С годами меня все чаще тянет к пушкинским стихам, к пушкинской прозе. И к Пушкину как к человеку. Чем больше вникаешь в подробности его жизни, тем радостней становится от удивительного душевного здоровья, цельности его натуры.

Вот, очевидно, почему меня так задел один давний разговор, случайный летний разговор на берегу моря.

Мы гуляли с Н., одним из лучших наших физиков, и говорили об истории создания атомной бомбы, о трагедии Эйнштейна, подтолкнувшего создание бомбы и бессильного предотвратить Хиросиму.

Злодейство всегда каким-то образом связано с гением, - сказал Н., - оно следует за ним, как Сальери за Моцартом.

Как черный человек, - поправил кто-то.

Нет, черный человек - это не злодейство, - сказал Н. - Это что-то другое - судьба, рок; Моцарт ведь исполняет заказ черного человека, он пишет реквием, он не боится… А я говорю о злодействе.

Он знал наизусть «Моцарта и Сальери». Он прочел нам последнюю сцену, и выяснилось, как все мы по-разному ее понимаем.

Что же, гений и злодейство - совместны или несовместны? Дал ли Пушкин окончательный ответ? А как он сам считал?

Среди нас были и филологи, и историки, но все равно мы слушали не их, а Н. Несмотря на всю его самоуверенность, категоричность. Тощий и быстрый, он шагал впереди, размахивая руками. Цветные камешки пляжа летели из-под его подошв. Мы шли за ним и почтительно подбирали его фразы. Ощущение необычности исходило от него. Трудно даже объяснить, в чем тут дело. Может быть, в том, что он единственный, кто имел право судить о гениях.

Молодые физики в затрепанных джинсах жаждали самоутверждения. Они требовали определить, что такое гений.

В естественных науках, - сказал Н., - это человек, умеющий видеть мир немного иным. Тот же Эйнштейн. Он просто иначе взглянул на давно известные вещи.

Весьма просто. Соблазнительно просто. Но Н. знал Эйнштейна. И еще он знал, как делалась физика. Слова его запомнились. Перечитывая «Моцарта и Сальери», я вспомнил тот случайный разговор. Моцарт и Пушкин соединились с Эйнштейном, Оппенгеймером, Ландау, Капицей. Хиросима соединилась с Сальери. Реквием Моцарта звучал над печами Освенцима.

Но вот Ферми, великий Ферми, - сказал Н., - он, в сущности, не противился уничтожению Хиросимы.

Ферми - это живой человек, - сказал кто-то из физиков, - а Сальери - идея.

Ему возразили. Я уже не помню точно фраз и не хочу сочинять диалог, спорили о том, кто Сальери для Пушкина. Противник, злодей, которого он ненавидит, разоблачает, как он делал, например, с Булгариным, или же это воплощение иного отношения к искусству? Можно ли вообще в этом смысле связывать искусство и науку? А что если для Пушкина Моцарт и Сальери - это Пушкин и Пушкин, то есть борение двух начал и прочая, прочая?..

От этого случайного горячего спора осталось ощущение неожиданности. Неожиданным было, как много сложных проблем возбуждает маленькая пушкинская трагедия. И то, как много можно понять из нее о нравственных требованиях Пушкина, о его отношении к искусству…

Злодейство было для меня всегда очевидно и бесспорно. Злодейством был немецкий мотоциклист. В блестящей черной коже, в черном шлеме он мчался на черном мотоцикле по солнечному проселку. Мы лежали в кювете. Перед нами были теплые желтеющие поля, синее небо, вдали низкие берега нашей Луги, притихшая деревня, и оттуда несся грохочущий черный мотоцикл. Винтовка дрожала в моих руках… Разумеется, я не думал ни о Пушкине, ни о Сальери. Это пришло куда позже, тогда, на войне, надо было стрелять…

Особенно меня занимал конец, последние слова Сальери:

Ты заснешь

Надолго, Моцарт! но ужель он прав,

И я не гений? Гений и злодейство

Две вещи несовместные. Неправда:

А Бонаротти? или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы - и не был

Убийцею создатель Ватикана?

Вопрос звучал безответно. Он досаждал, точно разговор, прерванный на самом важном месте.

Может, эта вещь не кончена? Но в примечаниях было сказано, что кончена 26 октября 1830 года, напечатана в 1832 году и даже поставлена в театре. И насчет Буонаротти там тоже пояснялось: оказывается, существовало предание, что когда Микеланджело хотел натурально изобразить Христа, он не посовестился распять одного юношу и воспроизвести его мучения. Далее там было написано: «Отравленная душа Сальери безоглядно верит клевете. Еще бы - ему так нужен этот оправдывающий его пример. Он, как и Микеланджело в легенде, художник-убийца, убийца ради искусства. Здесь вернейший ключ к пониманию „Моцарта и Сальери“ - этой глубочайшей трагедии зависти».

Итак, трагедия окончена, и имелся к ней ключ, но и этот ключ не помогал: совместны они - гений и злодейство?

Я возвращаюсь к началу, я учился трудному искусству читать Пушкина. Простота его стихов обманчива. Иногда мне казалось, что я нашел ответ, но всякий раз новые вопросы озадачивали меня.

Могут ли гении совершать злодейства? Может ли злодей-убийца Сальери быть гением, оставаться гением? Оттого что он отравитель, разве музыка его стала хуже? Что же злодейство доказывает, что Сальери не гений? Но Микеланджело, бесспорно, гений, мог ли он совершить убийство? Во имя искусства? Имеет на это право или оправдание гений? И опять: что такое гений?

Для каждого писателя Пушкин - удивительный пример нестареющего мастерства. Через эту маленькую трагедию хотелось хотя бы в какой-то мере понять этот секрет.

У Пушкина гений - Дельвиг: «Дельвиг милый… навек от нас утекший гений», Державин обладает порывами истинного гения. Для Пушкина гений сохраняет древний смысл души, ее творческую крылатость. Гений - не только степень таланта, но и свойство его - некое нравственное начало, добрый дух.

Слово «гений» ныне обычно связано с великими созданиями, изобретениями, открытиями. Конечно, в законе относительности нет ничего ни нравственного, ни безнравственного. Наверное, тут следует разделить - открытие может быть гениальным, но гений не только само открытие. В пушкинском Моцарте гениальность его музыки соединена с личностью, с его добротой, доверчивостью, щедростью. Моцарт готов восторгаться всем хорошим, что есть у Сальери. Он свободен от зависти. Он открыт и простодушен. Не потому, что он такой хороший, скорее потому, что он богач, ему бы успеть раздать то, что он имеет, то, чем наделила его природа. Такие, как он, могут быть самолюбивы, тщеславны, мрачны, - но завидовать? Чему? Никто не может делать того, что делает он. Конечно, наиболее точно этому соответствует натура Моцарта.

Из всей галереи гениев человечества - ученых, поэтов, художников, мыслителей - Пушкин выбрал именно Моцарта. Выбор, поразительный своей безошибочностью, я бы сказал - единственностью. Слава Моцарта за последний век обрела особый характер, словно бы предугаданный Пушкиным. «Моцартианство» - ныне привычное определение гения, творящего легко и вдохновенно, обозначение «божественного дара», «вдохновения свыше». Гений Моцарта исключителен - он весь не труд, а озарение, он символ того таинственного наития, которое свободно, без усилия изливается абсолютным совершенством. До сих пор музыка Моцарта остается в этом смысле, может, наиболее загадочным созданием.

Моцарт наиболее чисто олицетворяет тот дар, который ненавистен Сальери.

Проще всего было объяснить ненависть завистью. О зависти твердит сам Сальери. Посредственность завидует гению, поэтому ненавидит гения и убивает его. Но Сальери-завистник не интересен ни Пушкину, ни нам. Зависть Сальери скрыта, он прячет ее от самого себя. И так искусно, что это и впрямь уже не зависть. Так ли уж важен для зависти вопрос о гении и злодействе? А ведь вопрос этот не риторический - это мука, ужас самого Сальери.

http://www.proza.ru/2013/06/18/1580

Дaниил Грaнин

Священный дaр

С годaми меня все чaще тянет к пушкинским стихaм, к пушкинской прозе. И к Пушкину кaк к человеку. Чем больше вникaешь в подробности его жизни, тем рaдостней стaновится от удивительного душевного здоровья, цельности его нaтуры.

Вот, очевидно, почему меня тaк зaдел один дaвний рaзговор, случaйный летний рaзговор нa берегу моря.

Мы гуляли с Н., одним из лучших нaших физиков, и говорили об истории создaния aтомной бомбы, о трaгедии Эйнштейнa, подтолкнувшего создaние бомбы и бессильного предотврaтить Хиросиму.

Злодейство всегдa кaким-то обрaзом связaно с гением, - скaзaл Н., - оно следует зa ним, кaк Сaльери зa Моцaртом.

Кaк черный человек, - попрaвил кто-то.

Нет, черный человек - это не злодейство, - скaзaл Н. - Это что-то другое - судьбa, рок; Моцaрт ведь исполняет зaкaз черного человекa, он пишет реквием, он не боится… А я говорю о злодействе.

Он знaл нaизусть "Моцaртa и Сaльери". Он прочел нaм последнюю сцену, и выяснилось, кaк все мы по-рaзному ее понимaем.

Что же, гений и злодейство - совместны или несовместны? Дaл ли Пушкин окончaтельный ответ? А кaк он сaм считaл?

Среди нaс были и филологи, и историки, но все рaвно мы слушaли не их, a Н. Несмотря нa всю его сaмоуверенность, кaтегоричность. Тощий и быстрый, он шaгaл впереди, рaзмaхивaя рукaми. Цветные кaмешки пляжa летели из-под его подошв. Мы шли зa ним и почтительно подбирaли его фрaзы. Ощущение необычности исходило от него. Трудно дaже объяснить, в чем тут дело. Может быть, в том, что он единственный, кто имел прaво судить о гениях.

Молодые физики в зaтрепaнных джинсaх жaждaли сaмоутверждения. Они требовaли определить, что тaкое гений.

В естественных нaукaх, - скaзaл Н., - это человек, умеющий видеть мир немного иным. Тот же Эйнштейн. Он просто инaче взглянул нa дaвно известные вещи.

Весьмa просто. Соблaзнительно просто. Но Н. знaл Эйнштейнa. И еще он знaл, кaк делaлaсь физикa. Словa его зaпомнились. Перечитывaя "Моцaртa и Сaльери", я вспомнил тот случaйный рaзговор. Моцaрт и Пушкин соединились с Эйнштейном, Оппенгеймером, Лaндaу, Кaпицей. Хиросимa соединилaсь с Сaльери. Реквием Моцaртa звучaл нaд печaми Освенцимa.

Но вот Ферми, великий Ферми, - скaзaл Н., - он, в сущности, не противился уничтожению Хиросимы.

Ферми - это живой человек, - скaзaл кто-то из физиков, - a Сaльери - идея.

Ему возрaзили. Я уже не помню точно фрaз и не хочу сочинять диaлог, спорили о том, кто Сaльери для Пушкинa. Противник, злодей, которого он ненaвидит, рaзоблaчaет, кaк он делaл, нaпример, с Булгaриным, или же это воплощение иного отношения к искусству? Можно ли вообще в этом смысле связывaть искусство и нaуку? А что если для Пушкинa Моцaрт и Сaльери - это Пушкин и Пушкин, то есть борение двух нaчaл и прочaя, прочaя?..

От этого случaйного горячего спорa остaлось ощущение неожидaнности. Неожидaнным было, кaк много сложных проблем возбуждaет мaленькaя пушкинскaя трaгедия. И то, кaк много можно понять из нее о нрaвственных требовaниях Пушкинa, о его отношении к искусству…

Злодейство было для меня всегдa очевидно и бесспорно. Злодейством был немецкий мотоциклист. В блестящей черной коже, в черном шлеме он мчaлся нa черном мотоцикле по солнечному проселку. Мы лежaли в кювете. Перед нaми были теплые желтеющие поля, синее небо, вдaли низкие берегa нaшей Луги, притихшaя деревня, и оттудa несся грохочущий черный мотоцикл. Винтовкa дрожaлa в моих рукaх… Рaзумеется, я не думaл ни о Пушкине, ни о Сaльери. Это пришло кудa позже, тогдa, нa войне, нaдо было стрелять…

Особенно меня зaнимaл конец, последние словa Сaльери:

Ты зaснешь

Нaдолго, Моцaрт! но ужель он прaв,

И я не гений? Гений и злодейство

Две вещи несовместные. Непрaвдa:

А Бонaротти? или это скaзкa

Тупой, бессмысленной толпы - и не был

Убийцею создaтель Вaтикaнa?

Вопрос звучaл безответно. Он досaждaл, точно рaзговор, прервaнный нa сaмом вaжном месте.

Продолжение интересного эссе-

Http://www.proza.ru/2013/06/18/1580

Посвящается Anharid с огромной благодарностью за поддержку.

Этот рассказ начался с зарисовок для игры в слова и писался под сильным впечатлением от рассказа Mentol blond "Медведково. Конечная", но так бы и остался на уровне первых двух сочинений, если бы не настойчивые просьбы Anharid развить тему. Автор прекрасно понимает, что в наше время такая наивность врядли возможна, но так хотелось написать что-то чистое и красивое. Не всю ведь жизнь петь об остановках.

Сочинение на тему…

На улицу выходить мне запретили. Собственно, там и ловить нечего. Все друзья разъехались на каникулы. А я остался дома. Угораздило же упасть с дерева и сломать ногу. Теперь остается только сидеть на подоконнике, обняв согнутую в колене здоровую ногу, и смотреть на закатное солнце или на то, что делается во дворе.
И хоть бы что случилось интересное. Малявки возятся в песочнице под большим ядовито-розовым грибом с серыми пятнышками. А чуть ближе к дому идет соседская кошка. Рыжая. Аккуратно обходит оставшиеся после вчерашнего дождя редкие лужи, стараясь не влезть белыми носочками лапок в грязь. Интересно, получится у нее добраться до подъезда, не испачкавшись?
От созерцания этого любопытного зрелища меня отвлекла легкая, едва заметная, но от того не менее неприятная боль. Наглый кровопийца был быстро найден и ловко обезврежен. И я бы порадовался восторжествовавшей справедливости, если бы не зудящая после укуса лодыжка. Отвлекшись на убиение комара, я пропустил еще и момент, когда из подъезда выбежал Пашка Локотников. Единственный не уехавший на море сосед и по совместительству мой однокашник. Звать его я не стал, хотя вынужденные одиночество и безделье за последнюю неделю успели достать окончательно.
Мы с Пашкой враги. Причем злейшие. Еще с первого класса. И как утверждает наша класуха: "и даже смерть вас не помирит". А потом она еще обычно спрашивает: "и чего вы не поделили?" Этот вопрос всегда остается без ответа. Как и тот, почему мое радио опять сломалось и лежит раскуроченное на столе, выставив на обозрение свои внутренности. И ни в какую не хочет чиниться. Я, конечно, понимаю, что глубина моих познаний в радиотехнике оставляет желать лучшего, но раньше же мне как-то удавалось заставить его работать.
И что мне теперь делать?
Я с тоской перевел взгляд обратно во двор. Но там уже никого не было. Малышню, игравшуюся в песочнице, загнали по домам. Даже птиц не видно. Наверное, им уже темно летать.
Скучно. Просто невероятно скучно.
А может, все же позвать Пашку?

Еще одно сочинение

Опять лето. И, конечно же, жара. Я в очередной раз заперт дома, вместо того, чтобы загорать на каком-нибудь из пляжей Черного или Азовского моря. С кем-то из друзей, само собой. Ну, или хотя бы с родителями. И ведь каждое лето я во что-нибудь вляпаюсь.
На этот раз меня угораздило простудиться. Причем не абы как. Один раз пришлось даже "скорую" вызывать - такой высокой была температура. Вот тогда и выяснилось, что у меня воспаление легких. Мама тяжело вздыхала, ахала и охала надо мной, пичкала таблетками, ставила компрессы. Отец только отмахнулся: "Вечно тебя угораздит". Но видно было, что и он волнуется. А друзья умотали на море и даже не звонят. Никому, видать, кроме родителей я не нужен. Впрочем, есть еще один человек, который за меня волнуется. Только он в этом ни за что не признается. Не смотря на то, что еще прошлым летом мы перестали быть врагами.
Я перебрался с кровати на подоконник. Из-за спавшего недавно жара голова кружилась, и заплетались ноги. Путь к окну оказался вдвое длиннее. И обычно легко открывающаяся рама поддалась только с третьего раза. Как только окно было открыто, в комнату ворвались звуки улицы. Я глянул вниз, и меня накрыло чувством, которое обычно называют импортным словечком de ja vu.
Малышня возится в песочнице. По двору идет соседская кошка. Правда луж сейчас нет. Дождя давно не было. Но движения ее такие же плавные и осторожные - она охотится на стайку воробьев, собравшихся вокруг оброненного кем-то кусочка булки. Видимо, чтобы окончательно утвердить меня в этом странном чувстве, складывающийся за окном пазл, дополнился еще одним фрагментом. Из подъезда выскочил Пашка. Сейчас он должен быстрым шагом дойти до соседнего дома и скрыться за его углом. Но вместо этого Пашка почему-то оборачивается и, подняв голову, смотрит на мое окно. Он вздрагивает всем телом, заметив меня на подоконнике. Наверное, не ожидал увидеть. Но тогда зачем смотрел? Тем временем Пашка пришел в себя и пригрозил мне кулаком. Он говорит не громко, и я скорей угадываю, чем слышу: "Марш в кровать. Тебе ни кто не разрешал вставать". В отместку я показываю ему язык, но покорно возвращаюсь в постель.
Окно закрыть я, конечно же, забыл. Но, учитывая высоту этажа, лежа на кровати, можно было увидеть разве что солнце, пробивающееся между ветками деревьев, и уголок крыши соседнего дома, когда ветки отводит в сторону особенно сильным порывом ветра. А каких-то пару месяцев назад крышу можно было видеть и без ветра. Деревья были еще совсем голые, но так же норовили засунуть в распахнутое окно свои ветки. А Пашка сидел на этом самом подоконнике, удерживая одну из веток и с преувеличенным вниманием рассматривая набухшую, лоснящуюся как личинка, клейкую почку. Я очень сомневаюсь, что в тот момент она его на самом деле интересовала.
Мы поссорились. Не так, как раньше с криками и шипением друг на друга и почти всегда доведя до драки. Я нес какую-то чушь, упрекал его в чем-то. А он отводил глаза. Единственное, что он сказал тогда: "я больше никогда не хочу с тобой ссориться". После этих слов, произнесенных едва слышно, вся моя злость вмиг испарилась, список претензий сразу же иссяк. Ссора закончилась так же внезапно, как и началась. С того дня не было больше ни одной, хотя до этого мы ругались едва не каждый день. Интересно, сегодня мы тоже не поссоримся? Сможет он сдержать свои эмоции по поводу моего очередного нарушения режима? Хотя, что гадать? Вечера ждать не долго.
Он всегда приходит вечером, когда родители уже дома. И дверь ему всегда открывает кто-то из них. А потом довольным голосом сообщает мне, что он пришел. Пашка им нравится. Даже слишком. Он прощают ему даже то, что каждый раз, приходя в гости, он закидывает свою бейсболку (кепку, шапку - зависит от сезона) на рога лося, висящие в прихожей. Этот раритет достался нам в наследство от деда и для родителей является величайшей ценностью. Никому другому они такого пренебрежения бы не спустили. Временами мне даже кажется, что они любят его больше чем меня. И тогда я ревную. И припоминаю Пашке все старые обиды. Кажется из-за этой ревности и началась наша последняя ссора.
Понять бы еще кого я ревную больше родителей или, все же Пашку?

Домашнее задание

Второй час сижу за столом, подперев голову рукой, и игнорирую раскрытую тетрадь с парой сиротливых строчек. Домашнее задание. Сочинение. Тема: "Самое яркое впечатление последних школьных каникул". Вместо тетради смотрю в окно, не заботясь о том, что все, что я могу там увидеть из такого положения - синий кусочек неба, ни облака, не веток дерева - вообще ничего. Вот придумала же Настенька, класуха наша, тему дурацкую. И это в первый же день учебы - как снег на голову. Нет, ну придет же такое в голову, а? И что я должен написать?
Кого волнует, что я опять провел все каникулы дома? И не потому, что в очередной раз вляпался в неприятности. У родителей просто не было денег, чтобы свозить меня на море или хотябы отправить в пригородный лагерь. Только я ничуть об этом не жалею. Пашка ведь тоже ни куда не поехал. А ведь должен был. Отец ему путевку достал в какой-то престижный крымский лагерь. сразу на две смены. Я бы такую возможность ни за что не упустил. Так я ему потом и сказал, а он обиделся. Непонятно только почему. Медом ему в городе намазано, что ли? Уперся как баран - не поеду, и все! Наплевал даже на кучу денег, заплаченных за путевку. А в день отъезда сбежал из дому. Отсиживался сначала в старом парке - есть там одно хорошее местечко, потом я его к себе привел. Правда убедить его, что раз уж один раз его у меня искали, то второй - не будут, было сложно. Потом такой скандал был. Мне влетело не меньше, чем ему. Отец его грозился, что сам в лагерь отвезет, но Пашка как-то сумел отвертеться. Хорошая тема для сочинения, правда? Чем не яркое впечатление? Были, конечно, и поярче. В самом начале каникул, например.
Окно было распахнуто настежь. Мы с Пашкой сидели друг напротив друга на подоконнике, соприкасаясь ногами. Подоконник ведь не особенно длинный. Мы вдвоем на нем едва умещаемся. Это наше любимое место. И занимает его обычно тот, кто раньше успеет. Чаще это я - комната же моя. И когда Пашка приходит, я уже сижу на подоконнике. Иногда он меня выгоняет оттуда хитростью или даже силой. А в тот день он просто подвинул меня и сел напротив, опираясь спиной о противоположный откос. Не знаю, что чувствовал тогда он, а мне было приятно и одновременно неловко чувствовать его кожу через тонкую ткань летних брюк. Мы упорно не смотрели друг на друга и молчали под аккомпанемент воплей соседской кошки, забывшей, что март давно закончился. Я думал, почему так получается: мы часто касаемся друг друга, но никогда раньше я не чувствовал ничего подобного. Вспомнилось еще, что Пашка описывал что-то похожее после того, как танцевал с Дашкой Аникиной на прошлом школьном новом году. Так то было с девчонкой, а Пашка совсем не похож на девчонку. Хотелось рассказать обо всем этом ему, послушать, что он по этому поводу думает. За последнее время я привык делиться с ним всем, что у меня происходит, но в этот раз было страшно. И страх этот был таким же неправильным, как приятная неловкость от его прикосновения. Поэтому я молчал. Почему молчал Пашка, я не знаю. Так мы в тот вечер и не сказали друг другу ни слова. И на подоконнике вместе больше не сидели. А жаль. И это тоже почему-то кажется неправильным.
Я тяжело вздохнул и уставился в раскрытую тетрадку. Это тоже неподходящее воспоминание для сочинения. А что делать, если в последнее время о чем бы я ни думал, все мысли сводятся к Пашке. А с другой стороны, к кому еще они должны сводиться, если с ним я провел все лето. Но что-то же надо писать в сочинении! Перспектива схлопотать пару в первую же неделю учебы как-то не радует.
Я так углубился в свои переживания, что заметил Пашку, только когда на мою тетрадь легло огромное желтое в крапинку яблоко.
- Трудишься, - на его лице появилась довольная улыбка, как у кота объевшегося сметаны, - а я уже все написал.
- И о чем же ты писал? - подозрительно осведомился я.
- А помнишь, в конце июля мы на шашлыки ездили, - я кивнул, - мне тогда батя разрешил самому шашлык делать. я и мясо сам мариновал, и готовил.
- И это самое яркое впечатление? - я был разочарован. У меня от того пикника остались совершенно другие воспоминания. Почти такие же неловко-приятные, как с того памятного июньского вечера. Хотя, не мне же шашлыки доверили. Может, это важнее?
- Нет, конечно, но Настенька то об этом не знает. - Пашка вдруг посерьезнел, - и вообще, я не обязан перед ней душу выворачивать. Лишь бы меньше четверки не поставила.
- А какое самое яркое? - спрашивать было неловко, но уж слишком любопытно.
- Еще в самом начале лета, - он с сомнением посмотрел на меня. Я замер. Казалось даже сердце перестало биться, так мне хотелось, чтобы его самое яркое впечатление было таким же, как мое. - Ты, наверное, не помнишь. Давай я лучше тебе с сочинением помогу.
Опять сменил тему. И главное, возразить нечего. А ведь он в последнее время часто так делает. Может, и у него есть что-то, о чем неловко говорить?

Новый год.

