When
Cultures
Collide
Managing
successfully
across cultures

Richard D. Lewis

NICHOLAS
BREALEY
PUBLISHING

Р.Д. Льюис

ДЕЛОВЫЕ
КУЛЬТУРЫ

В
МЕЖДУНАРОДНОМ
БИЗНЕСЕ
От столкновения к
взаимопониманию

Академия народного хозяйства при
Правительстве Российской Федерации
Москва
Издательство "ДЕЛО"
2001

Перевод с английского
Т. А. Нестика
Общая редакция и вступительная статья профессор, доктор
психологических наук, директор Центра социальных и
психологических исследовании Высшей школы международного
бизнеса АНХ П. Н. Шихирев

Льюис Ричард Д.
Деловые культуры в международном бизнесе О г столкновения
к взаимопониманию Пер с англ. - 2-е изд. - М. Дело, 2001.-
448с
ISBN 1-85788-086-2 (англ.)
ISBN 5-7749 0103 3 (русск.)
Книга является практическим руководством по общению с
представителями различных культур и стран. Значительная ее часть
посвящена характеристике особенностей культур 14 ведущих стран мира,
представляющих все континенты. По каждой стране предлагается набор
практических рекомендаций. Они позволяют предвидеть и учитывать
реакцию и возможные варианты поведения людей и важны для управления
многонациональными коллективами, ведения переговоров заключения
сделок и в целом для формирования успешного долгосрочного
сотрудничества.
Для предпринимателей, менеджеров студентов, преподавателей вузов и
слушателей курсов по международному бизнесу лиц, интересующихся
проблемами межкультурного общения.
УДК 159.9224-316.77
ББК 88.53

Copyright © Richard D Lewis 1996 First publislished by Nicholas Brealey Puhlisliing Ltd
London 1996 This translation is published by arrangement with Nicholas
Brealey Publishing Ltd and permission for this edition was arranged by the
Matlock
Literary
Agency
ISBN
1-85788-086-2
(англ.)
©Издательство «Дело» перевод на русский язык вступительная статья
оформление 1999

Вступительная статья. П. Н. Шихирев
От столкновения деловых культур к становлению их
общей основы
Предисловие к русскому изданию

Предисловие: Мы и они

79
Часть первая

Постигая разнообразие культур
1 Разные языки, разные миры
2 Влияние культуры

Часть вторая
Менеджмент в международном бизнесе
3 Классификация культур
4 Использование времени
5 Статус, лидерство и организация
6 Культурные горизонты и создание международных
команд
7 Преодолевая пропасть непонимания
8 Встреча разумов
9 Манеры (и обычаи)

64
85
101
127
139
167
203

Часть третья
Узнаем друг друга
10. Соединенные Штаты Америки................................................234
11. Великобритания........................................................................244
12. Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка.......................252
13. Финляндия................................................................................. 265
14. Франция.................................................................................... 281
15. Германия.................................................................................... 290
16. Италия........................................................................................ 301
17. Португалия................................................................................307
18. Россия.........................................................................................315
19. Испания......................................................................................327
20. Швеция...................................................................................... 332
21. Арабские страны.......................................................................342
22. Япония.....................................................................................350
23. Китай.......................................................................................... 370
24. Индия и Юго-Восточная Азия................................................. 385
Эпилог: Достижение эмпатии......................................................... 412
Библиография...................................................................................42 4
Словарь..............................................................................................427

Вступительная статья
ОТ СТОЛКНОВЕНИЯ
ДЕЛОВЫХ КУЛЬТУР К
СТАНОВЛЕНИЮ ИХ
ОБЩЕЙ ОСНОВЫ
ЭКОНОМИКИ,
ЕЕ
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ,
превращение в единую взаимосвязанную систему - очевидные
характеристики конца XX в. Уже к началу 90-х гг. не менее 30°/о
глобального
валового
продукта
производилось
совместными
предприятиями, а сегодня этот показатель приближается к 40%. Все
труднее становится определять национальную принадлежность товаров и
услуг. Сплошь и рядом продукт может быть произведен в одной стране
по технологии другой с участием специалистов из третьих, четвертых и
продан во многих других странах мира. И как бы ни относиться к этому
поистине вавилонскому смешению экономик, оно неизбежно и
объективно.
Сбываются далеко опередившие свое время предсказания
выдающегося русского философа С. Н. Булгакова о едином мировом
хозяйстве, сформулированные им еще в начале нашего века.1 Эта идея,
родившаяся на основе мощной и детально разработанной религиознофилософской концепции мирового всеединства В. С. Соловьева, не имела
в то время убедительных эмпирических свидетельств в сфере экономики.
Она строилась на представлении о духовном единстве людей, мира и
ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ

См.: Булгаков С.Н. Философия хозяйства. СПб., 1911.

Бога (именуемого также Космосом, Логосом, Всемирным разумом и т. п.
в зависимости от воззрений того или иного мыслителя). Что же касается
реальной экономической действительности, то люди, в нее вовлеченные,
исходили в основном из постулата о "правильности" собственной
культуры и "странности" или даже неразвитости всех иных культур. Впоследствии эта позиция стала называться культуроцентристской, т. е.
такой, при которой моя культура и мои способы решения проблем
ставятся в центре мироздания, оцениваются как наиболее эффективные и,
стало быть, практически доказанные как истинные, а все прочие - как
отклонения от этого единственно верного пути. К этому надо добавить и
не менее распространенный в целом среди людей эгоцентризм - помещение себя испокон века в центр социальных отношений. Если
добавить к этому такие "аргументы", как военное или технологическое
превосходство, то станет понятно, почему в эпоху великих колониальных
и прочих империй культуроцентризм представлялся самоочевидной и
вполне обоснованной точкой зрения. Напомним, что и у древних греков, и
римлян все иные народы считались не просто другими, непохожими, но
менее развитыми, менее цивилизованными, менее культурными и т. п.
Много веков потребовалось человечеству, чтобы понять, что
способы жизнедеятельности людей, живущих в разных условиях, не
могут оцениваться по шкале какой-либо одной страны. Все они адекватны
конкретным условиям. Сильный импульс этому прозрению был придан
усилением взаимозависимости людей, уплотнением контактов,
ускорением темпа общения и коммуникации. Достаточно сравнить
скорость и доступность коммуникации с помощью обычной почты в
начале XIX в. и электронной - в конце нашего. В этом ускоряющемся
вихре общения столкновения людей, представляющих разные культуры,
разные способы решения, в сущности, одних и тех же проблем, стали
повседневным явлением. Кроме того, все большая выгода кооперации,
сотрудничества, потребность в достижении компромисса, с одной
стороны, и малая эффективность силовых методов - с другой, заставили
усомниться в доселе непреложной истинности культуроцентризма.
Процесс
пере

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Смотра этой догмы развивался как встречное движение науки
(культурологии, этнографии, кросс-культурной психологии1) и практики.
Наука находила все новые свидетельства тому, что люди более сходны в
своем внутреннем, нравственном, этическом измерении и различаются
главным образом во внешних проявлениях, обычаях, ритуалах, одежде и
т. п. Практика искала способы нейтрализации этих различий: их
распознания, примирения, согласования - и разрабатывала методы
обучения совместной работе представителей различных культур. Основной сферой практических поисков стала сфера бизнеса, где
целесообразность любого нововведения, новой идеи доказывается быстро
и просто - получением большей прибыли, достижением большей
эффективности. В 90-е гг. практические технологии в области кросскультурного сравнения развивались и распространялись стремительными
темпами, количество публикаций на эту тему ежегодно удваивалось,
семинары по кросс-культурному тренингу стали доходным занятием для
целого слоя профессионалов, соединяющих в себе качества ученых и
практиков.
Предлагаемый перевод книги Р. Льюиса - одно из наиболее ярких
проявлений описанного выше процесса, а ее автор - не менее яркая
личность. Возглавляемая им организация "Richard Lewis Communications"
представляет
собой
центр
по
изучению
кросс-культурного
взаимодействия и имеет филиалы в 30 странах. Здесь бизнесмены из
крупнейших корпораций мира обучаются не только иностранным языкам,
но и главным образом навыкам делового общения с представителями
иных культур. Среди клиентов центра такие гиганты современной
мировой экономики, как "Дойче Банк", "БМВ", "Жиллетт", "Нокия",
"IBM", и многие другие такого же масштаба. Сам Льюис говорит на
десяти европейских и двух восточных языках, в течение пяти лет он был
домашним учителем семьи императора Японии.
Книга "Деловые культуры в международном бизнесе" задумана и
построена как учебное пособие для практиков, бизнес1

Область психологической науки, занимающаяся сравнением культур.

