16 ноября 2014 года иеромонаху Роману (Матюшину) — замечательному священнику, монаху и поэту — исполняется 60 лет. В его жизни эти три служения связаны неразрывно. Стихотворный дар открылся в нем с юности, и уже в одном из своих ранних стихотворений он писал о том, что хотел бы стать монахом. Более 30 лет назад его мечта сбылась.

Последние 20 лет иеромонах Роман подвизается в глухом скиту Ветрово на Псковщине, молится, служит Литургию, пишет иконы, не оставляя при этом и поэзию. Его стихи и песни, настраивающие читателей на молитвенный и покаянный лад, воспевающие величие Творца и красоту созданного Им мира, могут быть не только лиричными, но и хлесткими — правда, лишь тогда, когда дело заходит об отстаивании православной веры и нападках на горячо любимую им Родину. Стихи и песни иеромонаха Романа не только вошли в поэтическую сокровищницу русской поэзии последних 30 лет, но и привели в Церковь множество людей.

Наместник, братия и прихожане Сретенского монастыря, преподаватели и учащиеся Сретенской духовной семинарии, редакция и читатели портала от всего сердца поздравляют дорогого батюшку с юбилеем! Мы желаем отцу Роману всесильной помощи Божией, любви и дальнейшего умножения того дара, которым так щедро наградил его Господь!

В день 60-летия отца Романа мы предлагаем своим читателям отрывок из книги «“Несвятые святые” и другие рассказы», посвящённый отцу Роману, а также небольшую подборку стихотворений батюшки и песен в его исполнении.

Инок Александр
(главка из «Несвятых святых»)

Еще одним жителем приходского домика в Лосицах был инок Александр. Студент Брянского педагогического института, он, несколько лет назад придя к вере, оставил все и пошел странником по России. Александр оказался в Псково-Печерском монастыре, но через два года примкнул к группе монахов, восставших против наместника, и снова ушел странствовать. В конце концов его приютил у себя на приходе отец Рафаил.

Тогда Александру было двадцать восемь лет. На костяшках рук — грубые мозоли, следы многолетних занятий карате. Мы любили гулять по полям и лесам и делали себе для прогулок легкие посошки из орешника. У всех они были кривоватые, и только посох Александра был идеально прямой, выкрашенный в черный цвет. Как-то на привале я решил поближе рассмотреть эту красивую вещицу, но, к своему удивлению, еле-еле смог ее поднять. Посох оказался тяжеленным стальным ломом. На вопрос, зачем Александру такое грозное оружие, инок ответил, что этот посох дает ему возможность хоть немного поддерживать физическую форму.

Отец Александр был молчалив и все свободное время уделял чтению творений древних святых отцов. Спал он в отдельной каморке, отгороженной горбылем. Жилище свое Александр запирал на ключ, что было немного странно, поскольку изба отца Рафаила закрывалась чисто символически — на щеколду. Однажды я мыл в доме полы, а Александр вышел куда-то, оставив свою каморку открытой. Я не выдержал и заглянул туда. В каморке на полу стоял сколоченный из грубых досок гроб. От неожиданности я так перепугался, что как ошпаренный выскочил из его убежища.

Переведя дух, я поинтересовался у Ильи Даниловича, что это означает. Тот со своей печи ответил, что в этом гробу инок Александр спит, потому что монах всегда должен помнить о смерти. Так, оказывается, поступали многие подвижники.

Несмотря на столь суровый образ жизни, Александр сочинял по-настоящему талантливые стихи и музыку к ним. Получались песни, теперь хорошо известные, разошедшиеся на дисках и кассетах, опубликованные в многочисленных сборниках с предисловиями наших самых известных писателей. Инок Александр давно уже пострижен в монашество с именем Роман — в честь древнего святого византийского поэта Романа Сладкопевца.

Тогда же, в Лосицах, он сочинял и пел свои песни по вечерам под гитару. Если, конечно, разрешал отец Рафаил, который, хотя и считал это занятие совсем не монашеским, но послушать Александра все же иногда любил.

Вот одна из этих песен.

Уже вечер, друзья, уже вечер,
И луна свою лампу зажгла.
Так оставим же праздные речи,
Оторвемся на миг от стола.

Белой скатертью стол застелили,
Понаставили яств и вино,
Целый день веселились и пили.
И никто не взглянул за окно.

За окном никакого ненастья,
Листопад не шуршит в этот час,
Словно душу осеннюю настежь
Отворила природа для нас.

И, быть может, не стану пророчить,
Где-то путник в нелегком пути,
Но под светлую исповедь ночи
Он надеется все же дойти.

Благодати исполнены кущи,
Пруд заросший туманом кадит.
Мир тебе, одиноко идущий,
И тому, кто тебя приютит.

Так давайте ж подымем бокалы,
Своим бытом простым дорожа,
Чтоб его теплотой обласкала
Сердобольная чья-то душа.

Кто же ты, неизвестный прохожий,
Далеко ль путь-дорога лежит
Почему так меня растревожил
Твой блаженный, задумчивый вид.

В твоем сердце молитва святая
Разгоняет душевную тьму.
Может, скоро и я, все оставив,
Помолясь, посох в руки возьму.

И, крестами себя пообвесив,
Побреду неизвестно куда,
Заходя в близлежащие веси,
Стороной обходя города.

Мы записывали эти песни на магнитофон, а потом я привез их в Москву. Как-то, много позже, меня направили с поручением к патриарху Пимену, в его резиденцию в Чистом переулке. Там, ожидая в прихожей, я с удивлением услышал из покоев патриарха запись песен отца Романа. Патриарх Пимен сам был прекрасным певцом и поэтому мог ценить настоящее церковное творчество.

Архимандрит Тихон (Шевкунов) . // Несвятые святые . М., Изд-во Сретенского монастыря, 2013. С.567-570.

Избранные стихотворения и песни
иеромонаха Романа

Что ты спишь, восстань, душе моя...

