«ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ» (Продолжение)

Теперь нам надлежит рассмотреть письменные основы «Повести временных лет» - ее корни в русской письменности XI - начала XII в. «Повесть временных лет» стоит на грани двух общественных укладов - уже ушедшего патриархально-общинного и нового, феодального, двух исторических сознаний - эпического и летописного; она же стоит на грани двух литератур - устной и письменной, будучи по существу произведением письменным, отражая в основном сознание начально-историческое и принадлежа эпохе феодализма. Из прошлого «Повесть временных лет» сохраняет лишь лучшее, творчески перерабатывая его в произведение нового времени. На основе устной традиции своего времени «Повесть временных лет» создает письменный литературный язык, письменную историю Руси. Устные истоки давали главным образом материал, содержание и идеи для построения русской истории, отчасти ее стилистическое оформление, язык. Традиции же письменности вводили весь этот материал в привычные для средневековой книжности композиционные рамки. Летописцы работали обычными приемами средневековых книжников. В «Повести временных лет» сказались навыки обращения с материалом, типичные для средневековых писателей и совсем не похожие на писательские навыки нового времени. Средневековая русская книга внешне, своим составом резко отличалась от книг нового времени XVIII-XX вв. В средневековой письменности редко можно было найти произведение одного автора или одно произведение, переплетенное в отдельный переплет, выделенное в отдельную самостоятельную книгу. Нельзя представить себе, что на книжной полке средневекового любителя чтения стояли рядом в отдельных переплетах «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», «Поучение Владимира Мономаха» и т. д. Средневековая русская книга - пергаменная первоначально, а с конца XIV в. - бумажная, крытая деревянными крышками, обтянутыми кожей, застегивавшаяся на медные застежки, многолистная и тяжелая - была чаще всего сборником. Конечно, книги церковные, богослужебные, богословско-переводные не были сборниками. В сборники по преимуществу собирались произведения, предназначавшиеся для личного чтения. В своем составе сборники отражали вкусы читателей, их выбор, их интересы. Читатель и переписчик (а эти две категории книголюбцев Древней Руси были гораздо более едины, чем в новое время), предоставленные своим собственным интересам, как только они чувствовали себя более или менее свободными от опеки церкви, переписывали, переделывали и соединяли в сборники особенно понравившиеся им произведения. Читатель становился соавтором, соавтор же был и «делателем книги» - ее переписчиком. Средневековье не знало «авторского права», авторской собственности в нашем смысле этого слова. Над автором господствовал читатель - он же подчас и переписчик книги. Читательские требования этого переписчика книги были сильнее всякого авторского права. Если только автор не был церковным авторитетом, «отцом церкви», с его правами не считались, его имя часто не упоминалось, его произведение переделывалось в переписке. Читатель превращался в соредактора, а подчас и в соавтора. Отсюда постоянные добавления, наращения вставками и переделки произведений; отсюда множественность редакций и изводов одного и того же сочинения. Вот почему исторические произведения Древней Руси в большинстве случаев дошли до нас отнюдь не в едином и цельном авторском тексте: одна и та же летопись или один и тот же хронограф сохранились в различных редакциях и различных изводах. Больше того, очень часто «автор» в современном смысле этого слова в средневековых исторических сочинениях отсутствует. И в летописи, и в хронографах, а нередко и в повестях, житиях, патериках перед нами предстает своеобразный «коллективный автор», многоразличный, социально неоднородный, принадлежащий сразу нескольким столетиям, а иногда даже и нескольким национальностям (если мы имеем дело с русскими переделками переводных произведений). Было бы недопустимой модернизацией рассматривать тексты летописей (в том числе и «Повести временных лет») как тексты единые, принадлежащие единому автору. Попытки восстановить первоначальный «авторский» текст «Повести временных лет» (А. Шлецер) или найти единого автора для летописи Киевской XII в. (Татищев, Шлецер, Миллер) и Новгородской XI в. (Татищев, Миллер) давно оставлены наукой. В самом деле, еще П. М. Строев обратил внимание на то, что летописи представляют собой своеобразные сборники разновременных и разнородных произведений - своды предшествующего материала и нового текста . Это понятие «свода» было впоследствии конкретизировано и уточнено в применении к летописи в работах М. П. Погодина , И. И. Срезневского , И. Д. Беляева , К. Н. Бестужева-Рюмина и в особенности в многочисленных работах А. А. Шахматова, обратившего внимание на то, что создание этих сводов отнюдь не может рассматриваться как дело случая, что в основе их создания лежит не механический подбор случайного материала, а сознательная воля их составителя. Действительно, внимательное и тщательное изучение многочисленных текстов русских летописей, то схожих, то различных между собой в отдельных частях и в целом, варьирующих известия, сокращающих друг друга или расширяющих известие других, показывает, что все эти сложные взаимоотношения летописей получались в результате того, что летописцы составляли свои летописи как сборники - своды предшествующих летописных материалов с присоединением своих записей за последние годы. Именно в результате такого рода соединений в летописях предшествующих летописных материалов получается так, что та или иная летопись дважды, а иногда и трижды говорит об одном и том же событии: соединяя несколько предшествующих летописей в одну, летописец мог не заметить, что он повторил свой рассказ, «дублировал» известие на основании нескольких источников. «Сводный» характер русских летописей не только выясняется путем внимательного и кропотливого сличения списков, позволяющих выяснить, из каких источников составилась та или иная летопись, но иногда прямо заявлен и самим летописцем. Составитель Синодального списка Псковской летописи в первых же строках ссылается на какую-то «книгу сию» . Ссылка на «старые летописцы» имеется в летописи Авраамки под 1421 г. В Софийской первой летописи имеются на полях отсылки к «киевскому летописцу» . Свои источники указывает и составитель свода тверского князя Бориса Александровича. Этим характером сводов обладают не одни только русские летописи, но и другие исторические произведения Древней Руси. Такими же сводами, как и летопись, являются и хронографы (Еллинские летописцы всех видов, русские хронографы всех редакций), палеи - хронографическая, толковая, историческая, патерики, жития. В своды же иногда группируются по местному, локальному признаку и многие русские повести исторического характера. Цикл рязанских сказаний об иконе Николы Заразского объединяет в своем составе воинскую повесть о разорении Рязани Батыем, переработку былины о Евпатии Коловрате, церковную легенду о перенесении иконы Николы из Корсуни, ряд вставных эпизодов XIV-XVI вв., рассказ о чуде от иконы в Коломне, генеалогию «служителей» этой иконы и др. Отдельные местные своды составляют также муромские повести, новгородские повести, китежные предания и т. д. Характер сводов, который имеют древнерусские исторические произведения, - особенность не только их формы. Самая форма сводов, в которые облекались древнерусские исторические произведения, была тесно связана с особым историческим сознанием их авторов. Средневековые своды предшествующего исторического материала составлялись прежде всего ради сохранения первоначального их текста как своего рода документа в произведении новом. Средневековый читатель ценил в исторических произведениях прежде всего их документальность. Древнерусский читатель в литературных произведениях искал того, что было «на самом деле», его интересовал не реализм изображения, а сама реальность, не фабула, а сами события, хотя в оценке и понимании исторических событий он нередко был чужд реализма, принимая за реально бывшее рассказы о чудесах, знамениях, явлениях и т. п. В связи с этим древнерусский историк давал свой новый авторский текст преимущественно о современных ему событиях, о тех, которым он мог быть свидетелем или о которых он мог знать от свидетелей. Мы редко можем указать в древней русской литературе историческое произведение, первоначальный текст которого был бы написан спустя столетие или более после описываемых событий. О более или менее далеком прошлом средневековые авторы не писали новых произведений, предпочитали соединять и перерабатывать старые произведения, составлять своды, сохранять всю старую фактическую основу, ценя в старых произведениях документ, подлинность. Сколько бы труда ни положил летописец на составление своего летописного свода, личный, авторский текст летописца будет охватывать лишь последнюю часть этого свода. Летописные труды постоянно дополнялись, разрастались новыми записями. История вплоть до XVI в. не имела для русских людей законченных периодов, а всегда продолжалась современностью. Каждый летописец всегда стремился довести летописные записи «до князя нынешнего», до своего времени. И в этих конечных записях летописцев заключен обычно особенно ценный исторический материал: здесь летописец пишет не выдержками из чужих произведений, а своими собственными словами. Вот почему летопись фактически не имеет конца; ее конец в постоянно ускользающем и продолжающемся настоящем. Настоящее как продолжение истории, как живой и вечно продолжающийся итог - это своеобразное историческое восприятие сказалось также и в самой форме сводов, соединяющих старый, документально ценный материал и продолжающих его новыми записями до современных летописцу событий. Итак, летопись - это свод. Составляя свой свод, летописец прежде всего заботился о том, чтобы получить в свои руки труды своих предшественников - таких же летописцев, затем исторические документы - договоры, послания, завещания князей, исторические повести, жития русских святых и т. д., и т. п. Собрав весь доступный ему материал, иногда многочисленный и разнообразный, иногда всего два-три произведения, летописец соединял его в погодном изложении. Летописи он соединял год с годом, стремясь избегнуть повторений, документ помещал под годом, к которому он относился, житие святого - под годом смерти этого святого, историческую повесть, если она охватывала несколько лет, разбивал по годам и каждую часть помещал под своим годом и т. д. Построение летописного изложения по годам давало ему удобную сеть для разнесения в нее все новых и новых произведений. Работа эта не была механической: летописцу приходилось иногда устранять противоречия, иногда производить сложные хронологические изыскания, чтобы поместить каждое событие под своим годом. Исходя из своих политических представлений, летописец иногда пропускал то или иное известие, делал тенденциозную подборку этих известий, изредка сопровождал их собственным кратким политическим комментарием, но при этом не сочинял новых известий. Закончив свою работу сводчика, летописец дополнял этот материал собственными записями о событиях последних лет. Составленная из разновременных кусков, из произведений разных жанров, летопись внешне кажется пестрой, сложной, неоднородной. Однако пестрота и сложность дошедших до нас памятников летописания объясняется не только тем, что они представляют собою своды. В научной литературе неоднократно указывалось на стилистические трафареты в русской средневековой письменности («воинские формулы» - акад. А. С. Орлов , житийные шаблоны - В. О. Ключевский ). Эти стилистические трафареты являются проявлениями своеобразного средневекового писательского этикета. О каждом роде фактов приверженный этикету феодального общества средневековый писатель стремится писать в своей, только для этой группы фактов предназначенной манере: о святом - только в житийных штампах (в трафаретных выражениях описываются детство святого, подвиги в пустыне, кончина, предсмертные слова и т. п.); о военных действиях - только в воинских формулах (враг наступает «в силе тяжце», стрелы летят, «как дождь», кровь течет «по удолиям»); умершему князю преподносится шаблонная некрологическая похвала и т. д. Не следует думать, что воинские трафареты применяются только в воинских повестях, житийные шаблоны только в житиях святых и т. д. Здесь дело не в шаблонах жанров, как думали некоторые исследователи древнерусской литературы (А. С. Орлов, В. О. Ключевский), а именно в этикете: каждый род фактов следует описывать в только ему принадлежащей манере, в выражениях, для него предназначенных. Вот почему в житиях святых военные действия изображаются не в житийных выражениях, а в воинских, в воинских же повестях изображение святого подчинено житийным шаблонам. Вот отчего и в летописях применяются все манеры изложения - в зависимости от того, о чем идет речь. И дело здесь заключается опять-таки не только в форме изложения, но и в существе изложения, поскольку все эти стилистические трафареты, весь этот «этикет» писательского ремесла был связан и с идейными представлениями средневековья о святом, о злодее, об идеальном типе князя, о мотивах, по которым враги нападают на Русскую землю, о причинах стихийных бедствий (моровой язвы, засухи и т. д.), также изображаемых в своих этикетных выражениях. Как и сводный характер летописей, это «нанизывание» различных типов стилистических трафаретов в одной и той же летописи ведет нас к иному, глубоко отличному от современного представлению и об авторском тексте (единство которого вовсе не было обязательным), и об авторской точке зрения на события. Летописи - это своды, при этом не только своды предшествующих произведений, не только своды различных трафаретов писательского «этикета», но и своды идей. В них получают свое отражение различные идеологии. В самом деле, уже давно и бесспорно установлено, что «рукой летописца управляли политические страсти и мирские интересы» . Сами летописцы неоднократно заявляют о политической целенаправленности своих летописей. В 1241 г. галицкий князь Даниил приказал своему печатнику Кириллу «исписати грабительство нечестивых бояр», и этот отчет Кирилла составил основную часть княжеской летописи Даниила . В другом