Что такое прототип образа персонажа. Что такое прототип? Прототип в литературе

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Прототи́п (от греч. protótypon - прообраз), реальное лицо, представление о котором послужило писателю первоосновой при создании литературного типа, образа человека - героя произведения.

Образ человека не только воспроизводит отдельные особенности прототипа, не только отражает порождённый эпохой тип личности: он - осуществление новой личности, обретающей самостоятельное бытие. Этим объясняется его способность становиться «прообразом» особой породы людей в самой жизни («тургеневские женщины») или прототипом для произведений другой эпохи (образ грибоедовского Молчалина в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина) .

Направления и жанры могут оказывать воздействие на роль прототипа. Максимальное «равнение» на прототип - в «документальной прозе»; однако и здесь остаётся содержательное различие между героем и прототипом, выявляющее «личностную» точку зрения автора (например, «Как закалялась сталь » Н. Островского или очерковые повести А. Яшина, Е. Дороша и др.) .

Значение исследования прототипа зависит от его характера. Чем более ярким явлением общества и истории является прототип, тем больший смысл приобретает его изучение и сопоставление с образом, так как получается отражение в искусстве чрезвычайно важного, содержательного, типичного явления общества.

Прототипом могут выступать не только реальные личности, но и персонажи из других произведений.

Прототип в детской литературе

В детской литературе является распространённой ситуация, когда прототипом является ребёнок, которому рассказывается история (как бы про него). Льюис Кэрролл рассказал историю Алисы в Стране Чудес , катаясь в лодке с Алисой Лидделл , Джеймс Барри рассказывал сказки про маленького тёзку Питера Пэна его старшим братьям, точно так же Кристофер Робин стал персонажем сказок Александра Милна , а дочь Кира Булычёва - Алисой Селезнёвой . Очевидно, что на таких героев не столько переносятся черты реального ребёнка, сколько концентрируются желательные черты. А вот имя, напротив, всегда остаётся реальным.

Примеры прототипов героев

Прототип героя фильма «В бой идут одни «старики» » командира эскадрильи гвардии капитана Алексея Титаренко («Маэстро») - Герой Советского Союза Виталий Попков (1922-2010) .
Прототип героя фильма «Щит и Меч » Йоганна Вайса - советский разведчик Александр Святогоров (1913-2008) .
Прототип героя книги и фильма «Денискины рассказы » Дениски - Денис Драгунский , сын советского детского писателя Виктора Драгунского .
Прототип героя «Повести о настоящем человеке » - Герой Советского Союза Алексей Маресьев (1916-2001) .
Прототип героя песни «Комбат » в исполнении группы «Любэ »- Герой Советского Союза Валерий Востротин (род. 20 ноября 1952) .
Прототип героя поэмы К. М. Симонова «» лейтенанта Петрова («Лёньки») - лейтенант И. А. Лоскутов (1918-1994).
Возможные прототипы героя романа Юлиана Семёнова «Семнадцать мгновений весны » и легендарного многосерийного советского художественного телефильма «Семнадцать мгновений весны » штандартенфюрера СС Штирлица - советские разведчики Яков Блюмкин (1900-1929), Александр Коротков (1909-1961), Исай Боровой , Анатолий Гуревич , Норман Бородин (1911-1974), а также сотрудник гестапо, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор Вилли Леман (1884-1942) .
Прототип героя романа Александра Дюма "Три мушкетёра " шевальe д"Артаньна - Шарль Ожье де Батц де Кастельмор д"Артаньян . Также, главный герой романа "Графиня де Монсоро" Луи де Клермон граф де Бюсси сеньор д"Амбуаз списан с реального человека с таким же именем.

Напишите отзыв о статье "Прототип персонажа"

Литература

Альтман М. С. Русские писатели и ученые в русской литературе XIX в. // Статьи и материалы / Н. А. Добролюбов.. - Горький, 1965.
Андроникова М. И. От прототипа к образу. - М ., 1974.

Примечания

См. также

Отрывок, характеризующий Прототип персонажа

– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.

Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.

Создание типов в литературе, естественно, не обходится без художественного обновления картины мира. Подлинное искусство никогда не исчерпывается одним лишь отражением ее. И в гениальных художественных типах всегда есть область смысла, в которой персонаж оборачивается для нас «знакомым незнакомцем».