Что ты спишь, восстань, душе моя!
Иль самой себя не вынести?
Так открой Псалтырь Давидову
И покайся Судии:
«Боже, Боже мой, помилуй мя
По велицей Твоей милости!
И по множеству щедрот очисть
Беззаконие мое!»

Вспомнил жизнь свою прошедшую,
Нерожденным позавидовал.
Отойдите, воды бурные.
Убегай, душе, от злых.
Дай же, Господи, душе моей
Покаяние Давидово,
По молитвам Богородицы,
По молитвам всем святых.

Открываю книгу старую,
Покрываю плечи мантией,
И словами покаянными
Пред иконами молюсь:
«В беззакониях зачался я,
Во грехах рожден я матерью.
Окропиши мя, очищуся,
Паче снега убелюсь!»

Велика ты, скорбь Давидова,
Велико и утешение.
Ты покаялся пред Господом —
И тебя Господь простил.
Сердце чисто сотвори во мне,
Боже моего спасения!
Отврати лице от грех моих,
От мене не отврати.

1987 г.

Станем пред Царицею Небесною

Станем пред Царицею Небесною
В скорби неутешные своей.
Радуйся, Невесто Неневестная,
Радуйтесь, молящиеся Ей.

Радуйся, нам радость Подающая,
Верных благодатью осияй.
Никого еще к Тебе грядущего
Не отвергла, Радосте моя.

Радуйся, Земле обетования,
Слышишь, как Тебе народ поет.
Радуйся, погибшим всем Взыскание,
Радуйся, Взыскание мое.

Радуйся, Владычице Державная,
Церковь Православная, взыграй,
Радуйся, Надеждо православная,
Не остави мой погибший край.

Слушая акафистное пение,
Вспомнил, чем дышал и как я жил,
Радуйся, души моей Спасение,
Да не получу, что заслужил.

Чем Тебя я, Госпоже, порадую,
Видишь, как изъязвлена душа?
Странно ли, что я отвержен Правдою,
Коль всю жизнь неправдою дышал!

Гибельные тропы поздно понял я.
Кайся ж, о душе, себя виня!
Ждет меня утроба преисподняя,
Если Ты не вымолишь меня.

Бьется осужденное в груди моей.
Вот я пред Тобою весь стою.
Радуйся, Звездо Незаходимая,
Просветиши Сыном тьму мою.

Будь благословенна, Милосердная,
Даже если мне гореть в огне.
Радуйся, Заступнице Усердная,
За Свои молитвы обо мне.

1987 г.

Пост с молитвой сердце отогреет

Пост с молитвой сердце отогреет.
Над землею колокольный звон.
Преподобне отче наш Андрее,
Горько читаю твой святой канон.

Что, душе, откуда плакать станем
О прошедших окаянных днях?
Возопий и сердцем и устами:
«Боже, помилуй, не отринь меня!»

О, Адаме, первый человече,
Пал в раю и плакал без конца.
Плачь, душе, и ты стоишь далече
От своего Владыки и Творца.

О, душе, доколе окаянна?
Уподобясь Еве, впала в грех.
Принеси же ныне покаянье
Господу Богу и Владыке всех.

Был изгнан достойно из Эдема
За одну лишь заповедь Адам.
О, душе, с тобою будем где мы,
Все преступая многие года?

О, душе, на что твоя надежда?
Пост и плачь оружием возьми.
Облеклась в раздранные одежды,
В те, что исткал советом древний змий.

О, душе, конец уж недалече,
Воспряни, при дверях Судия.
Нам с тобою оправдаться нечем,
Что ж ты мятешься, о душе моя?

Надо мной опять сомкнулись воды,
Жизнь проходит, как кадильный дым.
Был Иосиф братиею продан,
Ты же, душе, продалася злым.

Устрелен стрелой прелюбодейства,
Пал Давид, но покаяньем встал.
Ты ж, душе, жила лукаво с детства,
Делала злое, позабыв Христа.

О, душе, душе моя, восстани,
Близ конец, и не имеешь слез.
Воззови и сердцем и устами,
Да пощадит тя Иисус Христос!

Припаду к Нескверной Голубице,
Весь в грехах к Пречистой припаду:
«Не оставь, Всепетая Царице,
Зришь нашу скобрь и нашу беду».

О, Андрее, отче преблаженне,
Пастырь Критский, я тебе пою.
Да избегнут новых прегрешений
Чтущии верно память твою.

Иерусалим

Иерусалим, Иерусалим,
Светлая моя мечта.
Иерусалим, Иерусалим,
Город моего Христа.

Он к тебе пришёл — Богочеловек, —
Исцеляя кротостью уст.
Не признав Христа — Господа отверг,
Потому твой дом пуст.

Иерусалим, Иерусалим,
Горькая моя мечта.
Иерусалим, Иерусалим,
Город моего Христа.

Иерусалим, не познал свой час,
Чая паче Истины ложь,
Коль Царя царей тернием венчал,
Так кого ж теперь ждёшь?

Иерусалим, Иерусалим,
Горькая моя мечта.
Иерусалим, Иерусалим,
Город моего Христа.

Ночь зажгла огни, шум затих почти,
В ожиданье дремлют холмы...
Он к тебе грядёт, он уже в пути,
Богоборный князь тьмы.

Иерусалим, Иерусалим,
Горькая моя мечта.
Иерусалим, Иерусалим,
Город моего Христа.

Иерусалим, Город городов,
Колыбель былых слав,
Припади к Христу, Он принять готов,
Не помянет язв, зла.

Иерусалим, Иерусалим,
Горькая моя мечта.
Иерусалим, Иерусалим,
Город моего Христа.

Гора Голгофа

Гора Голгофа. Вижу три креста.
Замри, душе, доколе окаянна?!
А посреди — распятого Христа.
У ног — Святая Дева с Иоанном.

И тот, что слева, над Христом глумясь,
В своих неправдах Бога обвиняя,
Сказал, с богоубийцами сроднясь:
«Коль Ты — Христос, спаси Себя и наю».

Но тот, что справа, запретил ему:
«Или твоя душа Творца не знает?
За наше зло нам мало этих мук,
А Этот же, скажи, за что страдает?»

