорила, но повторю вам отчетливо: мы были выбраны для этой миссии. Состоялись ведь хельсинские соглашения, стали необходимы контакты в каких-то сферах. Это большая политика, ее не мы придумали. Было очень важно начать отношения на какой-то почве с Вашингтоном, Мадридом, Парижем и Веной. Где показывать выставки? Третьяковка - цитадель национального реализма. Академия художеств тоже таких выставок не брала. Петербург тогда был на провинциальном положении. Наш музей казался безобидным, к тому же западного искусства. Мы говорили на языках, мы знали искусство. Политики чувствовали, что найдут у нас понимание. Ведь Третьяковка отказалась от "Москвы-Парижа". - От сенсации? Почему? - Те кто принимал решение, толком не понимали, что будет на выставке. Они не знали, что на стенах появятся Кандинский, Филонов, Малевич. А руководство Третьяковки знало и может быть считало это большой провокацией. Но выставка была неизбежна - за ней стояла французская компартия. - Вы смешно рассказываете, как Брежнев пришел на "Москву-Париж", терпеливо просмотрел весь авангард, а потом увидел картину Герасимова с Лениным, попросил стул и сел перед ней. - Он обрадовался знакомому, это было даже трогательно. А вообще, мы получали много выволочек по самым невинным поводам, за безыдейность, буржуазность и прочее. Но я понимала, что кому-то эти выставки нужны, хотя музей не раз травили, как и меня лично. - Вы имеете в виду 1974 год, когда вы решили освободить под коллекцию Щукина - Морозова, залы второго этажа и встретили сопротивление. Вы готовы были даже подать заявление об уходе. Что заставило вас рисковать? - К этому моменту, я тридцать лет проработала в музее, на моих глазах сдвинулись все балансы коллекции, в подвалах лежали первоклассные вещи - почти весь Музей западного искусства, собрание которого перешло к нам в 48 году. Все закипало - надо было показывать. Да я вам проще скажу - дальше просто неинтересно было работать! - Но кто в 74-ом году был против Матисса или Пикассо? - Академия. Там были реакционно настроенные люди, прихлебалы разные. - Как всегда опасность шла от своих, тех, кто понимал в искусстве, а не от партийных работников. - Я часто сталкивалась с этим. Один высокопоставленный художник однажды походил по музею и сказал: не надо Сезанна показывать. А я ему прямо говорю: вы же питаетесь Сезанном, по вашей живописи это видно. Мне художнику можно - отвечает, - а им, публике, нельзя. - Понятно, публика не должна знать, что он эпигон. Но вы упомянули о языках. Вы выучили немецкий в детстве, когда жили в Германии? - Да, и мой немецкий немного "киндер", но в нашей профессии нельзя не читать по-немецки, и я его усовершенствовала. У меня свободный французский, его я выучила в университете. Есть итальянский, он у меня не так хорош, но он был нужен для моей научной работы. На английском я, к сожалению не говорю, хотя понимаю и читаю. Работать в международных музейных организациях без хорошего иностранного языка невозможно. - Директорство в музее и посты в этих организациях дали вам уникальные возможности - поездки, встречи. - Это увлекает только поначалу: 65-ый год, мы с Пиотровским-старшим приезжаем в Нью-Йорк, мне говорят, что господин Рокфеллер нас приглашает. Потом Вашингтон, встреча с Оппенгеймером в Белом доме. Ах! Вы поднимаетесь на уровень людей, с которыми не работая в международных организациях не могли бы встретится. Да, я водила по выставкам Миттерана, Ширака, короля Хуана Карлоса... Ну и что? Тут надо понимать, что это не ваша заслуга. Если же вы еще и сами нравитесь, то это приятно, но не более. - А вам кто-то понравился? - Вот у нас была королева Нидерландов Биатрикс с мужем, очень приятная. У нее такая, знаете, очень женская натура, которая из нее просто выпирает. Простота в ней есть, замечательно широкая улыбка. Возможно, это все от воспитания. Воспитание очень много значит. - А что важно для директора музея: воля, интеллект, умение ладить с подчиненными, начальниками, спонсорами? - Все, что вы