«Мизантропия» мольеровского Альцеста (комедия «Мизантроп»), казалось бы, окрашивает в один цвет душевные проявления героя, доминируя в них как моноидея и монострасть. Но менее всего она производное элементарного презрения к человеку: будь это так, искусству нечего было бы делать с такой страстью. Это «мизантропия» высокой души, ошеломленной и подавленной несовершенством мира и человеческой природы, глубоко страдающей от этого. В ней надломился высокий идеал человека, и надлом этот она воспринимает как крушение мира. «Мизантропия» Альцеста — не что иное, как тень, отбрасываемая великой любовью, и гигантские очертания этой тени намекают лишь на силу оскорбленной любви. Тут перед нами, в сущности, трагедия любви, как бы проснувшейся от прекраснодушного сна и обнаружившей, что заснула она в пустыне. Такова по сути своей реальная «мизантропия» Кьеркегора и Шопенгауэра. Включение ее в область высших смыслов и высших движений сердца, преображающее самую суть доминирующей страсти в мольеровском Альцесте,— в этом и заключается великое художественное открытие Мольера, и созданный им тип вечно узнаваем и вечно нов.

Итак, для литературного типа отнюдь не перекрыты пути к новому знанию о мире и душе. Но все же именно в создании характеров пересоздающие усилия художественной мысли, дух первооткрытия, возвещение новой правды о человеке проявляют себя во всей своей очевидности. Психология восприятия литературных типов такова, что они пробуждают в нас прежде всего радость эстетического узнавания, которая при восприятии характеров перекрывается острым и волнующим ощущением новизны. Вбирая в себя правду эмпирической реальности, характеры, созданные великими художниками, уже не сводимы к ней: их невозможно «вернуть» в действительность, вновь спроецировать на нее, разложить на составные элементы жизни, попавшие в тигель художественного воображения. Истина, воплощенная в них, уже не та истина, которая может быть найдена в объективной реальности, прежде всего потому, что с нею слита субъективная правда творца, ведущая пас в круг авторского сознания. От соприкосновения этих двух миров, идеального и реального, внутреннего и внешнего, широко раздвигаются горизонты нашего знания о человеке.

Даже там, где, созидая характер, воображение писателя за исходную точку своего «полета» берет конкретный прототип, — и там сотворенный характер удаляется от исходного «материала» часто на огромное расстояние. Даже вбирая в себя внешний фон жизни прототипа, очертания его судьбы, характер перерастает в новую духовную сущность, которой не было в действительности. Читательское «узнавание» такого характера и оценка его с позиций реальности опираются чаще всего лишь на один, близкий к поверхности пласт его содержания, в котором он пересекается со злобою дня. Но за этой поверхностью в великих произведениях литературы — неизмеримая глубина.

Литература о прототипах обширна и разнообразна, порой занимательна настолько, что может соперничать с увлекательностью авантюрных сюжетов. Но небесполезная с точки зрения раскрытия творческой лаборатории писателя, она бьет мимо цели в том смысле, что чаще всего ни на шаг не приближает нас к пониманию природы художественного характера. Лишь один пример. В воспоминаниях Анненкова запечатлен рассказ о том, как Гоголь в компании знакомцев своих слушал анекдот, событийная ткань которого в чем-то предвосхищала сюжет еще не написанной «Шинели». Это была история чиновника, увлекавшегося охотой, давно и страстно мечтавшего о ружье французской фирмы Лепажа. Друзья по департаменту, устроив складчину, дарят ему на именины вожделенное ружье. Снедаемый охотничьим азартом чиновник на следующий же день отправляется пострелять уток в Финском заливе. Но тут-то и случается беда: при неосторожном повороте лодки ружье, лежавшее на корме, надает в воду. Потрясение чиновника столь велико, что он заболевает горячкой. Болезнь отступает лишь тогда, когда сослуживцы героя, омраченные горем его, вновь устраивают складчину и покупают ему точно такое же ружье.