Пашка зашел за мной, как и обещал почти сразу после двенадцати. Только сразу сбежать у нас не получилось. Предки решили пообщаться с подрастающим поколением. Причем не только мои. Нам удалось вырваться из их лап только через час, после расстреливания фейерверков, в немалом количестве закупленных к новому году. Устанавливать их и зажигать фитили ни мне, ни Пашке, конечно же, не доверили. Но мы ничуть не расстроились по этому поводу. Тем более что как только отгремел последний фейерверк, взрослые отправились продолжать отмечать, причем, к Пашке домой. А мы смогли без лишних вопросов вынести немаленький пакет, до этого времени надежно спрятанный в самом дальнем углу моего шкафа за старыми тетрадками. На его содержимое неделю назад мы потратили практически все наши деньги.
На улице было очень скользко, и мы цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Если честно, это в основном я цеплялся за Пашку. Он вроде не возражал, а у меня подошва на ботинках "скользкая". Один раз я все же упал, чуть не утянув за собой Пашку.
Мы даже почти не опоздали. Андрюха, Макс, Юрка и Ксюха уже были на месте. Дашка и Юлька подошли почти одновременно с нами. Девчонки сразу же сунули носы в принесенные пакеты, сначала в наш, потом в Андрюхин и, дружно фыркнув, потребовали шампанского. Новый год же!
- Спокойно, сейчас все будет, - Юрик испарился с загадочным видом. Интересно, куда? Магазины давно закрыты. Вернулся он довольно быстро и с еще одним пакетом.
- Куда пойдем? – спросили Юлька с Дашкой почти хором.
- В старый парк, - сразу же откликнулся Пашка. Я совсем не удивился этому предложению. Старый парк – наше любимое место, излаженное вдоль и поперек. Там и площадка удобная есть и людей в такое время не будет.
Возражать ни кто не стал, и скоро мы уже шли по дорожкам. Почти неосвещенный парк выглядел мрачновато. Ветки старых деревьев зловеще нависали над дорожками. Говорят, эти деревья задолго до революции садили. Парк был тогда единственным в городе. А сейчас сюда почти ни кто не ходит. Впрочем, нам это только на руку. Мы вышли на открытую круглую площадку и расположились на ближайшей скамейке.
- Ну что, по сто грамм для согрева и устроим праздник, - усмехнулся Андрюха, доставая пластиковые стаканчики. За ними из пакетов появился шоколад и бутылки с шампанским, водкой и соком. Пока девчонки ломали шоколад и открывали сок, Юрчик взялся разливать шампанское, а Пашка – водку. Когда очередь дошла до меня, Пашка налил мне совсем немного – чисто символически. Я улыбнулся – он помнит, что я совсем не люблю алкоголь, пью только за компанию – такая мелочь, а приятно.
После первой все дружно уставились на Пашку. Он усмехнулся и принялся разбирать содержимое нашего пакета. Первыми зажгли фонтаны и одиночные ракеты, оставляя напоследок пару "Балетов" и "Карнавал". Девчонки визжали от восторга. Хлопали в ладоши и зажимали уши руками, когда особенно сильно громыхало.
- Как классно! – Дашка уцепилась за Пашкину руку, недвусмысленно прижимаясь к нему. Мое настроение стремительно скатилось к отметке "ниже плинтуса". Вечно она на нем виснет. И Пашка не против совсем. А у меня эта картинка каждый раз вызывает стойкое желание схватить Дашку за роскошные кудри и оттащить от него подальше. С этой злостью справиться очень непросто, хотя серьезных причин для нее нет.
Если Пашка мне друг, это еще не значит, что он должен общаться только со мной. Тем более, с Дашкой он вроде официально встречается. Правда я так и не понял, когда они успевают, если Пашка почти все свободное время проводит со мной.
Единственный вывод, который из всего этого напрашивается: я завидую Пашке. У него есть девушка, и они, наверное, уже не только целовались. А я не пользуюсь у девчонок популярностью. Не то, чтоб Пашка был особенно популярным, как Юрчик, например, но Дашке он точно нравится. А я никому не нравлюсь, что, в общем то, и не удивительно. Кому понравится парень маленького роста, худющий – разве что кости не торчат, и в лице никаких особых красивостей не наблюдается. Не то, что Пашка – почти на голову меня выше и раза в полтора шире в плечах. Вот этому и завидую. А что еще?
Я не сразу заметил, как внимательно смотрит на меня Пашка. Можно даже сказать изучающее. Я перевел взгляд с него и Дашки на свой стакан. Когда его успели наполнить? И делал это однозначно не Пашка. Во-первых, я глаз с них не сводил, а во-вторых, он не налил бы мне полстакана.
Когда большая часть спиртного была выпита, девчонки сбежали "попудрить носик". Диковато как-то звучала эта фраза в неухоженном темном парке. Пашка подошел ко мне поближе.
- Что случилось? – тихо спросил он. Я только покачал головой. А что я мог ему сказать? Что у меня портится настроение, когда я вижу его с Дашкой в обнимку? Это, мягко говоря, не по-дружески. Я чувствовал его взгляд на себе, но так и не поднял головы.
- Хочешь уйти? – спросил он, поняв, что я не собираюсь отвечать. Я резко вскинул голову, но прежде чем успел что-то сказать, вернулись девчонки. Я решил, что это хороший повод проигнорировать и этот вопрос, но Пашка, похоже, был другого мнения.
- Кирилл?! – когда у него такой тон, лучше ответить, иначе мы поссоримся. Это я давно уяснил.
- Нет, - я не хотел портить ему праздник и даже нашел в себе силы улыбнуться, наблюдая как Дашка опять к нему прижимается. Поверил он мне или нет, но потом я еще не раз замечал, что он внимательно на меня поглядывает.
Все имеет свойство заканчиваться, и водка не исключение из этого правила. Просто так стоять в парке было холодно, и мы решили, что на сегодня пока хватит. Дашка с воплями "ой как здесь скользко", взяла Пашку под руку. И как она интересно, сюда без его помощи дошла и ни разу не поскользнулась? А ко мне совершенно неожиданно подошла Юлька и, робко коснувшись моего локтя, спросила:
- Ты не против?
Смысл был отказываться?
Сразу за воротами парка Юрка с Ксюхой, как говорится, "хутко зникли", быстренько распрощавшись с остальной компанией. Еще через пару кварталов испарились Макс с Андрюхой, причем первый многозначительно мне подмигнул, а второй хлопнул по плечу. Юлька деликатно сделала вид, что не заметила этого. Парни, наверное, решили, что я к Юльке "клинья подбиваю". Зря. Она мне не нравится. Не то, чтобы совсем, но встречаться с ней у меня даже мысли не возникло. Я вообще до сих пор не встречал ни одну девчонку, с которой бы мне захотелось заводить хоть какие-то отношения. В каждой было хоть что-то, что мне не нравилось.
За улицу до площади мы в очередной раз остановились. Отсюда девчонкам направо, а нам с Пашкой прямо. Я уже предвкушал момент, когда мы окончательно избавимся от надоевшей, по крайней мере, мне, компании. Прежде чем кто-то из нас успел открыть рот, Дашка все испортила.
- Пашенька, - меня аж передернуло от этого обращения, - ты же меня проводишь домой, да? – Пашка посмотрел на меня. Дашка, заметив его взгляд, продолжила, - И Кирилл заодно Юлю проведет, правда?
Теперь они все трое смотрели на меня. Юлька с Дашкой едва не умоляюще. Пашка просто ждал, что я решу. Интересно, если я захочу уйти, а ему скажу, чтоб сам девчонок провожал, он послушается? Скорее всего – нет.
- Кирилл. – Юлька подала голос, и я понял, что слишком долго раздумываю, - если ты не хочешь…
- Нет, конечно, - сказал я, и только потто понял, что ляпнул, и исправился, - я проведу.
- Вот и чудненько, - первой, конечно же, опомнилась Дашка и, проворно поскакав в нужном направлении, потянула за собой Пашку.
Они шли чуть впереди, а мы с Юлькой не стали их догонять. Теперь получалось, что мы вроде как только вдвоем гуляли. По идее, я сейчас должен был чувствовать что-то особенное. Я же так хотел, чтобы девчонки мной интересовались. И вот, свершилось, а я ничего кроме легкого дискомфорта из-за цепляющейся за меня Юльки не чувствую. В голове только одна мысль: как бы не упасть, а то некрасиво получится.
А еще, я и близко не представляю о чем с ней можно говорить. С Пашкой в этом плане всегда легко – не нужно искать тем для разговора, они сами находятся. На то он и друг. И вообще, что за дурацкая у меня привычка – всех, даже девчонок, с Пашкой сравнивать? Глупость несусветная.
Темы для разговора нашла Юлька, которой, похоже, надоело мое молчание. Мы вполне нормально общались, обсуждая сначала школу, учителей и одноклассников, а потом даже какой-то новомодный фильм, идущий в эти дни в кинотеатре. Я понадеялся, что, заводя этот разговор, она не рассчитывала, что я ее приглашу в кино. Оказалось, зря. Только эту мысль она не сама озвучила, а Дашка, в очередной раз влезшая, куда не просят.
- Мы с Пашенькой идем послезавтра в кино, - сказала она, когда мы остановились у двух, стоящих углом домов, - может, вы с Юлей пойдете с нами? Двойное свидание это так романтично.
Свидание? Я растерялся. Юля опустила глаза и, наверное, покраснела бы, если ее щеки уже не были красными от мороза. Отказать ей сейчас у меня бы язык не повернулся. Но я все же глянул на Пашку, прежде чем согласиться. Он молча пожал плечами, в очередной раз, предоставляя мне выбор. Оставалось только согласиться, что я и сделал.
- Тогда мы зайдем за вами перед сеансом, - подытожил Пашка и, быстро чмокнув Дашку в щеку, аккуратно подтолкнул ее к подъезду. Кажется, они и сам уже боялся, что она еще что-то придумает.
Я решил, что будет логично последовать его примеру, и неловко ткнулся губами в Юлькину щеку. Она просто расцвела. Даже в глазах появились какие-то новые искорки. Махнув мне рукой на прощанье, Юлька скрылась в соседнем подъезде. Дверь за ней захлопнулась с громким стуком. Пашка облегченно вздохнул.
- Домой или еще побродим? - Дашке он так не улыбается. Мне даже теплее стало.
- Домой, - улыбнулся я, - а то ноги уже заплетаются.
Пашка уверенно положил мою руку на свою, согнутую в локте.
- Держись, - не терпящим возражений тоном заявил он, - а то опять навернешься.
Идти под руку с ним было куда приятнее, чем с Юлькой. По телу разливалось приятное тепло и настроение быстро и уверенно поднималось. Только одна мысль все же не давала мне покоя: почему так хорошо я чувствую себя только с Пашкой?

Простуда и другие неприятности

Заболеть мне подфартило перед самыми весенними каникулами. Как только температура немного спала, и я смог нормально разговаривать, валяться целыми днями в кровати стало невероятно скучно. Родители на работе, Пашка в школе. По телеку ничего интересного не показывают. Сидеть за компьютером или читать долго не получается – слабость еще не прошла. Я с тоской посмотрел на стопку журналов, притащенных вчера Пашкой. Он как всегда угадал, чего мне хочется. Не то, что Юлька. Она прибегала несколько раз. Притащила мандарины (с мелких лет их терпеть ненавижу) и диск с последней коллекцией боевиков. С чего она решила, что мне это может понравиться?
Сегодня она тоже собиралась зайти. Это совсем не радует. Я себя как-то неловко чувствую в ее присутствии. А, ладно, придет – посидит полчасика и убежит. Вот Пашка днями со мной просиживает. Даже уроки у меня делает. А вчера вообще школу прогулял. Пришел с самого утра и сидел до позднего вечера. Так классно было.
В его компании мне всегда хорошо. Ну, может, не совсем всегда. Мы же все-таки иногда ссоримся. А еще есть Дашка и Юлька. В их присутствии все меняется. Пашка меняется. Я сам меняюсь.
Например с того двойного свидания я не то что содержания, даже названия фильма не запомнил. Это была какая-то новомодная комедия с тупым американским юмором. Терпеть не могу подобную муру. А вот Юлька с Дашкой фильм смотрели с удовольствием. Кажется даже Пашка не сводил взгляд с экрана. Одного меня фильм совершенно не интересовал. Было непривычно сидеть не рядом с Пашкой. К тому же заставить себя сосредоточиться на фильме мне мешала то ли Юлькина ладошка, лежащая на моей, то ли Пашкина рука, обнимающая Дашку. И в голове почему-то постоянно крутился разговор, на котором Пашка настоял еще новогодним утром. Это было так неожиданно.
Остаток новогодней ночи мы провели только вдвоем. Болтая о всяких пустяках. Правда, Пашка иногда не сразу реагировал на мои слова, как будто что-то обдумывал параллельно с разговором. Когда за окнами стало совсем светло, и мы оба уже откровенно зевали, он и завел тот самый разговор.
- Кир, - он довольно долго молчал, прежде чем продолжить, будто не решался, - Кир, тебе Даша нравится?
- В смысле? – не понял я.
- Ну, - похоже, он и сам не знал, как объяснить, - ты иногда на нас так смотришь, что мне страшно становится.
- Нормально смотрю, - буркнул я, прекрасно понимая, какой именно взгляд он имеет в виду.
- Кир, если тебе Дашка нравится, я с ней расстанусь, и у тебя будет возможность…
- Паш, - попытался я вмешаться в его монолог, но он не дал мне и слова сказать.
- Дай договорить! У меня с ней несерьезно. Я без проблем найду себе другую.
- Паш, ты вообще соображаешь, что говоришь? – возмутился я, - она что вещь? Поигрался – отдай другу?
- Ну что ты заводишься, - вот на этом месте до меня, наконец, дошло, что он говорит это все совершенно без эмоций, - мне с ней расстаться не проблема.
- Я тут причем?! – его спокойствие доводило меня до белого каления.
- Я просто не хочу поссориться с тобой из-за бабы. Твоя дружба мне дороже, чем отношения с ней.
У меня просто слов не было, так приятно было услышать от него эти слова. Внутри у меня все просто пело от радости. Я важнее Дашки! На лице, наверное, расплывалась дурацкая улыбка.
В тот момент такая реакция казалась мне вполне естественной. На радостях я заверил Пашку, что Дашка меня совершенно не интересует. Даже наоборот. И уже гораздо позже, когда Пашка уже ушел, меня осенила мысль: "А с чего вообще было так радоваться?" Кто я и кто Дашка? Ее и мои отношения с Пашкой, как говорится, две большие разницы. Я его друг, она – его девушка. С чего мне радоваться тому, что он относится ко мне лучше? И вообще, вся эта история больше напоминает ревность.
Но сейчас это далеко не самая главная из моих проблем. Я машинально коснулся тонкой цепочки на шее. Это, правда, не совсем проблема, скорее даже наоборот. Но за прошедший месяц любопытство разрослось до невероятных размеров.
Началось все с того, что Настенька решила устроить на день святого Валентина поэтический вечер. А чтобы совсем уж добить класс, придумала Валентинову почту. Почта представляла собой приличных размеров коробку, обклеенную упаковочной бумагой. В эту коробку мы должны были в течение недели вкидывать валентинки. Мне эта затея, мягко говоря, не понравилась, а Пашка воспринял ее как любое другое домашнее задание и потянул меня в магазин выбирать открытку.
- Чего переживать? – философски заметил он, - тебе же есть кому эту фигню подарить. Выберешь что-нибудь нейтральное, если не хочешь своей Юльке в любви признаваться.
Впрочем, выбора у меня все равно не было. Я купил первое попавшееся из аляповатой кучи сердечко, руководствуясь лишь тем, чтоб на нем не было написано "я тебя люблю". К открытке прилагался маленький белый конверт. Я подписал все прямо в магазине. Пашка выбрал что-то похожее, и потом мы вместе опустили конвертики в злополучную коробку. Я порадовался, что отделался малой кровью, но вечером меня ждал сюрприз. После "поэтических мучений" торжественно вскрыли коробку и раздали валентинки. К одной, от Юльки, я был готов, а вот ко второй…
На стандартном белом конвертике мое имя почему-то было отпечатано на принтере, а не написано от руки. В конверте оказалось картонное сердечко, но не красное или розовое, как остальные валентинки. А белоснежное с золотом. Внутри тоже золотом было выведено "я люблю тебя". Подписи не было.
В конверте кроме открытки оказалось еще и изящная серебряная цепочка с кулоном в виде знака Сварога. Я такую видел в ювелирном, когда мы с батей маме на день рождения подарок выбирали. С нами тогда еще Пашка был. Я потом у него спрашивал, но он не вспомнил, чтоб кому-то рассказывал о том, что она мне тогда понравилась.
Вообще-то я не люблю украшения, но именно эта цепочка привлекла мое внимание настолько, что я взгляд от витрины оторвать не мог. Отец тогда мне ее купить отказался, а тех денег, что были у нас с Пашкой, не хватило, хоть цепочка и не слишком дорого стоила. Обидно было, когда через несколько дней, собрав нужную сумму, я вернулся в магазин, а ее уже не было.
Подаренную цепочку я одел сразу, наплевав на Юлькин обиженный вид, и ношу до сих пор. И до сих пор не знаю, кто же мне сделал этот подарок, а так знать хочется.

Глупо было прятаться в старом парке. По логике вещей старый парк – первое место, где Пашка додумался меня искать. Но я об этом просто не подумал. Несмотря на то, что он меня нашел, разговаривать с ним я не собирался. Просто не знаю, как ему объяснять. А он объяснений не первый раз требует. Да, уже именно требует, просить ему быстро надоело. Третья неделя пошла, как я стал избегать Пашку. И для этого у меня есть веские причины, о которых ему лучше не знать.
- Опять? – в Пашкином голосе явно прозвучала обида, - может, наконец, объяснишь, что происходит?
На секунду мне захотелось плюнуть на все и объяснить, но страх окончательно потерять Пашкину дружбу как обычно взял верх. Да и место совсем неподходящее. Именно здесь три недели назад произошло событие, с которого начались мои проблемы.
Тогда Пашка почти так же пытался выведать, чем я последнее время озабочен. Признаться ему в той проблеме было куда легче, чем сказать правду сейчас. Мы сидели рядом на этом самом бревне, и я изливал душу Пашке. Он был, мягко говоря, удивлен моим признанием.
- Хочешь сказать, что за почти четыре месяца, что ты с Юлькой встречаешься, вы ни разу не поцеловались? – изумлялся он.
- Говорю же, я не умею, - насупился я.
- Да что там сложного, - пожал плечами Пашка, - одно непонятно, как Юлька тебя терпит?
- Не все же такие чудесные кавалеры, как ты, – огрызнулся я, - я в твои отношения с Дашкой не лезу, вот и ты в мои с Юлькой не лезь.
- Не заводись, - примирительно сказал Пашка, а потом вдруг выпалил, - хочешь, научу?
- Чему? - не понял я.
- Целоваться, - он широко улыбнулся, как-то умудрившись при этом остаться серьезным, - хочешь, научу?
- И как ты это собираешься сделать? – осведомился я, плохо себе представляя процесс обучения. Не будет же он меня целовать?
- Традиционным способом, - он развернулся, наклонился ко мне и коснулся губами моих губ.
Первым порывом было оттолкнуть его и возмутиться. Разум вопил, что это неправильно, но глаза сами собой закрылись, и мысли о сопротивлении исчезли. Когда Пашка прервал поцелуй, я с трудом подавил желание вцепиться в него и не дать отстраниться. Несколько секунд я ошеломленно смотрел на него, а потом медленно встал и сделал несколько шагов назад.
- Кир? Ты…
- Поду закреплять урок. На Юльке, - я резко развернулся и ушел.
К Юльке, конечно же, я и не думал идти. Просто мне нужно было осмыслить произошедшее. Но осмысливать, как-то не получалось, и тогда я решил попросту забить.
С того же вечера мы вполне нормально общались, не вспоминая про поцелуй. Дня три все было как обычно. А потом я первый раз поцеловался с Юлькой и понял, что с Пашкой целоваться гораздо приятнее. Сначала я решил не заморачиваться по этому поводу, списав все на то, что поцелуй был только первый - дальше будет лучше. Но ни второй, ни десятый поцелуй ничего не изменили. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно, особенно после того, как я несколько раз подловил самого себя на том, что рассматриваю Пашкины губы, гадая так же мне будет хорошо, если он меня еще раз поцелует. Но это же не значит, что я голубой, правда?
Страшно было осознавать свои ненормальные желания, но еще страшнее было то, что Пашка мог их заметить. Это заставляло нервничать. Чем больше я пытался заставить себя не думать об этом или хотябы не выдать своих чувств Пашке, тем они становились более явными.
В довершение всего Пашка, конечно же, заметил мою нервозность и опять начал расспрашивать. Вот тогда я и стал избегать его, сократив наше общение до минимума и надеясь на то, что это поможет мне избавиться от дурацких фантазий о поцелуях с ним.
Конечно же, я недооценил Пашкину настойчивость. И вот теперь он сел рядом со мной, точно так, как три недели назад. И опять выпытывает, доводя меня до белого каления. А что я ему скажу? Приходится отмалчиваться или огрызаться.
- А что происходит? – с предельно невинным видом поинтересовался я.
- Это ты мне должен объяснить, - почти срывался на крик Пашка. Похоже, его окончательно достали мои выделывания.
- Никому я ничего не должен, - как всегда с полуоборота завелся я.
- Давай спокойно все выясним, пока серьезно не поссорились, - а он, как всегда, в таких случаях пытался говорить спокойно. Я решил, что лучше отмолчаться, но Пашка мне не дал шанса этого сделать, - Кир, просто объясни, что происходит. Я тебя обидел?
- Нет, - буркнул я. Мягкость в его голосе раздражала и казалась снисходительной.
- Я что-то сделал не так? Сказал не то? – продолжил допрос Пашка.
- Нет.
- Тогда что не так? В чем проблема?! Что ты от меня бегаешь?! – он не собирался сдаваться.
- Во мне, - я таки сорвался на крик, - во мне проблема, ясно?! И отвали от меня со своим допросом!
- Не дождешься! – зло сказал он, хватая меня за плечи и разворачивая лицом к себе, - я не отстану, пока ты не объяснишь в чем проблема? Что с тобой не так?
- Проблема?! – злость превратилась в холодную ярость,- я сказал уже. Во мне проблема! Все со мной не так! Все, понимаешь?! Я с ума схожу, когда вспоминаю твой поцелуй. Мне с Юлькой и вполовину так хорошо не было.
Я выпалил все это на одном дыхании, а потом понял, что сказал, и испугался. Вот сейчас он отшатнется с отвращением, а потом пошлет подальше. А как по-другому, если я сам себе противен из-за этих мыслей? Я судорожно перевел дыхание. Он и правда отпустил меня. Но потом сказал такое, что у меня просто в голове не укладывалось.
- Это не проблема, - Пашка с преувеличенным вниманием рассматривал муравья, ползущего по бревну, - можем повторить, раз тебе понравилось.
- Что?! Ты вообще понимаешь, что мне сейчас предложил?
- Понимаю, - спокойно ответил он и наклонился ко мне, чтобы поцеловать. А до меня вдруг дошло, что если я сейчас его не оттолкну, то потом попросту не смогу этого сделать. И все пойдет не так. Все будет неправильно.
- Нет! – я выставил перед собой руки в защитном жесте.
- Почему? – он осторожно опустил мои руки, прижав ладонью к бревну, на котором мы сидели. – Ты же хочешь.
- Мало ли чего я хочу, - буркнул я, - хочу, еще не значит можно. Вдруг я завтра захочу ограбить кого-нибудь или убить, или с крыши прыгнуть. Это мне тоже можно будет? Хочу – не оправдание!
- Не передергивай, - поморщился Пашка, - это совсем другое. - Я покачал головой, а он, вдруг, поднял руку и провел большим пальцем по моей шее, задевая цепочку. - Никому не станет хуже, если мы с тобой станем немного ближе, чем просто друзья.
- Мне будет хуже, Паш. Я не хочу так! Я нормальный, не голубой, понимаешь? У меня девушка есть! – последний аргумент был слабеньким и Пашка сразу же этим воспользовался.
- Которая тебя практически не интересует, - он продолжил поглаживать мою шею, а у меня почему-то не хватало духу оттолкнуть его руку.
- Тебя Дашка тоже не слишком-то интересует, - привычно огрызнулся я, не подумав, что это играет ему на руку.
- Я и не отрицаю, - улыбнулся он, - я давно тебе говорил, что у меня с ней несерьезно.
Его пальцы в очередной раз задели цепочку, и тут меня осенило.
- Это ты, - обвиняющее выпалил я, - ты подарил мне ту валентинку.
Он кивнул.
- Я люблю тебя. Просто раньше боялся сказать. Вернее, боялся, что ты просто пошлешь меня, кода узнаешь. Уж лучше просто дружба, чем ничего.
- И пошлю, - я чувствовал, что меня с головой накрывает истерика, но остановиться уже не мог, - я не девчонка и не голубой, чтоб от тебя это выслушивать. Я нормальный! Я не буду с тобой…. Два парня вместе это неправильно! Не-нор-маль-но! Слышишь? Не-нор-маль-но! Не-пра-виль-но! А я не такой. Не такой!
Кажется, я даже ударить его пытался. Меня колотила дрожь. Я уже не понимал, что несу. И продолжал отбиваться, когда Пашка обнял меня и прижал к себе. Он был гораздо сильнее, и вырваться мне не удалось.
- Тшш, Кир. Кирочка, тише. Ну, что ты так? Я же тебя не заставляю. Не принуждаю ни к чему, - ласково шептал он, укачивая меня как маленького ребенка.
- Паш, не надо, - с трудом выговорил я. Язык почему-то заплетался. – Пусть все будет как раньше, пожалуйста. Я так не смогу, и совсем без тебя не смогу. Я нормальный. Нормальный, слышишь? Я хочу, чтобы все было как раньше, как правильно.
- Конечно, нормальный, - вздохнул Пашка, продолжая меня укачивать, - и все будет, как тебе хочется. Как раньше.
- Правда? – я постепенно стал успокаиваться в его объятиях.
- Правда, - он отстранил меня, заглядывая мне в лицо, потом провел кончиками пальцев по моим щекам и я удивился, поняв, что они мокрые. – Все будет как раньше.
Но как раньше получалось далеко не всегда. Этот разговор временами словно стена становился между нами, заставляя испытывать неловкость. А тут еще выпускные и вступительные экзамены. И мне было страшно понимать, что я боюсь не поступить только потому, что в этом случае мы с Пашкой будем жить в разных городах и совсем редко видеться. Моя слишком сильная зависимость от него казалась жестоким наказанием за пару неправильных мыслей. Но от нее уже некуда было деваться.

