Напиши лирическую пейзажную зарисовку мещерская сторона. Весеннее очарование (лирическая зарисовка)

В пьесе "Баня" переплелись отголоски будущего и реалии настоящего, это рассказ о бюрократических проволочках, которые не оставляют ни одну страну в мире без внимания. Борьба за место под солнцем будущего творит с людьми ужасные вещи. Зависимость от своих желаний в итоге не позволяет начальнику по согласованиям и его сподвижникам пройти через временной портал.

Сатирическое высмеивание Маяковским всей бюрократической прослойки было одной из основных идей этого литературного создания. Фантастическое развитие событий и убежденность в светлом коммунистическом будущем сделали из пьесы хороший пропагандистский ролик.

Создание пьесы

Пьеса "Баня" была написана Маяковским для Мейерхольда и его театра, первая вычитка была в сентябре 1929 г., но дописал работу он только через месяц. Публикация состоялась еще до театральной постановки. Через анализ краткого содержания "Бани" Маяковского можно понять, что многие были согласны с идеей автора, но находились такие критиканы, которые твердили о том, что тема буржуазии давно исчерпана и не актуальна.

История с товарищем Ермиловым до сих пор известна в кругах почитателей Маяковского. Ермилов - это идеолог РАППа (Российской ассоциации политических писателей). Изначально он очень хорошо раскритиковал "Баню", всячески пытаясь помешать ее дальнейшей экранизации, но в середине ХХ века все-таки признал, что не до конца понял положительное влияние пьесы.

Первые постановки

Изначально все постановки потерпели оглушительный провал, мнения разделились на два совершенно противоположных лагеря: одним было смешно до коликов в животе, другие же буквально засыпали от скукоты. Но именно мейерхольдовская постановка сделала свое коронное дело - добавила нужной остроты, да так, что спектакль сняли с показов совсем. Именно в его театре "Баня" совершила подвиг и стала самой выдающейся пьесой за всю историю сатирического театра в Союзе.

На целых двадцать лет пьеса ушла в небытие, и только в 1950 годах постановку возобновили. Сначала с помощью радиоспектакля, которые были очень популярными в те времена. В театральную нишу пьеса вернулась в 1953 году и больше не попадала под запреты советских идеологов и буржуазных деятелей искусства.

Действующие лица

Если смотреть краткое содержание "Бани", Маяковский делит главных героев на две части - хорошие и плохие.

Товарищу Победоносикову, как главному начальнику по управлению согласованиями (главначпупс), отдана основная роль расхитителя государственных умов.

Поля - жена начальника, борется за свои женские права в их семейном гнездышке.

Оптимистенко - секретарь, который вместе с репортером Моментальниковым, портретистом Бельведонским, Иван Ивановичем, иностранцем Понт Кичем и Мезальянсовой входит в состав "группировки" буржуазии местного производства, но это все только по их мнению.

Чудаков - изобретатель машины времени, а Велосипедкин - его помощник и друг.

Фоскин, Двойкин и Тройкин - рабочие, которые помогают Чудакову с его машиной.

Уиндертон - бывшая обманутая машинистка, уволенная по личной прихоти Победоносикова.

И два нейтральных персонажа - это режиссер и Фосфорическая женщина.

Сюжет

Краткое содержание "Бани" Маяковского по главам уносит нас в далекие 30-е года социалистического прошлого, где процветающий бюрократ-начальник не дает пробиваться дальше со своим величайшим изобретением простым рабочим-инженерам. Последний взмах паяльной лампы - и машина времени в руках Чудакова готова! Даже фамилия говорит сама за себя.

Каждое действие "Бани" Маяковского по краткому содержанию имеет свое определенное пространство: то мы находимся в подвале вместе с друзьями товарищами, создателями машины, то в следующем действии переносимся в кабинет Победоносикова, и жизнь пьесы проходит у стола Мезальянсовой, а шестое действие начинается в квартире глупого бюрократа.

Третье действие по-своему уникально, ведь режиссер начинает высмеивать на сцене работу Победоносикова, героям дается право оценить свою роль в "Бане". Но сатирическое зеркало, к которому их подвел режиссер, так и не помогает им понять свои гнилые стороны.