случае (1289 г.) князь Мстислав Данилович приказал занести в летопись крамолу жителей Берестья. В сгоревшей в 1812 г. Троицкой летописи начала XV в. под 1392 г., по свидетельству Н. М. Карамзина, читались горькие упреки новгородцам по поводу их непокорности великим князьям московским: «Беша бо человеци суровы, непокорней, упрямчиви, непоставни... кого от князь не прогневаша или кто от князь угоди им? Аще и великий Александр Ярославичь (Невский. - Д. Л. ) не уноровил им». В качестве доказательства летописец ссылается на московскую летопись: «И аще хощеши распытовати, разгни книгу: Летописец Великий Русьский - и прочти от великого Ярослава и до сего князя нынешнего» . Действительно, московская летопись полна политических выпадов против новгородцев, тверичей, суздальцев, рязанцев, так же как и рязанская, тверская, новгородская, нижегородская летописи - против москвичей. В летописи мы встретим гневные обличения боярства (в галицкой, владимирской, московской), многословные выступления против демократических низов (в новгородской), защиту «черных людей» от «житьих людей» и боярства (в некоторых псковских), антикняжеские выпады боярства (в летописи новгородской XII в.), защиту основ великокняжеского «единодержавия» (в летописи владимирской XII в., в летописи тверской середины XV в. и в московской конца XV-XVI в.) и т. д. О чисто «мирских» - политических - задачах, которые ставили перед собой летописцы, говорят и предисловия к летописям. Составитель «Летописца княжения тферского благоверных великых князей тферьскых» (свод тверского князя Бориса Александровича) пишет в предисловии к своему труду, что он выполнил его по повелению «благочестия дръжателя» князя Бориса Александровича, что труд свой он посвящает прославлению «чести премудрого Михаила, боголюбиваго князя», то есть Михаила Александровича Тверского. Однако многие из исследователей летописей, и в первую очередь академик А. А. Шахматов, рассматривали «идеологическую» сторону летописи только в связи с политическими концепциями того или иного феодального центра, где составлялась летопись. С точки зрения А. А. Шахматова, летопись отражала политические концепции Киева, Владимира, Новгорода, впоследствии - Москвы, Твери, Нижнего Новгорода и т. д. Между тем в летописи отражена не только идеология тех или иных феодальных центров, но и идеология классовая и сословная. Мы видели выше, что в «Повести временных лет» отражены рассказы старых дружинников - Вышаты Остромирича и Яня Вышатича. Вместе с ними в «Повесть временных лет» проникли элементы дружинной идеологии. Эта дружинная идеология сказывается не только в рассказах Вышаты и Яня. Так, например, под 1075 г. в рассказе о прибытии в Киев немецкого посольства проведена та мысль, что дружина дороже всякого богатства. «Се ни в что же есть, се бо лежить мертво, - говорят послы о богатствах Святослава. - Сего суть кметье (храбрецы) луче. Мужи бо ся доищуть и болше сего». В сходных выражениях говорит в летописи и Владимир Святославич, когда до него дошел ропот его дружины: «Сребромь и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато, яко же дед мой и отець мой доискася дружиною злата и сребра» (в «Повести временных лет» под 996 г.). Особенно ярко противопоставление дружины богатству ощущается и в рассказе «Повести временных лет» под 971 г. о дарах Цимисхия Святославу: Святослав и не взглянул на золото и паволоки, а оружие взял и приветствовал. То же противопоставление заметно и в рассказе под 1073 г. о бегстве Изяслава в Польшу «со именьем многым», о котором Изяслав, обманываясь, думал: «Симь налезу вои». Наконец, то же противопоставление золота дружине звучит и в «Предисловии» предшествовавшего «Повести временных лет» Начального свода, и в словах Ярослава Мудрого в Начальном своде, обращенных к своей дружине, под 1016 г.: «Любимая моя и честная дружина, юже выисекох вчера в безумии моем, не топерво ми их златом окупите». Естественно напрашивается вопрос: как могла проникнуть в монастырскую летопись дружинная точка зрения на политические события своего времени? Ответ на этот вопрос опять-таки лежит в сводном, компилятивном характере «Повести временных лет». Летопись - это не только свод предшествующих исторических материалов, не только свод различных стилистических приемов, требуемых «этикетом» писательского ремесла, но иногда и свод различных идеологий. При этом необходимо отметить, что остроте и целенаправленности политической точки зрения летописца не противоречит его стремление сохранить в своей летописи более или менее сходные точки зрения - сходные по своей направленности, хотя иногда и различные по исходным позициям. Идеология «старой дружины» в конце XI в. была направлена против новой политики князей, и она дает себя чувствовать в летописи Киево-Печерского монастыря, находившегося в ссоре со Святополком, а впоследствии эти же дружинные упреки князьям через Киево-Печерский Начальный свод переносятся в Новгород и здесь используются в совершенно иной социальной среде в целях боярской антикняжеской пропаганды . Для летописца часто не важно, с каких позиций критикуется княжеская власть: ему важна сама критика ее; вот почему дружинная аргументация против новой политики князей применяется в антикняжеских целях и в монастыре, и в боярской республике. То же самое следует сказать не только о политической идеологии летописца, но и о его мировоззрении в целом. Принято говорить о провиденциализме летописца, о его религиозном мировоззрении. Следует, однако, заметить, что летописец отнюдь не отличается последовательностью в этой своей религиозной точке зрения на события. Ход повествования летописца, его конкретные исторические представления очень часто выходят за пределы религиозного мышления и носят чисто прагматический характер. Свой провиденциализм летописец в значительной мере получает в готовом виде, а не доходит до него сам, он не является для него следствием особенности его мышления. Свои религиозные представления летописец во всех их деталях получает извне; от этого они в значительной степени могут расходиться с его личным опытом, с его практической деятельностью как историка. Русская политическая мысль находила себе выражение в тесной связи с реальными отношениями своего времени. Она конкретно опиралась на факты современной истории. Для нее не характерны самостоятельные отвлеченные построения христианской мысли, уводившей летописца от земного мира к отвлеченным вопросам предстоящего разрыва с земным бытием и устроения мира потустороннего. Вот почему, к счастью для исторического знания Древней Руси, летописец не так уж часто руководствовался своей философией истории, не подчинял ей целиком своего повествования. Важно при этом отметить, что в выборе моментов, по поводу которых летописец находил необходимым давать религиозно-дидактические комментарии, сказывался тот же средневековой «этикет» писательского ремесла, о котором мы говорили уже выше. Религиозно-дидактические комментарии летописца вызывали всегда одни и те же явления описываемой им жизни: неурожаи, моры, пожары, опустошения от врагов, внезапная смерть или небесные «знамения». Итак, момент религиозный не пронизывал собою всего летописного изложения. В этой непоследовательности летописца - ценность летописи, так как только благодаря ей в изложение властно вторгаются опыт, непосредственное наблюдение, элементы реализма, политическая злободневность - все то, чем так богата и благодаря чему так ценна русская летопись. Если летопись - свод предшествующего исторического материала, свод различных стилистических отрывков, свод политических идеологий и если летопись даже не отражает единого, цельного мировоззрения летописца, то почему же все-таки она предстает перед нами как произведение в своем роде цельное и законченное? Единство летописи как исторического и литературного произведения не в заглаженности швов и не в уничтожении следов кладки, а в цельности и стройности всей большой летописной постройки в целом, в единой мысли, которая оживляет всю композицию. Летопись - произведение монументального искусства, она мозаична. Рассмотренная вблизи, в упор, она производит впечатление случайного набора кусков драгоценной смальты, но, окинутая взором в ее целом, она поражает нас строгою продуманностью всей композиции, последовательностью повествования, единством и грандиозностью идеи, всепроникающим патриотизмом содержания. Летописец развертывает перед нами картину русской истории - всегда от ее начала, за несколько столетий, не стесняясь размерами своего повествования. Он дает эту картину в противоречиях своего собственного мировоззрения и мировоззрения своих предшественников. Эти противоречия жизненны и закономерны для его эпохи. Его представления о перспективе отличны от наших, но они есть, и они укладываются в рамки его собственной средневековой системы. Летопись - как произведение стенописи XI-XII вв., где одна человеческая фигура больше, другая - меньше, здания помещены на втором плане и уменьшены до высоты человеческого плеча, горизонт в одном месте выше, в другом - ниже, ближайшие к зрителю предметы уменьшены, отдаленные же увеличены, но в целом вся композиция сделана продуманно и четко: увеличено наиболее важное, уменьшено второстепенное. Как в древнерусских живописных изображениях показано то, что должно быть раскрыто именно сверху (например, стол с лежащими на нем предметами), снизу показано то, что мы обычно видим снизу, каждый предмет взят не со случайной точки зрения, а с той, с которой он может быть показан зрителю лучше всего и полнее всего в своей сущности. Противоречивой, нецельной и мозаичной летопись будет казаться нам только до той поры, пока мы будем исходить из мысли, что она создана вся от начала до конца одним автором. Такой автор окажется тогда лишенным строгого единства стилистической манеры, мировоззрения, политических взглядов и т. д. Но как только мы станем исходить из мысли, что единого автора летописи не было, что подлинным автором летописи явилась эпоха, ее создавшая, что перед нами не система идей, а динамика идей,- летопись предстанет перед нами в своем подлинном единстве - единстве, которое определяется не авторской индивидуальностью, а действительностью, жизнью, в единстве, отражающем в себе и все жизненные противоречия. Огромные просторы вечнотекущего содержания летописи окажутся тогда включенными в широкое, но тем не менее властно подчиняющее себе движение летописного текста русло - русло русской действительности. Как и всякая летопись, «Повесть временных лет» - свод. В самом деле, в «Повести временных лет» мы отнюдь не имеем дела с единым авторским текстом, принадлежащим одному автору. Ясно, например, что тексты договоров русских с греками под 907, 912, 945 и 971 гг. не выдуманы летописцем, что это - документы, только включенные летописцем в свою летопись. Совершенно отчетливо выделяются в «Повести временных лет» и переводные источники. Летописцы пользовались как историческими источниками различными переводными сочинениями, делали из них выборки, кропотливо, на основании документов воссоздавая историческое прошлое Руси. Эти переводы дошли до нас полностью; поэтому нетрудно установить, откуда, из какого места того или иного сочинения взят летописцем какой-нибудь текст и как он переработан для включения в летопись. Из переводных источников исторических сведений летописца укажем прежде всего «Хронику Георгия Амартола» (то есть «грешного») и его неизвестного нам по имени греческого продолжателя. На эту Хронику ссылается и сам летописец: «Глаголеть Георгий в летописаньи...» Ссылается летописец и на Хронограф (под 1114 г.), из которого также приводит выдержки в разных местах «Повести временных лет». Этот Хронограф был, вероятно, однороден по типу русскому Еллинскому и Римскому летописцу, составленному на основании переводных хроник Амартола и Иоанна Малалы. Во всяком случае, выдержки из Хроники Георгия Амартола приводятся в «Повести временных лет» в ряде мест в том же сочетании с отрывками из Хроники Иоанна Малалы, что и в этом Еллинском и Римском летописце. Пользуется летописец как историческим источником и «Летописцем вскоре» константинопольского патриарха Никифора, откуда заимствует под 852 г. хронологическую выкладку. Из переводного греческого «Жития» Василия Нового летописец приводит под 941 г. описание военных действий Игоря под Константинополем. Ссылается летописец и на авторитет «Откровения» Мефодия, епископа Патарского под 1096 г. («Мефодий же свидетельствует о них...» - о половцах; «яко сказаеть о них Мефодий Патарийскый, глаголя...»). Летописец дает из Мефодия Патарского большие выдержки. Несомненно, что и большое Сказание о начале славянской грамоты под 898 г. также не выдумано летописцем, а приведено им из каких-то западнославянских источников. Труднее определить отдельные русские сказания, вошедшие в состав «Повести временных лет»: о крещении и смерти Ольги, о первых мучениках-варягах, о крещении Руси с «речью философа», о Борисе и Глебе и др. Еще более трудно определить те предшествовавшие «Повести временных лет» летописи, которыми пользовался ее составитель и его предшественники. Каков был состав этих предшествовавших «Повести временных лет» летописей? Какими из внелетописных исторических источников воспользовался каждый из летописцев? Когда были составлены эти летописи? На все эти вопросы ответить нелегко, здесь возможны по большей части лишь предположения - одни более убедительные, другие менее, но ответить на эти вопросы необходимо, так как от этого зависит и степень достоверности приводимых ими сведений. Пристальное наблюдение текста «Повести» тотчас же обнаруживает отдельные части, которые не могли быть написаны автором XII в. Летописец XII в. не мог знать, что поражение Всеволода от половцев в 1061 г. произошло точно 2 февраля, что Ростислав Тмутороканский умер 3 февраля 1066 г., что в 1065 г. рыбаки выловили в Сетомле неводом урода, что 3 марта 1067 г. произошла битва на Немиге и многое другое. Кроме того, в «Повести временных лет» обнаруживаются явные вставки, разрушающие логическое развитие рассказа. Так, например, рассказав о троекратном мщении Ольги древлянам за убийство мужа - Игоря, летописец заключает: «и победиша древляны». Казалось бы, после этих слов следует ожидать сведения о той дани, которую Ольга возложила на побежденных. Но оказывается, что с древлянами