Менов, желающих избежать ненужных коллизий, конфликтов по причине
собственного невежества и связанных с этим финансовых и моральнопсихологических издержек.
Логика автора проста. Вначале в достаточно краткой первой части он
формулирует самые общие понятия и представления о роли языка в
культуре, о самой культуре, которую он определяет как "коллективное
программирование поведения". Вторая, более развернутая часть
представляет собой анализ аспектов, общих для всех типов деловой
культуры и специфических для каждого из них: использования времени,
пространства, структуры принятия решений, ритуалов и т. п. Наконец, в
третьей части он характеризует деловые культуры как отдельных стран,
так и целых регионов, включая Россию.
Поэтому книга представляет большой интерес и для специалистов по
кросс-культурным исследованиям, и для бизнесменов. Ученого больше
привлечет постановка теоретических проблем, практика - конкретные
рекомендации относительно поведения в новой для него среде.
Соответственно и тот и другой будут оценивать работу Льюиса с точки
зрения вклада, который она вносит в уже имеющиеся разработки, ведь
литературы на тему столкновения культур опубликовано достаточно
много. Остановимся на этом моменте более подробно.
В теоретическом плане Р. Льюис предложил весьма оригинальный
подход к решению одной из самых трудных загадок современной
сравнительной культурологии - критерия для сопоставления культур. В
настоящее время одной из немногих переменных, относительно которой у
специалистов нет больших разногласий, является континуум:
"индивидуализм" - "коллективизм". Иными словами, признано, что
большинство существующих культур можно расположить на некоторой
шкале между этими двумя полюсами, т. е, в одной культуре человек будет
принимать решения, ориентируясь на потенциальную реакцию
соответствующей социальной группы, в другой же - на собственную,
личную оценку.
Льюис вводит новый критерий: способ организации такого
объективного измерения реальности, как время. По нему культуры
делятся на три типа: моноактивные (или линейно органи-

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
11

Зеванные), полиактивные и реактивные. В моноактивной культуре
человек, пользуясь терминами Льюиса, приучен делать какое-либо дело,
разбивая деятельность на следующие друг за другом этапы, не отвлекаясь
на другие задачи. Типичными представителями такой культуры являются
англосаксы: американцы, англичане, немцы, северные европейцы,
методично, последовательно и пунктуально организующие свое время и
жизнедеятельность.
В культуре полиактивной, типичными представителями которой
выступают латиноамериканцы, южные европейцы, принято делать
одновременно несколько дел (заметим попутно, нередко не доводя их до
конца).
Наконец, в реактивной культуре, характерной для азиатских стран,
деятельность организуется также не по строгому и неизменному плану, а в
зависимости от меняющегося контекста, как реакция на эти изменения.
Пока
трудно
сказать,
насколько
предлагаемая
Льюисом
классификация соответствует строгим канонам научно доказанного факта.
Важно другое: собранный им практический материал убедительно
свидетельствует в пользу этой идеи. Она, как принято говорить,
"работает". То же самое можно сказать и о параметрах делового
взаимодействия, обсуждаемых во второй части: об иерархии деловых
отношений, о способах ведения переговоров и ряде других неотъемлемых
характеристик делового взаимодействия. Будучи сведены в одну систему,
они образуют профиль конкретной деловой культуры, что позволяет
прогнозировать возможные расхождения и предотвращать потенциальные
конфликты.
Тем самым схема Льюиса становится важным практическим
инструментом повышения эффективности международного бизнеса.
Дальнейшая детализация - по странам и регионам - составляет почти
половину книги. Здесь собран богатейший материал наблюдений за
"правилами игры" при ведении дел в мире. Пытаться резюмировать его -
невыполнимая задача, настолько плотно и насыщенно он изложен. Нельзя,
однако, обойти главу, посвященную России. В целом она выгодно
отличается от многих зарубежных работ на эту тему, но все равно выдает
(в отличие от большинства разделов по другим странам) отсутствие

ДЕЛОВЫЕ КУЛЬТУРЫ.

Личного знакомства автора с Россией. Российский предприниматель,
знакомясь с его представлениями о нашей действительности, наверняка
внесет соответствующие коррективы.
Пока можно отметить лишь следующий парадокс. По типу делового
поведения российская деловая культура гораздо ближе к
латиноамериканской, т. е. к полиактивной, кроме того, "отношенческой",
т. е. ориентированной скорее на создание и сохранение хороших
отношений с партнером как гарантии успешной сделки, нежели на
конечный результат и эффективность. В то же время достаточно
представительные опросы российских предпринимателей выявляют, что
они предпочитают выбирать в качестве идеальных партнеров
представителей моноактивной культуры: американцев, немцев,
скандинавов. Тем самым этот выбор свидетельствует в пользу иной
деловой культуры, нежели собственная1. Да и сами носители
моноактивной деловой культуры предпочитают вести дела скорее с себе
подобными. Над этим следует задуматься, размышляя о перспективах
трех выделенных Льюисом типов культур.
Вместе с тем необходимо признать, что российская действительность
изменяется настолько быстро, что уследить за ней и тем более выявить
какие-то устойчивые закономерности достаточно трудно, даже живя в
России. В этой связи возникает ряд принципиальных вопросов: на какие
образцы и стандарты поведения следует ориентироваться российским
бизнесменам? какие особенности, привычки, ритуалы, обычаи других
культур следует воспринимать как нечто неизменное, неизбежное, а
каким надо учиться и какие просто нейтрализовывать? Как в целом будет
трансформироваться столь пестрое кросс-культурное полотно, ярко
изображенное в книге? каковы перспективы "столкновения культур"?
приведет ли оно к дальнейшей дифференциации или будет двигаться в
направлении интеграции, становления некой общей основы, на которой
станет
возможным
эффективное
международное
деловое
взаимодействие?
1

О последствиях выбора американцев см., Андерсон Г., Шихирев П. Н. "Акулы" и
"дельфины": Психология и этика российско-американского делового партнерства. М.:
Дело ЛТД 1994.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Льюис не ставит перед собой задачи ответить на все эти вопросы,
некоторые из них он лишь затрагивает. Так, в эпилоге он формулирует
положение об эмпатии (способности к сопереживанию) как важнейшем
условии преодоления "культурного империализма", культуроцентризма и
"культурной
близорукости",
называет
семнадцать
социальнопсихологических характеристик поведения участника международных
переговоров. По ходу книги он замечает, что в глубинах человеческой
природы гораздо больше общего, чем различного, что непредубежденное,
искреннее, доброжелательное отношение к партнеру из другой культуры
очень помогает преодолеть усвоенные ранее стереотипы - эти
схематичные и весьма часто негативные представления о других народах
и странах. С такими выводами нельзя не согласиться, но для ответа на
поставленные выше вопросы этого недостаточно. Необходимо
углубиться еще дальше в сущность человека. Сделав этот шаг, мы обнаруживаем, что оказываемся в области ядра человеческой психики -
регулирующих ее универсальных, общечеловеческих моральных
ценностей. Это область этики, применительно к теме книги - этики
бизнеса, которой Льюис практически не касается, уделяя основное
внимание работе с тем слоем ценностной структуры личности, который
вырастает вокруг этого ядра и порой скрывает его.
В этой связи предлагаем следующую метафору. Личность бизнесмена
можно представить в виде матрешки - известной русской игрушки. В
таком случае самая маленькая матрешка будет представлять набор
базовых ценностей, сходных для всех людей: здоровье, уважение близких
и друзей, теплота отношений с ними, материальное благосостояние,
ощущение осмысленности жизни. Следующая матрешка представляет
набор ценностей, сформировавшихся в данной цивилизации. Примерами
служат приоритет личности в западной цивилизации и принцип
коллективизма - в восточной. Затем идет матрешка, содержащая набор

Даже если вы считаетесь полиглотом, не надейтесь, что хорошо поймете профессионалов в разных странах. Автор предупреждает, что во время деловых переговоров может возникнуть непонимание и множество проблем из-за различия в национальных традициях. «В каждой избушке свои погремушки» - таков общий смысл этого солидного справочника, без которого нельзя заниматься международным бизнесом.

Пересекая границу, редкий турист не берет с собой справочник с адресами музеев, маршрутами и полезными советами о том, как получить максимум удовольствия от путешествия за границу. Автор предлагает подробный справочник, повествующий о том, как получить теперь еще и максимум прибыли от общения с жителями разных стран. Изучите эту книгу перед тем, как просить визу с целью деловой поездки.