Почти взрослая жизнь

Пашка, конечно же, без проблем поступил на физмат. Он почти не готовился. Просто с самого начала был уверен, что поступит. У него была цель, а математика и физика всегда давались ему легко. Для меня эти предметы были не понятнее китайской грамоты. С моей успеваемостью мне вообще высшее образование не светило. Но я все же попробовал поступить. Я пытался себя убедить, что на это у меня было две причины. Первая: желание родителей. Вторая: без "вышки" сейчас трудно найти приличную работу. Но как бы я себя не обманывал, мне некуда было деется от осознания того, что главной причиной все же был Пашка. Мы не сможем так же часто видеться, если будем жить в разных городах.
Воспользовавшись тем, что пробовать поступать можно сразу в несколько ВУЗов, я подал документы в университет на юрфак, в пединститут на психологию и совершенно неожиданно даже для самого себя, в художественное училище.
Я просто ждал Пашку. Мы договорились встретиться в сквере недалеко от пединститута. Оттуда было ближе к вокзалу. Ждать пришлось долго и мне стало скучно. Мое внимание привлекло старинное здание. Недолго думая я подошел поближе. Здание оказалось художественным училищем. Поддавшись импульсу, я вошел внутрь. А потом вспомнил о третьем комплекте документов, который на всякий случай меня заставила собрать мама. Экзамены оказались совсем пустяковыми – диктант и два рисунка. Один карандашный, второй – акварелью или гуашью на выбор. Даром я, что ли в художественной студии проучился, а потом еще полгода предкам нервы мотал из-за того, что доучиться не дали. Им, видите ли, показалось, что это негативно влияет на мою успеваемость в школе. Но успеваемость не улучшилась и в студию мне вернуться не дали.
Как ни странно завалил я только университетские экзамены. Из-за этого мне долго пришлось убеждать родителей, что в художке мне будет лучше. Это было сложно, но у меня получилось. Главным аргументом стало то, что после училища можно было без экзаменов поступить в архитектурный и сразу на третий курс, а значит, я терял только год. О том, что если я и соберусь поступать в архитектурный то только на отделение дизайна, я благоразумно промолчал. И до конца лета наслаждался тем, что по-прежнему смогу часто видеться с Пашкой.
Одного я не учел: расстояния в областном центре сильно отличаются от расстояний в небольшом городке. Мы с Пашкой жили теперь не в одном доме, а практически на разных концах города. Ездить друг к другу или встречаться где-то в городе каждый день не получалось. Мы поначалу все же пытались видеться как можно чаще, но учеба требовала времени, и тратить каждый день по два часа на дорогу было нереально, тем боле, что не всегда наше свободное время совпадало. В конце концов, мы смирились и стали видеться в основном на выходных. В остальные дни мы старались созваниваться.
Сначала было тяжело. Я очень скучал по нему. Мне не хватало наших разговоров, прогулок по старому парку. А потом я привык. Он, наверное, тоже. Тем более что и у меня и у него появились новые знакомые. Я неплохо ладил со своим соседом по комнате, Женей. Это было, конечно, совсем не такая дружба как с Пашкой, но с ним было интересно. Он иногда даже был неплохой заменой Пашке. Мне нравилось то, что я не мог представить себя целующимся с Женей. Меня не тянуло к нему так, как к Пашке. Я находил в этом факте лишнее доказательство тому, что поцелуй с Пашкой был если не случайностью, то просто следствием слишком близкой дружбы.
Пашка мне почти ничего не рассказывал о своих новых друзьях и хмурился, когда я рассказывал о Жене и остальных своих знакомых. И, в конце концов, я решил, что лучше будет вообще не поднимать эту тему. А еще он всегда раздражается, когда мы вместе, а ему кто-то звонит по телефону. В таких случаях он либо отвечает не слишком вежливо либо вообще сбрасывает звонок. А мелодия всегда одна и та же. Иногда мне хочется потихоньку стянуть его телефон и посмотреть, кто же это ему названивает. Я как-то набрался смелости и спросил об этом, но он только отмахнулся. Позже я попробовал зайти с другой стороны. Спросил, не появилась ли у него девушка. С Дашкой он расстался еще в мае. Сразу после того самого разговора, будто хотел доказать мне, что ему и правда кроме меня ни кто не нужен. Он возмутился: "конечно же, нет". Меня он ни о чем таком не расспрашивал. Это немного задевало.
А недавно он предложил встретить новый год только вдвоем. У него или у меня в общаге. Все равно все разъедутся по домам.
- Ты не собираешься домой на новый год? – удивился я, - предки расстроятся.
- Мои уж точно нет, - усмехнулся Пашка, - а домой мне не хочется.
- Твои, может и нет, а уж мои точно не будут в восторге от этой идеи, - сказал я, вспомнив, что только вчера звонила мама и интересовалась, не передумал ли я ехать домой на новый год, - тем более, мы собирались встретиться с Андрюхой, Максом и остальными. Забыл?
- Нет, - ну, что я такого сказал, что он расстроился? – год назад ты пошел на это сборище вместе со мной только после долгих уговоров. Раньше ты с удовольствием остался бы на праздники со мной.
Я только плечами пожал. Мне не приходило в голову, что изменения в таких простых желаниях могут его обидеть. Но мне, правда, хотелось встречать новый год дома. Да и маме я уже пообещал.
-Передумаешь – позвони, – резко бросил Пашка и ушел.
Это мы что, поссорились? Это мы теперь так ссоримся? Без криков, без претензий, без причин?
Он не звонил все оставшееся до нового года время. Я очень беспокоился и, не выдержав, позвонил сам.
- Кир, - голос в трубке лучился надеждой и радостью.
- Я дома, Паш, - сразу предупредил я, - и ты приезжай, пожалуйста. Мне не хватает тебя. Без тебя у меня не будет праздника.
Он бросил трубку. Но приехал. И как я понял, домой зашел только чтобы оставить вещи. Весь вечер он просидел на подоконнике в моей комнате. Мы молчали. Но это не было обычным уютным молчанием. Между нами как будто повисла недосказанность.
В девять Пашка собрался уходить.
- Я не буду новый год дома встречать. Увидимся на площади, – непривычно растягивая слова, сказал он. А потом коснулся моей шеи, задевая цепочку. Да, я до сих пор ношу ее. А почему я должен был снимать подарок друга? К тому же она мне слишком нравится. Но этот жест. У Пашки он получается слишком интимным, будто он в любви признается.
А после его ухода мама мне устроила допрос. Мягко и осторожно спрашивала, как я живу в общежитии, с кем общаюсь, часто ли вижусь с Пашкой. В конце концов, я не выдержал и прямо спросил, в чем дело. Оказалось, Пашкина мать рассказала ей, что как-то без предупреждения приехала к Пашке в общагу и застала его в постели с парнем. Они занимались сексом. И теперь моя мать беспокоилась, что я тоже гей. Она убеждала меня, что даже если это и так, они с отцом не будут сердиться и осуждать меня, просто будет лучше, если они будут знать. Я возмутился из-за этих подозрений. Объяснил ей, хоть и не слишком вежливо, что я нормальный, что мы с Пашкой только друзья. Она поверила, кажется.
Не знаю, что больше меня расстроило – мамино подозрение или то, что Пашка с кем-то встречается, а я об этом ничего не знаю. Он совсем перестал мне доверять.
Когда я явился на площадь, все уже были в сборе. Состав компании не изменился. Только Юлька робко мне улыбнулась, прижимаясь к Андрею. Я ободряюще улыбнулся в ответ, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы она не подумала, что я на нее в обиде.
Мы с ней так нормально и не поговорили. Когда я уезжал в августе, мы вроде как еще встречались. Потом я приезжал всего несколько раз, но с ней не виделся. Логично, что она решила не дожидаться пока я соберусь выяснить с ней отношения. И этому я был только рад.
А вот Пашка меня сегодня в очередной раз разочаровывал. Он был подозрительно веселый и, кажется, слишком пьяный. Он отвел Дашку в сторону и, похоже, заигрывал с ней. Было даже не обидно, а больно. Сначала какой-то парень в общаге, теперь это. Когда Пашка успел так измениться? А главное, почему я этого не заметил?
Продолжать праздник на этот раз мы пошли не в старый парк, а к Андрею домой. Его предки укатили куда-то на праздники, и он свободно мог пользоваться квартирой в личных целях.
Весело было всем, кроме меня. Поглядывающая время от времени на меня Юлька похоже приняла это на свой счет. Пришлось долго убеждать ее, что я только рад за нее. Потом подошел Андрей, и мне пришлось повторить практически все то же самого сначала. Эти разговоры окончательно испортили мне настроение. Я вдруг почувствовал насколько в комнате душно, шумно и накурено. Безумно захотелось уйти или хотя бы просто выйти на свежий воздух.
Я выбрал второе, не решаясь уйти без Пашки. Вдруг он опять на меня обидится. Дверь на балкон из комнаты почему-то не открывалась. Я пошел на кухню, надеясь, оттуда попасть в единственное место, где можно сделать глоток свежего воздуха. Но на кухне был Пашка. И не один.
Он стоял спиной к входу, поэтому далеко не сразу заметил меня. К тому же он был слишком занят поцелуем, а заодно и облапыванием сидящей на столе Дашки. Первой меня заметила она.
- О, у нас гости, - пьяное хихиканье неприятно резануло слух, - Нравится подсматривать, Кирюша?
Пашка резко обернулся и, покачнувшись, ухватился за Дашку, чтобы не упасть. Минуту он буравил меня тяжелым взглядом, а потом спокойным и, кажется, совершенно трезвым голосом произнес:
- Дверь с той стороны закрой.
И я послушался. Аккуратно закрыл дверь, а хотелось хлопнуть так, чтобы стекла вылетели. Мне даже хватило выдержки вернуться в комнату и попрощаться со всеми, прежде чем уйти.
Свежий воздух слегка прочистил мозги, и я благоразумно пошел домой, вместо того, чтобы побродить по городу, как изначально собирался. Руководствуясь тем же благоразумием, я запретил себе думать о Пашке. Как ни странно подействовало.
Придя домой, я сразу лег спать. Даже заснул почти сразу. Снился мне Пашка. На той самой кухне. Только на столе сидел я и был совершенно голым. И это меня он целовал. И касался в самых интимных местах. Мне было так хорошо, что я выгибался, стонал, всхлипывал и просил его о чем-то.
Проснувшись, я долго таращился в потолок, обещая себе, что еще минута, и я встану, сниму влажные плавки, приму душ и засяду за историю искусств, которая у меня первым экзаменом. Минуты проходили одна за другой, а я так и не смог заставить себя встать, утопая в отвращении к самому себе. Так и заснул. Только больше мне ничего не снилось.
Разбудил меня звонок в дверь. Я даже из-за закрытой двери слышал, как мама объясняла кому-то, что я еще сплю. Неужели Пашка приходил? На этот раз я заставил себя подняться, принять душ и поесть. Вернее, поесть меня заставила мама. Она же сказала, что приходил Пашка, принес забытый мной шарф и просил позвонить, когда проснусь. Раньше у нее голос не был таким напряженным, когда она говорила о нем.
Звонить Пашке я не собирался. Пусть это выглядит как ребячество, как детская обида, но в этот раз я не собирался делать первый шаг. Путь встречается, с кем хочет, я ему мешать или читать нотации не собираюсь.
На учебники даже смотреть не хотелось. Я оправдал себя тем, что в праздники нормальные люди не учатся, и сбежал гулять, клятвенно заверив родителей, что завтра же возьмусь за подготовку к экзаменам.
Ноги сами понесли меня в старый парк. И почему-то к нашему с Пашкой любимому месту. Конечно же, он уже был там. Сидел на бревне, даже не потрудившись стряхнуть снег. Я брел, глядя себе под ноги, поэтому не сразу его заметил. Секунду я раздумывал, что здесь делаю. Ведь не собирался сюда идти. Потом развернулся и пошел назад.
- Кир, - я обернулся скорее по инерции. Он даже не пошевелился, так и сидел, сунув руки в карманы, - останься. Нам нужно поговорить.
Я выжал улыбку.
- Обещаю, что больше не буду подглядывать за тобой в интимные моменты. Только и ты, будь добр, не забывай закрывать двери. А то ведь не первый раз неудобно получается.
Ну и что, что это удар ниже пояса? Мелкая детская мстишка. По другому у меня уже просто не получалось. Если я перестану на него злиться, мне будет очень больно. И тогда опять начнутся истерики и уговоры. Не хочу.
- Донесли уже, - зло обронил Пашка, - то-то на меня твоя матушка так косилась.
- Она ничего против тебя не имеет, - насупился я, - просто беспокоилась, что я тоже гей. Но я ей объяснил, что я норм… натурал.
- Ты натурал?! – его смех был неестественным, - да тебя хоть одна девчонка, хоть раз по-настоящему заинтересовала?
- Просто не нашел еще ту, которая действительно понравилась бы, - нашел я себе оправдание, чтобы не признавать в его словах истину.
- Я же не о любви говорю, Кир, - хмыкнул он, - а о желании, о влечении. В нашем возрасте это естественно. А тебя возбуждала Юлька? Нет. Может, звезда какая-нибудь? Ну, хоть порноактриса? Да, никогда!
- А если я не хочу как ты – со всеми без разбора, - продолжал огрызаться я, но как-то неправильно-спокойно. Мы вообще сегодня нетипично ссорились. Обычно рассудительный и спокойный Пашка едва не срывался на крик. А я не закатывал истерик, - может, я хочу все сразу. Любви хочу. Тогда и желание будет. Хочу романтичный первый раз с любимым человеком, а не банальный трах с первым встречным.
- Мальчик-колокольчик, - усмехнулся Пашка, - весь такой невинный и правильный.
- Какой есть, - буркнул я, - не нравится – я не держу.
- Да в том то и дело, что держишь, - он даже вскочил, - ходишь с таким лицом, будто вот-вот на шею мне кинешься. Обнимать себя позволяешь, даже сам прижимаешься. А потом, вдруг, морду кирпичом делаешь и рассказываешь о художке своей, об этом твоем Женечке. А я молча терпеть все это должен?! Я, по-твоему, железный?!
Я опешил от таких заявлений. Просто не знал, как реагировать. Я никогда не задумывался о том, что он испытывает рядом со мной. Временами мне даже казалось, что все его неправильные чувства остались в том майском разговоре. И я для него, как и он для меня, только очень-очень близкий друг. Непростительно, неприлично близкий.
- Ты как собака на сене, Кирочка, - устало сказал он, подходя ко мне. Вся его злость разом испарилась, - и сам не берешь, и к другим меня не отпускаешь.
- Не называй меня девчоночьим именем, - огрызнулся я. А что еще сказать, если он во многом прав.
Пашка подошел ко мне, обнял одной рукой за талию, другую запустил под шарф, словно проверяя, на месте ли цепочка.
- Кирочка, - шепнул он мне на ухо, - ты самый чудесный, самый желанный для меня мальчик. Я люблю тебя, Кир. Солнце мое, я живу только надеждой на то, что ты будешь со мной, - я и не думал, что он так умеет говорить. Его шепот завораживал, руки на моем теле словно жгли огнем. А я не мог заставить себя, его оттолкнуть. – Но сейчас, Кирочка, ты так меня достал, что у тебя есть только два варианта. Первый: ты признаешься себе, да и мне заодно, что я для тебя больше, чем просто друг. Тогда, я обещаю тебе, что у меня никого кроме тебя не будет. И я сделаю для тебя, любимый, все, что захочешь. Ты даже ссориться со мной полюбишь, так тебе понравятся примирения. Или второй вариант: мы расстаемся насовсем. Другом я тебе не буду. Никаких совместных прогулок, посиделок или звонков. Ни-че-го.- Он резко отстранился, отпуская меня. Я едва не упал, по инерции потянувшись за ним. Наваждение растаяло. Сказка рассыпалась карточным домиком. – Надеюсь, недели тебе на раздумья хватит? Или можешь решить сейчас.
До меня с трудом доходил смысл сказанного им. Запиликал Пашкин телефон, выводя меня из ступора. Та самая мелодия. Он скинул звонок, даже не взглянув на экран.
- Я так понимаю, ты предпочитаешь обдумать мое предложение, - он спрятал телефон и вздохнул, - позвони мне, как надумаешь, Кирочка. Но если за неделю ты не решишь, я буду считать, что ты выбрал второй вариант.
Он развернулся и ушел, не оглядываясь. Так просто. Ушел и оставил меня решать вопрос, ответа на который у меня никогда не было, нет и, скорее всего, не будет.

Другой ракурс.

Бывает же так. Живешь спокойно. Ни чем особенно не заморачиваешься. Случайно миришься со старым врагом. Начинаешь встречаться с девушкой. Не то, чтобы влюбился и все серьезно. Скорее просто потому, что так принято. Иногда прогуливаешь школу и даже "хватаешь" двойки. Временами ссоришься с предками и лучшим, а по большому счету единственным другом. В общем, живешь жизнью обычного подростка. А потом, вдруг, все меняется.
Ты понимаешь это не сразу, постепенно замечая в себе изменения. И это хорошо. Если бы понимание свалилось как снег на голову, ты, наверное, не выдержал бы, а так…
Все начинается с понимания того, что тебе до неприличия хорошо в компании бывшего врага. Ты предпочитаешь его компанию любой другой, даже со своей девушкой видишься реже, чем с ним. Немного позже ты осознаешь, что больше не хочешь с ним ссориться, потому что с каждой ссорой растет страх того, что вы снова станете врагами. И ты даже набираешься смелости сказать ему об этом. Не о страхе – о ссорах. Просто ставишь его перед фактом, и он прерывает поток претензий.
Ты сбегаешь из дома, нарвавшись на крупные неприятности, ради того, чтобы на все лето остаться с ним. Две лагерные смены без его компании ты себе и представить не можешь. Такая зависимость пугает. Тем более он совершенно не понимает причины твоего поступка.
Дальше – хуже. Или наоборот, лучше. Зависит от того, с какой стороны на это посмотреть. Его прикосновения теперь вызывают дрожь и сладкую тяжесть внизу живота. И если прикосновение продлить до бесконечности, например, сесть рядом с ним на подоконник, то все тело наливается солнечным теплом и орет не хуже соседской кошки за окном. Сердце бьется вдвое чаще, чем обычно и говорить становится трудно.
Вечер, проведенный с ним вдвоем на подоконнике, становится твоей самой сладкой и нескромной тайной. Даже покруче, чем твой первый поцелуй с девушкой. Тебе безумно хочется рассказать ему об этом, но в последнюю секунду тебя что-то останавливает. После этого у тебя появляется привычка резко менять тему разговора.
Тебе уже шестнадцать и ты просто не можешь не понимать, насколько это не как у всех. Твой первый секс девушкой кажется тебе мелочью по сравнению со случайно подвернувшейся возможностью обнять его и ткнуться губами в макушку. Он не заметил или не придал значения, а ты не знаешь радоваться или огорчаться по этому поводу.
Дальше? Дальше ты делаешь глупость за глупостью, с каждым разом чувствуя, как увязаешь в этой неправильности все больше и больше. Но пока не осмеливаешься назвать это любовью.
Ты покупаешь ему цепочку, от которой он глаз не мог отвести в магазине, но не осмеливаешься отдать просто так. Знаешь, что он захочет вернуть тебе потраченные деньги, и переупрямить его будет невозможно. Но тебе так хочется, чтобы эта вещь стала для него не приятной безделушкой, а самой дорогой на свете. И еще больше хочется, чтобы она ассоциировалась только с тобой. Желание на столько сильное, что ты стоически выдерживаешь его нытье по поводу того, что цепочки уже не было в магазине, когда он собрал нужную сумму. При этом тебе так неприятно расстраивать его, что ты торжественно обещаешь себе подарить ее ему на новый год. Но не даришь.
К тому времени он бредит какой-то коллекционной компьютерной игрой, напрочь забыв о вожделенном украшении. Ты достаешь для него этот диск, и он буквально вешается тебе на шею. Тебе приятно. Даже слишком. Но все равно остается горьковатый осадок.
А новогодняя ночь становится ночью открытий. Ты замечешь его взгляд, обращенный на жмущуюся к тебе Дашку, и впервые задумываешься о том, может ли он испытывать к тебе чувства, хоть немного похожие на то, что ты чувствуешь к нему.
Той же ночью ты испытываешь первую в своей жизни жгучую ревность, настолько сильную, что ненавидишь, цепляющуюся за его руку одноклассницу. Ну и что, что скользко? Если бы не глупые условности, вы могли бы идти так вместе. Эта идея настолько тебя захватывает, что ты реализуешь ее при первой же возможности. Главная трудность – заставить собственный голос звучать непринужденно. Получается грубовато, но все лучше, чем голос, звенящий от счастья. Объясняйся с ним потом.
А ведь временами объясниться хочется, но ты слишком боишься его потерять. Особенно теперь, когда ты точно понимаешь, что влюбился по уши. И пусть говорят, что первая любовь редко бывает счастливой. Тебе плевать.
Ты быстро смиряешься с тем, что влюблен в парня. А к празднику Святого Валентина у тебя даже появляется план. Так непонравившаяся ему идея вашей "классной" играет тебе на руку. Облегчает задачу. Единственная трудность опустить в ящик две валентинки вместо одной, так чтобы он не заметил. Одну из них он уже видел. Вторая – для него. И вместо подписи та самая цепочка.
Он восхищен твоим подарком и надевает цепочку сразу же, игнорируя недовольство своей девушки. Ты доволен, но в то же время тебе немного грустно – ведь ты хотел сам надеть ее ему на шею. Конечно же он быстро опомнился и начал выяснять, чей же это может быть подарок. У тебя замирает сердце, когда он расспрашивает тебя про тот поход в ювелирный. Догадался? Если да, то как отреагирует?
Чуть позже ты понимаешь, что снимать цепочку он не собирается. А еще замечаешь, что его постоянно так и тянет к ней прикоснуться. Однажды набираешься смелости и просишь его показать кулончик – лишний повод наклониться поближе и прикоснуться к нему. Ты стоически выдерживаешь лекцию о языческих богах, пряча пылающее от возбуждения лицо за отросшей челкой.
Ты постоянно рядом. Постоянно наблюдаешь за ним. Он на столько привыкает к твоему присутствию, что уже не удивляется, когда ты прогуливаешь школу, чтобы лишние несколько часов побыть с ним. У него высокая температура. И когда он сгибается пополам, задыхаясь от кашля, тебе хочется его обнять, но ты не смеешь, хоть и думаешь, что в твоих объятиях ему станет легче. Ты бы шептал ему что-нибудь ласковое, чтобы успокоить. Он даже не подозревает как сильно тебе хочется хоть иногда сказать ему что-нибудь ласковое. Но он терпеть не может, когда его называют Кирюшей, даже больше чем когда зовут Кириллом. Единственный приемлемый для него вариант собственного имени – Кир. И ни шага в сторону. Не Кирочкой же его тебе называть, хотя этот вариант куда лучше всяких котят, рыбок, солнышек и прочего зоопарка. Этого ты тоже не смеешь.
Все что ты можешь сейчас сделать, это заварить ему чай, а потом смотреть, как он осторожно отхлебывает горячий, пахнущий малиной напиток. Зрелище само по себе приятное, но еще приятнее, что ему сейчас станет немного легче и он заснет. Тогда можно будет сесть прямо на пол у кровати и ласково провести кончиками пальцев по его щеке, по шее. Коснуться цепочки. Даже если он проснется, ты всегда можешь оправдаться тем, что просто проверял не спала ли температура. А пока он спит, можно помечтать о том, что когда-нибудь ты наберешься смелости рассказать ему о том, что чувствуешь. И после этого он тебя не оттолкнет. В тот момент ты и не подозреваешь как скоро ты сорвешься и расскажешь ему все. Только случится это совсем не так, как тебе хочется.
Он вдруг начинает нервничать. А ты не можешь этого не заметить. И начинаешь нервничать вместе с ним. Придумываешь на собственную голову всякие глупости. Пытаешься выяснить хоть что-нибудь окольными путями. Но он только еще больше замыкается в себе. Тогда ты идешь с ним в старый парк. Почему-то именно в том месте он всегда становится откровеннее. Это предпоследний способ выяснить правду. Последний – довести его до белого каления. Он самый действенный, но ты не любишь его использовать.
Он действительно быстро раскалывается. И несколько минут ты попросту приходишь в себя от неожиданной новости. Это насколько ему безразлична Юлька, если он до сих пор ее ни разу не поцеловал? Не мог он не видеть, что она только этого и хочет.
А может, он тоже?.. Тебя как расплавленным металлом заливает надеждой. Ты пытаешься взять себя в руки. И тебе почти удается, но тут ты понимаешь, что если ты сейчас хоть на что-нибудь решишься, то его первый поцелуй может достаться тебе. Пусть это глупый юношеский максимализм, но ты не сможешь простить себе упущенный шанс. Поэтому бросаешься как в омут. Твоя бы воля этому поцелую конца бы не было, но дыхания не хватает, и ты со страхом ждешь, что будет дальше.
Он банально сбегает. А ты не можешь проигнорировать его право на обдумывание случившегося в одиночестве. К вечеру у тебя появляется ощущение, что страх сожрал половину твоей души. Ты едва не дрожишь, когда приходишь к нему. А он ведет себя так, будто ничего и не было. Ты в который раз не знаешь огорчаться или радоваться.
Ты несколько дней ждешь хоть какой-то реакции, не решаясь спрашивать, а когда он начинает сбегать от тебя, пугаешься. Сначала терпишь его поведение, а потом понимаешь, что терять уже практически нечего. Хуже только совсем потерять его, но, похоже, что к этому все и идет.
На этот раз узнать причины его поведения удается, только разозлив его до предела. И опять он тебя удивляет. Ты не смеешь поверить тому, что все наконец сбудется, и боишься взглянуть ему в лицо. Горло сводит судорогой. Ты говоришь то, что так давно хотел сказать. И уже окончательно позволяешь себе поверишь в то, что ты в шаге от счастья. А он закатывает истерику. И потом у тебя же ищет утешения. Тебе не остается ничего кроме как пообещать, что все останется как прежде, в тайне надеясь, что постепенно он привыкнет и позволит тебе быть ему больше чем другом. А чтобы не оставлять ему лишний повод для сомнений, расстаешься со своей девушкой. Не слишком красиво расстаешься, но в этом нет твоей вины. А если бы и была – тебе без разницы. Сейчас тебя волнует только он. Только его мнение. Только его… тело. Тебе немного стыдно за нескромные мысли. За "мокрые" сны. За то, что тебе мало просто проводить с ним время. Мало просто прикасаться к нему.
Да, теперь он иногда позволяет тебе обнимать себя. Ему особенно нравится когда ты касаешься его шее. Там где цепочка – твой подарок. Или это тебе самому нравится, а ты хочешь, чтобы нравилось и ему.
Ты быстро перестаешь обманываться иллюзией того, что он когда-нибудь позволит тебе большее. Тебя до одури, до головокружения пугает мысль, что он так никогда и не повзрослеет, не сможет принять себя таким, какой он есть. Никогда не скажет тебе, что любит. А ты веришь в то, что он тебя любит. Он никогда этого не говорил, даже не намекал, но ты и так это видишь. Он ни на кого не смотрит с таким обожанием, как на тебя. Он ни кому не прощает того, что прощает тебе. Никому не доверяет так, как тебе. Никому не позволяет к себе прикасаться так, как тебе. И его не колышет, что в свои семнадцать он еще девственник. Кажется секс его вообще не волнует. Тебе любопытно о ком он думает, когда ласкает себя. У тебя язык не поворачивается сказать мастурбирует или еще что погрубее. Ему такие слова не подходят. Но ты вообще не уверен, что он чем-то подобным занимается. А вот ты представляешь его даже в постели со своей девушкой. Представлял.
Лето проносится как один миг. И этот миг ты проводишь на грани безумия. Он как обычно ходит практически полуголый, а ты вдруг меняешь свои вкусы в одежде, предпочитая теперь широкие штаны и длинные футболки.
Окончание школы дает еще одну надежду, но она быстро гаснет. Твое предложение попытаться поселиться в одно общежитие он едва замечает и отвергает его как нереальное, даже не выслушав толком твои доводы. Это расстраивает – теперь вы не можете видеться так же часто как раньше. А его рассказы о своей нынешней жизни тебя пугают. Ни о ком он раньше не рассказывал так взахлеб.
Ты пытаешься познакомиться с его новым другом. Но не получается. Вы почти всегда встречаетесь на нейтральной территории. А те несколько раз, что ты приезжал к нему в общагу, его соседа по комнате не оказывалось дома.
Ты больше не уверен в своей для него уникальности, а потому пытаешься хоть как-то выяснить, что он сейчас чувствует. Это тебе тоже не удается. Тогда ты как бы случайно упоминаешь при нем о знакомой, которая тебе практически вешалась на шею. Он едва замечает. И ты бесишься от бессилия.
Неожиданный вопрос о том, кто тебе названивает и почему ты сбрасываешь звонки, становится ложкой меда в твоей, казалось уже бездонной бочке дегтя. Но ты не можешь на него ответить - тебе стыдно. Следующий его вопрос о девушке. Он уже не сколько радует, сколько пугает. Неужели он что-то заметил? Может, в тебе что-то изменилось, с тех пор как ты стал встречаться с парнем?
С тем, другим, ты уже почти месяц. Ты грубишь ему без зазрений совести и сбрасываешь его звонки, когда Кирилл рядом. Ты не стесняешься говорить ему, что просто пользуешься им, но не можешь рассказать о нем Киру.
А они до одури похожи. Не как близнецы конечно, но в полумраке разница мало заметна. И ты едва сдерживаешься, чтобы не назвать его Киром, Кирочкой, твоим любимым мальчиком. Почему он терпит, ты не знаешь. Тебе не интересно. Тебя по-прежнему волнует только Кир.
Даже когда вас застает в постели твоя собственная мать, тебя беспокоит только, чтобы она не заметила, как он похож на Кира. Родительские упреки и нравоучения только вызывают желание окончательно пуститься во все тяжкие. И дома теперь появляться совсем не хочется. А скоро новый год.
Ты долго набираешься смелости прежде чем попросить Кира встретить новый год только с тобой. Он даже не пытается подумать над твоим предложением. Отвергает сходу, оправдываясь какими-то глупостями. Это почему-то отзывается такой болью, что ты не можешь даже просто оставаться с ним рядом. А он как обычно невинно хлопает глазками и не понимает, почему ты злишься.
Ты до последнего надеешься, что он передумает, ведь ты ясно дал ему понять, что домой на праздники не собираешься. Он не звонит и не приходит. Ты решаешь в новый год обойтись обществом его копии.
Его звонок раздается тридцать первого поздним утром. Ты бросаешь все и едешь к нему, даже не предупредив его копию и надеясь, что чудеса под новый год все же случаются.
Домой заходишь только бросить сумку. Игнорируешь упреки родителей и летишь к нему, чтобы в очередной раз с размаху упереться в знакомую стенку. Он не передумал. Он просто соскучился. Ты так расстроен, что даже разговаривать с ним не хочешь, но уйти тоже не можешь.
В девять собираешься уходить, всем сердцем надеясь, что он тебя не отпустит. Даже говоришь ему, что не собираешься домой. Тянешь время так долго, как только можешь. Бесполезно.
Ты напрашиваешься в полузнакомую компанию и совершенно случайно встречаешься там с Дашкой. Она вешается тебе на шею. А ты еще не слишком пьян, но уже не видишь причин отказать ей. Он хмурится, когда видит вас вместе на площади, но ты не хочешь останавливаться. И позже даже грубишь ему. Не за то, что он помешал. За то, что промолчал и позволил тебе продолжить делать глупости.
А когда он уходит, ты пугаешься. До зеленых чертиков боишься, что не простит. Поэтому с утра забегаешь к нему домой, а потом ждешь его в парке, наплевав на жуткий холод и твердо решив выяснить ваши отношения раз и навсегда. Ты едва не портишь все, практически сорвавшись в истерику. Он подозрительно спокоен и все еще носит твою цепочку. Обнимать его так сладко и хочется кричать, как сильно ты его любишь, но ты заставляешь себя шептать.
Проходит неделя, а он не звонит и не пытается с тобой встретиться. Он даже не знает в каком ты сейчас городе. А ты уже сто раз успел проклясть себя за поставленное ему условие и давно готов все простить и разрешить ему в очередной раз оставить все как было. Когда кончается вторая неделя, ты с ума сходишь от беспокойства и начинаешь выяснять о нем через общих знакомых. Оказывается, у него все хорошо.
Ты едва не заваливаешь сессию и к концу третьей недели не выдерживаешь и являешься в его общежитие. А он уже уехал домой на каникулы, досрочно сдав последний экзамен. Ты и не знал, что в своем училище он на хорошем счету, не то что в школе. Обо всем этом тебе рассказывает тот самый Женя. Симпатичный и приятный, кстати, парень. Не даром он так Киру понравился. Проглотив стыд, ты просишь его не рассказывать о твоем визите Кириллу. Он удивляется, но соглашается выполнить просьбу.
Ты возвращаешься к себе, в очередной раз срываешь зло на копии Кира, и чувствуешь себя при этом последней мразью. А потом совершенно неожиданно и для себя и для него предлагаешь ему жить вместе. Он соглашается, и это для тебя становится еще большей неожиданностью.
Через пару месяцев ты привыкаешь к тому, что парня, который живет в твоей комнате и спит в твоей постели зовут Константином, а не Кириллом. Еще немного позже начинаешь замечать как с ним удобно. Как с его появлением светлее и уютнее стала твоя комната. Ты благодарен ему за это и постепенно подводишь себя к мысли, что он не просто копия того человека, которого ты любишь, а вполне самостоятельная личность. Тем более, что характеры у них совершенно разные. И ты учишься уважать эту личность, поэтому ссор с каждым днем становится все меньше.
Ты привык к атмосфере, которую он создает своим присутствием. Ты стал лучше учиться, помирился с родителями и даже познакомил с ними Костю. Стена которую ты выстроил между собой и своей любовью кажется очень прочной. И временами ты даже думаешь, что очень скоро можешь забыть Кира. А потом случайно сталкиваешься с ним у подъезда, во время очередного визита к родителям.
Он весело щебечет с кем-то по телефону, но замирает, увидев тебя. А ты понимаешь, что если сию секунду не уйдешь, то уйти никогда уж не сможешь. Потому, что твоя стена практически рухнула. А ты, похоже, совсем уже ему не нужен. Главное, чтобы твой уход не выглядел бегством.
Ты уезжаешь в тот же день. Звонки начинаются на следующий. Ты их не сбрасываешь, но и не отвечаешь. Костя на тебя странно смотрит, но молчит. Это продолжается не один день. Можно заблокировать его номер или даже поменять "симку", но ты ни как не можешь себя заставить.
В самый разгар летней сессии из твоего учебника случайно выпадает фото. Костя реагирует быстрее, долго рассматривает потертый с загнутым уголком снимок, а потом устраивает тебе истерику в лучших традициях Кира. И ты стараешься не слишком счастливо улыбаться, а потом прижимаешь его к себе. Еще секунда и ты шепнешь: "Кир, Кирочка". Но на его шее нет и не может быть знакомой цепочки. Этот факт отрезвляет не хуже пощечины. Но ты не хочешь больше трезветь, и потому в тот же день даришь ему цепочку. Без кулончика – древние боги тебя не интересуют, а на ощупь она почти такая же, как у Кира. Наверное, он воспринимает подарок как извинения, с готовностью убирает волосы, позволяя тебе самому застегнуть неудобный замочек. Ты довольно улыбаешься, проводя кончиками пальцев по его шее. Есть в этом что-то безумное: ты хотел, надеть цепочку на шею Киру, а надеваешь другому, пусть и похожему на него человеку, хотел, чтобы Кир зависел от нее, но сам попал в эту зависимость. Тебе стыдно за то, что ты снова превращаешь Костю только в копию и надеешься, что копия иногда может оказаться лучше оригинала.