О бывший тать, о нынешний святой,
Все зло свое перечеркнул немногим:
Перед безумной воющей толпой
Ты исповедал Страждушего Богом.

О ты, который с Господом терпел,
О, покаяньем вырванный из ада.
Одна лишь правда ожила в тебе,
Что полон был ты всяческой неправды.

И в этот миг, последний крестный миг,
Ты оправдал поруганного Бога,
И капля правды, перевесив мир,
Ввела под своды райского чертога.

О, Боже мой, Распятый как злодей,
Тебе, Тебе с Отцем и Духом Слава!
Своим Крестом Ты разделил людей
На тех, кто слева, и на тех, кто справа.

Гора Голгофа, Пасхи Колыбель,
Шепчу одно неверными устами:
«Душе моя, помысли о себе,
Душе моя, душе, куда мы станем?»

О, Мати Света, не остави нас!
Взыщи мене, Единая Отрадо.
Да оживет во мне хоть в смертный час
Разбойничья спасительная правда.

Что, Адам, сидишь ты против Рая

Что, Адам, сидишь ты против Рая
Птицей, обреченною в сетях?
И, на место чудное взирая,
Руки простираешь, как дитя.
Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Птицы забились в гнезда,
Мир в этот миг не дышал.
Плачь же, пока не поздно
Вместе с Адамом, душа.
Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Все живое, тем словам внимая,
Плакало, Адам, вместе с тобой.
О, душе, унылая и злая,
Если б ты постигла эту боль.
Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Ныне на что надеюсь?
Весь уж в геенне горю!
На небо взирать не смею,
Только Адаму вторю.
Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Ангеле хранитель, не отрини,
Что склоняешь скорбную главу?
Иль меня Господь из Книги жизни
Вычеркнул, как сорную траву?
Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Слезы, струясь потоком,
Смойте всю скверну с меня!
Не был в аду потопа,
Видно, рожден для огня!
Раю, мой Раю,
Раю, мой Раю.

Ликует Рим в языческом весельи

Заполнены трибуны неспроста.
Выводят на арену Колизея
Служителей Распятого Христа.

Патриции, изяществом блистая,
Не драли горло в непотребном «бис»,
Не тыкали в страдающих перстами,
Достойно опускали пальцы вниз.

Наверное, большое наслажденье
Испытывал народ от этих встреч.
И тех, кто обречен на усеченье,
Согласно знаку поядает меч.

О, воины, почто забыта слава:
Вчера — герои, нынче — палачи.
Всех потешая зрелищем кровавым,
О беззащитных тупите мечи.

И вновь ведут на новое мученье
Того, кто стар, и кто кричаще юн.
И всех приговоренных на съеденье
По одному бросают ко зверью.

Но тихий отрок, сам идя на муки,
Перекрестился, слыша грозный рык,
Прижал к груди крестообразно руки,
На небо поднял просветленный лик.

И царь зверей, подняв завесу пыли,
Раскинулся, рыча у детских ног.
И точно гром трибуны возгласили:

Блаженны вы, невинные страдальцы,
Молитесь Богу день и ночь за нас.
Наверняка опущенные пальцы
Готовит нам уже грядущий час.

Святая Русь, Расеюшка, Расея,
Сидишь над вавилонскою рекой,
А впереди застенки колизеев,
До них осталось нам подать рукой.

Когда, душе, придет пора мучений
И призовет тебя Господь на крест,
Любители кровавых развлечений,
Благословляю ваш безмолвный жест.

Да укрепит тебя, душе, Всевышний,
Когда настанет наш с тобою срок,
Одно бы только нам тогда услышать:
«Велик и славен Христианский Бог!»

Ликует Рим в языческом весельи,
Заполнены трибуны неспроста.
Выводят на арену Колизея
Служителей Воскресшего Христа.

Без Бога нация — толпа

Без Бога нация — толпа,
Объединенная пороком,
Или слепа, или глупа,
Иль, что еще страшней, — жестока.

И пусть на трон взойдет любой,
Глаголющий высоким слогом,
Толпа останется толпой,
Пока не обратится к Богу!

Раскрою я псалтирь Святую

Раскрою я Псалтирь Святую,
Свечой лампаду затеплю,
Наброшу мантию худую,
С Давидом вместе воспою:

«Господи, Господь наш,
Яко чудно Имя Твое».

В окно глядит не наглядится
В морозном ободе луна.
На пожелтелые страницы
Вливает чистый свет она.

Царю Царей, Одежда нищих,
Ты миру дал на помощь Мать.
Ее, Взыскание погибших,
Быть может и меня взыскать.

Душа подстреленною птицей
Как жизнь, впивает словеса
И воском от свечи струится
В ладонь горячая слеза.

На каждой славе бью поклоны
За тех, кто друг и недруг мне,
А на душе светло, покойно,
Как этой ночью при луне.

Никто молитвы не отымет,
Лишь только зазвучит Псалтирь.
Горит крестами золотыми
Псково-Печерский монастырь.

1985 г.

Екклесиаст

Земля от света повернет во тьму,
И ветер северный меняется на южный.
Я ничего с собою не возьму,
И потому мне ничего не нужно.

Что было прежде, будет и потом,
Что было сотворенным — сотворится.
Сегодня смех, веселья полон дом,
А завтра всплачет тот, кто веселится.

В моря из рек текут потоки вод,
Чтоб облаками возвратиться в реки.
Приходит род, и вновь проходит род,
И только Ты господствуешь во веки.

Восходит солнце и зайдет опять,
Чтоб воссиять по-новому над тьмою.
Мне ничего не страшно потерять,
Будь только Ты, Царю царей, со мною.

Всему под небесами свой черед,
Своя пора и время всякой вещи.
Блажен, кто эту истину поймет,
Но преблаженнее обретший Вечность.

Людская память — вешняя вода,
Она умрет, как город осажденный.
Блажен, кто никого не осуждал,
Но преблажен за Правду осужденный.