не все покончено: древляне затворяются в своих городах, после чего летописец рассказывает о второй победе Ольги - о ее четвертой мести; и только после этого уже следуют слова: «възложиша на ня дань тяжьку». Ясно, что рассказ о четвертой мести Ольги древлянам искусственно вставлен в летописный текст. Или еще пример вставки: в 971 г., видя убыль в своей дружине, Святослав решает вернуться из византийских пределов за новым войском: «Пойду в Русь,- говорит он,- приведу боле дружины». И он действительно исполняет свое решение: «поиде в лодьях к порогом». Но между рассказом о решении и рассказом об исполнении этого решения находится повествование о заключении Святославом мира с греками и обширный текст договора. Ясно, что и здесь мы имеем дело со вставкой. Вставки в тексте «Повести временных лет» были обнаружены различными исследователями . Особое внимание обратил на них А. А. Шахматов. Наличие этих вставок свидетельствует о том, что в основе «Повести временных лет» лежит летопись еще более древняя. Очевидно, что составитель «Повести временных лет» использовал труд своего предшественника летописца, расширив его этими самыми вставками и продолжив изложение событий до своего времени. Восстановление летописных сводов, предшествовавших «Повести временных лет», принадлежит к увлекательнейшим страницам филологической науки. Приведем лишь некоторые из соображений, дающих возможность восстановить работу предшественников составителя «Повести временных лет». В начале списков Новгородской первой летописи (кроме Новгородской первой по Синодальному списку, где начало рукописи утрачено) читается текст, частично сходный, а частично различный с «Повестью временных лет». Исследуя этот текст, А. А. Шахматов пришел к выводу, что в нем сохранились отрывки более древней летописи, чем «Повесть временных лет». В числе доказательств А. А. Шахматов приводит и отмеченные выше места, где в тексте «Повести временных лет» обнаруживаются вставки. Так, под 946 г. в Новгородской первой летописи отсутствует рассказ о четвертой мести Ольги и повествование развертывается логически: «и победиша древляны и возложиша на них дань тяжку», то есть именно так, как, по предположению А. А. Шахматова, читалось в летописном своде, предшествовавшем «Повести временных лет». Так же точно отсутствует в Новгородской летописи и договор Святослава с греками, который, как указывалось выше, разорвал фразу: «И рече: „Пойду в Русь и приведу больше дружине”; и поиде в лодьях». Мысль, что в числе источников Новгородской первой летописи находился летописный свод более древний, чем «Повесть временных лет», находит себе подтверждение еще и в следующих соображениях. Новгородская первая летопись не могла явиться простым сокращением «Повести временных лет». В ней нет ни одной выписки непосредственно из греческой Хроники Амартола, ни одного договора с греками и т. д. Так систематически сокращать не могли древние летописцы, да и зачем было летописцу задаться целью опустить в своем труде все выдержки из- греческой Хроники Амартола, все четыре договора с греками и т. д.? Но, кроме того, между Новгородской первой летописью и «Повестью временных лет» замечаются значительные расхождения и по существу. Эти расхождения опять-таки могут быть объяснены только тем предположением, что текст, лежавший в основе Новгородской первой летописи, древнее «Повести временных лет». Так, например, в Новгородской первой летописи рассказывается о том, что со смертью Рюрика вступил на княжеский престол его сын Игорь, у которого был воеводою Олег. В Повести же временных лет сказано, что Игорь после смерти Рюрика был малолетен и за него правил не воевода, а князь Олег. Такое различие станет нам вполне ясным, если исходить из предположения, что «Повесть временных лет» составлена позднее начальной части Новгородской первой летописи. Очевидно, что составитель «Повести временных лет», включая в нее договор 911 г. Олега с греками, обратил внимание на то, что Олег является в нем вполне самостоятельным князем, и соответственно этому перестроил рассказ предшествующей летописи. Если же мы предположим, наоборот, что «Повесть временных лет» составлена ранее начальной части Новгородской первой и что составитель последней просто сокращал «Повесть временных лет», то окажется совершенно непонятным, почему, выбросив договоры с греками, летописец «перевел» Олега из князей в воеводы. На основании этих и многих других соображений А. А. Шахматов пришел к выводу, что в основе начальной части Новгородской первой летописи лежит летописный свод более древний, чем «Повесть временных лет». Летописец, составивший «Повесть временных лет», расширил его новыми материалами, различными письменными и устными источниками, документами (договорами с греками), выписками из греческих хроник и довел изложение до своего времени. Однако свод, предшествовавший «Повести временных лет», восстанавливается по Новгородской первой летописи лишь частично, например, в нем отсутствует изложение событий 1016-1052 гг. и 1074-1093 гг. Свод, легший в основу и «Повести временных лет», и Новгородской первой летописи, А. А. Шахматов назвал «Начальным», предполагая, что с него именно и началось русское летописание. Шаг за шагом в различных исследованиях А. А. Шахматову удалось восстановить полностью его состав, установить время его составления (1093-1095 гг.) и показать, в какой политической обстановке он возник. Начальный свод составился под свежим впечатлением страшного половецкого нашествия 1093 г. Описанием этого нашествия он заканчивался, размышлениями о причинах несчастий русского народа он начинался. Во вступлении к Начальному своду летописец писал, что бог казнит Русскую землю за «несытство» современных князей и дружинников. Им, алчным и своекорыстным, летописец противопоставляет древних князей и дружинников, которые не разоряли народ судебными поборами, сами содержали себя добычей в далеких походах, заботились о славе Русской земли и ее князей. Назвав этот свод Начальным, А. А. Шахматов не предполагал, что вскоре это название окажется неточным. Дальнейшие исследования А. А. Шахматова показали, что и в составе Начального свода имеются различные наслоения и вставки. А. А. Шахматову удалось вскрыть в основе Начального свода два еще более древних свода. Один из главных аргументов, на основании которого доказывается наличие в Начальном своде более древних летописей, извлекается из анализа рассказа Начального свода о крещении князя Владимира. Начальный свод, а за ним и «Повесть временных лет» рассказывают под 986 г., как к Владимиру пришли представители разных вер и убеждали его принять их веру. Последним выступил греческий «философ», который произнес обширную речь. Он подробно изложил христианское учение, закончив тем, что показал Владимиру «запону» - полотно с изображением Страшного суда. Создается впечатление, что летописец подводит читателя к ожидаемому концу - согласию Владимира креститься. Однако на вопрос «философа» о согласии креститься Владимир отвечает несколько неожиданно: «Пожду еще мало, хотя испытати о всех верах». Под следующим, 987 г. рассказывается о том, как избранные Владимиром люди объезжают все страны и возвращаются с тем же заключением, что греческая вера лучшая. Но и в этом случае Владимир не крестится, а задает боярам странный вопрос о том, где ему принять крещение. На этот вопрос бояре отвечают уклончиво: «Где ти любо». Под следующим, 988 г. в летописи находится рассказ о крещении Владимира в Корсуни: независимо от уговоров «философа» Владимир принимает греческую веру только потому, что византийский император соглашается отдать ему в замужество свою сестру при единственном условии - крещении Владимира. Создается впечатление, что в летописи слиты два рассказа: в одном из них говорилось о крещении Владимира в Киеве, в результате «испытания вер», а в другом - о крещении в Корсуни как условии женитьбы Владимира на сестре императора, причем последний рассказ был вставлен в первый. И действительно, следы этой вставки явственно ощутимы в летописи. Чтобы выяснить характер и происхождение обоих рассказов, А.А.Шахматов обратился к изучению всех житий Владимира, списков церковного устава Владимира и в особенности так называемого «Жития Владимира особого состава» (в Плигинском сборнике Библиотеки Академии наук). В результате А. А. Шахматов пришел к выводу, что рассказ о крещении Владимира в Корсуни существовал первоначально в виде особого произведения и что древнейшая летопись, предшествовавшая Начальному своду, рассказала о том, что Владимир крестился в Киеве, непосредственно вслед за речью «философа» в 986 г.; поход же на Корсунь был совершен Владимиром уже христианином в 989 г. Именно такая последовательность событий и нашлась в тех кратких извлечениях из какой-то очень древней летописи, которые имеются в «Памяти и похвале князю рускому Володимеру, како крестися...». Определить время составления этой древней летописи, предшествовавшей Начальному своду, помогает ряд наблюдений. Среди них приведем и такое. Под 977 г. сказано, что Олега Святославича похоронили у города Вручего (современный Овруч) и что могила его есть «и до сего дне у Вручего». Но в дальнейшем летописец рассказывает, что «кости» Олега Святославича и его брата Ярополка Святославича были выкопаны в 1044 г. из могил и похоронены в киевской церкви Богородицы (Десятинной). Отсюда ясно: летописец, писавший о том, что Олег Святославич был похоронен у Вручего, где могила его есть «и до сего дне», работал до 1044 г.; иначе он оговорил бы такое важное обстоятельство, как отсутствие в могиле погребенного в ней тела Олега. Обратим внимание на ту обширную запись, которая относится к 1037 г.: под этим годом подробно описана строительная деятельность Ярослава и помещена пространная похвала ему; все же последующие записи 1037-1044 гг. носят характер кратких приписок. Возможно, что древнейший, первый летописный свод заканчивался этой записью 1037 г. с прославлением Ярослава и его деятельности. Однако между первым летописным сводом и Начальным сводом 1093-1095 гг. можно усмотреть существование еще одного свода, обстоятельства составления которого и сам составитель могут быть выяснены почти с полною достоверностью. Это игумен Никон. Таким образом, история древнейшего русского летописания представляется А. А. Шахматову в следующем виде. В 1037-1039 гг. была составлена первая русская летопись - Древнейший Киевский свод. С начала 60-х гг. XI в. игумен Киево-Печерского монастыря Никон продолжал ведение летописания и к 1073 г. составил второй летописный свод. В 1093-1095 гг. в том же Киево-Печерском монастыре был составлен третий летописный свод, условно называемый Начальным. Наконец, в начале XII в., не сразу, а в несколько приемов, была составлена дошедшая до нас «Повесть временных лет» (к истории ее создания мы еще вернемся). Эту схему истории древнейшего летописания, в общем хорошо обоснованную множеством соображений, и следует принять, несмотря на то, что уже после смерти А. А. Шахматова ему были сделаны возражения академиками В. М. Истриным и Н. К. Никольским. Возражения В. М. Истрина и Н. К. Никольского исходили из неполного числа фактов и не принимали в расчет всей аргументации А. А. Шахматова в целом. Между тем, воссоздавая картину древнейшего русского летописания, А. А. Шахматов пользовался всеми сохранившимися списками русских летописей, согласовывал свои положения со всей историей русского летописания в целом, с которой она и оказалась самым тесным образом связана. А. А. Шахматов не останавливался на выяснении главнейших фактов истории начального русского летописания. Он стремился к восстановлению самого текста каждого из перечисленных выше сводов. В «Разысканиях о древнейших русских летописных сводах» (1908 г.) А. А. Шахматов дал восстановленный им текст древнейшего свода в редакции 1073 г., - то есть текст свода Никона 1073 г., с выделением в нем при помощи особого шрифта тех частей, которые вошли в него из Древнейшего свода 1037-1039 гг. В более позднем своем труде «Повесть временных лет» (т. I, 1916) А. А. Шахматов дал текст «Повести временных лет», в котором крупным шрифтом выделил те части ее, которые восходят к Начальному своду 1093-1095 гг. Необходимо отметить, что в своей чрезвычайно смелой попытке наглядно представить всю историю русского летописания, восстановить давно утраченные тексты А. А. Шахматов сталкивался с целым рядом вопросов, для решения которых не могло быть подыскано достаточного материала. Поэтому в этой последней части работы А. А. Шахматова - там, где он поневоле должен был, реконструируя текст, решать все вопросы - даже и те, на которые было почти невозможно ответить,- выводы его носили только предположительный характер. Наряду с крупнейшими достоинствами исследования А. А. Шахматова обладают, однако, существенными недостатками. Эти недостатки - в первую очередь методологического характера. Для своего времени общее понимание А. А. Шахматовым истории русского летописания отличалось прогрессивными чертами. А. А. Шахматов впервые внес в тонкий, но формальный филологический анализ буржуазной филологии исторический подход. Он обратил внимание на политически острый и отнюдь не бесстрастный характер летописей, на их связь с феодальной борьбой своего времени. Только на этих предпосылках А. А. Шахматов смог создать историю летописания. Однако исторический подход А. А. Шахматова был не всегда правилен. В частности, А. А. Шахматов не исследовал летопись как памятник литературы, не замечал в ней изменений чисто жанровых. Жанр летописи, способы ее ведения представлялись А. А. Шахматову неизменными, всегда одними и теми же. Следуя А. А. Шахматову, мы должны были бы предположить, что уже первая русская летопись соединила в себе все особенности русского летописания: манеру составлять новые записи по годам, особенности языка, широкое привлечение фольклорных данных для восстановления русской истории, самое понимание русской истории, ее основных вех. Мы должны были бы предположить также, что летопись стояла вне социальной борьбы своего времени. Само собой разумеется, что такое начало летописания маловероятно. На самом деле, как мы увидим ниже, летопись, ее литературная форма и ее идейное содержание росли постепенно, меняясь под влиянием идей и направлений своего времени, отражая внутреннюю, социальную борьбу феодализирующегося государства.