Анекдот этот вспоминали часто писавшие о Гоголе, но вспоминали, главным образом имея в виду его сюжетные пересечения с гоголевской «Шинелью». А между тем не менее интересно попытаться выделить в нем ту психологическую «материю», те крупицы душевного опыта прототипа, которые были вплавлены Гоголем в характер героя «Шинели». Тут-то и обнаруживается «бездна пространства», отделяющая духовную сущность гоголевского персонажа от того смутного, неясного в очертаниях душевного типа, который едва-едва прорисовывается в анекдоте. Если что-то в его герое и могло насторожить внимание Гоголя, так это, без сомнения, трагикомический перепад между жаркою силой мечты и прозаичной ординарностью ее объекта (ружье). Болезнь чиновника и есть анекдотически неожиданный сигнал этого перепада. Стало быть, какая-то грань психологического содержания, заключенного в прототипе, все-таки отразилась в духовной сущности гоголевского персонажа. Но в том-то и дело, что именно одна только грань.
Контраст между силой мечты и прозаичностью ее объекта бесконечно ослаблен в анекдоте по сравнению с повестью Гоголя. Ружье все-таки заурядная вещь, хотя бы и драгоценная для охотника, знающего цену хорошему ружью. Да и сама охота — не более чем прихоть для чиновника из анекдота, хотя, разумеется, и почтенная прихоть. Шинель же для гоголевского Башмачкина — не только абсолютно необходимый атрибут существования, но прежде всего овеществленный символ человеческого достоинства, попираемого каждодневно всем складом бытия. Самое перевоплощение ее из заурядной вещи в универсальный знак достоинства, в предмет жизненной цели и даже миссии, к подножию которой брошены самые страстные мечты,— как много всем этим сказано у Гоголя о мире и человеке.

Страсть героя анекдота — живая страсть, знак его связи с естественными началами бытия. Страсть Башмачкина при всей трагичности ее — фантом, детище опустошенного духа, искривленных наклонностей души. Душа эта еще не вполне окаменела в гоголевском персонаже: из тайных глубин ее, недоступных сознанию самого героя, еще может вдруг прорваться голос оскорбленного человеческого достоинства. Но живое разнообразие ее проявлений уже разрушено.

Наконец, гоголевский Башмачкин попадает в мощный поток той художественной стилистики, которую сам Гоголь именовал «наукой выпытывания». В исходящем от автора энергетическом «поле» взору открываются бесконечно малые психологические структуры, из которых слагается характер, почти рефлекторные движения души. И это ведь не формальная оболочка характера, а его художественная суть, причем суть, вытекающая из трагического гоголевского ощущения распадающейся целостности человека.

November 2nd, 2016

Горький считал, что литератор обязан домысливать и типизировать реального человека, превращая его в героя романа, а поиски прототипов персонажей Достоевского и вовсе приведут к философским томам, затронув реальных людей лишь мимоходом.

Тем не менее, как оказалось, чаще и прочнее всего со своими прообразами связаны вполне конкретные типы персонажей — авантюристы всех видов и мастей или же сказочные герои. Не факт, что все было именно так на самом деле за давностью лет или за отсутствием главных лиц, но хотя бы эти предположения очень интересны

Давайте вспомним некоторые:

Шерлок Холмс

Джозеф Белл (Шерлок Холмс)

Родство образа Шерлока Холмса с врачом Джозефом Беллом, преподавателем Конан Дойля, признавал сам автор. В своей автобиографии он писал: «Я вспоминал о моем старом учителе Джо Белле, его орлином профиле, его пытливом уме и невероятном навыке догадываться обо всех деталях.

Если бы он был детективом, он бы точно превратил это потрясающее, но неорганизованное дело во что-то, скорее похожее на точную науку». «Пускайте в ход силу дедукции», — часто повторял Белл, и подтверждал свои слова на деле, умея понять по внешнему виду пациента его биографию, склонности, а нередко и диагноз.

Позднее, уже после выхода романов о Шерлоке Холмсе, Конан Дойль писал своему учителю, что уникальные навыки его героя — не вымысел, а всего лишь то, как логически развивались бы умения Белла, если бы для того сложились обстоятельства. Белл отвечал ему: «Вы сами — и есть Шерлок Холмс, и вы отлично это знаете!"

Остап Бендер

Прототип Остапа Бендера к своим 80 годам стал тихим проводником поезда Москва—Ташкент. В жизни его звали Осип (Остап) Шор, он родился в Одессе и склонность к авантюрам, как и полагается, обнаружил еще в студенческие годы.