сказали важно. Но главное повышенное чувство ответственности перед вверенным. Перед людьми, которые наши огромные ценности хранят, перед публикой. Публика - очень трудный партнер, она разная и все время меняется. Очень трудно переживать ее разочарования в нас. Поверьте, я понимаю чувства освистанного актера. Еще важно все время генерировать идеи, иначе затянет болото. От нас все время чего-то ждут и это заводит. Но вы не представляете, какая ответственность на моих плечах! - А разделить ее? Теперь считается, что хороший менеджер сам ничего не делает, а налаживает процесс. А вы - самодержец в музее, здесь все на вас держится, все вам подконтрольно. - Но это не мои амбиции, просто в нашей стране не создан аппарат деловых людей, которых бы все уважали. У нас везде властная вертикаль, по другому пока не получается. От этого у многих директоров музеев и руководителей театров развивается комплекс единоначалия. И поймите, я здесь 16 лет водила экскурсии, таскала на себе картины, мыла статуи, а когда шел дождь, поднималась на крышу с ведрами. Я все здесь делала своими руками. - Ох, у меня есть неприятный вопрос... - Ну и задавайте его, со мной вы можете себе это позволить. - Вы много раз отвечали на вопросы о реституции и выслушивали упреки, что скрывали факт нахождения в музее немецких трофейных ценностей. Но скажите, неужели сейчас, в изменившемся мире, ваша позиция не смягчилась? - Принятый российский закон предполагает огромные возможности для передачи ценностей, и можно эти возможности рассматривать. Но я считаю, что невозвращение немцам какой-то части ценностей - это не компенсация, не око за око. Это вечная зарубка на память, предостережение народам: вы так ничтожны, что не можете без войн, но запомните, будет расплата. Нужно новое международное уложение, касающиеся ответственности за нанесение ущерба культурному наследию. Иначе вам сбросят бомбу на Прадо или храм Василия Блаженного. Пока у нас будет золото Трои, они будут помнить, что была война. А то, что мы Дрезденскую галерею вернули, давно забыли, и табличку там стерли. А за золото Трои музей не держится, если надо, можем его в смоленский музей передать. О личном - Ирина Александровна, ваша семейная жизнь уникальна. Ваша мама умерла совсем недавно, и вы до конца оставались с ней близки. Вы всегда с неизменной нежностью говорите о своем муже, с котором вместе очень давно. - С 47-ого года. - На чем держится крепость вашей семьи? - Это судьба, наверное, что оказалась такая мама. Судьба, что рядом со мной такой человек, как Евсей Иосифович. В нем есть - это вам многие скажут - кристальная чистота. Он широко образован, умен, у него удивительный масштаб мышления. Он не сможет обмануть, не может схалтурить. Он ничего никогда не сделал contrecoeur - против своего понимания, что хорошо, а что плохо. И если я сегодня что-то начинаю понимать в искусстве и в жизни, то это его заслуга. - Я знаю, что ваш сын давно болен, с этим, наверное, трудно жить? - Это непросто. Но я должна вам сказать, что непростая жизнь дала мне... хотя так жестоко говорить, особенно по поводу сына... его ситуация обрисовалась совсем рано, когда ему было около восьми лет... До этого он рос очень талантливым мальчиком, очень музыкальным, он и сейчас "Евгения Онегина" может с любого места читать наизусть, он Пастернака знает... Так вот, эта сложная жизненная ситуация дала мне точку отсчета. И я, может быть, так сохраняюсь оттого, что понимаю меру негативности явлений. Я невольно все неприятности соизмеряю с истинным несчастьем, с истинным горем, с истинным ущербом. И эта высокая мера ежечасно сохраняет меня от мелких уколов жизни. Я давно поняла, хотя не верю в высшие силы, что кто-то распорядился моей жизнью именно так. Но кто, не знаю. - Когда вы узнали о болезни сына, то пришли в отчаяние? - Вы знаете, мы так долго ждали этого ребенка, и когда уже потеряли всякую надежду, я прошла небольшое лечение, и оно вдруг оказалось эффективно. Он родился - и это счастье. Поверьте, он очень много нам дает, и мне и мужу. - Вы были дружны с очень большими людьми, видели великих актеров, и вам интересны молодые, вы любите Миронова, читает Пелевина... - Пелевин мне активно не нравится, хотя он и не лишен способностей, просто он популярен, и мне хотелось понять, почему. А для удовольствия я лучше Акунина прочту, надо ведь на чем-то расслабиться. Женя Миронов - совсем другое дело.