При написании краткого содержания пьесы Маяковского "Баня" действие можно разделить на две части. Вторая начинается с главы, описывающей "совместную жизнь" странной компании рабочих и начальства - жадных расхитителей местного бюджета. Именно вторая часть пьесы раскрывает характеры главных героев, а кульминация наступает в самых последних строках, где зрителю дается надежда на то, что напыщенные отрицательные персонажи все-таки осознали свое поведение.

Даже краткое содержание пьесы "Баня" Маяковского дает шанс оправдаться всем тем, кого скинула машина времени. Победоносиков обращается к залу с вопросом о ненужности его и остальных людей для коммунистического будущего, да и для советского настоящего тоже.

Повествование рассказывает о создании машины времени и способах ее запуска. Действия начинаются в подвальном помещении, время революции прошло, в стране правит социализм.

Как-то Чудаков спроектировал и собрал удивительную машину, дело было в 30-м году ХХ века. Со своим товарищем Велосипедкиным он размышляет о том, что эта машина обязательно сделает человека еще более счастливым. Ведь только подумайте, минуты счастья можно продлить всего одним поворотом рукоятки!

Но Велосипедкин настаивает не на повторении радостных моментов, а на более практичных делах. Например, можно будет повысить производительность инкубаторов с курами или сократить время на неинтересных выступлениях. Машина была сделана так, что умела не только удлинять счастливые дни, но и добиваться сокращения негативных моментов, например, оплакивание человека, которое иногда длится годами.

На мгновение между друзьями пробегает волна неприязни, но тут появляется странный иностранец Понт Кич. Он хочет приобрести эту машину и предлагает крупные суммы денег, но Велосипедкин его выставляет, украдкой вытащив из его кармана записную книжку, в которой иностранец делал какие-то заметки. На самом деле денег не было, но товарищи верили, что смогут их раздобыть для дальнейших опытов.

После тестового запуска машины она неожиданно выплевывает письмо из будущего, написанное через 50 лет. Оно сообщает о том, что на следующий день должен прибыть гость из далекого будущего. Тогда Чудаков и его друг спешат за получением финансирования для следующего опыта, чтобы не пропустить приход незнакомца. Но Победоносиков слишком упрям и жаден, как и его машинистка-секретарь: не дослушав их, она выдает им уже пропечатанный отказной лист.

Чудаков и остальные рабочие решаются пойти на кардинальные меры: поднять машину к квартире Победоносикова, пока Бельведонский пишет его портрет в образе суперважной персоны социалистического развития.

Вторая половина пьесы с третьего по шестое действия

Третье действие начинается с так называемого приема "театр в театре", когда режиссер пьесы выходит на сцену и начинает со зрителями разыгрывать несуществующую сцену, которая на самом деле входит в основной сценарий пьесы. Это золотая середина.

Далее опять появляется начальник по согласованиям. Он собрался в свой запланированный отпуск с Мезальянсовой, несмотря на то, что состоит в официальном браке с Полей. Но жену свою он ни во что не ставит и считает ее чуть ли не отбросом общества. Поля глупая, а он - элита советского государства. Она узнает, что билета на отдых два, просится с ним, но получает отказ. Поля, конечно, в курсе всех его похождений и очень хочет свободы, но и тут Победоносиков не сокрушим.

Стоя на лестничной площадке и обжигая руки о горячую машину времени, ученые осознают, что вот-вот свершится то, для чего машина была создана. Неожиданно в пятом действии машина озаряется фейерверком, из нее выходит Фосфорическая женщина. Она называет себя делегаткой, которая прибыла из 2030 года.

Женщина рассказывает героям, что через сто лет из социализма в Союзе вырос хороший крепкий коммунизм. Даже учреждение, приславшее ее, имеет название подтверждающее ее слова - Институт истории рождения коммунизма. У нее специальная миссия по набору лучших из лучших для продолжения деятельности в коммунистическом веке. Приняты будут все, кто обладает хотя бы одной чертой, сближающей человека с коллективномым обществом: он должен быть счастлив от выполнения своей работы, обладать самопожертвованием и постоянным стремлением изобретать что-то новое. А время, пока они будут добираться до 2030 года, оторвет весь балласт ненужных и неправильных.

