Вечер, посвященный юбилею сергея довлатова. Поучаствовать в публичных чтениях

В августе писателю Сергею Довлатову (1941-1990) исполнилось бы 70 лет. Его называют одним из самых читаемых в современной России. Общий тираж книг Довлатова, вышедших с начала девяностых - больше миллиона. Но мало кто из этого огромного числа поклонников писателя знает, насколько сложным и неоднозначным был Сергей Довлатов в личной жизни.

"Он берет в плен с первой строчки"

Близко знавший Довлатова литературовед А. Генис объясняет его успех так: "Довлатов всегда стремился именно к этому - обрести массового читателя. Он был искренне убежден, что пишет книги для всех, что только такие книги и стоит писать. Он не доверял эзотерическому творчеству, морщился, встречая заумь, невнятицу, темное многословие в чужом тексте. Жестоко высмеивал интеллектуальный снобизм, писал предельно просто".

"В его предложении, - продолжает Генис, - слова крутятся до тех пор, пока они с чуть слышным щелчком не встают на свое место. Зато их потом оттуда уже не вытрясешь..."
"Зона", "Заповедник", "Чемодан", "Наши", "Компромисс", "Ремесло", "Иностранка", "Филиал"...
Остроумный, глубокий, неожиданный, Довлатов берет в плен с первой строчки и не отпускает до последнего любого читателя - пожилого, молодого, начинающего или умудренного опытом. Между тем слава пришла к нему поздно, после сорока лет, и не в России, а в Америке, куда он вынужденно эмигрировал в 1978 году. Он не хотел уезжать, говорил: "Это моя родина, что бы здесь ни происходило, это мой язык, моя культура, моя литература. Я хочу жить здесь". Но многочисленные попытки напечататься закончились практически ничем. Другого выхода не было.

Главный секрет Довлатова , наверное, в том, что он имел мужество не подражать никому ни в литературе, ни в жизни. Прошел путь, часто непонятный другим, тяжелый, зато свой собственный. "Буря в душе у писателя может быть и при внешне спокойной жизни. Но Довлатов таких "половинчатых решений" не признавал - у него все всегда было "по полной", включая, увы, и полные стаканы", - объяснял нетривиальное поведение Довлатова еще один его товарищ - А. Арьев.

Успех и слава в какой-то степени оправдывают и даже списывают житейские грехи, но разве что в глазах публики. Близким все равно приходится жить не с книгами, а с их автором, с его характером и ежедневными поступками. Надо быть, что называется, "очень хорошим человеком", чтобы до "оправдания славой" оценить и понять столь нелегкого спутника, как Довлатов. Таким хорошим человеком, другом, любимой женщиной, матерью его ребенка стала для Довлатова Тамара Николаевна Зибунова, или, как ее называют, таллинская жена Довлатова.

Три года в Эстонии

Тамара Николаевна - скромная женщина, она все так же живет в Таллине, их общая с Сергеем дочь Саша выросла, работает редактором в Москве. Несмотря на то, что совместная жизнь Тамары и Сергея продолжалась всего три года (1972-1975), мысленно Зибунова не рассталась с ним до сих пор. "Вроде бы все это пережито, из другой жизни, - говорит она, - но взяв в руки его письмо, я начинаю волноваться и тревожиться. Комок подступает к горлу, и я сама не могу понять почему... Все это случилось, конечно же, после его смерти. Как будто какие-то другие у нас с ним стали отношения, более глубинные. Мы были очень близкими друзьями".

Ко времени встречи с Зибуновой Довлатов был женат, росла дочь Катя. Отъезд в Таллин был продиктован желанием напечататься в Эстонии, казалось, там это будет сделать легче. Телефон Тамары Довлатов записал на какой-то ленинградской вечеринке, но прошло несколько месяцев, прежде чем в ее квартире раздался звонок: "Первые два телефона не отвечали, а мой ответил. Договариваясь о ночевке, он сказал: "Тамара, только не пугайтесь, когда меня увидите. Я большой, черный, с усами. Похож на торговца урюком с базара!"

Так все и началось.

"Съезжать от меня он не собирался. Решил ухаживать. Через полтора месяца я поняла, что надо либо вызывать милицию, чтобы его выселить, либо сдаться". Но так как за это время жилец стал девушке небезразличен, она предпочла второе.

То, как складывалась дальше "общественная жизнь" Довлатова в Таллине, описано в его книге "Компромисс". Он работал корреспондентом в газете "Советская Эстония", писал блестящие материалы, пытался опубликовать рассказы в "Юности". В те времена, чтобы прошел один "настоящий", дорогой автору рассказ, к нему паровозиком надо было прицепить другой, конъюнктурный. Довлатов такой рассказ - о рабочем классе - написал. Вот его и опубликовали, оставив второй за бортом. Тем не менее гонорар был выслан. Рассказ Тамары Николаевны о дальнейшем хорошо передает атмосферу ее жизни с Довлатовым.

