Наука в литературных произведениях. Алан Лайтман

Проблема взаимоотношения литературы и науки – проблема не новая. Она не раз вставала и перед теоретиками искусства, и перед философами, разрабатывающими теорию познания, и перед писателями. Однако никогда раньше она не стояла с такой остротой. Гигантские успехи, достигнутые наукой за последние десятилетия, оказывают ныне небывалое влияние на все стороны жизни человека, в том числе и на литературу. Вместе с тем неизмеримо возрастает и роль искусства в нашем обществе, усиливаются его познавательные и воспитательные функции, расширяются его возможности в пропаганде научных знаний.

В чем проявляется влияние науки на литературу? Каковы задачи литературы в связи с возросшей ролью науки в жизни общества? И каковы пути решения этих задач?

Эти и многие другие вопросы волнуют ныне наших писателей, критиков, ученых. Вот почему редакция журнала «Вопросы литературы» решила посвятить данной теме специальную подборку.

Проблема «Литература и наука» необычайно многогранна. Публикуемые ниже статьи и заметки затрагивают самые разные ее стороны. Прежде всего она встает как «тема науки» в искусстве, как задача создания ярких, интересных образов ученых. Этому посвящены статьи Д. Гранина, В. Каверина, А. Коптяевой, И. Грековой, А. Шарова, размышляющих о путях решения данной задачи, рассказывающих о своей работе над книгами об ученых. Во времена Бальзака ученые еще не занимали сколько-нибудь заметного места в сознании общества, а следовательно, и в литературе. Ныне положение изменилось коренным образом. Ученый все чаще становится главным героем произведений искусства. И это не случайно.

«Коммунистическое общество строится на основе науки. Наука – главное оружие коммунизма. Я считаю, что роль ученых с каждым годом будет расти и будущее за ними. Все это заставляет меня идти сюда, к физикам, ведущим исследования на самом переднем крае науки», – так объясняла свое обращение к «теме науки» Галина Николаева, работавшая в последние годы над романом о физиках.

Д. Гранин подчеркивает, что научное творчество должно стать одной из важнейших тем нашей литературы, ибо здесь открываются для писателя героические характеры, острые, часто трагические конфликты. Раскрыть поэзию творческого труда, показать людей целеустремленных, убежденных, страстно ищущих истину-задача столь же ответственная, сколь и увлекательная.

Естественно, что писателей прежде всего волнуют вопросы, непосредственно связанные с творческой практикой. Так, А. Шаров, например, подробно говорит об одной из главных трудностей, с которой неизбежно сталкивается художник, пишущий об ученых: изображать ли «самое науку» со всеми ее сложностями или достаточно дать всем понятную «модель» той научной проблемы, вокруг которой развертывается конфликт? «...Писатель, который хочет изобразить ученого и его дело, оказывается часто в тупике. Современная наука – непонятна, а модель по своей природе – условна, приблизительна».

Но в самом ли деле непонятность представляет непреодолимое препятствие? – спрашивает автор и высказывает интересные соображения о том, как должно, на его взгляд, разрешаться это противоречие.

В ряде публикуемых ниже статей сквозит настойчивая мысль: писатель должен хорошо знать то, о чем он собирается поведать читателю, и наука в этом отношении не составляет исключения. Об этом пишет И. Грекова. Об этом же говорится и в статье А. Коптяевой: «...в каком бы жанре ни работал писатель, он должен самым тщательным, добросовестным образом изучить основы науки и самое проблему, которые описывает. Не только в публицистике, но н в романе со всей ясностью должна быть раскрыта суть научной проблемы, о которой идет речь. Только тогда она способна заинтересовать читателя, вовлечь его в борьбу, которая развертывается в книге, заставить его волноваться за исход этой борьбы и тем самым за судьбу героев».

Однако задача писателя не сводится к тому, чтобы изучить основы науки и ту проблему, которые он собирается описывать. Не менее, а, пожалуй, еще более важное для романиста – постичь психологию ученого.

