Ю. Буртин

Критика романа «Герой нашего времени» началась еще при жизни Лермонтова, с момента издания первых глав (роман печатался по частям с 1839 года).

Мнения о романе достаточно разнообразные. Среди критиков, писателей и других известных людей можно найти как негативные, так восторженные отзывы. При этом, что вполне закономерно, отношение к роману улучшается от века к веку. Это связанно с общей тенденцией для всех классических авторов – с течением времени их признание только увеличивается.

По этой причине нужно рассматривать и современную, и раннюю критику романа. Современное мнение актуально сейчас, а прошлое лишено призмы величия М.Ю. Лермонтова.

На этой странице кратко приведена критика романа «Герой нашего времени».

Николай I (годы жизни 1796-1855)

Самой важной исторической фигурой, написавшей отзыв о романе в своем письме, был Император Николай I. Однако, в этом отзыве важно учитывать негативное отношение власти к самому автору романа (ссылки Лермонтова на Кавказ, непризнание заслуг).

Впервые император упоминает о романе 13 июня 1840 года, выказывая положительную оценку первому тому романа:

Я работал и читал всего Героя, который хорошо написан.

Однако на следующий день оценка уже хуже:

И уже вечером того же дня отношение к роману становится негативным:

я дочитал до конца Героя и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, все-таки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора. Характер капитана набросан удачно. Приступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней, потому что в этом разряде людей встречаются куда более настоящие, чем те, которых так неразборчиво награждают этим эпитетом. Несомненно, кавказский корпус насчитывает их немало, но редко кто умеет их разглядеть. Однако капитан появляется в этом сочинении как надежда, так и не осуществившаяся, и господин Лермонтов не сумел последовать за этим благородным и таким простым характером; он заменяет его презренными, очень мало интересными лицами, которые, чем наводить скуку, лучше бы сделали, если бы так и оставались в неизвестности - чтобы не вызывать отвращения. Счастливый путь, г. Лермонтов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову в среде, где сумеет завершить характер своего капитана, если вообще он способен его постичь и обрисовать

В.Г. Белинский (годы жизни 1811-1848)

Самым известным критиком романа является В.Г. Белинский, чьи отзывы чаще всего встречаются в Интернете.

Первая публикация была напечатана сразу после выхода повести «Бэла». Белинский негативно выказывается о повести, отмечая простоту, сжатость и безыскусственность рассказа. В тоже время, после печати отдельного издания романа, Белинский подчеркивает оригинальность и самобытность произведения, рассматривая роман как единое целое, впервые говоря о постепенном раскрытии главного героя, от главы к главе.

совершенно новый мир искусства

Вопреки мнению большинства реакционной критики, считавшей роман клеветой на русскую жизнь, Белинский защищает Лермонтова, доказывая, что Печорин сильно связан с действительностью:

«Искусство поэта должно состоять в том, чтобы развить на деле задачу: как данный природою характер должен образоваться при обстоятельствах, в которые поставит его судьба»

Сложно переоценить значение анализа образа Печорина Белинским. В нем получена одна из главных черт особенностей русского критического реализма XIX века: изображение характера типического представителя современного общества дается так, что приводит к отрицанию отношений, господствующих в обществе. Именно Белинский начинает серию критики о «лишних людях» и сравнение Онегина и Печорина.

С.О. Бурачёк (годы жизни 1800-1877)

Первая реакционная критика принадлежит перу С. О. Бурачка, который объединяет самого Лермонтова с Печориным. В целом, он дает роману крайне негативную оценку:

В ком силы духовные хоть мало-мальски живы, для тех эта книга отвратительно несносна

Бурачёк с негодованием отмечает отсутствие в романе народности и правдивости. Впервые звучит мнение о романе как о клевете на русскую действительность:

нет ни религиозности, ни народности

Единственный неотвратительный персонаж, по его мнению — Максим Максимыч, но и тому отводится слишком мало времени.

О.И. Сенковский (годы жизни 1800-1858)

Сенковский дал рецензию, которую можно понять двусмысленно. Сначала он пишет положительно:

Г. Лермонтов счастливо выпутался из самого затруднительного положения, в каком только может находиться лирический поэт, поставленный между преувеличениями, без которых нет лиризма, и истиною, без которой нет прозы. Он надел плащ истины на преувеличения, и этот наряд очень к лицу им

Затем, после выхода на второго издания все меняется:

«нельзя выдавать „Героя нашего времени“ за что-нибудь выше миленького ученического эскиза»

Ф. Булгарин (годы жизни 1789-1859)

Замечательна рецензия Ф. Булгарина в «Северной пчеле». Рецензия настолько положительная, что вызвала сомнения в своей честности. Так Белинский писал о ней:

явились ложные друзья, которые спекулируют на имя Лермонтова, чтобы мнимым беспристрастием поправить в глазах толпы свою незавидную репутацию

Сам же Булгарин так описывает впечатление от романа:

Лучшего романа я не читал на русском языке

Булгарин продолжает идею Белинского о болезни общества, рассматриваемой в романе, но считает, что болезнь эта вызвана Западом. Он утверждает, что Печорин – это лишь нравственный урок:

К чему ведут блистательное воспитание и все светские преимущества без положительных правил, без веры, надежды и любви

С.П. Шевырев (годы жизни 1806-1864)

Выдвинул из реакционного лагеря наиболее полную оценку романа. И оценка эта нелестная:

Шевырев считал, что образ Печорина не только нереален, но литературно неполноценен и навеян западными идеалами:

Печорин принадлежит к числу тех пигмеев зла, которыми так обильна теперь повествовательная и драматическая литература Запада

П.А. Плетнев (годы жизни 1792-1866)

Еще одна положительная оценка была дана П. А. Плетневым, который отмечает великий талант писателя.