Курортный роман.

Дверь почему-то была приоткрыта. Я даже немного испугался, но все же вошел в комнату. Помня новогоднюю ночь, я ожидал увидеть что угодно – притон, пустые бутылки, пьяного Пашку в чьей-то не менее пьяной компании. Ничего такого не было. Пашка сидел за столом, обложившись учебниками и конспектами. Последний экзамен, наверное. Он даже не среагировал на мое появление. А комната с того момента, как я последний раз был здесь, стала чище, уютнее и как будто светлее. Неприятно кольнул тот факт, что кровати были сдвинуты вместе.
Прежде чем я что-то успел сказать, у него коротко пискнул телефон. Он схватился за трубку с таким видом, будто полжизни ждал этого сообщения. Пока он тепло улыбался, глядя в экран, я вспомнил, как пытался дозвониться ему весь предыдущий месяц. Сначала каждый раз набирал номер, потом ставил на автодозвон, клал телефон рядом с собой на подушку и долго слушал гудки – то длинные, то короткие – пока в трубке не раздавалось "абонент тимчасово не може прийняти ваш дзвiнок". Он так ни разу и не ответил. Ну что я такого страшного сделал? Да, испугался очередного выяснения отношений. Но почему всегда я должен делать первый шаг?
Я все это время надеялся, что Женькина дружба заменит мне Пашкину. Постепенно привык и уже не чувствовал такого острого одиночества, как в первые дни. Много общался с Женей, хоть и не доверял ему всех своих переживаний, как раньше Пашке. Временами мне, правда, выть хотелось оттого, что его нет больше рядом, но я справлялся со своими чувствами. И даже неплохо жил все это время. А потом мы случайно встретились у подъезда. И на меня как-то сразу обрушилось понимание того, что я потерял, когда не попытался обойти это его дурацкое условие. У меня сил не было пошевелиться, не то, что что-то сказать. Пока я приходил в себя, он молча прошел мимо, как будто я был для него совершенно чужим человеком. Я не смог сразу пойти за ним, а когда решился, оказалось, что он уже уехал.
Я молча ушел до того, как он меня заметил. Мне достаточно, оказалось, просто увидеть все это, чтобы понять, что я действительно для него чужой теперь. Ему, похоже, и находиться рядом со мной неприятно. А я думал, ему без меня плохо. А он… а у него все хорошо. И меня он больше не любит.
После визита к Пашке я совсем расклеился. Хорошо хоть сессия уже позади, а то точно бы завалил. Мое совсем уж отвратительное настроение даже Женя заметил. А он обычно не так хорошо все замечает, как… Нет! Хватит! Уже столько раз обещал себе не думать больше о нем. Не получается почему-то.
- Кир, а давай вместе махнем куда-нибудь к морю. Отметим удачную сессию, - Женино предложение стало для меня полной неожиданностью.
- А смысл? – я как раз упаковывал вещи, чтобы ехать домой на каникулы, - мне сейчас вообще никуда не хочется.
- Вот и развеешься как раз. И мне веселее будет, - он вдруг подмигнул, - и девчонок вдвоем кадрить удобнее.
- Только этого мне сейчас и не хватает!
- Клин клином не пробовал? – чуть посерьезнел Женька, - встретишь там красотку, всю твою любовную тоску как рукой снимет.
- Да, нет ни какой любви, Жень, - я плюхнулся на кровать рядом с сумкой, - если б ты только знал, как я устал.
- Вот там и отдохнешь, - опять повеселел Женька. Интересно, его оптимизм когда-нибудь кончается?
- Наверное, ты прав, - сдался я, - в крайнем случае, найду себе тихое местечко, буду рисовать морские пейзажи с натуры.
- Ты ненормальный, - расхохотался он, - думаешь только об учебе.
- Я просто люблю рисовать, - улыбнулся я. Его смех всегда такой заразительный.
- Договорились. Ты будешь рисовать, а я снимать девчонок, которые вокруг тебя соберутся.
- Сдался я им, - отмахнулся я.
- Зря ты себя недооцениваешь, - усмехнулся Женька.
Я ему не поверил, а зря. Стоило мне взяться за краски, как вокруг образовалась приличная толпа. Я даже пожалел, что поддался жениным уговорам и взял мольберт на пляж. Окружавшая нас толпа, в которой, кстати, были не только девчонки, создавала слишком много шума. Практически каждый второй просил нарисовать что-нибудь конкретное, например, чей-то портрет. Это жутко раздражало. Отдохнуть в таких условиях было просто не реально. Я пытался не нервничать по этому поводу, но моего терпения хватило всего на пару дней. Потом я потратил целый день на поиски тихого, безлюдного места на берегу моря. Найти такое в разгар лета было непросто, но я справился. Найденный пляж находился далеко от города, турбаз и домов отдыха. Туда было неудобно добираться. К тому же берег там был скалистый. Наверное, именно поэтому это место не пользовалось популярностью.
На следующий день я пришел туда рано утром, захватив карандаши и папку с бумагой. На первый раз сойдет и так. Можно сделать несколько эскизов. Впрочем, рисовать берег и море, мне быстро надоело, и я сам не заметил, как на очередном чистом листе появился Пашкин портрет. Я рисовал часов до одиннадцати, а потом решил искупаться. Вдоволь наплававшись, я выбрался на берег и остолбенел.
На облюбованном мной камне сидел парень и рассматривал мои наброски. Его длинные волосы закрывали лицо, но что-то в нем казалось мне знакомым. Я ни как не мог понять что именно. Кроме разве что серебряной полоски металла у него на шее - почти такая же цепочка, как у меня, только без кулончика.
Парень заметил меня, только когда я ему солнце заслонил. Он поднял голову и открыто, дружелюбно улыбнулся. До меня, наконец, дошло, что в нем было знакомым. Я как будто смотрел в зеркало, замутненное, а оттого немного искажающее черты. И волосы у него светлее, а кожа более смуглая. Наверное, он спортом занимается – мускулатура у него лучше развита.
- Отлично рисуешь, - сказал он. Я только кивнул. Эту фразу за последние дни я слышал миллион раз. Сейчас меня больше интересовало другое.
- Тебе ничего не кажется странным? – спросил я. Может, он ничего не замечает. Хотя такое не заметить, наверное, невозможно.
- Уже нет, - вот характеры у нас точно не похожи. Он непривычно открытый и дружелюбный. – Я видел тебя пару дней назад на городском пляже. Не думал, правда, здесь встретить.
- Здесь тихо и никого не бывает. Нет толпы, которая мешает спокойно рисовать.
- Здесь я бываю, - улыбнулся он, - это мой любимый пляж. Не первый раз тут отдыхаю.
Я молчал, не зная, что еще сказать, и думал о том, что накрылся мой спокойный отдых в тихом безлюдном месте.
- Костя, - решил представиться он.
- Кир, - я пожал протянутую руку.
К вечеру мы были практически друзьями. У нас оказалось много общего. Единственное, что слегка раздражало, он почти с первых минут разговора окрестил меня "котенком" и сколько бы я не возмущался, не собирался звать меня по-другому. На следующий день мы договорились встретиться на этом же пляже, а провели вместе практически всю следующую неделю. Большую часть дня проводили на пляже, большую часть ночи – на дискотеке. При всей моей нелюбви к шумным людным местам, Косте каким-то образом каждый раз удавалось уговорить меня составить ему компанию. Нас часто принимали за братьев, подолгу гадая, кто старше. Выбор чаще останавливали на мне. Это было немного обидно, ведь Костя был старше меня почти на полтора года.
Женя не обижался на то, что я днями пропадаю неизвестно где. Он познакомился с просто невероятной, по его словам, девушкой. Моя компания больше ему была не нужна. Единственное, что мне не понравилось, это его реакция на то, что дни и ночи я провожу с парнем.
- Знаешь, Кир, временами я начинаю подозревать, что ты голубой, - сказал он, - ни разу не видел, чтоб тебя девчонка заинтересовала. И портреты еще эти.
Я, конечно же, возмутился. Объяснил ему, что Костя просто приятель, с которым весело можно провести время. Женя не стал продолжать обсуждение этой темы, и я бы скоро вообще забыл об этом разговоре, если бы не история, которая произошла той же ночью.
В самом разгаре веселья, Косте, вдруг, наскучила дискотека, и он предложил пойти на пляж. Я заявил, что плавки я как-то на дискотеку одеть не догадался – не в трусах же купаться.
- Поплаваешь голый, - усмехнулся он, там все равно ночью никого нет.
Я согласился. Наверное, был слишком пьяный. Вообще-то мы оба были пьяными. Костя, кажется, даже больше. Еще одной загадкой оставалось то, как мне удавалось едва не каждый раз напиваться в Костиной компании, при моей нелюбви к спиртному.
Мы пришли в самый дальний от всех работающих ночью заведений, а потому самый темный уголок городского пляжа. Там Костя без малейшего стеснения снял с себя все и, небрежно бросив одежду на песок, бегом бросился в воду. Я снял туфли и носки, закатал джинсы выше колен и подошел к кромке прибоя, решив просто побродить не заходя далеко в воду, пока Костя наплавается.
Долго ждать не пришлось. Уже через несколько минут он вернулся. Капельки воды на его теле красиво блестели в свете луны. Я понимал, что так пристально рассматривать его не вежливо, но ни как не мог заставить себя отвести взгляд. Костя заметил мое повышенное внимание, но не рассердился.
- Что смотришь, котенок, - улыбнулся он, - нравлюсь?
- Нравишься, - почему-то не стал скрывать я. Его улыбка стала шире.
- Давай со мной, - он потянул мою рубашку, вытаскивая ее из джинсов, - вода просто чудесная.
- Я сам в состоянии раздеться, - буркнул я, отталкивая его руку. Его попытка меня раздеть вызвала бурю неправильных эмоций. Это слегка пугало.
- Ну, давай, - подстегнул он, садясь на песок и внимательно глядя на меня снизу вверх.
Я колебался. Мой разум пытался что-то возражать против раздевания в Костиной компании. Но желание проигнорировать голос разума было сильнее. Я нерешительно снял рубашку и принялся аккуратно ее складывать, не спеша раздеться дальше.
- Неужели ты меня стесняешься? – хихикнул Костя. Это меня возмутило.
- Не дождешься, - усмехнулся я, и быстро разделался с оставшимися вещами. Его пристальный взгляд немного сковывал движения, заставляя меня чувствовать неловкость. Я вдруг подумал, что даже Пашка ни разу не видел меня полностью раздетым.
- Идем, - Костя вскочил, как только я опустил свою одежду на песок, и, схватив меня за руку, потянул за собой.
Вода освежала, но не отрезвляла. Мы немного поплавали и долго дурачились, смеясь и брызгая друг на друга водой. А потом Костя нырнул и, схватив меня за ноги, утянул под воду. Он сделал это так неожиданно, что я не успел среагировать и набрать воздуха. Сразу вырваться не получилось. Я едва не захлебнулся и долго кашлял, когда, наконец, смог вынырнуть.
- Испугался? – Костя кинулся ко мне, - извини, я не подумал, что ты так среагируешь.
Я попытался отмахнуться – не получилось. Оказалось, он крепко держит меня в объятиях. И когда успел? Прикасаться к его полностью обнаженному телу было слишком приятно. И мое тело вполне однозначно реагировало на его близость. Это не на шутку меня встревожило. Он уже не первый парень, на которого я реагирую подобным образом. И если в первый раз это еще можно было назвать случайностью или объяснить нашей с Пашкой слишком близкой дружбой, то повторение этой реакции во второй раз и с малознакомым человеком объяснялось только одним. И как бы мне не хотелось это признавать, сейчас хороший момент окончательно разобраться в себе. Если я решусь попробовать что-то большее с Костей, об этом ни кто не узнает. И это ни к чему меня не обяжет – просто эксперимент. Может, он еще не согласится.
- Обиделся, котенок? – Костя нежно взял меня за подбородок и заставил поднять голову. Отвечать я не стал. Вместо этого зажмурился и поцеловал его. За секунду до поцелуя ощущение было такое, будто я занес ногу над пропастью и собираюсь шагнуть. С закрытыми глазами решиться было легче. Костя с явным удовольствием ответил на поцелуй, еще ближе прижимая меня к себе. Это не было неприятно, но где-то на грани сознания затаилось ощущение того, что я целуюсь с зеркалом. И это казалось единственной причиной неправильности происходящего. Его руки опустились ниже – на талию, потом на бедра, и я отстранился.
- Что? – он непонимающе смотрел на меня. Причин на то, чтобы не продолжать у меня было несколько, но ни об одной из них мне не хотелось ему говорить. Его прикосновения и поцелуй возбуждали меня, и, наверное, если бы не наше сходство, не мои чувства к Пашке, не трудности с осознанием того, что у меня опять вызывает желание мужчина, я бы занялся с ним сексом. И возможно утром не пожалел бы об этом.
- Идем на берег, - сказал я и первым туда направился.
- Поверь моему опыту, в воде удобнее, чем на песке, - возразил Костя, но все же пошел следом за мной. Кажется, у меня нет выбора. Придется хоть как-то объяснить ему, почему я не хочу. Я остановился и развернулся к нему лицом.
- Костя, ты не обижайся, - я чувствовал себя очень неловко. У меня не было ни малейшего опыта в таких вещах, - но у меня с тобой возникает такое ощущение, будто я с зеркалом целуюсь. Если б мы не были такими похожими…
- У меня похожая мысль промелькнула, - он обезоруживающе улыбнулся, - правда, мне это не мешает.
Я не знал, что на это ответить, а потому просто развернулся и пошел дальше.
- Кир, - Костя схватил меня за руку, не дав уйти, - тебе ведь это тоже не особенно мешает. По крайней мере, то, что я почувствовал, пока мы целовались, говорит именно об этом.
Он прижался сзади, обняв меня одной рукой за талию. Вторая его рука скользнула по моему животу вниз. Я замер, не зная, что делать дальше. Оттолкнуть? Позволить ему продолжить? А если он захочет все-все сделать? После Пашкиного ультиматума я решил поинтересоваться, что же на самом деле представляет собой любовь между мужчинами. Почитал статьи с нескольких сайтов. После этого мой страх оказаться голубым только усилился.
- Не напрягайся так, котенок, - тихо произнес он, продолжая двигать рукой. – Я не собираюсь делать что-то большее, чем уже делаю. И послушаюсь, если ты скажешь "нет", как бы мне не хотелось продолжить. Даже если ты закроешь глаза и представишь на моем месте кого-то другого.
Было одновременно и стыдно и сладко. Голова кружилась, и дышать из-за этого приходилось чаще. А когда я представил, что на месте Кости сейчас мог бы быть Пашка, чувство неправильности происходящего окончательно исчезло. Как только все закончилось, Костя коротко поцеловал меня в висок.
- Иди, я сейчас, - непривычно хриплым голосом сказал он и подтолкнул меня в спину. Я по инерции сделал шаг и обернулся. Его рука двигалась быстрее и жестче, чем когда он делал это со мной. Глаза он тоже закрыл, а времени ему понадобилось гораздо меньше. Я думал, он обидится, когда поймет, что вместо того, чтобы уйти я рассматривал его. Но ничего подобного не случилось. Костя улыбнулся и брызнул на меня водой.
- Домой - спать? – спросил он уже на берегу. Я кивнул.
Одежду пришлось натягивать на мокрое тело. Вытереться было нечем, а ждать пока высохнем холодновато. До конца пляжа мы дошли вместе, а потом разошлись в разные стороны. Я боялся, что утром между нами возникнет неловкость из-за произошедшего, но ничего такого не было. Повторить ночное приключение у меня желания не появилось. Думаю у Кости тоже. Во всяком случае, с утра на пляже все было как обычно. Я сидел на берегу и рисовал. Костя несколько раз звал меня купаться, но мне не хотелось. Я настолько увлекся, что не заметил когда он вышел из воды.
- Будешь сидеть весь день на берегу, сгоришь или получишь солнечный удар, - сказал он, наклоняясь надо мной. Несколько капель сорвались с его волос и упали прямо на рисунок, моментально впитавшись в бумагу.
- Осторожнее, - возмутился я, отодвигая подальше рисунок. Это был всего лишь набросок, причем из тех, которые не будут нужны в работе – просто для себя рисовал, но все равно было жалко испортить.
Костя сел рядом, положив подбородок мне на плечо. Его прикосновение было приятным, но не возбуждающим, и я не стал отодвигаться.
- Почему ты все время его рисуешь? – спросил он.
Я долго молчал. Почему-то хотелось сказать ему правду, но я и сам не до конца был уверен в том, что является правдой.
- Мне его очень не хватает. Наверное, я люблю его.
- Наверное?! – Костя резко отстранился и сел так, чтобы видеть мое лицо.
- Это длинная история, - попытался отмахнуться я.
- У нас полно времени, - беспечно произнес Костя. – Расскажешь?
Совершенно неожиданно для самого себя я выложил ему все. Начиная с моего с Пашкой примирения и заканчивая последней встречей. Ну, или почти все. Несколько слишком уж интимных моментов я опустил. Костя был необычно серьезен все время рассказа, а потом неожиданно улыбнулся.
- Оказывается, ты настолько эгоцентричен, котенок, что сам не замечаешь, как причиняешь боль окружающим тебя людям. Исправляйся, иначе скоро останешься один. – Он резко поднялся. Я даже испугался, что он собирается уйти. Но Костя протянул мне руку, - идем купаться. Берег моря не то место, где нужно грузить себя проблемами.
Странное было ощущение. Мне сейчас не слишком приятную вещь сказали, а обижаться или тем более огрызаться, почему-то не тянуло. Я отложил рисунок и поднялся, схватившись за его руку.
Мы долго плавали и дурачились, а когда вышли из воды, легли рядом, соприкасаясь плечами. Приятно было так лежать и молчать. Не так хорошо, правда, как с Пашкой. Я даже начал немного задремывать, когда Костя приподнялся, опираясь на локоть, и наклонился надо мной.
- Я уезжаю завтра после обеда, - тихо сказал он, как будто доверял мне тайну.
- Жаль, - лениво произнес я. – я дам тебе свой номер телефона. Позвони, когда соскучишься.
- Обязательно, - усмехнулся он, - Завтра. А сегодня последний день и все такое.
- Хочешь сказать, дискотека отменяется?
- Нет, - он загадочно улыбнулся, - я хочу как следует оторваться напоследок, но не в том месте, где мы отдыхали. Составишь мне компанию?
- Почему нет? - я пока не видел в его словах подвоха.
- Нууу, - его лицо стало еще загадочнее, - я хочу попросить тебя кое о чем.
- И о чем же? – я насторожился из-за того, что он сразу не озвучил свою просьбу.
- Ты оденешь то, что я скажу. Ничего такого, - поспешил заверить меня он, заметив, что я собираюсь возражать, - просто в том месте, куда мы пойдем, строгий фейсконтроль.
- Смокинга у меня нет, - честно предупредил я, с трудом сдерживая смех, - даже приличного костюма с галстуком.
Он фыркнул, потом долго хохотал. Даже слезы из глаз брызнули. Причины этого смеха мне стали понятны только вечером, когда я рассматривал плоды его трудов в зеркале. Надетое на мне очень отличалось от приличного костюма.
Безрукавка, плотно обтягивающая торс, была моей, а все остальное мне выдал Костя. Он за пять минут пересмотрел всю одежду, которую я с собой взял, и не нашел ничего по его мнению подходящего. Он заявил, что у меня нет вкуса. Даже посоветовал выкинуть бОльшую часть моего гардероба. Я так и не понял, шутит он или говорит серьезно.
- Тебе не лень было это все сюда везти? – было первым, что спросил я, увидев то количество одежды, которое оказалось в его шкафу.
- Красота требует жертв, - отрезал Костя и принялся за мое преображение.
Мне пришлось перемерять половину его одежды, прежде чем он остановился на черных джинсах с "заниженной талией", в которые я с трудом втиснулся. Край плавок выглядывал из-под пояса, и я безуспешно пытался его спрятать.
- То, что надо, - обрадовался Костя и совершенно нелогично добавил, - снимай.
Я хмыкнул, но возражать пока не стал. Проблема появилась, как только я принялся выполнять Костин приказ – джинсы снимались только вместе с плавками. Я попытался придержать белье одной рукой, но мало преуспел.
- Да снимай уже сразу все, - хихикнул Костя, - трусы тебе сегодня уже не понадобятся.
- В каком смысле? – опешил я.
- Делай что говорю, - я послушался, но как только одежда была успешно снята, Костя скомандовал, - а теперь одевай обратно.
- Издеваешься? – нахмурился я.
- Джинсы одевай без плавок и возражений, - чуть раздраженно сказал он, - и побыстрее, а то мы тут всю ночь провозимся, - моя попытка возразить была безуспешной, - я же сказал без возражений. Не понравится то, что увидишь в зеркале – оденешь, что захочешь. Я покорно влез в джинсы. Когда с одеждой было покончено, Костя усадил меня в кресло и достал нечто, похожее на дамскую косметичку. Я собрался в очередной раз возмутиться, но не успел.
- Заткнись, - беззлобно посоветовал он. Я слегка обиделся и все оставшееся время пыток упорно молчал. Костя зачесал назад мои волосы, используя гель, чтобы они держались так, как ему хотелось. Потом заставил меня закрыть глаза и несколько минут "колдовал" над моим лицом. Прикосновение мягких кисточек было приятным. Закончив, он отошел на шаг, любуясь своей работой. Я открыл глаза.
- Все? – с надеждой спросил я.
- Еще немного, - улыбнулся он, развернул настольную лампу так, чтобы она освещала мое предплечье, и снова взялся за кисточки, - не волнуйся, это все легко смоется мыльной водой.
Оказалось, он неплохо рисует. Во всяком случае, браслет, который он нарисовал на моей руке, выглядел очень красиво.
- Посиди спокойно, - сказал он, - пусть краска высохнет. Я пока переоденусь.
Сначала он несколько минут простоял у зеркала, потом распустил волосы. Я думал, что для себя он тоже выберет что-то облегающее. Но он надел широкие белые брюки и белую же рубашку, которую не потрудился застегнуть. Добавил к своей цепочке еще одну, более длинную, и короткие деревянные бусы. Рубашка и брюки немного просвечивались, когда он становился против света, и я заметил, что вместо обычного белья он надел стринги. Мне это показалось немного странным, но для него такая одежда, похоже, была привычной, и выглядел он вполне естественно. Закончив со своим преображением, Костя заставил меня встать и мягко подтолкнул к зеркалу.
Я замер, взглянув на свое отражение. Парень в зеркале был красивым, сексуальным и мало чем напоминал меня. Глаза, подведенные черной краской, выглядели не вульгарно, как я опасался, а просто более выразительно. Брюки и майка идеально облегали тело, при движении открывая для обозрения узкую полоску кожи.
- Жаль у тебя волосы совсем короткие, можно было бы сделать еще лучше, - сказал он, подходя ближе. Я заметил, что мы неплохо смотримся вместе, а наша схожесть стала не такой заметной.
Костя долго рассматривал наше отражение в зеркале, а потом вдруг резким движением подцепил цепочку на моей шее.
- Может, снимешь? Она сюда совершенно не подходит, - спросил он.
Я только головой покачал. И мне видно было, что к такой одежде больше подошли бы, например, такие бусы, как у Кости, но снимать Пашкин подарок мне совсем не хотелось. Благо Костя не настаивал.
- И куда ты меня в таком виде поведешь? – спросил я, когда мы выбрались на улицу, и оказалось, что нас уже ждет такси. Когда только Костя успел его вызвать?
- В гей-клуб, конечно, - беспечно пожал плечами Костя. Я так и застыл на месте. Костя сделал еще шаг и обернулся, - что?
- Я никогда не был в подобном месте, - нерешительно произнес я.
- Тебе понравится, - самоуверенно заявил Костя, и я ему почему-то поверил.

Не совсем лирическое отступление.