Ричард Льюис - эксперт в области межкультурного взаимодействия, президент и основатель Richard Lewis Communications, международного института языковедения и межкультурного обучения. Он также автор нескольких бестселлеров по прикладной лингвистике и говорит на двенадцати языках. Именно это обстоятельство и привело его к выводу, что для достижения успеха в бизнесе недостаточно говорить на одном языке с жителями другого государства. Нужно понять их обычаи в сфере коммерции. Он долго и всесторонне изучал различные параметры коммуникации и национальные особенности, после чего выпустил свое исследование. Успешно распродав первый тираж, автор внес уточнения и дополнения, значительно расширив второе издание.

В книге три части. В первой Ричард Льюис рассказывает об основных понятиях национального сознания и влиянии традиционных воззрений на деловую среду. Во второй части автор сравнивает отношение жителей разных частей света к времени, гостеприимству, коллективу, лидерству, юмору и другим жизненным параметрам. В третьей - автор систематизирует собранную фактическую информацию по географическому принципу и описывает манеры, правила, требования в разных странах, начиная с Америки и Европы до третьего мира. Автор изучил обычаи и убеждения жителей шестидесяти стран и посвятил каждой отдельную главу. Пригласили вас во время командировки в паб в Ирландии или вы оказались в Алжире, где местный бизнесмен зовет вас домой, - в книге найдется совет на любой случай. Он кратко описал моральные ценности и предрассудки представителей разных наций. Это исключительно практичный справочник, который освещает разные стороны быта - как приветствовать друг друга, вести себя за столом и т.д.

В книге описываются знакомые нам параметры и совершенно неожиданные, неведомые тем, кто пока не окунулся в жизнь той или иной страны. Например, в Корее большое значение имеет «защита кибуна», то есть особого внутреннего чувства, своего и чужого достоинства. Автор формулирует термин «кибун» как «интуитивную чувствительность к социальному равновесию и подобающему поведению» . Это отличная формула для поддержания хороших отношений в любой стране, но в Японии и некоторых других восточных странах без этого не обойтись. Причем для защиты кибуна нужно не только сдерживать агрессию, но и просто избегать показывать пальцем на людей, обращаться с обременительными просьбами, говорить громким голосом или долго.

Любопытно прочитать то, что автор пишет о России. Судите сами о том, насколько точны его исследования и выводы. С его точки зрения, россиянам свойственны терпение к невзгодам и лишениям, неуважение к закону, склонность к мелкому взяточничеству, необязательность, театральность и эмоциональность в общении, склонность решать дела с помощью знакомств. Переговоры наши соотечественники начинают с каменным лицом и готовы давить на собеседника, но если поменяться детскими фотографиями и переживаниями, то лед будет растоплен. Переговоры могут закончиться сеансом самокопания. В список русских черт также включены пессимизм, стремление к коллективизму, «показанная пассивность» и «гипертрофированная подозрительность» (формулировки Ричарда Льюиса). Он считает, что для деловой культуры постсоветского пространства свойственно стремление создавать союзы для борьбы с системой.

В конце словаря есть небольшой Глоссарий непереводимых, с точки зрения автора, понятий, которые считают основополагающими для национальной деловой культуры. Есть там и известный в России немецкий «Ordnung», и самурайское понятие обязательств «on», и шведский принцип умеренности «lagom».

Ричард Льюис обстоятельно подошел к составлению своего справочника. Он показывает академический подход к раскрытию темы и раскрывает смысл различных психологических и социологических понятий, например, «реактивность», «циклическое время», «полиактивные культуры».

При этом обычаи в Венесуэле, Мавритании и других странах, куда бизнесмена редко заносит судьба, описаны настолько конкретно и ярко, что чтение увлекает, словно экзотический роман. Даже о наших соседях и нациях с давними культурными связями можно узнать много неожиданного - немцы, например, тратят много времени на рукопожатие, китайцы считают неприличным открыто проявлять гнев, скорбь и пессимизм. Описывая, например, сложный финский национальный характер (самоуважение, упорство), автор приводит в пример Яна Сибелиуса, который провел несколько дней в компании друзей. Ему позвонила жена и поинтересовалась, когда он закончит кутить. Он с достоинством ответил: «Дорогая, я композитор и занимаюсь сочинением музыки, а не составлением прогнозов» . В книгу интересно погрузиться, даже если вы не собираетесь в командировку за рубеж.

Миссия Православия

Шмеман Александр, прот. / Fr. Alexander Schmemann

Лекция, прочитанная в 1968 г. на Национальной конференции православных студентов.

Какова роль православных христиан в Америке и какие задачи стоят перед ними? Слишком часто мы беремся решать проблемы, которые мы даже не сформулировали, стремимся достичь цели, которую еще не определили, победить в боях, в которых мы даже не знаем противников.

Пора прояснить вопросы, сформулировать проблемы, стоящие перед всеми нами, обсудить возможные решения и определить приоритеты в нашей жизни, жизни православных христиан в западной и в то же время - нашей стране. Кто мы? Группа эмигрантов? Духовное и культурное гетто, долженствующее существовать в этой форме наперекор всему? Или нам следует раствориться в том, что называется "американским образом жизни"? Что это такое - "американский образ жизни"?

Я намереваюсь обсудить основной контекст этих проблем. В первой лекции первокурсникам Св.-Владимирской семинарии я всегда использую такой пример. Если у вас большая библиотека и вы переезжаете в новый дом, вы не можете воспользоваться своими книгами, если не построите полки. Пока книги лежат в ящиках, они принадлежат вам, но никакой пользы вам не приносят. И потому моя задача построить полки, а потом попытаться уяснить, какие первоочередные задачи и проблемы стоят перед нами сегодня.

Невозможно говорить о нашей ситуации в Америке, не "относя" ее к нашей естественной и существенной точке - к Православной Церкви. Православная Церковь - греческая, сирийская, сербская, румынская или болгарская - всегда была сердцем и формой православного мира. И только здесь, на Западе, впервые в истории Православия, нам приходится думать о Церкви только в терминах религиозной организации, такой как епархия, приход и т.п. Никто в органически православных странах не представлял себе Церкви, отличной от всецелой жизни. С момента обращения Константина Церковь была органически связана с обществомм, культурой, образованием, семьей и т.п. Не было никакого разделения, никакой дихотомии. И здесь мы видим первое радикальное отличие, с которым мы сталкиваемся в Америке: мы принадлежим к Православной церкви, но не принадлежим к nравославой культуре. Это - первое и наиважнейшее отличие, и если мы не поймем, что перед нами не просто академическое утверждение, но истинный контекст нашей жизни, то и не сумеем уяснить себе ситуацию, в которой живем. Ибо все в Православной Церкви указывает на определенный образ жизни, Церковь связана со всеми сторонами жизни. Но мы лишены такой связи потому, что, выходя в воскресенье утром из церкви, возвращаемся в культуру, не созданную, не сформированную и не вдохновленную Православной Церковью и потому во многом чуждую Православию.

Столкновение культур

Первые православные эмигранты в Америке не задумывались об этом, поскольку продолжали во многом жить внутри органической православной "культуры". Они держались и принадлежали тому, что в американской социологии известно как "субкультура". После литургии русские или греки собирались в приходском доме, причем собирались не только как православные христиане, но именно как русскте, или греки, или болгары, или карпатороссы, для того, чтобы дышать своей родной культурой.

Вначале это было абсолютно нормально и естественно. Даже сегодня в некоторых местах можно жить так, как будто живешь и не в Америке, - не зная толком английского языка, не имея отношения к американской культуре. Но, нравится нам это или нет, эта "иммигрантская" глава нашей истории подходит к концу, и пора подумать о новых поколениях.

У сегодняшних молодых православных нет этого иммигрантского сознания. Православие для них - не воспоминание о детстве в другой стране. Они не будут сохранять Православие просто потому, что это - "вера их отцов". Ведь что получится, если мы применим этот критерий к другим? Тогда потомку протестантов придется остаться протестантом, еврею - иудеем, а сыну атеиста - атеистом просто потому, что такова была "вера отца". Если именно это является критерием, то религия становится не более чем сохранением непрерывности культуры.

Но мы заявляем, что наша Церковь - Православная, или еще проще - истинная и единственная Цeрковь, а это страшная ответственность. Ведь это подразумевает, что Православие - это вера для всех людей, всех стран, всех культур. Но если мы не будем сохранять эту уверенность в своем сердце и уме, наши притязания на то, что мы составляем поистине истинную, или Православную, Церковь, обратятся лицемерием, и честнее будет называть себя обществом сохранения культурных ценностей определенного географического региона.