Возвращаясь из Петрограда, где он год проучился в Технологическом институте, Шор, не имея ни денег, ни профессии, представлялся то шахматным гроссмейстером, то современным художником, то скрывающимся членом антисоветской партии. Благодаря этим навыкам, он добрался до родной Одессы, где служил в уголовном розыске и вел борьбу с местным бандитизмом, отсюда и почтительное отношение Остапа Бендера к Уголовному кодексу

Профессор Преображенский

С прототипом профессора Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца» дела обстоят гораздо драматичнее. Им был французский хирург русского происхождения Самуил Абрамович Воронов, в первой четверти двадцатого века породивший настоящий фурор в европейской медицине.

Он совершенно легальным образом пересаживал железы обезьяны человеку для омоложения организма. Причем шумиха была оправдана — первые операции возымели желанный эффект. Как писали газеты, дети с отклонениями в умственном развитии обретали живость ума, и даже в одной песенке тех времен с названием Monkey-Doodle-Doo были слова «Если ты стар для танцев — поставь себе железу обезьяны».

В качестве результатов лечения сам Воронов называл улучшение памяти и зрения, бодрость духа, легкость передвижений и возобновление половой жизни. Лечение по системе Воронова прошли тысячи людей, а сам врач для упрощения практики открыл на Французской Ривьере собственный обезьяний питомник.

Однако через некоторое время пациенты начинали чувствовать ухудшение состояния организма, появились слухи о том, что результат лечения — не более, чем самовнушение, Воронов был заклеймлен как шарлатан и исчез из европейской науки вплоть до 90-х годов, когда его работы вновь начали обсуждаться

А вот главный герой «Портрета Дориана Грея» серьезно подпортил своему жизненному оригиналу репутацию. Джон Грей, в молодости друг и протеже Оскара Уайльда, славился склонностью к прекрасному и порочному, а также внешностью пятнадцатилетнего мальчика.

Уайльд не скрывал сходства своего персонажа с Джоном, а последний и вовсе подчас называл себя Дорианом. Счастливый союз завершился в тот момент, когда об этом начали писать газеты: Джон фигурировал там как возлюбленный Оскара Уайльда, еще более томный и апатичный, чем все, что были до него.

Разгневанный Грей подал в суд и добился извинений от редакции, однако его дружба с известным автором потихоньку сошла на нет. Вскоре Грей встретил своего спутника жизни — поэта и выходца из России Андре Раффаловича, вместе они приняли католичество, затем Грей и вовсе стал священником в церкви Святого Патрика в Эдинбурге.

Майкл Дэвис (Питер Пен)

Знакомство с семьей Сильвии и Артура Дэвис подарило Джеймсу Метью Барри, на тот момент уже известному драматургу, его главного героя — Питера Пена, прообразом которого послужил Майкл, один из сыновей Дэвисов.

Питер Пен стал ровесником Майкла и заполучил от него как некоторые черты характера, так и ночные кошмары. Именно с Майкла была слеплен портрет Питера Пена для скульптуры в Кенсингтонском саду.

Сама сказка при этом была посвящена старшему брату Барри, Дэвиду, который погиб за день до своего четырнадцатилетия во время катания на коньках и остался в памяти близких вечно юным.

История Алисы в Стране чудес началась в день прогулки Льюиса Кэролла с дочерьми ректора Оксфордского университета Генри Лиделла, в числе которых была и Алиса Лиделл. Кэррол придумывал историю на ходу по просьбе детей, но в следующие разы не забыл о ней, а стал сочинять продолжение.

Спустя два года автор подарил Алисе рукопись, состоявшую из четырех глав, к которой была прикреплена фотография самой Алисы в семилетнем возрасте. Озаглавлена она была «Рождественский подарок дорогой девочке в память о летнем дне»

Во время работы над «Лолитой» Владимир Набоков, как сообщает его биограф Брайан Бойд, нередко просматривал рубрику криминалистики в газетах на предмет историй о несчастных случаях, убийствах и насилии. История Салли Хорнер и Франка Ласалля, случившаяся в 1948 году, явно привлекла его внимание.