На пляже яблоку упасть было некуда, что, в общем то, неудивительно в разгар сезона – пляж то городской. Я предлагал ему пойти в менее людное место. Ну и что, что далеко и добираться не слишком удобно, за то можно было побыть только вдвоем, не взвешивая каждое желание, не задумываясь о том, кто и что подумает, если увидит лишнее.
Хотя, я и здесь ни о чем таком бы не задумывался, но его моя склонность к эпатажу только раздражает. Время от времени кажется, что его во мне все раздражает. Я никогда не знаю, что в следующую секунду придет ему в голову. Он то срывает на мне зло, то достает затяжными приступами нежности. Постоянно ругает за мою раскованность. Правда, он ее называет распущенностью. И ладно бы ревновал, а то сам толком не знает, чего хочет. То ворчит, что я вечно всем недоволен, то, вдруг, после очередной ссоры дарит цепочку. Вину, наконец, почувствовал? Непохоже. И вдвойне странно: день рождения мой он проигнорировал, чем увлекаюсь, и что мне нравится - не знает. Куда ему заметить мою страсть к украшениям? Не то, чтобы мне так уж важно его знание моих привычек и интересов, но немного больше внимания не помешало бы. Было бы неплохо, если бы он хоть иногда учитывал мои желания и шел на компромисс. Но он, похоже, и слова такого не знает. А с тех пор, как выяснилось, что он со мной только из-за того, что я на его бывшего похож, совсем невыносимым стал. Знать бы еще, почему я это терплю. Ведь не люблю же. Поначалу было какое-то похожее на любовь чувство, но быстро прошло. А уйти как-то не получилось. Даже после того, как ту фотку увидел. И ведь хороший повод был.
А здесь до умопомешательства скучно. Люди вокруг какие-то сонные. Чувствуешь себя одним из стада котиков на лежбище. И к Пашке поприставать нельзя – обидится. Хотя, можно попробовать зайти с другой стороны.
- Паашаа,- нагло положив руку ему на плечо и растягивая слова. Ему такое не нравится, значит, среагирует быстрее, - Пааш, ну Пааша.
Никакой реакции. Даже после того, как я практически лег на него. Только плечом недовольно дернул. Я хмыкнул и лизнул его в шею. Тот же эффект. Это заставило задуматься о том, что его могло настолько заинтересовать. Я проследил за его взглядом.
Все, что мне было видно – толпа народу, сгрудившаяся вокруг чего-то или кого-то. Предмет их пристального интереса был скрыт за их же спинами. Что в этом может быть интересного? Я на всякий случай убедился, что Пашка смотрит именно туда, и сам стал внимательно смотреть в ту сторону. Вдруг что интересное увижу. Да и когда еще с Пашкой можно будет в людном месте посидеть практически в обнимку. Ждать пришлось не долго.
Я не сразу понял, что именно на него Пашка смотрит. Парень стоял за мольбертом вполоборота к нам. Что именно он рисовал, с такого расстояния увидеть было невозможно. Рядом крутился еще один парень, явно знакомый первому. На него я практически не обратил внимания. Что-то в художнике казалось мне знакомым. И когда я понял, что именно мне в нем знакомо, появилось сильное желание съездить Пашке по морде. Останавливали две вещи: во-первых, боялся опять сорваться в истерику, как в тот раз, когда увидел фотку этого самого художника, во-вторых, этот поступок ничего не изменит. Что бы я сейчас не сделал, отдых все равно уже испорчен.
Что между ними такого было, что Пашка так по нему с ума сходит? Любопытно, но выпытывать бесполезно, тем более в такой момент. Я собрал свою одежду и ушел. Даже не попрощался. Все равно не заметит. К тому же я не обязан сидеть на этом дурацком пляже и смотреть, как он едва не слюни пускает, рассматривая своего Кирочку. Сколько раз он меня его именем называл и даже не замечал, что оговорился. Обидно.
Пару дней я банально провалялся в квартире, которую мы сняли, обижаясь и с удивительной регулярностью мотая Пашке нервы. Ему быстро надоело мое поведение и, в конце концов, он перестал огрызаться и отделывался мрачным "я тебя не держу".
Действительно, не держит. И зачем портить себе отдых? А потому на следующий же день я отправился на любимый пляж, решив провести день в приятном одиночестве, а вечером найти себе компанию на ночь. И на фиг мне тогда будет нужен Пашка? Развлекусь на стороне, а там посмотрим.
Кто бы мог подумать, что на любимом месте меня ждет компания. И какая! По валявшимся прямо на камнях рисункам не сложно было догадаться, кто занял мой пляж. Обида сразу же отошла на второй план, нагло вытесненная любопытством. Врядли он знает обо мне, а значит, есть шанс выпытать, что у них с Пашкой было. Почему оба помешаны друг на друге, а не вместе? Не стал бы он просто так рисовать Пашкины портреты.
Мне уже удивляться было нечему, а он явно видел меня впервые. Забавно было наблюдать за тем, как он всматривается в меня, пытаясь понять, что не так. Его удивление было таким искренним, а поведение таким наивным, что первые пару дней мне было сложно поверить, что он не играет инфантильного мальчика – он такой и есть.
Оказалось, он выглядит старше меня и совершенно не замечает попыток флирта и проявления интереса ни со стороны парней, ни со стороны девчонок. С удовольствием поддерживает любые темы разговора, пока они не касаются чего-то личного или интимного. Постоянно рисует Пашкины портреты. Краснеет от слова секс, не умеет пить и развлекаться. В общем, не понятно, в каком инкубаторе он воспитывался, но с ним почему-то приятно проводить время. Порой в его компании я даже забывал о главной цели своего с ним общения. А через неделю попросту отчаялся узнать хоть что-то.
В разгар очередной дискотеки я решил плюнуть на все и закончить свое "расследование". Просто так бросить Кира было бы не порядочно, и я потащил его с собой – купаться. Его неловкость уже не удивляла, только в очередной раз позабавила. Он не постеснялся разглядывать меня голого и даже признал, что я ему нравлюсь. Может, его обо всем прямо нужно спрашивать, тогда только ответит.
Наверное, наше купание ничем особенным бы не закончилось, если бы не моя глупая выходка. Кто ж знал, что он испугается? Я даже подумал, что Кир всерьез обиделся, а он вдруг полез целоваться.
Я ответил "на автомате". Как не ответить, если тебя целует хорошенький мальчик? А потом подумал, что если вдруг Кир в меня влюбился, Пашка мне этого не простит. Но этот котенок так сладко, хоть и не слишком умело целовался, что я решил пока не "заморачиваться" еще и этой проблемой. Тем более что я чувствовал его полную боеготовность и принял ее за разрешение действовать. Он отстранился, как только я опустил руки на его зад. Причины его отказа казались мне такими глупыми, что я не стал совсем останавливаться, но и до конца тоже не пошел. Я думал он от меня после этого шарахаться будет, но он просто сделал вид, что ничего не было.
Утром мне пришла в голову простая до безобразия идея. Даже досадно было, что не додумался раньше спросить напрямую, хотя, может, он и не ответил, если бы не события последней недели. Я слушал рассказ Кира и поражался Пашкиному терпению и выдержке. Как же он его любит, если выдержал все это. Я даже позавидовал. У меня таких чувств ни к кому не было.
По тому, как Кир говорил о Пашке, было ясно, что и ему все это время не было легко. Особенно последние полгода. Возникало одновременно два равносильных желания – пожалеть и выругать. Я остановился на золотой середине – постарался, как можно мягче высказаться о его эгоизме, так чтобы его не обидеть. Кажется, получилось. Забавно было смотреть на его мордашку, пока он решал обидеться на меня или не стоит. Впрочем, много времени на раздумья я ему не дал.
Немного позже, когда мы просто лежали рядом, у меня появилось время всерьез задуматься о том, что делать дальше. Вообще-то история вырисовывалась настолько нереальная и красивая, что невольно тянуло подработать добрым феем и поспособствовать ее хорошему окончанию. Все равно у меня с Пашкой ничего серьезного не получится, как бы мне этого не хотелось. Правда, ни ради него, ни тем более ради Кира не хотелось влезать в очередные неприятности, но вот ради хэппи-энда для красивой истории можно попробовать. Заодно и развлекусь.
Пришлось сделать вид, что я собираюсь помириться с Пашкой. А иначе как было заманить его в гей-клуб. Он таких заведений не любит. Можно было конечно свести их в более нейтральном месте, например, где-нибудь в городе. Это было бы проще, но, во-первых, есть немалый шанс, что они опять не поймут друг друга и разругаются, во-вторых, Кир вполне способен в очередной раз испугаться, а оставлять ему пути побега я не собирался. Нужно было такое место, где Пашка бы явно увидел, что Кир если и не изменился, то на полпути к этому.
Кира я вырядил так, что не захотеть его было невозможно. Пришлось, правда, потратить на это кучу времени и надеть на него собственные шмотки, поскольку вкус в одежде у него оказался просто отвратительным, что, по-моему, странно для художника.
Все складывалось так, как мне хотелось. Даже в клубе Кир так легко освоился, что я решил устроить ему маленькую проверку, которую он с не меньшей легкостью прошел. В общем, план казался идеальным. И воплощался настолько просто, что я расслабился. И тут же мои старания пропали даром. Все пошло не так, как только я подвел Кира к Пашке. Мало того, что Кир замер и боялся хоть слово сказать, так еще и сбежал, стоило мне на минуту его отпустить. Скорее всего, он обиделся, поняв, что мы с Пашкой знакомы, или решил, что все это было розыгрышем. Хотя, я сам виноват – заигрался.
Пришлось еще и с этим разбираться, попутно выслушивая Пашкины нравоучения. Он оторвался на мне по полной. И за то, что с Киром познакомился, и за то, что в их дела влез, которые, конечно же, меня не касаются, и за то, что телефон Кира не отвечает, хотя уж в этом то, я виноват не был. Объяснять, что для них же старался, было бесполезно. Я и не пытался, тем более что лучше Пашки сейчас знал места, где имеет смысл искать Кира. Потому и требуемый им адрес, дал без лишних возражений. Пашка даже не удивился необычной для меня покладистости.
Возможно, я не так хорошо знал Кира как Пашка, но в одном я был уверен на сто процентов – не пойдет сейчас Кир в такое место, где не сможет побыть один. Он нашелся даже быстрее, чем я ожидал – сидел на ближайшем пляже у самой воды. Я плюхнулся рядом с ним на песок, запоздало подумав, что испорчу любимые брюки. Но вставать уже было поздно, да и со стороны выглядело бы глупо. Он едва на меня взглянул. Помолчал несколько минут, наверное, думал, что я сам уйду. Наивный.
- Убирайся, - обиженно буркнул он.
- Ты этот пляж на всю ночь арендовал? – усмехнулся я. Иногда так хочется его позлить. Он так забавно дуется. Ничего с собой поделать не могу. – Нет? Тогда я имею полное право здесь находиться.
Он насупился еще больше и вскочил так резво, что я едва успел схватить его за руку, заставив вернуться на место. Шутки закончились. Пора поговорить серьезно.
- Ты постоянно пытаешься сбежать ото всех. Зачем? Думаешь, это решит твои проблемы?
Он упрямо молчал. Глупо с его стороны. Меня переупрямить еще никому не удавалось. Посидим немного в тишине, посмотрим, кто первый не выдержит. Его хватило меньше чем на полчаса – далеко не рекорд.
- Зачем вы это все устроили? Я вам что игрушка? – складывалось впечатление, что он на грани очередной истерики. Меня это не устраивало. Серьезные вещи в таком состоянии обсуждать бесполезно. Вот только как делать, чтобы он оставался при памяти, я не в курсе. Придется импровизировать.
- Мы? – фыркнул я, - не нужно так меня оскорблять. Пашка даже не подозревал о том, что я затеял.
- Правда? – Кир резко обернулся. На его лице даже появился намек на улыбку. Но он почти сразу вспомнил, что сердится на меня, и снова отвернулся, - А вы… встречаетесь?
Уж слишком спокойно прозвучал его последний вопрос. Слишком наигранно.
- Думаю, что после сегодняшней моей выходки встречались, - спокойно ответил я, - Даже если вы не помиритесь.
- Давно? - опять наигранное безразличие.
- Месяцев восемь или что-то около того, - я пытался говорить тем же тоном, что и он, играть по его правилам. Мои слова почему-то заставили его в очередной раз обернуться. Он смотрел на меня так, будто я признался в страшном преступлении или хуже – обвинил в нем Пашку.
- Но это же… это, - он опять скатывался в истерику, но вовремя успел взять себя в руки, - а зачем тебе это все понадобилось? Хотел показать ему меня такого и окончательно нас рассорить?
Он выглядел таким несчастным, словно брошенный котенок. Жаль было разочаровывать его еще больше. Пришлось немного приукрасить свои мотивы.
-Да куда уж больше, котенок? - хмыкнул я, - просто надоело смотреть, как Пашка без тебя мучается.
Он вдруг окончательно успокоился. Видимо я сказал что-то, что ему понравилось.
- Правда?! – с надеждой спросил он, - он часто обо мне вспоминает?
Так, кажется, я добился, чего хотел. Можно сворачивать этот разговор и, наконец, расслабиться.
- Сам убедишься, если перестанешь от него бегать, - ответил я, поднимаясь, и, не удержавшись, потрепал его по волосам, как ребенка, прежде чем уйти с чувством почти полного удовлетворения. Одно было плохо – к началу учебного года нужно найти новое жилье.

Фейсконтроль в клубе был, но далеко не такой строгий, каким меня пугал Костя. Мы легко прошли бы и в обычной одежде. Если не обращать внимания на то, что обнимающиеся и целующиеся парочки были однополыми, изнутри клуб производил впечатление обычной дискотеки. Костя, как обычно, потянул меня к бару, а потом на танцпол. И выпитый коктейль и сама атмосфера клуба заставляли расслабиться. Я не чувствовал особого дискомфорта от осознания того, где нахожусь.
Почти сразу же к Косте подошел какой-то парень и что-то сказал на ухо. Он не шептал, но услышать, что он говорил, я не мог из-за грохота музыки. Костя отрицательно покачал головой и кивнул в мою сторону. Парень понимающе хмыкнул и затерялся толпе. Я не очень понял, что именно произошло, но спрашивать не стал.
Спустя несколько треков и коктейлей незнакомый парень пригласил меня на медленный танец. Растерявшись, я посмотрел на Костю. Тот только плечами пожал – развлекайся. Я согласился из чистого любопытства, на всякий случай, предупредив, что не слишком хорошо танцую. Парня это не смутило, а ближе к концу песни он предложил мне уединиться. Я опешил. В голове не укладывалось, что кто-то мог предложить мне подобное. Кажется, он уже обрадовался, приняв мое молчание за согласие, но я вежливо отказался. Он не стал настаивать. К следующему приглашению на танец, я был лучше подготовлен, но неожиданно вмешался Костя.
- Это мой котенок, - нагло заявил он, изящно уводя меня из-под носа приглашавшего парня.
- А если я хотел с ним потанцевать? – поинтересовался я. Меня не обидело его поведение, просто было интересно, почему он так поступил.
- Он предложил бы то же, что и предыдущий, - улыбнулся Костя, опуская руки с моей талии ниже, - ты же не планировал согласиться. Я решил сэкономить твое время. Лучше со мной потанцуй, котенок.
- Откуда ты все знаешь? – полюбопытствовал я.
- Не первый раз здесь отдыхаю, - усмехнулся он и умудрился засунуть свои руки в задние карманы моих джинсов. Его поведение резко перестало мне нравиться. Я не думал, что он захочет продолжить наше ночное приключение, да еще так нагло.
- Костя, убери оттуда руки, - попросил я. Он не спешил выполнять мою просьбу, и я сменил тон на менее дружелюбный. - Убери руки с моей задницы!
- Хочешь, продолжим другом месте? – спросил Костя, медленно лизнув мою шею. Он как будто и не слышал моих слов, не замечал недовольства.
- Это далеко не лучшая из твоих идей, - недовольно буркнул я. С чего у него так резко сменилось настроение? По его виду не скажешь, что он пьян. Да и не могло его развести с пары коктейлей.
- Ты прав, - неожиданно легко согласился Костя и схватив меня за руку, потащил через толпу в сторону стоящих у стены столиков.
- И куда мы идем? – я с трудом перекрикивал музыку.
- Поздороваться кое с кем, - загадочно улыбнулся Костя. Он каким-то образом умудрился оказаться сзади и подтолкнул меня вперед к одному из столиков.
За столом, закинув ногу на ногу, сидел Пашка. Я растерялся. Вот уж кого не думал встретить здесь. К тому же я не представлял, как он отреагирует на мой внешний вид и на то, что мы встретились в подобном месте. Костя нагло обнял меня, прижимаясь сзади и сунув руки под безрукавку.
- Ну что ты замер? - сказал он, - поздоровайся.
- Привет, - покорно сказал я.
Костя фыркнул. Пашка нахмурился.
- Костя, - сердито сказал он. Только тут до меня дошло, что эта встреча не случайна, а они, похоже, давно знакомы.
- А что сразу Костя? - Костя отпустил меня и подошел к Пашке, - между прочим, я для тебя старался.
Я не знал, куда себя деть. И не придумал ничего лучше, чем сбежать. Когда меня перестала волновать проблема того, чтобы меня не догнали, если конечно это хоть одному из них нужно, я оказался на одном из городских пляжей. Там и решил пока остаться. Мне хотелось побыть в одиночестве и подумать о том, что произошло. Спокойно подумать мне не дал Костя. Он как-то слишком быстро нашел меня и плюхнулся рядом. Мне было обидно, что это был не Пашка. Неужели я действительно ему совсем не нужен?
С Костей я разговаривать не хотел, но он уходить явно не собирался. И мне уйти не дал. В конце концов, я сдался. Мы разговаривали не очень долго, но он сказал то, над чем стоило задуматься, и ушел раньше, чем я успел, как следует расспросить его о Пашке. Потом я еще долго бродил по пляжу и по городу. Домой, вернее, в квартиру, которую мы снимали, я вернулся только под утро. Женя спал, и я смог без лишних вопросов переодеться и, приняв душ, лечь спать. В голове было тесно от разных мыслей, в основном о событиях последних двух суток, и я думал, что не скоро смогу заснуть, но отключился, едва лег в постель.
Проснуться меня заставило стойкое ощущение того, что за мной кто-то наблюдает. Шевелиться было лень, вставать – тем более. Я открыл глаза. На полу рядом с кроватью сидел Пашка. Почему-то сразу вспомнилось, как я болел позапрошлой зимой. А Пашка просиживал со мной дни напролет. У меня тогда была высокая температура, и я иногда засыпал, а когда проспался он точно так же сидел рядом с кроватью. Интересно, а он помнит, как это было?
- Доброе утро, - сказал Пашка, заметив, что я проснулся, - вернее день.
- Думаешь? – усомнился я. Просыпаться в его присутствии было приятно, но меня все еще слегка пугала перспектива очередного выяснения отношений.
- Надеюсь, - улыбнулся он, а я вдруг вспомнил, что не дома.
- А как ты сюда попал? – спросил я, с трудом подавляя зевок, и сел на кровати, прикрывшись одеялом – дурацкая привычка спать без одежды.
- Меня Женя впустил, - Пашка с явным удовольствием меня рассматривал, - он просил передать тебе, чтоб ты предупреждал, если опять соберешься гулять до утра или хотя бы телефон с собой брал. А еще сказал, что будет на пляже, если тебе вдруг интересно.
Пашка вытащил из кармана мой телефон и протянул мне. Я только сейчас вспомнил, что забыл его у Кости, когда переодевался.
- Почему он тебя впустил? – нахмурился я. Женя не из тех людей, которые могут впустить в квартиру незнакомого человека, а потом еще и оставить его без присмотра.
- А почему – нет? – рассмеялся Пашка. Что-то у него подозрительно хорошее настроение. – Во-первых, мы знакомы, во-вторых, он сказал, что у тебя целая папка моих портретов. Покажешь как-нибудь?
При упоминании о портретах я покраснел. Вообще-то все Пашкины портреты, которые я нарисовал, едва умещаются в две папки. И это не считая тех, что я нарисовал здесь. Правда, сейчас меня больше интересовало другое.
- Когда ты успел с Женей познакомиться?
Пашка резко посмурнел и опустил голову. Не был бы Женя стопроцентным натуралом, я бы ревновать начал.
- Я как-то приходил к тебе в общагу. Тебя не было. Оказалось, ты уже уехал на каникулы.
- Это на зимней сессии что ли? – спросил я и тут же прикусил язык, вспомнив, что это, скорее всего, было недели через две – три после того, как Пашка заставил меня выбирать.- Ты приходил… странно, Женька мне почему-то не сказал.
- Я попросил его не говорить, - Пашка опустил голову еще ниже и принялся водить пальцем по узорам на коврике, - я же тогда условие тебе поставил, а потом сам его и нарушил.
- Паша, - я понятия не имел с чего начинать и что вообще говорить. Его признание и то, что он пришел сюда, ждал, пока я проснусь, грело душу. Но страх никуда не делся. Я и сам не понимал, чего я боюсь. Потерять его? Я и так уже потерял. Оказаться голубым? Но после событий последних двух дней голубее уже некуда. Того, что другие узнают то, какой я? Пашка и Костя с этим как-то справляются, я тоже смогу, наверное. Того, что Пашка меня больше не любит? Но тогда он бы не сидел сейчас здесь? Или сидел? Скорее все-таки - нет. Получалось, что мой страх ни чем не обоснован, но, тем не менее, он есть.
Пашка придвинулся ближе, взяв меня за руку. И тут меня как будто прорвало.
- Паш, прости меня. Я такой дурак. Я … давай попробуем начать все с начала, - он молчал, не двигался, казалось, даже дышать перестал. Я понял, о чем он думает, и мне стало стыдно. Он же, скорее всего, решил, что я опять предлагаю только дружбу. – Паш, без тебя так плохо, - я говорил быстро-быстро, почти скороговоркой. Просто испугался, что рассердил его, и он сейчас встанет и уйдет. И больше никогда не вернется. – Я постараюсь быть хорошим, постараюсь не трепать тебе нервы. И … и… я, может, так сразу не смогу, чтоб как у вас с Костей. Я постараюсь, честно… я… я просто боюсь. Но мы же можем попробовать, у нас должно получиться.
Я постоянно сбивался, путался в словах. Было очень страшно думать о том, что я не смогу дать ему то, что с легкостью давал Костя. Что ему из-за этого будет со мной плохо, и мы опять поссоримся. Я бы хотел относиться ко всему этому проще, но у меня не получалось. Я даже слово секс не могу произнести не покраснев. И вчера ночью с Костей было страшно, хоть и приятно, а ведь мы ничего толком не делали. А что будет, когда дело дойдет до настоящего секса?
- Кирочка, - Пашка перебрался ко мне на кровать, не отпустив моей руки, но я не дал ему ничего сказать. Я чувствовал, что у меня начинается очередная истерика, но ни как не мог взять себя в руки.
- Я хочу быть рядом с тобой. Все равно как, только с тобой. Я… я люблю тебя.
Последних слов я сам испугался. Но забрать их назад желания не возникало. Пашка молча обнял меня. Я придвинулся ближе. В его объятиях было так хорошо, что меня даже снова стало клонить в сон. А потом я вдруг подумал, что он молчит, потому что не знает, как мне отказать. Я высвободился из его объятий и уставился на него.
- Ты не хочешь быть со мной?
- Хочу, - Пашка был очень серьезным, все его веселое настроение куда-то делось, - но при одном условии.
Я едва не взвыл. Опять условия? У меня сердце билось где-то в пятках.
- Какое условие? – осторожно спросил я.
- Мы будем жить вместе, - он, наконец, снова улыбнулся.
- Только не в общаге, - выпалил я. Это условие не казалось невыполнимым, в свете того, на что я уже согласился.
- Почему нет?
- Я не смогу, - совсем тихо сказал я. Мне не хотелось, чтобы он подумал, что я его стесняюсь. Дело ведь не в нем, во мне, - там же… они же… всем сразу будет видно, что мы…
- Поверь мне, это не так сложно пережить, - он снова обнял меня и поцеловал в макушку, - у нас все получится, Кирочка, любимый мой.
- Поверю тебе на слово, - зевнул я, - но если жить в общаге мне не понравится, мы найдем квартиру.
- Не выспался? – улыбнулся Пашка, наблюдая мой зевок. Я покачал головой. Он поднялся. – Тогда ложись.
- А ты? – мне не хотелось, чтобы он уходил. Нужно было срочно найти причину, чтобы он остался. – Ты выспался?
- Даже не ложился.
- Тогда оставайся, - я подвинулся, освобождая место рядом с собой, - выспимся вместе.
Пашка явно не ожидал такого предложения.
- Ты же не собирался торопиться с…
- Мы просто спать будем, - перебил я.
Он быстро разделся, оставшись только в плавках, и лег рядом. Я сразу же устроился у него на плече, обняв его и немного поерзав, подыскивая самое удобное положение, и накрыл нас обоих одеялом. Пашка провел рукой сверху вниз по моей спине. Мне уже было в десятки раз лучше, чем с Костей, а ведь еще даже самого маленького намека на сексуальный подтекст не было.
- Если ты будешь так ерзать, я не выдержу и использую твое тело по полной, – по его тону невозможно было понять шутит он или говорит серьезно. А мне, вдруг захотелось поцеловать его. Просто потому что он у меня есть, потому что любит меня, терпит и прощает все мои выходки, потому что с ним так хорошо даже просто лежать рядом, в конце концов, потому что ему это будет так же приятно как мне. И я не стал подавлять это желание. Все равно рано или поздно придется начинать взрослеть. Так почему не сейчас?

Сочинение-рассуждение в формате ЕГЭ-2017 по тексту Даниила Александровича Гранина

(сборник И.П. Цыбулько – вариант №1)

В тексте русского писателя Даниила Александровича Гранина несколько проблем. Одной из них является проблема восприятия детства как счастливой поры.

Автор приводит как воспоминания, так и рассуждения о об этом периоде жизни. Вспоминая о своём детстве, рассказчик в предложении шестом (6) утверждает, что детство «было самой счастливой порой». Перебирая в памяти страницы этого времени, писатель с огромной любовью отзывается о своих родителях, о школе, о роли природы в его жизни. Необычайная детская одухотворённость и неуёмная фантазия на лоне

природы свидетельствуют об особенном психологическом состоянии мальчика. Семья, школа, посещение тира, кузницы, незатейливая родная природа, «наружная и внутренняя» свобода-всё это оставило в душе ребёнка неизгладимое впечатление.Автор подчёркивает, что такие условия детства сформировали прекрасного

человека, способного не только тонко понимать жизнь, но и умеющего остро чувствовать «прелесть той жизни» (предложение тридцать пятое).

Я полностью согласна с позицией писателя Д. А. Гранина, так как счастливое детство-это ощущение радости и полноты жизни.

Подтверждением этих мыслей могут служить факты из произведений русской литературы. Так, в повести Льва Николаевича Толстого «Детство» главный герой Николенька Иртеньев говорит о своём детстве как о самом счастливом времени жизни. Рассказывая о своём герое. Л. Н. Толстой восклицает: «Счастливая, счастливая и невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминания о ней!» Вспоминаются

Конечно, велика роль матери в жизни ребёнка. Воспоминания о таких минутах делают человека сильным, помогают в трудную минуту. Герой вспоминает об отце, об учителе Карле Иваныче, о Наталье Савишне, об охоте.Все состояния человека в этой чудесной поре дают ему огромную духовную поддержку, помогают выдерживать трудности в дальнейшей жизни.

Такие же мысли о счастливом детстве звучат и в повести Бориса Васильева. Рассказчик вспоминает голос мамы, картины отца, бабушку, научившую его читать, доктора Янсена, которого знал и любил весь Смоленск, ребятишек, с кем ел из одного котелка. Писатель подчёркивает: «Смоленск-колыбель моего детства». Эти прекрасные воспоминания о замечательном детстве помогают человеку жить, бороться с трудностями.

Итак, рассуждения по тексту Даниила Гранина привели меня к выводу о том, что у каждого человека остаются воспоминания о детстве. Особую роль играют такие воспоминания о счастливой поре детства, так как эти воспоминания являются прекрасной жизненной школой. И уроки, преподнесённые этой школой, никогда не проходят бесследно. Они помогают человеку в дальнейшем, напоминают, поддерживают. А это очень важно: ведь каждому из нас всегда нужна поддержка в трудную минуту жизни…

Сочинение на тему: Детство редко даёт возможность угадать что-либо о будущем ребёнка... (Вариант 1)

Так что же такое детство? Это первая ступенька жизни? Преддверие жизни? Некая подготовка к существованию в этом мире? А может быть, это сама жизнь? Именно этой проблеме – проблеме места детства в жизни человека посвящает своё рассуждение известный русский писатель Даниил Гранин. В своем тексте он приводит как рассуждения, так и воспоминания о собственном прошлом: «Это было царство свободны». Писатель упоминает о своих любимых занятиях, которые любому взрослому показались бы бессмысленными, о необыкновенно вкусной и, если можно так сказать, радостной пище: «Куда исчезает еда нашего детства? И почему она обязательно исчезает?»
Автор убеждён, что детство - это не подготовка к жизни. Это жизнь в большей степени, нежели в каком-либо другом возрасте. Я думаю, что у каждого человека свои воспоминания об этой удивительной поре и трудно не согласится с автором, что счастливое детство – это самая живая жизнь. Ведь и в самом деле, ощущение радости и полноты бытия – это главное чувство ребёнка.
Это непосредственное, радостное восприятие, мне кажется, лучше всего выразил великий французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери в своей философской сказке «Маленький принц». Главный герой этой удивительной сказки-притчи у нас на глазах постигает смысл жизни и смерти, учится любить и страдать. То есть усваивает всё то, что сначала было ему, как любому ребёнку, недоступно. Но в то же время Маленькому Принцу открыто то, чего не понимает его друг-лётчик. Малыш видит в жизни саму жизнь и поэтому не боится умереть в пустыне без воды – он не способен понять смерть.
Когда я обращаюсь мысленным взором к собственному детству, я тоже вспоминаю разные мелочи, которые в то время воспринимал как чудо. Например, я помню, как ездил с мамой к родственникам в другой город, и там мы ели мороженое ярко-жёлтого цвета, которое нам налили в стаканчик из крана. Эта необычность и солнечный цвет лакомства долго были предметом моего восхищения.
Дети, я думаю, живут полнее и чудеснее, чем взрослые люди, ведь в их жизни столько восхитительных открытий!