"Вечером Сергей дома не объявился. Только позвонил:

Почему не забрала у меня деньги? Мне же пришлось поставить на службе. Ну и продолжить! Хочешь, приезжай!

Но я не хотела. Дня через два он объявился в конце рабочего дня у меня на работе. С повинной:

Томушка, милая! Я почти все прогулял... Осталось только 50 рублей. Мы даже тебе ничего не купили... Давай пойдем что-нибудь купим. И на ужин. Мне обязательно надо 150 грамм водки. А то умру... Ты же этого не хочешь? - Нет, Сергуня, мы пойдем в универмаг и купим Мане (Маней он звал за глаза мою мать) пылесос. Она нас накормит. И тебя опохмелит на радостях.

И мы пошли в таллинский каубамая (дом торговли, центральный универмаг). Пылесосы стоили от 29 до 49 рублей. Я предложила купить самый дорогой (он же лучший). А оставшийся рубль потратить на такси. СД испуганно:

А если не опохмелит?
- Обязательно опохмелит!
Всю дорогу очень волновался. Но там прослезились. Накормили. Бутылку поставили. Да еще с собой еды дали. И по-моему, денег. Пылесос работает до сих пор".

Через некоторое время, несмотря на то что Тамара вот-вот должна была родить, Довлатов был вынужден покинуть Таллин, где тираж обещанной книги был рассыпан и начались трудности с работой.

Три года он писал Тамаре, мучился тем, что посылает мало денег на дочку.

"Мне стыдно, что я расстался с тобой как уголовник. И все-таки не надо обвинять меня. Библейский разговор на тему вины привел бы к излишнему нагромождению доводов, упреков, красноречия. Нам все известно. Мы знаем друг друга. Конечно, я чудовище. А кто отчитается передо мной? Кто виноват в том, что моя единственная, глубокая, чистая страсть уничтожается всеми лицами, институтами и органами большого государства? Как же я из толстого, пугливого мальчика, а затем романтически влюбленного юноши превратился в алкоголика и хулигана? В общем, это будет длинно... Мне очень, очень плохо. Люблю всех моих детей, всех моих жен, врагов, и вы меня простите".

Больше они не виделись никогда, хотя помнили друг о друге. "Это был очень интересный период моей жизни, - говорит Тамара Николаевна. - СД меня во многом развратил. После него все мужики казались постными, скучными. Без изюминки. Без куража.

Описать все это трудно. Мое физ.-мат. образование требует точности описания предмета. Это была жизнь, в которой были радость и горести, предательство и дружба, любовь и грязь. Но это моя жизнь, которую я люблю..."

Сергей Довлатов.
Фото: www.liveinternet.ru

«Многие думают: чтобы быть услышанными, надо выступать хором. Ясно, что это не так. Только одинокие голоса мы слышим. Только солисты внушают доверие».

– Сергей Довлатов

Он прожил в Нью-Йорке 12 лет. Нью-Йорк принял Довлатова – именно здесь к нему пришел успех, здесь он писал, оттачивал мастерство, публиковал книги, создал свою газету и стал знаменит. Улица, на которой он жил, названа в его честь, на его доме вот-вот появится мемориальная доска. Нью-Йорк – город Довлатова, это очевидно.

Сказать, что писателя помнят, как-то даже нелепо – он наш современник, он неотъемлемая часть жизни, – он понимает нас, а мы понимаем его. Близкие или даже просто знакомые Довлатову люди с ним как будто и не расставались. Они продолжают вести с Сергеем свой личный разговор, часто спорят, отыскивая доказательства то его, то своей правоты, иногда обижаются, часто сокрушаются, что не могут услышать его ответ или получить свойственный ему ироничный, порой колкий, но всегда очень дельный ответ.

Много прекрасных мероприятий в честь Довлатова было проведено в различных городах мира. Нью-йоркский журнал Elegant New York также организовал замечательный вечер памяти Сергея Довлатова, состоявшийся 2 ноября в Гринвич-Виллидж в джазовом клубе Zinc Bar.

На вечере 2 ноября, посвященном 75-летнему юбилею Сергея Довлатова, все места были забронированы задолго до назначенной даты. Но людей все равно пришло больше, чем мог вместить зал этого джаз-клуба, где проходила встреча с вдовой писателя Еленой, дочерью Катериной и его друзьями: театральным критиком и фотографом Ниной Аловерт, фотографом Марком Серманом, журналистом и переводчиком Ланой Форд-Федоровой. На вечере присутствовала и сестра писателя Ксана Мечик-Бланк.

В этот вечер за столиками сидели и пожилые люди – те, кто знал Довлатова, и те, кто годился им во внуки. Довлатов объединяет всех.