Сообщалось, что мужчина средних лет, преступив все правила морали, похитил двенадцатилетнюю Салли Хорнер из Нью-Джерси и продержал ее при себе в течение почти двух лет до тех пор, пока она не была найдена в южнокалифорнийском мотеле.

Ласалль так же, как и герой Набокова, в течение всего времени выдавал Салли за свою дочь. Набоков даже вскользь упоминает этот случай в книге словами Гумберта: «Сделал ли я с Долли то же самое, что Франк Ласалль, пятидесятилетний механик, сделал с одиннадцатилетней Салли Хорнер в 48-м?»

Карабас-Барабас

Алексей Толстой, как известно, хотя и стремился всего лишь переписать «Пиноккио» Карло Коллодио русским языком, выпустил в свет вполне самостоятельную историю, в которой четко прочитываются аналогии с современными ему деятелями культуры.

Толстой не был поклонником театра Мейерхольда и его биомеханики, так что ему досталась роль антагониста — Карабаса-Барабаса. Пародия прочитывается даже в имени: Карабас — это маркиз Карабас из сказки Перро, а Барабас — от итальянского слова мошенник — бараба. Помощнику Мейерхольда, работавшему под псевдонимом Вольдемар Люсциниус, досталась не менее красноречивая роль Дуремара

Кстати, как то у нас была спорная история о том или. А вот на самом деле

Пожалуй, самая невероятная и мифологизированная история образа — это история создания Карлсона. Его возможный прототип — Герман Геринг. Родственники Астрид Линдгрен, безусловно, опровергают эту версию, однако она до сих пор бытует и активно обсуждается.

Знакомство Астрид Линдгрен и Геринга произошло в 20-е годы, когда последний устраивал авиашоу в Швеции. На тот момент Геринг был в полной мере «в расцвете сил», как и любил повторять о себе Карлсон. После Первой мировой он стал известным летчиком-асом, обладавшим определенной харизмой и, по легенде, неплохим аппетитом.

Моторчик у Карлсона за спиной нередко интерпретируется как намек на летную практику Геринга. Возможным подтверждением такой аналогии можно считать тот факт, что определенное время Астрид Линдгрен поддерживала идеи национал-социалистической партии Швеции.

Книга о Карлсоне вышла в свет уже в послевоенное время в 1955 году, поэтому выступать за прямую аналогию этих героев было бы безумием, однако, вполне возможно, что яркий образ молодого Геринга остался в ее памяти и так или иначе повлиял на появление обаятельного Карлсона

И еще немного про наш советский мультик:

Всего серий о Карлсоне вышло две: «Малыш и Карлсон» (1968) и «Карлсон вернулся» (1970). «Союзмультфильм» собирался делать и третью, но эта идея так и не была реализована. В архивах студии до сих пор хранится пленка, которую планировалось использовать для съемок мультфильма по третьей части трилогии о Малыше и Карлсоне - «Карлсон опять проказничает».

Карлсона, Малыша, Фрекен Бок и всех остальных героев придумал художник Анатолий Савченко. Он же предложил позвать на озвучивание «домомучительницы» Фаину Раневскую. До нее на эту роль пробовалось огромное количество актрис, и никто не подходил, а Раневская подошла идеально. У нее был другой «минус» — трудный характер. Она называла режиссера «деточкой» и категорически отвергала все его замечания. А когда впервые увидела свою героиню, испугалась, а потом очень обиделась на Савченко. «Неужели я такая страшная?» — постоянно переспрашивала актриса. Объяснения, что это не ее портрет, а всего лишь образ, Раневскую не утешали. Она так и осталась при своем мнении.

У Карлсона тоже долгое время не было «голоса», Ливанов нашелся сам, случайно. Актер каждый день заходил к создателям мультфильма на партию в шахматы, и однажды за игрой режиссер Борис Степанцев пожаловался ему, что никак не может найти человека на роль Карлсона. Василий Ливанов тут же пошел в студию, попробовался, и его утвердили. Позже актер признался, что, работая в образе Карлсона, он старательно пародировал знаменитого режиссера Григория Рошаля

Одна из версий поясняет, что свое имя плюшевый медведь с опилками в голове получил от клички любимой игрушки сына Милна Кристофера Робина. Равно тому, как и остальные герои книги.