В. Каверин, вспоминая о работе над «Открытой книгой», рассказывает: «Работая над «Двумя капитанами», я окружил себя книгами по авиации и истории Арктики. Теперь их место заняли микробиологические труды, и они оказались гораздо сложнее. Прежде всего нужно было научиться читать эти труды не так, как читают их сами ученые. Восстановить ход мысли ученого, прочесть за сухими, краткими строками научной статьи то, чем жил этот человек, понять историю и смысл борьбы против врагов (а иногда и друзей), которая почти всегда в присутствует в научной работе, – вот задача, без решения которой нечего было и браться за подобную тему. Нужно понять то, что ученый выбрасывает за скобки, – психологию творчества».

Доктор физико-математических наук А. Китайгородский значительную часть своей статьи посвящает этой же проблеме. Именно психология научного творчества зачастую остается в книгах об ученых непознанной, а то и искаженной. Размышления физика над тем, почему это происходит, хотя и содержащие немало субъективного, думается, представят значительный интерес для литераторов, работающих в данной области.

Круг вопросов, связанных с научно-популярной и научно-фантастической литературой, затрагивается в статье польского писателя Ст. Лема, а также в выступлениях наших писателей-фантастов А. Днепрова, В. Сапарина, А. и Б. Стругацких.

Статья Д. Данина посвящена «взаимодействию» естественных наук и искусства. Автор приводит примеры такого взаимодействия, рассказывает с том, чем искусство привлекает ученых, прослеживает пути влияния науки на искусство и наоборот, размышляет над «вероятностными закономерностями» подобного взаимовлияния.

Вопрос о соотношении научного и художественного мышления, о том, что роднит научное и художественное познание и что их отличает, о перспективах их развития рассматривается в статье Б. Рунина.

В публикуемых ниже материалах немало спорного.

Да это и понятно: ведь поставленная проблема в теоретическом отношении почти не разрабатывалась. Дискуссионными в ряде своих положений являются статьи Д. Данина и Б. Рунина. Могут вызвать возражения и некоторые тезисы, встречающиеся в других выступлениях, а также субъективные оценки произведений тех или иных художников.

Нельзя согласиться, например, со Стругацкими, когда они утверждают, что «только «короткая нога» с наукой, с научным мировоззрением, с философией науки позволяет сейчас раздвинуть рамки традиционных сюжетов литературы, заглянуть в новый, невиданный доселе мир гигантских человеческих возможностей, внепланетных тенденций, надежд и ошибок. Если можно так выразиться, «писатель-научник» может в литературе больше, чем «обыкновенный» писатель!»

Явно односторонним является и следующий тезис их статьи: «Современная литература высшего класса – это философская литература. Толстой, Достоевский, Фейхтвангер, Томас Манн – вот гигантские образцы того, как должен подходить к своей работе сейчас каждый писатель».

В данном случае авторы статьи забывают о том, что успешное развитие литературы предполагает многообразие стилей, форм, течений. Нельзя одну из ее форм (в данном случае «философскую» литературу) объявлять самой верной, самой плодотворной и категорически заявлять, что ныне каждый писатель да жен работать в традициях Толстого, Достоевского, Фейхтвангера и Томаса Манна. А разве плохи, например, традиции Чехова или Тургенева, Бальзака и Хемингуэя?

Нет надобности перечислять все те положения, которые могут вызвать спор. В публикуемых материалах нет, да и не может быть полного единства мнений, ибо каждый из авторов делится прежде всего своим опытом.

Однако главный пафос большинства выступлений весьма поучителен и заслуживает безусловной поддержки. Искусство, литература должны не отгораживаться от науки, а сближаться с ней, пропагандируя ее достижения и выдвигая перед ней новые задачи.