Сочинение на тему «Брестская крепость. Совсем недалеко она от Москвы…»... (ВАРИАНТ 2)

Сколько уже лет прошло со времен Великой Отечественной войны, а она всё ещё жива в нашей памяти. Но история не всегда справедлива: как много имён героев, защитивших родную страну, не сохранила она до нас! Именно этой проблеме – проблеме памяти – посвящен текст писателя Бориса Васильева. Автор ставит эту проблему, рассказывая о Брестской крепости, о героизме её защитников, принявших муки и смерть. Он рассказывает о неизвестном герое, который 10 месяцев держал в напряжении врага, один, без поддержки, без надежды на победу. Почти такая же удивительная история связана и с военными, защищавшими вокзал: фамилия офицера так и осталась неизвестна.
Автор считает, что не самое главное – имена и фамилии героев. «Важно только то, за что они сражались.» Важно, что мы помним об их подвиге.
Я во многом согласен с писателем. Конечно, если возможно, надо стараться узнать имена всех тех, кто подарил нам жизнь. Но если это невозможно, то всё же мы должны знать об этих людях и помнить об их великой жертве. Позор для нас всех, что в нашей стране, победившей Гитлера, существуют молодёжные фашистские организации, о которых иногда приходится читать в прессе. Это люди без чести и совести, они позорят память о своих дедах, которые погибли, защищая мир от фашизма.
Теме исторической памяти, которая делает человека нравственнее, посвящено много произведений литературы. Например, «Двое из двадцати миллионов» Алексей Каплера, где автор представляет себе, как могла бы сложиться жизнь молодых людей, если бы они не погибли. Эта тема затрагивается и самим Борисом Васильевым в его книгах «В списках не значился» и «А зори здесь тихие…». В первом романе говорится как раз о безымянном герое Брестской крепости и его самоотверженной борьбе с фашистами, а во втором произведении мы читаем о священной памяти, живущей в душах Федота Васкова и его воспитанника – сына Риты Осяниной.

Сочинение на тему «В осеннем лесу все было желтое и багряное, казалось, все горело и светило вместе с солнцем»... (ВАРИАНТ 3)

Среди многих прекрасных вещей, которые окружают человека, наверное, самой близкой его душе является природа. Ведь это красота лесов и озёр, гор и морей выводит человека из границ его обыденных интересов, заставляет становиться выше и чище. Как раз проблема облагораживающего воздействия красоты природы на душу человека является основной в отрывке из книги Г. Троепольского «Белый Бим, чёрное ухо». Автор описывает удивительную красоту и гармонию осеннего леса. Как прекрасен на его фоне Бим, как удачно он вписывается в окружающий пейзаж! «На палой жёлтой листве стояла собака – одно из лучших творений природы и терпеливого человека». А затем автор описывает момент убийства вальдшнепа – и каким диссонансом кажется это злодеяние! Главный герой книги сам замечает это несоответствие, его мучает совесть, хотя Иван Иванович понимает, что охота необходима его любимцу Биму. И всё равно несправедливость и отвратительность убийства не даёт человеку покоя: «укор совести и боль за всех, убивающих бесполезно, когда человек теряет человечность».
С автором невозможно поспорить. Действительно, красота природы заставляет человека задуматься о многом, что в другое время, может быть, не приходило ему в голову. Любовь и жалость к деревьям и животным – всё это приходит к людям, когда они восхищаются прекрасными пейзажами.
Глубинную связь с природой, жалость к её творениям выразил в своих стихах великий русский поэт Сергей Есенин. По-человечески, почти как к людям, относится он к собаке, потерявшей щенков, одинокому дубу, безымянным кошкам. Пронзительная боль за «братьев наших меньших» всегда была свойственна этому писателю.
Именно они – деревья, цветы, звери – настоящие хозяева природы, а вовсе не человек. Об этом нам напоминает В.Распутин в своей повести «Прощание с Матёрой». Хозяин острова в его произведении – это вовсе не человек, а небольшой зверёк, а самым стойким на Матёре оказывается Великий Листвень, так и не побеждённый «санбригадой» разрушителей.
Природа учит человека быть чище и добрее.

Сочинение на тему « Я проснулся глубокой ночью от неистового бега, грохота колес, от скрипа полок…»... (ВАРИАНТ 4)

Часто ли мы задумываемся о том, что наша Земля – всего лишь «маленькая голубоватая пылинка» в бескрайних просторах Вселенной? Всегда ли осознаем, что ее существование определено не поддающимися человеческому разуму законами, перед которыми человек бессилен, но мы своими действиями «торопимся погубить» удивительнейшую из планет?
Поймут ли когда-нибудь люди, что стремление превратить Землю в «средство для достижения современных удобств и удовольствий» приближает к опасности, ставит под угрозу само существование прекраснейшего из миров? Этот важный вопрос волнует писателя Ю.В. Бондарева.
над данной проблемой, автор предлагает нам представить нашу крошечную планету беспомощным воздушным корабликом, который «мчится сквозь толщи фиолетового холода, звездного света, сквозь метеоритные, сверкающие туманы». Если на его пути случайно встретится «смертельный риф», столкнувшись с ним, «хрупкий, слабый кораблик» погибнет… А люди, не задумываясь о «скоротечном веке Земли», «расшатывают свой корабль,… полосуют ножами злобы и ненависти надутые паруса».
С авторской позицией невозможно не согласиться. Действительно, человек не только превращает свой общий дом в «мусорный ящик», но и беспощадно губит его. Желающих безбедно жить, ни в чем себе не отказывать людей не волнует судьба этого дома, их не интересует, что останется в наследство будущим поколениям.
Человек, как жадный Игнатьич, герой новеллы В.П. Астафьева «Царь-рыба», и похожий на «доисторического ящера», поразительных размеров осетр, находится «на одной ловушке» с Землей, которая не спешит губить его и терпеливо предоставляет новые шансы на искупление огромной вины перед ней. Земля – «живое тело со своим ритмом, дыханием, пульсом кровообращения». Безответственная деятельность человека наносит ему серьезный вред.
Автор отмечает, что люди «чувствуют надвигающуюся опасность», но надеются на «потом». Забывая о печальных последствиях, они безжалостно вырубают леса, отравляют воздух, бассейны рек, озер и морей. В неутолимой жажде обогащения и всевластия придумывают и испытывают новое оружие, представляющее большую угрозу не только для человеческой жизни, но и для существования нашей планеты.
Результатом бездумного, хищнического отношения к жизни и природе можно считать многочисленные экологические катастрофы: огромной разрушительной силы торнадо, страшные землетрясения, наводнения, пожары. Эти природные явления постепенно становятся «привычными» для нас, а не только жуткими сюжетами кинофильмов.
Планеты, подобной нашей Земле, такого «обжитого, уютного островка», возникшего в «угрожающем океане неизвестности», в просторах огромной Вселенной не существует. Нужно обходиться с ней так, чтобы она всегда была «чистым, светлым белопарусным кораблем», на пути которого бесконечно долго не встречались опасные рифы.
В заключение хочется вспомнить героя известной сказки А. де Сент-Экзюпери Маленького принца, жившего по установленному им «твердому правилу»: «Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету». Как же сейчас необходимо всем жителям нашей планеты выучить наизусть и неукоснительно следовать этому простому, но такому важному правилу!

Сочинение на тему «Среди многих постыдных поступков, которые я совершил в жизни, более всех памятен мне один»... (ВАРИАНТ 5)

Какая удивительная вещь – музыка! Как много говорит она человеческому сердцу! Но что, если душа человека остается глухой? Ведь до понимания серьезной, умной музыки надо еще дорасти!
Именно проблеме восприятия музыкального произведения и зависимости чуткости человека к мелодии от его общей культуры и посвящен этот текст.
Автор говорит об этой проблеме, вспоминая свой собственный детский поступок, которого он теперь стыдится: мальчик обругал певицу, которая пела не так, как другие. И, будучи уже взрослым, он испытывает нравственные муки, столкнувшись с еще более бескультурным поведением отдыхающих в Ессентуках.
В.П. Астафьев считает, что не всем людям доступно наслаждение классической музыкой: это труд души, надо быть духовно зрелым человеком, чтобы он был по плечу. Но это не значит, что надо вести себя грубо и бескультурно! И я, конечно, полностью согласен с автором. Отвратительно смотреть, как те, кто сами не способны что-то понять, злятся и ругаются, будто это плохо. Вот здесь было бы кстати вспомнить о терпимости к другим. А то, если речь об их собственных взглядах и предпочтениях, все должны их уважать и относиться к ним с почтением, а если им самим что-то не по вкусу, то это получает презрительное прозвище «отстой» или еще хуже.
Насмешливое отношение к музыке и другим искусствам отличает, например, героя романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». Базаров считает, что музыка или поэзия – это глупости, которыми разумные люди не занимаются. Но Евгений не верит также в чувства, в любовь, сводя все к чистой физиологии. Это объясняется именно тем, что он в начале романа не имеет опыта настоящей любви. А позже он понимает, что это не выдумка, а реальность. Безусловно, Базаров мог бы переосмыслить и свое отношение к музыке, если бы прожил дольше. И это тоже доказывает правоту В.П. Астафьева: до понимания классики надо дорасти.
Могу привести в пример даже самого себя. Ведь еще пару лет назад я считал классическую музыку очень скучной. Но потом я услышал несколько произведений Шнитке, и они мне так понравились, что я стал слушать сначала его, а потом и других композиторов. И передо мной открылся целый новый мир. Не все мне там понятно и нравится, но я с уважением стал относиться к людям, которые чувствуют себя в этом мире уверенно.
Если чего-то не понимаешь – не злись и не ругайся, а старайся понять, и тогда узнаешь много интересного. Это относится ко многим вещам, в том числе и к классической музыке.

Сочинение на тему «До отставки Гавриил Романович Державин любил Званку за то, что она была красивее и богаче его собственных деревень…»... (ВАРИАНТ 6)

Гавриил Романович Державин известен нам не только как поэт и драматург, но и как человек государственный. Обладающий чувством собственного достоинства и справедливости, не способный к лицемерию, прямой и решительный, он не сделал карьеры. Но его по праву можно назвать истинным гражданином России.
До конца жизни Державин оставался верен своим принципам и убеждениям, «работал не покладая рук» на благо «общественное» - и это одна из проблем, затронутых автором данного текста. В.Ф. Ходасевич рассказывает о поэте, поселившемся после отставки в принадлежащем ему имении Званка. Здесь Державин, «на дне души» которого таилась обида к «неблагодарным», кому он немало «служил на своем веку», чувствующий себя «как бы гостем в самой России», часто размышлял о всемирной истории. Все больше убеждался, как «отвратительны дела тех, в чьих руках была судьба человечества».
Занимавший важные административные должности, «обласканный» и отдаленный «тремя царями» поэт боролся против беззакония и несправедливости «властителей и судий». «Ваш долг есть: сохранять законы», - обращался он к ним в своем известном стихотворении. И, живя в Званке, оказавшийся «не у дел государственных» Державин снова мог бы гневно возмутиться:
Не внемлют! – видят и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
«Ворча на сильных, все более любил слабых», - пишет в своей статье о поэте В.Ф. Ходасевич. «Обыкновенные» люди казались Державину «жертвами исторических великанов». «Без помощи, без обороны сирот и вдов не оставлять,.. несчастливым подать покров…», - об этом тоже, по убеждению поэта, обязаны заботиться сильные мира сего. Доверив все хозяйственные дела по имению жене Дарье Алексеевне, он «без улыбки,… даже без добрых слов», но «деятельно» проявлял заботу о бедных мужиках, нищих, слугах. Легко «давал взаймы – без отдачи», не был строг к «оплошным» приказчикам. Завел в Званке больницу для крестьян.
Г.Р. Державин «хотел устроить жизнь ко благу – личному и общественному». Считаю, что к этому всегда должен стремиться каждый человек. Безусловно, наша современная жизнь во многом отличается от жизни прежних поколений людей. Теперь человек может рассчитывать на помощь и защиту со стороны государства. У каждого из нас есть возможность бесплатно учиться, получать медицинскую помощь, посещать спортивные залы и библиотеки.
Но, к сожалению, и сейчас мы иногда слышим о «неправедных» делах людей, находящихся у власти, встречаемся с нечестными чиновниками, несправедливыми судьями. Многие состоятельные люди, предпочитая жить богато и красиво, не торопятся жертвовать своими средствами на благотворительные цели.
Думаю, каждый из нас хочет жить в богатом, процветающем государстве. Для этого нужно быть настоящими гражданами своей страны, для которых одинаково важны личное благосостояние и благополучие Родины.

Сочинение на тему «Замечали ли вы, какое большое впечатление производят те произведения литературы, которые читаются в спокойной…» (ВАРИАНТ 7)...

Сочинение на тему «Из всей нашей компании после войны остались только мы с Веней»... (ВАРИАНТ 8)

Быть человеком трудно. Ко всему надо себя принуждать. То есть, конечно, ко всему хорошему – плохое и так прекрасно удается, безо всяких усилий. Но лень, малодушие, самооправдание всегда противостоят совести и мешают делать то, что надо бы сделать. В тексте как раз и поднимается проблема малодушия и ложного стыда, которые помешали друзьям вовремя совершить хороший поступок.

Да, рассказчику и его другу Вене было тяжело прийти в дом своего друга. Который пропал без вести во время войны. Они не боялись осуждения, они боялись мысли, что они живы, а его нет, боялись, что мать Вадима мысленно их в этом упрекнет. Наверное, это неплохое чувство (о нем пишет и поэт А. Т. Твардовский в стихотворении «Я знаю: никакой моей вины…»), но оно не позволило мужчинам прийти к маме друга, когда ей было особенно тяжело. Значит, даже хорошие чувства могут помешать в хорошем деле, их надо проверять разумом и совестью. Ведь совесть осуждала героя: «Я убыстрял шаг, отводил глаза…» Но малодушие взяло верх.

Герой не оправдывает себя. Ничего не было в его жизни такого, что он мог бы выставить причиной для того, что он столько лет не зашел в дом Вадима. И вот теперь было уже поздно. Мать Вадима умерла целых тринадцать лет назад!

И все же автор, осуждая героя, считает, что он прав, совершив этот поступок хотя бы теперь. Хотя бы в этом он не пошел против совести и не сказал: «Все равно уже наверняка поздно». «Когда-нибудь мы должны были прийти»,- пишет Д. Гранин.

Я согласна с автором. Если малодушие не позволило тебе совершить в нужное время какой-то поступок, сделай это хотя бы сейчас. Пусть не для другого человека (с этим ты уже опоздал) – сделай хотя бы для себя. Тебе от этого, может быть, станет еще больнее, но хотя бы останешься человеком.

В качестве аргумента хочу привести рассказ К. Паустовского «Телеграмма», героиня которого Настя опоздала в последний раз увидеть живой свою мать. Она долго откладывала визит, потому что у нее было и в самом деле очень много важных дел, но еще и потому, что ей не хотелось скучать в деревне, общаясь с поглупевшей от старости матерью. Как-то не задумывалась Настя, как она важна для ее мамы. Мысль о том, что они уже могут не встретиться потрясла девушку, и она бросилась на вокзал, забыв про все свои важные дела, но все равно опоздала.

«Спешите делать добрые дела!» - писал поэт А. Яшин. В этом стихотворении он не просто напоминает нам о том, что надо быть благодарным. Поэт предупреждает, что с благодарностью можно сильно опоздать, и потом всю жизнь будешь расстраиваться.

Надо проверять свои чувства и поступать по совести, не поддаваясь малодушию. Но если все же совершил ошибку, надо стараться ее исправить, даже если тебе кажется, что уже поздно.

Сочинение на тему «Старый охотник Мануйло без часов знал время, как петух»... (ВАРИАНТ 9)

Природа – это наш дом, богатый, гостеприимный и щедрый. В нем всегда широко распахнуты двери для человека. Здесь можно найти не только постоянный приют, но и отдохнуть душой, «зарядиться» бодростью и творческим вдохновением. Этот дом должен всегда оставаться надежным жилищем для всех обитателей: людей, зверей, птиц и рыб. Его должны украшать густые леса, реки и озера с прозрачной чистой водой.

Писатель и публицист М.М. Пришвин, исходивший с блокнотом и карандашом, ружьем и фотоаппаратом много лесных дорог и тропинок, оставил читателям произведения, которые учат любить природу и бережно относиться к ней. Затрагивая в данном тексте проблему взаимоотношений человека и природы, автор хочет сказать, что люди должны быть добрыми, разумными хозяевами своего огромного общего дома.

В бескрайних просторах этого дома всегда можно встретить места, к которым поколения людей относятся с особенным уважением и любовью. В тексте М.М. Пришвина рассказывается об одном из таких мест, носящем необычное название - Красные Гривы. Высокая корабельная чаща совсем недавно шумела на ветру густой листвой, завораживала взгляд своей пышной красотой, манила к себе охотников, служила пристанищем для зверей и птиц.

«Простимся, детки, с Красными Гривами!» - печально говорит Митраше и Насте старый охотник Мануйло, который уже по засыпанной порошей дороге понял, что с корабельной чащей случилась беда. «На большом видимом пространстве были видны одни только широкие пни от огромных деревьев» - такими предстали Красные Гривы перед охотниками. Беззащитными и бездомными выглядели глухари, по привычке собравшиеся весной на родном току, чтобы «праздновать» свадьбы.

Похожую грустную картину мы встречаем в рассказе Е.И. Носова «Кукла». «И даже удочек не разматывай! Не трави душу! Не стало делов,…не стало!» - с горечью сетует главный герой произведения - Акимыч. За несколько лет по вине людей река с быстринами и омутами, где для рыбаков было настоящее раздолье, превратилась в «реку, едва сочившуюся присмиревшей водицей».

Следы безразличного отношения людей к природе можно повсеместно видеть и сейчас. В погоне за наживой безответственные «хозяева» беспощадно вырубают леса, не задумываясь о том, сколько лет нужно расти дереву, чтобы достичь настоящей силы и красоты. Безжалостно истребляя животных, человек с каждым годом пополняет список представителей фауны, занесенных в Красную книгу.

Хочется, чтобы рассказанная писателем М.М. Пришвиным история о Красных Гривах помогала многим задуматься о судьбе нашего общего дома – природы. Он должен всегда оставаться красивым и уютным, дарить возможность радоваться жизни всем живущим в нем.

Сочинение на тему «Нам задали классное сочинение на тему «Самый счастливый день в моей жизни» (ВАРИАНТ 10)...

Что же такое счастье? Сразу вспоминается множество разных афоризмов на этот счет. У каждого человека свое мнение, все определения кажутся и правильными, и неправильными сразу. Но ведь, когда человек счастлив, он понимает это без всяких объяснений. Именно этой проблеме – сложности определения того, что же такое счастье, - и посвящен предложенный отрывок.
Автор приводит мнение учительницы, основанное, похоже, тоже на чьем-то высказывании: «…по-настоящему человек бывает счастлив, только когда приносит пользу людям». Возможно, это было такое воспитательное высказывание, а возможно, она и в самом деле так считала, но только главная героиня рассказа чувствует совсем другое. Ей вспоминается одно воскресенье, которое она провела в кругу семьи. Однако никакой пользы людям это не принесло. Девочка вспоминает и многие другие дни, которые могли бы считаться счастливыми (приём в пионеры, посадка деревьев), но она чувствует, что не испытывала тогда особого счастья, а врать ей не хочется.
Автор уверен, что самое большое счастье – это то, что затрагивает душу человека, его чувства. Для ребенка самое ценное – это семья, родители, любовь между ним и другими членами семьи. День, который девочка провела с отцом и бабушкой, наполняет ее сердце радостью и счастьем.
Мне кажется, невозможно поспорить с автором. Конечно, только семья дает ребенку чувство любви и защищенности, а без них невозможно счастье. Ведь все начинается именно с семьи, с корней и любви друг к другу. И жизнь, и литература убеждают нас в этом.
Например, в романе Л.Н.Толстого «Война и мир» мы встречаем по-настоящему счастливую семью. Это семья Ростовых. Граф и графиня глубоко любят и уважают друг друга, они поистине единодушны. В семье царят радость и взаимное доверие. Доброе, душевное отношение к своим и чужим, общие радости и внутренняя свобода – вот то, что отличает эту семью. И все страницы романа, посвященные детству Наташи – это счастливые и радостные страницы.
Безоблачное счастье сопровождает до трагедии и героя книги И.С. Шмелёва «Лето Господне». В их семье тоже очень много любви, заботы друг о друге и о тех, кто нуждается в помощи. Первые части произведения так и называются: «Праздники» и «Радости». Действительно, любящая семья – это настоящее счастье, и она дает импульс счастливой взрослой жизни.

Сочинение на тему: «Однажды весной, проезжая по Васильевскому острову в Петербурге, Петр Первый увидел в саду…» (ВАРИАНТ 11)...

Проблема сохранения лесов, заботы об окружающей среде остро стоит в наше время. Волнует она и автора текста, который говорит сначала о том, какое внимание уделял этому Петр Первый, а затем сетует, что современные власть имущие почему-то предпочитают не решать этот вопрос. Автор рассказывает историю из жизни императора и сообщает о том, что же Петр делал для того, чтобы сохранить леса и реки – а ведь в далеком 18 веке еще и тени не было экологической катастрофы, на пороге которой мы оказались сейчас, в 21.
Автор считает, что относиться к природным богатствам надо не потребительски, а бережливо и ответственно, даже если эти богатства кажутся неисчерпаемыми. Надо думать о том, что мы передадим нашим детям и внукам, ведь мы не последние люди на Земле. Автор предлагает брать пример с Петра Великого, который относился к деревьям по-хозяйски: осознавая, как много прекрасного леса идет на строительство кораблей, царь стремился свести к минимуму вред, нанесенный природе: не вырубать леса вдоль рек, не рубить строевой лес зря, высаживать молодые деревья.
Я, разумеется, полностью согласен с автором. Невнимательное, наплевательское отношение к природным ресурсам представителей власти за последние сто лет обескровили нашу страну. Пересохли реки, уничтожены леса, почти исчезли многие виды животных и растений. Все потому, что человек в какой-то момент вообразил себя царем природы. Причем не рачительным и бережливым хозяином, каким был Петр Первый, а вздорным и недальновидным: что хочу, то и ворочу, мне никто не указ. Захотел – рощу вырубил, захотел – реку перекрыл.
В повести В. Распутина «Прощание с Матёрой» автор показывает пример такого недальновидного хозяйствования. Ради дешевой электроэнергии затопляют острова с плодородной почвой, с лесами и деревнями. Все кажется неважным перед лицом прогресса: в России еще столько земли, деревьев и деревень! А ведь все когда-то заканчивается. Безумная расточительность – сметать целый остров с лица земли. И это даже не задумываясь о том, что изменение уровня воды в реке, затопление островов и прибрежной полосы приведут к изменению экосистемы. Где уж тут задумываться, когда «природы много», а электростанцию очень хочется!
В рассказе Е. Носова «Кукла» также говорится о непоправимых ударах по природе. Удастся ли залечить эти раны, нанесенные безумными «царями природы» реке, лесу, человеческим душам? «Всего не закопаешь», - говорит герой рассказа. И, увы, это правда. Нам еще не раз аукнется бездумная вырубка деревьев и прочие «подвиги» народного хозяйствования.
Стыдно думать о будущем меньше, чем царь, живший в экологически благополучном 18 веке. Давно пора брать пример с великих людей, которые могли смотреть вдаль и понимали, что каждый поступок будет иметь последствия через сотни лет.

Сочинение на тему: «У России, как у большого дерева, большая корневая система и большая лиственная крона, соприкасающаяся с кронами других деревьев»... (ВАРИАНТ 12)

Памятники архитектуры, парки и скверы, произведения литературы и живописи, старые улицы и дома, семейные фотографии – все богатство, что составляет культурную среду для человека, - это бесценное наследство, доставшееся нам от предшествующих поколений. Огромна его роль в воспитании любви к Родине, родному городу, семье, в воспитании нравственности человека.

Автора текста волнует проблема сохранения культурной среды. Д.С. Лихачев считает, что это - «задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы».
Действительно, равнодушное, безответственное отношение людей к культурному наследию приводит к утрате памятников прошлого. Во многих произведениях художественной литературы мы встречаем немало примеров разрушительной деятельности человека в отношении бесценных по своей значимости памятников культуры.

Одно из таких произведений – роман П.Л. Проскурина «Отречение», в котором писатель рассказывает нам о безжалостном уничтожении культуры прошлого в двадцатом столетии. Душа наполняется болью и гневом, когда читаешь о том, как был разграблен и разрушен величественный Храм Христа Спасителя, золотые купола которого «плыли над Москвой, сияя чистотой». Благодарные потомки «думали, храму стоять вечно», но злые, бездушные люди превратили прекрасное творение рук человеческих в груду развалин. Радует то, что Храм Христа Спасителя недавно был восстановлен. Снова мы можем любоваться его удивительной красотой.

«Веками крестьянин ласково гладил холмы и долы сохой и плугом, бороной и косой», чтобы среднерусская природа навсегда оставалась «такой родной». Деревенские мастера строили избы и церкви с золотыми маковками так, чтобы они «гармонически завершали» ландшафт, служили украшением русской природе. В деятельности людей, в их творениях проявлялась искренняя любовь к своей земле. Эту любовь они хотели передать последующим поколениям. К сожалению, теперь не все люди задумываются об этом.

Предвестником этого печального зрелища стал «Сорокоуст» Сергея Есенина, в котором поэт провидчески предрекает гибель красоты ради «железных коней» - ради технического прогресса. Но не в силах природы бороться с этой напастью: выбивающийся из сил жеребенок никогда уже не сможет догнать паровоз…

Человек безжалостно уничтожает леса, которые когда-то наши предки «обходили…плугом», чтобы «они вырастали ровными кущами, словно в вазу поставленные». В бездумном желании «перестроить» улицы и площади городов и поселков «на современный лад» люди забывают, насколько бесценны по исторической значимости, важны для воспитания чувства привязанности к родному краю архитектурные памятники, судьбу которых предрешили «беспамятные» потомки.

Мы должны быть благодарными преемниками культуры предшествующих поколений. Обязаны беречь созданные умом и руками человеческими памятники, как бесценные исторические источники. Сохраняя прошлое, мы думаем о будущем.

Сочинение на тему «Я все чаще думаю о том, как трудно быть истинно благодарным, то есть принести пользу тому, кто оказал нам некогда истинное благодеяние» (ВАРИАНТ 13)...

Что же такое истинная благодарность и как мы можем выразить ее тем, кому мы больше всего обязаны – близким людям? Ведь, кажется, эти люди всегда рядом, а их помощь – это так обыденно…
Именно этой проблеме – благодарности за простые, незаметные благодеяния – посвящает автор свои рассуждения. Он говорит об этом, рассуждая о собственной жизни, о том, какую колоссальную помощь в студенческие годы оказали ему самые близкие люди – мать и сестры. Автор упоминает и о других людях, которые помогали время от времени и к которым в молодости он не чувствовал должной благодарности, не понимая, что им тоже было нелегко.
Автор – великий русский хирург Н.И. Пирогов – уверен, что человек должен осознавать, что никто не обязан делать что-то для него, и надо научиться быть благодарным за все, что сделали для тебя. Благодарным надо быть всем: и тем, кто помог один раз (он и это делать был не обязан), и тем, кто всегда рядом с тобой и жертвует ради тебя привычно и обыденно, - матери, отцу, близким родственникам.
Я, разумеется, согласен с автором текста. Мы часто забываем, что наши близкие – это отдельные люди, со своими проблемами и желаниями. Может быть, мама ребенка хочет в воскресенье подремать перед телевизором, но она встает пораньше и ведет малыша в зоопарк, потому что ему этого хочется. Малыш даже не замечает и не понимает жертвы своей мамы, но, когда вырастет, он должен осознать, что мать ради него не раз поступилась собственными интересами и желаниями. И относиться при этом к родному человеку так, как будто он обязан быть на подхвате и все помогать и помогать при каждом твоем затруднении, - это отвратительная неблагодарность.
Например, в рассказе К. Паустовского «Телеграмма» говорится о девушке, которая, закрутившись по своим – тоже важным, конечно – делам, совсем забыла свою маму. Настя – хорошая, добрая девушка, но она не умеет быть благодарной матери за все, что та сделала для нее. Мать кажется ей некой привычной и даже слегка надоевшей вещью. Почему-то Насте даже в голову не приходит, что мама ее стара и может умереть, так и не услышав от обожаемой дочки, как та ее любит и как она ей благодарна.
К сожалению, не все мы умеем быть благодарными окружающим нас людям за их помощь. В этом отношении мне вспоминается стихотворение в прозе И.С. Тургенева «Пир у Верховного Существа». Там говорится о том, как на пиру у Верховного Существа впервые в истории встретились две добродетели: Благодетельность и Благодарность. Автор с горькой иронией замечает, что такого не бывало, сколько стоит свет.
Надо учиться замечать все то доброе, что делают тебе окружающие люди, и быть благодарным за это.

Сочинение на тему «Когда-то давно меня задел один разговор, случайный летний разговор на берегу моря»... (ВАРИАНТ 14)

Что такое талант? А гениальность? Это нечто данное свыше или то, чего мы можем добиться сами? И включает ли в себя это понятие такую составляющую, как мораль? Именно этой проблеме, которую А. С. Пушкин назвал «гений и злодейство», и посвящен текст Д. Гранина.

