Почему сжег 2 мертвых душ. Тайна второго тома "мертвых душ" гоголя может раскрыться - дмитрий бак

Николай Васильевич Гоголь

Юрий Арамович Авакян

МЁРТВЫЕ ДУШИ

Поэма

К читателю

Дорогой друг!

Книга, которую ты держишь сейчас в руках - книга необычайной Судьбы. Ночью на вторник с 11 на 12 февраля 1852 года огонь уничтожил страницы рукописи второго тома «Мёртвых душ», обратив бумагу, на которой она была написана в пепел, а содержание рукописи в тайну, на протяжении вот уже более 140 лет занимающую не одно поколение читателей и исследователей творчества Николая Васильевича Гоголя.

В огне уцелели лишь первая глава рукописи, часть второй главы, глава третья и фрагменты четвёртой и заключительной глав, которых всего должно было насчитываться одиннадцать. Конечно же оставшиеся части гениального текста давали возможность строить предположения относительно того, что именно должно было происходить на страницах второго тома поэмы, равно, как и воспоминания современников, коим посчастливилось присутствовать при чтении Николаем Васильевичем отдельных глав, готовящегося им к печати тома, но тем не менее то была Утрата, невосполнимая и горькая. Утрата, равная трагедии, равная катастрофе, ибо мировая художественная культура лишилась в ту далёкую зимнюю ночь одного из своих выдающихся памятников.

Поэтому перед нами стояла необыкновенно сложная задача - воссоздать текст второго тома «Мёртвых душ», бережно сохраняя и стиль, и язык автора бессмертного произведения; максимально используя фрагменты оригинального текста, те, что сохранило для нас Провидение и опираясь, сколько возможно, на воспоминания друзей Николая Васильевича Гоголя.

Сегодня мы можем сказать, что книга воссоздана. Заново написаны семь её глав, те, которые в своё время не пощадил огонь, дописаны недостающие фрагменты второй, четвёртой и заключительной одиннадцатой главы, и Павел Иванович Чичиков вновь готов ко встрече с тобой, дорогой читатель. Надеемся, что встреча эта принесёт тебе радость, как принесла она радость нам, потому что книга эта - дань нашего безмерного восхищения творчеству великого Человека, преклонении перед его памятью и наша осуществлённая мечта.

Юрий Авакян

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Зачем же изображать бедность, да бедность, да несовершенство нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из отдалённых закоулков государства? Что же делать, если уже такого свойства сочинитель, и, заболев собственным несовершенством, уже и не может изображать он ничего другого, как только бедность, да бедность, да несовершенство нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из отдалённых закоулков государства. И вот опять попали мы в глушь, опять наткнулись на закоулок.

Зато какая глушь и какой закоулок!

Как бы исполинский вал какой-то бесконечной крепости, с наугольниками и бойницами, шли, извиваясь, на тысячу с лишком вёрст горные возвышения. Великолепно возносились они над бесконечными пространствами равнин, то отломами, в виде отвесных стен, известковато-глинистого свойства, исчерченных проточинами и рытвинами, то миловидно круглившимися зелёными выпуклинами, покрытыми, как мерлушками, молодым кустарником, подымавшимся от срубленных дерев, то, наконец, тёмными гущами леса, каким-то чудом ещё уцелевшими от топора. Река то, верная своим берегам, давала вместе с ними колена и повороты, то отлучалась прочь в луга, затем, чтобы, извившись там в несколько извивов, блеснуть, как огонь, перед солнцем, скрыться в рощи берёз, осин и ольх и выбежать оттуда в торжестве, в сопровождении мостов, мельниц и плотин, как бы гонявшихся за нею на всяком повороте.

В одном месте крутой бок возвышений убирался гуще в зелёные кудри дерев. Искусственным насаждением благодаря неровности гористого оврага север и юг растительного царства собрались сюда вместе. Дуб, ель, лесная груша, клён, вишняк и терновник, чилига и рябина, опутанная хмелем, то помогая друг <другу> в росте, то заглушая друг друга, карабкались по всей горе, от низу до верху. Вверху же, у самого её темени, примешивались к их зелёным верхушкам красные крышки господских строений, коньки и гребни сзади скрывшихся изб, верхняя надстройка господского дома с резным балконом и большим полукруглым окном. И над всем этим собраньем дерев и крыш возносилась свыше всего своими пятью позлащёнными, играющими верхушками старинная деревенская церковь. На всех её главах стояли золотые прорезные кресты, утверждённые золотыми прорезными же цепями, так что издали казалось - висело на воздухе ничем не поддержанное, сверкавшее горячими червонцами золото. И всё это в опрокинутом виде, верхушками, крышками, крестами вниз, миловидно отражалось в реке, где безобразно-дуплистые ивы, одни стоя у берегов, другие совсем в воде, опустивши туда и ветви и листья, точно как рассматривали это чудное изображение, где только не мешала их склизкая бодяга с пловучей яркой зеленью жёлтых кувшинчиков.