Однако на самом деле Винни Пух был назван в честь реально существовавшей медведицы, жившей в лондонском зоопарке. Звали ее Виннипег, и веселила она жителей британской столицы с 1915 по 1934 годы. Поклонников у медведицы было множество. Среди них был и Кристофер Робин

Одноногий Джон Сильвер

В «Острове Сокровищ» Роберт Льюис Стивенсон изобразил своего друга, поэта и критика Уильямса Хэнсли, в образе хорошего злодея. В детстве Уильям перенес туберкулез и одну ногу ему врачи, по непонятной причине, решили ампутировать до колена.

После анонса книги писатель написал другу: «Я должен сделать признание. Злой с виду, но добрый в глубине души Джон Сильвер был списан с тебя. Ты ведь не в обиде?»

Изысканный мужчина с княжеским титулом, женатый на голландской принцессе и склонный к сомнительным авантюрам — так в действительности и выглядел прототип Джеймса Бонда, принц Бернард Ван Липпе-Бистерфельд.

Приключения Джеймса Бонда начались с серии книг, написанных английским разведчиком Яном Флемингом. Первая из них — «Казино Рояль» — вышла в свет в 1953 году, через несколько лет после того, как Флеминг по долгу службы был приставлен следить за принцем Бернардом, переметнувшимся из немецкой службы в английскую разведку.

Двое разведчиков после долгих взаимных подозрений стали друзьями, и именно у принца Бернарда Бонд перенял манеру заказывать «Водку-мартини», добавляя: «Взболтать, а не размешивать», а также привычку эффектно представляться: «Бернард, принц Бернард», как любил говорить он

А вот еше одна более полная и правдоподобная версия

источники
http://www.softmixer.com/2013/03/blog-post_10.html
https://interesnosti.mediasole.ru/literaturnye_geroi_i_ih_prototipy

Вот еще из литературного: оказывается и что связывает . Кто не знает, расскажу вам и какое продолжение у

0 0 0

Дочь Джеймса Хеллера

0 0 0

Один из Развитых. Счёл Хеллера бесценным образцом, но позже усомнился в нём, пытаясь доказать Мерсеру, что Джеймс - бесполезен. Поглощен Хеллером

0 0 0

Был основателем и главным исследователем ГЕНТЕК, биоисследовательской корпорации, спонсируемой "Черной Стражей". Когда "Черная Стража" обратила на него внимание, он был больше заинтересован в изучении Элизабет Грин и вируса "Красный Свет", нежели в разработке вирусного оружия

0 0 0

Первый помощник Рукса. Поглотив его, Хеллер долгое время в его облике пытался разузнать больше информации, пока Рукс не заподозрил неладное

0 0 0

Священник. Вел скрытую игру против «Черного дозора», имеет большие связи. Убит Мерсером за частое вмешательство и помощь Хеллеру

0 0 0

Кодовое имя Пария, так окрестили его сотрудники BlackWatch. Он единственный сын Элизабет Грин и идеальное воплощение вируса. Пария является сыном Элизабет Грин, который был захвачен во время вспышки в Айдахо в 1969. Он единственный, кто отличается от форм других вирусов, отличающихся от Элизабет, Алекса, Джеймса Хеллера и других инфицированных, так как Элизабет - несовершенный выпуск некодированных областей генома, а Алекс Мерсер является искусственным геномом. Некоторые учёные предположили, что Пария может стать бесконечной целью всего мира

0 0 0

Одна из Развитых, любимица Мерсера. Предаёт Хеллера, в финале, отдав Алексу его дочь

0 0 0

Прототип без кода (чаще именовался «подопытным»). Бывший сержант морской пехоты США, а после - заражённый вирусом Чёрный Свет. В военном строе именовался Ниндзя 3.3. Остался человеком, несмотря на инициацию. Поначалу верит Мерсеру, но позже становится его противником номер один. Хеллер освободил Красную Зону от заражения

1 0 0

Ключевой персонаж игры. Идеальный носитель вируса "Красный свет". Хотела инфицировать весь Нью-Йорк. Поглощена Алексом. Есть сын Пария, который является новым существом на планете и единственный, по мнению учёных, кто может остановить Алекса Мерсера

Прототи́п (от греч. protótypon - прообраз), реальное лицо, представление о котором послужило писателю первоосновой при создании литературного типа, образа человека - героя произведения.