Наша вера не может быть сведена лишь к религиозной практике и традициям. Она заявляет свои права на всю жизнь человека. Но культура, в которой мы живем, "американский образ жизни", уже существовала до того, как мы сюда приехали. И вот мы оказываемся в ситуации, когда мы принадлежим к "Восточной" Церкви, требующей от нас всей нашей жизни, но живем изо дня в день в западном обществе и ведем западный образ жизни.

Таким образом, первую проблему можно сформулировать очень просто, хотя решить ее очень трудно: как нам соединять эти две жизни? Как мы можем следовать православной вере, требующей всю нашу жизнь, в контексте культуры, которая тоже пытается формировать наше существование?

Такова антиномия нашей ситуации, именно здесь корни наших трудностей. И пока мы не поймем это, мы не сможем прийти к правильному решению. А неправильные решения - сегодня весьма популярные - следуют двум основным линиям.

Одну линию я назову "невротическим" Православием. Оно присуще тем, кто, независимо от того, родились ли они в Православии или обратились в него, решил, что они не могут быть православными, если просто не отринут американскую культуру. Такие люди считают своим духовным домом какие-нибудь романтические и идеализированные Византию или Русь, постоянно ругают Америку и упадочное западное общество. Для них слова "западный" и "американский" - синонимы слов "порочный" и "сатанинский". Такая крайняя позиция дает им иллюзию безопасности, но в конечном счете она самоубийственна. Это, безусловно, не позиция апостола Иоанна, который среди жестоких преследований просто сказал: " ... и сия есть победа, победившая мир, вера наша" (1 Ин. 5:4). И еще он говорит: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение" (1 Ин. 4:18). Но у некоторых, однако, Православие превращается в апокалиптический страх, который всегда вел к сектантству, ненависти и духовной смерти.

Второе опасное направление - это почти патологический "американизм". Есть люди, которые, услышав в церкви одно русское или греческое слово, видят в этом чуть ли измену Христу. Это - тоже невроз, противоположный, невроз тех, кто хочет, чтобы Православие стало американским незамедлительно.

Первый невроз превращает Православие в фанатичную негативистскую секту, второй "фальсифицирует" Америку, - Америка вовсе не та страна, которая требует капитуляции, конформизма и принятия основного направления американского мышления, "американского образа жизни". Это поистине великая и уникальная страна именно потому, что ее культура открыта переменам.

Неизменная весть

Кто знает, может, истинная миссия Православия в Америке - изменить американскую культуру, которая никогда по-настоящему не сталкивалась с иной системой ценностей? Православие, несомненно, обладает пониманием человека, жизни, мира, природы и т.д., радикально отличным от того, которое превалирует в американской культуре, но само это отличие - вызов Православию на определенные действия, а не повод к эскапизму, негативизму и страху. Избежать указанных крайностей, быть истинно православными и в то же время американцами - вот в чем видится нам единственно истинная верность православному преданию. С чего и как следует нам начать этот путь?

Сколько раз я слышал, например, что в "наш век" понятие греха должно измениться, чтобы быть понятным современному человеку! Сколько раз все мы слышали, что в "наш век" нельзя говорить о диаволе! Однако я абсолютно уверен, что грех означает для меня то же самое, что означал для апостола Павла, и что если диавол не существует, то христианство - уже не та религия, которой оно было в течение почти двух тысяч лет. Недостаточно говорить, как делают некоторые западные богословы, о "демоническом". Недостаточно отождествлять грех с отчуждением. И именно в этих вопросах на Православии лежит великая обязанность, ибо оно по существу вера в неизменяемые, постоянные реальности, оно - обличение всех редукций как не только противных вероучению, но и экзистенциально разрушительных.

Так, первым условием должна стать просто вера. Еще до того, как я могу отнести себя к тому или иному поколению, назвать себя иммигрантом или "аборигеном", а наш век технологическим или постиндустриальным и т.д., я сталкиваюсь с основной, все определяющей реальностью - человеком, стоящим перед Богом и понимающим, что жизнь - это общение с Ним, знание Его, вера в Него, что мы в прямом смысле созданы для Бога.

Без этого опыта и утверждения ничто не имеет смысла.

Моя истинная жизнь - во Христе и на небесах. Я был создан для вечности. Эти простые утверждения отвергают как наивные и не имеющие отношения к сегодняшней жизни, и, несмотря на всю свою христианскую терминологию, западное христианство все больше превращается в антропоцентрический гуманизм. В этом пункте невозможны для нас никакие компромиссы, и все зависит от того, сохранит ли Православие верность своей "Богоцентричности", своей направленности к Трансцендентному, Вечному, Божественному.

Мы не отрицаем, что людям нужны справедливость и хлеб. Но в первую очередь им нужен Бог. И поэтому мы можем делать то, к чему призваны, невзирая ни на какие искушения. По видимости "милосердный" характер этих искушений упускает из виду неизменную истину, что наше призвание - не только провозглашать или защищать, но прежде всего жить этой неизменной, вечной иерархией ценностей, в которой Бог, и только Бог, - начало, содержание и конец всего. И это - истинное содержание православной веры, православного богослужения, православных таинств. Это то, что празднуем мы пасхальной ночью, то, что открывается за евхаристической трапезой. Это всегда та же молитва, та же радость: "Да приидет Царствие Твое... " Это -понимание жизни как приготовления, и не к вечному покою, но к жизни более реальной, чем что-либо иное, жизни, только "символом" И "таинством" которой является наша земная жизнь.

Могу услышать и почувствовать реакцию: "Ох, опять рай и ад! И это христианство? Разве можно проповедовать это в двадцатом веке?" И я отвечу: "Да, это христианство. Да, это можно проповедовать в двадцатом веке". Именно потому, что столь многие сегодня забыли об этом, потому, что это стало неважным и для самих христиан, - так много людей уже находятся в аду. И Православие потеряет свою соль, если каждый из нас не будет прежде всего стремиться к личной вере, к этой жажде спасения, искупления и обожения.

Христианство начинается только тогда, когда мы серьезно относимся к словам Христа: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6:33).

Видение будущего

Что мы можем сделать сообща? Каковы православные императивы для нашей общей задачи? Думаю, здесь приоритеты довольно ясны, особенно когда мы говорим со студентами и для студентов, ибо "студент" - чистейший представитель того, что я называю вторым Православием в Америке. Приверженцы первого - независимо от того, прибыли ли они из Старого Света или родились здесь, - по своей ментальности все еще иммигранты. Они живут в условиях американской культуры, но не стали еще ее органической частью.

Студент по определению тот, кто может и должен рефлексировать. Пока американское Православие не рефлексировало на тему самого себя и своего положения здесь. Православный студент - первый православный, призванный задуматься о своей жизни как жизни православного христианина в Америке. От этого зависит будущее нашей Церкви на этой земле, ибо такая рефлексия очевидно будет направлена на вопросы, описанные мною выше. И это чрезвычайно важная задача. Вы скажете либо "да", либо "нет" от имени всей Православной Церкви на этом континенте.

Сказать "да", однако, значит вновь ощутить Церковь как миссию, а миссия в условиях существующей сегодня ситуации означает нечто большее, нежели просто обращение отдельных людей в Православие. Это означает в первую очередь оценку американской культуры в православной перспективе, и такая оценка - истинная миссия православной "интеллигенции", ибо никто другой этого сделать не сможет.

Основы встречи

Здесь я опять хочу подчеркнуть существенное качество американской культуры - ее открытость к критике и переменам, к вызовам и оценкам со стороны. На протяжении всей американской истории американцы задавались вопросами: "Что это значит - быть американцем?", "Для чего существует Америка?" И они до сих пор задают эти вопросы. И здесь - наш шанс и наш долг. Для оценки американской культуры в православной перспективе необходимо, во-первых, знание Православия и, во-вторых, знание истинной американской культуры и традиций.

Нельзя правильно оценить то, чего не знаешь, не любишь и не понимаешь. Таким образом, наша миссия - прежде всего образование. Мы - все мы - должны стать богословами, не в техническом смысле слова, конечно, но в смысле насущного интереса, заботы, внимания к нашей вере, а главное - в перспективе связи веры и жизни, веры и культуры, веры и "американского образа жизни".