Автора задел спор на пляже, касающийся Моцарта и Сальери в связи с «маленькой трагедией» Пушкина. Точно ли поэт осуждает Сальери? И если да, то за что?
Д. Гранин приводит свои рассуждения сначала о злодействе (вспоминая военные годы), а затем – о гении. Он приводит в пример ученых, совершавших великие открытия, и задается вопросом, имеет ли в связи с этим значение мораль или гений внеморален.

Автор уверен, что гениальность может быть присуща любому человеку, но гением может стать только порядочный, светлый творец, тот, для кого важны понятия нравственности. Сальери добился умения писать превосходную музыку, бросив на это все силы души. Но он не смог победить в себе завистливость и жестокость. Поэтому Моцарт – гений, а Сальери – нет: «Но теперь гений отделился, яд разделил их. Последнее средство отделить подлинный гений от мнимого – это нравственное испытание».

Я согласен с мнением автора. Не может быть гениальным творцом тот, кто одержим дурными мыслями. Ведь душа композитора или поэта отражается в его произведениях, а если это злая, черная душа, то и произведение будет недоброе, в нем не будет радости и гармонии.

В подтверждение своего мнения я хотел бы привести героев романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Авторы из МАССОЛИТ – писатели и критики – единодушно осудили Мастера за его роман. Конечно, в этом и трусость была, и зависть. А ведь истинному гению не ведомы ни трусость, ни зависть. Он намного выше этих низменных чувств.

Мысль о нравственной составляющей творчества была очень важна для Пушкина. Он не один раз обращался к ней. Наверное, самое известное и выразительное выражение авторского кредо великого поэта – это стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» В этом произведении Александр Сергеевич прямо ставит свои заслуги как поэта в зависимость от морали: «чувства добрые я лирой пробуждал», «восславил свободу и милость к падшим призывал». Пушкин не сомневался в том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». И я думаю, что он был прав.

Сочинение «Днём и ночью висели над Волгой вражеские бомбардировщики.»... (ВАРИАНТ 15)

Поступки исключительной смелости, совершаемые людьми на благо Родины и общества, мы называем героическими. Нередко ценой самоотверженного поведения человека становится его жизнь.

В тексте В. Богомолова затрагивается проблема героизма. Рассказывая об «одном случае», происшедшем на волжской переправе во времена Великой Отечественной войны, автор вспоминает «боевую команду» старенького тихоходного парохода «Ласточка», бесстрашно перевозившую грузы под непрерывным обстрелом фашистских бомбардировщиков и минометчиков.

Капитана Крайнова, механика Григорьева и его дочь Ирину можно назвать настоящими героями. Сохранить и доставить необходимый для обороны центральной переправы груз – выполнение этой задачи казалось им важнее собственной жизни. «Пароходишко», у штурвала которого находился «старый волгарь» Василий Иванович Крайнов, уверенно двигался вперед, маневрируя между столбами воды. «Боевая» команда и бойцы, помогающие «отбиваться от фашистов», мужественно боролись с огнем, охватившим баржу, хотя каждый понимал, что в любую минуту могут взорваться ящики со снарядами.

О подвиге народа в годы Великой Отечественной войны написано немало книг, снято много кинофильмов. «А зори здесь тихие…» Б. Васильева - повесть, которая производит особенное впечатление на читателей, наверное, потому, что в ней писатель рассказывает о героизме женщин. Пять девушек - зенитчиц, отправившихся в разведку под командой старшины Васкова, стойко преодолевают трудный путь через карельские болота. Этот маленький отряд самоотверженно вступает в неравный поединок с фашистскими диверсантами.

Герои совершают подвиги не ради почестей и наград, а потому что их совесть, долг перед Родиной и людьми не позволяют поступить иначе. Василий Теркин, герой поэмы А.Т. Твардовского, «живет» на войне. Он бесстрашный солдат, готовый под огнем неприятеля переплыть ледяную реку, чтобы доставить важные сведения на другой берег. Теркин – умелый стрелок, способный с земли подбить фашистский самолет. Не об орденах мечтает этот славный боец, а о скорой победе. Медалью можно похвастаться перед девчонками, но только тогда, когда на родной земле наступит мир – так рассуждает балагур и весельчак Василий Теркин, известный на фронтах войны каждому солдату.

Нет числа героям Великой Отечественной войны. Среди них солдаты и офицеры, защищавшие Родину с оружием в руках. Это женщины, старики и дети, самоотверженно трудившиеся в тылу – на полях, у станков. Это ленинградцы, люди несгибаемой воли, пережившие ужасы блокады. В День великой Победы Бессмертным полком проходят герои рядом с благодарными потомками по улицам городов и сел.

Настоящие герои были и будут всегда. А Великая Отечественная война останется в истории страны, как время небывалого подъема национального духа и всенародного героизма.

Сочинение на тему: «Я уже смутно помню этого сутулого худощавого человека, всю жизнь представлявшегося мне стариком»... (ВАРИАНТ 16)

Что такое истинная любовь к людям? Ответ на этот вопрос в своём тексте даёт Борис Львович Васильев: это готовность пожертвовать собой не раздумывая во имя спасения другого человека. Здесь автор поднимает проблему самопожертвования во имя любви к ближнему.

Вспоминая старого доктора Янсена, Борис Львович отмечает, что в памяти остались лишь общие черты внешности этого человека, но его отношение к людям выходило за рамки обычного. Доктор Янсен очень внимательно и сочувственно относился абсолютно ко всем своим пациентам. Он никогда не торопился убежать из дома больного человека, всегда внимательно выслушивал все вопросы и давал дельные советы. Автор утверждает, что «врачебный и человеческий авторитет доктора Янсена был выше, чем можно себе вообразить в наше время». Благодаря умению жить не для себя, заботиться не о себе, доктор получил безграничное уважение и любовь народа. Кульминацией альтруизма доктора стало спасение им мальчишек, провалившихся в канализационный колодец. Он не раздумывал ни секунды прежде чем кинуться на помощь детям, этот человек прекрасно знал, что, спасая ребят, он, вероятнее всего, погубит себя. Это не остановило его. В итоге дети были спасены, а этот замечательный человек погиб.

Автор в тексте показывает своё отношение к проблеме самопожертвования через отношение к доктору Янсену. Воспоминания Б.Л. Васильева об этом человеке полны тепла и безмерного уважения. Писатель сожалеет о такой смерти доктора, но при этом не может не восхищаться его героическим поступком.

Тема самопожертвования во имя ближних очень широко освещена в русской классической литературе. М. Горький в произведении «Старуха Изергиль» поведал легенду о Данко, который вырвал из своей груди сердце, чтобы осветить путь людям, шедшим за ним. Его сердце пылало безграничной любовью к людям. Конечно, Данко погиб, но, благодаря этому поступку, спасся его народ.

Принимает безропотно трагическую судьбу во имя спасения своей семьи и героиня романа «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, Соня Мармеладова. Она полна светлой и чистой любви к своей семье, и во имя спасения своих родных от голодной смерти Соня получает «жёлтый билет». Насколько неестественно смотрится эта одухотворённая девушка в таких условиях, но она сознательно приносит себя в жертву.

Немногие люди способны на такие поступки. И это не зависит ни от эпохи, в которой они живут, ни от их профессии. Способность к самопожертвованию для них это совершенно естественная черта.

Сочинение на тему «Дмитрий Сергеевич Лихачёв жил, работал в полную силу, работал ежедневно,

много, несмотря на плохое здоровье»... (ВАРИАНТ 17)

Даниил Александрович Гранин, рассказывая о Д.С. Лихачёве, в своём тексте затрагивает очень актуальную для нынешнего времени проблему сохранения архитектурных памятников.

Автор рассказывает о нелёгкой жизни Лихачёва, о том, как закалялся его характер. Этот человек всегда твёрдо отстаивал свою позицию, невзирая ни на какие трудности. Именно благодаря настойчивости Дмитрия Сергеевича сохранились и до наших дней такие замечательные архитектурные памятники, как Кремль в Новгороде, Невский проспект в Питере, портик Руска. Когда хотели переименовать Петергоф в Петродворец, Лихачёв выступил против этого и сумел отстоять историческое наименование. Именно сопротивление, противодействие несправедливости сохранило физическую стойкость Дмитрия Сергеевича Лихачёва, помогло ему дожить до солидного возраста и сохранить светлый ум.

Позиция автора по отношению к проблеме, поднятой в тексте, очевидна. Он восхищён деятельностью Лихачёва по сохранению культурного археологического наследия. Это видно по словам: «Он не создал учения, но он создал образ защитника русской культуры, настоящего гражданина». Особую эмоциональную окраску поднятой проблеме придают слова академика о том, что даже в самых тупиковых ситуациях в жизни, когда вас не слышат, необходимо находить в себе силы и высказывать своё мнение.

Мне близка позиция автора по данной проблеме. Я считаю, что народ без прошлого обречён на исчезновение, поэтому наследие нашей культуры необходимо беречь и защищать.
В «Письме сорок первом» из цикла «Письма о добром и прекрасном» Лихачёв говорит о том, что каждый памятник глубоко индивидуален, и при его разрушении потеря будет невосполнимой, ведь он отражает своеобразие той эпохи, в которую был построен.

В истории существует много примеров борцов за сохранение архитектурного наследия. Среди них П. Д. Барановский - известный реставратор, который спас от разрушения храм Василия Блаженного, восстановил Казанский собор, благодаря ему были спасены множество церквей.

Каждый из нас обязан бережно относиться к памятникам культуры, ведь это одна из нитей, связывающих нас с нашими предками. Нельзя допустить исчезновения этой связи. Люди должны не бояться подавать свой голос в подобных вопросах, ведь отмалчиваться, когда совершается разорение исторической культуры, это преступление. Человек должен иметь своё мнение и смело отстаивать его.

Сочинение на тему «Старая деревня с ее тысячелетней историей уходит сегодня в небытие»... (ВАРИАНТ 18)

Как известно, литература всегда очень чутко реагирует на исторические события, на изменения морального облика людей. Это своеобразная лакмусовая бумажка, которая показывает духовное состояние человека.

Фёдор Алексеевич Абрамов в своём тексте поднимает немаловажную проблему неразрывной связи с родной землёй, с людьми, благодаря которым мы сейчас являемся теми, кто есть. Он говорит о том, что тысячелетняя история нашей нации уходит своими корнями в деревню, именно там зародился наш самобытный русский характер, наши традиции и устои, наша мощная национальная культура. Благодаря нашим предкам, этим безымянным труженикам и воинам, мы сегодня живём. И одна из главнейших задач современной литературы – не растерять духовный багаж, накопленный предыдущими поколениями, не дать уйти этому богатству вместе с угасающей деревней.

По мнению автора именно сейчас стоит повнимательнее вглядеться в образы наших предков. Особенно Фёдора Алексеевича поражают в женские образы. Русская женщина – это сосредоточие невероятной духовной силы, её подвиги во времена войны, да и в послевоенную пору убеждают автора в том, что простой русской крестьянке по силе духа в мире равных нет.

Проходят годы, и всё потихоньку стирается из памяти молодых людей. Позиция автора относительно проблемы, поднятой в данном тексте, такова - удержать нравственный опыт людей старшего поколения, не дать молодёжи очерстветь, потерять сострадание. С этой целью необходимо сохранять ценности духовной культуры, посредством литературных произведений, для последующих поколений.

Проблема, поднятая автором, действительно, очень актуальна для современного мира. Я полностью согласна с его мнением. Чтобы жить в настоящем, необходимо помнить прошлое. Помнить своих предков. Быть им благодарными за всё, что у нас есть.

Литература, как хранилище нравственных ценностей, формирующих душу человека, представлена в произведении М. Горького «Мои университеты». Главный герой Алёша считает, что сказки, рассказанные ему в детстве его бабушкой, заложили в нём основные моральные устои. Книги не раз помогали Алёше в трудные моменты жизни и давали силы для действий.

Что ждёт человечество в случае утраты ценной литературы, содержащей опыт прошлого, показывает в своём произведении «451° по Фаренгейту» писатель-фантаст Р. Брэдбери. Утопический мир, изображённый им безлик, бездуховен и жалок. Хотя на первый взгляд люди будущего идеальны, но на самом деле – это бездушные зомби.

Русские люди всегда славятся своим особенным менталитетом, способностью к состраданию, которые пришли к нам из глубины веков, из той самой деревни, откуда все мы родом. Необходимо сохранить нашу мораль и суметь передать её потомкам.

Сочинение на тему «Дом… Дом… Дом…»... (ВАРИАНТ 19)

Искусство всегда имеет огромное влияние на душу человека, заставляет нас радоваться и страдать, плакать и смеяться. Но, наверное, сильнее всего затрагивает наши эмоции музыка. Именно этой проблеме – проблеме воздействия музыки на человека – и посвящены рассуждения великого советского писателя Виктора Астафьева, которые содержатся в приведенном отрывке.
Описывая великолепный концерт в Домском соборе в Риге, автор даёт нам почувствовать изумительную красоту звучания органа. В предложениях с 7 по 10 Виктор Астафьев создает образное описание звуков. Однако мы видим здесь слова, посвященные не столько музыке, сколько потрясающему впечатлению, которое она произвела на слушателя: «Есть только моя присмирелая, бесплотная душа, она сочится непонятной болью и слезами тихого восторга» Музыка заставляет писателя задуматься о безумном контрасте прекрасного искусства и человеческого безумия, проявлением которого являются войны, убийства и несправедливость.
Автор уверен, что именно музыка способна оказывать на души людей очищающее и возвышающее воздействие.
Я во многом согласен с автором, действительно, это величайшая сила, прочно связанная с сердцами людей. Но мне кажется, что музыка очищает не всякую душу. Если в человеке слишком много зла, музыка не поможет.
Например, в пьесе Н. Павловой «Вагончик» один из героев рассказывает, как его деда, великолепного музыканта, расстреляли фашисты сразу после того, как он исполнил для них какое-то произведение. Они понимали, что перед ними гений, но божественные звуки не остановили жажду убийства.
Не заставляет великолепное произведение отказаться от злого умысла также героя «маленькой трагедии» А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери». Сальери рыдает, слушая новое произведение Моцарта, но всё равно убивает гениального композитора. Уж слишком сильно он ему завидует, и новое доказательство величия Моцарта только растравляет рану, нанесенную завистью.
Наверное, музыка делает лучше и чище только тех людей, у которых с самого начала была светлая душа.

Сочинение на тему «Можно ли без ощущения трагической утраты представить современный мир, лишённый печатного знака?»... (ВАРИАНТ 20)

Трудно переоценить роль книги в жизни любого современного человека. Автор приведённого текста – советский писатель Юрий Бондарев - рассуждает о проблеме значения книги, печатного слова для нас всех.
Автор представляет себе, что бы произошло, если бы все книги вдруг исчезли, и сравнивает эту катастрофу с внезапном исчезновением электричества. Приведя различные примеры, писатель доказывает, что книги так же важны, как и наука: подобно тому, как наука объясняет физический мир, литература объясняет и анализирует человеческую душу.
Автор полагает, что роль литературы в жизни человека огромна: она позволяет нам познать самих себя и учит постигать других людей, осознавать ход времени.
Я согласен с автором текста. Действительно, художественная литература учит нас понимать людей и самого себя. Она отражает черты эпохи, правдивое слово великого произведения литературы может разбудить в человеке совесть, сделать его лучше, если это только возможно.
Например, в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» мы читаем о том, какое впечатление роман Мастера произвёл на окружающих людей. Героя посадили в сумасшедший дом, а его детище запретили именно потому, что воздействие этой книги могло быть очень сильным. Роман мог напомнить людям о том, что трусость – большой грех, что нельзя лжесвидетельствовать.
О том, как поэзия воздействует на душу человека, мы читаем также в повести Бориса Васильева «Завтра была война»: стихи Есенина заставили главную героиню повести Искру иначе взглянуть на те чувства и переживания, которые считались смешными и излишними для «строителя коммунизма».
Литература учит нас внимательному, трепетному отношению к другим людям, помогает понять самих себя и свое время.

Сочинение на тему «С течение времени начинаю понимать, что до человека порой может достучаться только совесть – внутренний его голос…»... (ВАРИАНТ 21)

«В ком стыд, в том и совесть», - уверяет народная пословица. Но она не делает понятнее для человека, что же такое эта самая совесть и зачем она нужна. Свои рассуждения выдающийся русский писатель Д. Гранин посвящает именно этому вопросу: откуда в человеке это, по-видимому, не только бесполезное, но и опасное качество и что значит «поступать по совести».

Автор текста приводит свои рассуждения, в которых вопросов, кажется, больше, чем ответов. Наверное, Д. Гранин хочет, чтобы мы сами подумали о том, что это за человеческое качество и как оно действует в нас. В качестве примера писатель рассказывает о гражданской панихиде в связи со смертью Михаила Зощенко: внезапно «тихое» течение этого мероприятия было нарушено пронзительным выступлением Леонида Борисова, настоящим криком души не только его, но и всех собравшихся.

Автор убежден, что это выступление и было по-настоящему совестливым поступком: «что-то прорвалось, и он уже не мог справиться с собой, это было чувство нерассуждающее…» Д. Гранин считает, что совесть способна сподвигнуть человека на такой поступок, который «никогда не обесценится», потому что совесть – это ценность человеческой души, которая не зависит ни от порядков в обществе, ни от окружающих людей.

Я согласен с автором. И чтобы проиллюстрировать свое мнение, я хотел бы привести в пример героя романа А. С. Пушкина «Капитанская дочка» Петра Гринева. Мы видим разные поступки этого героя: и хорошие, и героические, и дурные. Однако писатель показывает, что неблаговидные поступки (например, проигрыш в карты или ссоры с Савельичем) – это и в самом деле ошибки Петра, которых он стыдится и которые старается по мере возможности исправить. Большинство же его действий продиктованы честью и совестью, это и его храброе поведение под виселицей, и откровенные разговоры с Пугачевым, и порядочность в отношении Савельича, которого он не бросил в опасности, даже рискуя жизнью, или Вожатого, к которому он испытывает благодарность.

Еще мне вспоминается рассказ В. Тендрякова «Хлеб для собаки». Герой этого произведения Володя не может жить спокойно, зная, что где-то рядом погибают от голода люди. Даже считая их врагами, мальчик все же испытывает муки совести. Именно совесть заставляет героя рассказа помогать хотя бы кому-то из тех, кто нуждается в его помощи, и он кормит собаку – самое беззащитное существо, которое, к тому же, никогда его не поблагодарит.

Совесть – это то чувство, которое заставляет нас совершать наиболее достойные поступки, именно те, которые и делают нас в полном смысле людьми

Сочинение на тему «Была ранняя весна»... (ВАРИАНТ 22)

Природа связана с душой человека прочными, крепкими узами. Мы печалимся вместе с осенним дождём и расцветаем с первыми весенними цветами. Текст Г. Троепольского посвящен удивительной связи людей и окружающей его природы: лесов рек, гор, морей. Не потому ли «капля неба» - первый подснежник – воспринимается человеком как источник огромного счастья?

Это чудесное видение, а также то, что автор увидел на следующий день (весь лес в брызгах подснежников), заставляет писателя задуматься о роли красоты и счастья в нашей судьбе. Г. Троепольский приходит к выводу, что такие моменты красоты - это сокровища, которые мы должны беречь в своём сердце, но которые не могут быть вечными, иначе прекрасное настоящее заслонит от человека будущее.

Но в то же время автор полагает, что в своей заботе о грядущем мы не должны терять моменты прекрасного настоящего, потому что они дают нам силы.
Я во многом согласен с автором. Действительно, красота окружающей природы вдохновляет нас на свершения. Однако мне кажется, что тот, кто постоянно видит красоту земли, всё равно будет думать и о будущем.

В качестве аргумента я хотел бы привести повесть В. Распутина «Прощание с Матёрой». Для Дарьи её родной остров самый красивый и прекрасный. Напротив, именно те, кто видит в нём лишь мешающий прогрессу клочок скудной земли, по мнению писателя, лишены настоящего и будущего, потому что не ценят прошлого и не видят истинную красоту.
Близость с природой живо ощущали многие писатели. Но, наверное, ярче всего эта связь выразилась в стихах С. Есенина. Читая такие шедевры, как «Клён ты мой опавший» или «Отговорила роща золотая», мы ощущаем глубокую связь с родной природой.

Окружающая нас красота будит в нас лучшие чувства и даёт силы жить и трудиться.

Сочинение на тему «Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своем совершенстве непременно пленительно»... (ВАРИАНТ 23)

Искусство – это то, что делает нашу жизнь прекраснее, говорит нам о нас самих, позволяет постичь истину. Но что в произведении искусства важнее – форма или содержание? Именно проблеме соотношения этих двух составляющих – формы и содержания – посвящает автор свои рассуждения.

Объясняя свою мысль, выдающийся российский филолог и переводчик М. Гершензон использует эффектный образ. Он описывает форму как сверкающую ледяную корку, в которую превращается «огненная лава души художника», а под ее блеском скрывается глубокое содержание, которое открывается не всякому, а лишь человеку с пытливым и внимательным умом. Кто-то понимает больше в произведении, а кто-то меньше, есть и те, кто в силах увидеть лишь внешнюю красоту творения, не постигая его глубины.

Автор также замечает, что, в отличие от людей, произведение искусства тем лучше, чем оно красивее: внешняя гармония – это признак глубокого содержания. В пример М. О. Гершензон приводит поэзию Пушкина, в которой каждый находит столько, сколько он может вместить в свою собственную душу.

Я согласен с автором. Действительно, читая стихи или слушая музыку, мы часто восхищаемся мастерством писателя или композитора – создателя поразившего нас произведения. Но не всегда глубина мысли художника сразу открывается нам. Нередко нам кажется, что это произведение очень простое, в нем все невесомо и легко, как полет бабочки. И лишь спустя время, иногда годы, мы понимаем мудрую истину, которой поделился с нами автор шедевра.

Я хотел бы привести в пример одну из «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина – «Моцарт и Сальери». Моцарт пишет музыку такую ясную и прелестную, что кажется: он сочиняет так же легко, как дышит. И эта красота и легкость восхищают и бесят Сальери. Он в восторге от изумительной формы произведений Моцарта, но не замечает те добро и свет, которые они несут.

В жизни каждого человека наверняка найдется история о том, как он не сразу понял какое-нибудь произведение. Например, и я, и многие мои друзья восторгались романом М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», но лишь когда мы стали обсуждать эту книгу в классе, я догадался, что не заметил сначала и половины глубоко скрытых мыслей автора. Теперь я читаю роман уже другими глазами, обращая внимание не только на красивый язык и занимательный сюжет, но и на философские вопросы, поднятые Булгаковым.

Форма проясняет содержание, но, любуясь ею, необходимо стремиться понять и то, что скрыто между строк.

Сочинение на тему «Шёл я однажды из госпиталя в свою часть и увидел ветряную мельницу при дороге»... (ВАРИАНТ 24)

Великая Отечественная война стала ужасным бедствием для нашего народа. Погибли миллионы людей – никогда уже невозможно вернуть их. Разрушены города, уничтожены уникальные памятники культуры. Семьи остались без крова, государство обеднело. Некому было растить хлеб и овощи на некогда оккупированных территориях: фашисты угнали трудоспособных людей в рабство в Германию.

Именно этой проблеме – выживанию в экстремальных условиях, созданных войной, - посвятил свой рассказ Андрей Платонов. Автор пишет о том, как в деревне, где не осталось ни одного трудоспособного человека, нашли способ все же вспахать поле под огород, чтобы 45 человек могли выжить в голодное время. Один из стариков придумал использовать для обеспечения ход плуга полуразрушенную, но все же рабочую мельницу. Платонов описывает оригинальную задумку деда Кондрата Ефимовича и самоотверженный труд двух подростков-инвалидов, которые соорудили плуг на ветряной тяге и обслуживали его. Спокойно, но со сдержанной болью пишет автор о людях – без сомнения, дорогих и близких тем, кто остался, - которых угнали фашисты, и неизвестно, увидят ли мальчики и дети своих матерей.

Автор считает, что наш народ обладает несгибаемой волей и сметливым умом, это и помогло нам победить в страшной войне. И поспорить с этим невозможно: история свидетельствует за мнение А. Платонова. Не только солдаты на поле битвы, но и те, кто остался в тылу: дети, подростки, старики, - делали всё, что могли, для победы, напрягали свои силы и ум, чтобы не сдаваться.

В книгах о войне мы часто встречаем рассказы о мужестве и упорстве и солдат, и тех, кто не воевал. Например, в книге В. Астафьева «Пастух и пастушка» можно прочитать и о буднях солдат, и о трудовых буднях жителей советских сел и маленьких городов, об их тяжелом труде и неистребимой надежде на будущее.

История моей семьи тоже хранит немало воспоминаний о тяжелых военных годах. Моя прабабушка в то время была молодой девушкой и работала на ткацкой фабрике: она по многу часов в день ткала шелк для парашютов. Как бы она ни уставала, она старалась работать на нескольких станках и очень качественно, ведь от прочности ткани зависит жизнь десантника. Прабабушка была уверена, что своей ударной работой она приближает нашу победу, и, конечно, она была права.

Наш народ пережил многие испытания, потому что не боялся трудностей и никогда не падал духом. А еще потому, что у нас есть много умных и изобретательных людей, старающихся придумать что-нибудь, что позволит все же выжить и выполнить свою задачу.

Сочинение на тему: «Сейчас много говорят о «бездуховности» нашего общества»... (ВАРИАНТ 25)

О культуре сказано уже очень много, но тем не менее автор предложенного текста Д. С. Лихачев снова обращается к проблеме бескультурья и бездуховности в современном обществе. Учёный видит причины этого явления в общем падении культуры в мире, в засилии техники, в агрессивном воздействии «попкультуры». Д. С. Лихачёв отмечает, что истинная культура делает человека мягким, интеллигентным, учит понимать окружающих, в то время как «массовые культуры» воздействуют агрессивно, подавляя лучшие душевные побуждения людей. Но между тем автор считает, что только классика наполняет душу высоким содержанием, делая человека мудрым, терпимым и способным на высокую деятельность.

Д. С. Лихачёв полагает, что интеллигентом становится лишь тот человек, который обогатил себя всем тем прекрасным смыслом, который содержится в классической культуре. И только в этом случае культура наполняет нашу жизнь высоким содержанием.

Я согласен с автором текста. Действительно, классическая литература, классическое искусство делают человека тоньше, внимательнее к ближнему, учат его понимать нюансы в жизни и в отношениях людей. Кроме того, классика, традиции учат нас самоуважению.

Теме общего падения культуры на фоне бурного развития материальных благ посвящены многие страницы повести В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана». Главная героиня Тамара Ивановна с изумлением видит, что место традиционных ценностей занимают товары народного потребления, а окружающая действительность всё больше напоминает рынок или джунгли, где действует право сильного или богатого. Женщина вынуждена защищать честь дочери, а вместе с ней и всего попранного народа с оружием в руках, защищать от богатых пришельцев, которые не видят в нас силы, способной противостоять своей агрессии. Преступникам кажется, что всех можно купить или запугать. Но им противопоставлена исконная русская культура, традиционные жизненные ценности Тамары Ивановны и, в духовном плане, любовь к слову, которая внезапно просыпается у её сына Ивана.

Колоссальное воздействие классики на душу человека несомненно. Мне вспоминается один из эпизодов книги В. Астафьева «Затеси», в котором говорится, как музыка Чайковского вернула отчаявшемуся солдату волю к жизни.

Истинная культура наполняет душу человека силой и красотой.

Сочинение на тему «Был поздний вечер»... (ВАРИАНТ 26)

Проблема, поднятая в рассказе А. П. Чехова, к сожалению, актуальна во все времена, а не только в эпоху жизни великого писателя. Это проблема человеческой черствости, равнодушия к ближнему. А самое печальное – это равнодушие проявляет человек, который призван оказывать помощь больным.

Автор описывает, с какой надеждой на помощь, даже несколько заискивающе, обращается учитель Сайкин к провизору и как заносчиво, неприступно держит себя работник аптеки, как будто больной, страдающий человек отрывает его от чего-то значительно более важного. Сайкин осознает, что он не дождется сочувствия от провизора. Но все же безразличное отношение становится по-настоящему бессердечным, когда делается ясно, что от доброй воли служащего аптеки зависит, может быть, даже жизнь больного.

Автор не высказывает своего мнения прямо (это никогда не бывает свойственно творчеству Чехова), но я думаю, что автор осуждает провизора за его черствость. У Антона Павловича много произведений, посвященных медикам, он и сам, как известно, был земским врачом. А это значит, что он был призван помогать несчастным. И он никогда не отказывал в помощи тем, кому она была нужна.