Примером для советских писателей в этом отношении может служить М. Горький, глубоко интересовавшийся проблемами науки, следивший за ее развитием, радовавшийся ее успехам. Показательно, что статьи, речи и письма замечательного советского писателя, посвященные науке, составили целый том, который в ближайшее время выйдет в издательстве «Наука». Читатель воочию убедится, сколь широк был круг научных интересов Алексея Максимовича, как много сил и энергии отдавал он сближению науки – с жизнью, искусства – с наукой. В искусстве и науке писатель видел не «антагонистов», а союзников, способных вместе творить чудеса преобразования мира, пробуждающих в человеке лучшие его качества и стремления. «Я не знаю сил более плодотворных, более способных воспитать в человеке социальные инстинкты, чем силы искусства и науки», – говорил он в речи, названной им «Наука и демократия».

Многие мысли Горького о связи литературы и науки, о задачах и возможностях писателя, стремящегося быть на уровне современных ему научных знаний, не устарели до сих пор. Они помогают лучше уяснить проблемы, встающие ныне перед литераторами и деятелями других искусств.

Наука движется сейчас такими темпами, что уследить за всеми ее достижениями просто-напросто невозможно. Даже сами ученые не в состоянии охватить все отрасли своей науки: происходит все большая дифференциация и – соответственно – более узкая специализация. А раз так, заключают некоторые литераторы, то нечего и стремиться к овладению научными знаниями. М. Горький, столкнувшись с подобными умозаключениями, отвечал: «Вы говорите: «Писателю почти невозможно быть энциклопедистом». Если это Ваше крепкое убеждение – бросьте писать, ибо убеждение это говорит, что Вы не способны или не хотите учиться. От литератора, к сожалению, не требуют, чтобы он был энциклопедистом, – а надо, чтоб требовали. Писатель должен знать как можно больше, должен стоять на высоте современных ему научных знаний. В нашей стране это особенно необходимо и многими достигается».

А вот поразмыслить о красоте и несовершенстве знания, о смелости научного поиска, о любви к истине и ответственности за свои открытия, да и вообще о границах могущества учёных - в этом поможет художественная литература из нашей небольшой подборки.

1. Алан Лайтман. «Сны Эйнштейна»

Алан Лайтман - учёный-физик, профессор MIT, причём в области и естественных, и гуманитарных наук. Алан Лайтман, обладая писательским талантом, сделал внутреннюю кухню теоретической физики гораздо понятнее тем, кому литературный язык ближе языка формул.

И если вы хотите постичь теорию относительности хотя бы образно, «Сны Эйнштейна» - для вас. Это коллаж из зарисовок, в которых главная переменная - время.

Молодой учёный Эйнштейн видит сны, в каждом сне оно разное: циклическое, идущее вспять, недвижимое, беспамятное, альтернативное. И в зависимости от господствующего времени складываются сюжеты причудливых сновидений.

Кто после этого скажет, что научное и художественное восприятие мира - вещи несоединимые?

Кому лучше приходится в этом мире прерывистого времени? Тем, кто видел будущее и прожил только одну жизнь? Или тем, кто не видел будущего и мешкает начинать жизнь? Или, наконец, тем, кто отвернулся от будущего и прожил две жизни?

2. Апостолос Доксиадис. «Дядя Петрос и проблема Гольдбаха»

«В математике, как в искусстве - и в спорте, кстати, - если ты не лучший, то ты вообще никакой». Герой книги Доксиадиса, Петрос Папахристос, всю жизнь посвящает великой проблеме, достойной великого математика: проблеме Гольдбаха. Любое чётное число, начиная с 4, можно представить в виде суммы двух простых чисел. Эмпирически в этом может убедиться любой неленивый, а вот доказать математически не может никто с середины XVIII века.

В характере дядюшки Петроса соединяются жажда открытия, тщеславие, искренняя преданность науке и равнодушие к мирским успехам («В каждой семье есть чёрная овца», - говорит о нём повествователь в самом начале книги). Но роман даже не о дядюшке, он - о математике. Той, которая как искусство.

Возможно, книга заставит вас достать свои старые конспекты по высшей математике, чтобы вспомнить вкус радости интеллектуальных преодолений, или пожалеть о том, что у вас никогда таких конспектов не было.