Начала вечер Елена рассказом о муже — о том, что Сергей Донатович заранее готовился к своему полувековому юбилею, мечтал издать сборник рассказов к этой дате. А получилось так, что он не дожил и до 49 лет. Книга, которая должна была выйти, ушла в печать в Советском Союзе, название ее там потерялось, и вышла она без названия, просто под фамилией автора: Сергей Довлатов.

Вот так. Говорят, сейчас она – библиографическая редкость.

Совсем недавно в Санкт-Петербурге состоялось открытие памятника писателю. О том, как это происходило, рассказал Марк Серман, который ездил туда вместе с Еленой и Катериной Довлатовыми и Ниной Аловерт. Рассказал, как трудно принималось решение об установке памятника, как на церемонию открытия шли и шли люди, пока не собралась многотысячная толпа.

На стенах были развешены фотографии сделанные Ниной Аловерт, Марком Серманом и Ланой Форд, многие из которых получили всемирную известность. Часть экспозиции была представлена зрителям впервые. Но сейчас, спустя годы, все эти снимки представляют безусловную культурную и историческую ценность.

Вот Довлатов вместе с писателем Виктором Некрасовым, вот он с маленьким сыном Колей, завернутым после купания в большое белое полотенце. Глаза у Довлатова прикрыты. «От нежности», – объясняет нам автор снимка Лана Форд. А вот знаменитая фотография Нины Аловерт – большой, грустный мужчина сидит, скрестив ноги, на полу в углу комнаты, в пиджаке и почему-то в перчатках. Оказывается, в тот день редакция «Русского американца» переезжала в другой офис. Довлатов, чтобы было удобнее таскать вещи, надел перчатки. Нина сфотографировала его на полу кабинета, где на тот момент не было еще ничего. И вот такой, казалось бы, случайный снимок стал фото-шедевром.

О самой редакции, о том, как начиналась работа там, как пришла туда она сама, рассказала Лана. Форд-Федорова – коллега и друг семьи Довлатовых. От нее мы узнали историю знаменитой фразы: «Если вам удалось убедить “человека с ружьем“, читатель вам поверит». Когда в рабочую комнату врывается наркоман и с пистолетом в руках требует денег, молодая женщина может упасть в обморок или начать кричать и звать на помощь. Но Лана знала, что кричать бесполезно, в редакции она была в тот день одна. Она отдала свои собственные деньги, потому что других в редакции не было – $30, а потом начала с тем парнем говорить, рассказывать ему о газете, о том, почему на стенах висят детские рисунки и как журналисты зарабатывают на жизнь. Дело кончилось тем, что деньги она получила назад.

После этого случая Довлатов предложил Лане начать самостоятельно писать: «Если вам удалось убедить «человека с ружьем», читатель вам поверит».

Зрители еще долго не расходились. Кто-то смотрел фотографии, кто-то вспоминал прошлое, ведь большинство из тех, кто помнит Довлатова, знакомы много лет.

Вечер прошел блестяще. Атмосфера была душевная, непринужденная, настроение, как и должно было быть на дне рождения, приподнятое и веселое – думаем, что и самому Сергею Довлатову такой праздник понравился бы.

Этот осенне-зимний сезон русскоязычного Нью-Йорка пополнился новым интересным проектом для всех любителей литературы, музыки и живописи— программой Art Nights at Zinc Bar. Проект предполагает организацию самых различных встреч с интересными людьми, художественных и фотовыставок, концертов, литературных чтений и совместного празднования памятных дат.

Следующий вечер из цикла запланирован на 21 декабря. Уже сейчас готовится вечеринка-концерт с участием бардов, поэтов, артистов и, конечно, джазового коллектива под управлением Валерия Пономарева. «Это будет большой предновогодний праздник для наших читателей и гостей!», — отмечает организатор цикла Татьяна Бородина.

Сергей Довлатов - один из самых популярных и читаемых писателей конца ХХ - начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах.

Двойственность прозы Довлатова – смешная и печальная – любима многими. И так получилось, что к юбилею Сергея Довлатова рассказы о жизни Довлатова и его творчестве подготовили два библиотекаря: Нина Кондрашина, заведующая библиотекой №10 и Татьяна Котова, библиотекарь библиотеки №32 им. М.Горького.

Итак,

Жизнь стала сюжетом. К 75-летию Сергея Довлатова

Писать о жизни писателя Сергея Довлатова с одной стороны сложно, так как нет обширного жизнеописания, а с другой стороны легко тем, что многие свои произведения автор пишет от первого лица и делится своими воспоминаниями о жизненном пути и творческой реализации.

