Три притчи в повести А. Платонова "Котлован"

Урок (двухчасовой) проводится после изучения «Поднятой целины» М.А. Шолохова и «Котлована» А.П. Платонова.

Методы ведения урока:

1) объяснительно-иллюстративный;

2) проблемный;

3) исследовательско-эвристический.

Формы работы:

1) фронтальная;

2) учебное сотрудничество + групповая работа.

Класс разделен на 3 группы:

I-я группа анализирует сцены из романа «Поднятая целина», воспроизводит трагическую глубину жизни русской деревни в период коллективизации (по первой книге романа);

2-я - раскрывает процесс коллективизации по повести «Котлован»;

3-я - группа аналитиков, которые должны обобщить материал работы двух групп, вынести свои суждения о соответствии или несоответствии исторической правде, ставшей объектом художественного исследования в этих произведениях.

За 2-3 недели учащимся этих групп предложены эпизоды из указанных произведений для анализа.

Учитель открывает урок. Материал для вступительного слова можно найти в журнале «Литература в школе» 13 . Оно может быть примерно таким...

В литературе советского периода и в современной тема коллективизации представлена широко. Это и понятно: большое переломное событие всегда находит свое многоаспектное отражение. Но первым значительным опубликованным произведением о годе «великого перелома» был роман М.А. Шолохова «Поднятая целина», написанный по горячим следам событий. М.А. Шолохов - один из тех, кто начинал сложный путь к правде о событиях, которые в 30-е годы еще не стали историей.

На протяжении многих лет, начиная с 30-х годов, официальной критикой формировалось представление о «Поднятой целине» как о художественной модели эпохи коллективизации во всем ее объеме я сложности. В результате возникла литературно-критическая структура, которая, опираясь на некоторые моменты содержания «Поднятой целины», вместе с тем приобрела определенную автономность. Существовала и развивалась сама по себе, вне связи с художественным произведением. Нельзя не заметить, что многие сегодняшние оппоненты романа Шолохова, по сути дела, оценивают не столько произведение, сколько то хрестоматизированное представление о нем, которое сложилось в общественном сознании.

В какой мере это представление соответствует истинному содержанию романа? Дает ли «Поднятая целина» современному читателю возможность объективного представления о некоторых сторонах такого протяженного и чрезвычайно сложного процесса, который называется коллективизацией? Ответы на эти вопросы необходимы не для того, чтобы уберечь от критической переоценки романа Шолохова. Это невозможно, да и бессмысленно. Речь идет о том, чтобы понять сущность взгляда на переломную эпоху одного из крупнейших писателей XX века, бывшего не только очевидцем, но и участником событий того времени.

Таким образом, перед вами сегодня стоит задача нового прочтения «Поднятой целины» в сопоставлении с повестью Платонова «Котлован» на основе современных исторических знаний о коллективизации и современного уровня нравственно-философских понятий о мире и человеке.

Итак, слово дается 1-й группе, которая должна, анализируя эпизоды, ответить на вопрос, нарисовал ли Шолохов упрощенную, лишенную трагической глубины картину русской деревни в период коллективизации или показал весь драматизм исторических событий.

1-я группа. Анализ эпизода «Собрание гремяченского актива и бедноты».

Учащиеся рассуждают, опираясь на текст романа.

На собрании актива и бедноты, пока шли общие разговоры о кулаке-«кровососе», кулаке-«вампире», у коммунистов-руководителей было полное единодушие с казаками. Приступив к обсуждению кандидатов на выселение, Давыдов спрашивает у собрания: «Вынесем мы постановление о выселке из пределов Северо-кавказского края или как?»

Подписуемся!

Под корень их!

Нет, уж лучше с корнем, а не под корень», - поправил Давыдов.

Когда же был оглашен список гремяченских кулаков, и когда собрание должно было решить судьбу каждого кандидата на выселение, это единодушие начало таять.

Первым в списке был Фрол Дамасков. Вопрос ставился прямо: «Достоин ли он такой пролетарской кары?»

Категоричный вопрос требовал столь же определенного ответа, и, несомненно, ожидалось единодушное мнение: «Достоин!». Но при подсчете голосов Давыдов обнаружил одного воздержавшегося. «Воздерживаюсь», - непривычное для Давыдова и Нагульнова слово. Непривычна, непроста н по-своему драматична создавшаяся ситуация, про которую уже не скажешь: «32 человека - гремяченский актив и беднота - дышали одним дыхом». Неголосовавший, «тихий с виду и неприметного обличия» казак имеет «свое мнение»: «Потому, как он - мой сосед, я от него много добра видал. Вот и не могу на него руки подымать Все время он... пособлял, быков давал, семена ссужал... мало ли... Но я не изменяю власти. Я - за власть...»

Группа аналитиков:

Несомненна драматичность, конфликтность эпизода. Столкнулись два подхода: классовым и человеческий. И человеческий оказывается гораздо сильнее, особенно, когда речь пойдет о выселении следующего кандидата - Тита Бородина.

У Шолохова и Платонова события происходят так: приезжают в деревню посланцы партии, чтобы организовать колхоз, на собраниях упор делается на бедняков, к несогласным относятся как к врагам, начинается убой скота, раскулачивание, т.е. процесс организации колхозов в обоих произведениях изображается по одной и той же «схеме» - так, как он на самом деле происходил. Различны только названия хозяйств. В «Поднятой целине» колхоз назван именем Сталина, в «Котловане» - «именем Генеральной Линии».

Учитель:

Вот мы справились с одним из наших заданий - выяснили, что оба автора в общем верно изложили ход событий. Продолжим обсуждение к посмотрим, как писатель описывает отдельные этапы этого процесса.

2-я группа:

В «Котловане» Платонов рассказывает об убое скота, и за этими сценами встает трагедия уничтожения крестьянской жизни: «Ликвидировав весь последний дышащий живой инвентарь, мужики стали есть говядину и всем домашним также наказывали ее кушать; говядину в то краткое время ели, как причастие, - есть никто не хотел, но надо было спрятать плоть родной убоины в свое тело к сберечь ее там от обобществления. Иные расчетливые мужики давно опухли от мясной еды и ходили тяжко, как двигающиеся сараи, других рвало беспрерывно, но они не могли расстаться со скотиной и уничтожали ее до костей, не ожидая пользы желудка.»

Потрясает это платоновское: «ели, как причастие...». Боль писателя столь остра, столь очевидна, что воспринимаешь его самого даже не как частичку народа, пережившего трагедию умерщвления, а как сам народ.

1-я группа:

Но в «Поднятой целине» есть точно такое же описание массового убоя скота: «Резали быков, овец, свиней, даже коров... В две ночи было ополовинено поголовье рогатого скота в Гремячем. По хутору собаки начали таскать кишки и требушки, мясом наполнялись погреба и амбары. «Режь, а то в колхозе мясца не придется кусануть!...» И резали. Ели невпроворот. Животами болели всё - от мала до велика. В обеденное время столы в куренях ломились от вареного и жареного мяса... У каждого - масляный рот, всяк отрыгивает, как на поминках, и от полной сытости у всех посоловели глаза.»

Аналитики:

Сцены, конечно, очень похожи, совпадает изложение общего хода событий коллективизации, в частности, убой скота. Но есть различия в авторской оценке. У Шолохова мужики ели вроде бы от жадности, а у Платонова - наоборот, «как причастие». Это не одно и то же!

Учитель:

Но мы договорились вынести пока за скобки авторское отношение к описываемому, Вопрос в другом: различные ли факты процесса коллективизации описывают авторы? Слово дается группам, которые признают очевидность фактов.

Обратимся к самым драматичным эпизодам коллективизации - раскулачиванию.

1-я группа:

Сцены раскулачивания в «Поднятой целине» пронизаны чувством горечи и боли. 7-я глава - описание имущества выселяемого. Шолохов показал, что эта акция совершалась с явным нарушением законов, варварски. Потрясает сцена раскулачивания Гаева, которую мы видим глазами Разметнова.

Потрясенный увиденным в семье Гаева, Разметнов отказывается дальше «работать»: «Я не обучен! Я... Я... с детишками не обучен воевать! Да разве это дело? Я что? Как что ли? Или у меня сердце из самородка?» И неубедительными кажутся аргументы Давыдова: «Ты их жалеешь... Жалко тебе их. А они нас жалели?»

Нагульнов, мертвенно побледнев, выдохнул звенящим шепотом, стиснув кулаки, свое обвинение Разметнову: «Гад! Как служишь революции? Жа-ле-е-ешь?»».

Нам кажется, не одной мягкотелостью Разметнова вызван душевный взрыв героев: немало пришлось пережить и им при раскулачивании, хотя бы во время столкновения с бывшим товарищем Нагульнова по армии Титом Бородиным. И не так-то просто ему произнести слова о дедах, детишках и бабах, которых, прикажи революция, он порежет (а порежет ли?) из пулемета.

Учитель:

Будем верить, что слова Нагульнова о «тысячах дедов, детишек, баб», которых почему-то потребуется «пустить в расход», - всего лишь страшная гипербола, доказывающая безоглядную преданность героя революции. Но - вопреки его воле и намерениям - «всего лишь» словесная формула в последующие годы стала принципом для некоторых работников нагульновского типа. Это в гротескной, абсурдной форме покажет А. Платонов в «Котловане».

2-я группа:

В «Котловане» писатель сумел увидеть события 30-х годов с позиции нашего современника. Когда пели славу Сталину, когда в стремительном темпе, по выражению Платонова, начали «целыми эшелонами население в социализм отправлять», писатель нашел в себе мужество показать, как на горе крестьянству, против его воли создавались колхозы, и на трагедии народа возводился фундамент социализма.

На Организационном Дворе, что стоял на краю колхоза, «проживали недоказанные кулаки и разные проштрафившиеся члены колхоза». Чем же проштрафились они? Одни из них находились во дворе за то, что «впали в мелкое настроение сомнения», другие - «что плакали во время бодрости и целовали колы на своем дворе, отходящие в обобществление».

Метафоричны образы «Котлована». Образ медведя, например, при помощи которого происходит раскулачивание зажиточных крестьян, символизирует подмену классового чутья звериным нюхом. Героями движут низменные эмоции на уровне инстинктов: зависть, месть, злоба. И не случайно результаты медвежьего усердия полностью совпали с классово-расслоечной ведомостью, загодя составленной активистом. На протяжении всей повести слово расходится с делом, и самые благие помыслы наталкиваются на неосуществимость. С людьми обращаются, как с материалом. И сами люди в этой обшей массе, в общем классе не осознают себя личностью. Когда зажиточный крестьянин говорит Чиклину: «А ты покажи мне бумажку, что ты действительно лицо», Чиклин отвечает ему: «Какое я тебе лицо? Я никто; у нас партия - вот лицо!». Можно много еще приводить примеров, можно долго возмущаться, но очевидно одно: нельзя забывать, что человек - это личность, а не материал, с которым можно сделать все, что захочешь.