Настоящая математика не имеет ничего общего ни с приложениями, ни с вычислениями, которым тебя учат в школе. Она изучает абстрактные интеллектуальные построения, которые - по крайней мере, пока математик ими занят - не имеют никакого отношения к миру физическому, ощущаемому.

3. Поль де Крюи. «Охотники за микробами»

История микробиологии по напряжению и драматизму не уступает голливудским фильмам. Болезнетворные микробы - это вам не «Чужие», «Хищники» и прочие фантастические враги человечества. Они здесь, рядом, и охота за ними далеко не всегда имеет счастливый конец.

Книга Поля де Крюи увидела свет в 1926 году. Строго говоря, художественной она не является: никакого вымысла, только факты. В лёгкой манере приключенческого романа она рассказывает о самых ярких открытиях в микробиологии с XVII века по начало XX. И хотя с момента написания «Охотников за микробами» учёные шагнули далеко вперёд (ведь даже первый антибиотик, пенициллин, был открыт в 1928), эта книга даёт очень живое представление о том, что такое научный поиск, эксперимент, открытие.

Победа над дифтерией, обуздание сифилиса, спасение человечества от жёлтой лихорадки - вот лишь несколько из увлекательных сюжетов, которые читаются, как детектив.

Истина - это величайшая ветреница. Никогда не следует слишком страстно её домогаться, ибо она чаще и охотнее отвечает на холодное равнодушие. Она часто ускользает, будучи почти уже пойманной, и в то же время приходит сама, чтобы отдаться терпеливому ожиданию.

4. Борис Бондаренко. «Пирамида»

Если вы любите фильм «9 дней одного года», то вам должен понравиться роман Бориса Бондаренко. Эта история о молодых советских физиках-атомщиках, приправленная изрядной долей юмора и тонких житейских наблюдений, начинается со студенческой скамьи и продолжается в лабораториях НИИ. Главное здесь - атмосфера научного поиска, когда глаза горят, море по колено, а великое открытие вот-вот случится, нужно только ещё полжизни принести на алтарь науки. А где-то рядом есть семья, коллеги по работе и даже злопыхатели. Со страниц так и сыплются фразы, готовые стать эпиграфом к любому эссе о науке…

Сам автор, надо сказать, во время написания книги был практически ровесником своих главных героев - молодых учёных, - и тоже окончил физический факультет МГУ. Через какое-то время после окончания университета он работал в одном из институтов наукограда Обнинска. Этот город очень похож на Долинск, в который автор помещает действие.

Персонажи книги - вымышленные, а вот научный контекст, в котором они существуют - документальный. Поэтому вы встретите множество фамилий реальных учёных и узнаете чуть больше о физике элементарных частиц.

Познание - это не прямая линия и даже не кривая! Это чудовищно разветвлённое дерево с бесконечным множеством ветвей и веточек, и где-то там, на вершине, - Ольф мощным жестом простёр руку к небу, - то самое драгоценное яблоко, которое нам надо сорвать!

5. Бертольд Брехт. «Жизнь Галилея»

Молва приписала Галилею фразу «И всё-таки она вертится!», но документальных подтверждений, что учёный её произнёс, нет. «В течение столетий народ по всей Европе, сохранив легенду о Галилее, оказывал ему честь не верить в его отречение», - пишет великий драматург ХХ века Бертольд Брехт в одном из предисловий к своей пьесе «Жизнь Галилея».

Виноват ли учёный в том, что под страхом пыток публично отрёкся от своих взглядов? Предал ли он науку или схитрил, чтобы и дальше заниматься исследованиями?

В историческом эпизоде Брехт видит вечный конфликт науки и власти, который в XX веке «озаряется» ещё и взрывом атомной бомбы.

«Преступление Галилея можно рассматривать как «первородный грех» естественных наук», - считает Брехт. Можно ли проследить путь от этого поступка до современных конфликтов и компромиссов? Читатель волен поразмышлять об этом на материале пьесы… и истории.