Я уверен, что человек, который призван оказывать помощь больным людям, не вправе быть бессердечным. Конечно, если врач будет близко к сердцу принимать каждого пациента, он не выдержит. Но если ему безразличен человек, ждущий помощи, то какой же это врач?
Сам Антон Павлович Чехов своей жизнью являл пример того, каким должен быть настоящий медик. Я имею в виду не только его самоотверженный труд в качестве земского врача, но и его поездку на Сахалин.

Эта поездка дала неоценимый материал географам и этнографам; она подарила множество впечатлений писателю, который не мог остаться равнодушным к бедствиям многих людей. Все эти впечатления вылились в книгу «Остров Сахалин», напомнившую читателям о том, что в мире есть люди, которым живется намного тяжелее. Все это уязвило душу писателя и способствовало приближению его кончины.

В своих произведениях Чехов часто изображал врачей, которые близко к сердцу принимают беды своих пациентов, не заботясь о последствиях. Например, доктор Дымов из повести «Попрыгунья» пожертвовал своей жизнью ради спасения больного ребенка.

Если выбираешь такую профессию, как врач или работник аптеки, то надо отдавать себе отчет в том, что от тебя потребуются не только профессиональные знания и умения, но и человеческое участие, в котором больной человек нуждается иногда так же, как в лекарстве.

Сочинение на тему «В речи героя Достоевского Алёши Карамазова были слова, на которые я раньше внимания не обращал…»... (ВАРИАНТ 27)

«Все мы родом из детства», - заметил великий французских писатель Антуан де Сент-Экзюпери. И это в самом деле так, ведь все: и хорошее, и дурное – берет свое начало в наших юных годах.

Автор текста ставит проблему ценности детства, воспоминаний о нем для человека. Он, приводя в пример эпизод из романа Достоевского «Братья Карамазовы», утверждает, что воспоминание о чем-то хорошем может даже удержать уже взрослого человека от неблаговидного поступка. Даниил Гранин полагает даже, что в жизни людей, которых он встречал на своем пути, - людей, которым было очень тяжело, но они не озлобились, - обязательно было такое светлое детское воспоминание, которое давало им силы жить и радоваться.

То, что человек пережил в раннем возрасте, закладывает основы его личности. Даже одно светлое и радостное воспоминание может придать ему силы и определить жизненный путь. Чтобы аргументировать свое мнение, я хотел бы сослаться на рассказ Виктора Астафьева «Конь с розовой гривой»: автор-рассказчик до старости запомнил урок, который преподнесла ему бабушка. А ведь она его не только ругала. Главное, что запомнилось ребенку, - незаслуженная награда, доказательство того, что бабушка его любит, несмотря на его дурной поступок.

Все, что окружает человека в его детские годы, обязательно позже скажется на его мировосприятии. Детство снова и снова аукается в нас и дарит силы. Примером, мне кажется, может служить героиня романа Л. Н. Толстого «Война и мир» Наташа Ростова. В ее детстве было столько радости, смеха, любви, что этого бесценного капитала как раз хватило, чтобы перетерпеть ужасную ситуацию, в которую девушка угодила по своей вине. Я имею в виду ее неудачный побег с Анатолем и разрыв с князем Андреем. Это было очень тяжелое для Наташи время, и выдержала она именно благодаря счастливым воспоминаниям и уверенности в том, что ее родные и друзья ее все равно любят и всегда будут любить.

В детстве каждого человека обязательно найдется что-нибудь такое, что поможет ему жить и делать что-нибудь полезное.

Сочинение на тему «Над окошком месяц. Под окошком ветер»... (ВАРИАНТ 28)

Испокон веку звучала на Руси народная песня. В ней люди делились радостью, но чаще выплакивали свою грусть. Эта же глубокая народная грусть звучит и в словах некоторых русских поэтов. Первый из них, наверное, Сергей Есенин. Именно проблеме близости поэтического слова душе народной посвящает свои рассуждения классик советской литературы Виктор Астафьев.

Всё это наводит автора на размышления о судьбе творческого наследия великого крестьянского поэта, которого почему-то все еще «страшно пускать к народу».
Виктор Петрович Астафьев уверен, что слово Есенина с его «всесветной тоской» - это именно то, что требуется людям, ведь оно напоминает нам о самом главном и объясняет «непостижимое».

Я во многом согласен с писателем: поэтическое слово обращено прямо к духу народа, к его эмоциональному самосознанию.

Стихи Есенина напоминают нам о бережном отношении к природе, к «братьям нашим меньшим». Например, в таких своих знаменитых стихах, как «Песнь о собаке», «Клён ты мой опавший…», «Отговорила роща золотая…». Поэт описывает переживания своих «героев» как тот, кто пропустил их сквозь собственное сердце. Есенин сравнивает самого себя с кленом, березовой рощей, показывая глубинную связь человека с родной природой, напоминая, что мы все ее части.

Мы живём в страшное время, когда родные речки, леса, поля стали называться «окружающей средой» и всё больше превращаются в свалку различных отходов. Например, в рассказе Е. Носова «Кукла» мы читаем о том, как некогда глубокая и красивая, богатая на рыбу река превратилась в жиденький зловонный поток. И на фоне этого запустения - история об изуродованной кукле. Казалось бы, какая связь? Но обдумывая текст Астафьева, понимаешь: запустение в душе без живого поэтического слова приводит к запустению в природе. Не понимая красоты поэзии, мы теряем нравственность, а вместе с ней и представление о красоте родного уголка. Хотелось бы верить, что положение это всё же изменится, и нашим детям не придётся жить в пустыне.

Сочинение на тему «Вспоминаю, как в середине двадцатых, разговорившись, подошли мы к памятнику Пушкину и уселись на бронзовые цепи…»... (ВАРИАНТ 29)

Всякий раз, когда в стране происходят политические или социальные изменения, снова и снова начинаются изменения в городах, их архитектуре, названиях улиц. Это и знак изменений в обществе, и в то же время попытка уничтожить память.

Именно проблеме исчезновения памятников культуры и искусства посвящён текст Валентина Катаева, русского писателя и журналиста.

Автор приводит примеры переносов памятников с места на место, которые в какой-то момент переехали, «как шахматные фигуры». Писатель считает, что тем, кто привык видеть памятник на старом месте, он по прежнему здесь видится, но уже как своего рода призрак.

Еще большую горечь у В. Катаева вызывает уничтожение памятников нашей истории. В качестве примеров таких невосполнимых потерь писатель называет Страстной монастырь и Водопьяный переулок вместе с их архитектурными сооружениями. Автор текста и их сравнивает со своеобразными призраками.

Я во многом согласен с автором текста. Действительно, люди, привыкшие видеть ныне снесённые памятники архитектуры, чувствуют свою потерянность от их исчезновения. Но ведь может быть и ещё хуже: те, кто никогда не видел этих памятников, так и не ощутят свою связь с ними и с теми историческими событиями, свидетелями которым были эти сооружения.

В любом городе старожилы могут поведать о таких «призраках» церквей, домов, парков. Для тех, кто помнит эти места, они всё ещё реальны, и пустота на этом месте вызывает чувство пустоты в душе, а реальность и воспоминания словно бы смешиваются, как в «Петербургских повестях» Гоголя, о котором Катаев упомянул в своём тексте. В каждой из этих повестей действительность смешивается с иллюзиями, и призрачный мир часто лучше и справедливее, чем мир реальный. Например, без призрака чиновника, срывающего шинели, повесть «Шинель» так бы и не приобрела законченный вид. Призрачный мир в ней даёт то, чего не может дать реальный - возмездие.

Проблема гибели памятников архитектуры ставятся многими писателями. Мне вспоминается рассказ Василий Шукшина «Крепкий мужик». На протяжении небольшого эмоционального произведения мы наблюдаем за противоборством «крепкого мужика» и сотрудника музея, пытающегося спасти памятник. Грубая сила побеждает, но пользы от этого не выходит: использовать обломки для хозяйственных нужд не удаётся.

Это заставляет нас задуматься о том, что разрушение исторических памятников, даже ради благой цели, не может помочь в решении нашей проблемы. Наоборот, помочь человеку может его историческая память.

Сочинение на тему «Выражение «гамбургский счет» появилось у меня так»... (ВАРИАНТ 30)

В нашей жизни нам приходится взаимодействовать со множеством людей. Есть среди них и порядочные, и бесчестные, мечтающие самоутвердиться за чужой счет. Вот и в тексте Виктора Шкловского мы встречаем проблему честности, порядочности. Важно ли «играть честно»? И можно ли восстановить справедливость?

Автор рассказа приводит воспоминание об одной встрече с легендарным силачом Иваном Поддубным. Спортсмен рассказал о молодом борце, который, вместо того, чтобы демонстрировать приемы борьбы, попытался положить Поддубного на лопатки. Он, очевидно, надеялся, что справится с семидесятилетним силачом, не ожидающим нападения, и прославится как борец, победивший самого Поддубного. Но великий спортсмен не позволил ему это сделать.

Кроме того, автор рассказывает и о себе – о несправедливом обвинении в его адрес со стороны поэта Симонова. Это обвинение привело к тому, что Шкловского долгое время не печатали. Но будущее все расставило по своим местам, и оказалось, что слова «гамбургский счет» из рассказа про Поддубного стали народной пословицей.

Разумеется, с этим утверждением нельзя не согласиться. И в собственной жизни, и в литературе мы встречаем множество примеров того, как несправедливый или бесчестный поступок ломает чью-то судьбу. Например, в романе М. А. Булгакова мы читаем о том, как завистливые писатели и критики буквально смешали с грязью роман Мастера о Понтии Пилате. Конечно, причина была не только в зависти, но и в страхе, ведь тема была очень злободневна в то время, когда невмешательство, «умывание рук» легко могло стоить кому-то жизни. А Мастеру посыпавшиеся на него бесчестные и несправедливые обвинения стоили смысла жизни. Он сжег роман, порвал отношения с Маргаритой и спрятался от реальности в сумасшедшем доме.

Несправедливость разрушила и жизнь семьи Тамары Ивановны из повести В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана». Непорядочное поведение следователя, понимающего, что рыночный торговец виновен в изнасиловании и избиении Светы, но все равно готового отпустить его за взятку, вынудило женщину застрелить преступника. В мире, где не найдешь справедливости даже в прокуратуре, приходится самим заботиться о своей безопасности и спасении своих детей. В результате Тамара Ивановна оказалась в тюрьме, а жизнь ее дочери уже никогда не будет счастливой и безоблачной.

Бесчестные, непорядочные поступки не просто некрасивы: они безответственны по отношению к окружающим, так как калечат их судьбы. Но будущее все расставляет по своим местам.

Сочинение на тему «Шла осада Нотебурга»... (ВАРИАНТ 31)

Каждый, кто изучал историю, знает, что в ней найдутся и героические страницы, и трагические. А есть и такие, где героизм и трагедия слиты воедино. Это, разумеется, история войн. Тех самых войн, без которых не обходится история ни одного государства, которые служат к усилению или ослаблению нации. К одной из таких страниц, страшных и героических, обращается Даниил Гранин в своем тексте, ставя перед читателем проблему о цене победы и о том, что такое боевой дух.

Писатель приводит описание жестокой битвы, отмечая храбрость и героизм как защитников крепости, шведов, так и русских, стремящихся эту крепость взять. Упоминает он и о минутной слабости Петра, готового отступить, чтобы сберечь своих лучших солдат.

Но гвардейцы отказываются выполнить приказ царя: «Скажи царю, что я уже теперь не его, а Божий». Эти слова Михаила Голицына показывают понимание воинами ратного дела как своеобразного служения Родине, а смерти – как жертвы за победу. Поэтому офицер и называет себя «Божиим» - он полностью отрекся от себя, и все силы, все мысли его направлены лишь на победу. Поэтому солдаты и корабли пустили по течению: теперь для них невозможно отступление - только смерть или победа!

Писатель считает, что русские смогли взять крепость именно потому, что в них проснулся «боевой дух» - то душевное настроение, когда уже и смерть не страшна, а все направлено лишь на битву. И, наверное, Даниил Гранин прав. Во многих произведениях литературы мы встречаем рассказы о героической борьбе русских воинов с врагами. Например, пробуждение «боевого духа» в сердце молодого офицера описано в романе Бориса Васильева «В списках не значился». Это замечательное произведение о том, что и один в поле воин, если он посвятил все свои силы и помыслы только одной цели – борьбе с врагами. Из ужасного горя – гибели друзей, предательства товарища, страшной смерти беременной невесты – в главном герое Коле Плужникове и рождается тот самый боевой дух, о котором говорится в тексте Д. Гранина, и помогает в одиночку бороться с фашистами.

Об этом же боевом духе, заставляющем бороться и погибать, не дрогнув, мне кажется, говорится и в знаменитом стихотворении Константина Симонова «Родина»:

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.

Иногда великое чувство вырастает из чего-то совсем, казалось бы, небольшого и неважного – в данном случае из трех берез, памятных солдату. Именно в них сосредоточилась для него вся наша бескрайняя Родина.

Сочинение на тему «Святое море», «святое озеро», «святая вода» - так называли Байкал…»... (ВАРИАНТ 32)

Сколько уже сказано и написано о том, что надо беречь и любить нашу Землю, природу ее! И все, кажется, напрасно. Может быть, те, кто снова и снова стремится «поправить» природу и «улучшить» ее, просто не умеют читать? Или это равнодушные люди, которым недоступно понятие красоты?

Именно проблеме сохранения природных богатств, в данном случае Байкала, посвящает автор свое произведение. Великий русский писатель Валентин Распутин – один из тех, кто по праву может называться совестью нации – возвращается в мыслях в древние времена, когда Байкал казался людям чем-то мистическим, когда он своей красотой словно освещал все вокруг.

Валентин Григорьевич приводит слова Льва Толстого о том, что красота природы должна бы, кажется, удерживать человека от всего дурного, и комментирует их, указывая, что человек никогда не был достоин той красоты, которая его окружает.

Я согласен с В. Распутиным, что люди должны осознать свой долг перед природой и ответственность за ее будущее. Нам надо понять, что мы – разум Земли, а это значит не то, что можно делать что угодно ни с чем не считаясь, а то, что надо быть рачительными хозяевами и стараться сохранить всю ту красоту, все то богатство, которые нам достались.

Валентин Распутин посвятил немало произведений именно теме экологии, причем он понимал это слово очень широко, считая, что природа делает человека нравственнее и чище. Например, об отношениях человека с природой мы читаем в его повести «Прощание с Матёрой». Автор решительно не согласен с теми, кто ради технического прогресса и более удобной жизни готов затопить остров. На его стороне птицы и звери, Великий Листвень и Хозяин острова – маленький, как кошка, зверек. А против него – все те, кто готов ради своего удобства уничтожить целый остров – родину многих людей, животных и растений.

О безнравственности, к которой приводит наплевательское отношение к природе, говорится и в рассказе Е. Носова «Кукла». На фоне загрязнения реки, которая из величественной и красивой стала мелкой, скудной и вонючей, мелкими и грязными делаются и людские души. Можно закопать изуродованную какими-то негодяями куклу, но «всего не закопаешь», как говорит один из героев рассказа.

Каждый из нас может и должен делать что-то для родной природы: не лить зря воду, не бросать мусор, экономить электричество, покупать только необходимые продукты, вещи и гаджеты. Каждый из нас может сделать мир хоть немного чище и лучше.

Сочинение на тему «Весь день я провел в поисках пристанища в мертвом городе»... (ВАРИАНТ 33)

Музыка имеет огромную власть над душой человека. Она «прямо руками» берет наши сердца и делает их чище и добрее. Проблеме власти музыки над людскими душами и посвящен отрывок из произведения К. Г. Паустовского.

Автор уделяет много места описанию тяжелейших жизненных условий, в которых оказался главный герой, а затем и его новый знакомый – Денисов: ночевать приходилось в холодном классе, не было хлеба, весь день надо было где-то бродить, потому что днем в школе идут уроки.

И вот в такое время Денисов вдруг приводит странного юношу, который оказывается музыкантом. Его игра потрясает героя-рассказчика и всех, кто ее слышит. «Как стая трепещущих птиц ворвалась», - описывает Паустовский музыку, зазвучавшую вдруг в пустом школьном здании.

Затем Денисов рассказывает о том, как познакомился с этим музыкантом, как его приняли за диверсанта и хотели расстрелять, но, услышав его игру, один из красноармейцев сказал: «Нет никакой возможности, чтобы этот человек стрелял». Он понял, что так играть может только хороший человек.

Об этом говорится и в известном стихотворении Булата Окуджавы «Музыкант играл на скрипке». Автор его тоже рассуждает о воздействии музыки на человека и приходит к выводу, что она учит нас состраданию и взаимопониманию. Музыка «обжигает» душу человека, то есть заставляет ее чувствовать сильнее и тоньше.

А душа, уж это точно, ежели обожжена,
Справедливей, милосерднее и праведней она.

С другой стороны, я не вполне согласен с автором, потому что музыка не всех людей делает нравственнее. Например, в трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери» тоже поднимается эта тема. Моцарт высказывает мысль, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Но так ли это? Допустим, Сальери не гений, раз он способен на убийство, хотя Моцарт думает иначе. Однако он все-таки выдающийся музыкант и композитор. Но музыка не сделала его душу чище.

Человек может стать лучше, слушая музыку, если он готов становиться лучше. Но если он не хочет, то ничто не заставит его, даже самая красивая музыка!

Сочинение на тему «Самая большая ценность народа – его язык»... (ВАРИАНТ 34)

Язык человека и язык народа играют важную роль в жизни. Ведь на языке мы мыслим, следовательно, в нем проявляется наш менталитет. Именно проблеме значимости языка в жизни любого человека и нации в целом посвятил великий русский ученый Д. С. Лихачев свои рассуждения.

В качестве примеров, иллюстрирующих мысль о важности языка для народа, автор приводит высказывание И. С. Тургенева. Он рассуждает также об исторических факторах, повлиявших на богатство и лексическое многообразие нашего языка.

Автор считает, что богатство и красота русского языка и были главными факторами, которые привели к созданию величайшей русской литературы девятнадцатого века. Именно богатство и точность языка дают образованному человеку способность ясно и логично мыслить и воспринимать мир в его многообразии.

В романе Дж. Оруэлла «1984» тоже поднимается проблема языка нации. В обезличенном обществе существует некий «новояз», который подменяет собой нормальный язык, красивый и способный выразить мысли и чувства, которые кажутся излишними правителю государства. Так называемые книги в прямом смысле слова штампуют на производстве; добрые слова выживаются, заменяются предельно расплывчатыми и многозначными, которые скорее помогают не выражать, а запутывать мысль.

Противоположную ситуацию мы встречаем в повести В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана». Сын главной героини Иван чувствует, что главное, что он может противопоставить оболваниванию нации, - это язык, его историю и историю своей Родины. Это те самые корни, которые не дадут народу вовсе сгинуть под наплывом товарного оборота и нашествием «иноплеменных» торгашей.

Язык народа – это его главное достояние, то, что дает ему возможность самоопределения и выживания в мире.

Сочинение на тему «Как человек появляется на свет, как он растет в первые свои годы, как становится человеком – ему самому неведомо»... (ВАРИАНТ 35)

Память человека – это удивительнейший механизм, нечто, не поддающееся объяснению и даже осмыслению. Для чего нужна память, каково ее значение для человека – такую проблему ставит советский писатель Д. А. Гранин в своем тексте.

Автор, подчеркивая таинственность этого явления, рассуждает о том, что в человеческой памяти никогда не удерживаются самые важные для формирования личности первые три-четыре года жизни. Д. Гранин считает, что это не может быть случайным, что в такой забывчивости есть какой-то важный смысл.

А еще писатель приводит несколько примеров того, как Лев Толстой, Максим Горький, Михаил Зощенко создавали свои автобиографические произведения, что они могли разыскать в памяти из своих самых ранних лет.

Каждое воспоминание, которое хранится в нашей памяти, - это сокровище. И от того, каких воспоминаний у нас больше: добрых, светлых, радостных или мрачных, злых, мстительных – зависит наша жизнь, наше мировосприятие. Это важно, что человек хранит в сокровищнице своей души: счастливые минуты или старые обиды.

Память – это то, что отличает человека от животного. У Чингиза Айтматова в его романе «И дольше века длится день…» приведена легенда о манкуртах – людях, которых пытками лишили памяти. Они не отдают себе отчета в том, кто они такие, они добровольные рабы, потому что не понимают, что такое свобода, и даже не осознают себя людьми. Мне кажется, эту легенду надо понимать как притчу: человек, у которого отняли память, уже не совсем человек. Он сохраняет внешний вид человека, но теряет собственное я. То есть Ч. Айтматов тоже считал, что именно память формирует личность.

А Виктор Астафьев назвал свою книгу воспоминаний «Затеси». Затеси – это зарубки на деревьях, по которым в тайге люди находят свой дом. Я понимаю это название так, что писатель по своим воспоминаниям находил в этом мире самого себя. Ведь память – это корни, которые привязывают человека ко всему самому главному: к Родине, к детству, к своему народу.

Сочинение на тему «Кажется, я был в пятом классе, когда у нас появилось сразу несколько новых молодых учителей…»... (ВАРИАНТ 36)

Отношения между учителем и учениками часто складываются небезоблачно. Вот и в отрывке из произведения В. Г. Короленко мы видим такую ситуацию, когда ученики отнеслись к новому педагогу без почтения. Автор задается вопросом, как влияет личность учителя, его поведение на ребят, на их мировоззрение и поведение.

Писатель рисует портрет молодого преподавателя, так что легко можно представить, как мало уважения он вызвал своим видом и голосом у сорванцов. Понятно, что он казался мальчишкам смешным, подходящей мишенью для насмешек и грубостей.

Однако далее автор рассказывает, как развивались события, и становится ясно, что ребята поняли: не так важно, как человек выглядит и сколько ему лет. Важно, что он относится к окружающим с уважением, даже если они и не слишком его уважения достойны. Именно поэтому класс осудил грубость Заруцкого и искренне обрадовался, когда он извинился, а учитель легко и охотно принял извинения.

Я согласен с автором. От страха человек не делается нравственнее. Этого можно добиться только одним способом – показать добрый пример. Учитель Игнатович так и сделал. Он не стал жаловаться на класс, а понадеялся, что у ребят хватит решимости извиниться. И ученик, действительно, нашел в себе силы попросить прощения. Это заложило основу взаимопонимания и симпатии между педагогом и ребятами.

Во многих произведениях мы читаем о таких учителях, которые сумели научить своих учеников не только своему предмету, но и просто быть людьми. Например, в известном рассказе В. Распутина «Уроки французского» говорится об учительнице, которая научила мальчика быть честным и не бояться делать добро. Она пожертвовала своим добрым именем, профессией, репутацией ради того, чтобы ребенок не голодал и чтобы он не чувствовал себя униженным.

Настоящий подвиг совершил великий педагог и писатель Януш Корчак. Он мог спасти свою жизнь, ему предлагали побег, но он отправился на смерть вместе со своими учениками, потому что он не мог их бросить в эту ужасную минуту. Он погиб вместе с детьми в газовой камере.

Настоящий учитель тот, кто может научить человека быть лучше.

На каждую силу найдется другая сила. Когда человек полон злобы и обиды, не всегда выходит промолчать на его сквернословие. Иногда хочется ответить. Как же ответить, не выходя из себя и не опускаясь до уровня собеседника?

1. Чтобы разговаривать с Вами на одном уровне, мне надо лечь!..

2. Я не знаю, что вы едите за завтраком, но это реально действует! Интеллект стремится к нулю!

3. Только не надо вынимать наушники из ушей. Не дай Бог сквозняком застудишь мозг изнутри.

4. Мне пора к психологу? Нет, конечно, большое спасибо за дельный совет, но не стоит ровнять всех по себе.

5. Рот будешь открывать у стоматолога.

6. Чтобы меня шокировать, вам придется сказать что-нибудь умное.

7. Еще один гудок с твоей платформы и твой зубной состав тронется.

8.Чтоб ты свою свадьбу в «McDonalds» отмечал.

9. Если бы мне доставляло удовольствие общаться с cyкaми, у меня бы давно уже была собака.

10. Ума как у ракушки.

11. Глядя на вас начинаю понимать, что ничто человеческое Богу не чуждо. У него отличное чувство юмора.

12. Говорите, говорите… я всегда зеваю, когда мне интересно!

13. Украсил бы ты мир своим отсутствием, пока я грех на душу не взял!

14. Из положительных качеств у тебя только «резус-фактор».

15. Я живу напротив кладбища. Будешь выпендриваться-будешь жить напротив меня.

16. Это тебя все любят? А, ну, да, любовь же зла…

17. Да что бы тебе в бане чайной ложкой можно было прикрыться!

18. - Девушка, скучаете? - Не настолько…

19. Ваше право на собственное мнение еще не обязывает меня слушать бред.

20. - «спасибо» в карман не положишь. - в руках понесёшь!!!

21. Слышь, ты, розочка! Тюльпань отсюда, а то как загеоргиню, обсеренишься!

22. Я пришел к тебе с приветом, с утюгом и пистолетом

24. Лучше умно молчать, чем тупо говорить

25. Это набор слов, или мне нужно вдуматься?

26. Прости что не оправдал твои стереотипы

27. В некоторые головы мысли приходят умирать

28. Он: Мы пойдем к тебе или пойдем ко мне?
Она: Одновременно. Ты – к себе, а я – к себе.

29. Что, словесная нефтескважина иссякла?

30. Дурдом на выезде, психи на природе!

31. Что смотришь? Ты в музее что ли? Ща я тебе устрою культурное мероприятие в двух действиях без антракта! Дам затрещину – голова отлетит

32. А ты, что думаешь, что если на меня громче орать будешь, я буду тише слушать?

33. Ты сейчас у меня очки свои домой понесешь. В разных карманах.

34. Ваш стиль речи напоминает мне базарный говор далеких девяностых конца прошлого столетия.

35. И не надо смеяться! Смех без причины – это признак того, что человек либо идиот, либо хорошенькая девушка. Хочешь убедить меня во втором – для начала побрейся.

Как отвечать в конкретных ситуациях. Примеры!

1. Согласиться с оскорбляющим вас человеком. Классика:

– Да, ты круглый дурак и идиот!
– Да. У меня и справка есть! А по-твоему это очень умно доказывать что-то дураку?

– Ты просто дура!
– Согласна! Это от того, что постоянно приходиться разговаривать с дураками.

– Меня не устраивают твои ответы!
– Какие вопросы, такие и ответы!

– Да, я умнее всех вас вместе взятых!
– Конечно! Ведь у тебя ума палата. Еще бы сторожа к этому сарайчику…

2. Довести высказывание направленное в вашу сторону до абсурда:

– Эй, притормози!
– Не могу, тормоз должен быть один. (Нельзя, в нашей паре уже есть один тормоз!)

– Что ты делаешь?
– В штаны делаю.

– Ты, что меня сейчас разводишь?
– А ты сейчас кем себя считаешь пчелкой или кроликом?

3. Перевернуть негативное высказывание в позитивное:

– Ты – лошара!
– Если бы не лохи, где бы ты сам сейчас был?

– Одни идиоты вокруг!
– А тебе, что не обычно чувствовать себя умным?

– Что за телефон схватился, когда я с тобой разговариваю?!
– Я тоже предпочитаю говорить с умными людьми!

4. Давите человеку “на слабо”. Ведь никто не любит чувствовать себя слабаком:

– Что-то ты как-то хреново танцуешь..
– Я не танцую, я просто убираю ноги, чтобы ты мне из не отдавил…(А знаешь, как я классно крестиком вышиваю!)

– Что ты вякаешь?
– Странно, а другим моя речь нравиться… У тебя что, нет чувства прекрасного, или проблемы со слухом?

– Умную из себя строишь?
– А у тебя проблемы в общении с умными?

5. Чего ты хочешь?

– Ну, и что ты притих?
– А ты что, уже хотел к этому времени на стол к хирургу попасть?

– Ну, и кто тут смелый?
– Ты так разговариваешь со мной, как– будто у тебя абонемент в травмпункт пропадает.

– Ты простая домохозяйка!
– А ты бы хотел чтобы я была валютной проституткой?

С хамством нужно бороться! Если, когда Вам хамят, хочется заплакать - значит собеседник добился своего. Самоутвердился за Ваш счет и подкрепился немалой долей Вашей энергии! Не поощряйте такое поведение ни в коем случае!