«Толстый, застенчивый мальчик… бедность… Мать самокритично бросила театр и работает корректором…

Школа…

Чёрные дворы… зарождающая тяга к плебсу…Мечты о силе и бесстрашии… Похороны дохлой кошки за сараями…Моя надгробная речь, вызвавшая слёзы… Я умею говорить, рассказывать…

Бесконечные двойки… неуклюжие эпиграммы…

Первые рассказы публикуются в детском журнале «Костёр»…

Аттестат зрелости… Производственный стаж… Типография имени Володарского… Сигареты, вино и мужские разговоры…

Университет имени Жданова. Филфак… Прогулы… Студенческие литературные упражнения…

1960 год. Новый творческий подъём. Рассказы, пошлые до крайности. Тема – одиночество.

Уход из университета… Выгнали за неуспеваемость…Повестка из военкомата.

Затем меня призвали в армию. И я попал в конвойную охрану. Очевидно, мне суждено было побывать в аду». (Из повести «Ремесло»).

Последующие события в охране исправительных колоний описаны Довлатовым в «Записках надзирателя «Зона».

«Полицейские и воры чрезвычайно напоминают друг друга. Язык, образ мыслей, фольклор, эстетические каноны, нравственные установки. Таков результат обоюдного влияния. По обе стороны колючей проволоки – единый и жестокий мир. Соотношение добра и зла, горя и радости – оставалось неизменным. У меня началось раздвоение личности. Жизнь превратилась в сюжет. Это я попытался выразить».

Довлатову очень трудно было опубликовать эту книгу, равно как и другие. Лагерная тема после Солженицына была исчерпана. Последующие другие произведения казались критикам незначительными. Но главной причиной отказов было несоответствие правилам социалистического реализма. Довлатов посредством сюжета выражал абсурд советской жизни. На литературных страницах этой эпохи воспевалась «широка страна моя родная», на страницах Довлатова – обыденная повседневная жизнь-рутина, полная хаоса и ненормальности. В полной мере это выразилось в повести «Компромисс». Сюжет рассекается на две половинки: что было в реале и что должно быть в прессе.

В «Компромиссе десятом» писатель описывает своё появление в Таллине в квартире заочно знакомого человека.

«Мы поздоровались. Я неловко и сбивчиво объяснил, в чём дело.

Буш улыбнулся и неожиданно заговорил певучими стихами:

– Входи, полночный гость! Чулан к твоим услугам. Кофейник на плите. В шкафу голландский сыр. Ты братом станешь мне, Галине станешь другом. Люби её как мать, люби её как сын. Пускай кругом бардак…

– Есть свадкие бувочки! – вмешалась Галина.

Буш прервал её мягким, но величественным жестом:

– Пускай кругом бардак – есть худшие напасти! Пусть дует из окна. Пусть грязен наш сортир… зато и это факт – тут нет советской власти. Свобода – мой девиз, мой фетиш, мой кумир!

Нормальный человек бросил меня в полном одиночестве. А ненормальный предлагает кофе, дружбу и чулан…

Я напрягся и выговорил:

– Быть вашим гостем чрезвычайно лестно. От всей души спасибо за приют. Тем более, что как давно известно, все остальные на меня плюют…»

С сентября 1972 до марта 1975 года прожил в Эстонской ССР. Для получения таллинской прописки около двух месяцев работал кочегаром в котельной, одновременно являясь внештатным корреспондентом газеты «Советская Эстония».

Погружение в гущу народной жизни при устройстве кочегаром в одном из «компромиссов» автор описывает так:

« – Люди нужны – сказал диспетчер – идёмте со мной.

Мы остановились около левого котла

- «Устройство, - сказал Цуриков, - на редкость примитивное. Топки, колосники, поддувало…

Цуриков подвёл нас к ребятам и сказал – Надеюсь, вы поладите. Хотя публика у нас довольно своеобразная. Олешка, например, буддист. Последователь школы «дзен». Ищет успокоения в монастыре собственного духа… Худ – живописец, левое крыло мирового авангарда. Работает в традициях метафизического синтетизма. Рисует преимущественно тару – ящики, банки, чехлы…

Цикл называется «Мёртвые истины», шёпотом пояснил Худ, багровый от смущения.

Цуриков продолжал:

Ну, а я – человек простой. Занимаюсь в свободное время теорией музыки. Кстати, что вы думаете о политональных наложениях у Бриттена?»

Позже Довлатов был принят на работу в выпускавшуюся Эстонским морским пароходством еженедельную газету «Моряк Эстонии», занимал должность ответственного секретаря. Являлся внештатным сотрудником городской газеты «Вечерний Таллинн». Летом 1972 года несостоявшийся писатель работает в отделе информации газеты «Советская Эстония». Набор его первой книги «Пять углов» был уничтожен по указаниюКГБ Эстонской ССР . Его по-прежнему не печатали.