Он мне ужасно нравится в "Гамлете", в "Мусульманине" Хотиненко просто душу рвет, как играет. И в "Карамазовых" изумителен, это настоящее. А так... Я регулярно все читаю и смотрю, ведь я в жюри "Триумфа" и в комиссии по госпремиям, но меня молодые как-то не увлекают. - Вы регулярно ходите в театры, на концерты, работаете в музее. Что значит искусство в вашей жизни? - Я как заводная хожу в театр и на концерты, иначе не могу. Это допинг, необходимый для жизни заряд. И привычка - отец и мама приучили меня два раз в неделю куда-то обязательно ходить. Отец был страстным театралом, мама - музыкантом. Искусство дает точки отсчета, формирует критерии, по которым мы постепенно понимаем, что хорошо, а что плохо, это выстраивает нашу личность, дает право на суждения... Простите, Ольга Игоревна, вы в начале спросили, упоминать ли мой возраст. Я бы не хотела, хотя это и многим известно. Но есть такая порода людей, которые получив эту информацию, придут в сильное возбуждение. Цифра эта обязательно где-нибудь будет, но она - не самое существенное в моей жизни. Справка "Известий" Ирина Александровна Антонова родилась в Москве, после окончания МГУ в 1945 году стала научным сотрудником Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. С февраля 1961 года по настоящее время Антонова - директор этого музея. Лауреат Государственной премии РФ, награждена орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, "За заслуги перед Отечеством" III степени, а также орденом Командора литературы и искусства Франции. Муж - Ротенберг Евсей Иосифович, искусствовед. Сын - Борис. Пресс прессы "Когда я пришел работать министром культуры, я сказал: "Существуют такие директора, как Ирина Александровна Антонова, которые вправе определять свой срок работы в музее сами - вот сколько сможет Ирина Александровна работать в Музее изобразительных искусств им. Пушкина, столько и будет". Из интервью Михаила Швыдкого "Газете", 20 ноября 2001 г. "У Ирины Александровны Антоновой репутация железной леди. То ли этот стереотип, без которого не обходится ни одна публикация о ней, сформировался в то время, когда в любом начальнике видели фигуру эзотерическую и властную. То ли легенда эта распространяется бывшими сотрудниками музея, сошедшимися с ней в битве характеров, а потом оказавшимися на вольных журналистских хлебах". "Итоги", 25 февраля 2002 г. Блицопрос - Какую картину вы бы повесили у себя дома? - Музейный работник категорически не имеет права иметь свою коллекцию. - Да это так, гипотетически... - Специалиста об этом нельзя спрашивать. Я могу заплакать от Вермера, но не представляю, как можно с ним жить. Жить будет Вермер, а я при нем на кухне существовать. - Какая у вас машина и какую вы хотели бы иметь? - Всю жизнь я ездила на российских "Москвичах" и "Вазах", в том числе и на "девятке", которая мне очень нравилась. А теперь у меня маленький "Фиат Пунто". Я эту машину обожаю, готова на ней ездить еще 10 лет. - Есть ли у вас любимый пейзаж, реальный, неживописный? - Много таких. Например, в Тарусе на Оке... - У вас есть женские слабости? - А что вы имеете в виду? - Ну вы любите всплакнуть, кокетничать, конфеты? - Конфеты? Нет. У меня есть слабости, но не женские, а человеческие. - Какие? - Невыдержанная я, вспыльчивая и не всегда справедлива. - Ваше самое сильное театральное впечатление? - В юности - Качалов и вся эта мхатовская плеяда. - Какую кару заслуживают недобросовестные журналисты? - Нельзя наказывать за глупость. Но за злонамеренность, за сознательное искажение - отлучением от профессии. - Что неизменно вас утешает? - Музыка.