Безумию под солнцем нет конца.
И мир на Бога возвеличил слово.
Восстала тварь на своего Творца,
И это тоже на земле не ново.

Нечестию живущих нет границ,
И люди жить и умирать устали.
О, семя любодеев и блудниц,
Когда б вы знали на Кого восстали!

Не возноситесь, Судия воздаст,
И это будет бедствие из бедствий.
Святы твои слова, Екклесиаст,
«Все, что без Бога — суета суетствий!»

Но верю я, что Истина Сама
Во век восторжествует над землею.
И будет свет, и посрамится тьма,
И сокрушится всяк, творящий злое!

) - иеромонах Русской православной церкви , поэт, автор стихов и духовных песнопений, член союза писателей России .

Биография

С 1972 года учился на филологическом факультете Калмыцкого государственного университета , но от сдачи выпускных экзаменов отказался. В дальнейшем работал плотником, рабочим силикатного завода, художественным руководителем во Дворце культуры, учителем музыки в школе . В юности серьёзно занимался каратэ .

Стихи Александр начал писать в юности, уже ранние его стихи отличаются поэтической грамотностью, первая публикация появилась в районной газете . До 1980 года он был по преимуществу поэтом есенинской лирики .

Призвание к монашеству он ощутил уже в ранней юности (об этом свидетельствует поэтическая строка: «Хочу быть схимником»). 1980 год, когда он поступил в Вильнюсский Свято-Духов монастырь , стал судьбоносной вехой в духовном становлении молодого человека. В 1981 году перешёл в Псково-Печерский монастырь , в котором в 1983 году принял монашеский постриг. Служил на приходах Псковщины (пос. Кярово, г. Каменец), в Киево-Печерской лавре после её открытия. В рукоположен в иеромонахи (мать его, Зоя Николаевна, также приняла монашеский постриг под именем Зосимы).

Песни на стихи иеромонаха Романа исполняются Жанной Бичевской , Олегом Погудиным , Сергеем Безруковым , Максимом Трошиным , Еленой Ваенгой , Ириной Скорик, Александром Михайловым, Геннадием и Анастасией Заволокиными, Кубанским казачьим хором .

24 января 2012 года в Свято-Троицкой Александро-Невской лавре (Санкт-Петербург) иеромонаху Роману была вручена Всероссийская православная литературная премия имени Святого благоверного князя Александра Невского 2011 года - «За вклад в русскую поэзию». В 2015 году ему была присуждена одна из главных наград VI Славянского литературного форума «Золотой Витязь» - золотая медаль имени А. С. Пушкина «За выдающийся вклад в литературу». В том же 2015 году отец Роман стал лауреатом светской православной поэтической премии «Богородица Троеручица», учрежденной фондом «Иванка Милошевич» из Чикаго [ ] .

Вот что пишет о иеромонахе Романе Валентин Распутин : «…песни его, прозвучавшие в скорбную пору нашей Голгофы так неожиданно и так необходимо <… > есть­ ответ на духовные отеческие потребности <…>. Сказать, что это молитвенный и аскетический голос - значит указать только на одну и, пожалуй, не главную краску израненного сердца и мятущейся души человека, продирающегося к свету. В них есть и скорбь, и боль, и безжалостное к себе покаяние, и первые движения пробуждающейся души, и счастливые слезы её обретения». Сам иеромонах Роман в предисловии к своему сборнику «Пред всеми душа виновата» утверждает: «Один Бог - Истина, Свет, Жизнь, Любовь, Премудрость. Один Господь - Святая Цель всего творения. И любые виды искусства - прежде всего пути, приводящие к Свету или уводящие во мрак. Творящий оправдается или осудится сотворённым. Посему - да будет сотворенное не слуху и зрению, а душе!»

Впервые, с творчеством этого замечательного поэта я познакомился в конце восьмидесятых прошлого века. Когда СССР трещал по швам и страна стояла на грани развала. Меня поразили строки стихотворения:

…Но верю я, что Истина Сама

О интернете мы тогда и не мечтали, в библиотеках и в продаже книг Иеромонаха Романа было не достать. И вот однажды, я проводил свои семинары в городе Жуковске, группа семинаристов подарила мне книгу стихов и духовных песнопений этого настоящего русского поэта. С тех пор с его творчеством я не расстаюсь.

Земля от света повернет во тьму,

И ветер северный меняется на южный.

Я ничего с собою не возьму,

И потому мне ничего не нужно.

Что было прежде, будет и потом,

Что было сотворенным - сотворится.

Сегодня смех, веселья полон дом,

А завтра всплачет тот, кто веселится.

В моря из рек текут потоки вод,

Чтоб облаками возвратиться в реки.

Приходит род, и вновь проходит род,

И только Ты господствуешь во веки.

Восходит солнце и зайдет опять,

Чтоб воссиять по-новому над тьмою.

Мне ничего не страшно потерять,

Будь только Ты, Царю царей, со мною.

Всему под небесами свой черед,

Своя пора и время всякой вещи.

Блажен, кто эту истину поймет,

Но преблаженнее обретший Вечность.

Людская память - вешняя вода,

Она умрет, как город осажденный.

Блажен, кто никого не осуждал,

Но преблажен за Правду осужденный.

Безумию под солнцем нет конца.

И мир на Бога возвеличил слово.

Восстала тварь на своего Творца,

И это тоже на земле не ново.

Нечестию живущих нет границ,

И люди жить и умирать устали.

О, семя любодеев и блудниц,

Когда б вы знали на Кого восстали!

Не возноситесь, Судия воздаст,

И это будет бедствие из бедствий.

Святы твои слова, Екклесиаст,

«Все, что без Бога - суета суетствий!»

Но верю я, что Истина Сама

Во век восторжествует над землею.

И будет свет, и посрамится тьма,

И сокрушится всяк, творящий злое!