Попытки публиковать свои рассказы в журналах заканчивались неизменными фразами «Тем не менее рассказы приходится возвратить…», «В силу известных причин рассказы отклоняем». Писатель Довлатов к изданию допущен не был: слишком много правды. Все противоречия советского уклада отчётливо представлены в его цикле рассказов «Чемодан». Много юмора, и тем не мене хочется сказать «Было бы смешно, если б не было так грустно».

«С тревожным чувством берусь я за перо. Кого интересуют признания литературного неудачника? Что поучительного в его исповеди?

Да и жизнь моя лишена трагизма. Я абсолютно здоров. У меня есть любящая родня. Мне всегда готовы предоставить работу, которая обеспечит нормальное биологическое существование.

Я дважды был женат, и оба раза счастливо.

Так почему же я ощущаю себя на грани физической катастрофы? Откуда у меня чувство безнадёжной жизненной непригодности».

Работа экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом вышла на страницы повести «Заповедник». Опять горькая правда жизни, неприукрашенная советская действительность. Журналы отвергали его произведения. Лишь рассказ на производственную тему «Интервью» был опубликован в 1974 году в журнале «Юность».

Как и другие непризнанные авторы, Довлатов публиковался всамиздате . А за издание в эмигрантских журналах «Континент », «Время и мы »и был исключен из Союза журналистов СССР и уволен с работы.

«Тринадцать лет назад я взялся за перо. Написал роман, семь повестей и четыреста коротких вещей (на ощупь – побольше, чем Гоголь!) Я убеждён, что мы с Гоголем обладаем равными авторскими правами. Правом обнародовать написанное.

За что же моя рядовая, честная, единственная склонность подавляется бесчисленными органами, лицами, институтами великого государства?!

«Началась форменная травля. Я обвинялся по 3 статьям уголовного кодекса. Тунеядство, неповиновение властям, «иное холодное оружие».

Все три обвинения были липовые».

В 1975 году Довлатов вернулся в Ленинград. Трудился в журнале «Костёр ».

В 1978 году из-за преследования властей он эмигрировал из СССР, вскоре поселился в Нью-Йорке , где стал главным редактором еженедельной газеты « Новый американец ». Газета быстро завоевала популярность в эмигрантской среде. Одна за другой выходили книги его прозы. К середине 1980 годов писатель добился большого читательского успеха, печатался в престижных журналах « Partisan Review » и « The New Yorker ».

«Десятилетиями мы жили в условиях тотальной несвободы. Мы были сплющены наподобие камбалы грузом всяческих запретов. И вдруг нас подхватил разрывающий легкие ураган свободы». (Цикл «На литературные темы»)

Сергей Довлатов умер 24 августа 1990 года в Нью-Йорке от сердечной недостаточности.

Издаются и переиздаются его сборники и в России и читаются с удовольствием, порождая иногда лёгкую грусть, но чаще хорошее настроение.

Читаю и бесконечно перечитываю его повести «Филиал» и «Иностранка», «Наши» и «Марш одиноких». Зачитана «до дыр» книга рассказов «Виноград», «Креповые финские носки», «Зимняя шапка», «Старый петух, запечённый в глине». Хулиганистые, лёгкие, с потрясающим чувством юмора…

«Не я выбрал эту женственную, крикливую, мученическую тяжкую профессию. Она сама меня выбрала. И теперь уже некуда деться.

Вы дочитываете последнюю страницу, я раскрываю новую тетрадь…»

Сергей Довлатов.

Нина Кондрашина, заведующая библиотекой №10

К юбилею писателя Сергея Довлатова в библиотеке им М.Горького оформлена выставка «В окрестностях Довлатова» .

3 сентября 2016 года исполнилось бы 75 лет знаменитому писателю Сергею Довлатову.

Сергей Донатович Довлатов – писатель-диссидент, журналист, представитель «третьей волны» русской эмиграции.

Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Увы, он умер как раз в ту минуту, когда слава подошла к его изголовью.

Довлатов говорил, что похожим ему хочется быть только на Чехова. Его художественная мысль проста – рассказать, как странно живут люди – то печально смеясь, то смешно печалясь. В его книгах нет праведников, потому что в них нет злодеев. Писатель знает: и рай и ад – внутри нас самих.

Сергей Довлатов родился 3 сентября 1941 года в городе Уфе, куда его семья была эвакуирована из Ленинграда. Семья была типично интернациональной. Его отец, Донат Исаакович Млечик, еврей по национальности, был режиссером-постановщиком в театре. Мать Довлатова, Нора Сергеевна - армянка - работала литературным корректором.

После возвращения в Ленинград отец покинул семью и большого участия в судьбе сына не принимал, ограничивался небольшой перепиской.