отмечены печатью истинного таланта; каждое приняло на себя живые, яркие краски эпохи их создания; каждому суждено прослушать в молчании брюзгливые выходки судий, которые, лишены будучи способности мыслить и чувствовать, утешаются неотъемлемым своим правом - побранивать всё привлекательно-живое

А.Григорьев (годы жизни 1822-1864)

Григорьев пишет:

Печорин, несмотря на его впечатлительность, еще есть suffisance собственного Я, поклоняющегося только себе, не страдавшего болезненно тем благородным, благодатным страданием, которое, само в себе находя пищу, неумолимо выживает мелкий, ограниченный эгоизм, чтобы создать эгоизм сознательный, проникнутый чувством целого и уважением к себе и другим, как частям великого целого

Посмотрите, как в самом Лермонтове перегорел и очистился этот эгоизм, как это чувство любви от скуки и праздности, чувство души, страдающей пустотою, чувство отрицания претворилось в идею разумную и человеческую в стихотворениях последней его эпохи

Григорьев сомневался в способностях Лермонтова в качестве мыслителя и пытался показать, что лермонтовское направление умерло.

слово лермонтовской деятельности по самой натуре своей было неспособно к дальнейшему развитию. Это слово было протест личности против действительности, - протест, вышедший не из ясного понимания идеала, а из условий, заключавшихся в болезненном развитии самой личности

А.И. Герцен (годы жизни 1812-1870)

Герцен поддерживает возможность существования Печорина в прошлом:

Онегины и Печорины были совершенно истинны, выражали действительную скорбь и разорванность тогдашней русской жизни… Наши литературные фланкеры последнего набора шпыняют теперь над этими слабыми мечтателями, сломавшимися без боя, над этими праздными людьми, не умевшими найтиться в той среде, в которой жили. Жаль, что они не договаривают, - я сам думаю, если б Онегин и Печорин могли, как многие, приладиться к николаевской эпохе, Онегин был бы Виктор Никитич Панин, а Печорин не пропал бы по пути в Персию, а сам управлял бы, как Клейнмихель, путями сообщения и мешал бы строить железные дороги. Но время Онегиных и Печориных прошло. Теперь в России нет лишних людей, теперь, напротив, к этим огромным запашкам рук недостает. Кто теперь не найдет дела, тому пенять не на кого, тот в самом деле пустой человек, свищ или лентяй. И оттого очень естественно, Онегины и Печорины делаются Обломовыми.

Общественное мнение, баловавшее Онегиных и Печориных потому, что чуяло в них свои страдания, отвернется от Обломовых

Герцен воспринимал Печорина достаточно односторонне:

Лермонтов летами был товарищ Белинского, он был вместе с нами в университете, а умер в безвыходной безнадежности печоринского направления, против которого восставали уже и славянофилы и мы

Д.И. Писарев (годы жизни 1840-1868)

Д. И. Писарев невысоко отзывался о стихах Лермонтова, но зато ценил его прозу. Роман «Герой нашего времени» он оценивал в рамках другой русской классики, пытаясь выделить различие между «лишними» и «новыми» людьми.

«Скучающими трутнями» называл он Печорина и Онегина и считал, что немного таких персонажей живет в каждом обеспеченном и умном человеке. Сравнивал он Печорина и с Базаровым:

Печорины и Базаровы выделываются из одного материала… не похожи друг на друга по характеру своей деятельности, но они совершенно сходны между собою по типическим особенностям натуры: и те и другие - очень умные и вполне последовательные эгоисты, и те и другие выбирают себе из жизни всё, что в данную минуту можно выбрать самого лучшего…

С.С. Дудышкин (годы жизни 1820-1866)

Критик, полностью отрицавший образы «лишних людей», особенно Печорина. Дудышкин называл таких людей «искателями сильных ощущений», самонадеянными и лживыми.

Он настолько сильно ненавидел Печорина, что посвятил его разбору большую часть вступительной статьи к «Сочинениям Лермонтова», используя такие выражения:

В Печорине больше характера Байрона, нежели русского офицера

Печорин теперь принадлежит к самым слабым созданиям Лермонтова

Ф.М. Достоевский (годы жизни 1821-1881)

Достоевский разделял позицию Белинского, считая, что Печорин является народным персонажем, но отдаленным от простого народа вследствие сближения обеспеченного класса к Европе.

Онегин, а затем и Печорин выразили до ослепительной яркости именно все те черты, которые могли выразиться у одного только русского человека… в тот самый момент, когда цивилизация в первый раз ощущалась нами как жизнь, а не как прихотливый прививок, а в то же время и все недоумения, все странные, неразрешимые по-тогдашнему вопросы в первый раз со всех сторон стали осаждать русское общество и проситься в его сознание

В дальнейшем Достоевский резко изменил мнение о Печорине. Это связано с ростом революционных идей, с которыми Достоевский был не согласен. Теперь он отрицает существование такого реального персонажа.

готовы были, например, чрезвычайно ценить в свое время разных дурных человечков, появлявшихся в литературных наших типах и заимствованных большею частью с иностранного

Н.К. Михайловский (годы жизни 1842-1904)

Необычное мнение о романе выразил критик-народник Н. К. Михайловский. Он выделил героическое и протестующее начало в творчестве Лермонтова. Михайловский сопоставляет Лермонтова и Печорина, говоря о том, что у самого Лермонтова были «необъятные силы», которые не мог правильно использовать в эпоху безвременья.

Михайловский давал Печорину антропологическое объяснение:

Действовать, бороться, покорять сердца, так или иначе оперировать над душами ближних и дальних, любимых и ненавидимых - таково призвание или коренное требование натуры всех выдающихся действующих лиц произведений Лермонтова, да и его самого

Г.В. Плеханов (годы жизни 1856-1918)

Привнес в изучение Лермонтова и его романа марксистский подход. Плеханов писал:

Искусство обязано своим происхождением общественному человеку, а этот последний изменяется вместе с развитием общества. Стало быть, понять данное художественное произведение значит не только понять его основную идею, но и выяснить себе, почему идея эта интересует людей - хотя, быть может, и немногих людей, - данного времени. Для разрешения этого вопроса надо будет вспомнить, что Лермонтов родился в октябре 1814 г. и что, следовательно, ему пришлось провести свою юность в таком обществе, которое было совершенно подавлено реакцией, очень усилившейся после неудачи известного движения декабристов…

Плеханов отмечал:

Герой нашего времени», «несмотря на все рассуждения, историческое значение Печорина не понято. Характер Печорина объясняется с точки зрения личной психологии… Печорин страдает оттого, что еще не примирился с действительностью. Оно и так, да не так. Ему примириться с действительностью было то же самое, что Александру Македонскому сделаться канцелярским писцом

М. Горький (годы жизни 1868-1936)

Горький в своих лекциях продолжает идеи Плеханова и революционных демократов. Он писал, сравнивая стихотворение «И скучно и грустно» с диалогом Печорина и Вернера:

И снова мы видим полное совпадение чувств и мысли автора с чувствами и мыслью его героя. Нам важно знать, что Онегин - портрет Пушкина, а Печорин - Лермонтова…

В тоже время Горький считает, что полностью Лермонтов и Печорин не сливаются:

Печорин был для него слишком узок; следуя правде жизни, поэт не мог наделить своего героя всем, что носил в своей душе, а если б он сделал это - Печорин был бы неправдив

Также Горький объяснил, чем вызваны проблемы главного героя:

Печорину и Онегину чужды так называемые социальные вопросы, они живут узко-личной жизнью, они оба сильные, хорошо одаренные люди и поэтому не находят себе места в обществе

Б.М. Эйхенбаум (годы жизни 1886-1959)

Последний в данной статье по порядку, но не по значимости, обзор посвящен Эйхенбауму, крупнейшему советскому лермонтоведу.

В работах Эйхенбаума критически оценены тексты романа, установлена окончательная редакция романа «Герой нашего времени».

Эйхенбаум обращал внимание на оценку Печорина самим автором, которая видна из названия:

Заглавие, действительно, звучит иронично, и иначе его нельзя понять: «Вот каковы герои нашего времени!» Это заглавие заставляет вспомнить строки «Бородина», на которые обратил внимание Белинский: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри - не вы!». Однако ирония этого заглавия обращена, конечно, не против самой личности героя, а против «нашего времени», это ирония «Думы» и «Поэта». Именно так следует понимать уклончивый ответ автора предисловия: «Не знаю». Это значит: «Да, злая ирония, но направленная не на Печорина самого по себе, а на вас, читатель, и на всю современность»

Обзор критики романа «Герой нашего времени» подготовлен при помощи работ:

  1. Герой нашего времени / М. Ю. Лермонтов; изд. подгот.: Б. М. Эйхенбаум и Э. Э. Найдич; [Акад. наук СССР]. — Москва: Издательство Академии наук СССР, 1962. — 225 с.
  2. Судьба Лермонтова / Э. Герштейн. — 2-е изд., испр. и доп. — М. : Худож. лит., 1986. – 350 с.

Пожалуйста, поддержите этот проект, расказав о нем друзьям.

<<...>>В то время как какие-нибудь два стихотворения, помещенные в первых двух книжках «Отечественных записок» 1839 года, возбудили к Лермонтову столько интереса со стороны публики, утвердили за ним имя поэта с большими надеждами, Лермонтов вдруг является с повестью «Бэла», написанною в прозе. Это тем приятнее удивило всех, что еще более обнаружило силу молодого таланта и показало его разнообразие и многосторонность. В повести Лермонтов явился таким же творцом, как и в своих стихотворениях. C первого раза можно было заметить, что эта повесть вышла не из желания заинтересовать публику исключительно любимым ею родом литературы, не из слепого подражания делать то, что все делают, но из того же источника, из которого вышли и его стихотворения, – из глубокой творческой натуры, чуждой всяких побуждений, кроме вдохновения. Лирическая поэзия и повесть современной жизни соединились в одном таланте. Такое соединение по-видимому столь противоположных родов поэзии не редкость в наше время. Шиллер и Гете были лириками, романистами и драматургами, хотя лирический элемент всегда оставался в них господствующим и преобладающим. Сам «Фауст» есть лирическое произведение в драматической форме. Поэзия нашего времени по преимуществу роман и драма; но лиризм все-таки остается общим элементом поэзии, потому что он есть общий элемент человеческого духа. С лиризма начинает почти каждый поэт, так же, как с него начинает каждый народ. Сам Вальтер Скотт перешел к роману от лирических поэм. Только литература Северо-Американских Штатов началась романом Купера, и это явление так же странно, как и общество, в котором оно произошло. Может быть, это оттого, что североамериканская литература есть продолжение английской.

Наша литература представляет тоже совершенно особенное явление: мы вдруг переживаем все моменты европейской жизни, которые на Западе развивались последовательно. Только до Пушкина наша поэзия была по преимуществу лирическою. Пушкин недолго ограничивался лиризмом и скоро перешел к поэме, а от нее – к драме. Как полный представитель духа своего времени, он также покушался на роман: в «Современнике» 1837 года помещено шесть глав (с началом седьмой) из неконченого романа его под названием «Арап Петра Великого», из которых четвертая глава была первоначально помещена в «Северных цветах» 1829 года. Повести Пушкин начал писать уже в последние годы своей недоконченной жизни. Однако ж очевидно, что настоящим его родом был лиризм, стихотворная повесть (поэма) и драма, ибо его прозаические опыты далеко не равны стихотворным. Самая лучшая его повесть, «Капитанская дочка», при всех ее огромных достоинствах, не может идти ни в какое сравнение с его поэмами и драмами. Это не больше, как превосходное беллетрическое произведение с поэтическими и даже художественными частностями. Другие его повести, особенно «Повести Белкина», принадлежат исключительно к области беллетристики. Может быть, в этом заключается причина того, что и роман, так давно начатый, не был кончен. Лермонтов и в прозе является равным себе, как и в стихах, и мы уверены, что, с большим развитием его художнической деятельности, он непременно дойдет до драмы. Наше предположение не произвольно: оно основывается сколько на полноте драматического движения, заметного в повестях Лермонтова, столько же и на духе настоящего времени, особенно благоприятного соединению в одном лице всех форм поэзии. Последнее обстоятельство очень важно, ибо и у искусства всякого народа есть свое историческое развитие, вследствие которого определяется характер и род деятельности поэта. Может быть, и Пушкин был бы таким же великим романистом, как лириком и драматургом, если бы явился позже и имел подобного себе предшественника.