Прототипом могут выступать не только реальные личности, но и персонажи из других произведений.

Прототип в детской литературе

Примеры прототипов героев

Прототип героя фильма «В бой идут одни «старики» » командира эскадрильи гвардии капитана Алексея Титаренко («Маэстро») - Герой Советского Союза Виталий Попков (1922-2010) .
Прототип героя фильма «Щит и Меч » Йоганна Вайса - советский разведчик Александр Святогоров (1913-2008) .
Прототип героя книги и фильма «Денискины рассказы » Дениски - Денис Драгунский , сын советского детского писателя Виктора Драгунского .
Прототип героя «Повести о настоящем человеке » - Герой Советского Союза Алексей Маресьев (1916-2001) .
Прототип героя песни «Комбат » в исполнении группы «Любэ »- Герой Советского Союза Валерий Востротин (род. 20 ноября 1952) .
Прототип героя поэмы К. М. Симонова «» лейтенанта Петрова («Лёньки») - лейтенант И. А. Лоскутов (1918-1994).
Возможные прототипы героя романа Юлиана Семёнова «Семнадцать мгновений весны » и легендарного многосерийного советского художественного телефильма «Семнадцать мгновений весны » штандартенфюрера СС Штирлица - советские разведчики Яков Блюмкин (1900-1929), Александр Коротков (1909-1961), Исай Боровой , Анатолий Гуревич , Норман Бородин (1911-1974), а также сотрудник гестапо, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор Вилли Леман (1884-1942) .
Прототип героя романа Александра Дюма "Три мушкетёра " шевальe д"Артаньна - Шарль Ожье де Батц де Кастельмор д"Артаньян . Также, главный герой романа "Графиня де Монсоро" Луи де Клермон граф де Бюсси сеньор д"Амбуаз списан с реального человека с таким же именем.

Напишите отзыв о статье "Прототип персонажа"

Литература

Альтман М. С. Русские писатели и ученые в русской литературе XIX в. // Статьи и материалы / Н. А. Добролюбов.. - Горький, 1965.
Андроникова М. И. От прототипа к образу. - М ., 1974.