После школы Довлатов поступил в Ленинградский государственный университет на факультет иностранных языков. Там он подружился с молодыми ленинградскими поэтами Иосифом Бродским, Евгением Рейном, Анатолием Нойманом. Но со второго курса Сергей был отчислен за неуспеваемость и призван в армию.

Он отслужил три года во внутренних войсках, охранником исправительных колоний на севере Коми АССР. Он был надзирателем и видел ужасы и дикость мира, в котором оказался. Впоследствии он написал книгу «Зона: записки надзирателя».

Довлатовская «Зона» - это четырнадцать эпизодов из жизни зеков и их надзирателей. Это истории сосуществования людей за колючей проволокой, рассказанные просто и с юмором.

Довлатову были интересны простые люди и ситуации, в которых они оказывались, причем он легко вел повествование и никогда не давал оценок поступкам своих героев: охранник и заключенный, злодей и праведник они равны в его глазах. Довлатов не учил, как жить, он показывал жизнь, какая она есть.

После армии он поступает, в тот же ЛГУ, но уже на факультет журналистики, одновременно подрабатывает журналистом в одной из многотиражек, заводит знакомства среди литераторов и журналистов и все это время пишет рассказы.

В этот период он знакомится со своей будущей супругой Еленой.

Говорят, он никогда не реализовал бы себя, если бы не вторая жена – Елена. Замкнутая и молчаливая, она обладала мужским характером, которого не хватало самому Довлатову. Хотя он пишет, что жена нисколько не интересовалась его прозой, именно она своими руками набрала на печатной машинке полное собрание его сочинений. Сергею было достаточно одного движения Лениных бровей, чтобы понять: рассказ нужно переделать. Именно она, утверждают знакомые семьи, принимала все важные решения в его жизни.

В 1972 году после ссор и разлада в семье, Довлатов уехал в Таллинн, где работал корреспондентом таллиннской газеты «Советская Эстония».

Истории из журналистской практики, составили позднее книгу «Компромисс». Книга состоит из 12 новелл, в которых описывается закулисная жизнь советской газеты. Приукрашенные журналистские материалы не имеют ничего общего с действительностью. Довлатов уводит читателя за кулисы, показывая, что скрывается за внешним благополучием газетных репортажей, обманчивым фасадом. Книга смешная, ироничная, но в то же время грустная, как и все «довлатовские» произведения, в которых переплетается трагическое и комическое, абсурдное и смешное.

В 1976-м он вернулся в Ленинград, писал прозу, но из многочисленных попыток напечататься в советских журналах ничего не вышло. Набор его первой книги был уничтожен по распоряжению КГБ. С конца 60-х Довлатов публикуется в самиздате, а в 1976 году некоторые его рассказы были опубликованы на Западе в журналах «Континент», «Время и мы», за что писатель был исключен из Союза журналистов СССР.

«Заповедник» – одна из лучших книг Сергея Довлатова, в которой он развивает свою излюбленную тему лишнего человека, которым он считал и самого себя.

В книге описывается трудный период его жизни, последний отрезок перед эмиграцией.

В 1978 году вслед за женой и дочерью Довлатов эмигрировал в Вену, а затем переселился в Нью-Йорк, где стал одним из создателей русскоязычной газеты «Новый американец», с 1980-го по 1982-й был ее главным редактором.

Когда Довлатова спросили, почему он иммигрировал в США, он ответил: «Я не был диссидентом, я всего лишь писал рассказы, которые никто не хотел печатать».

В Америке проза Довлатова получила признание, публиковалась в американских газетах и журналах. Одна за другой выходили его книги: «Зона», «Невидимая книга», «Соло на ундервуде: Записные книжки», «Компромисс», «Заповедник», «Наши» и другие. За двенадцать лет жизни в эмиграции он издал 12 книг, которые выходили в США и Европе, Довлатов стал вторым после Владимира Набокова русским писателем, печатавшимся в журнале «Нью-Йоркер». В СССР же его знали лишь по самиздату и авторской передаче на радио «Свобода».

Довлатов был замечательным рассказчиком, он умел рассказать просто, лаконично, с юмором. Сборник рассказов «Чемодан» вышедший в 1986 году, посвящен ленинградской молодости писателя.

В центре книги – обыкновенный потрепанный чемодан, с которым эмигрант Довлатов покинул родину. Открыв его через несколько месяцев скитаний и перебирая вещи, герой вспоминает какую-нибудь драматическую, смешную или нелепую историю, связанную с каждой вещью, находящейся в чемодане.

В 1985 году вышла его повесть «Ремесло» состоящая из двух частей.

Часть первая «Невидимая книга» и часть вторая «Невидимая газета» - это история двух попыток создать на родине книгу и создать в США эмигрантскую газету.