Тот, кто не знает истины, только глуп. Но кто её знает и называет ложью, тот преступник.

6. Владимир Дудинцев. «Белые одежды»

Физики-атомщики были в Советском союзе в почёте, а вот генетики - в опале. Действие романа начинается в 1948 году, когда генетика была названа «народным академиком» Лысенко «метафизическим направлением в биологии». Теперь все должны были поддерживать мичуринскую агробиологию (которую, отметим, позже признали лженаукой: всё-таки реальная история и без литературы полна притч и метафор).

Правильно ли исполняются наставления партии? В этом должен разобраться герой романа Фёдор Дежкин, которого направляют в сельскохозяйственный институт одного небольшого города. А в городе существует «подпольный кружок» студентов и учёных, которые в тайне продолжают развивать то научное знание, которое считают истинным…

Роман полон сложных характеров, философских рассуждений и бесконечной боли за науку во времена, когда белое нельзя называть белым. Он был завершён после смерти Сталина, опубликован впервые в 1980-х, а в 2013 году вошёл в перечень 100 книг по истории, культуре и литературе народов РФ , рекомендуемых Минобром к самостоятельному чтению школьникам.

Главная причина всех бед человечества - необоснованная уверенность в стопроцентной правоте.

7. Синклер Льюис. «Эроусмит»

Между наукой и властью всегда непростые отношения, при любом политическом строе, да ещё если речь идёт о власти денег! Герой этого романа - Мартин Эроусмит, врач-бактериолог со стандартным набором проблем «Учёный и реальная жизнь». Он умеет упорно работать, но часто оказывается беспомощен перед бытовыми проблемами, дрязгами между коллегами и счетами. В чём он силён - так это в своей чистой любви к науке, для которой корыстные сиюминутные интересы слишком низменны.

Писатель рисует живую картину американской жизни 1920-х, в которой деньги не пахнут и интриги правят бал. Но Эроусмит умудряется достигнуть успеха, не предав свои убеждения и не продав честное имя.

В 1930 году Льюис получил Нобелевскую премию по литературе - «за мощное и выразительное искусство повествования и за редкое умение с сатирой и юмором создавать новые типы и характеры». Так что юмора и сатиры, как можете догадаться, в истории о Эроусмите должно быть сполна. А с научной составляющей книги автору помогал известный микробиолог Поль де Крюи, который затем, вдохновлённый литературной работой, написал уже упомянутых «Охотников за микробами».

Его охватило омерзение перед крикливой непотребной тварью, именуемой Успехом и требующей от человека, чтоб он оставил спокойную работу и отдал себя на растерзание слепым поклонникам, которые задушат его лестью, и слепым врагам, которые его забросают грязью.

8. Курт Воннегут. «Колыбель для кошки»

Разговор о художественной литературе, в центре которой были бы учёные и наука, невозможен без научной фантастики. Следующие три книги - из этой категории.

Два глобальных вопроса, которые часто определяют сюжет в рамках жанра: где границы возможностей человеческого познания и могут ли достижения науки уничтожить человечество?

Курта Воннегута интересует именно второй вопрос. И писатель уверен, что человечество вполне способно на самоубийство (как следует из биографии Воннегута, доказательства тому он видел своими глазами на фронте Второй мировой войны).

Сюжет книги строится вокруг опаснейшего вещества «лёд-девять», изобретённого одним гениальным учёным. Этот учёный совершенно не интересовался тем, как его открытия повлияют на судьбу человечества, и в его «портфолио» уже была работа над атомной бомбой. И теперь его наследники раздали лёд-девять сильным мира сего за неплохую награду. Герой-повествователь следует по следам опасного вещества, попутно знакомясь с новой религией и новыми утопиями.

Все проблемы человечества ХХ века (по крайней мере, до 1963 года), компактно уместились в двести страниц романа. И нет в нём, конечно, ни кошки, ни колыбели. Только явное беспокойство от бесконечной запутанности нити, которой манипулируют чьи-то руки.