Традиционно летописями в широком смысле называют исторические сочинения, изложение в которых ведется строго по годам и сопровождается хронографическими (годовыми), часто календарными, а иногда и хронометрическими (часовыми) датами. В узком смысле слова летописями принято называть реально дошедшие до нас летописные тексты, сохранившиеся в одном или нескольких сходных между собой списках. Иногда небольшие по объему летописи - чаще всего узкоместного или хронологически ограниченного характера - называют летописцами (Рогожский летописец, Летописец начала царств и т.п.). Как правило же, под летописью в исследованиях подразумевается комплекс списков, объединяемых в одну редакцию (скажем, Лаврентьевская летопись, Ипатьевская летопись). При этом считается, что в их основе лежит общий предполагаемый источник.

Летописание велось на Руси с XI по XVII в. Поздние русские летописи (XVI-XVII вв.) существенно отличаются от летописей предшествующего времени. Поэтому работа с ними имеет свою специфику. В то время летописание как особый жанр исторического повествования угасало. Ему на смену приходили иные виды исторических источников: хронографы, Синопсис и т. п. Период сосуществования этих видов источников характеризуется своеобразным размыванием видовых границ. Летописи все больше приобретают черты хронографического (точнее, гранографического) изложения: повествование ведется по «граням» - периодам правления царей и великих князей. В свою очередь, поздние хронографы могут включать в свой состав летописные материалы (иногда целые фрагменты летописей).