Довлатов – минималист, мастер сверхкраткой формы: это рассказ, анекдот, афоризм, бытовая зарисовка. Например, его произведение «Соло на ундервуде». В нем нет сюжета, нет персонажей, это лишь обрывки разных судеб, записные книжки о жизни, которая когда-то была в Советском Союзе, написанные с юмором, сарказмом и самоиронией.

Сергей Довлатов умер в Нью-Йорке от сердечной недостаточности – прямо в машине скорой помощи по дороге в больницу. Ему было 49 лет. Похоронили писателя на кладбище «Маунт Хеброн».

Через пять дней после смерти Сергея Довлатова в России была сдана в набор его книга «Заповедник», ставшая первым значительным произведения писателя, изданным на родине.

Теперь Сергей Довлатов известный и любимый читателями прозаик. Его книги продаются огромными тиражами, его проза переведена на многие языки мира, его изучают в школе.

В честь его учреждена литературная Довлатовская премия, вручаемая журналом «Звезда». Недавно в Нью-Йорке появилась улица, названная в его честь. Его экранизируют. В 1992 году по мотивам рассказов из цикла «Зона: Записки надзирателя» вышли телевизионный фильм «По прямой» и лента «Комедия строгого режима» с Виктором Сухоруковым в главной роли.

Режиссер Станислав Говорухин снял фильм «Конец прекрасной эпохи» по мотивам сборника «Компромисс». В Петербурге начались съемки фильма Алексея Германа-младшего о Сергее Довлатове, основанного на его биографии. Завершить съемки планируют в 2017 году.

В его записных книжках есть удивительная заметка: «Все интересуются, что будет после смерти? После смерти – начинается история». Сергей Довлатов не был литературным авторитетом, но он был и есть любимец читательской публики, самый читаемый автор последнего десятилетия.

Все эти книги вы можете взять в нашей библиотеке им М.Горького:

Довлатов С. Чемодан – СПб.: Азбука-классика, 2009

О Довлатове: статьи, рецензии, воспоминания – Нью-Йорк–Тверь: Другие берега, 2001

Генис А. Довлатов и окрестности – М.: Астрель, 2011

Рейн Е. Мне скучно без Довлатова – СПб.: Лимбус Пресс, 1997

Исполняется 70 лет со дня рождения писателя и журналиста Сергея Довлатова. В советское время его не публиковали, но армия читателей росла год от года благодаря самиздату. В конце 70-х он уехал за границу, жил в Австрии, затем в США. В Санкт-Петербурге, где учился и работал писатель, открылась выставка, приуроченная к юбилею. А в Псковской области готовят экскурсии по довлатовским местам.

Репортаж корреспондента НТВ Николая Булкина .

С журналистом Михаилом Рогинским идем вдоль парка культуры имени Сергея Довлатова. На выставке, посвященной писателю, так предлагают окунуться в его рассказы. Михаилу Рогинскому это не нужно, он и так уже на страницах довлатовских книг.

Михаил Рогинский , писатель, издатель: «Черты мои он правильно совершенно увидел».

Михаил Рогинский — это Миша Шаблинский из «Комромисса». Будни сотрудников газеты «Советская Эстония» корреспондент Сергей Довлатов описал в знаменитом цикле рассказов. Шаблинский — друг-ловелас с хорошим чувством юмора.

Михаил Рогинский , писатель, издатель: «Конечно, он писал там добротные информации, за серьезные материалы он и не садился. Понять нужно, что он берег для себя, для книги».

Газета «Советская Эстония» и «Компромисс» — лишь эпизод в жизни писателя. Были еще ленинградские издания, работа экскурсоводом в «Пушкинских горах», преследование официальных властей и эмиграция в Америку. И, конечно, сотни других книг, которые в СССР не пропускала цензура, но запоем читали благодаря . Его потом назовут последним рассказчиком страны. Неудивительно, что везде, где жил писатель, можно встретить того, о ком он так иронично рассказывал.

Толик , житель деревни Березино: «Ну, немножко приукрашен, но все совпадает».

Тот самый Толик из повести «Заповедник». Там, где в 77-м году Довлатов водил экскурсии по пушкинским местам, туристам теперь могут предложить пройтись и . Здесь, конечно, все живет и дышит Пушкиным, но один покосивший домик давно называют домиком Довлатова.

Экскурсовод : «Собственно, здесь будет располагаться кровать Михаила Ивановича. Насколько понятно из рассказов Довлатова, артефактов было немного: бензопила „Дружба“, радио, телевизор».

Дом по описаниям все такой же: крыша местами провалилась, треснувшие стекла, бесчисленные щели, через которые в дом приходили собаки. Новые владельцы хотят его отремонтировать, чтобы все вроде и осталось по довлатовскому тексту, но чтобы не развалился совсем.

К 70-летию писателя отремонтировать не получилось, дом для экскурсантов откроют позже. Но уже сейчас пушкинисты о Довлатове.