Может ли разумный человек, учитывая опыт прошлых веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?

9. Аркадий и Борис Стругацкие. «За миллиард лет до конца света»

В этой повести человечеству угрожает не собственная порочность, а неведомые силы: конкуренты? неземные цивилизации? А может, само Мироздание?

Несколько учёных из разных областей науки подходят, каждый по-своему, к крупным открытиям, способным привести к настоящей научной революции. Но с каждым из них начинают происходить таинственные и опасные события, которые никак не способствуют работе: конфликты, взрывы и даже смерть. Кто-то явно не хочет, чтобы человек приближался к глубинным тайнам природы. Сможет ли опасность остановить учёных в их поисках?

«Рукопись, найденная при странных обстоятельствах» (таков подзаголовок повести) не старается быть понятной читателю. Читатель остаётся со всеми вопросами один на один.

10. Роберт Стивенсон. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»

А как там у человечества с пониманием своего собственного разума? С пониманием психологии личности?

Повесть Роберта Льюиса Стивенсона была написана в 1886 году. Добрый добропорядочный доктор Джекил и его антипод - или двойник? - страшный мистер Хайд вдохновили многих постановщиков спектаклей, а затем и фильмов, показать свою историю-триллер.

Идеи психоанализа были сформулированы лишь десятилетием позже, но персонаж Стивенсона «опережает время», открывая, что человеческая личность - сложносоставная структура, с «добрым» и «злым» проявлением. В результате неудачного эксперимента злобная составляющая личности доктора берёт верх над благопристойной и социально приемлемой.

В XXI веке учёные приноровились гораздо лучше раскладывать человеческую личность по полочкам, но вновь и вновь мы сомневаемся: властны ли мы над собой?

В заключении хотелось бы посоветовать ещё одну книгу, чтобы всё не казалось слишком беспросветным. Это рассказ Дэниела Киза «Цветы для Элджернона», в котором наука - главный двигатель сюжета, но не главное действующее лицо. Толпы читателей плакали над историей умственно отсталого Чарли, который благодаря успешному эксперименту стал гениальным учёным, и признавались в комментариях на интернет-форумах, что стали лучше относиться к людям. По-моему, неплохой эффект.

Удивляться надо не тому, что только в последней трети XX в. в русской литературе появились художественные произведения об ученых и их работе (так называемая "научная" проза), а тому, что этого не случилось раньше и куда в больших масштабах. Объяснение, впрочем, лежит на поверхности. Все, что связано с серьезными научными исследованиями, в стране было строго засекречено. Говорили иногда о результатах, сам же процесс научных поисков и то, что ему сопутствовало, оставались за семью печатями. Хотя художественную литературу, естественно, менее всего интересовала техническая сторона научных открытий и изобретений.

Современной научной художественной прозе за короткий срок удалось превзойти тот уровень, который был достигнут в недавнем прошлом отдельными сочинениями на эту тему: В. Каверин - "Открытая книга" (1946 - 1954, 1980), Д. Гранин - "Иду на грозу" (1962). Научная проза 1970 - 1990-х годов являет собой богатый в тематическом, стилевом, жанровом отношениях пласт произведений, исследующих разные аспекты бытия науки и ученых.

Во-первых, это - научно-художественная проза, достигшая особенных успехов в биографическом жанре. Большой интерес представляют жизнеописания крупных ученых, позволяющие войти в круг их идей, ощутить противоборство мнений, остроту конфликтных ситуаций, через которые неизбежно пролегает путь большой науки. Известно, что XX век не время гениальных одиночек. Успех в современной науке чаще всего приходит к группе, коллективу единомышленников, хотя без лидера открытия, конечно, не делаются. Научно-художественная литература вводит в историю того или иного открытия и воссоздает характеры руководителя и его ведомых, особенности их взаимоотношений. Таковы книги Д. Данина "Нильс Бор" (1976) - о датском физике, Д. Гранина "Зубр" (1987) - о сложной судьбе знаменитого биолога Н.В. Тимофеева-Ресовского и "Эта странная жизнь" (1974) - о математике А. А. Любищеве. Сюда можно причислить и книгу М. Поповского об удивительной, трагической, многострадальной судьбе выдающегося человека - "Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга" (1990).