Последние 20 лет иеромонах Роман подвизается в глухом скиту Ветрово на Псковщине, молится, служит Литургию, пишет иконы, не оставляя при этом и поэзию. Его стихи и песни, настраивающие читателей на молитвенный и покаянный лад, воспевающие величие Творца и красоту созданного Им мира, могут быть не только лиричными, но и хлесткими - правда, лишь тогда, когда дело заходит об отстаивании православной веры и нападках на горячо любимую им Родину. Стихи и песни иеромонаха Романа не только вошли в поэтическую сокровищницу русской поэзии последних 30 лет, но и привели в Церковь множество людей.

Предлагаю своим читателям отрывок из книги «“Несвятые святые”, посвящённый отцу Роману, а также небольшую подборку стихотворений батюшки и песен в его исполнении.

Инок Александр

(глава из «Несвятых святых»)

…Еще одним жителем приходского домика в Лосицах был инок Александр. Студент Брянского педагогического института, он, несколько лет назад придя к вере, оставил все и пошел странником по России. Александр оказался в Псково-Печерском монастыре, но через два года примкнул к группе монахов, восставших против наместника, и снова ушел странствовать. В конце концов, его приютил у себя на приходе отец Рафаил.

Тогда Александру было двадцать восемь лет. На костяшках рук - грубые мозоли, следы многолетних занятий карате. Мы любили гулять по полям и лесам и делали себе для прогулок легкие посошки из орешника. У всех они были кривоватые, и только посох Александра был идеально прямой, выкрашенный в черный цвет. Как-то на привале я решил поближе рассмотреть эту красивую вещицу, но, к своему удивлению, еле-еле смог ее поднять. Посох оказался тяжеленным стальным ломом. На вопрос, зачем Александру такое грозное оружие, инок ответил, что этот посох дает ему возможность хоть немного поддерживать физическую форму.

Отец Александр был молчалив и все свободное время уделял чтению творений древних святых отцов. Спал он в отдельной каморке, отгороженной горбылем. Жилище свое Александр запирал на ключ, что было немного странно, поскольку изба отца Рафаила закрывалась чисто символически - на щеколду. Однажды я мыл в доме полы, а Александр вышел куда-то, оставив свою каморку открытой. Я не выдержал и заглянул туда. В каморке на полу стоял сколоченный из грубых досок гроб. От неожиданности я так перепугался, что как ошпаренный выскочил из его убежища.

Переведя дух, я поинтересовался у Ильи Даниловича, что это означает. Тот со своей печи ответил, что в этом гробу инок Александр спит, потому что монах всегда должен помнить о смерти. Так, оказывается, поступали многие подвижники.

Несмотря на столь суровый образ жизни, Александр сочинял по-настоящему талантливые стихи и музыку к ним. Получались песни, теперь хорошо известные, разошедшиеся на дисках и кассетах, опубликованные в многочисленных сборниках с предисловиями наших самых известных писателей. Инок Александр давно уже пострижен в монашество с именем Роман - в честь древнего святого византийского поэта Романа Сладкопевца.

Тогда же, в Лосицах, он сочинял и пел свои песни по вечерам под гитару. Если, конечно, разрешал отец Рафаил, который, хотя и считал это занятие совсем не монашеским, но послушать Александра все же иногда любил.

Уже вечер, друзья, уже вечер,

И луна свою лампу зажгла.

Так оставим же праздные речи,

Оторвемся на миг от стола.

Белой скатертью стол застелили,

Понаставили яств и вино,

Целый день веселились и пили.

И никто не взглянул за окно.

За окном никакого ненастья,

Листопад не шуршит в этот час,

Словно душу осеннюю настежь

Отворила природа для нас.

И, быть может, не стану пророчить,

Где-то путник в нелегком пути,

Но под светлую исповедь ночи

Он надеется все же дойти.

Благодати исполнены кущи,

Пруд заросший туманом кадит.

Мир тебе, одиноко идущий,

И тому, кто тебя приютит.

Так давайте ж подымем бокалы,

Своим бытом простым дорожа,

Чтоб его теплотой обласкала

Сердобольная чья-то душа.

Кто же ты, неизвестный прохожий,

Далеко ль путь-дорога лежит

Почему так меня растревожил

Твой блаженный, задумчивый вид.

В твоем сердце молитва святая

Разгоняет душевную тьму.

Может, скоро и я, все оставив,

Помолясь, посох в руки возьму.

И, крестами себя пообвесив,

Побреду неизвестно куда,

Заходя в близлежащие веси,

Стороной обходя города.

Что ты спишь, восстань, душе моя…

Что ты спишь, восстань, душе моя!

Иль самой себя не вынести?

Так открой Псалтырь Давидову

И покайся Судии:

«Боже, Боже мой, помилуй мя

По велицей Твоей милости!

И по множеству щедрот очисть

Беззаконие мое!»

Вспомнил жизнь свою прошедшую,

Нерожденным позавидовал.

Отойдите, воды бурные.

Убегай, душе, от злых.

Дай же, Господи, душе моей

Покаяние Давидово,

По молитвам Богородицы,

По молитвам всем святых.

Открываю книгу старую,

Покрываю плечи мантией,

И словами покаянными

Пред иконами молюсь:

«В беззакониях зачался я,

Во грехах рожден я матерью.

Окропиши мя, очищуся,

Паче снега убелюсь!»

Велика ты, скорбь Давидова,

Велико и утешение.

Ты покаялся пред Господом -

И тебя Господь простил.

Сердце чисто сотвори во мне,

Боже моего спасения!

Отврати лице от грех моих,

От мене не отврати.

Ликует Рим в языческом весельи

Ликует Рим в языческом весельи,

Заполнены трибуны неспроста.

Выводят на арену Колизея

Служителей Распятого Христа.

Патриции, изяществом блистая,

Не драли горло в непотребном «бис»,

Не тыкали в страдающих перстами,

Достойно опускали пальцы вниз.

Наверное, большое наслажденье

Испытывал народ от этих встреч.

И тех, кто обречен на усеченье,

Согласно знаку поядает меч.

О, воины, почто забыта слава:

Вчера - герои, нынче - палачи.

Всех потешая зрелищем кровавым,

О беззащитных тупите мечи.

И вновь ведут на новое мученье

Того, кто стар, и кто кричаще юн.