Виктор Никифоров , методист историко-краеведческого отдела: «Открываю комнату, а там сидят наши экскурсоводы, посередине стоит чемодан, на нем два носка и Сергей Донатович. Я еще не знал, кто это такой. Он рассказывает, как приобрел свое драгоценное имущество. Ну и все, конечно, хохочут, и я хохочу».

Экскурсии теперь водят и по улице Рубинштейна в Петербурге, где также жил писатель. Там и сегодня любой из прохожих мог бы стать героем его рассказа. Двор не так давно украсили черно-белым граффити. На стене нарисовали печатную машинку «Ундервуд». Свои соло на «Ундервуде» Довлатов исполнял в коммунальной квартире. Там сейчас не музей, а как была коммуналка, так и осталась. И это, кажется, по-довлатовски.

Сегодня - День Д. Это день рождения Сергея Довлатова. Писателю должно было бы исполниться 75 лет. Он умер в Нью-Йорке, в эмиграции, когда ему было всего 48, от сердечного приступа. Но у бога добавки не просят. Это его афоризм, один из многих его замечательных афоризмов. И сегодня все поклонники Сергея Довлатова с легким сердцем празднуют юбилей писателя. Главные события - в Петербурге, там, где Довлатов прожил большую часть жизни. В Питере в этот уикенд - общегородской праздник.

Именно так устроители фестиваля в честь Сергея Довлатова называют череду памятных мероприятий. Это и фильмы про Довлатова, и экскурсии по местам, где он жил, где бывал, это квесты, и открытые чтения. В музее современного искусства «Эрарта» - выставка фотографий Нины Аловерт. Она, тоже эмигрантка, была, можно сказать, бытописательницей Довлатова в его последние годы. Как вспоминает историк Лев Лурье, когда Аловерт, вернувшись в 1989-м году из СССР, рассказала Довлатову, какой славой он пользуется в народе, тот ответил: «Поздно, Нина, поздно».

Вот тут он ошибся. У его славы не может быть срока. Потому что был он совершенно безыдейным писателем, в текстах которого вообще нет ничего особо важного, просто жизнь, как сказал о нём коллега Александр Генис: «Жизнь, неприкрытая умыслом, во всей своей наготе».

«Порядочный человек тот, кто делает гадости без удовольствия». Наверняка сказано об одном из тех, кто когда-то поднимался в квартиру Довлатова по этой черной лестнице. Она ведет из двора-колодца на улице Рубинштейна, тут проходили многие герои и друзья Довлатова. Ленинградский литературный круг был узким. Поэт Евгений Рейн и Сергей Довлатов жили на одной улице. С писателем Андреем Арьевым учились на одном филфаке - и одинаково смотрели на то, как нужно жить.

«Не нужно быть человеком, который идет впереди всех. Лучше, чтоб тебя заметили в толпе. Не нужно вставать на котурны, даже если считаешь, что обладаешь достоинствами. Если ты их выпячиваешь, то мигом становишься посмешищем», - говорит Арьев.

Для Довлатова стиль был превыше всего. Он мог бы написать, что Париж, а не Лондон - столица Великобритании, чтобы в одном предложении было не слишком много букв «Эль». Считал, что бескорыстное враньё — это не ложь, а поэзия.

«Безусловно, «я», присутствующее в его прозе, - это он. Он вообще автобиографический писатель. Но он, прежде всего, литератор. И каждый раз подчиняет своего, условно говоря, лирического героя разным обстоятельствам. Вернее одинаковые обстоятельства по-разному излагает, т.е. он сочиняет. Он не зависим от подлинной реальности», - говорит поэт, друг Довлатова Евгений Рейн.

Довлатовское остроумие сопоставляют с Гоголем, Зощенко и Шварцем. Незамысловатый сюжет, простое строение фразы - и невероятный эффект. Его собственная формула: юмор — инверсия здравого смысла. Улыбка разума. Это в литературе. А когда писал для газет, говорил, что даже почерк меняется. В советском союзе он почти ничего не смог издать. Знаменитым русским писателем стал - в Америке. Когда на домашнем вечере для русских эмигрантов читал свои записные книжки, фотографа Нину Аловерт заворожил его образ.

«У него очень интересная внешность - наполненная. Не просто пустое лицо, а наполненное всегда мыслью, чувством. Знаете, крупный человек - его интересно снимать», - отмечает Нина Аловерт.

Огромный, неотразимый - при этом страшно неуверенный в себе. Еще один довлатовский парадокс. В его образе видели красоту античного бога. Но памятник, который установят в Питере в дни юбилея, конечно, будет другим. За спиной писателя - дверь в коммунальную квартиру № 34. Ту самую, где в толстых папках хранились листы, которые так долго нигде не печатали. Теперь слова Довлатова высечены в металле.