Во-вторых, это, условно говоря, бытовая проза, живописующая каждодневные будни ученых и людей, их окружавших, во всем разнообразии проблем, конфликтов, характеров, интересных и острых психологических коллизий. Таковы романы И. Грековой "Кафедра" (1978) и А. Крона "Бессонница" (1974). Необычную ситуацию описывает Д. Гранин в романе "Бегство в Россию" (1994) - американские ученые эмигрируют в нашу страну.

В-третьих, это книги, исследующие особенности технократического сознания, обстановку, возникающую, когда наука становится средством утверждения "сильной" личности, попирающей нравственные принципы ради карьеры, славы, привилегий, власти. Как правило, центральный конфликт в таких случаях носит острый, принципиальный характер. Таковы книги В. Амлинского "Оправдан будет каждый час" и В. Дудинцева - "Белые одежды" (1987).

Целую историю имеет в нашей стране противостояние в биологической науке сторонников академика Т.Лысенко и ученых-генетиков. В произведении Дудинцева свою правоту генетики доказывают с помощью самого убедительного аргумента - результатами многочисленных и многолетних экспериментов: "Сама природа говорит в их пользу". Но для писателя собственно научная сторона дела на втором плане. Недаром его роман называется "Белые одежды". Эпиграф к нему взят из "Откровения" Иоанна Богослова": "Сии, облеченные в белые одежды, кто они и откуда пришли?" Люди, страдавшие и не сломившиеся, не предавшие своих нравственных идеалов, не запятнавшие себя ничем, - вот кто достоин белых одежд.

Произведение писателя относится к нравственно-философскому типу повествования. "Доброго человека не заставишь быть плохим" - это заявлено на первых же страницах романа. Его главный герой, кандидат наук Федор Иванович Дежкин, хоть и не без сомнений, разделяет сначала научные позиции лысенковцев, возглавляемых академиком Рядно. Центральная сюжетная линия книги связана с постепенным прозрением Дежкина и переходом его в лагерь вейсманистов-морганистов, как именуют их по фамилиям основоположников генетики А. Вейсмана и Т. X. Моргана противники. Постепенно открываются Федору Ивановичу не только научная несостоятельность Рядно и его единомышленников, но и те методы, коими они удерживают свою монополию в биологии. Нет такой подлости, лжи, низости, на какие не пошли бы рядновцы, прибегающие к подслушиваниям, фальшивкам, спекуляциям на идеологических установках и т. п. Потрясением для Дежкина было узнать, что за плечами Рядно стоит могущественный КГБ. Ну а когда в ход идут аргументы подобного учреждения, то участникам дискуссии, во всяком случае одной из сторон, впору думать о личной безопасности. Самому Дежкину спастись удается, но его невеста и главный оппонент Рядно Стригалев арестованы, покончил жизнь самоубийством профессор Посошков.

Но вернемся к роману. Большое место на его страницах занимают диалоги действующих лиц, которым часто приходится прибегать к иносказаниям. В книге очень важен подтекст. Читателю предстоит проникнуть в смысл сложных метафор-символов: белые одежды, песочные часы, железная труба, парашютист и т.п. Помимо смены доступных обозрению событий, образующих движение сюжета, в романе присутствует напряженное противоборство мировоззрений. Гуманистический, оптимистический смысл произведения В. Дудинцева в том, что побеждает справедливость и повержено зло.

У научной прозы есть будущее. Интерес читателя к подобной литературе неизменен. Немало еще проблем, решение которых возможно лишь совместными усилиями науки и искусства.

Вконтакте

Однокласники

25 книг, в которых выдвинуты смелые и, что самое главное, верные догадки о будущих технологиях и событиях.