«Бэла», заключая в себе интерес отдельной и оконченной повести, в то же время была только отрывком из большого сочинения, равно как и «Фаталист» и «Тамань», впоследствии напечатанные в «Отечественных же записках». Теперь они являются, вместе с другими, с «Максимом Максимычем», «Предисловием к журналу Печорина» и «Княжною Мери», под одним общим заглавием «Героя нашего времени». Это общее название – не прихоть автора; равным образом, по названию не должно заключать, чтобы содержащиеся в этих двух книжках повести были рассказами какого-нибудь лица, на которого автор навязал роль рассказчика. Во всех повестях одна мысль, и эта мысль выражена в одном лице, которое есть герой всех рассказов. В «Бэле» он является каким-то таинственным лицом. Героиня этой повести вся перед вами, но герой – как будто бы показывается под вымышленным именем, чтобы его не узнали. Из-за отношений его по «Бэле» вы невольно догадываетесь о какой-то другой повести, заманчивой, таинственной и мрачной. И вот автор тотчас показывает вам его при свидании с Максимом Максимычем, который рассказал ему повесть о Бэле. Но ваше любопытство не удовлетворено, а только еще более раздражено, и повесть о Бэле все еще остается для вас загадочною. Наконец, в руках автора журнал Печорина, в предисловии к которому автор делает намек на идею романа, но намек, который только более возбуждает ваше нетерпение познакомиться с героем романа. В высшей степени поэтическом рассказе «Тамань» герой романа является автобиографом, но загадка от этого становится только заманчивее, и отгадка еще не тут. Наконец, вы переходите к «Княжне Мери», и туман рассевается, загадка разгадывается, основная идея романа, как горькое чувство, мгновенно овладевшее всем существом вашим, пристает к вам и преследует вас. Вы читаете наконец «Фаталиста», и хотя в этом рассказе Печорин является не героем, а только рассказчиком случая, которого он был свидетелем, хотя в нем вы не находите ни одной новой черты, которая дополнила бы вам портрет «героя нашего времени», но, странное дело! вы еще более понимаете его, более думаете о нем, и ваше чувство еще грустнее и горестнее.<<...>>

Что же за человек этот Печорин? – Здесь мы должны обратиться к «Предисловию», написанному автором романа к журналу Печорина.

Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге; следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою громом упреков, советов, насмешек и сожалений.

Несмотря на всю софистическую ложность этой горькой выходки, – самая ее желчность свидетельствует уже, что в ней есть своя истинная сторона. В самом деле, и дружба, подобно любви, есть роза с роскошным цветом, упоительным ароматом, но и с колючими шипами. Каждая индивидуальность как бы по природе своей враждебна другой и силится пересоздать ее по-своему, и в самом деле, когда сходятся две субъективности, они, так сказать, чрез взаимное трение друг о друга сглаживаются и изменяются, заимствуя одна от другой то, чего им недостает. Отсюда это взаимное цензорство в дружбе, эта страсть разражаться над головою друга градом упреков, насмешек и сожалений. Самолюбие тут играет свою роль, но если дружба основана не на детской привязанности или какой-нибудь внешней связи, – истинная привязанность, внутреннее человеческое чувство всегда играет тут свою роль. Автор видит в дружбе одни шипы – и его ошибка не в ложности, а в односторонности взгляда. Он, видимо, находится в том состоянии духа, когда в нашем разумении всякая мысль распадается на свои же собственные моменты, до тех пор, пока дух наш не созреет для великого процесса разумного примирения противоположностей в одном и том же предмете. Вообще, хотя автор и выдает себя за человека, совершенно чуждого Печорину, но он сильно симпатизирует с ним, и в их взгляде на вещи – удивительное сходство. Следующее место из «Предисловия» еще более подтверждает нашу мысль:

Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина. Мой ответ – заглавие этой книги. – «Да это злая ирония!..» – скажут они. – Не знаю.

Итак – «Герой нашего времени» – вот основная мысль романа. В самом деле, после этого весь роман может почесться злою ирониею, потому что большая часть читателей наверное воскликнет: «Хорош же герой!» – А чем же он дурен? – смеем вас спросить.

Зачем же так неблагосклонно

Вы отзываетесь о нем?

За то ль, что мы неугомонно

Хлопочем, судим обо всем,

Что пылких дум неосторожность,

Себялюбивую ничтожность

Иль оскорбляет, иль смешит,

Что ум, любя простор, теснит,

Что слишком часто разговоры

Принять мы рады за дела,

Что глупость ветрена и зла,

Что важным людям важны вздоры

И что посредственность одна

Нам по плечу и не страшна?

Вы говорите против него, что в нем нет веры. Прекрасно! но ведь это то же самое, что обвинять нищего за то, что у него нет золота; он бы и рад иметь его, да не дается оно ему. И притом, разве Печорин рад своему безверию? разве он гордится им? разве он не страдал от него? разве он не готов ценою жизни и счастия купить эту веру, для которой еще не настал час его?.. Вы говорите, что он эгоист? – Но разве он не презирает и не ненавидит себя за это? разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной?.. Нет, это не эгоизм: эгоизм не страдает, не обвиняет себя, но доволен собою, рад себе. Эгоизм <<не>> знает мучения: страдание есть удел одной любви. Душа Печорина не каменистая почва, но засохшая от зноя пламенной жизни земля, пусть взрыхлит ее страдание и оросит благодатный дождь, – и она произрастит из себя пышные, роскошные цветы небесной любви... Этому человеку стало больно и грустно, что его все не любят, – и кто же эти «все»? – пустые, ничтожные люди, которые не могут простить ему его превосходства над ними. А его готовность задушить в себе ложный стыд, голос светской чести и оскорбленного самолюбия, когда он за признание в клевете готов был простить Грушницкому, человеку, сейчас только выстрелившему в него пулею и бесстыдно ожидавшему от него холостого выстрела? А его слезы и рыдания в пустынной степи, у тела издохшего коня? – нет, все это не эгоизм! Но его – скажете вы – холодная расчетливость, систематическая рассчитанность, с которою он обольщает бедную девушку, не любя ее, и только для того, чтобы посмеяться над нею и чем-нибудь занять свою праздность? – Так, но мы и не думаем оправдывать его в таких поступках, ни выставлять его образцом и высоким идеалом чистейшей нравственности: мы только хотим сказать, что в человеке должно видеть человека и что идеалы нравственности существуют в одних классических трагедиях и морально-сентиментальных романах прошлого века.