Андрею Платонову в "Котловане" удалось выявить главное: писатель показывает, что здание общепролетарского счастья, задуманное для вечного счастливого населения, как здание для человека, оно подмяло человека под себя, превратив его в средство, материал, инструмент. И самое страшное - в средство ненависти и разжигания «жара костра классовой борьбы». И даже «истомленный мыслью и бессмысленностью» Вощев оказывается обожженным этим костром и становится способным бить человека. Вспомним мужика, брошенного в снег: «Ликвидировали?! - сказал он из снега. - Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!» (Это было написано в 1930 году). Но Платонов увидел не только это. Он понял и другое: если существует один главный человек, то неминуемо обезличиваются все другие. Вот откуда эти «Я никто» и «ты вполне можешь не существовать».

Аналитики:

В повести А. Платонова намечены четкие вехи, опираясь на которые, можно уяснить позицию автора. Он создает метафорические образы (Медведя, Активиста, гробов и т.д.), страшен в своей пронзительной ясности символ реки (льющей «свою мертвую воду» в море и дальше), на которой сплавляют «кулацкий эшелон в далекую тишину». Еще одна идея-метафора заключена в таком неожиданном предмете, как гробы, которые участвуют в будничной жизни людей: их перевозят с места на место, в них спят, они и шкафы для вещей, и игрушка для ребенка.

Присутствие гробов - символ хрупкости земного существования человека. Но понятие гроба в повести Платонова тесно увязано с коллективизацией. Сам факт заготовки «этих тесовых предметов» впрок, по росту, с учетом каждого крестьянина, и эта, с позволения сказать, перспектива осознана мужиками (и, конечно, Платоновым) во всей определенности. И это делает повесть столь значительным произведением об эпохе 30-х годов.

Учитель:

Посмотрим, есть ли в романе М.А. Шолохова сцены, которые раскрывают трагедию класса крестьян, предрекая его неминуемую гибель.

1-я группа:

В романе М.А. Шолохова есть сиены (и их достаточно много), которые заставляют задуматься о судьбе крестьянства. Это - и сцены раскулачивания, о которых мы уже говорили, это и судьбы отдельных людей. И пусть многочисленные комичные сценки, связанные с дедом Щукарем и даже с Нагульновым, пусть пронизанный юмором казачий говорок не заслоняют от нас и трагедии, разыгрывающихся на сценах романа. Присмотримся к Титу Бородину, который когда-то ушел в Красную гвардию, а потом «осатанел и вцепился в хозяйство, трудился день и ночь и... превратился в настоящего кулака», владельца мельницы и маслобойки, торговца скотом. К Якову Лукичу Островному, который мог бы в других условиях стать «культурным хозяином», но пал жертвой собственной жадности, необузданных притязаний и докатился до убийства матери. К таким, как супруги Хопровы, убитые Половцевым. К Тимошке Рваному, которому в романе отведено не так уж много строк, но зато пронизанных неизбывной печалью. Искреннее сострадание вызывает он в сцене встречи с Островновым в лесу под Гремячим логом: похоронивший отца, оставивший мать н сестер «там», он «убег» из ссылки (Сокучился по родным местам до смерти!). Убитый Нагульновым, он и «мертвый был красив», этот бабий баловень и любимец: «Застывшие, но еще не потерявшие живого блеска глаза его были широко раскрыты. Они, эти мертвые глаза, словно в восхищенном и безмолвном изумления любовались и гаснувшими неясными звездами, и тающим в зените опаловым облачком, лишь слегка посеребренным снизу, и всем безбрежным небесным простором, закрытым прозрачной, легчайшей дымкой тумана». Да, в романе в защиту Тимошки никто не говорит ни одного слова. Но лиричны строки о нем, отмеченные каким-то тайным сочувствием автора. Трагичны судьбы людей, подобных Гаеву. Одиноки и не устроены в быту Давыдов, Нагульнов, Разметов. Неярко и неустойчиво счастье Лушки, если вообще можно назвать этим словом тайную, ворованную, урывочную любовь к Тимошке, а затем к Давыдову.

Даже веселый и жизнерадостный Нестеренко, оказывается, болен туберкулезом.

Не прибегая к отвлеченно-символическим изобразительным средствам, Шолохов достаточно рельефно передал в «Поднятой целине» трагедийность того состояния, в котором оказалось крестьянство. Страницы произведения, образно говоря, залиты человеческой кровью. Первоначальное название романа - «С кровью и потом» - имело отнюдь не метафорический, а вполне конкретный смысл. За восемь месяцев жизни в Гремячем Логу, непосредственно изображенных в «Поднятой целине», скончалось 11 человек, и только один из них - хуторской пастух дед Агей - умер естественной смертью, все остальные были убиты, причем их гибель непосредственно связана с коллективизацией. Кроме того, упоминается о смерти (чаще всего насильственной) еще более 20-человек. "Такая концентрация человеческих смертей на сравнительно локальном художественном пространстве романа углубляет ощущение общей изломанности и трагедийности изображенное времени» 14 - пишет Ю.А. Дворяшян.

Аналитики:

Анализируя выступление группы, можно сказать, что из поля зрения Шолохова не выпали основные, в том числе и драматические, обстоятельства коллективизации на первом этапе. Правда, не всегда эти обстоятельства изображены во всем объеме и полноте. Например, только пунктиром обозначены наиболее резкие действия руководителей и инициаторов коллективизации во время раскулачивания. Это может вызватъ ощущение некоторой упрощенности созданной Шолоховым картины.

Между тем в романе не только дана недвусмысленная общая оценка деятельности создателей колхоза, но и достаточно зримо запечатлены ее конкретные формы. Устами Макара Нагульнова автор рассказал, как это происходило: «Я за колхоз агитировал? А вот как: кое-кому из наших злодеев, хотя они и середняки числются, прямо говорил: «Не идешь в колхоз? Ты, значится, против Советской власти... Я тебя, гада, так грабану, что всем чертям муторно станет...».

Почему же роман обвиняют в мажорности? Нам кажется, что это происходит потому, что часто Шолохов уходит от прямых оценок, отдаст их на «откуп» героям. Так, например, трагедийность судьбы крестьянства снижается взглядом Давыдова в будущее - взглядом явно ошибочным и субъективным. Давыдов верит, что счастливые будут Федоткин, факт, как в конце концов будут счастливы в будущем социализме все люди. Да и кулаки на Соловках «не подохнут», уверен Давыдов: «работать будут - кормить будем. А когда построим, эти дети не будут кулацкими детьми. Рабочий класс их перевоспитает.» А пока, во имя этого будущего, нужна, мол, жестокость, нужно насилие. Увы! Не знал Давыдов, какая судьба ожидала и кулаков, и многочисленных гаевых, и «кулацких» детей. Об этом незабываемо ярко поведали позднее В. Тендряков в своих рассказах, А. Твардовский в поэме «По праву памяти».

Учитель:

Пожалуй, вы смогли нащупать главное: отметить к своеобразие восприятия романа, и трагедийность его звучания.

Ведь в целом история формирования гремяченского колхоза, поведанная Шолоховым, не производит впечатления достигнутого благополучия. Писатель не упрощает, не сглаживает остроту проблем, стоящих перед рождающимся хозяйством. Даже на финальных страницах романа, писавшихся в 50-е годы, нет примет полного осуществления надежд и чаяний хлеборобов. Автор избегает разговоров о результатах хозяйственной деятельности гремяченского колхоза. Кратко обмолвился он в последней главе романа об осенней страде: «Допоздна гремели на гумнах веялки, глухо выстукивали по утрамбованной земле каменные катки... А потом все стихло». Некоторые критики считают, что проблема утраты земледельцем чувства хозяина не была отражена в «Поднятой целине». Писатель Грант Матевосян, например, заявил, что «Шолохов не заметил, как трагически начинают ссориться труд и человек» 15 . В лучшем случае признается, что писатель только коснулся этой проблемы.

Так ли это?

Могут отвечать учащиеся обеих групп, опираясь на текст романа, обращаясь к образу Кондрата Майданникова, сознание которого не только пронизывает боль по нажитому с «потом и кровью» хозяйству, но и гнетет все более усиливающееся ощущение того, что вытравление из души хлебороба «подлюки жалости» ведет к утрате коренных качеств крестьянской натуры: «...сохнет всяк возле своего, а об чужих и - бай дюже. Ить нету зараз чужих, все наше, а вот так оно...». Учащиеся приходят к выводу, что Шолохов передал драматизм состояния души крестьянина, поставленного перед противоречием, которое кажется ему неразрешимым.

Учитель:

Итак, и в повести «Котлован» А.П. Платонова, и в романе М.А. Шолохова совпадают изложения общего хода коллективизации и отдельных ее эпизодов.

Теперь подумаем, есть ли что-нибудь похожее в характерах и поступках главных героев? Не анализируя образы героев произведения (это уже делалось), назовите совпадение ситуаций.

1-я группа:

Сцена, где Макар Нагульнов учит английский язык и замечает, что слова вроде бы и похожи на русские, только в конце «проклятые капиталисты шипение производят, вроде как злобствуют на эти слова - «револьюшн», «коммунистишн».

2-я группа:

А активист в конце каждого слова велит ставить твердый знак, но не из уважения к старой орфографии, а чтобы «показать нашу твердость по отношению к классовому врагу»: «Это мягкий нужно отменить, а твердый нам неизбежен: он делает жестокость и четкость формулировок».

Учитель:

Между прочим, многое сторонники «нового учении о языке», которые считали язык элементом надстройки и выводили все его правила из законов общественного развития, утверждали, что в рамках каждого национального языка существует два: «пролетарский» и «буржуазный». Эти ученые думали, что «армянский пролетарский язык» значительно ближе к «грузинскому пролетарскому», чем к армянскому литературному. Так что и в этом отношении и Шолохов, и Платонов следовали «правде жизни». А есть ли еще совпадения?

1-я группа:

Есть. В «Поднятой целине» Нагульнов, который делал все для претворения в жизнь идеи коллективизации, оказывается виноватым в перегибах н переживает исключение из партии после статьи Сталина «Головокружение от успехов», статьи, написанной, чтобы свалить с себя вину за преступления коллективизации и возложить ее на рядовых исполнителей типа шолоховского Нагульнова.

2-я группа:

Судьбы Нагульнова и активиста, оказывается, очень похожи, как похожи они сами, слепо выполняя директивы партии. «Всю ночь сидел активист при непогашенной лампе, слушал, не скачет ли по темной дороге верховой из района, чтобы спустить директиву на село. Каждую новую директиву он читал с любопытством будущего наслаждения, точно подглядывал в страшные тайны взрослых, центральных людей. Редко проходила ночь, чтобы не появлялась директива, и до утра изучал ее активист, накапливая к рассвету энтузиазм несокрушимого действия.» Но вот спустилась свежая директива, и в ней отмечались «маложелательные явления, перегибщины, забеговщества, переусердщины и всякого сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии».