И всех приговоренных на съеденье

По одному бросают ко зверью.

Но тихий отрок, сам идя на муки,

Перекрестился, слыша грозный рык,

Прижал к груди крестообразно руки,

На небо поднял просветленный лик.

И царь зверей, подняв завесу пыли,

Раскинулся, рыча у детских ног.

И точно гром трибуны возгласили:

Блаженны вы, невинные страдальцы,

Молитесь Богу день и ночь за нас.

Наверняка опущенные пальцы

Готовит нам уже грядущий час.

Святая Русь, Расеюшка, Расея,

Сидишь над вавилонскою рекой,

А впереди застенки Колизеев,

До них осталось нам подать рукой.

Когда, душе, придет пора мучений

И призовет тебя Господь на крест,

Любители кровавых развлечений,

Благословляю ваш безмолвный жест.

Да укрепит тебя, душе, Всевышний,

Когда настанет наш с тобою срок,

Одно бы только нам тогда услышать:

«Велик и славен Христианский Бог!»

Ликует Рим в языческом веселье,

Заполнены трибуны неспроста.

Выводят на арену Колизея

Служителей Воскресшего Христа.

Недавно в газете «Вера» была опубликована подборка стихов иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина), посвящённых празднику Рождества. () За прошедшее время у отца Романа вышли три сборника стихотворений – «Надмiрный Путь», «Единственная Радость» и «Лазурь святая», готовится к изданию книга его прозы и книга для детей «Святорусье». Наш давний автор Ольга НАДПОРОЖСКАЯ, с благословения отца Романа на публикацию в газете «Вера», передала его новые произведения.

Недавно в газете «Вера» была опубликована подборка стихов иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина), посвящённых празднику Рождества. («Вера» № 771, первый выпуск 2017 г.) За прошедшее время у отца Романа вышли три сборника стихотворений – «Надмiрный Путь», «Единственная Радость» и «Лазурь святая», готовится к изданию книга его прозы и книга для детей «Святорусье». Наш давний автор Ольга НАДПОРОЖСКАЯ, с благословения отца Романа на публикацию в газете «Вера», передала его новые произведения.

«Однажды я показала иеромонаху Роману свою книгу “Три святителя”, написанную для детей, – вспоминает она. – Отец Роман, перелистывая её, остановился на одной из страниц и спросил:

– Кто это? Неужели Иоанн Златоуст?

– Нет, это святитель Григорий Богослов.

– Больше похож на Степана Разина… Очень уж телесные святители в этой книге. Слишком много плоти… А это ещё кто такие?

На картинке был изображён мальчик в светлой тунике, а возле него – две девушки в белых одеяниях, с лицами, полузакрытыми покрывалами.

– Это эпизод из жития святителя Григория, помните? Когда он ещё был отроком, ему явились во сне две девы – Чистота и Целомудрие. Они пообещали, что унесут его высоко-высоко и поставят перед престолом бессмертной Троицы.

– Мне ведь тоже однажды приснились три девы, – сказал отец Роман, помолчав. – Куда-то далеко в луга повели меня, водили со мной хороводы… Проснулся таким счастливым!»

О своём творчестве отец Роман говорит:

«После ночной службы кладу на стол Библию и церковнославянский словарь, призываю Духа Святаго, молюсь: “Господи, дай мне сказать то, что полезно людям. То, что не повредит ни им, ни мне в первую очередь”. Потом крещу келью на все четыре стороны, чтобы никакая муза ко мне не слетела, никакой пегас не прискакал… Пегас и муза не одного за собой увели – и пропал, заблудился человек…

Тот, кто рвётся к славе и привык к аплодисментам, рушит себя как личность. Помните, священник возглашает на литургии: “Яко Тебе подобает всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу”. Всякая слава, честь и поклонение только Богу!

Роберт Рождественский незадолго до смерти написал:

Из того, что довелось мне сделать,
Выдохнуть случайно довелось,
может, наберётся строчек десять…
Хорошо бы,если б набралось.

И за эти строчки ему многое можно простить!

…Слово просто так не пропадает. Есть такие слова: “Всё исходящее от нас на нас вернётся”. Если мы помним об этом, мы просто обязаны себя пожалеть и постараться, чтобы от нашего сердца шло высокое, чистое».

Иеромонах Роман (Матюшин-Правдин)

Ныне покойный митрополит Псковский и Порховский Иоанн, несмотря на преклонные годы и болезнь ног, всегда вставал, когда к нему входил кто-то из священников, и всегда благословлял только стоя. Он был милостивым отцом для нас. Его почитал старец Николай. Однажды я оказался свидетелем их встречи. Был я тогда ещё иноком. Стоял и внимал словам митрополита-старца. И вдруг раздался стук, открылась дверь – зашёл отец Николай. Митрополит встал. Не глядя на него, старец прошёл мимо, положил два земных поклона иконе Богородицы, приложился.

– Это прозорливый старец, – сказал митрополит, – подойди к нему под благословение.

Я подошёл. Старец благословил.

– Вот скоро буду рукополагать, – продолжил митрополит.

– Бог благословит, Бог благословит! – отец Николай перекрестил меня, подошёл к митрополиту и положил ему земной поклон. И я залюбовался обоими. Оба показали высоту своей жизни. Митрополит стоянием на больных ногах оказывал уважение старенькому протоиерею. Старец, пройдя мимо архиерея, показал, что Небесное превыше всего, с поклонами приложился к иконе Богородицы и только потом земно, в ноги, поклонился митрополиту.

«Вот как надо!» – подумал инок, ранее довольствовавшийся поясным поклоном перед митрополитом. С той поры, уже став иеромонахом, так же и я входил к митрополиту. Правда, сострадая стоящему на больных ногах и дабы не показаться дерзким (и в то же время избегая показного благоговения), быстро делал два земных поклона иконе Богородицы и третий – митрополиту.

– Лёгок на поклоны, – улыбкой одобрял он мои кувыркания, – мне уж так не сделать.

Упокой, Господи, покоившего и прости прощавшего!