Еще в XIX в. было установлено, что практически все сохранившиеся летописные тексты являются компиляциями, сводами предшествующих летописей.

Реконструкции текстов сводов - задача сложная и трудоемкая (примерами могут служить реконструкции Древнейшего свода 1036/39 гг., Начального свода 1096/97 гг., I, II и III редакций Повести временных лет, созданные А.А. Шахматовым; академическое издание реконструкции текста Повести временных лет, подготовленное Д.С. Лихачевым). К ним прибегают для того, чтобы прояснить состав и содержание текста гипотетического свода. В основном такие реконструкции имеют иллюстративное значение. Вместе с тем известен случай научной реконструкции М.Д. Присёлковым Троицкой летописи, список которой погиб во время московского пожара 1812 г. Благодаря этой реконструкции Троицкий список был вновь введен в научный оборот. Реконструкции протографов допустимы, как правило, на заключительной стадии источниковедческого исследования, поскольку позволяют конкретнее представить результаты работы над текстами летописных списков. Однако их не принято использовать в качестве исходного материала.

>При работе с летописными материалами следует помнить о неточности и условности научной терминологии. Это связано, в частности, с «отсутствием четких границ и сложностью истории летописных текстов», с «текучестью» летописных текстов, допускающих «постепенные переходы от текста к тексту без видимых градаций памятников и редакций». Следует различать, идет ли в исследовании речь о летописи как об условной редакции или о конкретном списке; не путать реконструкции летописных протографов с дошедшими до нас текстами списков и т. д.

Уточнение летописеведческой терминологии - одна из насущных задач летописного источниковедения. До настоящего времени «в изучении летописания употребление терминов крайне неопределенно.

Одним из самых сложных в летописеведении является понятие авторства. Ведь, как уже отмечалось, почти все известные летописи - результат работы нескольких поколений летописцев.

Уже поэтому само представление об авторе (или составителе, или редакторе) летописного текста оказывается в значительной степени условным. Каждый из них, прежде чем приступить к описанию событий и процессов, очевидцем или современником которых он был, сначала переписывал один или несколько предшествующих летописных сводов, бывших в его распоряжении.

По-иному обстояло дело, когда летописец подходил к созданию оригинального, «авторского» текста о современных ему событиях, участником или очевидцем которых он был либо о которых узнавал от свидетелей. Здесь индивидуальный опыт автора или его информаторов мог вступать в противоречие с общественной памятью. Однако этот явный парадокс исчезал, когда в происходящем удавалось различить черты высшего для христианского сознания исторического опыта. Для летописца Священная история - вневременная и постоянно заново переживаемая в реальных, «сегодняшних» событиях ценность. Событие существенно для летописца постольку, поскольку оно, образно говоря, являлось событием.

Отсюда следовал и способ описания - через прямое или опосредованное цитирование авторитетных (чаще всего сакральных) текстов. Аналогия с уже известными событиями давала летописцу типологию существенного. Именно поэтому тексты источников, на которые опирался летописец, являлись для него и его современников семантическим фондом, из которого оставалось выбрать готовые клише для восприятия, описания и одновременной оценки происходившего. Судя по всему, индивидуальное творчество затрагивало главным образом форму и в гораздо меньшей степени содержание летописного сообщения.

Замысел должен позволить непротиворечиво объяснить: 1) причины, побуждавшие создавать новые своды и продолжать начатое когда-то изложение; 2) структуру летописного повествования; 3) отбор материала, подлежащего изложению; 4) форму его подачи; 5) подбор источников, на которые опирался летописец.

Путь выявления замысла - обратный: по анализу содержания текстов, на которые опирался летописец (и общих идей произведений, которые он брал, за основу изложения), по литературным формам, встречающимся в летописи, следует восстановить актуальное для летописца и его потенциальных читателей содержание летописных сообщений, свода в целом, а уже на этом основании пытаться вычленить базовую идею, вызвавшую к жизни данное произведение.

7. Повесть временных лет: происхождение, авторство, редакции, внутренняя структура. Начало древнерусского летописания принято связывать с устойчивым общим текстом, которым начинается подавляющее большинство дошедших до нашего времени летописных сводов. Текст «Повести временных лет» охватывает длительный период - с древнейших времен до начала второго десятилетия XII в. Это один из древнейших летописных сводов, текст которого был сохранен летописной традицией. В разных летописях текст Повести доходит до разных годов: до 1110 г. (Лаврентьевский и близкие ему списки) или до 1118 г. (Ипатьевский и близкие ему списки). Обычно это связывают с неоднократным редактированием Повести. Сличение обеих редакций привело А.А. Шахматова к выводу, что в Лаврентьевской летописи сохранился текст первой редакции, осуществленной игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром. Текст статей 6618-6626 гг. связывается со второй редакцией Повести временных лет, проведенной, видимо, при старшем сыне Владимира Мономаха новгородском князе Мстиславе. Одновременно указание на то, что автором Повести был какой-то монах Киево-Печерского монастыря, Нестор. По мнению А.А. Шахматова, летопись, которую принято именовать Повестью временных лет, была создана в 1112 г. Нестором – предположительно автором двух известных агиографических произведений - Чтений о Борисе и Глебе и Жития Феодосия Печерского.

Летописные своды, предшествовавшие Повести временных лет: в составе Новгородской I летописи сохранился текст летописного свода, предшествовавшего Повести временных лет. Повести временных лет предшествовал свод, который А.А. Шахматов предложил назвать Начальным. Исходя из содержания и характера изложения летописи, его было предложено датировать 1096-1099 гг. По мнению исследователя, он-то и лег в основу Новгородской I летописи. Дальнейшее изучение Начального свода, однако, показало, что и он имел в своей основе какое-то произведение (или произведения) летописного характера. Из этого Л.А. Шахматов сделал вывод о том, что в основе Начального свода лежала какая-то летопись, составленная между 977 и 1044 гг. Наиболее вероятным в этом промежутке Л.А. Шахматов считал 1037г., под которым в Повести помещена похвала князю Ярославу Владимировичу. Это гипотетическое летописное произведение исследователь предложил назвать Древнейшим сводом. Повествование в нем еще не было разбито на годы и было сюжетным. Годовые даты (хронологическую сеть) в него внес киево-печерский монах Никои Великий в 70-х годах XI в.

M.П. Тихомиров обратил внимание на то, что в Повести лучше отражено время правления Святослава Игоревича, нежели Владимира Святославича и Ярослава Владимировича. На основапии сравнительного изучения Повести и Новгородской I летописи ученый пришел к выводу, что Повесть базировалась на монотематической Повести о начале Русской земли, рассказывавшей об основании Киева и первых киевских князьях.

Д.С. Лихачев полагает, что Начальному своду предшествовало Сказание о первоначальном распространении христианства на Русы. Это был монотематический рассказ, составленный в начале 10-х гг. XI в. В Сказание входили: сказания о крещении и кончине княгини Ольги; о первых русских мучениках варягах-христианах; о крещении Руси; о Борисе и Глебе иПохвала князю Ярославу Владимировичу.

Л.В. Черепнин, Сопоставив текст Повести с похвалой князю Владимиру Иакова Мниха, пришел к выводу, что в основе последней лежал свод 996 г. Этот текст опирался на краткие летописные заметки, которые велись при Десятинной церкви в Киеве. Было также высказано предположение, что к составлению свода Десятинной церкви причастен Анастас Корсунянин.

Новгородские своды XI в.: вместе с Киево-Печерским сводом 1074 г. (так называемый свод Никона) он лег в основу Начального свода. В основе новгородского свода третьей четверти XI в., как полагал А.А. Шахматов, лежали Древнейший киевский свод 1037 г. и какая-то более ранняя новгородская летопись 1017 г., составленная при новгородском епископе Иоакиме.

Б.А. Рыбаков связывал составление такого свода с именем новгородского посадника Остромира (1054-1059 гг.). По мнению исследователя, это была светская летопись, обосновывавшая самостоятельность Новгорода, его независимость от Киева.

Устные источники в составе Повести временных лет: под 1096 г. летописец упоминает новгородца Гюряту Роговича, рассказавшего ему югорскую легенду о народах, живущих на краю земли в «полунощных странах».