И вот активист уже объявлен «вредителем партии», «объективным врагом пролетариата», и «должен быть немедленно изъят из руководства навсегда».

Страшна судьба активиста. Вовлеченный в общее насилие, Чиклин дал активисту «ручной удар в грудь, чтоб дети могли еще уповать, а не зябнуть», Вощев ударил активиста в лоб, «для прочности его гибели». А после смерти героя так же, как когда-то он сам, его мертвое тело «раскулачивают» по реке в море. Никто не пролил слезы над телом активиста, более того, его обвиняют и злорадствуют над гибелью верного сына партии: «Ах ты гад! - прошептал Вощев над этим безмолвным туловищем. - Ты должно быть не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая гуща, и не знаем ничего».

Аналитики:

Итак, оказывается, многое схоже в характерах и в судьбах героев Шолохова и Платонова. Только Шолохов даст реалистические образы, а Андрей Платонов, отстаивая право поэта на сложность, которая требует усилия для понимания и для которой необходимо «не обычное чтение, а изучение», дает гротескные, доведенные до абсурда образы. Но и в той, и в другой книге рисуется вздыбленная революцией Россия, ее люди, оказавшиеся в водовороте бушующих событий.

Учитель:

Сопоставьте, пожалуйста, финальные оценки книг.

1-я группа:

Последние страницы «Поднятой целины» таят в себе глубокую грусть. У могил Давыдова и Нагульнова «мостится» по ночам сдавший физически, постаревший, тоскующий дед Щукарь. Под журавлиный стон в аспидно-черном поднебесье, грустный переклик казарок, сдержанный гогот гусей и посвист утиных крыльев к могилам убитых приходит одинокая Варя. «Долго она стояла на коленях в изголовье могилы Давыдова, а потом быстро повернулась и не пошла, а побежала через площадь, давясь рыданиями. А в непроглядном темном небе до зари звучали стонущие и куда-то зовущие голоса журавлиных стай, и до зари, не смыкая глаз, сидел на скамеечке горбившийся дед Щукарь, вздыхал, крестился и плакал. И вот - последняя сцена романа. К "родной могилке" жены приходит Разметнов. По-стариковски горбясь, не шевелясь, словно прислушиваясь и ожидая ответа, он суровыми и безрадостными глазами всматривался вдаль. А над ним - ее безоблачное небо: там, за невидимым горизонтом, всполохи приближающейся грозы.

Колхоз создан и живет своей жизнью. Но впереди еще много испытаний, может быть радостных, а может быть, еще более скорбных и тяжелых. Во всяком случае, заканчивая роман в 1959-1960 годах и глядя с высоты этих лет на события тридцатилетней давности, Шолохов имел все основания не завершать повествование на бравурной ноте.

2-я группа:

Финальные сцены повести «Котлован» трагичны. Умирает Настя, и Чиклин пятнадцать часов подряд копает могилу, чтоб «она была глубока и в нее не сумел бы проникнуть ни червь, ни корень растения, ни тепло, ни холод, и чтоб ребенка никогда не побеспокоил шум жизни с поверхности земли». Хрупкость и уязвимость, слабость и доверчивость - в образе девочки Насти - сделаны мерой человеческой силы и запущенности, мудрости планов и исполнимости невероятных мечтаний. Едва умерла эта героиня, хрупкий носитель еще не пришедшего будущего, благая весть из него, как Вощев, даже видя могучие колонны тружеников, содрогнулся: « ..стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, - он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движением!»

Платонов подводит читателя к мысли, что счастье «нельзя соорудить на щепках... может случиться, что во дворце счастья - если растерять на пути к нему душу, братство, если средства по частям разрушат и принизят цель, - некому будет жить!» 16 . Ф.М. Достоевский не принимал гармонии, если в основу ее положена одна детская слезинка. А в основании будущего дома общепролетарского счастья положено тельце ребенка.

Аналитики:

Финальные сцены «Поднятой целины» щемяще грустны, а самые трагические сцены повести «Котлован» - изготовление плота для раскулаченных, заполнение активистом «поминальных листков» в ведомости, похороны Насти -говорят о том, что приказной способ создания «рая» грозит вырождением самому народу. И Платонов, и Шолохов правдиво повествуют об одном и том же, только автор «Котлована» возносит земные сны о золотом вехе на вселенскую высоту гуманистических тревог, забот о человеке в человечестве. И "Котлован" сегодня звучит не только как напоминание о прошлом, но и как предупреждение о будущем. Он ставит вопросы, которые ныне обретают для нас особый смысл, «Не убывают ли люди в чувстве своей жизни, когда прибывают постройки? - не решался верить Вощев - Дом человек построит, а сам расстроится. Кто жить тогда будет? - сомневался Вощев на ходу».

Сегодня, когда нам во всем так не хватает «жизненного материала», широко распространено мнение, что стоит наладить «производство жизненного материала» - и все остальное сразу наладится. Платонов заставляет помнить о самом главном, исходном, основополагающем.

Учитель:

Итак, подведем итоги сопоставления. Из всего сказанного можно сделать вывод, что и в романе М.А. Шолохова «Поднятая целина», и повести А. Платонова "Котлован" эпоха коллективизации изображается писателями как время, характеризующееся особенным ожесточением нравов, когда человеческая жизнь во многом утратила значение высшего гуманистического критерия, а насильственная смерть стала восприниматься как привычное дело. Подобное состояние общественных отношений изображается ими как аномальное, разрушающее личность, несущее угрозу гибели всему живому. Так проявился гуманизм Шолохова и Платонова как художников, основу мировоззрения которых на всем творческом пути определяла идея безусловной ценности человеческой жизни. Различие же - в позициях авторов. Платоновское неприятие будущего «рая» абсолютно и несомненно А вот драматические эпизоды «Поднятой целины» не отвергают возможности созидательного начала, отразившего веру художника в закономерность и необходимость социалистических преобразований в деревне.

Было бы ошибочным упрощать эту точку зрение писателя, представлять ее как лакировочную, коньюнктурную. Шолохов принадлежит к тем художникам, рожденным Октябрем, которые сумели ощутить и запечатлеть свое время как "эпоху напряженного драматизма процессов разрушения и созидания".

А оба этих произведения - «Поднятая целина» М. Шолохова и «Котлован» А Платонова - помогают глубже понять, «как это было на земле», воссоздать правду о сложном и трагическом годе «великого перелома».

Несмотря на разнообразие тем произведений А.П. Платонова, которого волновали проблемы электрификации и коллективизации, гражданской войны и строительства коммунизма, все их объединяет стремление писателя найти путь к счастью, определить, в чем радость «человеческого сердца». Платонов решал эти вопросы, обращаясь к реалиям окружающей его жизни. Повесть «Котлован» посвящена времени индустриализации и начала коллективизации в молодой Советской стране, в светлое коммунистическое будущее которой автор очень верил. Правда, Платонова все больше и больше начинало волновать, что в «плане общей жизни» практически не оставляли места конкретному человеку, с его думами, переживаниями, чувствами. И своими произведениями писатель хотел предостеречь чересчур усердных «активистов» от роковых для русского народа ошибок.

Сцена раскулачивания в повести «Котлован» очень ярко и точно раскрывает суть проводимой в советской деревне коллективизации. Восприятие колхоза показано глазами ребенка – Насти. Она спрашивает Чиклина: «А ты здесь колхоз сделал? Покажи мне колхоз!» Это нововведение понимается как совершенно новая жизнь, рай на земле. Даже взрослые «нездешние люди» ждут от колхоза «радости»: «Где же колхозное благо – иль мы даром шли?» Эти вопросы вызваны разочарованием от истинной картины, открывшейся перед взором странников: «Посторонний, пришлый народ расположился кучами и малыми массами по Оргдвору, тогда как колхоз еще спал общим скоплением близ ночного, померкшего костра». Символическим выглядит «ночной, померкший костер» и «общее скопление» колхозников. За простой неустроенностью этих людей (сравним с «прочными, чистыми избами» «кулацкого класса») скрывается еще и их безликость. Поэтому главным их представителем показан медведь-молотобоец, получеловек-полуживотное. Он обладает способностью к производительному труду, но лишен самого главного – умения мыслить и, соответственно, говорить. Мышление подменено в медведе «классовым чутьем». Впрочем, ведь именно это и требовалось в новом советском обществе, мыслить за всех мог «один … главный человек». Неслучайно у Чиклина захватывает дыхание и он открывает дверь, «чтоб видна была свобода», когда «рассудительный мужик» призывает его обдумать целесообразность раскулачивания. Легче всего просто отвернуться от правды и предоставить другим решать за себя, переложив ответственность на безликих «мы». «Не твое дело, стервец! – отвечает Чиклин кулаку. – Мы можем царя назначить, когда нам полезно будет, и можем сшибить его одним вздохом… А ты – исчезни!». Но только вот почему-то кричит Чиклин «от скрежещущей силы сердца», наверное, внутри сам протестуя против отнятого у него права мыслить и самостоятельно принимать решения.

К молотобойцу как к «самому угнетенному батраку» проникаются сочувствием и Настя («Он ведь тоже мучается, он, значит, наш, правда ведь?»), и бюрократ Пашкин («Пашкин же и вовсе грустил о неизвестном пролетарии района и захотел как можно скорее избавить его от угнетения»). Вот только если девочка видит в медведе, прежде всего, существо страдающее и поэтому ощущает родство с ним, то представитель власти вместо благого желания «обнаружить здесь остаточного батрака и, снабдив его лучшей долей жизни, распустить затем райком союза за халатность обслуживания членской массы», спешно и в недоумении «отбыл на машине обратно», формально не видя возможности отнести медведя к угнетенному классу. Автор объективно изображает положение бедняков в деревне, вынужденных почти даром работать на зажиточных односельчан. Через образ медведя показано, как относились к таким, как он: «Молотобоец вспомнил, как в старинные года он корчевал пни на угодьях этого мужика и ел траву от безмолвного голода, потому что мужик давал ему пищу только вечером – что оставалось от свиней, а свиньи ложились в корыто и съедали медвежью порцию во сне». Однако ничто не может служить оправданием той жестокости, с которой происходило раскулачивание: «…медведь поднялся с посуды, обнял поудобней тело мужика и, сжав его с силой, что из человека вышло нажитое сало и пот, закричал ему в голову на разные голоса – от злобы и наслышки молотобоец мог почти не разговаривать».

Страшно, что на подобной ненависти воспитывались дети, которые должны были потом жить в стране, свободной от вражды. Однако заложенные с детства представления о своих и чужих вряд ли исчезнут во взрослой жизни. Настя изначально настроена против тех, кого медведь «чутьем» относит к кулакам: «Настя задушила на руке жирную кулацкую муху… и сказала еще:

– А ты бей их как класс!»