Как только Киево-Печерскую лавру вернули Церкви, я приехал туда. До сих пор очень тепло вспоминаю прихожан и братию. Но не всё душа приняла. Помню приезд Киевского, не преклонных лет митрополита в Лавру. Все забегали-засуетились, промчались туда-сюда иподиаконы. Наконец явился святитель. Приложился к престолу, сел в кресло. Опустив головы, братия поплыла брать благословение. Благословлял он сидя, как открещивался, выставляя для поцелуев руку. (Сразу вспомнился стоящий на больных ногах престарелый иерарх Церкви митрополит Иоанн.) Благословились – и рассыпались партизанами кто куда. Иногда святитель подзывал к себе одного или другого игумена. Те подходили, становились на колени и внимали.

Хорошо, если внешние знаки продиктованы любовью и уважением, но… впрочем, опущу свои невесёлые размышления. И вот мановением святительского пальца был позван к креслу и аз. Подошёл, склонил голову.

– Вы очень гордый! – недовольно заметил митрополит всея Украины.

– Да, Ваше Высокопреосвященство, я знаю об этом. Прошу ваших святых молитв.

– Идите! – так же недовольно молвил архипастырь.

Иеромонах поклонился и, думая про себя, что лучше ходить в гордецах, чем в холуях, отправился восвояси. А нелюбимая в других гордыня привела обличителя иеромонаха в свои бездны – раскол и лжепатриаршество.

Будущее

Не только в нашей стороне –
Повсюду было изначально:
И прошлое всегда в огне,
И настоящее печально.

Что впереди? Цветущий сад
Иль пепелище вместо дома?
Да был ли зрелым виноград,
Когда во рту одна оскома?

Чего от будущего ждать,
Коль имя попрано Христово?
И всадников не удержать,
И ангелы трубить готовы.

5 января 2017 г.,
скит Ветрово

Стоим возле старца. Вразумляя, батюшка легонько хлопнул по лбу приезжую.

– Батюшка! Меня ударьте! – выдвинулась вперёд её подруга.

– Да? – оживился отец Николай. Собрал старческие силы и… как ахнул желающую! Голова её дёрнулась, на глазах выступили невольные слёзы.

– Больно? – посочувствовал батюшка. И разочарованно: – Так вы ж сами просили!

(Не выпрашивай то, что потом не сможешь понести.)

Пошли с матушками по грибы. Разбрелись. Почему-то вспомнилось, как один старец, собирая с чадами эти дары леса, помолился: «Господи, пошли тринадцать боровичков, в честь Тебя и апостолов, ради чад, утешь их малым». И вот смотрят: на поляне двенадцать боровиков, а над ними – тринадцатый.

Нет, думаю, то старец, а ты… Отогнал тщеславный помысл, спустился в лощинку – и семья боровиков! Один другого краше! Дерзнул пересчитать – девять. И неудивительно: знай своё место. Позвал матушек. Подошли – радуются как дети. И вдруг: «Батюшка, ещё четыре!»

Всё правильно: не ради нас подаётся.

В бору

Среди дерев – не средь людей,
Заходишь в лес, как в Божий дом.
Ни разговоров, ни вестей
И думы только о святом.

Во всём высокая волна,
Дух от земного отрешён.
Шумит о вечности сосна,
Душа поёт: ей хорошо.

Приют молитвы вековой…
Плывут в лазури облака.
Водой небесною, живой
Кропит погода грибника.

И никого на свете нет –
Одна душа да горний Свет.

12 ноября 2017 г.,
скит Ветрово

Храм, где служит отец Роман

Будучи иноком, не уклонялся от общения. Говорил со всеми, пытаясь обратить к вере всех и вся.

– Что ты! – возмутился знакомый иеромонах. – Пока за тобой не пробегут два километра, пока не покажут, что это им в самом деле нужно, нечего «благовествовать»!

Трудно было согласиться, но жизнь показала его правоту.

Уже иеромонахом еду из Печор. Сидящая рядом женщина что-то спросила. Ответил. Снова спросила. Снова ответил. Завязалась живая беседа о вере, о назначении человека – о едином на потребу.

– Прошу прощения, – обратился к ней в Пскове при выходе, – много говорил, не подумайте, что все монахи такие.

– Что вы! – улыбаясь, ответила благодарная слушательница. – Мы так хорошо убили время!

А я-то – о вечности! А я-то – о Боге!

Еду на дальний приход. Молоденькая попутчица спросила о крещении. Ответил.

– А правда, что есть вечность, что будет Страшный Суд?

– Вы читали воспоминания тех, кто пережил клиническую смерть?

Отрицательно качнула головой. Пришлось что-то рассказывать. Первое время девушка очень внимательно слушала, кивала и вдруг… раскрыла сумочку и начала подкрашивать ресницы и губы. Кто её знает, может, и на Страшном Суде хочет быть неотразимой? Взял чётки и замолчал: не человеку воскрешать из мёртвых.

И вот уже, учёный-переучёный, еду в поезде.

– Святой отец, можно задать один вопрос?

– Один? Хорошо, давайте один, – ответил скучавшему мужчине.

– Сколько вам лет?..

Давно как-то в монастыре задал и я такой вопрос благоговейному иеродиакону. «Прости, брат, это не монашеский вопрос», – ласково, но твёрдо вразумил иеродиакон инока. До сих пор благодарен о. N за то, что он не проявил человекоугодия. Но вернёмся в поезд.

– Вы могли задать один вопрос. Ну что изменится для вас, если узнаете мой возраст? Мы же больше никогда не увидимся. Неужели больше не о чём спросить?

– А почему вы не хотите мне ответить?

– А это уже второй вопрос, – ответил учёный-переучёный.

Загрустил попутчик, потерял развлекателя: с духовным говори о духовном, с внешним – о житейском.

Два пути

Что избираем, то и воздаёт.
К чему винить превратности судьбы,
Коль путник обязательно придёт
Туда, куда направлены стопы?