Судя о человеке, должно брать в рассмотрение обстоятельства его развития и сферу жизни, в которую он поставлен судьбою. В идеях Печорина много ложного, в ощущениях его есть искажение; но все это выкупается его богатою натурою. Его во многих отношениях дурное настоящее – обещает прекрасное будущее. Вы восхищаетесь быстрым движением парохода, видите в нем великое торжество духа над природою? – и хотите потом отрицать в нем всякое достоинство, когда он сокрушает, как зерно жернов, неосторожных, попавших под его колеса: не значит ли это противоречить самим себе? Опасность от парохода есть результат его чрезмерной быстроты; следовательно, порок его выходит из его достоинства. Бывают люди, которые отвратительны при всей безукоризненности своего поведения, потому что она в них есть следствие безжизненности и слабости духа. Порок возмутителен и в великих людях; но, наказанный, он приводит в умиление вашу душу. Это наказание только тогда есть торжество нравственного духа, когда оно является не извне, но есть результат самого порока, отрицание собственной личности индивидуума в оправдание вечных законов оскорбленной нравственности. Автор разбираемого нами романа, описывая наружность Печорина, когда он с ним встретился на большой дороге, вот что говорит о его глазах: «Они не смеялись, когда он смеялся... Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей? Это признак – или злого нрава, или глубокой, постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен». – Согласитесь, что как эти глаза, так и вся сцена свидания Печорина с Максимом Максимычем показывают, что если это порок, то совсем не торжествующий, и надо быть рожденным для добра, чтоб так жестоко быть наказану за зло?.. Торжество нравственного духа гораздо поразительнее совершается над благородными натурами, чем над злодеями...

А между тем этот роман совсем не злая ирония, хотя и очень легко может быть принят за иронию; это один из тех романов,

В которых отразился век,

И современный человек

Изображен довольно верно

С его безнравственной душой,

Себялюбивой и сухой,

Мечтанью преданной безмерно,

С его озлобленным умом,

Кипящим в действии пустом.

«Хорош же современный человек!» – воскликнул один нравоописательный «сочинитель», разбирая, или, лучше сказать, ругая седьмую главу «Евгения Онегина». Здесь мы почитаем кстати заметить, что всякий современный человек, в смысле представителя своего века, как бы он ни был дурен, не может быть дурен, потому что нет дурных веков, и ни один век не хуже и не лучше другого, потому что он есть необходимый момент в развитии человечества или общества.

Пушкин спрашивал самого себя о своем Онегине:

Чудак печальный и опасный,

Созданье ада иль небес,

Сей ангел, сей надменный бес,

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон, -

Уж не пародия ли он?

И этим самым вопросом он разрешил загадку и нашел слово. Онегин не подражание, а отражение, но сделавшееся не в фантазии поэта, а в современном обществе, которое он изображал в лице героя своего поэтического романа. Сближение с Европою должно было особенным образом отразиться в нашем обществе, – и Пушкин гениальным инстинктом великого художника уловил это отражение в лице Онегина. Но Онегин для нас уже прошедшее, и прошедшее невозвратно. Если бы он явился в наше время, вы имели бы право спросить, вместе с поэтом:

Все тот же ль он, иль усмирился?

Иль корчит так же чудака?

Скажите, чем он возвратился?

Что нам представит он пока?

Чем нынче явится? – Мельмотом,

Космополитом, патриотом,

Гарольдом, квакером, ханжой

Иль маской щегольнет иной.

Иль просто будет добрый малый,

Как вы да я, как целый свет?

Печорин Лермонтова есть лучший ответ на все эти вопросы. Это Онегин нашего времени, герой нашего времени. Несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою. Иногда в самом имени, которое истинный поэт дает своему герою, есть разумная необходимость, хотя, может быть, и не видимая самим поэтом...

Со стороны художественного выполнения нечего и сравнивать Онегина с Печориным. Но как выше Онегин Печорина в художественном отношении, так и Печорин выше Онегина по идее. Впрочем, это преимущество принадлежит нашему времени, а не Лермонтову. Что такое Онегин? – Лучшею характеристикою и истолкованием этого лица может служить французский эпиграф к поэме: «Petri de vanite, il avait encore plus de cette espèce d"orgueil qui fait avouer avec la même indifference les bonnes comme les mauvaises actions suite d"un sentiment de superiorite, peut-être imaginaire» . Мы думаем, что это превосходство в Онегине нисколько не было воображаемым, потому что он «вчуже чувства уважал» и что в «его сердце была и гордость и прямая честь». Он является в романе человеком, которого убили воспитание и светская жизнь, которому все пригляделось, все приелось, все прилюбилось и которого вся жизнь состояла в том,

Что он равно зевал

Средь модных и старинных зал.

Не таков Печорин. Этот человек не равнодушно, не апатически несет свое страдание: бешено гоняется он за жизнью, ища ее повсюду; горько обвиняет он себя в своих заблуждениях. В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы, тревожат его, мучат, и он в рефлексии ищет их разрешения: подсматривает каждое движение своего сердца, рассматривает каждую мысль свою. Он сделал из себя самый любопытный предмет своих наблюдений и, стараясь быть как можно искреннее в своей исповеди, не только откровенно признается в своих истинных недостатках, но еще и выдумывает небывалые или ложно истолковывает самые естественные свои движения. Как в характеристике современного человека, сделанной Пушкиным, выражается весь Онегин, так Печорин весь в этих стихах Лермонтова:

И ненавидим мы, и любим мы случайно.

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

«Герой нашего времени» – это грустная дума о нашем времени, как и та, которою так благородно, так энергически возобновил поэт свое поэтическое поприще и из которой мы взяли эти четыре стиха...