Про мальчика из кулацкой семьи она говорит: «Он очень хитрый», – видя в нем нежелание расставаться с чем-то своим, собственным. В итоге такого воспитания все отплывающие на плоту для ребенка сливаются в одно лицо – «сволочи»: «Пусть он едет по морям: нынче здесь, а завтра там, правда ведь? – произнесла Настя. – Со сволочью нам скучно будет!» Слова же Чиклина о партии, которая должна, по идее, стоять на страже интересов трудящихся, кажутся нам ироничными: «В лицо ты ее не узнаешь, я сам ее еле чувствую».

При анализе произведений Платонова пристальное внимание приковывает к себе их язык. Это стиль поэта, сатирика, а главным образом, философа. Повествователь чаще всего является выходцем из народа, который еще не научился оперировать научными терминами и пытается ответить на важные, насущные вопросы бытия своим языком, будто «переживая» мысли. Поэтому и возникают такие выражения, как «от отсутствия своего ума не мог сказать ни одного слова», «без ума организованные люди жить не должны», «жил с людьми – вот и поседел от горя» и т.п. Герои Платонова мыслят теми языковыми средствами, которыми они владеют. Особая атмосфера 20-х годов ХХ века подчеркнута обилием канцеляризмов в речи платоновских героев («Чиклин и молотобоец освидетельствовали вначале хозяйственные укромные места»), лексики лозунгов и плакатов («…Пашкин решил во весь темп бросить Прушевского на колхоз как кадр культурной революции…»), идеологизмов («…указать ему самого угнетенного батрака, который почти спокон века работал даром на имущих дворах…»). Причем слова различных стилей беспорядочно перемешены в речи платоновских странников, зачастую ими плохо понимается значение употребляемых слов («Опорожняй батрацкое имущество! – сказал Чиклин лежачему. – Прочь с колхоза и не сметь более жить на свете!»). Складывается впечатление, что мысли, идеи словно сталкиваются между собой, притягиваясь и отталкиваясь. Так, следуя традициям русской литературы, Платонов использует пейзажи для передачи общего настроения изображаемого. Но и здесь мы ощущаем шершавость, корявость и соединение разностильных слов в описаниях: «Снег, изредка опускавшийся дотоле с верхних мест, теперь пошел чаще и жестче, – какой-то набредший ветер начал производить вьюгу, что бывает, когда устанавливается зима. Но Чиклин и медведь шли сквозь снежную секущую частоту прямым уличным порядком, потому что Чиклину невозможно было считаться с настроениями природы…».

Финал сцены отправления кулаков на плоту неоднозначен. С одной стороны, мы проникаемся симпатией к Прушевскому, который с сочувствием смотрит на «кулацкий класс», «как оторвавшийся». Но есть доля истины и в словах Жачева, замечающего об отплывающих: «Ты думаешь, это люди существуют? Ого! Это одна наружная кожа, до людей нам далеко идти, вот чего мне жалко!» Обратим внимание на местоимение «нам». Жачев и себя причисляет к «уставшим предрассудкам». Все свои надежды он возлагает на будущие поколения: «Жачев же пополз за кулачеством, чтобы обеспечить ему надежное отплытие в море по течению и сильнее успокоиться в том, что социализм будет, что Настя получит его в свое девичье приданое, а он, Жачев, скорее погибнет как уставший предрассудок». Однако, как мы убеждаемся, взгляд автора на будущее Насти достаточно пессимистичен. Даже детское счастье невозможно построить на чьих-либо страданиях.

Урок – 63

«Котлован». Характерные черты времени в повести.

Зачетная работа по тексту.

Цель урока:

· Раскрыть характерные черты времени, изображенного в романе.

· Воспитывать интерес к историческому прошлому страны.

Оборудование урока :

· Портрет Платонова

· Тексты зачетной работы в 3-х вариантах.

Методические приемы : лекция с элементами беседы; письменная зачетная работа.

Ход урока

I. Орг. момент.

II. Реализация домашнего задания.

- Какие герои привлекают внимание Платонова? Чем они живут? Какие вопросы себе задают?

Вощев - «полезен ли он в мире или без него благополучно обойдется?» , он думает о плане жизни, общей жизни «дом человек построит, а сам расстроится. Кто тогда жить будет?». «Мне без истины стыдно будет жить».

Прушевский (инженер) – «какое произведение статической механики в смысле искусства и целесообразности следует поместить в центре мира. Какое тело будет у юности, от какой волнующей силы начнет биться сердце и думать ум».

Жачев (инвалид) – «надо беречь детей, как нежность революции и оставить им наказ».

Сафронов - «пролетариат живет для энтузиазма труда». «Поставим вопрос, откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи… Поэтому надо бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание и жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!».

На имея исхода силы своего ума. Сафронов пускал ее в слова и долго их говорил. «Эх ты, масса, масса. Трудно организовывать из тебя скелет коммунизма! И что тебе надо? Стерве такой? Ты весь авангард , гадина, замучила!»

III. Характерные черты времени в повести .(Проиллюстрировать эпизодами из текста)

«воздух ветхости и прощальной памяти стоял над потухшей пекарней»

«забор заиндевел мхом, наклонился, и давние гвозди торчали из него»

Постройка Котлована для общепролетарского дома

«Двое это уже вполне кулацкий класс и организация»

«Он боялся, что зажиточность скопится на единоличных дворах и он упустит ее из виду»

«Жить ради энтузиазма», «Козлов хотел умереть с энтузиазмом, дабы весь класс его узнал и заплакал над ним».

«дополнительно к пенсии по первой категории он обеспечил себе и натурное продовольствие

«Я был поп, а теперь отмежевался от своей души и острижен под фокстрот»

«Приходится стаж зарабатывать, чтоб в кружок безбожия приняли».

«те листки (поминальные) я каждую полуночь сопровождаю к товарищу активисту»

«жена Пашкина помнила, как Жачев послал в ОблКК заявление на ее мужа и целый месяц шло расследование – даже к имени придрались: почему Лев и Ильич. Уж что-нибудь одно!»

Глаза матери Насти «были подозрительные, готовые ко всякой беде жизни, уже побелевшие от равнодушия»

Сафронов: «Поставим вопрос: откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи… Поэтому надо бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма»

«Эх ты, масса, масса. Трудно организовывать из тебя скелет коммунизма! И что тебе надо? Стерве такой? Ты весь авангард, гадина, замучила!»

IV. Письменная зачетная работа по тексту повести (В 3-х вариантах)

Задание:

1. Вставьте пропущенные слова.

2.Кто из персонажей так описывается (характеризуется)?

3.Кому из персонажей принадлежат эти слова?

4. Дайте полное название фрагмента (эпизода).

«Котлован» (проверка)

Вариант I

1. а) избу-читальню; б) Организационный Двор; в) дирек­тива; г) Ильич; д) сиротства,

2. а) активист; б) Вощев; в) Чиклин; г) Козлов; д) Пру­шевский.

3. а) поп; б) Прушевский; в) Козлов; г) Вощев; д) Чиклин.

4. а) Прушевский возле умершей матери Насти; б) размыш­ления Прушевского; б) фрагмент директивы из области; г) стро­ительство плота для сплава кулаков; д) Чиклин после смерти
Насти.

Вариант II

1. а) партию; б) медведь; в) будущего; г) Генеральной Ли­нии; д) Христос воскресе.

2. а) активист; б) Елисей; в) Чиклин; г) супруга товарищаПашкина; д) Козлов.

3. а) Вощев; б) Козлов; в) Настя; г) Сафронов; д) Жачев.

4. а) Чиклин в церкви; б) описание обитателей барака;в) праздник после отправки кулаков на плоту; г) Вощев в зав­коме; д) активист в избе-читальне.

Вариант Ш

1. а) коллективизации; б) медведь; в) тридцать; г) Ленин;д) Прушевскому.

2. а) Прушевский; б) Пашкин; в) Жачев; г) Чиклин;д) Козлов.

3. а) Сафронов; 6} поп; в) Чиклин; г) Жачев; д) Вощев.

4. а) смерть Насти; б) Вощев в завкоме; в) описание Орга­низационного Двора; г) письмо Насти Чиклину; д) смерть ак­тивиста.

Домашнее задание:

1 группа :

2 группа:

Индивидуально:

Особенности композиции

3 группа:

Какова цель эксперимента?

Индивидуально:

ПЕРСПЕКТИВНОЕ ЗАДАНИЕ

по повести

«СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ»:

1 группа : (Безрукавый, Супрун)

Изображение времени и места действия повести «Собачье сердце». Составление схемы-таблицы.

2 группа: (Богомолова, Сербинов)

Составление плана повести. Главные этапы развития действия. (Цитаты текста)

Индивидуально: (Ибадулина)

Особенности композиции

3 группа: (Капалкин, Гавриленко, Высоцкий )

Эксперимент. Шарик и Шариков». Составление схемы-алгоритма.

Какова цель эксперимента?

Что взял от Шарика? Что от Клима Чугункина?

Кто создал Шарикова? Только ли профессор Преображенский?

Почему повесть начинается внутренним монологом, или потоком сознания Шарика, а Шариков начисто лишён внутреннеё монологической речи?

Случайна ли в повести смена повествователей? Случайно ли получает свою должность?

Индивидуально: (Шемайтите)

Художественные средства, использованные М. Булгаковым в повести «Собачье сердце».

В центре повести — ис-тория главного героя рабочего Вощева. Уволившись с завода, он попадает в бригаду землекопов, готовящих котлован для фунда-мента общепролетарского дома. Рабочие котлована, воодушевлен-ные идеей сплошной коллективизации, принимают участие в рас-кулачивании крестьян близлежащих деревень. Реальные события принимают фантастические формы. Крестьяне, не ожидая от совет-ской власти ничего хорошего, при жизни сооружают себе гробы. Раскулаченных мужиков отправляют вниз по реке жизни.

На котловане появляются разные люди, одни остаются работать, другие исчезают. В процессе работы они забывают прошлое, не ви-дят настоящего, живут мечтами о новой жизни.

Новая жизнь в произведении Платонова — это тяжелый труд в коллективе ради счастья будущих поколений. Герои повести при-ходят приобщаться к этой новой коммунистической жизни, чтобы избавиться от собственных внутренних сложностей, придать смысл своему существованию. Драматизм приобщения к новой жизни для героев Платонова определяется тем, что слепое следование идее развращает их, приучая к насилию. Для коммунистической идеи жестокость, насилие также ничем хорошим не кончаются.

Герои повести безостановочно роют котлован для башни- общежития, дома для счастливых обитателей социализма. Однако всеобщее счастье невозможно без жертв. Гибнут и взрослые, и дети. Котлован становится не фундаментом будущего счастья, а его мо-гилой. Писатель не дает никакой надежды, что в далеком будущем на месте котлована может хоть что-то вырасти.