В кратком содержании "Бани" Маяковского сказано, что Фосфорическая женщина успевает побеседовать со всеми участниками действа для того, чтобы полностью понять их характеры. Например, Поля, жалуется на своего мужа, что он любит находиться в компании более умных женщин, ранее сокращенная за крашение губ секретарша Ундертон делится своей бедой рыжего цвета и объясняет, что только губы и могут привлекать хоть какое-то внимание к ее персоне.

Каждый из персонажей хочет отправиться в путешествие и покорить просторы будущего коммунизма.

В шестой главе у Победоносикова и Фосфорической женщины возникает спор: начальник не желает находиться в очереди на переброску и выказывает неуважение и пренебрежение к Чудакову, который выпивает, Велосипедкину, который курит табак, а жену свою и вовсе обзывает мещанкой. Женщина в долгу не остается и доказывает свою убежденность в правильном выборе, оппонируя ему тем, что они все хорошие работники и любят свою деятельность. Например, Чудаков озадачен идеей выполнить пятилетний план за четыре года.

Несмотря на собранный багаж, все представители буржуазии после запуска машины были скинуты за пределы ее действия. Тут и сыграли правила попадания в будущее, о котором упоминала Фосфорическая женщина.

В кратком содержании "Бани" Маяковского есть некоторые факты написания пьесы. Например, многие персонажи создавались из образов реальных людей. Прототипом портретиста Бельведонского стал Аполлон Бельведерский. Должность "главначпупс" начальника по согласованиям была взята из книги Чуковского.

Странный язык иностранца был придуман вместе с Ритой Райт, которая помогала автору в подборе русских слов, по звучанию похожих на английские. Так, например, из слова "understand" - "понимать" получилось "индостан", а "Do you want" - "хотите ли вы" вышло "Дуй Иван".

Анализ пьес Маяковского «Клоп» и «Баня»

В.В. Маяковский до сих пор поражает своей гениальностью и новаторскими идеями в творчестве. И сегодня все его произведения имеют в себе актуальность и злободневную тематику. То, что поэт занимает место в истории русской литературы, говорит о его уникальности и умении подойти к вопросам современности не то чтобы с юмором, а скорее с иронией и где-то даже острой сатирой.

Маяковский затронул многие жанры литературы в своем творчестве, но конкретно произведения «Баня» и «Клоп» относятся к драматическим произведениям, в которых автор работал на основании агитационно-плакатного искусства.

Маяковский, в тот послереволюционный период, чувствовал формирование некого нового сознания у людей, укрепление социалистического строя. Он пришел к выводу, что театр и драматургия – это способ оказать назревшие проблемы общества во всем своем обличии без прикрас. Поэтому он пишет в стиле сатиры, обличая все недостатки, которые кажутся ему наиболее явными. Так в произведениях «Баня» и «Клоп» Маяковский затрагивает главным образом мещанство и бюрократизм.

Пьеса «Клоп» создает ощущение нападок в сторону мещанства, нетерпимость и боевое наступление. Автор категорически выражает свое негативное отношение к данному вопросу современности. При этом Маяковский делит мещанство на два типа проявления. Если Присыпкин, который представляется как Пьер Скрипкин, предстает перед читателем как микроб общества и использует свое пролетарское положение как прикрытие, то персонаж пьесы Олег Баян видится нам как лживый приспособленец.

Маяковский беспощадно старается разоблачить и тот и другой образ мещанина, критикуя проблему в целом.

Пьеса «Баня» разоблачает очередной недостаток общества – бюрократизм. Острота схватки между будущим и настоящим создается посредством воплощения в пьесе мечты о том, что когда-то люди смогут избежать такого порока как бюрократизм. Борьба будущего с настоящим состоит в том, что общество с бюрократическим складом сознания не сможет попасть в будущее, в коммунизм.

Отличительная черта Маяковского наблюдается в том, что с помощью разных образов и приемов он достигает острого и явного проявления проблемы, ее осуждение и высмеивание. Его симпатии всегда на стороне решительно настроенных героев, тех, кто стремится уйти от пороков реальности и создать новое будущее.