Я приведу один пример. Мы все знаем, что один из глубочайших кризисов нашей культуры, да и всего современного мира, - это кризис семьи и вообще отношений между мужчиной и женщиной. И я спрашиваю: как этот кризис можно понять в перспективе нашей веры в Ту, Которая "честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим", Богородицу, Матерь Божию, Деву, и соотнести его с этой верой?

Куда именно нас все это приведет, - я не знаю. Как сказано в молитве кардинала Ньюмана: "Я не вижу дальних картин, мне достаточно одного шага". Но я знаю, что между двумя крайностями - капитуляцией перед Америкой и отказом от Америки - нам необходимо найти узкий и трудный путь, соответствующий истинному православному преданию. Ни одно решение не будет окончательным, ибо в мире сем окончательных решений не существует.

Мы всегда будем жить в напряжении и в конфликте, в ритме побед и поражений. Но если пуритане смогли оказать такое огромное влияние на американскую культуру, если Зигмунд Фрейд смог изменить ее так радикально, что отправил два поколения американцев на кушетки психоаналитиков, если марксизм, вопреки своим феноменальным провалам, до сих пор вдохновляет предположительно умных американских интеллектуалов, - то почему вера и учение, которые мы считаем истинной верой и истинным учением, не может сделать чего-либо подобного? "О вы, маловерные... "

Маркс и Фрейд никогда не сомневались - и одержали свои ужасные победы. Современный христианин, однако, страдает врожденным комплексом неполноценности. Одна историческая неудача - и он впадает либо в апокалиптический страх и панику, либо бросается в богословие "смерти Бога". Может быть, пришло время вновь обрести свою веру и с любовью и смирением применить ее к стране, которая стала нашей? И кто способен на это, если не те, кто органически участвует в американской культуре?

Таким образом, необходимы две вещи. Во-первых, укрепление нашей личной веры и верности. Каждый православный христианин, будь то священник или мирянин, мужчина или женщина, должен прежде всего не говорить о Православии, а житъ им в полной мере; это и молитва, и предстояние Богу, и трудная радость переживания "неба на земле". Это главное, и этого нельзя достичь без усилия, без поста, аскетизма, жертвы, то есть без того, что в Евангелии называется "узким путем".

И во-вторых (я позволю себе использовать чрезвычайно избитое слово), нужен глубокий и реальный диалог с Америкой - не приспособление, не компромисс, а именно диалог, который может вестись иногда и очень жестко. Этот диалог может, по крайней мере, привести к двоякому результату. Во-первых, он поможет нам увидеть, что в нашей вере - реально и подлинно, а что - не более чем декор. Мы даже сможем в процессе этого диалога потерять много таких украшений, которые ошибочно принимали за само Православие. Но то, что останется, и есть именно та вера, которая побеждает мир.

В процессе этого диалога мы также откроем для себя истинную Америку, не ту, которую одни православные проклинают, а другие обоготворяют, но Америку той великой жажды Бога и Его справедливости, которая всегда лежала в основе подлинной американской культуры. Чем дольше я живу здесь, тем сильнее я верю в то, что встреча Православия с Америкой провиденциальна. И именно из-за ее "провиденциальности" эта встреча с обеих сторон подвергается нападкам, непониманию, отвержению... Может быть, именно мы - здесь, сегодня - призваны понять ее истинное значение и действовать соответственно.

Миссия Православия

Мы знаем, что православная молодежь Америки должна иметь миссию. И первое условие миссии - духовное основание. Мы не можем никуда двигаться без веры и взятого на себя личного обязательства вести истинно христианскую жизнь. Далее, мы должны думать о своей миссии в контексте конкретной ситуации, с которой мы сталкиваемся в Америке, в этом совершенно секулярном обществе.

Но что такое миссия? Миссия - одно из тех слов, которые часто употребляют и используют неверно в сегодняшней Америке. Поэтому нам необходимо, в первую очередь, уяснить себе его значение. С одной стороны, все понимают, я надеюсь, что в определенном смысле каждый христианин призван быть миссионером. Каждый христианин - посланник. Мы говорим: "Единая, Святая, Кафолическая и Апостольская Церковь", и слово "Апостольская" означает здесь не просто непрерывность священнослужения, как думают очень многие, но и апостольство, то есть миссионерскую природу Церкви и каждого ее члена.

Это "миссионерство" имеет три смысла. Во-первых, я послан к себе самому, что значит: новый Адам во мне всегда готов бороться с ветхим Адамом, то есть с самим собой, все еще держащимся за мир сей и подчиняющимся ему. Во-вторых, я послан к другим. И это опять же относится ко всем, а не только к епископам, священникам и профессиональным миссионерам. В-третьих, наконец, я послан как миссионер миру. Наше видение и вера охватывает всегда спасение всего, за что умер на кресте Христос, а Он умер "за жизнь мира". Таким образом, нельзя спастись без того, чтобы посвятить себя этой миссии. Каждый из нас - миссионер.

Но, с другой стороны, по мере того как мы начинаем искать конкретные способы применения этих общих определений, идея миссии расплывается. И вечная проблема для каждого христианина и для каждого христианского поколения - найти собственную "модальность" миссии, распознать путь, который предназначил им Бог для осуществления их миссионерского призвания. Каждый человек уникален, и так же уникален путь к исполнению им своего призвания. Уникальна и каждая историческая ситуация, и так же уникальна в некотором роде и христианская миссия каждого поколения. Вот почему среди православных сегодня так много несогласий и противоречий. Каждый признает, что необходимо что-то делать, но нет пока согласия в том, что именно и как. И эти несогласия имеют прямое отношение к самой сути православной миссии в современном мире.

Избранное в Рунете

Сухейль Фарах

Диалог или столкновение культур: состояние и надежда

Фарах Сухейль Наим – философ, профессор Ливанского университета, председатель Ливано-Российского Дома (Дейс), иностранный член Российской академии образования.

Действительность

На этой земле с ее множеством рас, языков, религий, культур и общественных формаций движение к партнерству и сотрудничеству, единению и согласию идет параллельно с усилением самоуправства, всплесками эгоизма, явлениями отчуждения и неприятия друг друга; зло, фанатизм и ненависть сопутствуют добру, великодушию и любви, тревоги и ужасы войны - стремлению к спокойствию и миру. Человек живет в сюрреалистической среде – между жизнью и нежизнью, среде, где правят бал душевный покой и бури эмоций, благородство и низость, мудрость и безумие, чувства радости и ощущение безысходной тоски.

В мире не прекращается борьба между идеями противоборства и идеями согласия, борьба, порождающая модели поведения, формы представлений, предания и мифы, а также опыт взаимной враждебности, как и опыт совместного бытия. Существуют две главные формы связи и взаимодействия между цивилизациями:

- враждебная ,использующая различные средства для уничтожения традиционной культуры того этноса, или другого, и замены ее культурой, навязывающей себя извне;

- дружественная , в основе которой тяга к подлинному взаимопониманию и уважение свободы выбора каждой из сторон.

Между этими двумя крайностями сосуществуют цивилизации и народы. Любая культура демонстрирует широту или узость своего кругозора по сравнению с другой на примере собственного опыта, независимо от того, выступает она в роли знаменосца, возглавляющего колонну ушедшей вперед цивилизации, или в качестве боковой цивилизационной ветви.

Борьба в современном мире

Несмотря на стремление тихих мечтателей к миру, в котором господствовали бы идеи дружбы, любви, справедливого и равноправного сотрудничества, борьба остается характерной чертой бытия и формой отношения человека к его окружению. На всех этапах возникновения, развития и экспансии цивилизаций существовала тяга к противоборству и гегемонии, служившая интересам племени, этноса, религии, класса или идеологии. Со временем совершенствовались методы и технологии воинствующего гегемонизма. То, что происходит сегодня, являет собой невиданную ранее опасность, угрожающую всем нам: на наших глазах разрушаются традиционные ценности, большинство этнических групп, святыни и культуры, на смену которым приходит культурная новация, построенная на принципах корысти и обожествления вещей, принижении значения печатного слова и утверждении роли визуального образа, освобождении культурного творчества от любых сдерживающих начал и превращении его в предмет купли-продажи, повсеместного навязывания аудиовизуальной культуры.

Третья промышленная революция и революция в информатике открыли новую эпоху в цивилизационном общении между людьми, приведя к репродукции и распространению ценностей и достижений различных культур на новых основах – в ином пространственном измерении и отличных от прошлого формах. Возникли новые виды знания и новые ценности, заполнившие сферу отношений между странами и народами, и материальные ценности цивилизации потребления стали общими для всей ойкумены.