«Котлован» — драматическая картина переломного момента в истории страны. Пятилетка, коллективизация, раскулачивание — ключевые понятия эпохи, которые нашли отражение в произведе-нии Платонова. Уже на первых страницах повести звучат слова, определяющие пафос времени: темп и план. Котлован, согласно директиве, расползается по земле в четыре раза, а затем в шесть раз. Однако в центре писательских размышлений не строительство башни, а судьба России. Герои Платонова ищут ответы на вечные вопросы: Что есть истина? В чем смысл жизни? Что такое счастье?

Для строителей котлована «счастье происходит от материализма, а не от смысла». Главная цель их жизни — строительство будущего сча-стья в ущерб личной жизни. «Элементом будущего» становится для рабочих девочка Настя. Ребенок является миру для того, чтобы люди проверили правильность своей жизни. Ребенок чувствует смысл, сущ-ность жизни, которую успели растерять взрослые. Согласно Платоно-ву, все взрослые несут ответственность за ребенка, и поэтому такие, как Вощев, ищут смысл, «вещество существования», чтобы отдать его детям. Они не хотят, чтобы дети росли «себе на мучение». Материал с сайта

Важную роль в повести играет сцена похорон Насти. Девочка была любимицей всех строителей, она была для них олицетворени-ем далекого коммунизма. Никита Чиклин зарывает ее в землю, предназначенную для строительства «общепролетарской жилпло-щади». «Зачем ему, — думает Вощев, — теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет верного маленького человека, в котором истина стала бы радостью и движением?»

Выразителем авторской позиции в повести «Котлован» является главный ее герой Вощев. Он серьезно задумался и засомневался в правоте совершающегося вокруг. Задумавшись «среди общего тем-па труда», Вощев не движется в соответствии с «генеральной лини-ей», а ищет свою дорогу к истине. Однако он так ее и не находит.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• котлован краткое содержание
• авторская позиция в повести котлован
• драматизм при общении героев платонова к новой жизни
• платонов котлован краткое содержание
• платонов котлован рабочие

Деревня и коллективизация

Главным событием «Котлована», стержнем его сюжета и проблематики является строительство «общепролетарского дома». Концентрацией же драматизма повести стали, без сомнения, деревенские сцены. Происходящее в деревне, видимо, дало не только непосредственный толчок к написанию «Котлована», но и дополнительную мотивировку заглавному образу. Именно деревенская часть позволяет довольно точно датировать время действия повести. Восстановим хронологию реальных событий, которые легли в основу этой части сюжета. Главное из них - «ликвидация кулачества как класса», о которой многократно упоминается в «Котловане».

На предложение Насти убить двух мужиков Сафронов отвечает: «Не разрешается, дочка: две личности это не класс <…> Мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать не меньше как класс» (61–62). Активист объясняет интересующемуся построением плота середняку: «А это для ликвидации класса организуется плот», а затем пишет «рапорт о точном исполнении мероприятия по сплошной коллективизации и о ликвидации, посредством сплава на плоту, кулака как класса» (84). При этом возникает коллизия с запятой, которую активист не ставит после слова «кулака», потому что в соответствующей директиве ее не было - вот несколько упоминаний о политике «ликвидации кулачества как класса» в тексте повести. Ту же самую формулу, заметил М. Золотоносов, Платонов еще и пародирует: «Козлов ликвидировал как чувство свою любовь к одной средней даме» (63). Кроме того, Платонов неоднократно акцентирует ключевое слово данного лозунга: Вощев собирает в свой мешок «вещественные останки» «ликвидированных тружеников», а активист составляет из принесенного «перечень ликвидированного насмерть кулаком как классом пролетариата, согласно имущественно-выморочного остатка» (99); мужики в деревне «ликвидируют весь дышащий живой инвентарь» (86) и др.

Первое из этих упоминаний о политике «ликвидации кулачества» («мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать не меньше как класс») было прокомментировано выше в связи с характеристикой Сафронова: его ссылка на пленум - это речевой штамп человека, плохо ориентирующегося в событиях политической жизни и равнодушного к ним. На самом деле политика «ликвидации кулачества как класса» провозглашена Сталиным в речи «К вопросам аграрной политики в СССР» на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г.: «От политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса». По отношению к «кулачеству» власть, конечно, и раньше не была лояльной, а апрельский и ноябрьский пленумы принимали то или иное решение, декларирующее очередное наступление на «капиталистические элементы деревни» и «чрезвычайные меры против кулачества», но все дело было в ключевом слове политики, которая имела свое название для каждого временного отрезка: ограничение, вытеснение, наступление и, наконец, ликвидация (хотя сам Сталин в статье «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса», опубликованной 21 января 1930 г. в газете «Красная Звезда», уверяет запутавшееся в словах население, что это одна и та же политика). Хронология же событий после провозглашения Сталиным 27 декабря 1929 г. курса на ликвидацию кулачества такая.

6 января 1930 г. в «Правде» было опубликовано Постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», на следующий день воспроизведенное и другими газетами, где первым пунктом значилось: «перейти от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». 11 января «Правда» вышла с редакционной статьей «Ликвидация кулачества как класса ставится в порядок дня». 21 января «Красная Звезда» напечатала статью Сталина «К вопросу о ликвидации кулачества как класса». При этом самое первое печатное объявление о новой политике (публикация в «Правде» 29 декабря 1929 г. речи Сталина «К вопросам аграрной политики в СССР») в выражении «ликвидация кулачества, как класса» имело запятую, последующие же публикации на эту тему и, вероятно, директивы непосредственным исполнителям были уже без запятой, что и озадачило активиста (на реальную основу его пунктуационных колебаний указал М. Золотоносов). Кампания по «ликвидации кулачества» (конфискация имущества, выселение и переселение в северные и отдаленные районы), как видно из публикаций в прессе, сводок ОГПУ и докладов наркому земледелия Яковлеву Я. А., началась во второй половине января 1930 г., а в некоторых областях даже в феврале (например, в ЦЧО).

Но активист в «Котловане» не просто проводит «линию партии по ликвидации кулачества как класса». В «свежей директиве из области» его работа уже признана «сползанием по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии»; сам же он за то, что «забежал в левацкое болото правого оппортунизма», назван «врагом партии» и даже понес наказание (суровое - поплатился жизнью), правда, всего лишь от руки Чиклина, нанесшего активисту «карающий удар», но действующего, по словам Жачева, в согласии с линией партии («Твоя рука работает как партия»). Данные события связаны со следующим этапом в ходе «сплошной коллективизации» и «ликвидации кулачества как класса», который тоже имеет свою строгую хронологию.

После того как до руководства страны стали доходить сообщения о перегибах в ходе раскулачивания (раскулачивали середняков и даже бедняков, выселяли часто по личным мотивам, отбирали все до детской пеленки) и коллективизации (записывали в колхозы под угрозой высылки на Соловки, под дулом пистолета, а порой и заочно), а также о массовых крестьянских волнениях, 2 марта 1930 г. Сталин выступил в «Правде» со знаменитой статьей «Головокружение от успехов». А 15 марта было опубликовано «Постановление ЦК ВКП(б) о борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении», в котором было предложено «всем партийным комитетам повести решительную борьбу с этими искривлениями и их носителями», виновных «привлечь к строжайшей ответственности», газете же «„Правда“ - систематически разоблачать искривления партийной линии». Вскоре (3 апреля) появилась в «Правде» и статья Сталина «Ответ товарищам колхозникам» с обвинениями в адрес «опьяненных успехами товарищей», которые «стали незаметно сползать с пути наступления на кулака на путь борьбы с середняком».

Вот что говорят документы о случившемся после публикации постановления ЦК ВКП(б) и очередной статьи Сталина. В «Справке Информационного отдела ОГПУ о перегибах в ходе коллективизации в Московской области по материалам на 19 марта 1930 г.», составленной зам. председателя ОГПУ Ягодой, отмечается растерянность и замешательство среди проводивших коллективизацию «в связи с последними директивами партии о борьбе с административными перегибами и головотяпством». В несколько более поздней «Политсводке секретариата Совнаркома СССР по приему заявлений и жалоб по вопросам сельского хозяйства» от 3 апреля 1930 г. значится: «Имеются уже жалобы местных работников на привлечение их к ответственности за перегибы и искривления при коллективизации». А апрельские и майские сводки говорят о массовом привлечении к судебной и административной ответственности исполнителей партийных решений по коллективизации и раскулачиванию. В «Докладной записке прокурора ленинградской области Кондратьева в обком ВКП(б) С. М. Кирову о перегибах в деревне» от 24 апреля 1930 г. отмечается: «Возбуждено уголовных преследований за перегибы и искривления - 111 дел (по 4 округам)». В сводке НКВД РСФСР «О количестве привлеченных к ответственности за извращения и перегибы в колхозном строительстве», составленной в начале июня 1930 г. (не позднее 6 июня), дана информация уже и об осужденных, число которых по ЦЧО, например, достигло 1201, а по Ленинградской области - 154 человек. При этом в примечании к сводке отмечается, что сведения с мест получены неполные, а среди осужденных есть и приговоренные к расстрелу.

Действия активиста тоже были осуждены (в тех же выражениях, которые содержались в указанном постановлении ЦК и статье Сталина), а сам активист даже понес наказание - строго в соответствии с директивами партии и практикой их исполнения на местах.

На основании реального контекста событий повести можно сделать предположение и о том времени, когда Платонов приступил к работе над «Котлованом» - скорее всего, это произошло не раньше апреля 1930 г. Прочие события деревенской части повести также имеют под собой реальную основу.

Предзнаменованием трагического финала «Котлована» и зловещим прологом к деревенской части является история с гробами, которую Платонов перенес сюда из написанного незадолго киносценария «Машинист». Эти гробы крестьяне приготовили в преддверии коллективизации, спрятали в овраге как свое последнее и самое дорогое имущество, к которому приставили охрану - мужика с желтыми глазами. Гробы нашли строители дома и два из них взяли для Насти - живой цели и смысла своего труда. За гробами приходит на котлован другой мужик, Елисей, требуя их назад со словами: «У нас каждый и живет оттого, что гроб свой имеет: он нам теперь цельное хозяйство!» (61). Появление же гробов Елисей объясняет так: «Мы те гробы по самообложению заготовили» (60).

В этих словах есть ирония, которую не может почувствовать современный читатель. «Самообложение» - вид местного налога и фактически принудительное изымание денежных средств у сельского населения. Собранные «по самообложению» средства должны были идти на «удовлетворение имеющих общественное значение местных культурных и хозяйственных нужд». Считалось, что решение о сборе средств на строительство дорог, школ, больниц, колодцев, кладбищ и прочих объектов общественного значения принимается на общем собрании и по общему согласию жителей данного селения. Размер «самообложения» определялся в процентном отношении к сельхозналогу (который в свою очередь зависел от величины и крепости конкретного крестьянского хозяйства). Поэтому основной тяжестью «самообложение», как и прочие налоги, ложилось на зажиточных крестьян. К собранным «по самообложению» средствам местная власть часто относилась бесхозяйственно и безответственно, что констатируют и периодические издания. Поэтому крестьяне, измученные всякими налогами и поборами, сдавать деньги на «самообложение» не хотели, комментируя свое нежелание так: «Советской власти нужно строить, пусть сама и строит, а мы и так проживем». Однако советская власть процесс по сбору средств (а также по их расходованию) строго контролировала и «на самотек» не отпускала - принятием соответствующих законов, установлением «рекомендуемого» процента отчислений и пр. Таким образом, само слово «самообложение» должно было восприниматься с иронией. Но платоновские крестьяне, заготовившие гробы впрок, сделали это действительно «по самообложению», т. е. на свои кровные деньги и по взаимному согласию, а не на «средства самообложения» (им бы этого никто не позволил). Данный эпизод - один из примеров типичного для Платонова обыгрывания того или иного понятия политического жаргона.