Идущим в пропасть оправданья нет,
Закон извечный разумеет всяк:
Свет просвещает возлюбивших Свет,
Мрак поглощает возлюбивших мрак.

4 мая 2017 г.,
скит Ветрово

Известный поэт написал много жизнеутверждающих песен. Время было безбожное, посещал ли он храмы – не знаю. Вряд ли он прожил без скорбей, но они не отражались на его творчестве. Но вот скончалась жена – и земля начала уходить из-под ног, жизнь потеряла смысл. И самое дорогое, что у него осталось на этой холодной земле, – посаженное ею дерево. И никто не ждёт его:

Только клён, только клён, да и тот,
Между прочим, уже осыпается.

До чего щемящие строки! Как же одиноко и обречённо он жил! Какая безысходная тоска у живущего прошлым и ничего не ожидающего от будущего!

Сирота человек без Бога!

Суды людские топят без вины,
Как малыши игрушечный кораблик.
Хоть яблоня и не стройней сосны,
Но кто желает шишек, а не яблок?

Природа учит здраво рассуждать.
Взгляни вокруг – премудростью повеет.
Что согревает, не должно питать,
И что питает, не всегда нас греет.

Мы все пришли на землю в первый раз.
Затем ли, чтоб блуждать по бездорожью?
Коль всё не так – причина только в нас:
Кто виноват, что мы слепы? на Божье?

22–25 сентября 2017 г.,
Брянск – Петриков

Страна берёз

Не миновать войны и гроз,
Пока живём единым хлебом .
Мне по душе страна берёз:
Вон как берёзы рвутся к небу!

Земная ширь им ни к чему,
Растут одной семьёю дружной,
Избрали свет, и потому
Им воевать совсем не нужно.

Ненастье не всегда в былом,
От лиха никуда не деться,
Но самый страшный бурелом
Не обломал вершины в детстве.

Вовсю стремятся к высоте,
Являя истину простую:
Что никогда не тесно тем,
Кто возлюбил лазурь святую.

Но почему лазурь свята?
И шлёт земле благословенье?
Где высота – там чистота,
Где чистота – там освященье.

15–16 января 2017 г.,
скит Ветрово

Роза

Безмолвно роза говорит:
Не всё добро, что око просит.
И запах мил, и нежен вид,
Одна беда – не плодоносит.

Что? красота живых цветов,
Когда приходит лихолетье?
Не зря цветенье без плодов
Зовут в народе пустоцветьем.

На красоту ль идём войной?
Безумен тот, кто Божье хает.
Что обличает род людской,
Цветы совсем не обличает.

Им оправдание – Господь!
А человек не оправдится:
Не может тем, что ищет плоть,
Душа небесная живиться.

Как часто походя грешим,
До края полня чашу гнева,
Когда желания души
Идут от похотенья чрева.

23–29 мая 2017 г.,
скит Ветрово

Страсть и любовь – подруги-близнецы,
Нам говорят мiрские мудрецы.
В безумном мiре Правды Божьей нет:
Свет от кумиров – люциферов свет.

Расстроены и мера, и весы,
Пути уводят, речи помрачают.
И каплю лужи с каплею росы
Всё те же музы испокон венчают.

Страсть и любовь не отличить на вид,
Но как себя по-разному являют!
Страсть сеет рознь, любовь миротворит,
Страсть полонит, любовь освобождает.

Палач и жертва, раб и господин…
Не много ли в себя душа вмещает?
И разве может быть в одной груди
То, что мертвит, и то, что воскрешает?

Пред Рождеством

На земле такая тишь –
Божья благодать!
А в селе один малыш,
Не с кем поиграть.

Не побегаешь с отцом:
Он отец, не друг.
Вот и вышел на крыльцо
Поглядеть вокруг.

Намело так намело,
Видимо, не зря:
В огоньках стоит село,
В искрах января.

Словно в сказке иль во сне –
Так легко дышать!
Чистый воздух, чистый снег,
Чистая душа!

2 января 2017 г.,
скит Ветрово

Изображение с сайта solomko.ru

Голос русского инока Иеромонах Роман (Александр Иванович Матюшин) родился в 1954 г., в семье сельской учительницы. Учился в университете, преподавал в школе. В 1983 году принял монашеский постриг, в 1985 рукоположен во иеромонахи. Имя иеромонаха Романа хорошо знакомо миллионам русских людей. Автор духовных стихов и песен, член союза писателей России, простой русский инок, он давно стал родным и близким для многих ревнителей чистого святоотеческого православия. Кассеты с записями его песен продаются в церквях по всей России. Их поют профессиональные певцы, хорошо известны они и за рубежом. Без преувеличения можно сказать, что самые сильные стихи отца Романа посвящены его матери – в монашестве схимонахине Зосиме. В миру она была сельской учительницей и первым учителем веры для своего сына. Стихи Александр начал писать в юности, уже ранние его стихи отличаются безукоризненной поэтической грамотностью – Александр Матюшин закончил филологический факультет. Призвание к монашеству (и об этом есть свидетельство в стихах) он ощутил уже в ранней юности, а может быть (неосознанно), и в детстве. Постриг принял в Псково-Печерском монастыре, потом служил на приходах Псковщины, в Киево-Печерской лавре после ее открытия и, наконец, по благословению правящего архиерея Псковского Евсевия стал единственным насельником скита Ветрово. Почему же, уже став монахом, отец Роман вернулся к поэзии и запел? На этот вопрос сам батюшка отвечает так: «Максимализм во мне все же сохранился. Когда уходил в монастырь, раздал все имущество, простился с прошлой жизнью. Но как-то мне подарили гитару. Я, конечно, удивился, но подарок принял. В Печорах жила одна старенькая схимница, которая однажды мне сказала: «Я была знакома со многими архиереями, еще царскими. Они говорили, что балалайка и гармошка от бесов, а на гитаре молиться можно». И мои сомнения отошли. Старец Николай Гурьянов многие годы играл на фисгармонии и пел стихи. Он-то и дал мне понять, что пение может быть продолжением Здесь вы можете слушать онлайн mp3 бесплатно и без регистрации.