1. У Марса два естественных спутника

Такую удивительно точную догадку можно найти на страницах книги «Путешествия Гулливера, написанной Джонатаном Свифтом в 1735 году. Лишь 142 года спустя, в 1872-м спутники Красной планеты - Фобос и Деймос - были обнаружены астрономами.

24. Лучший игрок в шахматы среди людей будет обыгран компьютером до 2000 года

Именно такой прогноз был сделан Реймондом Курцвейлом в книге «Век интеллектуальных машин», изданной в 1990 году, когда шахматные компьютеры были ещё довольно слабы и почти без проблем обыгрывались гроссмейстерами.

Однако спустя всего 7 лет суперкомпьютер Дип Блю обыграл Гарри Каспарова – сильнейшего шахматиста планеты.

Сегодня же шахматные программы настолько сильны, что матч между человеком и компьютером потерял всякий спортивный смысл.

25. Лунный модуль будет запущен во Флориде и, вернувшись к Земле, приводнится в океане

За 104 года до полёта «Аполлона 11» к Луне именно так всё было описано в романе Жюля Верна «С Земли на Луну» (1865 г.).

По такому же сценарию всё прошло и в реальности - команда американских астронавтов во главе с Нилом Армстронгом приводнилась в специальном модуле и вскоре была подобраны авианосцем «Хорнетт».

Вконтакте

Специфика научно-популярной (научно-познавательной) литературы

Научно-познавательная (популярная) литература - это произведения о науке и ее творцах, предна­значенные не для специалистов в данной области знания. Она вклю­чает в себя произведения об основах и отдельных проблемах фун­даментальных и прикладных наук, биографии деятелей науки, описание путешествий и т.д., написанных в различных жанрах. Проблемы науки и техники рассматриваются в них с историче­ских позиций, во взаимосвязи и развитии.

В поэтической форме были написаны первое в Европе попу­лярное произведение о науке «О природе вещей » Лукреция Кара и «Письмо о пользе стекла » М.Ломоносова . Из бесед возникли «История свечи » М.Фарадея и «Жизнь растения » К.Тимирязева . Известны популярные произведения, написанные в форме ка­лендаря природы, этюдов, очерков, «интеллектуальных приклю­чений».

Популяризации научных знаний способствуют и произведения научной фантастики.

Научно-художественная литература - это особый род литературы, рассказывающий о науке, о научных исканиях, «драме идей» в науке и судьбах ее реальных творцов. НХЛ рождается на стыке художественной, документально-публи­цистической и научно-популярной литератур. Развиваясь в само­стоятельный вид, НХЛ сохраняет близкое родство со всеми тремя типами литературы. В отличие от НПЛ, вни­мание которой сосредоточено на познавательных и учебно-вос­питательных задачах, НХЛ обращается преимущественно к чело­веческой стороне науки, к духовному облику ее творцов, к пси­хологии научного творчества, к философским истокам и послед­ствиям научных открытий. К НХЛ можно отнести художествен­ные биографии ученых и исторических деятелей, произведения о природе, в которых научная информация преподносится в образ­ной форме. НХЛ обладает не только интеллектуально-познаватель­ной, но и эстетической ценностью; призвана сочетать «общеинтересность» с научной достоверностью в раскрытии проблем, об­разность повествования с документальной точностью жизненного материала. НХЛ зародилась в XX в., но ее ранними образцами можно считать некоторые жанры дидактической литературы: «Тру­ды и дни » Гесиода , ряд биографий и автобиографий ученых XIX в. Широкое распространение получили в России научно-художе­ственные произведения Б.Житкова, В.Бианки, К.Паустовского, М. Пришвина.

НПЛ и НХЛ сходны прежде всего тем, что в основе этих про­изведений лежит точный научный факт, т.е. информация. НПЛ излагает его в доступной для читателя форме, стремясь вызвать у него интерес к сообщаемым фактам. НХЛ отличается большей выраженностью личности автора и большей художественностью, т. е. образностью.