Американской цивилизации в ее вселенском измерении («цивилизация мира, где правит Макдональдс», - как определил ее Бенджамин Барбер) не интересны ни демократия, ни национальные чаяния, ни формы культурной самобытности, ни эстетические ценности. «Ее цель – всемирное общество потребления, в котором нет ни рас, ни граждан, ибо все они бесполезны как клиенты. Существует только одна новая раса мужчин и женщин – потребители» .

Ценности рынка довлеют над всем

Новые лица украшают фасад новой цивилизации – политические знаменитости, теле- и кинозвезды, кинорежиссеры, хозяева транснациональных банков и крупных корпораций, нефтяные бароны, эксперты по проблемам народонаселения, аудиторы, адвокаты и спортсмены, короли информатики и разработчики информационных систем. Эти люди говорят на двух языках – на языке доллара и на английском.

Все они лишены этнической, культурной и религиозной принадлежности. Их родина – бизнес, их цивилизация – потребление, их божество – материальные ценности. Барбер говорит в этой связи: «Торговые центры – это столицы и парки мира, где правит Макдональдс. Там не найти ни настоящего театра, ни детского диспансера. Там не остановишься, чтобы поболтать с девушкой, проходящей мимо, и не уединишься для молитвы. Там нет ни сельхозтоварищества, ни школы. Видишь только сеть торговых точек, которые заставляют нас забыть, кто мы на самом деле, дабы, не обращая внимания на других, полностью насладиться приобретательством» . Так глобализация вторгается в сферу национальных ценностей, символов и мифов, которые ранее составляли неразделимое замкнутое единство. Вокруг них-то и складывалась культурная самобытность – основа самобытности национальной.

Глобализация и псевдодемократия

В эпоху мондиализации наблюдается возрождение идеи конфессионального плюрализма и явления псевдодемократии. Новый «международный порядок» стойко поддерживает этнические и религиозные группы, чтобы выбрать именно псевдодемократический путь. Это ошибочный путь, который даёт противоположные представления о разумной демократии, основанной на принципе свободы и справедливости гражданского общества. Под определениями и знаниями плюрализма и псевдодемократии, возникли многочисленные этнические группы, которые проводят сугубо узкие конфессиональные программы. Эти конфессии предоставляют себе все человеческие права, но отрицают эти же права для других этнических и культурных групп. Вместо того, чтобы основать здравую и мирную платформу для жизнеспособной и лояльной демократии на месте, наоборот, возрождают новые конфликты и войны. Каждая этническая группа замыкается вокруг себя, ищет свою историческую память обо всех явлениях, которые разжигают и провоцируют нетерпимость и враждебность к другим этносам и культурам. Подобного типа примеры мы видим в Индии и Турции, Ливане и Югославии, Судане и Нигерии, Филиппинах и Индонезии, Испании и на Северном Кавказе и в Латинской Америке, а также в других регионах мира.

Мондиализация псевдодемократии не только отрицательно влияет на развитие жизненного процесса разных этнических групп, развивающихся стран, но и оказывает отрицательное влияние на внутреннюю этническую структуру наиболее развитых стран. В последнее время, это наблюдается подъёмом элементов фанатизма и консерватизма в протестантизме и католицизме. Ясным примером, на данном этапе, является духовный отец этнической группы «Ку-Клу-Клан», господин Дейвид Дьюк, который достиг поста сенатора в США. Он откровенно объявил вести беспощадную войну против цветной расы и сказал: «мы должны вести острую борьбу против любой стороны, которая пытается изменить белое христианское наследие Америки» .

Опасность этого явления заключается в том, что борьба и конфликты не носят общий национальный характер против других цивилизаций, а она проникает во внутреннюю нацию своей цивилизации. Каждый этнос и религия, болезненно пытается закрыть себя и враждебно относится к другой.

Этнические и культурные войны последних лет заменили собой противоборства и в ХХI веке займут, очевидно, место социальных конфликтов минувших столетий. Идет конфронтация с применением грубейшего насилия. Маэстро, направляющий ее развитие, вооружен, без сомнения, глубокой исторической памятью и владеет убийственными технологиями. Он похож на проектировщика или инженера, который шутки ради спланировал военно-космический корабль, подобный тем, какими в фильмах и видеоиграх увлекаются дети и подростки. Двигатель его корабля – это, конечно, голый интерес, а рулевой механизм – злобное стремление к обладанию силой. Под его разрушительной мощью все, чем богаты культуры народов, обращается в прах и жалкие обломки, которым нельзя вернуть жизнь.

Серж Москович, один из теоретиков постмодернизма, писал, что жизни на нашей планете угрожают убийственные последствия загрязнения природной среды и воздействия множащихся технологий. При этом, говорит он, обитающие в ее пределах общественные коллективы изолируются друг от друга, чуждаясь любых форм социальной или культурной интеграции. Ален Турен, со своей стороны, упрекает теорию и практику модернизма в трагическом разрыве с областью сакрального и разрушении ее посредством рационалистических представлений о мире. По его словам, мы живем «в анархическом обществе, где организационно-технологическая и эмоционально-культурная сферы находятся в резком конфликте друг с другом» .

Перед лицом глобализации народы, тем более малые этнические и культурные общности, уже не являются хозяевами своей судьбы. Активизируются попытки сделать наш мир однополярным и одномерным, где всем распоряжался бы «дядя Сэм», стремящийся увековечить на планете гегемонию своей «культуры».

Тем не менее, как указывает Тоффлер, один из выдающихся американских футурологов, отношения господства и подчинения находятся в состоянии «непрерывного изменения, как не прекращаются изменения и в отношениях между людьми» . Не вечны ни политические режимы, ни мировые империи, ни господствующие культуры, сколько бы ни было в них силы. Отношения между странами, народами, профессиональными коллективами и общественными объединениями подвержены постоянным переменам. Тот же Тоффлер говорит: «С людьми и природной средой, с технологиями, культурами и многими другими формообразованиями происходят великие метаморфозы, приводящие к переворотам и конфликтам. В итоге перераспределяются источники власти» .

Диалог и встреча

Альтернативой соперничеству и конфронтации служит стремление многих объединений землян к диалогу и сближению. Ценности, понятия, принципы и представления могут циркулировать в рамках одной обособленной культуры, но могут и вступать во взаимодействие с содержанием иных культур. Для начала всем нужно освободиться от порочности субкультуры – подчиненности инстинкту и приверженности наркомании, преклонения перед насилием и дешевым сексом, глупой привязанности к материальным ценностям. Человечество, — справедливо подчеркивает русский мыслитель Игорь Бестужев-Лада, - «осуществилось посредством устранения опасности бескультурья» .

Прежде чем освободиться от конфликта с Другим, нужно спросить себя, не в нас ли кроется причина нашей неспособности найти с ним общий язык для спокойного диалога и теплой встречи. Отринем нашу замкнутость, наш фанатизм и экстремизм и окинем себя критическим взглядом. Чем более мы искренни по отношению к Другому, тем сильнее его тяга к диалогу с нами. Аналогичным образом обстоит дело с отношениями между теми или иными общностями, теми или иными культурами. Межцивилизационные связи могут строиться и на прочных, бесконфликтных основах.

В каждой культуре, развитой или отсталой, в любой религиозной или этнической общности, между соседями по кварталу, среди членов одной семьи, как и в наших собственных душах сосуществуют открытые пространства и закрытые уголки, просторы для великодушия и закоулки для фанатизма, приюты для демократичности и места для тирании, храмы для любви и западни для ненависти, обители для мира и прибежища для насилия. Всем нам нужно воспитывать позитивные качества самих в себе и в других.

Конфронтации и войны занимают важное место в отношениях между Мной и Другим. Но существуют и возможности для взаимодействия и творческой связи между Нами. Этому нужно всемерно способствовать.

Анализируя высказывания Хантингтона о столкновении цивилизаций, русский ученый Борис Ерасов подчеркивает, что существуют развитые формы межцивилизационных отношений, «основанные прежде всего на взаимодействии в сфере "высокой" культуры, взаимном знакомстве и обмене интеллектуальными, духовными, моральными и научными достижениями. Результаты такого взаимодействия оказываются в высокой степени благоприятными для обогащения достояния "принимающей" цивилизации и престижа "дающей" цивилизации» .

Возможно, самый блистательный образ будущего – тот, который предполагает создание прочных основ для диалога, взаимного ознакомления, взаимодействия и сближения. История межцивилизационных отношений включает немало славных страниц, запечатлевших результаты совместных усилий в области градостроительства, изобразительного искусства и литературного творчества, развития науки, туризма и общей культуры. Примеры сотрудничества в реализации различных научных, туристических и развлекательных программ неизгладимы из памяти народов и цивилизаций.