Вид был очень хорош, но вид сверху вниз, с надстройки дома на отдаленья, был ещё лучше. Равнодушно не мог выстоять на балконе никакой гость и посетитель. От изумления у него захватывало в груди дух, и он только вскрикивал: «Господи, как здесь просторно!» Без конца, без пределов открывались пространства. За лугами, усеянными рощами и водяными мельницами, в несколько зелёных поясов зеленели леса; за лесами, сквозь воздух, уже начинавший становиться мглистым, желтели пески - и вновь леса, уже синевшие, как моря или туман, далеко разливавшийся; и вновь пески, ещё бледней, но всё желтевшие. На отдалённом небосклоне лежали гребнем меловые горы, блиставшие белизною даже и в ненастное время, как бы освещало их вечное солнце. По ослепительной белизне их, у подошв, местами мелькали как бы дымившиеся туманно-сизые пятна. Это были отдалённые деревни; но их уже не мог рассмотреть человеческий глаз. Только вспыхивавшая при солнечном освещении искра золотой церковной маковки давала знать, что это было людное большое селение. Всё это облечено было в тишину невозмущаемую, которую не пробуждали даже чуть долетавшие до слуха отголоски воздушных певцов, пропадавшие в пространствах. Гость, стоявший на балконе, и после какого-нибудь двухчасового созерцания ничего другого не мог выговорить, как только: «Господи, как здесь просторно!»

Кто ж был жилец и владетель этой деревни, к которой, как к неприступной крепости, нельзя было и подъехать отсюда, а нужно было подъезжать с другой стороны, где врассыпку дубы встречали приветливо подъезжавшего гостя, расставляя широко распростёртые ветви, как дружеские объятья, и провожая его к лицу того самого дома, которого верхушку видели мы сзади и который стоял теперь весь налицо, имея по одну сторону ряд изб, выказывавших коньки и резные гребни, а по другую - церковь, блиставшую золотом крестов и золотыми прорезными узорами висевших в воздухе цепей? Какому счастливцу принадлежал этот закоулок?

Помещику Тремалаханского уезда, Андрею Ивановичу Тентетникову, молодому тридцатитрёхлетнему счастливцу и притом ещё и неженатому человеку.

Кто же он, что же он, каких качеств, каких свойств человек? У соседей, читательницы, у соседей следует расспросить. Сосед, принадлежавший к фамилии ловких, уже ныне вовсе исчезающих, отставных штаб-офицеров брандеров, изъяснялся о нём выраженьем: «Естественнейший скотина!» Генерал, проживавший в десяти верстах, говорил: «Молодой человек неглупый, но много забрал себе в голову. Я бы мог быть ему полезным, потому что у меня не без связей и в Петербурге, и даже при…» - генерал речи не оканчивал. Капитан-исправник давал такой оборот ответу: «[Да ведь чинишка на нём дрянь] - а вот я завтра же к нему за недоимкой!» Мужик его деревни на вопрос о том, какой у них барин, ничего не отвечал. Стало быть, мненье о нём было неблагоприятное.

Беспристрастно же сказать - он не был дурной человек, он просто коптитель неба. Так как уже не мало есть на белом свете людей, которые коптят небо, то почему ж и Тентетникову не коптить его? Впрочем, вот на выдержку день из его жизни, совершенно похожий на все другие, и пусть из него судит читатель сам, какой у него был характер и как его жизнь соответствовала окружавшим его красотам.

Те, кто хоть иногда читают книжки, прекрасно знают, что известно о многих классических трудах тех или иных мастеров слова, так и не дошедших до наших дней... Самым ярким, безусловно, считается главный труд всей жизни Н.В. Гоголя - второй том известного нам по школе романа о помещике Чичикове. Друзья, сегодня мы с вами постараемся понять, почему Гоголь сжег второй том "Мертвых душ".

В конце жизни писатель проживал в Москве. Его дом находился на Никитском бульваре. Это имение юридически принадлежало графу Алексею Толстому, который и приютил в нем одинокого писателя. Предание гласит, что именно там Гоголь уничтожил свой самый главный литературный труд. На первый взгляд, писатель жил в достатке - у него не было собственной семьи, а значит, его никто и ничто не могло отвлечь от работы, у него была постоянная крыша над головой. Но что же случилось? Почему Гоголь сжег второй том Что происходило в его сознании в тот момент, когда он поджигал свои рукописи?

Ни кола, ни двора...

Мало кто знает, что Николай Васильевич вложил в свое творчество все! Он жил лишь им одним. Ради творчества писатель обрек себя на бедность. Тогда говорили, что все гоголевское имущество было ограничено одним лишь "чемоданчиком с бумажками". Его главный труд вот-вот уже подходил к своему завершению. В него он вложил всю душу. Это было результатом религиозных происков; это была вся правда о России и вся любовь к ней... Сам писатель говорил, что его труд - велик, а подвиг - спасителен. Но роману так и не суждено было появиться на свет: Гоголь сжег "Мертвые души" из-за женщины...

О, милая Екатерина!

В жизни Николая Васильевича произошел настоящий перелом. Все началось январским утром 1852-го года. Именно тогда опочила некто Екатерина Хомякова - супруга одного из гоголевских друзей. Дело в том, что сам писатель искренне считал ее достойнейшей женщиной. Некоторые литературоведы говорят, что он был тайно в нее влюблен и не раз завуалировано упоминал о ней в своем творчестве. После ее кончины писатель сказал своему духовнику Матфею, что его ни с того ни с сего охватил Теперь Гоголь постоянно думал о своей будущей кончине, у него случался были депрессии... Отец Матфей настоятельно советовал писателю подумать о духовном состоянии, оставив свои литературные труды.

Диагноз: психоневроз

"Психоневроз! Вот почему Гоголь сжег второй том "Мертвых душ", - именно такое мнение высказывают современные психиатры. Они говорят, что подобное состояние может довести любого человека до самоубийства, не говоря уже о порче собственного имущества или каких-либо трудов. Каким же образом Гоголь сжег второй том своего романа?

Чичиков, прощайте!

24 февраля, 1852 год. Ночь. Писатель подозвал своего управляющего - Семена, приказав ему принести свой портфель с рукописями продолжения романа. Под мольбы Семена одуматься и не уничтожать свои литературные труды, Николай Васильевич со словами: "Это не твое дело", направленными в адрес управляющего, швырнул рукописные тетради в камин и поднес к ним горящую свечу...

Лукавый силен!

Наутро писатель был ошеломлен собственным поступком. Оправдываясь перед графом Толстым, он сказал: "Я всего лишь собирался уничтожить некоторые вещи, уже заранее приготовленные, а уничтожил все... Как же силен лукавый! Вот что он сделал со мной и моими трудами! Только вы знайте, что там я очень много дельного изложил и все уяснил...". По словам писателя, он хотел подарить каждому из своих друзей по тетрадке на память, но не сбылась его мечта...

Вот так, друзья, бывает в жизни. Как говорят, если человек - талантлив, то это проявляется во всем. Возможно, именно гений писателя является объяснением того, почему Гоголь сжег второй том "Мертвых душ". Как бы то ни было, а современные литературоведы все до одного сходятся в том, что экзекуция продолжения романа о Чичикове - это самая настоящая утрата для всей мировой литературы!

Брат… - кажется это был мужской голос. Хриплый от чего-то, возможно, от боли, возможно, моральной. Но хриплость ничего не портит, наоборот, придаёт невиданную тонкость этому, воплощая желание крушить. Именно. Обладателю этого тембра видно больно, да так, что гнев передаётся лишь в голосе. Ибо по-другому он не может. Ибо по-другому свершится несправедливость.

Впрочем, важно ли это? Должно быть так, если глубоко в душе, в случае ее наличия, колит так сильно и одновременно так тихо. Локи не назвал бы это болью, это… это скорее другое чувство. Он не хотел бы признаваться, но он не любил брата. Однако он признался. Себе самому. Это правильно, но то вышесказанное чувство до сих пор бушует. Что же за чувство? Это не боль. Это не может быть болью. Потому, как боль подпитывается любовью. А Локи никогда не любил, ни брата, ни кого-либо ещё, в этом он честен с собой. Вероятно он не может любить из-за своей природы. Он смирился с Божьим приговором и жил. Жил пока не умер. И умерев он будет жить со смирением.

Локи не хотел открывать глаз, озарять Хель своим взором. Хель, это пристанище вечных мук, слишком долго дожидалась его, и теперь горит наверстать каждую минуту планов судьбы своим затишьем. Он же старательно избегал этой писанины божьей. Избегал, но все же оказался там, где ему суждено быть лет так тысячу назад. И из Хель выбирался. Но в этот раз он тут навсегда. Локи не откроет глаз, тем самым разозлив судьбу, и судьба пополнит список дураков. Он этого и добивается. Хотя… кого он обманывает? Почему он продолжает обманывать? Он боится. Локи просто боится, как самый обычный человек или йотун, он готов биться в конвульсии. Он не знает, что будет, если останется, а не сбежит. И это незнание пугает.

А еще Локи боится в двойне. Это поражает. Он всегда боялся одной вещи. Неважно какой, но только одной. В его душе нет места двум всепоглощающим чувствам. Он, либо боялся пасть в глаз семьи, либо боялся смерти. Когда Локи боялся первого, то побеждал второе стимулом. А когда его семья пала в его глазах, второе уничтожило почти таки все чувства, будь оно счастьем, гневом, непониманием. Но он же умер. Получается страх смерти более не опасен. Зато страх перед Хель… И страх перед страхом.

Раньше Локи крепко держался перед своими чувствами. Признавшись в отсутствии любви, не признался в страхе. Его душа питала страх, но он нет. Ныне - да. Локи боится самой той мысли, что он боится.

Ресницы дергались, веки сильно впивались в глазные яблоки, щеки и лоб нахмурились. Это называется зажмурить глазки. Зажмурить милые глазки, из которых потекла струйка крови. Из-за Таноса? Да… но отчасти сам в этом виноват. Спас бы свою шкуру, как всегда, сказал бы что-то шальное и ушел. Нет. Локи же идиот. Локи, ты идиот! Что же это было? Приступ героизма? А зачем? Чьим героем ты хотел стать? На эти вопросы Локи бы ответил, если бы знал ответ. Поэтому он жмурит глазки.

Где я? Кто ты? - раздаётся уж совсем незнакомый голос.

Но Локи также смотрит во тьму.

Если ты теряешься в Хель, то это точно Хель, парень, - ответил он. Ему больше нечего сказать.

Но я должен спасти… Мир от Волан… - его перебивают. А делает именно его собеседник лежащий в бели.

Хотел спасти? Не получилось? Брось, если это так, каким стало, значит на то воля судьбы, - юноша мог услышать отчаяние. Это возродило в Локи еще один страх. Правда, незначительный. Однако того довольно, чтобы он открыл взор.

Мальчишка, так и есть, мальчишка грустно поглядывал на окружение. Он был простым, смуглым, с взъерошенными темными волосами, локоны которых непослушно распространялись всюду, где это возможно. И глаза, бездонная зелень прикрытая железными оковами. Посадил зрение, видано.
Больше всего в нем необычен шрам формы молнии. Молния… печальные воспоминания, о которых лучше было бы не вспоминать.

Но… я же должен. Я не могу так просто умереть. Это просто невозможно. Я… не верю, что… весь этот путь я проделал… - он был готов излить душу, разрыдаться. А в случае чего превратить Локи в жилетку.

Я бы тоже не поверил, парень. Всю жизнь я врал, мне врали, в итоге я умер, пытаясь не соврать себе. Но не смог. Это безусловно Хель, а выбраться отсюда невозможно. А то, что ты умер, как раз возможно, - Локи посеял пафос. В его словах был смысл. Не то боль, не то радость от того, что жизнь разрывается тут. По сути он жив, но жив он в Хель.

Юноша грохнулся вниз.

Я не могу… нет. Я должен вернуться. Пожалуйста помоги мне! - тот рвет голос.

Давай ты оставишь меня в покое. Мне он нужен. Никогда у меня его не было. Хоть после смерти, - правда слова. Локи не имел покоя при рождении, после свыкся.

На уголках глаз темненького собралась соленая влага, очки запотели, он сам дрожал.

Если ты собираешься плакать, то делай это подальше, - он не будет толерантным, - Я не жажду узреть твой неподобающий мужчине вид.

Внезапно до их слуха дошел крик. Долгий и сверху. Женский. Дама кричала, а они наблюдали, как та в скором времени соприкоснётся с землёй. Юноша ужаснулся, Локи же нет.

А-А! - и грохот похуже прежнего.

Юноша непонимающе посмотрел на девушку в топе и коротенькой юбке. Она не совсем похожа на смертника. В ней не читались беспокойство и шок от пережитого. А ведь они должны быть в том случае, если она так молода. Очень даже красива. Рыжая копна волос с впечатляющей длинной, голубые глаза полные непонимания. Голубые глаза… Локи в них нашёл сходство, всё же по форме отличие огромное, но если приглядеться в око, можно узнать пьянь. Нет-нет, девушка не пьянь, а тот, кого Локи узнал в этих глазах. Тор не оставляет его и в Хель. Мило.

А? Где это я? - задала она ожидаемый вопрос.

В Хель, - - юноша сощурил глаза, видимо познав что-то интересное, - Джинни?..

Джинни, это ты? Так ты тоже?.. - он поник. Перестал плакать, однако так поник, что лучше бы он плакал. Локи знал такое, многие рядом с ним становятся такими. Это как бы боль, точно зверь скребётся в сердце.

Девушка отрицательно покачала головою. Покамест у них состоялся диалог, Бог, единственный тут, встал, стряхнул невидимую пыль, которой и нет. В привычку.
Отсюда можно выбраться, но зачем? Зачем Локи выбираться отсюда? Чтобы который раз испытать страх? О, нет. Мысли забегают в самые глубокие ущелья планов побега, но Локи не будет их воплощать в реальность. Пусть, думает, останутся там, более нет смысла. Сколько раз он сбегал отсюда? Пять? Десять? С него довольно. Возвращаясь обратно, страх вновь поглощает его с головой. Странно, душа требует покоя.

Я Блум, фея пламени дракона, принцесса Домино. Я помню, как меня убили… Кто вы? Что это за место? - голос ее не дрожал более.

Фея? Разве они не маленькие? - поинтересовался юноша. Потому, что Локи бы не поинтересовался. Знание о разновидностях фей ему известны.

Эта ситуация была странной. Однозначно. Первый опыт после смерти двух подростков и, скорее всего последний Бога.

Нет-нет. Это пикси маленькие. Мы же спасаем мир… Я не спасла его, - ныне поникла и она. Но быстро очнулась, - Вы сказали, это Хель. Что за Хель? Мир?

Место, куда попадают после смерти, если ты не асгардец павший в бою. Это так, бонус к остальному, - Локи вновь обрел уверенность. - А ты знала, что после возрождения, можно вновь возвратить девственность?

Юноша залился густой краской. Опустил голову и робко выдал:

То есть… можно возродиться?

А что такое девственность? - не поняла Блум.

Серь… - Бога перебили.

Нет, ответь на мой вопрос! Как отсюда выбраться?! - кричал он.

Весьма обостренные эмоции. У Локи дрогнуло в сердце, хотя от неожиданности. Он не скажет. Он не сотворит хорошее.

Да это я так, в шутку. Отсюда нельзя выбраться.

Настала тишина. Долгая. Никто никак не решался испортить ее. Из-за того, что наступила она по одной причине у всех. Слова Локи задели каждого из них, в том числе и его самого. Слова задели булавой. Слова задели надежду, растоптали и убили. Да, Блум и этот обречены чувствовать вину. Ну, а Локи, смотря на искажение лица тех двоих, понимал масштабы причинённой боли. Его слова, конечно, задели и его, но не болью. Что-то другое, деликатное.

Руки на верх, я андроид присланный из Киберлайф!

Красовался мужчина. Привлекательнее не он, а пистолет в его руках. Что он собирается с ним делать?

Ты собираешься нас убить? Убить в Хель? Это… Убить в квадрате? - спросил более аль менее адекватный Бог, показушно поднимая руки. Остальные двое последовали его примеру.

Где мы и кто вы? Отвечаем по порядку.

Я Блум, фея пламени дракона, принцесса Домино. Если не ошибаюсь, это мир после смерти, название ему… Хель.

Локи, сын… Лафея. Бог коварства и обмана. Ты видно умер, раз уж ты тут, - он проглотил все это. Он сын Лафея. Никак не Одина.

Я Гарри. Гарри Поттер.

Андроид бросил пистолет в небытие, как и все здесь. Однако в отличие от этих, поникших, мужчина продолжал не испытывать ничего. Кружочек на его виске загорелся красным - это все изменения.

Коим образом андроиды, они же искусственные интеллекты, попадают в Хель? Ты создание Старка? Этого несуразного сказочного гнома? - предположил Локи.

Хель - это не сестра мрака, несущей тьмы, прототип мифологической пещеры чертиков. Хель - это загробный мир. Время неподвластно над данным обителем душ, посему и вечны муки, в случае жизни греховной. Стен отделяющих пространство нет, потолка и земли тоже. Душу поддерживают хелевы силы от падения, словно оружие андроида. Душа не нуждается в еде, воде, сне. Душа составляет оболочку по воспоминаниям последнего, и весь организм. Душа блуждает по бесцветному, бескрайнему пространству. И все. Итогом подобного времяпрепровождения становится ничто иное, как покой. А душа, что обрела покой, исчезает.

Локи не знает их, не знает какими они были при жизни, чем занимались, кого почтили, какие грехи за ними, какие добрые дела. За все те разы, что он побывал тут, Локи встречал многих. Высоких, низких, красивых, уродов, общительных, молчаливых, вампиров, эльфов. Он попадал и в темную сторону Хель, где царит вечный огонь и тлеют отважные. Многое в этой, не этой, прошлой, позапрошлой жизни было пройдено им. Не больше, чем Одину, думал он, но достаточно, чтобы начать карьеру мудреца. Мудрец и говорит: «покой, лишь покой порок чего-либо».

Прошу прощения, сударь. Не в силах ли вы повторить ваши корни? - оторвал его от мыслей мужчина с каре и усами малыми.

Бог обмана изогнул брови.

Не поймите меня неправильно. Я наблюдаю. Вы сказали «Лафие»?

Локи было открыл рот для какого-то язвительного ответа, но вновь закрыл уста.

Дяденька, у нас тут круг откровений. Вы можете присоединиться, - печально отозвалась Блум.

Для начала представьте нам ваше имя при жизни. Надеюсь вы знаете, что покинули тот мир? - поддержал ее юноша, имя ему Гарри.

Николай. Николай Васильевич Гоголь. Присоединюсь, если дозволено. Однако буду я с вами только по одной причине - вас желаю отправить на страницы, - томно просветил он.

Мы уже в круге депрессивных идиотов? Отлично! А когда мы когда мы его создали-то? - Локи же не согласен с таким резким поворотом печально известной судьбы.

Я не вижу выхода, кроме того, чтобы разговаривать.

Хорошо. Если это круг откровений, начну пожалуй я, - Гарри победил в себе чувства?

Блум кивнула, поудобней сев в позе лотоса. Андроид также сел, с видом невинного щенка. Локи оставалось что-нибудь другое? Их новый знакомый элегантно расстелил свое одеяние и устроился на нем.

Меня зовут Гарри Поттер. И… черт, это сложно! - он прикрыл руками лицо.

Я видел, как ты плачешь. Так что, все нормально. Не думаю, что по Хель разойдутся слухи, - успокоил его Локи. Кто еще? - Можешь представить клуб анонимных алкоголиков.

Хорошо… Я Гарри Поттер. Мне исполнилось семнадцать лет, и всю свою жизнь я бы провел в чулане, если бы не оказался волшебником. Мои родители волшебники, умерли из-за Волан-де-Морта. Он зло. Я учился в Хогвартсе - школе волшебников, - и год за годом с помощью друзей и близких побеждал его. В последнем бою я пал. Теперь я тут.

Локи начал хлопать в ладоши. На него непонимающе уставились четыре пар глаз.

Мы в анонимном клубе алкоголиков, - объясняет он. - Ладно, Гарри, если я не ошибся в твоем имени, можешь рассказать, что ты чувствуешь.

Боль. Я не справился. Я был надеждой многих. Возможно… - по его щеке покатилась слеза, оставляя влажный след. - все они мертвы… Я виноват. Я не смог. Я оказался слабым. Из-за меня все это… я виноват!

Да, ты виноват, Гарри. Виноват абсолютно во всем, что произошло. Мы плод твоего воображения, который будет успокаивать тебя в Хель, - Локи будто говорил правду.

Глаза Гарри расширились.

И таким образом вы давите на человека, испытавшего смерть. Удивительно! - с этими словами Николай продолжил шкрябать по листу каляки. А, это был его почерк.

Во все время разговора, андроид молчал.

Гарри, ты не виноват. Если бы не было тебя, многие умерли бы не родившись, правда? - Блум похлопала по плечу, пройдясь по спине успокаивающим жестом.

Юноша кивнул, попутно шмыгая носом.

У меня. немного схожая ситуация. Я испортила конвергенцию в нужный момент, и все померкло. Тританнус… - перебили.

Танос?! - паника билась всеми силами, готовясь к последующему.

Нет, Тританнус, двоюродный брат Лейлы, моей подруги. Он тритон. В общем, обезумил от того, что его брат, младший, своим благоразумием заслужил корону. Формально и монархически, он должен был быть королём. И да, я чувствую себя виноватой. Я бы могла изменить это. Я бы могла! Но нет, эти трикс…

Локи испытал дежавю. Противнее чувства не было в мире этом и в любом другом. Когда в поступках другого видишь свои ошибки, душа раздирается. А сейчас он состоит из одной души. Он всем телом ощущает ненависть к Блум, беспочвенную, сумасбродную ненависть. Комок внутри сжимается. Локи готов биться в судорогах. Нет, он скорее сдерживается, чтобы не сделать этого.

И, в том мире остались мои любимые… - и вновь перебита Богом.

Любви нет.

Есть, - нахмурилась она.

Нет, - Локи стоит на своем вот уж десять веков. Что уж там?

Есть, - возник Гарри.

Это очень странное чувство, которое я бы хотел почувствовать, - подал голос андроид. - Я Коннор, рад познакомиться.

Заткнись, Коннор, - хором сказали разъярённые трое, а Локи продолжил, - ты не почувствуешь это чувство, ибо его нет.

К сведению, ссора не лучший выбор для вас, друзья мои, коль являетесь в этих краях, - посоветовал Николай.

Да, ты прав, Гоголь. Я не обрету покой вечность ссорясь с вами. И я кое-что понял, все они - Блум, Гарри… ладно, не все они, а эти двое - хотят вернуть былое время. Я вас вытащу отсюда.

Так ты мне врал! - воскликнул Гарри.

Я согласна, я должна вернуться обратно, - Блум быстро встала, подойдя к Локи.

Я не уверен, что верну вас именно в нужные миры, но хотя бы вытащу из Хель. Согласны?

Те двое кивнули.

С вашего позволения, я останусь тут, - Николай умиротворяюще улыбнулся.

Андроид, ты с нами? - спросила Блум.

Да, - краткость сестра таланта.

Тайна классика

По словам Бака, в основном наследие Гоголя изучено, и в этом, отметил профессор, большой вклад ученых XIX века, например, Николая Тихонравова, который прокомментировал все основные произведения писателя. Но, подчеркнул собеседник агентства, остается еще множество тайн, связанных и с жизнью, и с творчеством Гоголя, например, тайна второго тома "Мертвых душ".

"Известно, что перед смертью Гоголь сжег рукопись второго тома "Мертвых душ", за исключением нескольких начальных глав. Но это произведение имеет настолько мощную энергетику, настолько понятно, какой замысел оно в себе несло, что можно сказать - оно существует, - рассказал Бак. - Этот том, в отличие от первого, должен быть посвящен светлым сторонам жизни России. Возможно, что мы когда-нибудь найдем другие его фрагменты, которые могут лежать в архивах".

Но главная тайна Гоголя даже не сожженная рукопись второго тома. Самое существенное состоит, по мнению Бака, в том, что неисчерпаемы произведения писателя, они "многотолкуемы", потому каждое новое поколение читает их по-своему, открывает неожиданные смыслы.

"Например, по понятным причинам, в советское время недостаточное внимание уделялось религиозности самого Гоголя и вероучительным проблемам в его творчестве. И здесь еще непочатый край работы, - отметил Бак.

Он также рассказал, что, помимо писательского дара, Гоголь обладал талантом комического актера, славился своим лицедейством. А еще создал специальный труд о церковных службах - "Размышление о Божественной литургии".

Гоголь всегда очень пристально вглядывался в окружающий мир. "Он стремился к доскональной осведомленности обо всем, что упоминалось в его книгах, будь то события исторического прошлого или народные малороссийские легенды. В письмах своим родственникам он все время просил их сообщать ему народные приметы, песни, детали быта", - добавил профессор.

По словам Бака, точность и конкретность деталей в произведениях Гоголя просто потрясает. "Для него важно все - как называется трава, растущая у порога, названия одежды, утвари и так далее. К "Вечерам на хуторе близ Диканьки" приложен небольшой словарь, где Гоголь объясняет некоторые малороссийские понятия", - подчеркнул профессор.

Явление Христа

Дмитрий Бак подчеркнул малоизвестную, но важную деталь: на знаменитой картине Александра Иванова "Явление Мессии" (или "Явление Христа народу") - в облике одного из персонажей изображен Гоголь. "Среди тех, кто с надеждой устремил взгляды на приближающегося Христа, есть человек, стоящий вполоборота к Мессии, в алом одеянии, он выделяется из толпы своим пророческим горящим взглядом. Портретное сходство с Гоголем очевидно ", - отметил профессор.

По его словам, Гоголь познакомился с Александром Ивановым в Италии, где писатель прожил долгие годы. Художник тонко почувствовал и изобразил на картине гоголевскую «избранность», которую остро переживал и сам писатель.

"Современники нередко упрекали Гоголя в гордыне, особенно после выхода в свет в 1847 году книги "Выбранные места из переписки с друзьями". Писатель был убежден в том, что его голос должна услышать вся Россия и преобразиться от его книг. В этом он видел смысл своей жизни и труда, воспринимал свое писательство как своего рода мессианство", - отметил Бак.

В самом деле, Гоголь завещал похоронить его только после того, как появятся явные признаки тления, поскольку иногда впадал в летаргические состояния. Но все толки о том, перевернулся ли Гоголь в гробу, нет ли - лишь досужие пересуды обывателей.

"Писатель пережил страшную душевную трагедию, которая и привела его к смерти. Вопреки собственному призыву к нравственной проповеди, к изображению вечных ценностей, светлых сторон жизни, он так и не смог от сатирического изображения России в первом томе своей великой поэмы перейти к изображению позитивному. Второй том "Мертвых душ" был сожжен, а с ним сгорела и жизнь великого наследника Пушкина", - добавил Бак.

Иногда кажется, что русские писатели видели свою миссию в том, чтобы опровергнуть тезисы о том, что рукописи не горят и буква написанная остается. Предавать огню свои творения - давняя традиция русских литераторов.

Гоголь

Школьники всех времен и народов возносят хвалу Гоголю за то, что он уничтожил вторую часть своей бессмертной поэмы «Мертвые души». Но мало кто знает, что писатель «репетировал» сожжение задолго до этого. Так, автор был крайне разочарован своим первым сочинением, романтической поэмой «Ганс Кюхельгартен».

Масла в огонь подлили и критики, которые крайне негативно оценили ранний опыт писателя. Эмоциональный 18-летний Гоголь обежал все магазины, чтобы скупить тираж, а затем уничтожил его. Сегодня читатель имеет возможность ознакомиться лишь с фрагментами этого произведения, потому что некоторые части идиллии восстановить так и не удалось.

Пушкин

Всем известно, что Пушкин не щадил свои произведения. Десятая глава «Евгения Онегина» была оставлена автором только в виде зашифрованных четверостиший. От поэмы «Разбойники» уцелел только сюжет, который лег в основу «Бахчисарайского фонтана».

Погибли и второй том «Дубровского», а также рукопись «Гаврилиады». Уже почти в конце работы над «Капитанской дочкой» были уничтожены ее черновые автографы к заключительным главам. В черновиках поэта часто можно увидеть вырванные страницы, на которых, как предполагают литературоведы, были размещены посвящения декабристам или рисунки, за которые Пушкину бы не поздоровилось.

Достоевский

Достоевский очень требовательно подходил к процессу творчества. Он мог уничтожить почти завершенное произведение и начать писать с чистого листа. Интересно, что первоначально роман «Преступление и наказание» он планировал назвать «Пьяненькие», а основу сюжетной линии должна была составить история семьи Мармеладовых.

Однако писателя увлекла другая идея, и он создал «Преступление и наказание» в том виде, в котором роман нам известен сегодня. Но тема «пьяненьких» осталась: она создает фон для преступления Раскольникова и вводит в повествование мотив божественного суда. Да и сообщить читателю о главной причине преступления автор доверяет именно Мармеладову.

Булгаков

Сохранились не полностью и рукописи романа «Мастер и Маргарита», при этом первая версия романа была уничтожена автором целиком. Булгаков уничтожал отдельные листы, пачки листов и целые черновые тетради со своими произведениями. Он даже признавался в переписке одному из своих друзей, что печка стала его любимой редакцией, потому что с одинаковой охотой «поглощает и квитанции из прачечной», и стихи.

Он сжег много своих дневников, черновики 2 и 3 тома «Белой гвардии» и многое другое. Зачастую акты сожжения были обусловлены арестами булгаковских друзей и знакомых, обнародовавших произведения, в которых цензура усматривала опасность. Великий роман «собирали» по уцелевшим рукописям. Напомним, кстати, что часть рукописей «Мастера и Маргариты» была утрачена в российском государственном хранилище.

Ахматова

Анна Ахматова сжигала много своих произведений. Это происходило не из-за недовольства своим трудом, а из-за постоянной опасности обыска и ареста. Большинство стихов перед тем как сжечь, она читала своей подруге Лидии Чуковской. Когда опасность отступала, подруги вместе восстанавливали по памяти уничтоженные произведения.

Были сожжены произведения царскосельской тематики «Мои молодые руки» и «Русский Трианон». Сохранились лишь их отрывки. А вот уничтоженную ташкентскую поэму «Энума Элиш» Анна Андреевна не восстановила. Написала что-то совсем другое. Поэма «Реквием» долгое время не была воплощена в рукописном варианте. «Королева-бродяга», а именно так иронично называла себя Ахматова, зачитывала готовые части поэмы друзьям и сразу же сжигала черновик.