Но со стороны формы изображение Печорина не совсем художественно. Однако причина этого не в недостатке таланта автора, а в том, что изображаемый им характер, как мы уже слегка и намекнули, так близок к нему, что он не в силах был отделиться от него и объектировать его. Мы убеждены, что никто не может видеть в словах наших желание выставить роман г. Лермонтова автобиографиею. Субъективное изображение лица не есть автобиография: Шиллер не был разбойником, хотя в Карле Мооре и выразил свой идеал человека. Прекрасно выразился Фарнгаген, сказав, что на Онегина и Ленского можно бы смотреть, как на братьев Вульта и Вальта у Жан-Поля Рихтера, то есть как на разложение самой природы поэта, и что он, может быть, воплотил двойство своего внутреннего существа в этих двух живых созданиях. Мысль верная, а между тем было бы очень нелепо искать сходных черт в жизни этих лиц с жизнию самого поэта.

Вот причина неопределенности Печорина и тех противоречий, которыми так часто опутывается изображение этого характера. Чтобы изобразить верно данный характер, надо совершенно отделиться от него, стать выше его, смотреть на него как на нечто оконченное. Но этого, повторяем, не видно в создании Печорина. Он скрывается от нас таким же неполным и неразгаданным существом, как и является нам в начале романа. Оттого и самый роман, поражая удивительным единством ощущения, нисколько не поражает единством мысли и оставляет нас без всякой перспективы, которая невольно возникает в фантазии читателя по прочтении художественного произведения и в которую невольно погружается очарованный взор его. В этом романе удивительная замкнутость создания, но не та высшая, художественная, которая сообщается созданию чрез единство поэтической идеи, а происходящая от единства поэтического ощущения, которым он так глубоко поражает душу читателя. В нем есть что-то неразгаданное, как бы недоговоренное, как в «Вертере» Гете, и потому есть что-то тяжелое в его впечатлении. Но этот недостаток есть в то же время и достоинство романа г. Лермонтова: таковы бывают все современные общественные вопросы, высказываемые в поэтических произведениях: это вопль страдания, но вопль, который облегчает страдание...

Это же единство ощущения, а не идеи, связывает и весь роман. В «Онегине» все части органически сочленены, ибо в избранной рамке романа своего Пушкин исчерпал всю свою идею, и потому в нем ни одной части нельзя ни изменить, ни заменить. «Герой нашего времени» представляет собою несколько рамок, вложенных в одну большую раму, которая состоит в названии романа и единстве героя. Части этого романа расположены сообразно с внутреннею необходимостию; но как они суть только отдельные случаи из жизни хотя и одного и того же человека, то и могли б быть заменены другими, ибо вместо приключения в крепости с Бэлою, или в Тамани, могли б быть подобные же и в других местах, и с другими лицами, хотя при одном и том же герое. Но тем не менее основная мысль автора дает им единство, и общность их впечатления поразительна, не говоря уже о том, что «Бэла», «Максим Максимыч» и «Тамань», отдельно взятые, суть в высшей степени художественные произведения. И какие типические, какие дивно художественные лица – Бэлы, Азамата, Казбича, Максима Максимыча, девушки в Тамани! Какие поэтические подробности, какой на всем поэтический колорит!

Но «Княжна Мери», и как отдельно взятая повесть, менее всех других художественна. Из лиц один Грушницкий есть истинно художественное создание. Драгунский капитан бесподобен, хотя и является в тени, как лицо меньшей важности. Но всех слабее обрисованы лица женские, потому что на них-то особенно отразилась субъективность взгляда автора. Лицо Веры особенно неуловимо и неопределенно. Это скорее сатира на женщину, чем женщина. Только что начинаете вы ею заинтересовываться и очаровываться, как автор тотчас же и разрушает ваше участие и очарование какою-нибудь совершенно произвольною выходкою. Отношения ее к Печорину похожи на загадку. То она кажется вам женщиною глубокою, способною к безграничной любви и преданности, к геройскому самоотвержению; то видите в ней одну слабость, и больше ничего. Особенно ощутителен в ней недостаток женственной гордости и чувства своего женственного достоинства, которые не мешают женщине любить горячо и беззаветно, но которые едва ли когда допустят истинно глубокую женщину сносить тиранство любви. Она любит Печорина, а в другой раз выходит замуж, и еще за старика, следовательно, по расчету, по какому бы то ни было; изменив для Печорина одному мужу, изменяет и другому, и скорее по слабости, чем по увлечению чувства. Она обожает в Печорине его высшую природу, и в ее обожании есть что-то рабское. Вследствие всего этого она не возбуждает к себе сильного участия со стороны автора и, подобно тени, проскользает в его воображении. Княжна Мери изображена удачнее. Это девушка неглупая, но и не пустая. Ее направление несколько идеально, в детском смысле этого слова: ей мало любить человека, к которому влекло бы ее чувство, непременно надо, чтобы он был несчастен и ходил в толстой и серой солдатской шинели. Печорину очень легко было обольстить ее: стоило только казаться непонятным и таинственным и быть дерзким. В ее направлении есть нечто общее с Грушницким, хотя она и несравненно выше его. Она допустила обмануть себя; но, когда увидела себя обманутою, она, как женщина, глубоко почувствовала свое оскорбление и пала его жертвою, безответною, безмолвно страдающею, но без унижения, – и сцена ее последнего свидания с Печориным возбуждает к ней сильное участие и обливает ее образ блеском поэзии. Но, несмотря на это, и в ней есть что-то как будто бы недосказанное, чему опять причиною то, что ее тяжбу с Печориным судило не третье лицо, каким бы должен был явиться автор.

Однако, при всем этом недостатке художественности, вся повесть насквозь проникнута поэзиею, исполнена высочайшего интереса. Каждое слово в ней так глубоко знаменательно, самые парадоксы так поучительны, каждое положение так интересно, так живо обрисовано! Слог повести – то блеск молнии, то удар меча, то рассыпающийся по бархату жемчуг! Основная идея так близка сердцу всякого, кто мыслит и чувствует, что всякий из таких, как бы ни противоположно было его положение положениям, в ней представленным, увидит в ней исповедь собственного сердца.

Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе. В моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света, но теперь я не могу взять на себя эту ответственность.

Благодарим автора за приятное обещание, но сомневаемся, чтоб он его выполнил: мы крепко убеждены, что он навсегда расстался с своим Печориным. В этом убеждении утверждает нас – признание Гете, который говорит в своих записках, что, написав «Вертера», бывшего плодом тяжелого состояния его духа, он освободился от него и был так далек от героя своего романа, что ему смешно было видеть, как сходила от него с ума пылкая молодежь... Такова благородная природа поэта, собственною силою своею вырывается он из всякого момента ограниченности и летит к новым, живым явлениям мира, в полное славы творенье... Объектируя собственное страдание, он освобождается от него; переводя на поэтические звуки диссонансы духа своего, он снова входит в родную ему сферу вечной гармонии... Если же г. Лермонтов и выполнит свое обещание, то мы уверены, что он представит уже не старого и знакомого нам, о котором он уже все сказал, а совершенно нового Печорина, о котором еще можно много сказать. Может быть, он покажет его нам исправившимся, признавшим законы нравственности, но, верно, уж не в утешение, а в пущее огорчение моралистов: может быть, он заставит его признать разумность и блаженство жизни, но для того, чтобы увериться, что это не для него, что он много утратил сил в ужасной борьбе, ожесточился в ней и не может сделать эту разумность и блаженство своим достоянием... А может быть и то: он сделает его и причастником радостей жизни, торжествующим победителем над злым гением жизни... Но то или другое, а во всяком случае искупление будет совершено через одну из тех женщин, существованию которых Печорин так упрямо не хотел верить, основываясь не на своем внутреннем созерцании, а на бедных опытах своей жизни... Так сделал и Пушкин с своим Онегиным: отвергнутая им женщина воскресила его из смертного усыпления для прекрасной жизни, но не для того, чтобы дать ему счастие, а для того, чтобы наказать его за неверие в таинство любви и жизни и в достоинство женщины...

Лермонтова — замечательное произведение, где писателю удалось запечатлеть своего современника, показать через человека и его образ свое время, идеалы прошлого времени, свои идеи. Данное произведение как можно точно раскрывает и обнажает прошлую эпоху, вот только каждый увидел героя по-своему. Так существуют различные мнения о — главном герое произведения, которые высказывали критики. Среди этих критиков был Добролюбов и Белинский, чьи мнения были совершенно противоположными. Давайте же в нашем сочинении рассмотрим мнение Белинского и Добролюбова, сравнивая их высказывания и цитаты по поводу Печорина.

Белинский о Печорине

Если обратиться к высказываниям Белинского, который называет Печорина страдающим эгоистом, то мы увидим, как тот защищает главного героя. Он не осуждает Печорина, напротив, в нем он видит неискаженное отражение проблемы своего времени, трагедии передового поколения, которому пришлось жить в сороковых годах. В герое Белинский видит человека с сильным духом, смелого, которому приходится искать себя по жизни, искать свое место, тратя энергию и силы впустую. Белинский называет Печорина жертвой общественного строя, который просто бездействует, так как по другому было невозможно жить.

Белинский защищает образ, созданный , от нападок других критиков, подчеркивая, что прошлый век гнушал лицемерством. Он подчеркивает то, что Печорин имел грехи, много спотыкался, но нисколько не гордился содеянным. Герой не побоялся обнажить свои недостатки, не пряча их под притворством. Печорин осознает греховность, а это уже скачок к спасению. И я с Белинским соглашусь вполне, ведь Печорин, в отличие от других, хотя бы пытался бороться с бездействием.

Добролюбов о Печорине

Что же говорит Добролюбов о Печорине и какое его мнение? Если говорить о мнении Добролюбова, то сразу видим противоположное мнение. Добролюбов обвиняет героя. Видит только отрицательные характеристики. По мнению Добролюбова, герой произведения презирает людей, всегда пользуется их слабостями. Он считает героя человеком с холодным сердцем. Это человек, который все испытал еще в молодости и теперь все ему надоело, и науки, и женщины, и служба. Даже любовь девушки, которая ему нравится не спасает его, он отвергает чувства, ему надоедают отношения. По мнению Добролюбова, Печорин — это человек, который с удовольствием вмешивается в чужую жизнь, разрушая отношения, дерется без надобности, любит острить над глупцами и в этом вся его жизнь. Это человек, которому противны уже все удовольствия, он не понимает, куда девать свою силу и энергию.

Как видим, одно произведение, может вызвать разные мнения, и на примере критиков мы видим, насколько по-разному можно воспринимать героев произведения, но в этом и есть жизнь. Как говорится, невозможно повлиять одинаково на разных людей, у каждого есть свое мнение и это также прекрасно.

В своей статье «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова », написанной в 1840 году, классик отечественной критики В.Г. Белинский отмечает, прежде всего, присущий русской литературе дуализм, встретить который невозможно в произведениях зарубежных писателей. Здесь соседствуют талант и бездарность, желание дешевой «электризации» (М.Е. Салтыков-Щедрин) публики и подлинное понимание национального менталитета.

По мнению Белинского, на арене наконец-то появился настоящий творец, одинаково даровитый как в поэзии, так и в прозе, талантливый многосторонне и разнообразно. М.Ю. Лермонтов - талант, в котором соединились лирическая поэзия и повесть современной жизни, что роднит его с Пушкиным. В повестях Лермонтова заметно драматическое движение, что, несомненно, не было бы возможно без столь гениального предшественника.

Начало романа, на первый взгляд, не дает нам точного и полного представления о Печорине. Однако впечатление это обманчиво - мы проникаемся его чувствами, начинаем думать о нем. Все прочие лица, окружающие главного героя, группируются вокруг него, составляют с ним группу. В этом выражается единство мысли, которым пронизан роман, характерная для него полнота, оконченность и замкнутость целого.