Надежда

Оценка межцивилизационных отношений в постмодернистскую эпоху наводит на следующие размышления:

С тех пор как завершилась конфронтация двух политико-экономических систем, развивающиеся связи между цивилизациями этносами и религиями, принимая характер конфронтации или сотрудничества, отчуждения или диалога, играют главную роль в геополитическом контексте. Опыт настоящего переходного периода говорит о том, что конфликт между цивилизациями Востока и Запада будет усиливаться, пропасть между богатыми и бедными народами - становиться все глубже. Будет активизирована борьба за сферы влияния, источники энергии и иные природные богатства. Умножится число стран, представляющих боковые ветви цивилизаций, возрастут противоречия между ними.

Все это вызывает тревогу, порожденную ожиданием лихорадочного нагнетания напряженности, пределы которой будут шириться, а острота – возрастать. С увеличением числа стран, обладающих оружием массового поражения, приблизится опасность уничтожения человеческой цивилизации, по крайней мере, какой-либо из ее частей. Жизнь на земле может вступить в новый биологический цикл.

Приходит на ум и иное соображение. К будущему можно отнестись с верой, предполагая создание разумных условий для сближения и взаимодействия земных цивилизаций на основе справедливых подходов, равноправного диалога и бескорыстного сотрудничества, цель которых - устранить поводы для войн, сплотиться в борьбе с техногенными и экологическими катастрофами, решить проблемы голода и бедности, избавления человечества от опасных заболеваний, эффективно помочь достижению большей отдачи от деятельности экономических объединений, научных центров и технологических сообществ, выступить с общих позиций в разработке широкомасштабных гуманитарных, образовательных и общекультурных программ, уделить особое внимание проведению идеологических и информационных кампаний, призванных помочь формированию нового сознания у молодого поколения, которое в ХХI столетии могло бы жить и развиваться в единой всемирной цивилизационной атмосфере.

Общие знаменатели и интересы, стимулирующие дух сотрудничества, сближения и встречи, чаще всего относятся к области науки, искусства, туризма, взаимного наслаждения духовными ценностями. Здесь-то и наполняются жизненной силой души людей, устремляясь навстречу друг другу под властью благородных эстетических чувств. Японский мыслитель Дасияко Икеда говорит: «Воля человека движима сильной и подлинной верой в общую жизнь и надеждой на возрождение, в основе которых – новая жизненная философия и новый культурно-образовательный проект для молодого поколения. Этого достаточно для того, чтобы сдвинуть в сторону оптимизма чашу весов на этой планете» .

Потому академические умы, духовные авторитеты и светила культуры призваны соединить усилия, чтобы посредством непрерывной серии семинаров и конференций сделать предметом внимания творцов политики и лидеров экономики мечту о встрече культур. Ее реализация, конечно, будет означать радующий нас выбор в пользу сближения и сотрудничества между всеми этносами и культурами. В позитивном плане на дело могла бы серьезно повлиять ООН и все ее организации, в том числе та, которая особенно дорога нам, интеллигентам, - ЮНЕСКО.

Но, без сомнения, возможность того или иного решения зависит прежде всего от тех, кто контролирует факторы материальной и моральной силы, находясь на вершине пирамиды власти в лидирующих странах. Между двумя крайностями – выбором в пользу надежды и выбором в пользу отчаяния существует множество промежуточных решений. Последнее слово, разумеется, принадлежит политическим и военным лидерам, как и тем, в чьих руках власть денег, средства пропаганды и инструменты информатики.

Но и любой из нас, в свою очередь, отвечает за будущее цивилизации. Тот или иной ход событий зависит от усилий каждого из сынов человеческих. Очень легко разрушить то, что создавалось в течение десятков миллионов лет, и трудно сохранить эстетические, духовные и культурные сокровища, созданные лучшими умами человечества. Есть ли миссия благороднее той, что являет заботу о сохранении и приумножении этого богатства, открывая новые горизонты для сотрудничества и взаимодействия, основанных на обоюдном доверии и уважении друг друга.

Примечания

Бенджамин Барбер: «Мир, где правит Макдональдс», как создает его Америка», ан-Нахар, октябрь 7 октября 1200 г., стр. 11.

“Tame Magazine Daily” Pathfinder, july 13,1996.

Ален Турен: «Критика модернизма», Париж, Файар, 1992, стр.228.

А.Тоффлер: «Метаморфозы власти», Дамаск, 1991 г., стр.830.

Тот же источник, стр. 832.

И. Бестужев-Лада: «Альтернативная цивилизация», Москва, 1998г., стр. 296.

Б. С. Ерасов: «Сравнительное изучение цивилизаций», Москва, 1998 г., стр. 520.

Дасияко Икеда: Цикл лекций под названием «К возрождению надежды», Москва, 1994г.

Человеческая культура есть тот результат человеческой деятельности, который является в тоже время и ее условием. Культура, человек, деятельность – это три неразрывно друг с другом связанных понятия, и если отсутствует одно из них, то лишаются какого-либо смысла рассуждения о других. Главная характеристика культуры, которая включает в себя понимание характера двух других понятий, - ее над - или внеприродность. При этом необходимо осознавать, что в данном контексте понятие «природа» не несет чисто негативных коннотаций, хотя предпосылки к тому имеются. Природа предполагается в качестве данности, культура – деятельностной заданности. Над - или внеприродность человека означает его внебиологичность, над - или внеприродность, над - или внеприродность деятельности означает творчество в широком значении слова, как рождение нового, не бывшего в природе. Во всех случаях над - или внеприродность может достигаться двумя путями: либо путем преодоления, либо преобразования природы. Но если первый путь отрицает второй, то второй включает в себя и первый.

Природа – первоначальна, культура всегда вторична, но вторичность культуры не означает неизбежную зависимость ее от природы. Такая прямая зависимость невозможна потому, что культура и природа имеют различный характер обусловленности, определенный еще И. Кантом. Согласно немецкому философу, если природная обусловленность причинна, то культура обусловлена целесообразностью.

Стали привычными рассуждения о двух видах культуры: материальной и духовной, то есть о природоориентированной или внеприродоориентированной деятельности или о многообразии национальных культур. При всей справедливости подобных рассуждений следует осознавать их ограниченность в том, что они делают акцент на множественной сущности культуры, упуская ее единство. С другой стороны, признав и примордиальную зависимость, и телеологическую независимость культуры от природы, мы неизбежно закладываем возможность рассмотрения ее как множественной. На множественность культуры опирается и схема противопоставления цивилизации и культуры, к различению материальных и духовных характеристик присовокупляя противоположность характеристик внутреннего и внешнего.

Рассуждения о множественности культуры оправдано вести лишь в том случае, если выявлены условия ее единой сущности. Как мы уже выяснили, культура есть творческая человеческая деятельность, направленная на преобразование природы и имеющая такую цель, которая в себе в идеале не содержит ничего природного. При этом следует иметь ввиду ту целостность сущности культуры, которая не отрицает ее множественности. Приведенной логике рассмотрения сущности культуры соответствует, казалось бы, дефиниция Вл. Соловьева, данная им в работе «Философские начала цельного знания»: «Только такая жизнь, такая культура, которая ничего не исключает, но в своей всецелости совмещает высшую степень единства с полнейшим развитием свободной множественности, - только она может дать настоящее, прочное удовлетворение всем потребностям человеческого чувства, мышления и воли и быть, таким образом, действительно общечеловеческой, или вселенской, культурой, причем ясно, что вместе с тем и именно вследствие своей всецельности эта культура будет более чем человеческою, вводя людей в актуальное общение с миром божественным». Однако, представляя культуру как нечто внешнее «человеческому чувству, мышлению и воли», определяя ее в пределе как «summum bonum», Соловьев сам в конце концов в экзистенциальном измерении приходит к отрицанию такого рода культуры: «… если последний результат вашего прогресса и вашей культуры есть все-таки смерть каждого и всех, то ясно, что всякая прогрессивная культурная деятельность – ни к чему, что она бесцельна и бессмысленна».