Иностранные источники Повести временных лет: Значительную часть их составляют зарубежные хроники, прежде всего греческие. Наиболее многочисленны заимствования из перевода Хроники Георгия Амартола. Сама Хроника была создана около 867 г. и охватывала всемирную историю от Адама до смерти византийкого императора Феофила (812 г.). Из Хроники были заимствованы сведения, связанные с историей славян, и прежде всего с первыми походами Руси на Константинополь.

Другим важным источником Повести стал Летописец константинопольского патриарха Никифора (806-815 гг.), который содержал хронологический перечень важнейших событий всемирной истории, доведенный до года смерти автора (829 г.). Еще одним важным источником Повести, по мнению А.А. Шахматова, поддержанному рядом исследователей, стал какой-то не дошедший до нашего времени Хронограф особого состава. В него входили фрагменты уже упоминавшейся Хроники Георгия Амартола, а также греческих хроник Иоанна Малалы, Хроника Георгия Синкелла и Пасхальная хроника.

Использовался в Повести и текст еврейского хронографа Книга Иосиппон, составленного в южной Италии в середине X в. В основе - латинский перевод «Иудейских древностей»и пересказ «Иудейской войны» Иосифа Флавия. Основным источником образных представлений первых русских летописцев были произведения сакрального характера, прежде всего Священное писание.

Для составления летописей широко привлекалась и апокрифическая литература, которая в XI-XII вв. бытовала наряду с богослужебными книгами. Использовалось составителем Повести и Житие Василия Нового - греческое агиографическое произведение.

Внутренняя структура: ПВЛ состоит из недатированного «введения» и годовых статей разного объема, содержания и происхождения. Эти статьи могут иметь характер 1) кратких фактографических заметок о том или ином событии, 2) самостоятельной новеллы, 3) части единого повествования, разнесенного по разным годам при хронометрировании первоначального текста, не имевшего погодной сетки, и 4) «годовых» статей сложного состава.

8. Летописание 12-15 век. Основные центры, особенности содержания летописей.

Местное летописание XII-XIII вв. Южнорусское летописание Источниками изучения южнорусского летописания XII-XIII вв. служат, в первую очередь, Ипатьевский (начало XV в.), близкие ему Хлебниковский (XVI в.), Погодинский (XVII в.), Ермолаевский (конец XVII - начало XVIII в.) и другие списки, а также списки Воскресенской и основной редакции Софийской I летописей. В ХII-ХIII вв. на юге Руси летописание систематически велось лишь в Киеве и Переяславле Южном. В Чернигове же существовали только семейные княжеские летописцы.

К и е в с к о е летописание, с одной стороны, как будто продолжало традицию Повести временных лет. С другой - утратило общегосударственный характер и превратилось в семейную летопись киевских князей. Оно велось непрерывно в течение всего XII в.

Летописание Северо-Востока Источники изучения летописания русского Северо-Востока за XII-XIII вв. включают Радзивиловский (конец XV в.) и Московский Академический (XV в.) списки, восходящие к общему протографу (Радзивиловская летопись), Летописец Переяславля Суздальского (список 60-х годов XV в.) и Лаврентьевский список 1377 г. По мнению М.Д. Присёлкова, центральной идеей этого (великокняжеский Владимирский свод 1281 г.) свода было доказательство приоритета Владимира «среди союзных феодальных русских княжеств (в противовес галицкому своду конца XIII в.).

Владимиро-Суздалъское летописание как самостоятельная ветвь берет свое начало с 1158 г., когда во Владимире-на-Клязьме начали нестись непрерывные местные записи при дворе Андрея Боголюбского. В 1177 г. они были объединены с отдельными летописными заметками Юрия Долгорукого в великокняжеский свод, опиравшийся, кроме того, на епископский южнорусский (переяславский) Летописец. Продолжением его стал летописный свод 1193 г., включивший также материалы княжеского Летописца Переяславля Южного. В 1212 г. на его основе был создан лицевой свод (т. е. украшенный миниатюрами, копии которых ныне можно видеть в Радзивиловском списке) великого князя Владимирского. До этого момента летописание, вероятно, велось при владимирском Успенском соборе. Затем летописный свод приобрел светские черты, что связывают с ухудшением отношений владимирского князя Юрия с епископом Иваном. Скорее всего, составление свода 1212 г. было поручено человеку, близкому великому князю. В дальнейшем вследствие монгольского нашествия и разорения Владимира собственно Владимирское летописание затухает.

Ростовское летописание продолжило традиции владимирских великокняжеских сводов. Здесь уже в начале XIII в. был создан местный княжеский летописец, во многом сходный с владимирским. В 1239 г. появилось продолжение великокняжеского Владимирского свода, побравшего и известия Ростовского свода 1207г.

В основу северо-восточной летописной традиции была положена идея о переходе центра Русской земли из Киева по Владимир-на-Клязьме.

Новгородское летописание Источниками изучения новгородского летописания XII-XIII вв. служат Синодальный список (XIII - первая треть XIV в.) Новгородской первой летописи (старший извод), а также списки Комиссионный (XV в.), Академический (вторая половина XV и.) и Троицкий (вторая половина XV в.), объединяемые в ее младший извод. Их анализ позволяет установить, что в Новгороде с середины XI в. летописная традиция не прерывалась вплоть до XVI в.

История летописания Новгорода Великого. Около 1136 г., по-видимому, в связи с изгнанием из Новгорода князя Всеволода, по указанию епископа Нифонта был создан Софийский владычный свод, переработавший новгородскую княжескую летопись, которая велась с середины XI в. Еще одним источником служил также киевский Начальный свод 1096 г., легший в основу новгородского летописания. Возможно, в создании первого владычного свода участвовал известный клирик Новгородской Софии Кирик. В начале XIII в. появился новый владычный свод. Его создание было как-то связано с падением Константинополя в 1204 г. vВо всяком случае, завершался он рассказом о взятии византийской столицы крестоносцами.

К XIV в. относятся первые летописи, претендующие на освещение истории всех Русских земель (хотя на самом деле в них отображались, как правило, лишь события, происходившие и Северо-Восточной Руси). Источниками для изучения зарождения общерусского летописания служат прежде всего Лаврентьевская и Троицкая летописи.

В связи с тем что в 1305 г. великим князем владимирским стал тверской князь Михаил Ярославич, центр великокняжеского летописания переместился в Тверь, где, вероятно, еще в конце XIII в. начинают вестись летописные записи. Создание здесь великокняжеского свода начала XIV п. совпало с усвоением Михаилом Ярославичем нового титула - «великий князь всея Руси».

Как общерусский, свод включил не только местные, но и новгородские, рязанские, смоленские, южнорусские известия и имел явную антиордынскую направленность. Свод 1305 г, стал основным источником Лаврентьевской летописи. С переходом ярлыка па великое княжение в руки Ивана Калиты зародившаяся в Твери традиция общерусского летописания переходит в Москву. Здесь приблизительно в 1389 г. был создан Летописец великий русский. Анализ его показывает, что при князе Юрии Даниловиче в Москве, видимо, летописных записей не велось. Отдельные фрагменты подобной работы (семейная хроника) отмечаются при московском княжеском дворе только с 1317 г. Чуть позднее, с 1327 г. летописание начало вестись при митрополичьей кафедре, перенесенной за год до того в Москву. Судя по всему, с 1327 г. здесь непрерывно ведется единая летопись.

Скорее всего, летописание в тот период велось при митрополичьем дворе. На это указывает характер годовых записей: летописец гораздо внимательнее относится к переменам на митрополичьем престоле, а не на великокняжеском. Впрочем, это вполне объяснимо. Не будем забывать, что именно митрополиты, а не великие князья традиционно имели в то время в своей титулатуре упоминание «всея Руси», которая им (хотя бы номинально) подчинялась. Тем не менее появившийся свод был не собственно митрополичьим, а великокняжеско-митрополичьим. Этот свод (по датировке А.А. Шахматова - 1390 г.), вероятно, и получил название Летописец великий русский. Следует, однако, отметить, что кругозор составителей нового свода был необыкновенно узким. Московский летописец видел значительно меньше, чем составители тверских великокняжеских сводов. Впрочем, по мнению Я.С. Лурье, так называемый Летописец великий русский по своему происхождению мог быть и тверским.

Следующий этап развития общерусского летописания в существовавших самостоятельных землях и княжествах был связан с усилением роли и влияния митрополита «всея Руси». Таков был итог длительного противостояния московского великого князя и церкви в годы правления Дмитрия Ивановича Донского. С именем митрополита Киприана связывают идею создания нового летописного свода. Он включал историю русских земель, входивших в русскую митрополию, с древнейших времен. В него должны были войти, по возможности, материалы всех местных летописных традиций, в том числе отдельные летописные записи по истории Великого княжества Литовского. Первым общерусским митрополичьим сводом стала так называемая Троицкая летопись 1408 г., отразившаяся преимущественно в Симеоновском списке.

После нашествия Едигея и в связи с последовавшей затем, борьбой за московский престол между наследниками Дмитрия Донского центр общерусского летописания вновь переместился в Тверь. В результате усиления Твери в 30-х годах XV в. (по последней датировке Я.С. Лурье - в 1412 г.) здесь появилась новая редакция свода 1408 г., непосредственно отразившаяся в Рогожском летописце, Никоновской и (опосредованно) Симеоновской летописях. Важным этапом в становлении общерусского летописания стало составление свода, который лег в основу большой группы летописных списков, объединяемых в Софийскую I и Новгородскую IV летописи. Расчет годов, помещенный под 6888 (1380) г., позволил Л.Л. Шахматову определить дату его создания как 1448 г. Составитель свода 1448 г. отразил изменившийся кругозор читателя своего времени. Под его пером достаточно четко оформилась идея необходимости объединения московских земель с Ростовом, Суздалем, Тверью и Новгородом Великим для совместной борьбы с «погаными». Летописец «впервые поставил этот вопрос не с узкомосковской (или тверской), а с общерусской точки зрения (использовав в этом случае и южнорусское летописание).

Свод 1448 г. не дошел до нас в первоначальном виде. Возможно, это связано с тем, что он поневоле, в силу времени своего создания, имел компромиссный характер, подчас парадоксально объединяя московскую, тверскую и суздальскую точки зрения.

Тем не менее он лег в основу почти всех русских летописей последующего периода (прежде всего, Софийской I и Новгородской IV), так или иначе перерабатывавших его.

Под редакцией Молева Е.А., доктора исторических наук, профессора, декана исторического факультета Нижегородского государственного университета им. Лобачевского

Методическое руководство авторским коллективом сельской Летописи ведется районным департаментом культуры через методический отдел центральной районной библиотеки (централизованной библиотечной системы района)
Для практического ведения Летописи требуется положительное отношение к ней местного органа власти – сельсовета, оформленное документально. Причем, в этом документе должно быть зафиксировано:
а) кто и на какой срок занимается созданием Летописи;
б) в какие сроки авторский коллектив (составители Летописи) отчитывается о своей работе в данном сельсовете.
В решение органа местного самоуправления о создании Летописи должны быть внесены только люди, реально работающие над Летописью.
Решающее значение для создания и ведения сельской Летописи имеет статут Летописи - относительно большой документ, подробно раскрывающий все стороны деятельности авторского коллектива (составителей Летописи) и их взаимоотношениям с сельским советом. Это очень важный организационный документ для Летописи. Утверждает статут глава администрации сельсовета.

Статут Летописи

1. Цель и задачи сельской Летописи

Создание и ведение сельской Летописи имеет целью ведение упорядоченного сбора информации о событиях, произошедших в данном селе или связанных с этим селом и имеющих общественно значимый характер, с момента создания населенного пункта и по настоящий день.

Информация, внесенная в «Летопись…» открыта для всех интересующихся историей, экономикой, культурой и другими факторами жизни села.

Особое значение предполагается информированию подрастающего поколения жителей села и учащихся сельской школы об истории этого населенного пункта и повышению роли краеведения.

2. Авторский коллектив, порядок утверждения и сроки работы авторского коллектива

Для ведения «Летописи …» решением главы администрации сельсовета утверждается авторский коллектив (составители летописи), в составе двух человек: должностное лицо, ведущее бумажный вариант «Летописи…» (на этапе утверждения статуса «Летописи …» заведующая сельской библиотекой), и житель села (необязательно), имеющий желание, знания, умения и технические возможности для ведения «Летописи …» в электронном виде.

Авторский коллектив в процессе работы над Летописью самостоятельно ищет и находит добровольных помощников и информаторов для сбора сведений по теме Летописи. Число помощников и информаторов не ограничивается. Их участие в создании летописи фиксируется в отдельной части летописи: «Помощники и информаторы»

Авторский коллектив ищет людей, способных не писать под диктовку руководства, а имеющих самостоятельность мышления, интерес и стремление к краеведению. При этом использует широкий круг поиска этих людей в сфере культуры, образования и т.д.

Авторский коллектив объединяет людей, интересующихся историей своего края в группы, для совместной работы над подготовкой Летописи в соответствии с утвержденными статутами сельской Летописи. Делает это на основе решений местных администраций.

3. Какие события вносятся в сельскую Летопись

В «Летопись …» вносятся события, имеющие общественную значимость, и касающиеся как физических, так и юридических лиц, имеющих отношение к данному населенному пункту. Как-то:
статистика рождений, браков, разводов и смертей, общее количество населения села, поселка, количество школьников, призывников, пенсионеров, иная статистическая информация;
информация различного вида по культуре, экономике, инфраструктуре села, поселка;
сведения об организациях, расположенных в селе, значимые вехи и достижения в их деятельности, ФИО руководителей с момента начала деятельности организации и по настоящее время;
учебные, трудовые, боевые и иные общественно значимые достижения жителей села или других лиц, имеющих отношение к сельскому поселению;
решения сельской и вышестоящих администраций и органов, касающихся села или сельского поселения, как в целом, так и в частностях;
информация и статьи СМИ, по вопросам, связанным с селом;
школьные события в сельской школе, события, касающиеся учеников из этого села;
информация о корпоративных событиях и празднованиях, отмечаемых в селе
природные события и явления на территории села
сведения о народных промыслах, трудовых занятиях, увлечениях и интересах жителей села;
хозяйственная деятельность физических лиц и организаций на территории села;
другие события, факты, цифры, документы и даты, имеющие общественную значимость для села.

4. Порядок ведения Летописи, регистрация, нумерация

В соответствии с Российским законодательством права документа имеет бумажный вариант Летописи сельской Летописи. «Летопись …», как бумажный документ регистрируется в администрации сельсовета.

Все записи в книге ведутся в хронологическом порядке, по мере поступления информации, с указанием даты события, текста информации о прошедшем событии и ссылкой на источник информации о происходившем событии. По мере накопления информации на какую – либо тему можно делать анализы, создавать разного рода обобщения и другие материалы, но это вторично. Главный подход – хронологический.

Каждая заполненная страница «Летописи …» нумеруется и подписывается составителем бумажной версии «Летописи…». Отдельные обзорные и тематические материалы, которые ввиду большого объема не могут войти в текст самой «Летописи …», учитываются в оглавлении «Летописи …» как отдельные приложения и являются составной частью сельской Летописи.

5. Источники информации, их достоверность

Строго обязателен принцип ссылки на точный источник информации – устный, письменный или электронный. Источники информации могут быть официальными и неофициальными, письменными и устными, фото- видео и аудиозаписями. Каждый источник информации имеет свое значение, степень достоверности и важности.

Даже табличка на могильном памятнике, на правах источника информации, дает три вида информации: дату рождения, смерти и место захоронения человека. Ссылки на источники информации можно поместить в отдельной части Летописи, но в любом случае ссылка на источник информации должна быть.

Наиболее достоверны сведения из архивных и других официальных документов – если они повторяются более одного раза (сведения, подтвержденные двумя и более документальными источниками).

Менее достоверны записи, основанные на сведениях из одного документального источника, или средств массовой информации (СМИ).

И третья степень достоверности – воспоминания наших современников. Они ценны своей первичностью и остротой и всегда найдут достойное место в Летописи. Но в силу свойств человеческой памяти, субъективности оценки прошлых событий не всегда можно вспомнить все «по-книжному». Поэтому летописные записи, основанные на воспоминаниях, должны уточняться и дополняться перекрестными данными из документальных источников».

6. Порядок хранения Летописи

В процессе ведения «Летописи …» ее бумажный вариант хранится в сельской библиотеке. После заполнения очередного тома, она вместе со своей электронной копией на компакт-диске за инвентарным номером передается в сельскую библиотеку. Ее бумажная и электронная копия (на компакт–диске) передаются на хранение в администрацию сельсовета.

7. Обязанности учредителя Летописи

Учредителем «Летописи» является администрация сельсовета. Она:

утверждает статут летописи;

регистрирует бумажный и электронный варианты «Летописи …»;

в установленные сроки инвентаризации проводит проверку наличия «Летописи …», как документа администрации сельсовета;

по окончании ведения очередного тома «Летописи …» принимает решение о передаче ее в бумажном и электронном виде (на компакт-диске) на постоянное хранение в сельскую библиотеку, а ее бумажной и электронной копии в администрацию сельсовета.

8. Обязанности и отчетность авторского коллектива (составителей летописи)

в согласованные с администрацией сроки ведет запись статистических сведений, касающихся села;

дает предложения администрации сельсовета по внесению дополнений и изменений в статус «Летописи …»

в установленные администрацией сельсовета сроки готовит отчет о своей деятельности по ведению «Летописи …».

9. Роль и место электронного варианта сельской Летописи

Одновременно с бумажным текстом «Летописи …» ведется электронная запись текста сельской Летописи. Она должна полностью дублировать бумажный текст «Летописи …». При этом условии электронный вариант «Летописи …» является полноправной авторской копией «Летописи …», и в случае утраты бумажного варианта «Летописи …», Летопись должна быть восстановлена на основе ее электронной копии.

При окончании и сдаче в сельскую библиотеку очередного тома «Летописи …», ее электронная копия записывается в двух экземплярах на компакт-диске, также учитывается на инвентарный номер и сдается на хранение по одному экземпляру в сельскую библиотеку и администрацию сельсовета.

Допускается копирование, тиражирование, перепечатка материалов «Летописи …» в электронном и бумажном виде, с обязательной ссылкой на

О жизни преподобного Нестора летописца до того, как он стал насельником Киево-Печерского монастыря, нам не известно практически ничего. Мы не знаем, кем он был по социальному статусу, не знаем точную дату его рождения. Ученые сходятся на приблизительной дате — середина XI века. История не зафиксировала даже мирского имени первого историка земли Русской. А он — сохранил для нас бесценные сведения о психологическом облике святых братьев-страстотерпцев Бориса и Глеба, преподобного Феодосия Печерского, оставшись в тени героев своих трудов. Обстоятельства жизни этого выдающегося деятеля русской культуры приходится восстанавливать по крупицам, и не все лакуны в его жизнеописании можно заполнить. Память преподобного Нестора мы отмечаем 9 ноября.

Преподобный Нестор пришел в знаменитый Киево-Печерский монастырь, будучи семнадцатилетним юношей. Святая обитель жила по строгому Студийскому уставу, который ввел в ней преподобный Феодосий, позаимствовав его из византийских книг. Согласно этому уставу, прежде чем дать монашеские обеты, кандидат должен был пройти длительный подготовительный этап. Вновь пришедшим сначала предстояло носить мирскую одежду — до тех пор, пока они не изучат хорошо правила монастырской жизни. После этого кандидатам разрешалось надеть монастырское одеяние и приступить к испытаниям, то есть показать себя в работе на различных послушаниях. Тот, кто прошел эти испытания успешно, принимал постриг, но на этом испытание не заканчивалось — последним этапом принятия в монастырь являлось пострижение в великую схиму, которого удостаивались не все.