Примечания

См. также

Отрывок, характеризующий Прототип персонажа

– Ой, пожалуйста, прости меня! – устыдившись, воскликнула я. – Ты так закричала, что я с перепугу помчалась, куда глаза глядят...
– Ну, ничего, в следующий раз будем поосторожнее. – Успокоила Стелла.
У меня от такого заявления глаза полезли на лоб!..
– А что, будет ещё «следующий» раз??? – надеясь на «нет», осторожно спросила я.
– Ну конечно! Они ведь живут здесь! – дружески «успокоила» меня храбрая девчушка.
– А что же мы тогда здесь делаем?..
– Мы же спасаем кого-то, разве ты забыла? – искренне удивилась Стелла.
А у меня, видно, от всего этого ужаса, наша «спасательная экспедиция» полностью вылетела из головы. Но я тут же постаралась как можно быстрее собраться, чтобы не показать Стелле, что я по-настоящему очень сильно испугалась.
– Ты не думай, у меня после первого раза целый день косы дыбом стояли! – уже веселее сказала малышка.
Мне просто захотелось её расцеловать! Каким-то образом, видя что мне стыдно за свою слабость, она умудрилась сделать так, что я сразу же снова почувствовала себя хорошо.
– Неужели ты правда думаешь, что здесь могут находиться папа и братик маленькой Лии?.. – от души удивляясь, спросила её ещё раз я.
– Конечно! Их просто могли украсть. – Уже совсем спокойно ответила Стелла.
– Как – украсть? И кто?..
Но малышка не успела ответить... Из-за дремучих деревьев выскочило что-то похлеще, чем наш первый «знакомый». Это было что-то невероятно юркое и сильное, с маленьким, но очень мощным телом, посекундно выбрасывающее из своего волосатого пуза странную липкую «сеть». Мы даже не успели пикнуть, как обе в неё дружно попались... Стелла с перепугу стала похожа на маленького взъерошенного совёнка – её большие голубые глаза были похожи на два огромных блюдца, с выплесками ужаса посерединке.
Надо было срочно что-то придумать, но моя голова почему-то была совершенно пустая, как бы я не старалась что-то толковое там найти... А «паук» (будем дальше так его называть, за неимением лучшего) тем временем довольно тащил нас, видимо, в своё гнездо, готовясь «ужинать»...
– А где же люди? – чуть ли не задыхаясь, спросила я.
– О, ты же видела – людей здесь полно. Больше чем где-либо... Но они, в большинстве, хуже, чем эти звери... И они нам не помогут.
– И что же нам теперь делать? – мысленно «стуча зубами», спросила я.
– Помнишь, когда ты показала мне твоих первых чудищ, ты ударила их зелёным лучом? – уже опять вовсю озорно сверкая глазами, (опять же, быстрее меня очухавшись!), задорно спросила Стелла. – Давай – вместе?..
Я поняла, что, к счастью, сдаваться она всё ещё собирается. И решила попробовать, потому что терять нам всё равно было нечего...
Но ударить мы так и не успели, потому что паук в тот момент резко остановился и мы, почувствовав сильный толчок, со всего маху шлёпнулись на землю... Видимо, он притащил нас к себе домой намного раньше, чем мы предполагали...
Мы очутились в очень странном помещении (если конечно это можно было так назвать). Внутри было темно, и царила полная тишина... Сильно пахло плесенью, дымом и корой какого-то необычного дерева. И только время от времени слышались какие-то слабые звуки, похожие на стоны. Как будто бы у «страдавших» уже совсем не оставалось сил…
– Ты не можешь это как-то осветить? – я тихо спросила Стеллу.
– Я уже попробовала, но почему-то не получается... – так же шёпотом ответила малышка.
И сразу же прямо перед нами загорелся малюсенький огонёк.
– Это всё, что я здесь могу. – Огорчённо вздохнула девчушка
При таком тусклом, скупом освещении она выглядела очень усталой и как бы повзрослевшей. Я всё время забывала, что этому изумительному чудо-ребёнку было всего-то ничего – пять лет!.. Наверное, её такой временами серьёзный, недетский разговор или её взрослое отношение к жизни, или всё это вместе взятое, заставляло забывать, что в реальности она ещё совсем малюсенькая девочка, которой в данный момент должно было быть до ужаса страшно. Но она мужественно всё переносила, и даже ещё собиралась воевать...
– Смотри, кто это здесь? – прошептала малышка.
И вглядевшись в темноту, я увидела странные «полочки», на которых, как в сушилке, лежали люди.
– Мама?.. Это ты, мама??? – тихонько прошептал удивлённый тоненький голосок. – Как же ты нас нашла?
Я сначала не поняла, что ребёнок обращался ко мне. Начисто позабыв, для чего мы сюда пришли, я только тогда поняла, что спрашивают именно меня, когда Стелла сильно толкнула меня кулачком в бок.
– А мы же не знаем, как их зовут!.. – прошептала я.
– Лия, а ты что здесь делаешь? – прозвучал уже мужской голос.
– Тебя ищу, папочка. – Голоском Лии мысленно ответила Стелла.
– А как вы сюда попали? – спросила я.
– Наверняка, так же, как и вы... – был тихий ответ. – Мы гуляли по берегу озера, и не видели, что там был какой-то «провал»... Вот мы туда и провалились. А там ждал вот этот зверь... Что же будем делать?
– Уходить. – Постаралась ответить как можно спокойнее я.
– А остальных? Ты хочешь их всех оставить?!. – прошептала Стелла.
– Нет, конечно же, не хочу! Но как ты собираешься их отсюда забирать?..
Тут открылся какой-то странный, круглый лаз и вязкий, красный свет ослепил глаза. Голову сдавило клещами и смертельно захотелось спать...
– Держись! Только не спи! – крикнула Стелла. И я поняла, что это пошло на нас какое-то сильное действие, Видимо, этому жуткому существу мы нужны были совершенно безвольными, чтобы он свободно мог совершать какой то свой «ритуал».
– Ничего мы не сможем... – сама себе бурчала Стелла. – Ну, почему же не получается?..
И я подумала, что она абсолютно права. Мы обе были всего лишь детьми, которые, не подумав, пустились в очень опасные для жизни путешествия, и теперь не знали, как из этого всего выбраться.
Вдруг Стелла сняла наши наложенные «образы» и мы опять стали сами собой.