Несмотря на отрицающий друг друга характер двух подходов к определению культуры, в них Соловьевым все же верно подмечены два измерения, которые так или иначе противоположны культуре: божественный мир и смерть. Какова же эта противоположность? Не могут ли в движении к надприродному как божественному сойтись культура и смерть? Совсем иначе: только присутствие мира божественного придает истинный смысл миру природному и миру человеческому. Культура, располагаясь всецело в человеческом мире, выступает процессом преобразования мира природного в мир божественный, в котором уже не будет ничего от первоначальных природных характеристик. Понятно, что такого рода выверенностью на преобразование через преодоление природного мира может обладать только та культура, которая, не пренебрегая тварным, падшим миром, открыта направляющим и призывающим импульсам мира божественного. Именно в подобной «срединности» культуры скрывается главная опасность ее множественности, что, в свою очередь, провоцирует состояние перманентного кризиса. Цивилизационный кризис во всех своих многочисленных проявлениях имеет под собой основание, которое может быть охарактеризовано как выхолащивание в телосе культуры всего божественного, то есть надприродного и замыкание цели культуры на природном, материальном. Подобный результат является следствием глухости культуры к ее божественным токам, забвения процессуального характера ее «срединности».

Следует особо подчеркнуть чрезвычайную нестабильность срединного положения культуры. Приобрести же желанную стабильность часто стремятся за счет укрепления этой самой срединности, которое всегда достигается путем усиления роли человека или гуманности. Так как ли уж гуманен культурный гуманизм? Вопрос отнюдь не риторический. Природа и человек свое истинное предназначение приобретают только в культуре, через преобразующую деятельность направленную к божественному. Самостоятельность природы, таким образом, должна быть ограничена лишь ее первоначальностью и тем самым обусловленностью ею культуры. В самой культуре противопоставление природы и культуры должно быть ограничено лишь надприродной телеологичностью культуры. Когда же стремятся расширить зону противоположности природы и культуры, то проходят мимо культуры в ее множественность. Таким образом, ни множественность культуры, так или иначе акцентирующая внимание на природной, материальной ее составляющей, ни гуманность культуры, подчеркивающая особую роль в ней человека, не открывают нам истинной сущности культуры.

Более того, забвение внеприродных основ культуры повергает ее в перманентное состояние кризиса, все более и более обостряющегося. Предпринимаются попытки построить абсолютно светскую культуру, либо совершенно отрицая наличие определенной сущности у культуры, либо заменяя ее очередным изобретенным человеческим разумом суррогатом. Сегодня становится очевидным то, что тезис Хантингтона о столкновении цивилизаций, в котором укоренена мысль о противоречии ценностей, покоящихся на различных религиозных фундаментах человеческих цивилизаций, не соответствует действительности и в корне ошибочен. Цивилизации, опирающиеся на религиозные принципы пусть и различных религий, никогда не столкнутся, так как столкновение – всегда, в конце концов, процесс материальный. Но ни одна религия никогда не выдвигала в качестве своего приоритета именно материальный мир.

Однако столкновение происходит, и оно становится все более ожесточенным, столкновение культуры религиозной и светской. Опасность того, что данный конфликт станет для человечества роковым чрезвычайно велика, поскольку здесь сходятся в непримиримом противостоянии два различных фундаментальных принципа человеческой жизнедеятельности. И мысль американского исследователя Ф. Фукуямы о конце истории в результате полной победы либеральных ценностей, которым в современном мире противопоставить просто нечего, далека от реалий. Конец истории, если он и грядет, то не через однополярную стагнацию, но через смертельную схватку духовных и плотских сил, все более явственно сталкивающихся на пространстве современной культуры.

Таким образом, если οντα культуры есть человеческая свобода в ее творческом выражении, то ее τελος’ом является божественное откровение, божественная истина. Лишь взятые вместе, то есть и сущность, и цель культуры, делают ее действительно внеприродной, а не противо - или а-природной. Задачей культуры в таком случае становится сочленение, сращение, соединение в своем пространстве свободного человеческого творчества и божественной истины; задача представляется, поэтому, чрезвычайно сложной и трудновыполнимой. Если и приписать культуре срединное положение, что, на взгляд автора не совсем верно, то это – не средина усредненности, и даже не средина синтеза, но средина трагедийного по своему напряжению усилия человеческого духа.

Как уже было отмечено, тенденция современной культуры отмечена полным забвением ее τελος’а, что приводит ко все более усиливающемуся кризису и ее сущность. Подтверждая данный факт, отечественный мыслитель выделял четыре основных причины секуляризации культуры и соответственно ее кризиса:

а) вера во всемогущество материалистической науки;

б) безрелигиозная государственность, где право становится выше правды;

в) потребительское общество, эксплуатирующее приобретательские инстинкты;

г) безбожное искусство, в котором правят бал праздные развлечения и нервирующие зрелища.

К этим четырем сферам культурной жизни общества, подвергшихся секулярной коррозии, следует, на наш взгляд, добавить еще одну очень важную сферу, сферу образования, где сейчас безраздельно господствует так называемая гуманная педагогика, воспитывающая эгоцентрическую расчетливую личность.

Христианство привносит в пространство культуры совершенно иные основания:

1) Не рациональный, а христианский гносис или богопознание , как познание живой истины. Античный рационализм постулирует необходимость работы с бытием и бессмысленность обращения к небытию. Что же касается бытия, то здесь он находит его двусоставность, причем человек, по природе своей наделенный умом, способен разобраться что к чему в этом бытии. Христианский же гносис – это гносис, приемлющий небытие и алогичность. Подобная метаморфоза происходит с ним благодаря вере, которая преобразует понимание истинного бытия и соответственно меняет средства его постижения. Истинное бытие перестает быть безличным. Как верно замечает о. Андрей Кураев, главное отличие веры от знания не в том, что они имеют разные истины или по разным путям идут к одной и той же истине, а в том, что происходит переоценка самого отношения к Истине. Подобного рода переоценка касается всего комплекса проблем в сферах онтологии, антропологии, этики, гносеологии.

2) Понятие личности , как неслиянного единства природного и духовного начал. Греческая мысль знала лишь атомизированного индивида, который как часть принадлежал целому человеческого рода или вида. То есть человеческая общеродовая сущность умалялась, распадалась на множества индивидуумов. Здесь была приемлема только диалектика целого и части и принцип субординационизма. Совсем иная диалектика соответствует троичной терминологии в христианстве. Личности не дробят единое человеческого рода на множество частей, но, будучи единственными и неповторимыми, не вносят в родовую сущность признаков множественности. Каждая личность, не смешиваясь с себе подобной, и соответственно, не поглощая ее, выражает всю полноту человеческой сущности.

3) Любовь, как αγαπη , то есть любовь жертвенная; лишь через нее наполняются истинным значением любви ερος, φιλια и στεργω. Ввиду того, что предмет познания не объект, а субъект, поэтому сам процесс познания требует не устранения человека – так называемая объективация – а его полное присутствие, причем присутствия преображенного. А что в нашем мире может преобразить человека в самом радикальном виде? Без сомнения, это – любовь. Причем христианство проповедует неэгоистическую любовь, любовь, выводящую человека из его нарциссиского самолюбования. Даже альтруистическая любовь к ближнему не гарантирует устранения эгоистического чувства в человеке. Поэтому христианство предлагает единственно возможную последовательность: только любовь к Богу способна превратить и любовь к ближнему в настоящую любовь, а не в прикрытие к самовозвеличению. Любовь к Богу гармонизирует не только отношение к другим людям, но и отношение человека к самому себе: в этой любви он получает истинные идеалы, приобретает смысл, полноту развития, крепость и энергию самоопределения. Через отрицание своего эгоистического Я личность впервые становится завершенной, она не теряет, но приобретает.

Возможен ли новый христианско-гуманистический синтез в рамках культуры, на что сейчас делают ставку многие западные культурфилософы? Возможна ли новая «прививка» религиозности к секуляризованному древу современной культуры? Ответ представляется очевидным и все же не станем с ним торопиться.

Соловьев начала цельного знания // Соловьев. в 2-х т. Т. 2. М., 1990. С. 176.

Соловьев разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории // Соловьев же. С. 717-718.

В данном контексте нет надобности религиозный характер культуры специфицировать, исходя из конфессиональных различий отдельных религиозных учений, так как фундаментальные свойства, отличаюшие религиозную культуру от светской, остаются в различных религиях практически идентичными.

См.: Ильин христианской культуры // Ильин. соч. в 10-ти тт. Т. 1. М., 1993. С. 287-289.

О. Андрей Кураев. О вере и знании – без антиномий // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 52.

Иисус Христос, отвечая иудейскому книжнику на вопрос о сути закона, который тот проповедует, сказал: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобна ей возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. XXII, 37-40)