Гробы и осуществляют переход от городской части сюжета к деревенской: вслед за основной партией гробов отправляется в деревню Вощев, за последними двумя уходит и Чиклин. Эти два гроба потребовались для убитых в деревне Сафронова и Козлова. Необходимость отправки туда рабочих Пашкин объясняет так: «Бедняцкий слой деревни печально заскучал по колхозу и нужно туда бросить что-нибудь особенное из рабочего класса, дабы начать классовую борьбу против деревенских пней капитализма» (64).

Сафронов и Козлов, таким образом, оказались в деревне во исполнение решения ноябрьского пленума 1929 г. «направить на укрепление колхозов не менее 25 000 раб. с достаточным организационным и политическим опытом». В начале 1930 г. газеты полны сообщений о подготовке, отправке и «движении рабочих колонн в деревню» в помощь начавшейся «сплошной коллективизации», о «рабочем шефстве над деревней» и т. д.

Пашкин называет крестьян, против которых посланные в деревню особо сознательные рабочие должны вести классовую борьбу, «пнями капитализма». Эти слова представляют собой платоновскую переделку устойчивого фразеологического оборота данного времени - «выкорчевывать корни капитализма»:

«Мы выкорчевываем последние корни капитализма в нашей стране».

«Развертывание коллективного движения в округах сплошной коллективизации является мощным выражением победоносного наступления социализма на капиталистические элементы. Выкорчевываются самые корни капитализма . <…> Бурный и все нарастающий темп колхозного строительства, охватывающий не только селения и районы, но и целые округа, демонстрируя переход по всей линии к выкорчевыванию корней капитализма ».

Фразеологизм «выкорчевывать корни капитализма» принадлежал, видимо, самому Сталину и был преобразован из его же более нейтральных речений «вырвать корни капитализма» и «уничтожить корни капитализма». В речи на пленуме МК и МКК 19 октября 1928 г. он заявил:

«Мы свергли капитализм, установили диктатуру пролетариата и развиваем усиленным темпом нашу социалистическую промышленность, смыкая с ней крестьянское хозяйство. Но мы еще не вырвали корней капитализма ».

В речи на апрельском (1929 г.) пленуме ЦК ВКП(б) «О правом уклоне в ВКП(б)» Сталин развил свою мысль:

«Можно ли провести в жизнь вытеснение капиталистов и уничтожение корней капитализма без ожесточенной классовой борьбы? Нет, нельзя».

Осенью 1929 г. Сталин говорит уже о «выкорчевывании корней капитализма »: ноябрьский пленум 1929 г. в соответствии с проводимой политикой притеснения крестьян провозглашает курс «на решительную борьбу с кулаком, на выкорчевывание корней капитализма в сельском хозяйстве». Выражение «выкорчевывать корни капитализма» в политическом языке этого времени приживается. Отныне официальные документы, а за ними и средства массовой информации постоянно говорят о необходимости «выкорчевывать корни капитализма», а сам Сталин даже предлагает «выкорчевывать с корнями», например «выкорчевать с корнями все и всякие буржуазные теории». А. Платонов, чуткий к слову и его внутреннему значению, а также с болью воспринимающий все, что происходило в стране, «исправляет» главного специалиста по русскому языку: уж если что-то выкорчевывать, то пни (выкорчевывать корни - очевидная тавтология). Кроме того, он пародирует и идею Сталина о капиталистической опасности со стороны крестьян: если с ними так серьезно борются, то пусть будут хотя бы «пнями», а не «корнями».

Собственно деревенская часть «Котлована» начинается с прихода в деревню Чиклина, который первым делом попадает на «обобществленный двор № 7 колхоза имени Генеральной линии», где живет «активист общественных работ по выполнению государственных постановлений и любых кампаний, проводимых на селе» (67). Этот активист - один из ярких персонажей повести. Он проводит разделение крестьян по классовому составу, «ликвидацию кулачества как класса посредством сплава на плоту», запись в колхоз и т. д. - все действия активиста известны. Активисту посвящено много интересных исследовательских страниц. Однако среди рассуждений об этом персонаже встречаются и неточности. Так, например, М. Геллер пишет: «Партию в колхозе представляет активист»; или даже «активист - обобщенный образ партийного руководителя в колхозе». Ошибочность такого представления раскрывается при знакомстве с документами времени: принимавшие самое активное участие в коллективизации «активисты» не были ни коммунистами, ни комсомольцами, а являли собой третью движущую силу (наряду с коммунистами/комсомольцами и ОГПУ - НКВД) «социалистического преобразования деревни» - «актив бедноты». Впрочем, Платонов говорит об этом открытым текстом: он называет активиста «подручным авангарда» (68) (авангард - это, как известно, партия, которая есть передовой отряд рабочего класса).

Понятие «активист» применительно к общественной жизни нашей страны сначала было достаточно новым и устоялось только к концу 20-х годов. «Политический словарь» 1928 г. под редакцией А. И. Стецкого дает еще такое определение: «Активист - сторонник решительных действий; в некоторых странах (например, в Финляндии) активист то же, что фашист». Но приблизительно с 1929 г. этот термин все прочнее входит и в жизнь нашего народа. С января 1929 г. начинает издаваться журнал «Советский активист», который в первом номере поясняет: «Сплоченная вокруг советов и партии армия работников и составляет наш актив». В конце 1929 - начале 1930 гг., т. е. в период проведения «сплошной коллективизации», понятие «активист» на некоторое время закрепляется за деревенской жизнью. «Активистами» называли именно «подручных авангарда», т. е. ту часть деревенской бедноты, которая активно помогала коммунистам в проведении всех партийных инициатив. В это время и средства массовой информации, и народ «активистов» и «коммунистов», как правило, различают и даже противопоставляют. Например, в одной из статей журнала «Деревенский коммунист» дается такое определение активиста: «не просто бедняк и середняк <…>, а действительно преданный делу социалистической перестройки деревни, непосредственный участник и активный проводник политики партии по построению крупного обобществленного хозяйства, в повседневной работе последовательно борющийся за полную социалистическую переделку крестьянина <…> - такой колхозник является действительным представителем нового типа деревенского актива, актива строителей социалистической деревни».

Пресса находит нужным периодически закреплять в сознании читателей как значение этого относительно нового понятия, так и значительность вклада «активистов» в дело коллективизации и раскулачивания: «Хлебозаготовки, посевную и другие кампании мы успешно провели потому, что на местах партийные организации смогли организовать под своим руководством бедняцко-середняцкие массы, которые принимали активное участие в выполнении директив партии и советской власти. В процессе этой работы на местах образовался актив по разным отраслям работы . <…> Были и такие активисты, которые в период проводимых кампаний не спали, не ели, не считались ни с чем, все время помогая местным партийным ячейкам».

Последнее упомянутое обстоятельство из жизни активистов («не спали, не ели, не считались ни с чем») роднит с ними и платоновского «активиста» («разве он ел или спал вдосталь или любил хоть одну бедняцкую девицу? Он чувствовал себя как в бреду, его сердце еле билось от нагрузки») (107).

То же самое об этой «движущей силе» коллективизации говорят и неофициальные свидетельства времени - письма:

«Коллективизация продолжалась. <…> Коммуниста ни одного в сельсовете не было, не было и комсомольцев, все делали активисты»; «Согласно указанию колхозной газеты, напечатанной от 25/11–30 г. за № 8(12), где прямо говорится, что раскулачивание производится таким образом: актив намечает хозяйства, подлежащие раскулачиванию и вносит свое постановление и передает свое постановление на утверждение пленума сельсовета <…> В действительности дело обстояло таким образом: уполномоченный РИКа совместно с местным активом, без всяких бы то ни было собраний бедняцко-середняцкой массы <…> приступал к раскулачиванию хозяйств <…> и намеченные активом хозяйства выгоняются из домов. <…> Актив раскулачивал пристрастно»; «Появились члены партии, комсомольцы и активисты из бедноты, группами в ночное время, к кулаку заходили во двор, открывали сараи, выводили лошадей»; «Активисты запрещали соседям обогревать выгнанных на улицу людей»; «Сплошная коллективизация. По дворам актив забирал сельхозинвентарь и семена»; «В штабах-комсодах у нас работали коммунисты, комсомольцы, активисты»; «Кто же были эти „активисты“? Голытьба, пьянь, лодыри» и т. д.

Платоновский «активист» водку не пил, но зато «запустел, опух от забот и оброс редкими волосами по толстому лицу, похожему на женскую наружность» (67) и был «до того поганый», что «даже самые незначительные на лицо бабы и девки» не хотели выходить за него замуж (110). Да и причина его активности заключалась не в одной преданности партии, но и в стремлении «хотя бы в перспективе заслужить районный пост» (107).

Остальные детали коллективизации и раскулачивания, равно как и поведения активиста в изображении Платонова, тоже имеют под собой реальную почву. Многие реплики активиста основаны на сталинских цитатах. Остановимся на тех действиях и высказываниях активиста, которые могут вызывать вопросы у современного читателя.

Активист пугает уже записанных в колхоз крестьян тем, что он их «расколхозит»: «А знаете ли вы, что такое расколхозивание? Имейте же в виду, что это вам будет не раскулачивание, когда каждый неимущий рад! Я и неимущего расколхожу!» (72).

И периодические издания конца 1929 г. - начала 1930 г., и отчеты в ЦК областных партийных руководителей, и письма самих крестьян наряду с информацией о коллективизации полны свидетельств об обратном процессе - «чистке колхозов» и изгнании из них некоторых членов. Официальная версия этого мероприятия такая: многие колхозы «засорены» кулаками и являются «лжеколхозами», поэтому и подлежат «чистке». Газеты бьют тревогу о «попытках кулачества пролезть в колхозы» и «взорвать их изнутри». В ответ на это ОГПУ рапортует о массовом исключении из колхозов: «Всего по округу вычищено 1168 хозяйств». Но уже и сами партийные лидеры признают, что многие «товарищи наделали глупостей, когда исключали середняков из колхозов». Крестьянские же свидетельства об этом - самые горькие: некоторых из них сначала загнали в колхоз со всем имуществом, а потом выгнали - уже без имущества:

«В 1930 году отец вступил в колхоз и все сдал: и скотину, и мельницу, и инвентарь. А зимой нас из колхоза вычистили».