Софья Сергеевна Шамардина:

Помню вечера у Бриков и Маяковского, когда читал что-нибудь новое. Помню чтение «Бани». Всегда постоянный узкий круг друзей его. <…> Вот «Баню» читает. Мы немножко опоздали с Иосифом. В передней, как полагается, приветливо встречает Булька. Тихонечко входим в маленькую столовую, до отказа заселенную друзьями Маяковского. И Мейерхольд здесь с Зинаидой Райх. Вижу и привычный в этом доме профиль Катаняна. Любил Маяковский свою «Баню», с таким удовольствием читал ее. Еще после этого раза два-три слушала ее в его чтении. Один раз у Мейерхольда дома читал отрывки. Я шутя сказала: «Боже, опять „Баня“!» – «Ничего. И еще будешь слушать. Я ее еще долго читать буду».

Валентин Петрович Катаев:

Сняв, по своему обыкновению, пиджак и повесив его на спинку стула, Маяковский развернул свою рукопись – как Мейерхольд любил говорить: манускрипт, – хлопнул по ней ладонью и, не теряя золотого времени на предисловие, торжествующе прорычал:

– «Баня», драма в шести действиях! – причем метнул взгляд в нашу сторону, в сторону писателей; кажется, он при этом даже задорно подмигнул.

Он читал отлично, удивив всех тонким знанием украинского языка, изображая Оптимистенко, причем сам с трудом удерживался от смеха, с усилием переводя его в однобокую улыбку толстой, подковообразной морщиной, огибающей край его крупного рта с прилипшим окурком толстой папиросы «госбанк».

После чтения, как водится, начались дебаты, которые, с чьей-то легкой руки, свелись, в общем, к тому, что, слава Богу, среди нас наконец появился новый Мольер.

Как говорится, читка прошла «на ура», и по дороге домой Маяковский был в прекрасном настроении и все время допытывался: не кажется ли нам, что в шестом действии чего-то не хватает?

– Любя вставили мой водевильчик в свою высокую комедию?

– Не знаю.

– А я знаю, – подумав, сказал Маяковский. – Еще должен быть какой-то вставной номер о пафосе наших дней. Без того нет равновесия. Я его завтра утром напишу.

Однако вскоре на пути «Бани», к общему удивлению, появилось множество препятствий – нечто весьма похожее на хорошо организованную травлю Маяковского по всем правилам искусства, начиная с псевдомарксистских статей одного из самых беспринципных рапповских критиков, кончая замалчиванием «Бани» в газетах и чудовищными требованиями Главреперткома, который почти каждый день устраивал обсуждение «Бани» в различных художественных советах, коллективах, на секциях, пленумах, президиумах, общих собраниях и где заранее подготовленные ораторы от имени советской общественности и рабочего класса подвергали Маяковского обвинениям во всех смертных литературных грехах – чуть ли даже не в халтуре.

Дело дошло до того, что на одном из обсуждений кто-то позволил себе обвинить Маяковского в великодержавном шовинизме и издевательстве над украинским народом и его языком.

Никогда еще не видел я Маяковского таким растерянным, подавленным. Куда девались его эстрадная хватка, убийственный юмор, осанка полубога, поражающего своих врагов одного за другим неотразимыми остротами, рождающимися мгновенно.

Он, первый поэт Революции, как бы в один миг был сведен со своего пьедестала и превращен в рядового, дюжинного, ничем не выдающегося литератора, «протаскивающего свою сомнительную пьеску на сцену».

Маяковский не хотел сдаться и со все убывающей энергией дрался за свою драму в шести действиях, которая сейчас, когда я пишу эти строки, уже давно и по праву считается классической.

– Слушайте, Катаич, что они от меня хотят? – спрашивал он почти жалобно. – Вот вы тоже пишете пьесы. Вас тоже так режут? Это обычное явление?

Я вспомнил экземпляр одной из своих пьес, настолько изуродованный красными чернилами, что Станиславский несколько дней не решался мне его показать, опасаясь, что я умру от разрыва сердца.

Маяковский брал меня с собой почти на все читки. По дороге обыкновенно советовался:

– Не поможет.

– Все-таки попробую. Чтобы не быть великодержавным шовинистом.

И он пробовал.

Помню, как ему было трудно читать текст своего Оптимистенко «без украинского акцента». Маяковский всю свою энергию тратил на то, чтобы Оптимистенко получился без национальности, «никакой», бесцветный персонаж с бесцветным языком. В таком виде «Баня», конечно, теряла половину своей силы, оригинальности, яркости, юмора.

Но что было делать? Маяковский, как мог, всеми способами спасал свое детище. Все равно не помогло. К великодержавному шовинизму на этот раз, правда, не придирались, но театр обвинили в «барски пренебрежительном отношении к рабочему классу».

– Что это за Велосипедкин! Что это за Фоскин, Двойкин, Тройкин! Издевательство над рабочей молодежью, над комсомолом. Да и образ Победоносикова подозрителен. На кого намекает автор? И прав товарищ Мартышкин, когда отмечает, что характеры, собранные Маяковским, далеко не отвечают требованиям единственно правильной марксистской теории живого человека. Так что учтите это, товарищ Маяковский, пока еще не поздно, пока вы еще не скатились в мелкобуржуазное болото.

– Запрещаете?

– Нет, не запрещаем.

– Значит, разрешаете?

– Не разрешаем.

– А что же?

– А то, что сделайте для себя надлежащие выводы, если не хотите из левого попутчика превратиться в попутчика правого, а то еще и похуже…

Маяковский метался по фанерному закутку среди приказов и пожелтевших плакатов, как бы с трудом пробиваясь сквозь слоеные облака табачного дыма, висевшего над столом с блюдечками, наполненными окурками, с исписанными листами газетного срыва, с обкусанными карандашами и чернильницами-непроливайками с лиловыми чернилами, отливающими сухим металлическим блеском. И за его острыми, угловатыми движениями с каменным равнодушием следили разнообразные глаза распаренных многочасовым заседанием членов этого адского художественного совета образца тысяча девятьсот двадцать девятого года, как бы беззвучно, но зловеще повторяющих в такт его крупных шагов: «Очернительство… очернительство… очернительство…»

«Клоп» получил много одобрительных отзывов в печати и завоевал прочный успех у зрителей. Путь «Бани» был более трудным.

За полтора месяца до мейерхольдовской постановки – 30 января 1930 года – «Баню» показал зрителям Драматический театр Государственного народного дома в Ленинграде. Увлекшись подзаголовком пьесы «драма с цирком и фейерверком», этот театр так насытил свое представление цирковыми приемами, что они часто приобретали самодовлеющее значение. И это помешало театру донести содержание пьесы до зрителей.

Критики, писавшие о «Бане», не смогли или не захотели разобраться в спектакле и увидеть ценность пьесы Маяковского, понять ее идейную направленность, которую театр Нардома не сумел воплотить на сцене. В ленинградской печати появились огульно отрицательные отзывы и о спектакле и о пьесе.

Ленинградские рецензии на «Баню» были началом натиска на это произведение Маяковского, предпринятого его противниками на страницах печати.

Выступления в газетах против «Бани» были в целом организованы группировкой, задававшей тон в верхушке РАПП и пытавшейся командовать советской литературой. Заправилы РАПП ненавидели Маяковского, потому что по самому своему существу творчество этого гиганта опрокидывало их убогие догматические схемы и подчеркивало полную беспочвенность их претензий на руководство литературной жизнью. И хотя Маяковский вступил в РАПП, они продолжали разными способами травить его.

В феврале 1930 года, незадолго до премьеры «Бани», в журнале «На литературном посту» (а 9 марта и в «Правде») появилась статья В. В. Ермилова «О настроениях мелкобуржуазной „левизны“ в художественной литературе». Автор был знаком с «Баней», как он сам признавался, лишь «по опубликованному отрывку». Это не помешало ему опорочить идейное содержание пьесы Маяковского. Критик обвинял Маяковского в преувеличении «победоносиковщины».