Преподобный Нестор прошел весь путь от простого послушника до схимонаха всего за четыре года, а также получил сан диакона. Немалую роль в этом сыграли, помимо послушания и добродетели, его образованность и выдающийся литературный талант.

Киево-Печерский монастырь представлял собой уникальное явление в духовной жизни Киевской Руси. Численность братии доходила до ста человек, что было редкостью даже для самой Византии. Строгость общинного устава, найденного в константинопольских архивах, не имела аналогов. Монастырь процветал и в материальном плане, хотя его наместники не заботились о собирании богатств земных. К голосу обители прислушивались сильные мира сего, он имел реальное политическое и, главное, духовное влияние на общество.

Молодая Русская Церковь в то время активно осваивала богатейший материал византийской церковной книжности. Перед ней стояла задача создания оригинальных русских текстов, в которых был бы явлен национальный облик русской святости.

Первый агиографический (агиография — богословская дисциплина, изучающая жития святых, богословские и историко-церковные аспекты святости. — Ред.) труд преподобного Нестора — «Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» — посвящен памяти первых русских святых. Летописец, по-видимому, откликнулся на ожидающееся общерусское церковное торжество — освящение каменной церкви над мощами святых Бориса и Глеба.

Труд преподобного Нестора был не первым среди работ, посвященных этой теме. Однако он не стал излагать историю братьев по готовому летописному преданию, но создал текст, глубоко оригинальный по форме и по содержанию. Автор «Чтения о житии…» творчески переработал лучшие образцы византийской житийной литературы и смог выразить очень важные для русского церковного и государственного самосознания идеи. Как пишет исследователь древнерусской церковной культуры Георгий Федотов, «память святых Бориса и Глеба была голосом совести в междукняжеских удельных счетах, не урегулированных правом, но лишь смутно ограничиваемых идеей родового старшинства».

Преподобный Нестор не располагал большим количеством данных о смерти братьев, но как тонкий художник смог воссоздать психологически достоверный образ истинных христиан, безропотно принимающих смерть. Подлинно христианская смерть сыновей крестителя русского народа князя Владимира вписана летописцем в панораму общемирового исторического процесса, который он понимает как арену вселенской борьбы добра и зла.

Отец русского монашества

Второе житийное произведение преподобного Нестора посвящено жизни одного из основателей Киево-Печерского монастыря — преподобного Феодосия. Он пишет этот труд в 1080‑х годах, спустя всего несколько лет после кончины подвижника, в надежде на скорую канонизацию преподобного. Надежде этой, однако, не суждено было сбыться. Преподобного Феодосия канонизировали только в 1108 году.

Внутренний облик преподобного Феодосия Печерского имеет для нас особое значение. Как пишет Георгий Федотов, «в лице преподобного Феодосия Древняя Русь нашла свой идеал святого, которому оставалась верна много веков. Преподобный Феодосий — отец русского монашества. Все русские иноки — дети его, носящие на себе его фамильные черты». А Нестор Летописец был тем человеком, который сохранил для нас его неповторимый облик и создал на русской почве идеальный тип жизнеописания преподобного. Как пишет тот же Федотов, «труд Нестора ложится в основу всей русской агиографии, вдохновляя на подвиг, указывая нормальный, русский путь трудничества и, с другой стороны, заполняя общими необходимыми чертами пробелы биографического предания. <…> Все это сообщает Несторову житию исключительное значение для русского типа аскетической святости». Летописец не был свидетелем жизни и подвигов преподобного Феодосия. Тем не менее в основе его житийного рассказа — свидетельства очевидцев, которые он смог соединить в цельный, яркий и запоминающийся рассказ.

Конечно, для создания полноценного литературного жития необходима опора на развитую литературную традицию, которой еще не было на Руси. Поэтому преподобный Нестор многое заимствует из греческих источников, иногда делая длинные дословные выписки. Однако они практически не влияют на биографическую основу его рассказа.

Память о единстве народа

Главным подвигом жизни преподобного Нестора было составление к 1112-1113 годам «Повести временных лет». Этот труд отстоит от первых двух известных нам литературных трудов преподобного Нестора на четверть века и относится к другому литературному жанру — летописи. Свод «Повести…», к сожалению, не дошел до нас целиком. Он был подвергнут переработке монахом Выдубицкого монастыря Сильвестром.

В основе «Повести временных лет» лежит летописный труд игумена Иоанна, который предпринял первую попытку систематического изложения русской истории с древнейших времен. Свое повествование он довел до 1093 года. Более ранние летописные записи представляют собой фрагментарное изложение разрозненных событий. Интересно, что в этих записях содержится легенда о Кие и его братьях, коротко сообщается о княжении варяга Олега в Новгороде, о погублении Аскольда и Дира, приводится легенда о смерти Вещего Олега. Собственно киевская история начинается с княжения «старого Игоря», о происхождении которого умалчивается.

Игумен Иоанн, неудовлетворенный неточностью и баснословностью летописного изложения, восстанавливает года, опираясь на греческие и новгородские хроники. Именно он впервые представляет «старого Игоря» как сына Рюрика. Аскольд и Дир здесь впервые предстают как бояре Рюрика, а Олег — как его воевода.

Именно свод игумена Иоанна стал основой работы преподобного Нестора. Наибольшей переработке он подверг начальную часть летописного свода. Первоначальная редакция летописи была дополнена сказаниями, монастырскими записями, византийскими хрониками Иоанна Малалы и Георгия Амартола. Большое значение святой Нестор придавал устным свидетельствам — рассказам старца-боярина Яна Вышатича, торговцев, воинов, путешественников.

В своем главном труде Нестор Летописец выступает и как ученый-историк, и как писатель, и как религиозный мыслитель, дающий богословское осмысление отечественной истории, которая является составной частью истории спасения человеческого рода.

Для преподобного Нестора история Руси есть история восприятия христианской проповеди. Поэтому он фиксирует в своей летописи первое упоминание о славянах в церковных источниках — 866 год, подробно рассказывает о деятельности святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, о крещении равноапостольной Ольги в Константинополе. Именно этот подвижник вводит в летопись рассказ о первом православном храме в Киеве, о проповедническом подвиге варягов-мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна.

Несмотря на огромный объем разнородной информации, летопись преподобного Нестора стала подлинным шедевром древнерусской и мировой литературы.

В годы раздробленности, когда о былом единстве Киевской Руси не напоминало почти ничего, «Повесть временных лет» оставалась тем памятником, который будил во всех уголках рассыпающейся Руси память о ее былом единстве.

Преподобный Нестор скончался около 1114 года, завещав печерским инокам-летописцам продолжение своего великого труда.

Газета «Православная вера» № 21 (545)

Методика текстологических исследований, как мы уже видели, в значительной степени зависит от того, как работал древнерусский книжник. Особенности текстологического изучения летописей также в известной мере зависят от того, как работал древнерусский летописец.

В литературе о древнерусском летописании было много споров о том, как велись летописи. Одни из исследователей видели в составителях лето-писей нехитрых, немудрствующих и объективных излагателей фактов. Другие, как А. А. Шахматов и М. Д. Приселков, предполагали на основании текстологических данных, что летописцы были весьма осведомленными источ- никоведами, соединявшими различный материал предшествующих летописей под углом зрения определенных политико-исторических концепций. Безусловно правы последние. Именно их представления позволили распутать сложный состав летописных сводов и построить общую схему истории русского летописания. Приложение этих взглядов к текстологии летописания оказалось практически плодотворным.

Обратимся к заявлениям и высказываниям самих летописцев и детально ознакомимся с их работой.

Прежде всего отметим, что характер текста летописей во многом опре-делялся их острой политической направленностью.

Летопись была самым тесным образом связана и с классовой и внутри-классовой борьбой своего времени, с борьбой между собой отдельных феодальных центров. В 1241 г. галицкий князь Даниил приказал своему печатнику Кириллу «исписати грабительство нечестивых бояр», и этот отчет Кирилла составил основную часть княжеской летописи Даниила. В другом случае (1289 г.) князь Мстислав Данилович приказал занести в летопись крамолу жителей Берестья.

То, как смотрел сам летописец на свой труд, показывает следующая ха-рактерная запись в сгоревшей Троицкой летописи. Под 1392 г. в ней чита-лись горькие упреки новгородцам за их непокорность великим князьям: «Беша бо человеци суровы, непокориви, упрямчиви, непоставаны... кого от князь не прогневаша или кто от князь угоди им? Аще и великий Александр Ярославичь [Невский] не уноровил им!» В качестве доказательства летописец ссылается на московскую летопись: «И аще хощеши распытовати, раз- гни книгу Летописец Великий Русьский — и прочти от Великого Ярослава и до сего князя нынешнего».

Действительно, московская летопись полна политическими выпадами против новгородцев, тверичей, суздальцев, рязанцев, так же как и рязанская, тверская, новгородская, нижегородская летописи — против москвичей. В летописи мы встретим гневные обличения боярства (в галицкой, владимирской, московской), демократических низов (в новгородской), резкую защиту «черных людей» от житьих людей и бояр-ства (в некоторых псковских летописях), антикняжеские выпады самого боярства (в летописи новгородской XII в.), защиту основ великокняжеского «единодержавства» (в летописи тверской середины XV в. и в московской конца XV-XVI в.) и т. д.

О чисто «мирских» — политических задачах, которые ставили перед собой летописцы, говорят и предисловия к летописям. Этих предисловий сохранилось немного, так как во всех случаях позднейших переделок летописей они уничтожались, как не соответствующие новым задачам включивших их летописных компиляций. Но и те предисловия, которые сохранились, достаточно отчетливо говорят о конкретных политических целях, которые ставили себе летописцы.

Д.С. Лихачев. Текстология - Санкт-Петербург, 2001 г.