Понятно, что таким «расколхозенным» крестьянам было гораздо хуже, чем раскулаченным.

А тех крестьян, которые еще не решились вступать в колхоз, активист агитирует такими словами: «Вы, что ж, опять капитализм сеять собираетесь, или опомнились?» (82). «Сеять капитализм» - это очередная платоновская переделка излюбленных оборотов Сталина, в данном случае - «насаждать колхозы» или даже «пересаживать» их:

«Советская власть правильно учла растущую нужду крестьянства в новом инвентаре, <…> вовремя оказала ему помощь в виде <…> насаждения колхозов»;

«Необходимо еще кроме всего прочего насаждать в деревне крупные социалистические хозяйства в виде совхозов и колхозов»;

«Нельзя насаждать колхозы силой. <…> Нельзя механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые» и пр.

Платонов пародирует сельскохозяйственную образность в высказываниях вождя: «сеять капитализм» есть некое отрицательное поведение, противоположное положительному - «насаждать колхозы».

Разделение крестьян активист осуществляет на основании «поминальных листков» и им же составленной «классово-расслоечной ведомости», в которой он «метил знаки» своим разноцветным карандашом, применяя то синий, то красный цвет (83). В этой «расслоечной» ведомости активист помечает, кто из крестьян подлежит «на плот», а кто - в колхоз (87). О наличии подобных «списков» у реальных проводников коллективизации и о фактическом разделении деревни говорят документы:

«Главным коньком дубровинских головотяпов при проведении коллективизации было два списка <…> Громогласно заявлялось, что один список для тех, кто идет в колхозы, кто за советскую власть, а другой для тех, кто против колхозов, кто желает выселиться из пределов района на пески»;

«Разделили деревню на два лагеря и открыли полный террор» и др.

Разноцветный карандаш (красный - с одной стороны, синий - с другой) активист завел в подражание Сталину, использовавшему красный и синий цвета такого карандаша для разных по содержанию резолюций.

Ликвидировав кулачество как класс «посредством сплава на плоту» (84) и отрапортовав об этом в район, активист все же не доволен своей деятельностью и выражает свое недовольство в таком внутреннем монологе: «мог бы весь район стравить на коллективизацию, а ты в одном колхозе горюешь; пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять» (101). В последней фразе этого монолога М. Золотоносов и другие исследователи отмечают перекличку с высказыванием Сталина в статье «Год великого перелома»: «Новое и решающее в нынешнем колхозном движении состоит в том, что в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, а целыми селами, волостями, районами, даже округами». Свою мысль о росте колхозного движения Сталин повторяет неоднократно: «Крестьяне пошли в колхозы, пошли целыми деревнями, волостями, районами».

Сталинская фразеология во многом формировала язык периодики и через нее - части населения страны. Оборот «не отдельными группами, а целыми селами, волостями, районами» или «целыми деревнями, волостями, районами» тоже стал штампом и породил серию подобных высказываний, например: «Целыми сменами, цехами, заводами вступали рабочие в ряды большевиков». Внешнюю форму этого оборота не оставил без внимания и Платонов: в его повести посетители приходили в пивную «целыми дружными свадьбами». Но фраза «пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять» совершенно другого порядка. Здесь перекличка Платонова с вождем, как часто бывает у него при цитации чужого материала, подчинена другой логике: Платонов не столько воспроизводит структуру и лексику первоисточника, сколько корректирует его реальностью. Построенная на сталинской цитате фраза «пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять» - это итог реального построения социализма на фоне былых идеалов. И слово «эшелон» здесь совершенно не случайное. Именно оно присутствует почти во всех как официальных, так и не официальных сообщениях о высылке раскулаченных крестьян в северные районы:

«Органы ОГПУ обязаны тщательно наблюдать за отбором высылаемых и за проведением раскулачивания. <…> Коменданты сборных пунктов непосредственно связаны с ячейками органов ТО ОГПУ, ведающих составлением эшелонов»; «Перевозка производится целыми эшелонами в составе 44 теплушек»;

«Спецсводка ПП ОГПУ по Северному краю о приеме и размещении ссыльно-кулацких семей, прибывших эшелонами № 401, 501, 302, 103, 104»; «На 26 марта принято из намеченных нам 130 эшелонов по краю 95 эшелонов кулацких семей в количестве 169 901 чел., мужчин 54 447, женщин 51 967 и детей 63 487 чел.»;

«В лагере уже поселены десятки тысяч людей всех возрастов и каждый день прибывают все новые и новые эшелоны»; «Кого вы раскулачиваете? Кого ссылаете? Тех, кто годами трудился своими мозолями в своем хозяйстве, <…> в эшелонах вы убиваете голодной смертью» и т. д.

Слово «эшелон» Платонов употребляет в «Котловане» еще два раза: он называет плот, посредством которого активист «ликвидирует кулачество», «кулацким речным эшелоном». Кроме того, вернувшиеся на котлован строители дают такую характеристику своему прежнему жилищу:

«Завтра надо опять к Пашкину сходить, - сказал Жачев, успокаиваясь в дальнем углу барака, - пускай печку ставит, а то в этом деревянном эшелоне до социализма не доедешь» (113).

Так писатель подводит печальный итог коллективизации и индустриализации как составных частей сталинской политики по построению социализма в СССР. И делает он это с помощью сталинской же цитаты, в которой заменяет слово на то, которое более соответствовало реальности.

Главный герой повести Вощев обращается и к активисту со своим сакраментальным вопросом: «А истина полагается пролетариату?» Ответ активиста с точки зрения реального контекста тоже весьма любопытен: «Пролетариату полагается движение, - произнес справку активист, - а все, что навстречу попадется, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта, все пойдет в организационный котел, ты ничего не узнаешь» (71).

Убеждение в том, что «пролетариату полагается движение», активист почерпнул из таких устойчивых оборотов времени, как «революционное движение», «рабочее движение», «освободительное движение», «ударное движение», «профдвижение», «физкультурное движение» и, наконец, близкое сердцу активиста «колхозное движение», а также из сталинской манеры сокращать эти обороты до ключевого слова, например:

«Теория преклонения перед стихийностью решительно против революционного характера рабочего движения , она против того, чтобы движение направлялось по линии борьбы против основ капитализма, - она за то, чтобы движение шло исключительно по линии „выполнимых“, „приемлемых“ для капитализма требований <…> Она за то, чтобы партия вела за собой движение , - она за то, чтобы сознательные элементы движения не мешали движению идти своим путем»;

«Иногда спрашивают, нельзя ли замедлить темпы, придержать движение . Нет, нельзя, товарищи».

Возможно, активист был знаком и с положением диалектического материализма о том, что «мир есть движущаяся материя или: мир есть материальное движение». Фразеологические штампы, построенные на идее движения (кроме вышеназванных, приведем, например, такой оборот: «Идеи Ленина двигают массами»), тесно связаны и с идеологемой «движение к социализму», которая питала и сталинскую программу темпов первой пятилетки. Мысль о неуклонном движении пролетариата к социализму Платонов корректирует печальной реальностью: «а все, что навстречу попадется, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта, все пойдет в организационный котел, ты ничего не узнаешь». Факты хищения кулацкого имущества во время раскулачивания (этой формы «колхозного движения» и разновидности «революционного движения») хорошо известны, поэтому мы не будем приводить их документального подтверждения.

Требует комментария и последняя директива, полученная активистом из области и ставшая ему приговором, приведенным в исполнение Жачевым. В этой директиве «отмечались маложелательные явления перегибщины, забеговщества, переусердщины и всякого сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии» (106). Как мы писали выше, подобные директивы появились после статьи Сталина «Головокружение от успехов» (2 марта 1930 г.); публикации в «Правде» «Постановления ЦК ВКП(б) о борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении» (15 марта 1930 г.), в котором было предложено «всем партийным комитетам повести решительную борьбу с этими искривлениями и их носителями», а виновных «привлечь к строжайшей ответственности»; и статьи Сталина «Ответ товарищам колхозникам» (3 апреля) с обвинениями в адрес «опьяненных успехами товарищей», которые «стали незаметно сползать с пути наступления на кулака на путь борьбы с середняком». Язык этих документов и обыгран в той директиве, которую получает активист, допустивший «сползание по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии». Другие положения данной директивы тоже могут быть прокомментированы сталинскими выступлениями и реальным контекстом 1930 г. Так, например, директива предлагала «обнаружить выпуклую бдительность актива в сторону среднего мужика: раз он попер в колхозы, то не является ли этот генеральный факт таинственным умыслом, исполняемым по наущению подкулацких масс, - дескать, войдем в колхозы всей бушующей пучиной и размоем берега руководства» (106).

В речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. «К вопросам аграрной политики в СССР» Сталин тоже предлагал обратить внимание на середняка:

«Характерная черта нынешнего колхозного движения состоит в том, что в колхозы вступают не только отдельные группы бедноты, как это было до сих пор, но в колхозы пошел в своей массе и середняк. Это значит, что колхозное движение превратилось из движения отдельных групп и прослоек трудящихся крестьян в движение миллионов и миллионов основных масс крестьянства».

Что означает разница в интерпретации сего факта - «в колхозы попер середняк» (Сталин: «колхозное движение превратилось <…> в движение миллионов и миллионов основных крестьянских масс»; Платонов: «таинственный умысел, исполняемый по наущению подкулацких масс, - дескать, войдем в колхозы всей бушующей пучиной и размоем берега руководства»)? В это время (конец 1929 г. - начало 1930 г.) в печати, как мы писали выше, появляется масса публикаций на тему «кулаки в колхозе», в которых разоблачались «попытки кулачества пролезть в колхозы» (продают свое имущество, чтобы сойти за бедняков) и «взорвать их изнутри». Это явление расценивается как проявление «классовой борьбы в колхозах». В рамках очередной идеологической установки проходит «чистка колхозов», в ходе которой «вычищаются» в основном середняки, так как «кулаков» просто не было. Как свидетельствуют письма «раскулаченных» крестьян, «кулаков» вообще было мало; большинство же «раскулаченных», равно как и «вычищенных» из колхозов, были середняками. Платонов и восстанавливает их в статусе, тоже прибегая к сталинской цитате.

Последняя в жизни активиста директива осуждала его за то, что он ищет чего-то «после колхоза и коммуны более высшего и более светлого, дабы немедленно двинуть туда местные бедняцко-середняцкие массы» и что «просит прислать ему примерный устав такой организации» (107).