(Главный герой - Печорин )

Белинский указывает: такие замкнутость и оконченность свойственны всему живому, и это - природная особенность, наиболее четко проявившаяся в человеке. Таким образом, главный закон мировой жизни состоит в обособлении и замкнутости общего в частном явлении. Закон этот применим и к искусству, ибо художник преобразует и организует творческую мысль в художественное произведение. Очевидно, что Лермонтов, как истинный художник, отлично справился с этой задачей и сумел показать процесс развития «органического» из «самого себя».

Критик рассматривает характеры, представленные в романе, и каждому дает меткое определение, указывая на прямое влияние обстоятельств на развитие природной натуры. Так, Максим Максимыч, наделенный добрым, «человеческим» сердцем, не получил должного развития, а потому стал всего лишь служакой, но служакой усердным, отважным и по-своему благородным. Более того, для обрисовки его характера автору достаточно пары метких деталей, и вот уже перед нами типическая русская натура. «Максим Максимыч» - имя уже не собственное, а нарицательное. На примере повести «Бэла» Белинский также отмечает присущую Лермонтову легкость повествования: льется оно свободно, подобно горной реке.

Приятно и просто читателю плыть по этим волнам, и вот он уже в «Тамани». Этой повести присущ причудливый местный колорит, не очароваться которым невозможно. Так же очарованы мы и прекрасной девушкой. А что же главный герой?.. Он по-прежнему остается той же таинственной личностью. Узнав о его истинных намерениях, мы готовы посчитать Печорина «страшным» человеком, а между тем он лучше многих: в нем есть та сила духа, что уподобляет простого смертного богоборцам. Даже в своих заблуждениях он прекрасен.

Ему суждено познать себя, но это в будущем. А пока герою предстоит страдать и служить причиной страдания, подниматься и вновь падать на самое дно. И даже если кто-то погибнет по его вине - такова жизнь, действительность, законы природы. Как любой человек, наделенный чувством и разумом, он живет в постоянном огорчении, которое, однако, не мешает при этом быть холодным наблюдателем. В душе Печорина - два человека, один из которых действует, а второй вполне заслуженно осуждает его. И такая двойственность - результат не модного «вернерства» и «байронизма», а плод горького опыта, приведшего к тому, что один человек умер, а второй еще не родился. Это переходное состояние - суть рефлексия, выражающаяся в отвращении к любому делу и самому себе.

Возможно, Печорин и творил зло, но, по мысли Белинского, сам глубоко страдал от этого. Он не эгоист, как принято думать, его сердце - благодатная почва, на которой могут взрасти цветы добра и любви. Натура глубоко рефлексирующая, он значительно выше Онегина по идее, он мечется и ищет, жаждет понимания и признания людей гораздо менее достойных, нежели сам, успокоения и страстей, чувств и мыслей. Найдет ли?..

Маленькая книга объемом всего в семь печатных листов уже на протяжении полутора веков служит объектом многочисленных исследований и споров. Она не потеряла своей жизненной остроты и в наши дни. Споры ведутся об образе Печорина, об идеях, о стиле. Но в одном все единодушны: это удивительный русский роман.

«Никто еще не писал у нас такою правильною, прекрасною и благоуханною прозою» (Н.В.Гоголь). Белинский отметил: «Вот книга, которой суждено никогда не стариться, потому что при самом рождении ее она была вспрыснута живою водою поэзии».

Итак, герой Лермонтова в оценке В.Г.Белинского и Н.А.Добролюбова.

Добролюбов о Печорине

«Перед вами другой человек, с более страстной душой, с более широким самолюбием. Этот имеет в себе как будто от природы все то, что для Онегина составляет предмет забот. Он не хлопочет о туалете и наряде: он светский человек и без этого. Ему не нужно подбирать слова и блистать мишурным знанием: и без этого язык у него как бритва. Сердце его пусто и холодно ко всему. Он все испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги; любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависят ни слава, ни счастье. Он не понимает, куда девать свою душевную силу; и вот он проводит свою жизнь в том, что острит над глупцами, тревожит сердца неопытных барышень, мешается в чужие сердечные дела, напрашивается на ссоры, выказывает отвагу в пустяках, дерется без надобности…»

Из статьи «Что такое обломовщина»

Белинский о Печорине

«Эгоист, злодей, изверг, безнравственный человек!» - хором закричат, может быть, строгие моралисты. Ваша правда, господа… Вы предаете его анафеме не за пороки, в вас их больше, и в вас они чернее и позорнее, - но за ту смелую свободу, за ту желчную откровенность, с которой он говорит о них…

В нем два человека: первый действует, второй смотрит на действия первого и рассуждает о них, или лучше сказать, осуждает их, потому что они действительно достойны осуждения. Причины этого раздвоения, этой ссоры с самим собой, очень глубоки, и в них заключается противоречие между глубокостию натуры и жалкостью действий одного и того же человека.

Вы говорите против него, что в нем нет веры, но разве Печорин рад своему безверию? Разве он гордится им? Разве он не страдал от него? Разве он не готов ценою жизни и счастия купить эту веру, для которой еще не настал час его?.. Вы говорите, что он эгоист? – Но разве он не презирает и ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной?.. Нет, это не эгоист: эгоист не страдает, не обвиняет себя, но доволен собою, рад себе… Душа Печорина не каменистая почва, не засохшая от зноя пламенной жизни земля: пусть взрыхлит ее страдание и оросит благодатный дождь, - и она произрастит из себя пышные, роскошные цветы небесной любви.… Этому человеку стало больно и грустно, что его все не любят, - кто же эти «все»? – Пустые, ничтожные люди, которые не могут простить ему его превосходства над ними. Печорин не равнодушно, не апатически несет свое страдание: бешено гоняется он за жизнью, ища ее повсюду; горько обвиняет он себя в своих заблуждениях. В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы, тревожат его, мучат. Печорин весь в стихах Лермонтова:

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

«Герой нашего времени» - это грустная дума о нашем времени…».

Из статьи «Герой нашего времени». Сочинение М.Лермонтова»

Как видим, Добролюбов осуждает Печорина: «Сердце его пусто и холодно ко всему», «Ему опротивели все удовольствия», «Он не понимает, куда девать свою душевную силу». Мне кажется, Добролюбов не смог полностью раскрыть характер Печорина, его трагедию, его сущность.