Мейерхольд ответил Ермилову статьей «О „Бане“ В. Маяковского» в «Вечерней Москве» от 13 марта 1930 года, а Маяковский ответил стихами. Во время спектаклей «Бани» на сцене и по зрительному залу были развешены лозунги, написанные Маяковским и подчеркивавшие политическую направленность пьесы и эстетические принципы ее автора и театра. На одном из полотнищ можно было прочитать:

бюрократам

помогает перо

критиков

вроде Ермилова…

Лозунг этот вызвал озлобление в руководстве РАПП и под его давлением был снят со стены зрительного зала. Много лет спустя бывшая сотрудница МАПП (Московской ассоциации пролетарских писателей) рассказала мне, что однажды Маяковский, придя к одному из секретарей МАПП, вышел из его кабинета явно не в духе, тут же позвонил по телефону в театр и попросил снять лозунг. Но, как известно, в предсмертном письме он сожалел об этом: «Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться».

Перед премьерой «Бани» он совсем извелся. Все время проводил в театре. Писал стихи, надписи для зрительного зала к постановке «Бани». Сам следил за их развешиванием. Потом острил, что нанялся в Театр Мейерхольда не только автором и режиссером (он много работал с актерами над текстом), а и маляром и плотником, так как он сам что-то подрисовывал и приколачивал. Как очень редкий автор, он так горел и болел спектаклем, что участвовал в малейших деталях постановки, что совсем, конечно, не входило в его авторские функции.

Мария Федоровна Суханова:

16 марта 1930 года состоялась премьера «Бани». Пресса о спектакле была отрицательная. Принимался спектакль очень странно: часть зрителей сидела как каменная, другая часть принимала спектакль хорошо.

Вероника Витольдовна Полонская:

На премьере «Бани» Владимир Владимирович держал себя крайне вызывающе. В антрактах очень резко отвечал на критические замечания по поводу «Бани». Похвалы выслушивал рассеянно и небрежно. Впрочем, к нему подходило мало народу, многие как бы сторонились его, и он больше проводил время за кулисами или со мной. Был молчалив, задумчив. Очень вызывающе кланялся, после конца поговорил со зрителями.

Михаил Михайлович Зощенко (1894–1958), писатель-сатирик:

Публика встречала пьесу с убийственной холодностью. Я не помню ни одного взрыва смеха. Не было даже ни одного хлопка после двух первых актов. Более тяжелого провала мне не приходилось видеть.

Игорь Владимирович Ильинский:

После спектакля, который был не очень тепло принят публикой (и этот прием, во всяком случае, болезненно почувствовал Маяковский), он стоял в тамбуре вестибюля один и пропустил мимо себя всю публику, прямо смотря в глаза каждому выходящему из театра.

Владимир Владимирович Маяковский:

Товарищи, я существую 35 лет физическим своим существованием и 20 лет – так называемым творческим, и все время своего существования я утверждаю свои взгляды силами собственных легких, мощностью, бодростью голоса. И не беспокоюсь, что вещь моя будет аннулирована. В последнее время стало складываться мнение, что я общепризнанный талант, и я рад, что «Баня» это мнение разбивает. Выходя из театра, я вытираю, говоря, конечно, в переносном смысле, плевки со своего могучего чела.

Анатолий Борисович Мариенгоф:

Еще драматичнее было после премьеры «Бани» у Мейерхольда. Жидкие аплодисменты. Актеры разбежались по уборным, чтобы спрятаться от Маяковского. Шныряли взглядами те, кто попадался ему на глаза. Напряженные, кисло-сладкие улыбки. От них и со стороны тошнило.

Словом, раскрылась обычная картина неуспеха.

А у Маяковского дома уже был накрыт длинный стол «на сорок персон», как говорят лакеи.

Явилось же пять человек.

Среди них случайно оказалась актриса Художественного театра Ангелина Осиповна Степанова.

Ее увидал Маяковский в вестибюле и пригласил:

– Поедем ко мне выпить коньячку. Отказаться было неловко.

За ужином он сидел во главе пустынного стола. Сидел и мрачно острил. Старался острить.

Непригодившиеся тридцать пять приборов были, как покойники.

Встретив на другой день Николая Эрдмана, Ангелина Осиповна сказала ему:

– Это было очень страшно.

– Да. Вероятно. Не хотел бы я очутиться на вашем месте. И на его тоже. На его и подавно.

Александр Вильямович Февральский:

В те же дни Маяковский беседовал с группой актеров, игравших в спектакле. Молодая актриса Надя Березовская спросила его, какую пьесу он бы теперь написал. Поэт, не задумываясь, ответил: «Еще раз „Баню“».