В объяснение этого фрагмента следует сказать, что «примерных уставов» рекомендуемых крестьянам «организаций» было разработано два. Первый опубликован 6 февраля, в самый разгар коллективизации. Этот устав, на основании которого сначала и создавались колхозы, а также обобществлялось все имущество крестьян, включая постройки, мелкий скот и пр., давал установку на коммуну. Когда же до руководства страны стали доходить сведения о массовых выступлениях крестьян, доведенных до отчаяния прежде всего потерей своего имущества, власть принимает решение в срочном порядке выработать новый устав колхозов, теперь уже на основе сельхозартели. Этот новый «Примерный Устав сельхозартели» был опубликован 2 марта вместе со статьей Сталина «Головокружение от успехов». Все страсти вокруг устава возникают после этой публикации. «Активисты» возмущены и говорят о вредительстве, у крестьян же появляется надежда. Устав от 6 февраля называют «старым», а от 2 марта - «новым»:

«На основе старого устава в еросе обобществили: постройки, лошадей, коров, свиней, овец, кур, гусей и проч. <…> Я выступил с предложением: форсировать директиву ЦК и новый устав (имею в виду статью тов. Сталина). <…> Держаться за хвост коровы в то время, когда из-под ног будет ускользать коллективная почва, по меньшей мере непонимание целевой установки нового устава и директивы ЦК»; «Колхозы росли, как грибы, и местные и районные работники хватались за голову, которая у них кружилась от успеха. <…> И вот статья т. Сталина и устав, в котором ряд изменений и дополнений. Газету пытались спрятать (Шиш. Дубр. с/с)». Крестьянам, которые на собрании цитировали новый устав, грозили: «Кулацкие подпевалы, взять на карандаш»; «Мужики села Каменки просят, чтобы собрали собрание и зачитали новый устав».

Но платоновский активист верит в партию и в ее возможности найти что-то еще «более высшее и более светлое» после колхоза и коммуны, ждет от нее новых решений и устава такой организации.

Помощь в коллективизации активисту оказывает самый необычный герой платоновской повести - медведь-молотобоец, или Миша Медведев. Реальную основу этого сказочно-сюрреалистического образа отмечали исследователи платоновского творчества: в одной из кузниц Ямской слободы Воронежа работал молотобойцем медведь.

На политические аллюзии, которые содержатся в образе этого врага мужиков и в его кузнечном ремесле, указывает М. Золотоносов: кузнец в мифологии наделен функцией демиурга; Сталин, «металлическая» фамилия которого способствует отождествлению вождя с кузнецом, тоже претендовал на творчество нового мира. В связи с этим не исключено, что какой-то политический подтекст имеет и описание батрацкого прошлого медведя: «в старинные года» он «корчевал пни» на угодьях мужика, которому теперь отомстил; мужик же этот «давал ему пищу только вечером - что оставалось от свиней, а свиньи ложились в корыто и съедали медвежью порцию во сне» (92). Выше мы писали, как Платонов заменяет «корни» на «пни» в сталинском выражении «выкорчевывать корни» - былое занятие молотобойца тоже перекликается со сталинским выражением. Ужин же со свиньями, которые объедали будущего молотобойца, напоминает евангельскую историю блудного сына. Но возможно, что эти дополнительные детали, на которые мы указали, и не имеют большого значения; во всяком случае оно не очевидно.

Однако какие-то реальные источники, кроме работающего в Ямской слободе медведя, у образа платоновского героя, возможно, были - просто таковы законы поэтики Платонова. Наверняка тут утверждать ничего нельзя, можно только строить предположения. Например, такие. Немаловажную роль в «ликвидации кулачества» играли «органы безопасности». Как известно, в конце 1929 г. - начале 1930 г. (когда и происходит накопление материала к «Котловану») Платонов жил и работал в Ленинграде. Начальником ГПУ - УНКВД по Ленинграду и области в 1929–1934 гг. был Медведь (Медведев) Филипп Демьянович. Возможно, какие-то его действия и личные качества тоже проявились в образе платоновского героя? Может быть, это были как раз те человеческие черты, которые отмечали в медведе исследователи платоновского творчества: любовь к водке и дисциплине?

Почти все рассмотренные нами коллизии и эпизоды деревенской части «Котлована» связаны с творцами и исполнителями сталинской политики по «социалистическому преобразованию деревни». Однако эмоциональным центром и вершиной трагизма в платоновской повести являются прежде всего судьбы крестьян. Многие обстоятельства коллективизации и раскулачивания известны и по другим литературным источникам. Но уникальность «Котлована» состоит именно в оценке случившегося с крестьянством в процессе этого «преобразования»: Платонов изображает трагедию крестьянства как прижизненную смерть души.

Тема смерти задана уже в сцене прихода Елисея на котлован - за спрятанными в овраге гробами. Как мы отмечали выше, ситуацию заготовки гробов впрок Платонов полностью переносит из киносценария «Машинист». Для понимания этого зловещего символа обратимся к рукописи либретто киносценария, опубликованного в сборнике материалов творческой истории «Котлована».

В «Машинисте» тоже две части, городская и деревенская. Действие деревенской части, как и в «Котловане», происходит в «Колхозе имени Генеральной Линии». Организацией колхоза в «Машинисте» также занимается Активист (только здесь Платонов пишет его кличку с большой буквы). По сюжету киносценария гробы мужики сначала делают, затем готовые волокут во дворы, «ставят их в глушь бурьяна и ложатся в них» (313). То состояние, которое загоняет живых крестьян в гробы, Платонов передает через образ Середняка, белые глаза которого «равнодушны и почти мертвы» (313), руки - «бездушные» (315) и весь он «омертвевший» (317): это внутреннее опустошение и омертвение. Из рукописи киносценария Платонов вычеркивает такой характерный диалог Активиста с Середняком:

«Активист наблюдает сонное копание мужика.

„Ты что там как мертвый? Где у тебя душа - психология?“

Середняк:

„Ты ее у меня всю организовал“» (354).

Справа от этого диалога Платонов рисует линию и пишет: «без души». Таким образом, гробы становятся метафорой смерти души и превращения человека в «живой труп». Чем вызвана эта смерть, по тексту «Машиниста» не совсем понятно - вроде бы это и действия Активиста, но в то же время и бессилие самих крестьян перед природой, заболоченность окружающих территорий и отсутствие достаточного количества посевных площадей. Но вот крестьянам приходят на помощь рабочие из города. Они привозят экскаватор и осушают местные болота, которые вместе с Активистом и высасывали жизнь из мужиков. После этого мужики «поднимаются из гробов» (318), Середняк оживает и «поет от оживления» (320). Гробы же «раскалываются и идут в топку экскаватора» (321). После ликвидации Активиста мужики окончательно возвращаются к жизни, всем хорошо и весело - таков оптимистический финал «Машиниста».

Киносценарий был написан Платоновым, видимо, в начале 1930 г. и с явной ориентацией на некоторые идеи речи Сталина «К вопросам аграрной политики в СССР» 27 декабря 1929 г.: о новых взаимоотношениях между городом и деревней, в результате которых деревня, переходящая «на рельсы колхозов», получает из города машину, трактор, реальную производственную помощь, что дает крестьянину возможность «расширять посевные площади», «обрабатывать целину и заброшенные земли» и т. д. Эта помощь рабочих, считает Сталин, «преобразует психологию крестьянина и поворачивает его лицом к городу», а также служит «для связи между городом и деревней». В этом и состояла сталинская разработка ленинской теории «смычки» между городом и деревней: Ленин говорил о НЭПе и товарообмене как условии для «смычки», Сталин - о поддержке колхозного движения машинами и другой производственной помощи города. «Машинист» является в некотором роде иллюстрацией к речи Сталина: осушением болот и реальной помощью деревне рабочие создают новые посевные площади, преобразуют психологию крестьянина, открывают перед ним новые возможности и в конце концов обеспечивают необходимую «смычку». Хотя, конечно, в идеи Сталина платоновский киносценарий вносит некоторые коррективы, касающиеся и сути тех преобразований крестьянской психологии, которые происходят в результате технической помощи из города; и роли Активиста в деревенской жизни.

В «Котловане» Платонов сохраняет и двухчастную структуру киносценария («город и деревня», как назывался один из разделов сталинской речи), и общую ориентацию на эту работу Сталина, но меняет концепцию «смычки» - теперь уже Вощев приводит крестьян в ту же пропасть, которая уготована и рабочим.

По сравнению с киносценарием в «Котловане» гробы никто не ломает, потому что нужда в них не проходит (крестьяне не «оживают»), значение же гробов как метафоры смерти - и души, и тела - остается. В гробах лежат крестьяне, которые уже ликвидировали нажитое имущество или сдали его «в колхозный плен». Один из них объясняет свое состояние: «душа ушла изо всей плоти» (78). Некоторые мужики оказались более просвещенными: «один сподручный актива научил их, что души в них нет, а есть лишь одно имущественное настроение, и они теперь вовсе не знали, как им станется, раз не будет имущества» (83). Колхозники признаются: «В нас один прах остался» (87), - и живут «в душевной пустоте» (95). Внутреннюю опустошенность «организованных» мужиков Платонов подчеркивает сравнением их с «порожними штанами»: «люди валились, как порожние штаны» (98).

На таком изображении деревни-кормилицы периода коллективизации сказалось и то значение, которое в творчестве Платонова имела гоголевская (или, как он сам говорит, пушкинская) тема «мертвых душ». Эта тема впервые появляется в ранней публицистике писателя и уже не уходит из его произведений, хотя смысл ее, внутреннее содержание данной метафоры на протяжении творческого пути изменяется. Немаловажную роль в трактовке темы «мертвых душ» в период «Котлована» сыграли, видимо, и языковые штампы, которые во множестве расползлись по газетным публикациям, например: «Мертвые души не могут руководить живым делом»; «Живые дела и мертвые люди», «Мертвые души в завкоме»; «Мертвые души нам не нужны» и т. д. Таким «мертвым душам» периодика противопоставляет «живые силы советской общественности». «Мертвыми душами» периодические издания 1929–1930 гг. называют людей, равнодушных к проблемам «построения социализма» и темпам этого строительства. Вероятно, обилие таких штампов в публицистике данного времени отражало реальную ситуацию и глубокое безразличие основной массы народа к проводимой политике. Выше мы писали о таких формах общественного порицания «живущих без участия в строительстве», как «черные доски», «черные кассы», «кладбища прогульщиков» и «гробы пятилетки». Вот, например, что пишет о настроениях среди городской части населения страны один из жителей Харькова в своем «Открытом письме Председателю совнаркома т. Молотову»:

«Бесконечные собрания, заседания, доклады, информации, повторение одного и того же, десятки раз известного из газет, убивает интерес, служит причиной непосещений, утомляет, изнашивает здоровье и отражается на производительности. <…> Среди масс на почве всяких затруднений растет злоба, антагонизм, каждый ищет виновника <…> Ударничество, соревнование. Это же искусственная, условная вещь, достижения в количестве за счет качества, короткий эффект, а затем прорыв».

Но даже на фоне общей подавленности и апатии все-таки сильно выделялось положение и настроение крестьян. Документальные свидетельства этого времени говорят об угнетенном состоянии людей, нежелании жить и массовых самоубийствах. Приведем выдержки из крестьянских писем 1930 г. Некоторые из писем подписаны, некоторые - анонимные: