«ПРОИЗВЕДЕНИЯ Л.Н. ТОЛСТОГО И Н.А. НЕКРАСОВА ДЛЯ ДЕТЕЙ В КОНТЕКСТЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ПОЛЕМИК 1860 - 1870-х ГГ. ...»

-- [ Страница 1 ] --

На правах рукописи

Семёнова Юлия Александровна

ПРОИЗВЕДЕНИЯ Л.Н. ТОЛСТОГО И Н.А. НЕКРАСОВА ДЛЯ ДЕТЕЙ

В КОНТЕКСТЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ПОЛЕМИК 1860 - 1870-х ГГ.

Специальность 10.01.01 – Русская литература

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Москва-201

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы

филологического факультета Московского государственного университета им.

М.В. Ломоносова

Научный руководитель : Макеев Михаил Сергеевич доктор филологических наук, доцент

Официальные оппоненты : Шпилевая Галина Александровна доктор филологических наук, профессор, Воронежский государственный педагогический университет, профессор кафедры теории, истории и методики преподавания русского языка и литературы гуманитарного факультета Официальные оппоненты: Красносельская Юлия Игоревна кандидат филологических наук, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, ведущий электроник Лаборатории устной речи

Ведущая организация : Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук

Защита диссертации состоится «16» мая 2012 года в __ часов на заседании диссертационного совета Д.501.001.26 при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119991 Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й учебный корпус, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Московского государственного университета.

Ученый секретарь диссертационного совета Криницын кандидат филологических наук, доцент Александр Борисович Произведения Н.А. Некрасова и Л.Н. Толстого, предназначенные для детей, до сих пор не подвергались системному сопоставительному анализу, хотя по отдельности не раз привлекали внимание исследователей. Преобладают при этом работы, которые условно можно назвать «педагогическими». Они включают исследования, проводившиеся с точки зрения «пригодности» данных произведений для детского чтения. Такие исследования призваны ответить на вопрос, чем полезны могут быть эти произведения для формирования сознания ребенка, однако собственно художественным их особенностям места практически не уделено.

Л.Н. Толстому как педагогу посвящены работы А.И. Анастасиева1, К.К.

Вистина2, Якимовой3, Смигельского4;

А.Г. В.В. соответствующим произведениям Н.А. Некрасова - исследования В. Львова-Рогачевского5, С.А.

Андреевского6, В.В. Голубкова7, О.В. Алексеевой8, К.В. Мальцевой9, Г.В.

Ковалевой10. Все эти работы характеризуются двумя недостатками. Во-первых, суждения о детской психологии и восприятии ребенка носят в них анахронистический характер, поскольку не учитывается историческая изменчивость представлений об этих предметах. Во-вторых, эти работы недостаточно внимания уделяют поэтике, встречающиеся в них наблюдения над художественной формой фрагментарны и несистематичны.

Анастасиев А.И. Гр. Л.Н. Толстой, как педагог. Вятка, 1904.

2 Вистин К.К. Педагогические основы детской литературы Л.Н. Толстого.

Диссертация на соискание учен. степени кандидата пед. наук. Москва, 1953.

Якимова А.Г. Адаптация рассказов Л.Н. Толстого для детей в практике национальной школы // Педагогическое наследие Л.Н. Толстого. Тула, 1975.

Смигельский В.В. Л.Н. Толстой о детях и его педагогическое мастерство в работе с детьми как учителя Яснополянской школы. Диссертация на соискание учен. степени кандидата пед. наук. М., 1956.

Львов-Рогачевский В. Некрасов для детей // «Весы», 1909. № 3.

Андреевский С.А. Н.А. Некрасов // Андреевский С.А. Литературный очерки.

Голубков В.В. Некрасов как писатель для детей // Ученые записки Моск.

гос. пед. Института. Вып. 1. М.-Л., 1939. Алексеева О.В., Брандис Е.П., Гроденский Г.П. Детская литература. М., 1959. Мальцева К.В. Изучение произведений Н.А. Некрасова в школе. М., 1958. Ковалева Т.В. Русская поэзия для детей: от Лаврентия Зизания до Ивана Бунина. Орел, 2005. Существенно меньше работ, авторы которых стремятся анализировать «детские» произведения с историко-литературной точки зрения, то есть как предпринимаемый писателями формальный эксперимент, как специфический этап или эпизод в их литературной эволюции.

Таких работ практически нет в случае с Н.А. Некрасовым. Что касается Л.Н. Толстого, то здесь можно выделить труд Б.М. Эйхенбаума «Лев Толстой: Семидесятые годы», в котором исследователь пришел к выводу, что автор «работал над «Азбукой» не только как педагог, но и как писатель, ищущий новых путей»11. Однако и работе Эйхенбаума присущ важный недостаток, заключающийся в практически полном и сознательном игнорировании «педагогической» составляющей текстов, недостаточном учитывании того, что адресатами «Азбуки»

действительно должны были быть дети.

В нашем исследовании «детских» произведений Л.Н. Толстого и Н.А.

Некрасова мы предлагаем подход, синтезирующий оба выше описанных. Мы исходим из того, что обращение к детской литературе у «серьезных», «взрослых» писателей, какими, безусловно, были Толстой и Некрасов, связано с сознательным изменением (или попыткой изменения) собственной поэтики.

Этот эксперимент основан на тех принципах, которые вносятся в поэтику благодаря ориентации на нового читателя – ребенка. При этом понятия детства, детской психологии, детского восприятия, а следовательно, и детской литературы, мы рассматриваем как исторически изменчивые. Этот подход обусловил и материал, и структуру работы.

Представленное исследование посвящено сопоставительному анализу «детских» произведений Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова. Выбор авторов обусловлен не только тем, что они писали произведения, адресованные детской аудитории, в одно и то же время, но и тем, что работа над такими текстами представляет собой важный и закономерный этап их литературной эволюции, возникший по сходным причинам.

Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой: Семидесятые годы. М., 1974. С. 65.

Связь «детской» прозы Л.Н. Толстого с его педагогической деятельностью описана в литературоведении самым подробным образом.

Между тем, чрезвычайно важно понимать, что и Н.А. Некрасова не миновала педагогическая деятельность, работа в школе. Общность интереса к педагогике, к преподаванию закономерно приводит писателей к возникновению у них «детских» произведений. Одновременно, как показывает наше исследование, сопоставительный анализ «детских» произведений Толстого и Некрасова становится плодотворным для постановки вопроса о том, почему общность задач авторов, даже задач столь конкретных, как создание текстов, понятных детям и пригодных для начального чтения, приводит писателей к различным и неравнозначным результатам.

Выбор текстов Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова для данного исследования представляется целесообразным осуществить в строгом соответствии с тем, какие произведения сами авторы определили как «детские». Таким образом, материалом для нашего анализа стали «Железная дорога» и «Стихотворения, посвященные русским детям» Н. А. Некрасова и «Азбука», «Новая Азбука» и «Русские книги для чтения» Л. Н. Толстого. Это произведения, близкие по времени создания, находящиеся в общем контексте представлений о детской литературе и детской психологии.

Сам этот контекст чрезвычайно «насыщен» и хорошо документирован, что связано с особенностями эпохи. На период создания Л. Н. Толстым и Н. А.

Некрасовым «детских» текстов приходится наиболее значительное развитие школы и детской литературы в России Нового времени. Количество изданий для детей в 1860-70-е годы увеличилось по сравнению с прошлыми десятилетиями в разы. О росте интереса к педагогике в это время свидетельствуют факты, связанные с началом формирования конкурентоспособной педагогической журналистики, создания научных педагогических обществ. В книгах и учебных пособиях 1860-70-х годов находят яркое отражение полемики, дискуссии относительно методов, применявшихся в процессе обучения.

Структурное изучение педагогической мысли указанного периода авторами педагогических учебников даже последних десятилетий не предпринималось. Между тем, классификация полемик, которые велись по разнообразным аспектам содержания и формы детских книжек, предпринятая для данной работы, позволяет составить целостное представление о том, что в это время входило в понятия детства и детской литературы, и одновременно показать те аспекты этих понятий, которые вызывали у педагогов разногласия.

Насколько Л.Н. Толстой и Н.А. Некрасов были знакомы со специальной педагогической литературой и журнальными полемиками? Насколько прямым было воздействие, оказываемое на их творчество и мировоззрение теми или иными работами педагогов-теоретиков и публицистов, также вовлеченных в дискуссии о детской литературе? Ответам на эти вопросы в значительной степени и посвящена наша работа, но предварительные замечания все же требуется сделать.

Толстой, напрямую участвуя в дискуссиях и спорах, изучая их, использовал результаты своих наблюдений для изменения, корректировки художественных текстов. Что касается Некрасова, то, вероятно, и он не был чужд интереса к педагогическим спорам его времени и имел о них некоторое представление, хотя его интерес к ним был достаточно сдержанным.

Определенное знакомство с такими полемиками поэт должен был иметь как редактор журналов «Современник» и «Отечественные записки», в которых вопросам детской литературы и педагогики уделялось важное место.

Сопоставительный анализ поэтики некрасовских и толстовских «детских»

текстов позволяет говорить о том, что различия между ними вызваны в том числе и тем, что в спорных моментах Толстой и Некрасов ориентируются на разные, иногда противоположные доктрины. Тем не менее, наш анализ показывает, что некрасовские тексты, в отличие от толстовских, далеко не всегда соответствуют требованиям педагогики, выработанным в 1860-70-х годах. Вероятно, в своем представлении о том, какой должна быть детская литература, Н.А. Некрасов руководствовался наряду с воззрениями «специалистов» и своими, если можно так выразиться, «житейскими»

представлениями.

Цель нашей работы – показать, как изменяется поэтика произведений Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова под воздействием задачи обращения к читателю-ребенку, выявить черты сходства и различия между двумя писателями, временно вступившими на стезю детской литературы, а также показать, как поэтика «детских» произведений Толстого и Некрасова обусловлена ориентацией авторов на современные представления о специфике детской литературы, выдвигавшиеся в ходе педагогических полемик 1860-70-х годов, или же их игнорированием.

Для этого необходимо решить следующие задачи: 1) провести сопоставительный анализ произведений двух авторов, предназначенных ими для детского чтения; 2) показать, как понималась в это время специфика детской психологии, восприятия литературы детьми; 3) установить связь между той или иной формальной особенностью «детских» текстов Толстого и Некрасова и положениями, отстаивавшимися в современной им педагогической литературе.

Эти задачи являются следствием заявленного нами подхода, они же обуславливают структуру работы. Исследование состоит из введения, трех глав и заключения.

Во введении дается обзор литературы, объясняется выбор материала и направления исследования, указываются принципы анализа. Каждая из глав посвящена нескольким аспектам поэтики, содержания, стиля и языка художественных произведений, по которым велись дискуссии, посвященные детской литературе, и отражению той или иной полемики в «детских»

произведениях Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова. В первой главе рассмотрены произведения Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова для детей в контексте педагогических полемик о сюжете, фабуле, герое и пейзажных зарисовках. Во второй главе представлены разделы о проблеме дистанции «автор-ребенок», познавательном аспекте детской литературы, ее моральной установке, элементах фантастики, комическом и его разновидностях. Анализу языка «детских» произведений, представляющего собой отдельный материал для изучения, посвящена третья глава работы. Заключение кратко подводит итоги и суммирует основные результаты исследования.

Основное содержание работы

В первой главе речь идет о так называемых формальных признаках детской литературы второй половины XIX века.

В первом разделе произведения Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова, адресованные детской аудитории, рассматриваются в контексте педагогических дискуссий о сюжете как схеме развития идей и фабуле как схеме развития событий.

В целом для научной педагогики второй половины XIX века было характерно представление о большей важности в адресованных детям произведениях динамичной фабулы по сравнению с изображением психологии героев, социальных отношений, поскольку последние слишком трудны для детского восприятия. В конце 1860-х - начале 70-х годов пристальное внимание вопросу уделил, в частности, В.И. Водовозов. Критикуя немецкую грамматику Р. Кюнера, В.И. Водовозов подчеркивал: «Детский ум не разбирает общественных отношений»12. Поэтому, по мнению педагога, сначала ребенку нужно предлагать для чтения басни с весьма простыми сюжетами. Подобные взгляды были свойственны известному теоретику педагогики Ф.Г. Толлю, изложившему их в книге «Наша детская литература. Опыт библиографии современной отечественной детской литературы» (СПб., 1862). К позиции Ф.Г.

Толля оказались близки взгляды К.Д. Ушинского, утверждавшего в дискуссиях с представителями «Московских ведомостей», что детям, подвижным по натуре, не интересны пространные повествования13.

Водовозов В.И. О воспитательном значении русской литературы // Избранные педагогические сочинения. М., 1986. С. 333. Ушинский К.Д. Цветы московской педагогики на петербургской почве // Собрание сочинений: В 11 томах. М.-Л., 1948-1952. Т. 5. С. 377-419.

Однако имели место и другие мнения о сюжете и фабуле рассказов для детей. Так, в середине 1870-х годов в одной из педагогических статей Н.В.

Шелгунов утверждал, что изложение и внушение определенных идей существенно более важно для детской литературы, чем занимательность и простота сюжета и фабулы14. Это вызвано идейной связью Н.В. Шелгунова с революционными демократами, для которых была характерна вера в то, что с детских лет нужно давать человеку представление о несправедливости существующих общественных отношений.

Как показывает анализ, Л.Н. Толстому были в данном вопросе ближе взгляды ученых педагогов, чем радикальных публицистов. Сюжеты из «Новой Азбуки» и «Русских книг для чтения» вполне отвечают требованиям, заявленным В.И. Водовозовым и Ф.Г. Толлем. Толстой последовательно избегает всего, что задержало бы развитие действия (в том числе объяснения социальных отношений между героями). Нет и «психологизма»: даже если автор изображает драматические ситуации, колебания, искушения, то они описаны в двух-трех словах. При этом толстовские рассказы для детей отличаются чрезвычайной насыщенностью событиями. Даже в маленьких баснях, объем которых не превышает и десяти предложений, Толстой умещает несколько напряженных эпизодов.

Сюжеты стихотворений Н.А. Некрасова, предназначенных для детского чтения, наоборот, насыщены изображением социальных отношений. Это стихотворения «Железная дорога», «Дядюшка Яков», «Соловьи», «Генерал Топтыгин». Все детали здесь направлены на выполнение именно такой задачи.

Некрасов вслед за представителями революционно-демократического направления педагогики не считает, что скудный опыт идейной жизни может помешать ребенку понять такие отношения (исключение в какой-то мере составляют стихотворения «Пчелы» и «Дедушка Мазай и зайцы»). Анализ показывает, что, с одной стороны, поэту близка позиция «шелгуновского» типа, Шелгунов Н.В. Воспитательные влияния // Антология педагогической мысли России второй половины XIX - начала XX в. М., 1987. С. 210-211.

а с другой – он следует ей не строго. Фабуле большинства некрасовских произведений, адресованных детям, в динамичности отказать нельзя.

Насыщенностью событий отличаются такие стихотворения, как «Железная дорога», «Генерал Топтыгин», «Дядюшка Яков», «Дедушка Мазай и зайцы».

Тем не менее, Некрасов и это правило соблюдает непоследовательно. К примеру, в стихотворении «Накануне светлого праздника» фабула серьезно ослаблена. Герои, кроме того, что они проходят мимо рассказчика, никакого действия в принципе не выполняют.

Во втором разделе представлен анализ специфики персонажей произведений для детей.

Передовая научная педагогика этого периода в целом склонялась к точке зрения К.Д. Ушинского, по мнению которого сложные образы, с непонятной для детей психологической организацией, в обучении неуместны. Такая позиция наиболее ярко выражена педагогом в его рецензии на книгу А.

Филонова и А. Радонежского «Для первоначального чтения» (Отечественные записки, 1866. № 20). Такая же точка зрения характерна и для В.И.

Водовозова15.

В «Новой Азбуке» и «Русских книгах для чтения» Л.Н. Толстой не допускает психологической прорисовки не только поступков, но и характеров персонажей. Писатель чаще всего обращается к обобщенным образам: мать, отец, мужик, баба, мальчик и т. п. При этом автор в большинстве случаев не дает героям имен. Прием обезличивания, таким образом, позволял исключить чрезмерно индивидуализированные черты из характеров толстовских героев. Та или иная черта толстовских героев в произведениях для детей проявляется непосредственно в действии, речь персонажей сведена к минимуму.

Черты характера некрасовских героев в целом, как и у Л.Н. Толстого, переданы через глагольные конструкции, т.е. по сути - через действие.

Водовозов В.И. О воспитательном значении русской литературы // Избранные педагогические сочинения. М., 1986. С. 333-334.

Психологического усложнения и «индивидуальных» черт здесь скорее нет. В этом Некрасов достаточно близок Водовозову и Ушинскому.

В меньшей степени в педагогических полемиках эпохи затрагивался вопрос «реализма» в изображении персонажа, реализма, понимаемого как социально-психологическая достоверность характеров (что важно отличать от достоверности социальных отношений между персонажами). Речь идет об изображении социальных «условий» жизни людей. Такой реализм был, как хорошо известно, одним из требований эпохи и потому иногда затрагивался и теми «непрофессионалами», которые писали о детской литературе (например, в рецензии М.Е. Салтыкова-Щедрина 1869 года на детские рассказы Марко Вовчка).

У Толстого мы видим отсутствие прямого стремления привлечь внимание детей к тяжелой жизни крестьянина, реалистически изобразить тяжелый труд народа. К примеру, в сказке «Царь и рубашка» самым счастливым жителем царства оказывается простой мужик. Даже если у него нет и рубашки, Толстой не делает это основным смыслом произведения.

Некрасовскими героями в произведениях для детей становятся, как правило, представители тех или иных социальных групп, воплощающие определенную социальную психологию и делящиеся своими специфическими проблемами. Таковы крестьянка в стихотворении «Соловьи», слесарь, портной, маляр, водовоз в стихотворении «Накануне светлого праздника», строители железной дороги. Даже медведь в «Генерале Топтыгине» оказывается олицетворением той социальной силы, от которой «вздрогнет встречный мужичок».

В третьем разделе первой главы представлены дискуссии о принципе наглядности в процессе обучения детей. С ним тесно связан принцип постепенности введения в текст информации.

Согласно выработавшимся у передовых педагогов этого времени взглядам, переход от картины к картине должен быть систематичен и последователен. Так возникло требование «наглядности», зримости и узнаваемости вводимых в текст, предназначенный для детей, словесных изображений как условия, соответствующего специфике детского восприятия.

В частности, Ф.Г. Толль рассуждал о возможности разлада между «наглядно узнанным» ребенком в ходе практической жизни и «читаемым» в том или ином тексте (Учитель, 1861. № 19). Подобные мысли высказывал и Н.И.Пирогов16.

В разделе показано, что в «Новой Азбуке» и «Русских книгах для чтения»

Толстого можно обнаружить множество слуховых и зрительных образов, рассчитанных на усиление наглядности информации, заметны тенденция к созданию объемных словесных «картин», широкое использование цветописи.

Н.А. Некрасов прекрасно понимал, что «картинки» оказывают на ребенка сильное эмоциональное воздействие: «А как увидела в книжках картинки, / Так на глазах навернулись слезинки…» («Дядюшка Яков»)17. Однако, детализируя пейзаж в стихотворениях для детей, поэт не всегда использует цветопись для прорисовки «картинки». Начало стихотворения «Железная дорога» - чуть ли не единственный пример текста, в достаточной мере насыщенного красками. Тем не менее, у Некрасова есть средство, которое позволяет ему, без обозначения цвета, сделать описание ярким и понятным детской аудитории. Это сравнительные обороты. Про соловьев крестьянка, к примеру, говорит: «Там их, что в кузове груздей» (3, 110), про песни соловьев – «Звончей и слаще хоровода» (3, 110). Капли дождя в стихотворении «Дедушка Мазай и зайцы»

рассказчик сравнивает с такими знакомыми детям реалиями, как прутья (3, 105).

Во второй главе речь идет о содержательных, психологических признаках литературы для детей второй половины XIX века.

В первом разделе главы рассмотрена проблема дистанции «авторчитатель». Эта проблема не раз обсуждалась в педагогической литературе и публицистике. Например, в 9-м номере «Современника» 1861 года появилась Пирогов Н.И. Вопросы жизни. Спб., 1887. С. 116-117.

Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 томах. Л.-Спб., 1981-2000. Т.3. С. 98. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием номера тома и страницы. статья М.А. Антоновича, в которой он подчеркивал, что дети терпеть не могут книг, в которых заметна хоть малейшая претензия на подделку под детский тон.

Он привел в пример рассказы К.Д. Ушинского «Два козлика», «Одуванчик», рассказ о беседе ручейка и мальчика. Критик назвал их «побасенками», «лепетом»18.

В произведениях Толстого, работа над которыми велась и до, и после написания «Азбуки», обнаруживается немало примеров, доказывающих, что писатель осознает стремление детей «казаться взрослыми». Так, в «Войне и мире» Анна Михайловна обращается к маленькой Наташе Ростовой и спрашивает, дочкой ли ей приходится кукла. Наташе, замечает автор, «не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней»19. Как и М.А. Антонович, Л.Н. Толстой высмеивал так называемый «приятный стиль», в частности «Детского мира» К.Д. Ушинского.

В «Новой Азбуке» и «Русских книгах для чтения» Л.Н. Толстой последовательно избегал таких форм. Избегал он и прямых обращений к детям, о которых также упоминал М.А. Антонович: «милые дети», «дорогие дети», даже просто «дети».

Некрасов, по всей очевидности, так же, как и Толстой, полагал, что ребенок скорее стремится «общаться со взрослым на равных».

Показателен в этом плане отрывок из поэмы «Крестьянские дети»:

И шествуя важно, в спокойствии чинном, Лошадку ведет под уздцы мужичок… (2, 120) Тем не менее, Некрасов не отказывается в своих стихотворениях, адресованных непосредственно детям, от оборотов, подчеркивающих возрастную дистанцию между рассказчиком и слушателем:

Современник, 1861. № 9. С. 172-173. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 томах. Юбилейное издание (1828-1928). М.,Л., 1928-1964. Т.9. С. 48. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием номера тома и страницы курсивом. Ни озера, дети, Забыть не могу… (3, 113)

Дети, я вам расскажу про Мазая.

Каждое лето домой приезжая… (3, 105) В третьем разделе второй главы речь идет о познавательном аспекте детских произведений второй половины XIX века.

В конце 1850-х годов Н.А. Добролюбов в статье «О значении авторитета в воспитании» вступил в открытую полемику с Н.И. Пироговым, по мнению которого, младшее поколение в процессе накопления знаний должно находиться под непосредственным влиянием старшего20. Н.А. Добролюбов считал, что нельзя к этому вопросу подходить слишком категорично, ребенка необходимо учить «самостоятельности в суждениях»21.

П.Д. Юркевич в 1869 году в книге «Курс общей педагогики, с приложениями» пишет, в свою очередь, о необходимости воспитания детей строго в христианском духе22. Подобный взгляд на педагогику вызвал резкую критику П.Н. Ткачева, который, в отличие от Юркевича и подобно Добролюбову, задачу педагогики видел именно в образовании, а не в воспитании23. На позициях, близких Н.А. Добролюбову и П.Н. Ткачеву, стоит и Толстой. Известно, что в начале 1860-х годов он совершил путешествие «по школам Европы». В это время Толстой записал в своем дневнике: «Был в школе. Ужасно. Молитва за короля, побои, все наизусть, испуганные, изуродованные дети» (48, 26). В теоретических статьях, посвященных воспитанию, писатель неоднократно подчеркивает, что дети по натуре любознательны, они ищут знания, удовлетворяющие их интерес (8, 14).

Высказывались педагоги и теоретики второй половины XIX века и о бесполезности, примитивизме сведений, содержащихся в детских книжках. Так, Добролюбов Н.А. Собрание сочинений: В 9 томах. М.-Л., 1961-1965. Т. 1.

–  –  –

Юркевич П. Курс общей педагогики, с приложениями. М., 1869. С. 4-5.

Ткачев П.Н. Кладези мудрости российских философов. М., 1990. С. 32.

Ф.Г. Толль отмечал: «Книги, не заключающие в себе никаких сведений, которые бы стоило удержать в памяти, напрасно засоряют, если можно так выразиться, эту способность»24. Л.Н. Толстой, в свою очередь, в обращении «К учителю» в первом издании «Азбуки» особо подчеркивал: «Как можно меньше сообщайте ему ребенку – Ю.С. общих выводов, определений» (22, 193).

Л.Н. Толстой, действительно, не стремился к тому, чтобы литература вела ребенка к научным обобщениям или давала ничего не значащие сведения. Его целью были практические выгоды. На развитие смекалки, приобретение практического опыта и навыков направлены абсолютно все рассказы, сказки, басни и были из «Азбуки» и «Русских книг для чтения».

Процесс познания мог быть ориентирован писателем на живой опыт крестьянского быта, как, например, в басне «Дойная корова». Сообщает Толстой и различные географические сведения, как в сказках «Судома», «Шат и Дон». При этом географическая информация также приобретает характер морального наставления. Многие исследователи творчества Л.Н. Толстого для детей называют писателя чуть ли не родоначальником зоологической беллетристики25.

Некрасов, как и Толстой, показывает детей проявляющими любопытство и интерес к знаниям. Так в поэме «Дедушка» маленький Саша задает взрослым с десяток вопросов. С настойчивым любопытством в поэме «Крестьянские дети» ребята пытаются выяснить, что за «гусь» ночует в сарае (2, 117).

Взрослый герой в детском цикле сообщает детям немало интересных для них сведений, в частности о животных. Сведения эти не примитивны и не излишни, они направлены на практическую пользу. Однако не сложно заметить, что Некрасов не свободен от идеи «авторитета» в воспитании. В том же стихотворении «Соловьи» или «Дедушка Мазай и зайцы» взрослые герои делают наставление относительно того, как нужно относиться к природе.

Толль Ф.Г. Наша детская литература. Опыт библиографии современной отечественной детской литературы. СПб., 1862. С. 18.

См.: Бабушкина А.П. История русской детской литературы. М., 1948;

Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература. М., 2002.

В третьем разделе главы представлены рассуждения о нравоучительном аспекте произведений Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова.

Речь идет о том, что в 1850-х годах сюжеты большей части книг, предназначенных для детского чтения, строились по простой схеме: хороший ребенок делает добрый поступок и тут же неизменно награждается, злой же соответственно несет наказание. В начале 1860-х годов передовые педагогические круги критиковали «Детский мир» К.Д. Ушинского, упрекая автора не только в «подделывании под детский лад», но и в чрезмерном стремлении к дидактичности. На это, в частности, указывал Ф.Г. Толль в своей библиографии26.

Л.Н. Толстой также подверг критике книгу К.Д. Ушинского в статье 1862 года «Об общественной деятельности на поприще народного образования». Однако писатель сделал и достаточно неожиданное заявление.

«Я не согласен, чтобы дети не любили мораль, - пишет он. – Они любят мораль, но только умную, а не глупую» (8, 281). Д.Д. Семенов писал в середине 1870-х годов о рассказах самого яснополянского автора: «В каждой мысли, в каждом рассказце есть и мораль… притом она не бросается в глаза, не надоедает детям, а скрыта в художественном образе, а потому так и просится в душу ребенку и глубоко западает в ней»27. Тексты в «Новой Азбуке» и «Русских книгах для чтения», действительно, отвечают именно такому положению. Отсутствием прямых назиданий и назидательного тона отличаются даже басни, которые, по сути, описывают те нехорошие качества, которые могут проявиться в детстве. В этом отношении характерна басня «Лгун». Рассказчик не говорит, что хорошо, а что плохо, а показывает, что может произойти вследствие плохого поведения.

Уже в рецензии на роман Б. Федорова «Князь Курбский», написанной в середине 1840-х годов, Н.А. Некрасов указывал на недопустимость искусственной и избитой морали детских произведений, о которой позже Толль Ф.Г. Наша детская литература. Опыт библиографии современной отечественной детской литературы. СПб., 1862. С. 213.

Семенов Д.Д. Опыт педагогической критики русской элементарно-учебной литературы // Избранные педагогические сочинения. М., 1953. С.176.

выскажется Л.Н.Толстой. Однако моральный вывод представлен в «детском»

цикле поэта более открыто, чем у Л.Н. Толстого. В каждом произведении для детей Н.А. Некрасов нарочито останавливает внимание маленького читателя на той или иной мысли:

Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:

Трудно свой хлеб добывал человек! (2, 170)

В стихотворении «Соловьи» к детям обращается крестьянка-мать:

Запомнить надобно и вам, Избави бог тут ставить сети! (3, 111) Приведенные примеры показывают, что Некрасов достаточно последовательно придерживается принципа соблюдения «авторитетного начала» в лице взрослого героя или рассказчика, обращающегося к маленькому читателю.

В четвертом разделе речь идет о фантастическом элементе в книгах для детей. Еще в 1840 году в статье «О детских книгах», опубликованной в журнале «Отечественные записки», В.Г. Белинский рассуждал о необходимости «волшебного» в произведениях для начинающих читателей28. Позицию Белинского разделяли далеко не все педагоги. Противоположные суждения можно встретить в ту же эпоху, к примеру, в детском журнале «Звездочка».

Главный редактор издания - А.О. Ишимова – относясь к сказкам скорее отрицательно, уделяла наибольшее внимание пересказу исторических сюжетов.

В конце 1850-х - начале 1860-х годов рассуждения о месте фантастического элемента в детских произведениях отчетливо обнаруживают себя в работах Ф.Г. Толля. Характеризуя книгу «Волшебник Гролино, или Торжество братской любви Линдора и Алины», автор пишет: «Двусмысленная мораль ее и преобладание в ней фантастического элемента над познавательным не могут не повредить»29.

Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13 томах. М., 1953-1959.

Т. 4. С. 93-94. Толль Ф.Г. Наша детская литература. Опыт библиографии современной отечественной детской литературы. СПб., 1862. C. 27.

На тех же позициях стоял Н.А. Добролюбов, который неоднократно отмечал, что воображение и фантазию ребенка не следует увлекать сказками. В 1859 году в «Обзоре детских журналов» критик подчеркивал, что в фантастическом рассказе «дурно уже то самое, что он отвлекает внимание от действительной жизни»30. Добролюбов в силу своих убеждений боролся за формирование материалистического мировоззрения ребенка.

Тем не менее, были и такие просветители и педагоги, которые в рассуждениях о роли фантазии и чудесного в детском чтении целиком придерживались позиции В.Г. Белинского. В 1867 году К.Д. Ушинский, говоря о любви ребенка ко всему яркому, фантастическому, чудесному, объяснял это «необыкновенной впечатлительностью детского мозга»31.

Что касается Л.Н. Толстого, то он поддерживал последнюю позицию. В «Новую Азбуку» и «Русские книги для чтения» автор активно включает сказки и басни, в которых животные разговаривают и действуют как люди. Однако примечательным является и то, что в «Новую Азбуку» и «Русские книги для чтения» писатель не включает сказки, в которых действующими лицами являются, например, феи, ведьмы или волшебники.

В некоторых произведениях Н.А. Некрасова, героями которых становятся дети, встречаются примеры, доказывающие, что писатель, как и Толстой, также осознает такую особенность детской психологии, как тяготение к фантазерству.

К примеру, девочка из романа «Три страны света», любуясь отражением неба в луже воды, воображает, что она может пройтись по небу (91, 38). В стихотворении из «детского» цикла «Дядюшка Яков» мальчик Кузя мысленно превращает пряничного коня в настоящего: «Конь – загляденье и лаком кусок»

(3, 97). Тем не менее, Некрасов не использует в «детских» стихотворениях так называемых фантастических элементов. Даже в стихотворениях «Дедушка Добролюбов Н.А. Собрание сочинений: В 9 томах. М.-Л., 1961-1965. Т.5. С.

Ушинский К.Д. Человек как предмет воспитания // Собрание сочинений: В 11 томах. М.-Л., 1948-1952. Т. 8. С. 430.

Мазай и зайцы», «Генерал Топтыгин» традиционные для сказок животные остаются всего лишь животными, не приобретают волшебных свойств.

В пятом разделе рассматривается такой аспект произведений Л.Н.Толстого и Н.А. Некрасова, как комическое. Во второй половине XIX века отношение к комическому, смеху в детской литературе было неоднозначным.

Так сторонник «реального обучения» Н.А. Корф считал, что родители должны посылать детей в школу ради «серьезного» чтения и практических навыков32.

К.Д. Ушинский, наоборот, не отказывает текстам, предназначенным для детского чтения, в наличии развлекательных элементов. В статьях В.И.

Водовозова 1870-х годов утверждается, что комический, даже сатирический элемент необходим в обучении детей, так как именно благодаря его наличию ребенок воспринимает материал, понимает отношения между героями, и в этом, отмечает педагог, характерная черта русского народа33.

Рассуждения о смехе в жизни детей и процессе их обучения находят свое отражение и в творчестве Л.Н. Толстого. Изображая детей, писатель часто показывает атмосферу радости и веселья, окружающую ребенка: «Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо» (9, 14); «Пьер вошел к детям, и хохот и крики еще более усилились» (10, 216).

Многие тексты Толстого из «Азбуки» и «Русских книг для чтения»

отличаются юмором, утверждающим именно беззаботную атмосферу радости.

Показательны в этом плане басни «Обезьяна и горох», «Мужик и огурцы».

Здесь Толстой использует такие приемы, как «нагнетание действий», словесную игру с повторяющимися звуками и др.

Н.А. Некрасов, по сути, как и Л.Н. Толстой, понимает, что ребенку присуще состояние беззаботности и веселья.

Характерны в этом плане строки из поэмы «Крестьянские дети»:

Счастливый народ! Ни науки, ни неги Корф Н. А. Наши педагогические вопросы. М., 1882. С. 7.

Водовозов В.И. О воспитательном значении русской литературы // Избранные педагогические сочинения. М., 1986. С. 336.

Не ведают в детстве они… (2, 117) Тем не менее, поэт пытается насмешить маленького читателя не так уж и часто. Самым ярким примером из анализируемого цикла, где царит атмосфера радости и звучит веселый смех, является стихотворение «Дедушка Мазай и зайцы». «Путешествие зайцев» подано Н.А.Некрасовым в стиле народной прибаутки. В стихотворении «Соловьи» также присутствует лексика, подчеркивающая атмосферу радости. Крестьянка рассказывает детям про рощу, особо обращая внимание на соответствующие характеристики. Однако сам рассказ не должен вызывать у детей улыбку, скорее наталкивает читателяребенка на то, чтобы задать серьезный вопрос.

В отличие от Толстого, Некрасов зачастую использует комические приемы не только для того, чтобы вызвать непринужденный смех или выработать в ребенке повседневные практические навыки, но и для того, чтобы описать социальную действительность (как, например, в «Генерале Топтыгине»).

В третьей главе «детские» произведения Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова рассматриваются в свете педагогических полемик и дискуссий 1860-70-х годов о языковом пласте текстов, предназначенных для юных читателей.

В первом разделе (о фонетических аспектах) перечисляются различные подходы и методы преподавания детям письма и чтения – звуковой, слоговой и буквослагательный.

Первый способ, пришедший на смену буквослагательному, активно разрабатывался в середине 60-х годов XIX века К.Д. Ушинским и Н.Ф.

Бунаковым. Именно за такую методику ратовал Д.Д. Семенов. По мнению Ушинского, изучению азбуки как системы видимых знаков необходимо предпослать изучение отдельных звуков. Это, подчеркивал педагог, «способствует умственному развитию» ребенка34.

Ушинский К.Д. Руководство к преподаванию по «Родному слову» // Собрание сочинений: В 11 томах. М.-Л., 1948-1952. Т. 6. С. 270-272.

Резко критически к звуковому методу обучения отнесся Л.Н. Толстой. В противовес К.Д. Ушинскому и Н.Ф. Бунакову, автор считал, что согласную букву нельзя произнести без гласной. Методы и букварь Л.Н. Толстого не были поняты современниками. И.И. Паульсон, к примеру, как и Д.Д. Семенов, не увидел в букваре Л.Н. Толстого ничего, что отличало бы его «от обыкновенных букварей, составленных по буквослагательному способу»35. Тем не менее, есть у Д.Д. Семенова и такие рассуждения по поводу звукового метода обучения грамоте: «Противники звукового способа говорят, что дети, обучающиеся по этому способу, издают неестественные для человека звуки – шипят, рычат, жужжат, - и в этом есть доля правды…»36.

В связи с подобными суждениями в разделе обращено внимание на следующие моменты. Придерживаясь слогового метода, Толстой в подборе слов в рассказах для детского чтения явно заботился о том, чтобы слоги составляли благозвучную цепочку звуков, чтобы не было ни «шипения», ни «рычания». В рассказах, сказках и баснях Толстого последовательно не встречаются слова, отличающиеся неблагозвучием, скоплением согласных.

Такие особенности, однако, важны не столько для прозы, сколько для поэзии.

В силу специфики поэтической речи в некоторых стихотворениях Некрасова встречаются слова с так называемым «перенесенным» ударением, и при расстановке привычного слогового ударения может возникать эффект скопления согласных или гласных звуков:

Заворочался в санях Михайло Иваныч… (3, 102) Может также возникать двойное затруднение - поиск ударного гласного звука и скопление согласных:

"Нет, мест таких... без податей И без рекрутчины нет, дети. (3, 112) Паульсон И.И. Методика грамоты по историческим и теоретическим данным.

Ч. 1. Спб., 1887. С. 352.

Семенов Д.Д. Опыт педагогической критики русской элементарно-учебной литературы // Избранные педагогические сочинения. М., 1953. С. 166.

Представленные примеры вовсе не означают, что Некрасов придерживался того или иного способа обучения грамоте. Замечания подчеркивают лишь то, что Толстой подходил к этому вопросу более сознательно.

Во втором разделе третьей главы приводятся высказывания педагогов о лексическом составе произведений для детей. Так, В.И. Водовозов отмечал в рецензии на «Хрестоматию, назначенную для народного чтения» (1862) Т.

Главинского, что статьи, где встречаются такие слова, как Вселенная, пространство, скорость движения Земли, требуют «объяснения каждого слова», поэтому процесс чтения будет медленным и запутанным, так как неизбежно будет наблюдаться переход «все к большим и большим отвлеченностям»37.

«Ребенок имеет понятие лишь о том, что он видел и наблюдал, и только лишь постепенно, через скопление новых наблюдений, переходит к новым понятиям»,38 - подчеркивал В.И. Водовозов.

Суждения В.И. Водовозова соответствовали позициям Ф.Г. Толля, С.

Шемановского, а также Л.Н. Толстого. В баснях и рассказах Толстого из «Новой Азбуки» и «Русских книг для чтения» фигурируют в основном единицы, называющие времена года, растения, птиц, домашних животных, стихии и т. д. Именно те единицы, которыми, по мнению теоретиков изучаемого периода, овладевает ребенок на самом раннем этапе развития речевого мышления.

И только заручившись вниманием маленького читателя, Толстой прибегает к насыщению текста лексическими единицами, которые могут быть ребенку незнакомы. Однако он делает это аккуратно, соблюдая строгую последовательность: одно понятие вытекает из другого. Примеры из рассказов «Яблони», «Газы» и пр. показывают, что обогащение словаря ребенка новыми Водовозов В.И. Русская народная педагогика // Избранные педагогические сочинения. М., 1986. С. 385.

Водовозов В.И. Из книги «Предметы обучения в народной школе» // Избранные педагогические сочинения. М., 1986. С. 144.

словами достигается при помощи зрительных образов, разъяснительного и наглядного подходов.

Примеры из «детского» цикла Некрасова, в свою очередь, убеждают в том, что поэт нередко вводил в текст стихотворений лексемы, которые без определенного пояснения, особенно на первых этапах обучения, могут быть ребенку непонятны: это «охра» и «сурик» в «Накануне светлого праздника» (3, 114), «каракова лошадка» в «Дядюшке Якове» (3, 95), «пуделять» в «Дедушке Мазае и зайцах» (3, 106). Пояснения Некрасовым не даются ни в каком виде.

В третьем разделе главы приведены факты относительно того, какие части речи педагоги изучаемого периода считали чуждыми детскому восприятию. «Есть формы удлинения речи, совершенно чуждые русскому языку и которые искусственно и бесполезно введены в русский язык, - таковы причастия, - отмечал Л.Н. Толстой. - Официальный язык, язык по преимуществу причастий, есть язык самый темный…» (8, 429). В «Новой Азбуке» и «Русских книгах для чтения» писатель добросовестно следовал выдвинутым им принципам. Причастия и деепричастия в рассказах не встречаются.

Н.А. Некрасов же не всегда избегал указанных форм. Встречаются они практически во всех стихотворениях, адресованных детской аудитории. При разборе обращено внимание на то, что если в некоторых случаях замена деепричастия глаголом настоящего или прошедшего времени может быть невозможной в силу специфики точной рифмы, то в некоторых случаях такую замену чисто гипотетически произвести возможно.

Д.Д. Семенов также указывал на то, что деепричастия нежелательно употреблять в детских книгах. В этой связи он отмечал, что стихотворение А.С.

Пушкина «Зима… Крестьянин, торжествуя…» по форме не отвечает требованиям детского разума. Кроме того, согласно педагогу, первой глагольной формой, которую усваивают дети, является глагол с окончанием единственного числа39.

При чтении «Азбуки» и «Русских книг для чтения» обращает на себя внимание то, что в рассказах и баснях, действие которых маркировано прошедшим временем, в большом количестве представлены глаголы настоящего времени. Например, в басне «Волк в пыли»: «Волк хотел поймать из стада овцу… Овчарная собака увидела его и говорит: «Напрасно ты, волк, в пыли ходишь, глаза заболят» (22, 206-207).

В некрасовских стихотворениях для детей такая тенденция также нашла отражение:

Пчелка осталась водой окруженная, Видит и лес, и луга вдалеке… (3, 99) Форма настоящего времени в данном случае имеет значение «прошедшего актуального» и служит для создания эффекта присутствия «здесь и сейчас». Такой эффект, согласно большинству теоретиков второй половины века, может определять наглядность подаваемого материала, что, в свою очередь, привлечет внимание детской аудитории.

В четвертом разделе главы проанализирован синтаксис детских произведений Л.Н. Толстого и Н.А. Некрасова. Приведены суждения Ф.Г.

Толля, К.Д. Ушинского, Л.Н. Толстого о том, какие элементы предложений следует опускать в детских текстах.

Толстой полагал, что детская мысль отличается максимальной простотой.

Так юная Наташа Ростова в начале «Войны и мира» обращается к «взрослому»:

Мне нужно сказать вам одну вещь.

А меня хотите поцеловать?

Вы влюблены в меня? (9, 53-54) Взрослая Наташа говорит совсем иначе: «Я согласилась, что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим… Я сказала это тогда так только Семенов Д.Д. Опыт дидактического руководства к преподаванию русского языка 9-11-летним детям в школе и дома по книге «Дар слова» и картинам «Времена года». Спб., 1868. С. 37-39.

потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе» (12, 174).

Подобные примеры говорят о том, что Толстой сознательно упрощал синтаксис в «Азбуке» и «Русских книгах для чтения». В текстах не встречается какихлибо сложных цепочек конструкций. Придаточные предложения наличествуют, но представляют собой простые предикации, состоящие в основном из двух элементов. Кроме того, Толстой избегает употребления вводных конструкций, или, по выражению самого писателя, «закрученных периодов», где границы предложения непонятны.

В стихотворениях Н.А.

Некрасова - хотя чаще всего конструкции предикаций и состоят из двух элементов - «закрученные периоды» все же наличествуют:

Ездит старик, продает понемногу,

Рады ему, да и он-то того:

Выпито вечно и сыт, слава богу… (3, 95) Что касается вводных предложений, то и их можно обнаружить в некрасовских текстах, но зачастую поэт заключает подобные конструкции в скобки, тем самым словно подчеркивая второстепенность содержащейся в них информации.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что синтаксис в некрасовских текстах характеризуется более разнообразным набором комбинаций, чем в текстах Толстого.

В заключении делается вывод о том, что Л.Н. Толстой, открыто вступая в дискуссии, занимаясь теоретической проработкой того или иного педагогического вопроса, тщательно и скрупулезно продумывал все детали своих «детских» произведений. Тексты «Азбуки» и «Русских книг для чтения»

писатель выстраивал строго с точки зрения понимания им детской психики и психологии. Поэтика произведений Л.Н. Толстого меняется по сравнению с поэтикой его рассказов и повестей прежних десятилетий кардинально.

Наличие характерных элементов в «детских» текстах Н.А. Некрасова показывает, что автор, прибегая к ним, либо руководствовался чисто идеологическими воззрениями революционных демократов, либо вовсе не был озабочен теми аспектами, которые, по мнению литераторов и педагогов 1860х годов, должны были быть отражены в произведениях, предназначенных детям.

Многие элементы стихотворений из «детского» цикла Н.А. Некрасова вовсе не отличаются от элементов его «взрослой» литературы, хотя интуитивно поэт понимал большинство особенностей психического строя ребенка, что доказывают приведенные в исследовании примеры.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Л.Н. Толстой и Н.А. Некрасов для детей // Психология и психотехника.

Научно-практический журнал РАН. 2011. №8 (35). С. 103-108.

2. Проблема дистанции «писатель-ребенок» в педагогических полемиках 60-70-х гг. XIX века: Антонович, Ушинский, Толстой // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология», 2011.

№ 5. С. 148-150.

образования Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Москва – 2015 Диссертация выполнена в государственном казенном военном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Военный университет» Министерства обороны Российской Федерации доктор педагогических наук,...»

«КУДРЯВЦЕВА Наталья Борисовна РАЗВИТИЕ УМЕНИЙ ДЕЛОВОЙ КОММУНИКАЦИИ У СТУДЕНТОВ ВУЗОВ 13.00.08 – теория и методика профессионального образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Екатеринбург Работа выполнена в ГОУ ВПО «Челябинский государственный педагогический университет» Научный руководитель доктор педагогических наук, профессор Никитина Елена Юрьевна Официальные оппоненты: доктор педагогических наук, профессор Бенин Владислав...»

«ГОРДЕЕВ АЛЕКСАНДР ВАЛЕРЬЕВИЧ МЕТОДИКА НЕПРЕРЫВНОЙ ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКИ СТУДЕНТОВ – БУДУЩИХ ДОКУМЕНТОВЕДОВ НА ГУМАНИТАРНЫХ ФАКУЛЬТЕТАХ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ВУЗА 13.00.02 – теория и методика обучения и воспитания (информатика) АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Москва – 2015 Работа выполнена на кафедре информатики и информационных технологий Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего...»

«ДНЕПРОВ Сергей Антонович ГЕНЕЗИС НАУЧНОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ 13.00.01 - общая педагогика АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора педагогических наук Екатеринбург - 2000 Работа выполнена на кафедре возрастной педагогики и педагогических технологий Уральского государственного педагогического университета Научный консультант: заслуженный деятель науки России, доктор педагогических наук, профессор А. С. БЕЛКИН Официальные оппоненты: заслуженный деятель...»

«Паломарес Эдсон Маркос де Годой ИНДИВИДУАЛИЗАЦИЯ ТРЕНИРОВОЧНОГО ПРОЦЕССА ИГРОКОВ ЗАЩИТЫ 14-15 ЛЕТ НА ОСНОВЕ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО КОНТРОЛЯ (НА ПРИМЕРЕ ФУТБОЛЬНЫХ КОМАНД БРАЗИЛИИ) 13.00.04 Теория и методика физического воспитания, спортивной тренировки, оздоровительной и адаптивной физической культуры АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Москва – 2015 Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении...»

« задач Специальность 13.00.08 – Теория и методика профессионального образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Санкт-Петербург – 2015 Работа выполнена на кафедре теории и методики непрерывного профессионального образования факультета (подготовки кадров высшей квалификации...»

«Сергиенко Ирина Николаевна Становление профессиональной компетентности будущих педагогов-музыкантов в условиях вариативного использования форм обучения 13.00.08 – теория и методика профессионального образования Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Саратов – 2015 Работа выполнена в ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского» Научный руководитель: доктор педагогических наук, профессор Рахимбаева Инга...»

«ЖУРАВЛЕВА Людмила Витальевна РАЗВИТИЕ ГУМАНИТАРНОГО ПОТЕНЦИАЛА ПЕДАГОГА В ДОПОЛНИТЕЛЬНОМ ИНОЯЗЫЧНОМ ОБРАЗОВАНИИ Специальность 13.00.08 – теория и методика профессионального образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора педагогических наук Москва 2011 Работа выполнена на кафедре педагогики государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Курский государственный университет» Научный консультант: заслуженный деятель...»

«Смирнова Татьяна Юрьевна РАЗВИТИЕ СОДЕРЖАНИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В XX – НАЧАЛЕ XXI ВЕКА (НА МАТЕРИАЛЕ ПОДГОТОВКИ УЧИТЕЛЯ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА) 13.00.01 – общая педагогика, история педагогики и образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Калининград – 2015 Работа выполнена на кафедре педагогики Института педагогики и психологии Федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего...»

«Засыпкин Владислав Павлович МОДЕРНИЗАЦИЯ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ Специальность 22.00.04 – Социальная структура, социальные институты и процессы АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук Екатеринбург, 2010 Диссертация выполнена на кафедре социологии НОУ ВПО «Гуманитарный университет г. Екатеринбурга» и кафедре социальногуманитарных дисциплин ГОУ ВПО ХМАО-Югры «Сургутский государственный педагогический...»

«КРАСИКОВА Екатерина Николаевна КЕИС-МЕТОД В СТРУКТУРЕ И СОДЕРЖАНИИ МЕТОДИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ ЛИШТЗИСТА-ПРЕПОДАВАТЕЛЯ 13.00.02 Теория и методика обучения и воспитания (иностранные языки, уровень профессионального образования) АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Ставрополь 2009 ск I/ Работа выполнена на кафедре английского языка (у О WГОУ ВПО Ставропольского государственного университета Научный руководитель: доктор педагогических...»

«Десятирикова Людмила Анатольевна ФОРМИРОВАНИЕ ГОТОВНОСТИ БУДУЩИХ БАКАЛАВРОВ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ КОМПЬЮТЕРНЫХ СРЕДСТВ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (на примере подготовки к обучению математике) 13.00.08 – Теория и методика профессионального образования Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Тольятти – 2015 Работа выполнена на кафедре математики и методики обучения математике ФГБОУ ВПО «Благовещенский...»

«ПЛЕШАКОВА Анастасия Юрьевна СОЦИАЛЬНО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИИ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ (на примере деятельности консорциумов вузов ЕС и РФ по программе «Эразмус Мундус») 13.00.01 общая педагогика, история педагогики и образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Екатеринбург – 2015 Работа выполнена на кафедре акмеологии общего и профессионального образования ФГАОУ ВПО «Российский государственный...»

«КРАКОВСКАЯ Ольга Сергеевна ФОРМИРОВАНИЕ ОРГАНИЗАЦИОННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ БАКАЛАВРОВ ЛИНГВИСТИКИ 13.00.08 – теория и методика профессионального образования Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Калининград Работа выполнена в Федеральном государственном автономном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта» доктор педагогических наук, доцент,...»

«Юсупова Римма Магомедовна Формирование аутопедагогической компетентности бакалавра педагогического образования в инновационной среде вуза (на материале иностранного языка) Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Специальность 13.00.08 теория и методика профессионального образования Москва 201 Работа выполнена на кафедре теории и методики профессионального образования ГОУ ВПО «Московский государственный гуманитарный университет им....»

«Исмаилов Эльхан Эюб оглы СРАВНИТЕЛЬНО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ С И С Т Е М СРЕДНЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ШВЕЦИИ И РОССИИ 13.00.08. т е о р и я и методика профессионального образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора педагогических наук Калининград 200 Работа выполнена в Балтийской государственной академии рыбопромыслового флота Н а у ч н ы й консультант: доктор педагогических наук, профессор, Заслуженный работник высшей школы РФ Бока рева...»

«ГОЛЕНКОВА ОЛЬГА ВАЛЕРЬЕВНА ФОРМИРОВАНИЕ В ВУЗЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ГОТОВНОСТИ БАКАЛАВРА ПО НАПРАВЛЕНИЮ ПОДГОТОВКИ «СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА» К СОПРОВОЖДЕНИЮ ДЕТЕЙ, ОСТАВШИХСЯ БЕЗ ПОПЕЧЕНИЯ РОДИТЕЛЕЙ 13.00.08 Теория и методика профессионального образования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учной степени кандидата педагогических наук Москва-2015 Работа выполнена в ФГБОУ ВПО «Российский государственный социальный университет». доктор педагогических наук, профессор Научный руководитель:...»

«УДК: 377.016:50 Ибрагимова Мария Владимировна МЕТОДИКА РЕАЛИЗАЦИИ ИНТЕРАКТИВНОГО ОБУЧЕНИЯ КАК СРЕДСТВО ДОСТИЖЕНИЯ МЕТАПРЕДМЕТНЫХ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ ПРИ ИЗУЧЕНИИ КУРСА «ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ» Специальность: 13.00.02 – теория и методика обучения и воспитания (естествознание, уровень профессионального образования) АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Санкт – Петербург Работа выполнена на кафедре естественнонаучного образования...»

«Руденко Валентина Анатольевна ТЕХНОЛОГИЯ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО АНКЕТИРОВАНИЯ В СИСТЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ ПРОФЕССИОНАЛИЗМА УЧИТЕЛЕЙ АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук 13.00.01 - Общая педагогика Таганрог2000 Работа выполнена на кафедре общей педагогики Таганрогского государственного педагогического института Научный руководитель: доктор педагогических наук, профессор Е.А. Михайлычев Официальные оппоненты: доктор педагогических наук, профессор...»

2016 www.сайт - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, диссертации, конференции»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.

Можно ли все это принять за отказ от обличения и отрицания? Нет, цензура недаром неохотно пропускала "Сашу" в печать.

По вопросу о "злобе" и "примирении", о любви и ненависти в поэзии Некрасова высказал свое мнение и Л. Н. Толстой. В письме к Некрасову из Ясной Поляны от 2 июля 1856 года он прямо заявил, что не одобряет всеобщего увлечения "отрицательным" направлением Некрасова, но зато ценит его последние стихи, то есть, по всей вероятности, "Сашу", "...человек желчный, злой, - утверждал Толстой, - не в нормальном положении... Поэтому ваши стихи мне нравятся, в них грусть, то есть любовь, а не злоба, то есть ненависть. А злобы в путном человеке никогда нет, и в вас меньше, чем в ком другом. Напустить на себя можно, можно притвориться картавым, и взять даже эту привычку. Когда это нравится так. А злоба ужасно у нас нравится".

Некрасов решительно не принял предположение, будто желчь и злость в его стихах напускные, нечто вроде угождения модному поветрию. Он подробно разъяснил это в ответном письме Толстому, пытаясь развеять благодушное "яснополянское" настроение писателя, к тому же находившегося в это время под прямым влиянием Дружинина и его представлений о том, что в литературе должны выражаться только "добрые" и радостные чувства.

"Вам теперь хорошо в деревне, - писал Некрасов, - и Вы не понимаете, зачем злиться; Вы говорите, что отношения к действительности должны быть здоровые, но забываете, что здоровые отношения могут быть только к здоровой действительности. Гнусно притворяться злым, но я стал бы на колени перед человеком, который лопнул бы от искренней злости - у нас ли мало к ней поводов? И когда мы начнем больше злиться, тогда будем лучше, - то есть больше будем любить - любить не себя, а свою родину" (22 июля 1856 года).

Эти слова полны высокого патриотизма. И не так уж существенно, за что именно похвалил Толстой Некрасова - за "Сашу" или за другие стихи, прочитанные им в первых книжках "Современника" 1856 года. Важно, что Некрасов, ни слова не говоря о стихах, отклонил похвалы за "незлобивость", не согласился с рассуждениями о вреде "ненависти" и постарался убедить Толстого в своей правоте.

Он слишком высоко ценил автора "Севастопольских рассказов" и потому через месяц снова писал ему о своем понимании задач литературы и роли писателя в России. Эта роль не может сводиться к проповеди одной только "всеобщей любви", как казалось тогда Толстому. Некрасов горячо внушал ему свои взгляды, потому что прозорливо угадывал в нем "великую надежду русской литературы". Для литературы, писал он Толстому, "Вы уже много сделали и... еще более сделаете, когда поймете, что в нашем отечестве роль писателя - есть прежде всего роль учителя и, по возможности, заступника за безгласных и приниженных" (22 августа 1856 года).

В письме к Толстому Некрасов высказал свои выношенные и выстраданные убеждения. Он сам ощущал себя заступником "за безгласных и приниженных", в этом видел призвание литератора. Он помнил уроки Белинского, образ которого всегда стоял перед его глазами. Еще за год до письма Толстому Некрасов напечатал в "Современнике" стихотворение "Русскому писателю", где выразил те же мысли.

В разных произведениях этих лет Некрасов настойчиво возвращался к теме, которую считал особенно важной - о роли литературы в воспитании общества, в пробуждении народного сознания, в решении насущных общественных вопросов. Потому-то, осуществляя на практике свое представление о гражданской миссии писателя, он сумел коснуться едва ли не всех сторон тогдашней жизни, бестрепетной рукой вскрывая ее язвы. Вряд ли можно назвать другого русского писателя середины века, который делал бы это с такой широтой взгляда и художественной смелостью.

Множество стихов написано им в 1853-1855 годах, в последние годы николаевской реакции (разумеется, далеко не все эти стихи можно было тогда же напечатать). Деревенские впечатления этих лет, может быть, те самые, что легли в основу "Тонкого человека", породили безотрадные картины крестьянской жизни в таких стихах, как "Отрывки из путевых записок графа Гаранского", "В деревне" (плач одинокой старухи, потерявшей сына-кормильца), "Забытая деревня", "Несжатая полоса" с ее щемящим настроением - "грустную думу наводит она".

Впрочем, "Несжатая полоса" не просто сельская картина и рассказ о больном пахаре. Стихотворение это, несомненно, имеет аллегорический характер.

Написано оно в те дни, когда поэта посещали сомнения в своих силах, в своих стихах ("Но не льщусь, чтоб в памяти народной уцелело что-нибудь из них..."), когда его преследовали мысли о тяжелой болезни (это нашло отражение в трех "Последних элегиях", относящихся к 1853-1855 годам, и во многих других стихах). В "Несжатой полосе" на вопросы "колосьев" -

Ветер несет им печальный ответ: -
Вашему пахарю моченьки нет.

Знал, для чего и пахал он и сеял,
Да не по силам работу затеял.

Плохо бедняге - не ест и не пьет,
Червь ему сердце больное сосет...

"Да не по силам работу затеял"! Ведь эта мысль повторяется и в тех некрасовских стихах, где речь идет заведомо о себе. Например, в "Последних элегиях": "Я, как путник безрассудный, ...Не соразмерив сил с дорогой трудной..."

Другие же некрасовские стихи о деревне лишены субъективной окраски, характерной для "Несжатой полосы". Острым сарказмом проникнута сатира, облаченная в форму "путевых записок" некоего графа Гаранского. Примечательна сама фигура этого аристократа-космополита, путешествующего по русской земле, вовсе ему незнакомой. Эта социальная черта - оторванность от родины, характерная для части либерального барства, постоянно привлекала внимание Некрасова. Вспомним, как еще в "Тонком человеке" Тростников горячо упрекал Грачова:

"- Что ты знаешь о своем имении? ...Ты больше знаешь о Париже, чем о своем Грачове".

Примерно тогда же из чужих краев явился в родные места Лев Алексеич Агарин, герой "Саши". "Звал он себя перелетною птицей; "Был, - говорит, - я теперь за границей..." Поэт не забывает отметить, что во время прогулок с Сашей он "над природой подтрунивал нашей".

И вот граф Гаранский. Примерно тогда же он посетил забытое отечество и начал знакомиться с ним из окна своей кареты. В отличие от других "русских иностранцев" он остался доволен "громадностью" здешней природы, ее просторами; что же касается человеческих отношений, то тут он оказался очень далек от всякой реальности. Этим и воспользовался Некрасов: глазами графа он решил показать рабский труд угнетенных крестьян, поскольку знатному путешественнику он казался всего лишь излишним трудолюбием:

Я видеть их привык

В работах полевых чуть не по суткам целым.
Не только мужики здесь преданы труду,
Но даже дети их, беременные бабы -
Все терпят общую, по их словам, "страду",
И грустно видеть, как иные бледны, слабы!
...Но должно б вразумлять корыстных мужиков,
Что изнурительно излишество в работе.

И дальше граф Гаранский делает совершенно невероятное предположение, ему кажется, будто те фигуры в немецкой одежде, что бродят с нагайками в руках между работающими в поле, поставлены для того, чтобы удерживать мужиков от вредного для их здоровья усердия к труду...

Правда, у самого графа тоже имеется немец-управитель; но, проезжая через собственные владения и почти не задержавшись в своей явно "забытой деревне", граф из окна той же кареты успел заметить, что управитель выглядел между мужиков как "отец и покровитель". "Чего же им еще?!" - восклицает граф.

Но даже эта едва прикрытая ирония не так испугала цензуру, как те рассказы крестьян, что со всех сторон слышит Гаранский, - про помещиков-лиходеев и управителей-грабителей, про дикие нравы крепостников-феодалов. Не случайно, конечно, стихотворение при жизни Некрасова ни разу не было напечатано полностью, а рассказ ямщика о расправе крестьян с помещиком ("Да сделали из барина-то тесто") увидел свет только в советское время.

В журнале Некрасов и не пытался напечатать своего "Гаранского". А разрешив эти стихи уже во время ослабления цензурного террора (для сборника 1856 года), чиновники сильно их искалечили, но все-таки не запретили вовсе. Видимо, сыграла свою роль хитроумная концовка стихотворения: в заключительных словах Гаранский как бы от лица "хороших" помещиков открыто обличает помещиков грубых и жестоких (с оговоркой: если они есть), считая, что они бросают тень на все сословие, и даже призывает на помощь сатиру:

А если точно есть

Любители кнута, поборники тиранства,
Которые, забыв гуманность, долг и честь,
Пятнают родину и русское дворянство -
Чего же медлишь ты, сатиры грозной бич?..

Конечно, Гаранский говорит это от лица либеральных бар, над которыми смеется Некрасов. И призывы его к сатире - это одна видимость, пустые слова, ибо сатира, которой требует Гаранский, не идет дальше обличения "дурных" помещиков.

Язвительная ирония некрасовских строк, видимо, не дошла до цензоров, принявших стихи всерьез; кто-то из них даже отметил, что автор стихотворения "имел благую цель при сочинении этих отрывков", хотя и не достиг этой цели.

Крестьянскую тему этого времени в лирике Некрасова увенчивает "Забытая деревня". Самая ситуация, изображенная в ней, характерна для предреформенной поры, когда помещики, живущие в столицах или гулявшие за границей, забывали начисто о своих наследственных владениях, перекладывали все хозяйственные и прочие заботы на плечи управляющих (часто немецкого происхождения) и с этого времени интересовались только регулярностью получения доходов.

И деревня порой годами ждала неведомого барина (его смутно помнили разве только глубокие старики), надеясь, что он-то уж, наверное, решит все больные вопросы, уладит все споры и конфликты: "Вот приедет барин..."

Еще в "Тонком человеке" мы встретили "забытую деревню" Грачово, куда почти случайно, впервые в жизни заехал ее владелец. Затем видели графа Гаранского, прочно забывшего свою деревню и буквально промелькнувшего перед мужиками. Все эти зарисовки приняли характер глубокого обобщения в стихотворении "Забытая деревня", написанном 2 октября 1855 года. В нем всего тридцать строк, но они отличаются удивительной емкостью. Перед нами три эпизода, три сцены, и в каждой свои действующие лица, своя жизненная ситуация. В них запечатлены те случаи деревенской жизни, когда, по убеждению крестьян, никто, кроме барина, помочь не может. "Вот приедет барин!" - повторяют хором...

Но идут годы, а "барина все нету...". Уже все переменилось в деревне, кто постарел, кто умер, кто угодил в солдаты, - "барин все не едет!".

Наконец однажды середи дороги
Шестернею цугом показались дроги:
На дрогах высоких гроб стоит дубовый,
А в гробу-то барин, а за гробом - новый.
Старого отпели, новый слезы вытер,
Сел в свою карету - и уехал в Питер.

Рассказ поэта об этой простой, казалось бы, истории имел большой общественный резонанс. Цензор, разрешивший к печати "Забытую деревню", был отстранен от должности. Стихотворение, считавшееся запретным, ходило по рукам в списках, хранение и распространение их преследовалось. Оказывается, многие современники восприняли эти стихи как памфлет на тогдашнюю Россию, как аллегорическое изображение смены двух царей: место недавно умершего Николая I занял Александр II, но ничего не изменилось в забытой богом стране; и старый и новый правители одинаково равнодушны к нуждам народа.

Возможность такого толкования некрасовских стихов, хотя и с опозданием, заметили и власти. После появления их в печати (1856) один из цензурных чиновников сообщал об этом, впрочем, довольно осторожно, в рапорте министру просвещения: "Видимая цель этого стихотворения - показать публике, что помещики наши не вникают вовсе в нужды крестьян своих, даже не знают оных, и вообще не пекутся о благосостоянии крестьян. Некоторые же из читателей под словами "забытая деревня" понимают совсем другое. ...Они видят здесь то, чего вовсе, кажется, нет, - какой-то тайный намек на Россию..."

Неизвестно, действительно ли поэт имел в виду такой "намек на Россию". Но вполне возможно, что имел, ибо не раз прибегая к созданию аллегорических стихотворений. Если же рассматривать "Забытую деревню" более узко, в тех пределах, какие намечены ее сюжетом, то и тогда политическая острота стихотворения остается несомненной. Мысль о том, что крестьянам нечего надеяться на доброго барина, что барин не заступник и для веры в него нет почвы, конечно, была весьма острой и актуальной.

Любопытно, что враждебные Некрасову "Отечественные записки" Краевского, где критический отдел вел либеральный литератор С. С. Дудышкин, попытались нейтрализовать общественный пафос и актуальность "Забытой деревни". В большой статье о Некрасове (1861) Дудышкин пытался доказать, что его стихи, казалось бы, навеянные русской жизнью, на самом деле созданы под влиянием иностранной поэзии. Что имелось в виду?

Среди произведений английского поэта Крабба, о котором тогда писал в "Современнике" Дружинин, была поэма "Приходские списки"; в одной из ее глав описывались похороны знатной дамы в ее запущенном замке, где при жизни она не бывала. Подстрочный перевод этого отрывка Дружинин включил в свою статью, и Некрасов его, конечно, знал. Однако ни по конкретному содержанию, ни тем более по социальной остроте его "Забытая деревня" не имела ничего общего с английской поэмой. И, несмотря на это, версия Дудышкина, подкреплявшая его утверждение, будто Некрасов не знает русской жизни и потому обращается к иностранным источникам, оказалась долговечной и дожила до наших дней. Но недавно была доказана ее полная несостоятельность и установлено, что статья "Отечественных записок" - один из документов той борьбы, которая развертывалась вокруг творчества Некрасова {См.: Ю. Д. Левин, Некрасов и английский поэт Крабб, "Некрасовский сборник", II. М.-Л., 1956.}.

Ник. Смирнов-Сокольский

Ник. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах. Издание пятое

М., "Книга", 1983

Н. В. Гоголь. "Ганц Кюхельгартен"

Н. А. Некрасов. "Мечты и звуки"

И. И. Лажечников. "Первые опыты в прозе и стихах"

И. С. Тургенев "Параша" и "Разговор"

А. А. Фет. "Лирический Пантеон"

А. К. Толстой. "Упырь"

Этот рассказ приходится начинать с книги, которой у меня нет и которой мне, пожалуй, уже не достать. Один раз (в начале тридцатых годов) она поманила возможностью прийти ко мне на полки, ни обстоятельства сложились так, что я должен был ее уступить. Книга ушла в государственное хранилище. Это была редчайшая их редких русских книг - первая прижизненная книга молодого Николая Васильевича Гоголя - "Ганц Кюхельгартен" 1 .

Написанная стихами, эта "Идиллия в картинах" была выпущена Гоголем под псевдонимам "В. Алов" в 1829 году. Гоголю было в это время всего 20 лет.

Книга поступила в магазины в конце июня 1829 года и оставалась в продаже около месяца, не вызвав решительно никакого спроса.

Зато появилась резко отрицательная рецензия Н. Полевого в "Московском телеграфе" и такая же в "Северной пчеле", гласившая, что "свет ничего бы не потерял, когда бы сия первая попытка юного таланта залежалась под спудом". На молодого Гоголя рецензии эти подействовали угнетающе, и он, по свидетельству П. А. Кулиша, "тотчас же, в сопровождении верного своего слуги Якима, отправился по книжным магазинам, собрал экземпляры, нашел в гостинице нумер и сжег все до одного" 2 .

Уцелело, по подсчетам библиографов, три или четыре экземпляра книги, представляющие собой величайшую библиографическую редкость. Я не слышал, чтобы "Ганц Кюхельгартен" имелся сейчас в каком-либо частном собрании.

Гоголь до конца жизни сумел сохранить в тайне, что "В. Алов" - это его псевдоним. При жизни автора книжка не переиздавалась, и первое указание на принадлежность ее перу Гоголя последовало лишь в 1852 году. Документальное подтверждение этому было найдено и того позже. Только в 1909 году нашли и опубликовали в "Русском архиве" письмо Гоголя к цензору К. Сербиновичу с просьбой ускорить прохождение его "Ганца Кюхельгартена" через цензуру. Вопрос об авторстве Гоголя стал уже бесспорным.

До этого тайна была известна только самому Гоголю и его верному Якиму. Догадывался об этой гоголевской тайне друг и соученик его по Нежинской гимназии Н. Я. Прокопович, но он молчал до 18,52 года. В этом году гениальный русский сатирик, начавший свою деятельность сожжением "Ганца Кюхельгартена" и кончивший ее сожжением рукописи второго тома "Мертвых душ", ушел в вечность.

Один из весьма немногих уцелевших экземпляров сожженной автором книги "Ганц Кюхельгартен" мне лишь единожды удалось подержать в руках. Только подержать...

Аналогичной оказалась судьба и первой книги Н. А. Некрасова. Отправленный отцом в Петербург устраиваться на военную службу в 1838 году, молодой Некрасов вопреки воле родителя устроился в университет. Разъяренный отец круто разорвал с сыном, и юноша оказался в Петербурге предоставленным самому себе. Нужда была беспросветная.

О начале жизни в Петербурге и о появлении в 1840 году своей первой книги "Мечты и звуки" уже много позже сам поэт рассказывал так:

"Я готовился в университет, голодал, подготовлял в военно-учебные заведения девять мальчиков по всем русским предметам. Это место доставил мне Григорий Францевич Бенецкий, он тогда был наставник и наблюдатель в Пажеском корпусе и чем-то в Дворянском полку. Это был отличный человек. Однажды он мне сказал: "Напечатайте ваши стихи, я вам продам по билетам рублей на 500". Я стал печатать книгу "Мечты и звуки". Тут меня взяло раздумье, я хотел ее изорвать, но Бенецкий уже продал до сотни билетов кадетам и деньги я прожил. Как тут быть!... В раздумье я пошел со своей книгой к В. А. Жуковскому. Принял меня седенький, согнутый старичок, взял книгу и велел прийти через несколько дней. Я пришел, он какую-то мою пьесу похвалил, но сказал:

Вы потом пожалеете, если выдадите эту книгу.

Но я не могу не выдать (и объяснил почему). Жуковский дал мне совет: снимите с книги ваше имя. "Мечты и звуки" вышли под двумя буквами "Н. Н."". Меня обругали в какой-то газете, я написал ответ, это был единственный случай в моей жизни, что я заступился за себя и свое произведение. Ответ был глупый, глупее самой книги.

Все это происходило в 40-м году. Белинский тоже обругал мою книгу" 3 .

Именно отзыв Белинского, чрезвычайно резко отозвавшегося о "Мечтах и звуках", особенно подействовал на Некрасова. Мог ли думать тогда Белинский, что неведомый ему "Н. Н." через несколько лет станет его другом, соратником и редактором "Современника"?

Впрочем, отзыв Белинского о "Мечтах и звуках" не был несправедливым. Первые опыты молодого Некрасова даже и отдаленно не напоминали того, что потом вышло из-под его пера. В "Мечтах и звуках" были напечатаны стихи явно подражательного характера с разными "страшными" названиями вроде "Злой дух", "Ангел смерти" и прочее 4 .

В другом своем автобиографическом наброске, сделанном для редактора "Русской старины" М. И. Семевского, Некрасов рассказывает дальнейшую судьбу первой своей книги:

"Роздал книгу на комиссию; прихожу в магазин через неделю - ни одного экземпляра не продано, через другую - тоже, через два месяца - тоже. В огорчении отобрал все экземпляры и большую часть уничтожил. Отказался писать лирические и вообще нежные произведения в стихах" 5 .

Из этого мы видим, что первая книга Некрасова играла немалую роль в формировании будущего творчества поэта-демократа. Как он сам писал, "это был лучший урок".

В дальнейшем Некрасов не включал из книги "Мечты и звуки" ни одного стихотворения в собрания своих сочинений. Тем не менее историко-литературное значение его первой юношеской книги - большое. Она - важный этап в биографии "певца народного горя".

Нет ничего удивительного, что книжка эта давно уже считается редкостью. От уничтожения уцелело, конечно, несколько более экземпляров, чем "Ганца Кюхельгартена" Гоголя, но все равно день, когда мне в Ярославле удалось найти чудесный, в обложках, томик этих стихов, я считал праздничным днем.

Есть у меня еще одна книга, судьба которой одинакова с судьбой гоголевского "Ганца Кюхельгартена" и книги Некрасова "Мечты и звуки". Появилась она в свет в 1817 году в Москве и носит название "Первые опыты в прозе и стихах". Автор этого сочинения не скрывал своего имени, и на выходном листе значится: "И. Лажечников" 6 .

Имя Ивана Ивановича Лажечникова в русской литературе всегда ставится рядом с именем М. Н. Загоскина, которому принадлежит слава первого русского исторического романиста.

Разумеется, романы Загоскина "Юрий Милославский", "Рославлев", "Аскольдова могила" значительнее лажечниковских "Последнего Новика" или "Ледяного дома", но тем не менее произведениям И. И. Лажечникова принадлежит видное место в зарождении и развитии русского исторического романа.

Белинский в "Литературных мечтаниях" написал о "Последнем Новике", что это произведение необыкновенное, ознаменованное печатью высокого таланта".

Писать и печататься Лажечников начал чрезвычайно рано, чуть ли не в пятнадцатилетнем возрасте. Еще будучи офицером, он собрал разбросанные по разным журналам свои незрелые произведения и выпустил их отдельной книжкой, о которой здесь идет речь.

В эти годы он подражал Карамзину или, как он сам пишет в своей автобиографии, был, "к сожалению, увлечен сентиментальным направлением тогдашней литературы, которой заманчивые образцы видны в "Бедной Лизе" и "Наталье, боярской дочери"".

Напечатанные в разных журналах подобные его работы, очевидно, не производили отрицательного впечатления, но, будучи собраны в одну книжку, потрясли своим несовершенством самого автора, который, по собственным же его словам, "увидев их в печати и устыдясь их, вскоре поспешил истребить все экземпляры этого издания" 7 .

Так погибли от руки самого Лажечникова его "Первые опыты в прозе и стихах".

Оставшиеся, очевидно в самом незначительном количестве, экземпляры этой книги стали чрезвычайно большой редкостью. Редкость их усугубляется тем обстоятельством, что книги эти в продажу вообще не поступали. Автор их уничтожил дома, едва получив из типографии.

Мы с вами рассмотрели три книги писателей, которые, не удовлетворившись своими первыми опытами, сами безжалостно предали их уничтожению.

Я не занимался специально этим вопросом, но думаю, что список таких книг можно было бы продолжить.

Однако в моей библиотеке таких книг более нет и, следовательно, говорить мне о них трудно.

Но существуют книги, являющиеся преимущественно тоже первыми отдельными публикациями сочинений писателей, которые, если не уничтожали их, то не любили, не способствовали их сохранению, а порой и просто отказывались от них, скрывая свое авторство.

Таких именно книг в моем собрании несколько.

Вот, например, две скромные брошюрки, на обложках которых напечатано всего по одному слову: "Параша" - на первой и "Разговор" - на второй.

На заглавном листе сведений несколько больше. Мы узнаем, что "Параша" - это "рассказ в стихах", сочинения "Т. Л.", напечатанный в Петербурге в типографии Э. Праца в 1843 году.

На заглавном листе второй брошюры сведений еще больше. Мы узнаем, что "Разговор" - это стихотворение, написанное Ив. Тургеневым" ("Т. Л."). Напечатана брошюра также в Санкт-Петербурге уже в 1845 году 8 .

Разумеется, не новость, что обе эти брошюры принадлежат перу Ивана Сергеевича Тургенева. Инициалы "Т. Л." обозначали: "Тургенев-Лутовинов". Свою литературную деятельность Иван Сергеевич начал как стихотворец. Помимо нескольких стихотворений и поэм, напечатанных в журналах и сборниках, "Параша" и "Разговор" были выпущены им отдельными брошюрами, которые сейчас и служат предметом нашего внимания.

Написаны оба эти произведения чудесно. Белинский приветствовал "Парашу" большой статьей, в которой говорил, что он видит поэму - "не только написанную прекрасными поэтическими стихами, но и проникнутую глубокою идеею, полнотою внутреннего содержания, отличающуюся юмором и ирониею" 9 . Не менее благожелательно отозвался Белинский и о "Разговоре".

И однако, Тургенев не только не включал эти свои стихотворные дебюты в последующие собрания сочинений, но в письмах к друзьям говорил: "Я чувствую положительную, чуть ли не физическую антипатию к моим стихотворениям и не только не имею ни одного экземпляра моих поэм, но дорого бы дал, чтобы их вообще не существовало на свете" 10 .

Так отнесся к первым своим книжкам сам автор. Не поддержанные последующими переизданиями и напоминаниями о них, обе эти брошюры Тургенева быстро исчезли с книжного рынка. Имя писателя в те годы еще не гремело, поэтому и собирателей, стремившихся сохранить эти невзрачные на вид брошюрки у себя на полках, было немного. "Параша" и "Разговор" сделались весьма редкими книгами. Едва-едва мне удалось найти их.

Такой же редчайшей книгой сделался первый юношеский сборник стихов Афанасия Афанасьевича Фета (Шеншина), занимающего немалое место в истории русской поэзии. В известном письме к Н. А. Некрасову Н. Г. Чернышевский писал о нем, что Фет "однако же, хороший поэт" 11 .

Писать стихи Фет начал очень рано, и первая его книжка под названием "Лирический Пантеон" вышла в 1840 году в Москве к двадцатилетию со дня рождения автора. Имя Фета на ней было скрыто под инициалами "А. Ф." 12 .

Сам Фет так рассказывает об этой книге: "Мало ли о чем мечтают 19-летние мальчики! Между прочим, я был уверен, что имей я возможность напечатать первый свой стихотворный сборник, который обозвал "Лирическим Пантеоном", то немедля приобрету громкую славу, и деньги, затраченные на издание, тотчас же вернутся сторицей. Разделяя такое убеждение, Б. (девушка, которую юноша Фет считал своей невестой. - Н. С.-С.) при отъезде моем в Москву вручила мне из скудных сбережений своих 300 рублей ассигнациями на издание, долженствующее по нашему мнению, упрочить нашу независимую будущность".

Далее Фет рассказывает, что он "...тщательно приберег деньги, занятые на издание, и к концу года выхлопотал из довольно неисправной типографии Селивановского свой "Лирический Пантеон", который, продолжает Фет, "...появись в свет, отчасти достиг цели. Доставив мне удовольствие увидать себя в печати, а Барону Брамбеусу поскалить зубы над новичком, сборник этот заслужил одобрительный отзыв "Отечественных записок". Конечно, небольшие деньги, потраченные на это издание, пропали бесследно" 13 .

Разумеется, пропали не только деньги, но исчезло совершенно и само издание, носящее столь громкое название: "Лирический Пантеон". Стихи, напечатанные в этом сборнике были незрелыми, подражательными и никак на предвещавшими того поэтического дара, который пришел к автору позже.

По-видимому, это понимал и сам поэт, так как в следующем своем сборнике стихов, вышедшем через десять лет, в 1850 году, из "Лирического Пантеона" он поместил только четыре стихотворения, а еще позднее - в книге стихов (под редакцией И. С. Тургенева) 1856 года - всего одно.

Сочувственный отзыв "Отечественных записок" не вскружил голову поэту. "Лирический Пантеон" спроса, конечно, не имел никакого и только усердно раздавался автором среди знакомых. А знакомые, очевидно, отнюдь не усердно хранили этот дар у себя на полках. Вот книжка и сделалась редкостью.

Когда-то в Лавке писателей Давид Самойлович Айзенштадт, старый и умный книжник, устроил мне полное собрание первых изданий Фета. Это (с переводами) - более двадцати томов. Собрание было уникальным: все в одинаковых роскошных переплетах, оно принадлежало ранее родственникам Фета - Боткиным, известным дореволюционным чаеторговцам, на дочери одного из которых Фет был женат. На многих томах этого собрания красовались дарственные надписи Фета. Собрание было исчерпывающим по полноте, но "Лирический Пантеон" отсутствовал.

На мой вопрос: неужели же у Боткиных не было "Лирического Пантеона", Давид Самойлович посмотрел ча меня сквозь чудовищной толщины стекла очков и осуждающе ответил:

И не могло быть, дорогой товарищ. Афанасий Афанасьевич Фет в зрелые свои годы немедленно уничтожал эту книгу, как только она попадалась ему на пути...

К сожалению, я не нашел документального подтверждения словам Айзенштадта, но готов верить: он знал великое множество подробностей о книгах.

Позже я все-таки достал себе "Лирический Пантеон". Его уступил мне один яростный поклонник поэзии, презирающий все, что написано не стихами.

Я к таковым поклонникам не принадлежу, но первая книга поэта - всегда есть первая книга, и для собирателей особенно интересна.

Сам Фет так писал о своем "Лирическом Пантеоне", связанном с его первою юношеской любовью: "Ведь этот невероятный и, по умственной безмощности, жалкий эпизод можно понять только при убеждении в главенстве воли над разумом. Сад, доведенный необычно ранней весной до полного расцвета, не станет рассуждать о том, что румянец, проступающий на его белых благоуханных цветах, совершенно несвоевременен, так как через два-три дня все будет убито неумолимым морозом" 14 .

Последней книгой, имеющейся у меня в этом любопытном разделе библиотеки, я считаю "Упырь", сочинение Краснорогского. Напечатана книга в Петербурге в типографии Фишера в 1841 году. Фронтиспис и обложка украшены очаровательной картинкой, резанной на дереве в Париже.

Краснорогский - это Алексей Константинович Толстой, известный русский поэт, назвавшийся так в первой напечатанной им книге по месту своего рождения в Красном Роге.

Было тогда А. К. Толстому двадцать три года, и всякая фантастика на него производила неотразимое впечатление. "Упырь" - это прозаический длинный рассказ, наполненный всякой чертовщиной, довольно забавный по содержанию.

Б. Маркевич, напечатавший в восьмидесятых годах в "Русском вестнике" неизданный юношеский рассказ Толстого "Семья вурдалака", писал, что "в те же молодые годы напечатан был им (А. К. Толстым) по-русски, в малом количестве экземпляров и без имени автора, подобный же из области вампиризма рассказ, под заглавием "Упырь", составляющий ныне величайшую библиографическую редкость" 16 .

Вот, собственно, вся история этой книги. Остается добавить, что сам А. К. Толстой не придавал этой ранней своей книжке ровно никакого значения и не перепечатывал ее до конца жизни. Произведение это лишь в 1900 году вторично увидело свет, перепечатанное Вл. Соловьевым, также отмечавшим редкость первого издания "Упыря".

Однако книжку эту в свое время; не пропустил В. Г. Белинский. Не зная ничего об авторе, он с гениальной прозорливостью не только приветливо ее встретил, но и предсказал, что автор займет видное место в русской литературе. Сквозь юношескую незрелость увидел он "во всем отпечаток руки твердой, литературной" и нашел в авторе "решительное дарование" 17 .

В этой же рецензии Белинский высказывает мысли, которыми смело можно закончить обзор судьбы некоторых ранних книг русских писателей. Белинский пишет, что молодость - "это самое соблазнительное и самое неудобное время для авторства: тут нет конца деятельности, но зато все произведения этой плодовитой эпохи в более зрелый период жизни предаются огню, как очистительная жертва грехов юности".

"Исключение остается только за гениями", - пишет далее Белинский, напоминая, однако, что "...и ранние произведение гениев резкою чертою отделяются от созданий более зрелого возраста..."

Как все это верно! И как хочется еще раз подивиться мужеству и решимости русских писателей, не задумывавшихся предавать огню или забвению свои же собственные книги, если они, по их мнению, оказывались не достойными остаться в памяти.

Здесь даже нельзя сослаться на то, что это делалось только под влиянием неблагожелательной критики. О гоголевском "Ганце Кюхельгартене" помимо разносных статей был и очень сочувственный отзыв О. М. Сомова в "Северных цветах" на 1830 год. Сомов писал, что в "сочинителе виден талант, обеспечивающий в нем будущего поэта". Гоголь, если бы захотел, мог поверить ему, а он не поверил! Дорога стихотворца не стала его дорогой.

Не все не понравилось Жуковскому в "Мечтах и звуках" Некрасова, о книге Лажечникова не было печатных отзывов вовсе, "Парашу" и "Разговор" Тургенева, равно как и "Упырь" Алексея Константиновича Толстого, Белинский, наоборот, похвалил. Появилась, кроме отрицательной, и сочувственная статья о "Лирическом Пантеоне" Фета.

Ясно, что не только в отзывах дело! Вопрос заключается в личном понимании писателями качества своего труда. Высокая требовательность к себе, к своим произведениям - всегда была замечательной чертой русских литераторов.

Книги, о которых я попытался рассказать здесь, служат чудесным этому подтверждением.

Книгу "Упырь" Алексея Константиновича Толстого подарил мне другой Толстой - Алексей Николаевич. Думается, что об этом уместно здесь рассказать.

Познакомил меня с Толстым мой друг - режиссер Давид Гутман. Это было в 1925 году в "Аквариуме", где шли спектакли Театра сатиры, представлявшего злейшую пародию на пьесу А. Н. Толстого и П. Е. Щеголева "Заговор императрицы". Достаточно сказать, что пародия называлась "Ой, не ходы, Грицю, на заговор императрицы". Жена моя, артистка этого театра С. П. Близниковская, изображала Вырубову, кстати, тоже очень смешно.

Несмотря на то, что и сам Толстой и его соавтор Щеголев весь спектакль хохотали громче всех, пришли они за кулисы знакомиться с актерами чуточку злые. Давид Гутман представил меня Толстому как книжника, и я, искренне любуясь импозантной фигурой Алексея Николаевича, не нашел ничего умнее, как сказать ему:

"Мечтаю, Алексей Николаевич, о вашей книге с автографом..."

Толстой посмотрел на меня и, выдержав паузу, громко, так что слышали все, рявкнул:

Непременно! К следующей встрече, молодой человек, купите на развале моего "Князя Серебряного" - я надпишу!

И затрясшись от приступа на этот раз уже искреннего хохота (а как он хохотал!), хлопнул меня по плечу и сказал:

Обидно? А мне, думаешь, не обидно? Целый вечер вы, господа сатирики, мерзавили и кого? Автора "Царя Федора Иоанновича"!

Его самого всегда веселило то, что он Толстой и тоже Алексей. В шутках своих он, впрочем, не забывал и Толстого Льва Николаевича. Как-то, уже позже, в последнюю военную зиму, мы засиделись в гостях у поэта Николая Асеева. Домой мы шли вместе, после 12 часов ночи. Патрули уже несколько ослабили свою деятельность, но все-таки были, а ночных пропусков у нас, наоборот, не было. Каждому патрулю, останавливавшему нас на улицах, мы вынуждены были предъявлять паспорта, а я еще - долго доказывать, что вот, мол, я артист такой-то, а это писатель - Толстой. Толстой непременно добавлял одни и те же слова: "Автор "Войны и мира".

Патрулирующие, хорошо зная Алексея Николаевича, неизменно вскидывали руку к козырьку и, улыбаясь, немедленно нас пропускали. Толстого это веселило до крайности. Впрочем его веселило все на свете. Такого обилия жизнерадостности я не встречал больше ни в ком. Смеяться он просто любил.

Как-то я ему сказал:

Был вчера на выставке советских графиков и почему-то не видел, Алексей Николаевич, ваших работ...

А какое я имею отношение к графикам?

Ну как же, Алексей Николаевич, вы же бывший граф, то есть, график, а теперь наш, советский график...

Над этой немудрящей остротой Толстой хохотал до слез.

До чего глупо! - восклицал он.- До чего божественно глупо! Придумать это нельзя - это осенение свыше!

И каким неузнаваемым становился этот веселый человек, когда добирался до полок с книгами.

Жил я тогда в "Мюзик-холле", в общежитии для артистов. Мне была предоставлена громадная полутемная комната, которую я заставил стеллажами с книгами. Книг было много - до потолка.

Мебели, наоборот, не было. За большим столом вместо стульев стояли вышедшие из строя куски рядов театральных кресел, с откидными нумерованными сиденьями.

Толстому это нравилось. Приходя, он доставал из кармана какой-нибудь старый театральный билет и, как будто сверяя номер, говорил кому-нибудь из сидящих:

Простите, это, кажется, мое место...

Интересовали его, конечно, в первую очередь книги времен Петра I, которых у меня было немало. Относился он к ним с какой-то нужной жадностью и готов был рассматривать или рассказывать о каждой книге часами. Чувствовалось, что знал он о них чрезвычайно много. И не просто знал - он как был жил в этом времени. Казалось, что вот при нем откройся дверь и войди сам Александр Данилович Меньшиков,- не удивится никто.

Рассказывал он с тысячей подробностей, именуя каждого по имени и отчеству, с прибавлением всех титулов, должностей, упоминая о всех внутренних пружинах событий.

Я наблюдал, как однажды он рассматривал у меня "Марсову книгу" (редчайшее петровское издание 1713 года, известное всего в полутора десятках экземпляров - все разные), и мне показалось, что он рассматривает не гравюры, иллюстрирующие военные победы Петра, а как бы смотрит в окно... Каждая гравюра для него была не плоское застывшее изображение, каким оно было для нас,- у него это изображение оживало, двигалось: пушки стреляли, войска маршировали, корабли плыли. Мне казалось, что портрету Петра I Алексей Николаевич иногда просто подмигивал, как старому доброму знакомому...

И было еще ощущение каких-то двух Толстых. Один - весельчак, хохотун, всегда готовый пойти на любую забавную авантюру, любитель поболтать о пустяках с первым встречным. Другой Толстой - писатель. Огромный, вдумчивый, ревниво не пускающий в свой внутренний мир никого.

Счастливы люди, которым удалось поближе познакомиться с Толстым-писателем. Забыть такого Алексея Николаевича - невозможно. Это глыба таланта, знаний, любви к родной стране, к людям и книгам.

У него у самого было прекрасное собрание старинных книг. Но он не казался жадным коллекционером и мог подарить из них любую. Любил посмотреть чью-либо библиотеку, коллекцию картин, гравюр. Ради этого его можно было уговорить поехать куда угодно.

Однажды ему понравилась у меня акварель художника В. Садовникова, изобразившего вид старого Петербурга. Ничего особенного акварель из себя не представляла, но Толстой так долго и шумно ею восхищался, что я ему эту акварель отдал.

Месяца через два (бывал он у меня редко) он принес мне книгу "Упырь" Толстого Алексея Константиновича. Редкостность книги я знал, но это был особый, любительский экземпляр. В одном переплете с "Упырем" помещались все, не вошедшие в собрание сочинений произведения этого автора. Тут был "Сон Попова" (вырезка из журнала "Русская старина", 1882), "Русская история от Гостомысла" (тоже из "Русской старины" 1883 года и в отдельном берлинском издании 1884 года) и, наконец, "Семья вурдалака" - вырезка из "Русского вестника".

Разумеется, я очень обрадовался подарку. Алексей Николаевич схватился было за карандаш - надписать книгу, но я, зная что надпись будет непременно шутливая и непременно по поводу одинаковости фамилий, воспротивился.

Нет, нет, Алексей Николаевич! Надпись должна быть на книге другого Толстого, ныне здравствующего

Я подал ему первый том полного собрания его собственных сочинений в издании "Недра".

Что писать? - спросил Алексей Николаевич.

Все, что угодно - только без моей фамилии. Мне нужен ваш автограф, а не удостоверение о знакомстве с Толстым...

Вкусом щеголять хотите? - прорычал Алексей Николаевич и надписал на портрете:

"Смотрел изумительные коллекции и восхищался. Алексей Толстой".

Вот все. Если из этой фразы устранить слово "изумительные", остальное в ней - сущая правда. Оба подарка замечательного художника слова доставляют мне и сейчас искреннее удовольствие.

Примечания

1 Ганц Кюхельгартен, идиллия в картинах. Соч. В. Алова (Писано в 1827). Спб., печатано в типографии вдовы Плюшара, 1829. 4 ненум., 71 с. 12®.

Остроглазов насчитывает четыре экземпляра: 1) погодинский, присланный автором с анонимной надписью "М. П. Погодину от издателя"; этот экземпляр попал в библиотеку Остроглазова; 2) подаренный также инкогнито, автором П. А. Плетневу; 3) экземпляр Н. С. Тихонравова; 4) экземпляр П. В. Щапова (библиотека Щапова поступила в Исторический музей).

2 Цитируется по комментариям к 1-му тому, Полн. собр. соч. Н. В. Гоголя. М., 1940, с. 493. Там же и ряд других подробностей.

3 См.: "Лит. наследство", т. 49-50, с. 148. См. также: Скабичевский А. М. Сочинения. Т: 2. Спб., 1890, с. 343.

4 Мечты и звуки. Стихотворения Н. Н. Спб., в тип. Егора Алипанова, 1840, Загл. л.,. 2 ненум., 103 с. 8®.

5 "Лит. наследство", т. 49-50, с. 162.

6 Первые опыты в прозе и стихах И. Лажечникова. М., в Университетской тип., 1817. 160 с. 8®.

7 Скабичевский А. М. Соч., т. 2. Спб., 1890, с. 721; "Русский худож. листок" В. Тимма, 1858, N 7.

8 Параша. Рассказ в стихах Т. Л. Писано в начале 1843 года. Спб., в тип. Э. Праца, 1843. 46 с. 8®. Разговор. Стихотворение Ив. Тургенева (Т. Л.). СпбЧ, в тип. Э. Праца, 1845. 39 с. 8®.

9 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 7. М., 1955, с. 66.

10 Цитируется по статье С. Венгерова в Энциклопедическом словаре Брокгауза, полутом 67.

11 См.: История русской литературы, т. 8, ч. 2, М., 1956, с. 251 - сноска.

12 Лирический пантеон. А. Ф. М., в тип. С. Селивановского, 1840, 120, 2 ненум. с. 8®.

13 Фет А. Ранние годы моей жизни. М., 1893, с. 169, 174 и 180.

14 Там же, с. 170.

15 Упырь. Сочинение Красногорского. (Спб.), в привилегированной типографии Фишера, 1841. Загл. л., грав. на дереве фронтиспис, 177 с. 8®.

16 "Русский вестник", 1883: "Семья вурдалака". Неизд. рассказ А. К. Толстого. Публикация Б. Маркевича.

1 7 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 5. М., 1954, с. 474.

Идейные несогласия отдалили Толстого и от Некрасова, первого его читателя, критика, наставника и издателя. «Отчего это время не сблизило нас, а как будто развело далее друг от друга?» - с грустью спросил как-то Некрасов.

«Время» и в самом деле «развело» двух замечательных русских писателей, о чем свидетельствуют споры, вызванные линией «Современника», да и некоторые несправедливые поздние суждения Толстого в письмах к Страхову.

Нельзя назвать гармоничным и союз Толстого с его старшим современником - Тургеневым, с кем он много переписывался и кого неоднократно по тому или иному поводу упоминал в посланиях к общим друзьям. Благодаря обилию документальных свидетельств ясно, что разъединяла их резкая противоположность натур, разность поколений, творческих устремлений, несовпадение точек зрения на современность, на проблемы, волновавшие русскую интеллигенцию. Образовавшийся между ними, по словам Толстого, «овраг» и привел к длительной 17-летней ссоре и разрыву. Отношения возобновились лишь в 1878 году, но Толстой в письме к А. Н. Пыпину, целиком посвященном характеристике Тургенева как творческой индивидуальности, сознавался, что только после смерти по-настоящему оценил его, распознал в нем «проповедника добра» (10 января 1884 г.), а это для Толстого много значило.

После пережитого писателем духовного кризиса обновляется круг его литературных корреспондентов, изменяется и критерий художественности. Значимость того или иного автора теперь определяется степенью его «знания истинных интересов жизни народа» (M. E. Салтыкову-Щедрину, 1–3? декабря 1885 г.). Поэтому он проявляет интерес к публикациям «Отечественных записок», заново открывает для себя Герцена и Салтыкова-Щедрина, у которого находит «все, что нужно», чтобы писать для «нового круга читателей» (там же), восхищается романом А. И. Эртеля «Гарденины», одобрительно отзывается о некоторых рассказах и повестях Н. Н. Златовратского и П. В. Засодимского. Очень внимателен Толстой к творчеству своего постоянного в 80-90-е годы эпистолярного собеседника Н. С. Лескова, с которым его сближали и общность интереса к «христианскому учению», и антицерковные настроения, и поиски в Евангелии сюжетов для народных рассказов и легенд, и соучастие к судьбе народа, России.

Примерно в те же годы у Толстого завязывается переписка с молодыми крестьянами, фабричными рабочими, ремесленниками, которые впервые взялись за перо. Толстой не жалея сил и времени со скрупулезной тщательностью прочитывал и редактировал рукописи Ф. Ф. Тищенко, H. H. Иванова, Ф. А. Желтова, В. И. Савихина, С. Т. Семенова и других и каждую из них возвращал с сопроводительным письмом, содержащим обстоятельный разбор произведения и предложения по их исправлению. Толстой преподавал им уроки мастерства, и делал это особенно охотно, так как находил, что в этих незатейливых сочинениях «нет ничего придуманного, сочиненного, а рассказано то, что именно так и было, - выхвачен кусочек жизни, и той именно русской жизни с ее грустными, мрачными и дорогими задушевными чертами» (Редактору «Вестника Европы», 18 июля 1908 г.).

Толстого воодушевляла надежда, что эта вышедшая из самых «низов» литературная поросль сумеет создать словесность, понятную мужику, близкую его взглядам, психологии, вкусам, отмеченную «сжатостью, красотой языка и ясностью» (С. А. Толстой, 13 апреля 1887 г.). Поэтому писатель учил Тищенко, что «писать хорошо» можно, только если «иметь в виду не исключительную публику образованного класса, а всю огромную массу рабочих мужчин и женщин» (11 февраля 1886 г.). А Желтову предлагал ориентироваться не на «литератора, редактора, чиновника, студента и т. п., а на 50-летнего хорошо грамотного крестьянина» (21 апреля 1887 г.). Из всех, кого пестовал Толстой, профессиональным писателем стал самый талантливый из них - С. Т. Семенов, чьи произведения издаются и поныне.

Толстому была отпущена долгая жизнь, его эпистолярные писательские контакты, начавшиеся в 1852 году, закончились только в 1910 году, незадолго до кончины. Ему довелось общаться с многими младшими современниками, шедшими вослед ему, читать их произведения. Он успел увидеть панораму искусства, зародившегося на рубеже двух столетий в многообразии школ, течений, направлений. Самую отрицательную оценку получили романы, повести, стихи модернистов, манерные, выспренние, бездуховные. Толстой упрекал их авторов в безнравственности: они «не знают… что хорошо, что дурно» (Н. С. Лескову, 20 октября 1893 г.), описывают не «истинные человеческие чувства», а «самые низменные, животные побуждения» (M. M. Докшицкому, 10–11 февраля 1908 г.). Познакомившись с романами И. Потапенко «Семейная история», Ф. Сологуба «Тяжелые сны», М. Арцыбашева «Санин», с некоторыми журнальными прозаическими и поэтическими публикациями, Толстой приходит к серьезному выводу: «…упадок искусства есть признак упадка всей цивилизации» (М. Лоскутову, 24 февраля 1908 г.).

Сам Толстой остался верен традициям высокого и бескомпромиссного реализма и отдавал предпочтение тем мастерам слова, которые «выхватывали кусочек… русской жизни» в ее скрытых от обыденного взора процессах, явлениях, характерах, объединяли «людей в одном и том же чувстве» (там же). Поэтому подлинными художниками, продолжающими традиции русской классической литературы, он счел, пусть и с некоторыми оговорками, Чехова, Куприна, Леонида Андреева, а также зачинателя нового этапа в словесности, отечественной и мировой, - Максима Горького.

«Истинное же искусство, - утверждал Толстой, - захватывает самые широкие области, захватывает сущность души человека. И таково всегда было высокое и настоящее искусство» (там же). Письма свидетельствуют, насколько чутко отзывался он на «высокое и настоящее» поэтическое творчество.

Двадцатичетырехлетний Толстой до пути в Тифлис, вдали от родных мест и близких, «позволил себе помечтать» и в письме к Т. А. Ергольской обрисовать свое будущее таким, каким оно ему виделось. «Я женат - моя жена кроткая, добрая, любящая, и она вас любит так же, как и я. Наши дети вас зовут «бабушкой»; вы Живете в большом доме, наверху, в той комнате, где когда-то жила бабушка; все в доме по-прежнему, в том порядке, который был при жизни папа?, и мы продолжаем ту же жизнь, только переменив роли: вы берете роль бабушки… я - роль папа?… моя жена - мама?, наши дети - наши роли: Машенька - в роли обеих тетенек… даже Гаша и та на месте Прасковьи Исаевны» (12 января 1852 г.). И все, о чем «помечталось» на далеком Кавказе, сбылось. Прошло немного более десятилетия, Толстому тридцать пять лет, он обосновался в Ясной Поляне, живет в том же доме, где жили его родители, он - папа?, у него «добрая, любящая» жена Софья Андреевна, - она - мама?, с ними тетенька Татьяна Александровна - и она бабушка, и тут же Гаша, именуемая теперь Агафьей Михайловной, и растет маленький Сережа. В сущности своей в яснополянской усадьбе продолжается «та же жизнь», но только сменились действующие лица и их роли. В течение почти двадцати лет жизнь семьи Толстого, несмотря на обнаруживающиеся порой несогласия, протекала в нормальном ритме, гармонично, а весь сложившийся в доме бытовой уклад с слугами, гувернантками, с землевладением и тяжким трудом яснополянского мужика не вызывал в Толстом противодействия. И только тогда, когда пелена спала с глаз и он увидел отчаянное положение народа, а действительность предстала перед ним во всех ее «кричащих противоречиях» и жестокой правде, он осознал всю страшную несправедливость и безнравственность сословного общества, привилегированного существования в дворянских гнездах. «Жить по-прежнему» в абсолютном противоречии с выстраданными убеждениями, с гласно проповедуемым учением стало для автора «Исповеди» невыносимым. Но среди домашних он не встретил единодушного сочувствия своему новому миропониманию: они хотели, чтобы было «все в доме по-прежнему», чтобы сохранялся традиционный сословный тип существования.

Драматическая ситуация, сложившаяся в семье великого писателя, была обусловлена самой «переворотившейся» эпохой; он безоговорочно встел на сторону народа, отверг весь «старый порядок», жаждал его коренного переустройства, а живущие рядом с ним близкие исповедовали другую веру, считали истинной ту жизнь, которая, с его точки зрения, «построена на гордости, жестокости, насилии, зле» (С. А. Толстой, 15–18 декабря 1885 г.).

Письма передают, какой страшной мукой стало для Толстого его каждодневное яснополянское бытие, в каком смятении он жил и как трудно давались ему решения о выходе из возникшего тупика. Горькие признания все чаще, начиная с 1885 года, прорываются в посланиях к Черткову. «Я путаюсь, желаю умереть, приходят планы убежать или даже воспользоваться своим положением и перевернуть всю жизнь», - писал он ему. И сознавал, что не готов для «бегства», не может причинить страдание самым близким ему людям, признавался, что от этого его постоянно мучает один вопрос: «…неужели так и придется мне умереть, не прожив хоть один год вне того сумасшедшего безнравственного дома, в котором я теперь принужден страдать каждый час, не прожив хоть одного года по-человечески разумно, то есть в деревне не на барском дворе, а в избе, среди трудящихся, с ними вместе трудясь по мере своих сил и способностей, обмениваясь трудами, питаясь и одеваясь, как они…» (6–7 июня 1885 г.).

Такая конфликтная внутрисемейная ситуация с постоянным столкновением разных жизненных позиций и идеалов оставалась неизменной все последующие годы, хотя острота ее порой смягчалась. Тем не менее «поединок роковой» ощущался постоянно, мечта об «избе» не угасала, а мысль о «побеге» не покидала Толстого, приобретая особую актуальность в моменты, когда тяжелое душевное состояние достигало крайнего предела. Судя по письмам, таким оно было в 1897 году. Исповедуясь Черткову, Толстой писал: «Жизнь, окружающая меня, становится все безумнее и безумнее: еда, наряды, игра всякого рода, суета, шутки, швырянье денег, живя среди нищеты и угнетения, и больше ничего. И остановить это, обличить, усовестить нет никакой возможности. Глухие скорее услышат, чем кричащие не переставая. И мне ужасно, ужасно тяжело» (12 января 1897 г.). В неотправленном письме к дочери Марии отец сознался: «Ужасно гадко, и гадко то, что я не могу преодолеть себя и не страдать и не могу предпринять что-нибудь, чтобы порвать это ложное положение…» (12 января 1897 г.). И все же в то лето Толстой был очень близок к уходу с «барского двора». В прощальном письме к жене он его объяснял невозможностью жить дальше в «несоответствии» со своими «верованиями» (8 июля 1897 г.). Однако и тогда, любя и жалея больше всех Софью Андреевну, Толстой остался в родовом имении, раздираемый противоречивыми чувствами. Лишь темной осенней ночью в октябре 1910 года «яснополянский старец» нашел в себе мужество освободиться от «ложного положения», свершить «уход». Ушел потому, что его бунт против несправедливого, жестокого общественного порядка становился все мятежнее, потому, что было мучительно каждодневное существование «в ужасных, постыдных условиях роскоши среди окружающей нищеты» (Б. Манджосу, 17 февраля 1910 г.) и, наконец, потому, что им владело горячее желание свой «последний срок» прожить «по-человечески разумно… в деревне… в избе», разделяя судьбу обездоленного народа.

10 декабря 2017 исполнилось 196 лет со дня рождения Н.А. Некрасова (10.12.1821 — 08.01.1878) — русского поэта, писателя и публициста, классика русской литературы. К сожалению, ни ТВ, ни СМИ ежегодно практически никак не отзываются на эту дату. Словом, Некрасов — сегодня приходится это признать, — ещё один прекрасный забытый поэт.

Почему так? Разве поэт-гражданин, борец за права человека, художник, отразивший в своём творчестве бесконечную глубину народных страданий, глубоко переживший их сам, не трогает сердца сейчас, не ставит перед каждым перечитывающим и вспоминающего его ряда жгучих проблем современности?

Разве творчество поэта-гражданина настолько забыто беспощадным временем, что о нём можно говорить только языком архива? А до сих пор мы иного не слышали. Мы думаем, что в таком отношении к великому поэту-гражданину, как в зеркале отражается наша современность и… лик нашей российской интеллигенции.

Но надо сделать так, чтобы с него сошёл хрестоматийный глянец, и он готов был бы опять послужить поэзии, избавившись от литературных чинов и школьных ярлыков.

Не любить, не понимать, не знать Некрасова — значит не знать, не понимать, не любить России. В этом утверждении нет пристрастной гордыни, ибо Некрасов не из тех поэтов, кто своё, национальное, выдаёт за исключительное, лучшее. Для самовосхваления и самовозвеличивания мало подходящая «карающая лира поэта».

От некрасовской России, переживавшей «годину горя», сжимается сердце. Главный вопрос Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?» возвышается над многими нашими вопросами не только в виде гениальной поэмы. Вот почему любовь к Некрасову включает в себя очень многое: и способность сострадать народному горю, и совестливость, и внутреннюю готовность идти «в огонь за честь Отчизны».

В одном из писем Льву Толстому, тогда ещё находившемуся в самом начале своего творческого пути, поэт призывает больше «любить не себя, а свою родину».

Как не хватает всем нам в наше время столь высокой нравственной установки!

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ

Николай Алексеевич Некрасов родился 10 декабря 1821 года в городе Немирове Подольской губернии (ныне — Украина) в зажиточной семье помещика. Детские годы писатель провёл в Ярославской губернии, селе Грешнёво, в родовом имении. Семья была многодетной — у будущего поэта было 13 сестёр и братьев.

В возрасте 11 лет он поступил в гимназию, где учился до 5 класса. Именно в этот период Некрасов начинает писать свои первые стихотворения сатирического содержания и записывать их в тетрадь.

Отец поэта был жестоким и деспотичным. Он лишил Некрасова материальной помощи, когда тот не захотел поступать на военную службу.

В 1838 году в биографии Некрасова произошёл переезд в Петербург, где он поступил вольнослушателем в университет на филологический факультет. Чтобы не умереть от голода, испытывая большую нужду в деньгах, он находит подработок, даёт уроки и пишет стихи на заказ.

В этот период он познакомился с критиком Белинским, который впоследствии окажет на писателя сильное идейное влияние. В 26 лет Некрасов вместе с писателем Панаевым выкупил журнал «Современник». Журнал быстро становится популярным, имея значительное влияние в обществе. Но в 1862 году вышел запрет правительства на его издание.

Накопив достаточно средств, Некрасов издаёт дебютный сборник своих стихов «Мечты и звуки», который потерпел неудачу. Василий Жуковский посоветовал большинство стихов этого сборника печатать без имени автора. После этого Николай Некрасов решает отойти от стихов и заняться прозой, пишет повести и рассказы. Писатель также занимается изданием некоторых альманахов, в одном из которых дебютировал Фёдор Достоевский. Наиболее успешным альманахом получился «Петербургский Сборник».

В 1847 — 1866 годах был издателем и редактором журнала «Современник», в котором работали лучшие литераторы того времени. Журнал был очагом «революционной демократии». Работая в «Современнике», Некрасов выпускает несколько сборников своих стихотворений. Произведения «Крестьянские дети», «Коробейники» приносят ему широкую известность.

На страницах журнала «Современник» были открыты такие таланты, как Иван Тургенев, Иван Гончаров, Александр Герцен, Дмитрий Григорович и другие. В нём печатались уже известные Александр Островский, Михаил Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский. Благодаря Николаю Некрасову и его журналу русская литература узнала имена Фёдора Достоевского и Льва Толстого.

В 1840-х годах Некрасов сотрудничает с журналом «Отечественные записки», а в 1868 году, после закрытия журнала «Современник», берёт его у издателя Краевского в аренду. С этим журналом были связаны последние десять лет жизни писателя. В это время Некрасов пишет эпическую поэму «Кому на Руси жить хорошо» , а также «Русские женщины» , «Дедушка» — поэмы о декабристах и их женах, ещё некоторые сатирические произведения, вершиной которых была поэма «Современники».

Некрасов писал о страданиях и горе русского народа, о сложной жизни крестьянства. Он также внёс в русскую литературу много нового, в частности, в своих произведениях использовал простую русскую разговорную речь. Это несомненно показывало богатство русского языка, которое шло из народа. В стихах он впервые стал сочетать сатиру, лирику и элегические мотивы.

Писатель умер 8 января 1878 года и был похоронен в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище.

КАКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ ПРИДЕРЖИВАЛСЯ Н.А.НЕКРАСОВ?

Во второй половине 50-х годов Некрасов сблизился с виднейшими представителями революционной демократии — Чернышевским и Добролюбовым.

Обострившиеся классовые противоречия не могли не отразиться и на журнале: редакция «Современника» оказалась фактически расколотой на две группы: одна представляла либеральное дворянство во главе с Тургеневым, Л. Толстым и примыкающим к ним крупным буржуа В. Боткиным — течение, ратовавшее за умеренный реализм, за эстетическое начало в литературе в противовес сатирическому, пропагандировавшегося демократической частью русской «натуральной школы» 40-х годов.

Эти литературные разногласия отражали углубившиеся по мере падения крепостничества разногласия двух его противников — буржуазно-дворянских либералов, стремившихся реформами крепостничества предотвратить угрозу крестьянской революции, и демократов, боровшихся за полную ликвидацию феодально-крепостнического строя.

В начале шестидесятых годов антагонизм этих двух течений в журнале достиг предельной остроты. В произошедшем расколе Некрасов остался с «революционными разночинцами», идеологами крестьянской демократии, боровшимися за революцию, за «американский» тип развития капитализма в России и стремившими сделать журнал легальной базой своих идей.

Именно к этому периоду наивысшего политического подъёма движения относятся такие произведения Некрасова, как «Поэт и гражданин» (1856), «Размышления у парадного подъезда» (1858) и «Железная дорога» (1864). Однако начало 60-х годов принесло Некрасову новые удары — умер Добролюбов, сосланы в Сибирь Чернышевский и Михайлов. В эпоху студенческих волнений, бунтов освобождённых от земли крестьян и польского восстания журналу Некрасова было объявлено «первое предостережение», выход в свет «Современника» приостанавливается, а в 1866 году, после выстрела Каракозова в Александра II, журнал закрылся навсегда.

Через два года после закрытия «Современника» Некрасов арендовал у Краевского «Отечественные записки» и сделал их боевым органом революционного народничества. На прославление последнего направлены и такие произведения Некрасова 70-х годов, как поэмы «Дедушка», «Декабристки» (по цензурным обстоятельствам названные «Русские женщины») и особенно неоконченная поэма «Кому на Руси жить хорошо», в последней главе которой действует сын сельского дьячка Гриша Добросклонов:

«Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь».

Марксистское изучение и понимание (в советский период) творчества Некрасова в течение долгого времени возглавлялось статьей о нём Г.В. Плеханова, написанной последним к 25-летию смерти поэта, в 1902 году. Было бы несправедливым отрицать крупную роль, которую эта статья сыграла в своё время. Плеханов провёл в ней резкую грань между Некрасовым и дворянскими писателями и резко подчеркнул революционизирующую функцию его поэзии. Но признание исторических заслуг не освобождает статью Плеханова от ряда крупнейших недостатков.

«ЖЗЛ: Г.В.Плеханов — отец русского марксизма» http://inance.ru/2017/11/plehanov/

Объявляя Некрасова «поэтом-разночинцем», Плеханов никак не дифференцировал этот социологически неопределённый термин и, что всего важнее, изолировал Некрасова от той фаланги идеологов крестьянской демократии, с которой автор «Железной дороги» был так тесно и органически связан. Этот отрыв обусловлен меньшевистским неверием Плеханова в революционность русского крестьянства и непониманием той связи между революционными разночинцами 60-х годов и мелким товаропроизводителем, на которую так настойчиво указывал уже в 90-х годах В.И.Ленин.

Мало удовлетворительна плехановская статья и в плане художественной оценки: творчество Некрасова, представляющее собой новое качество в русской поэзии, критикуется Плехановым с позиций той самой дворянской эстетики, с которой Некрасов ожесточённо боролся. Стоя на этой, в основе своей порочной, позиции, Плеханов ищет у Некрасова многочисленных «погрешностей» против законов художественности, ставит ему в вину «неотделанность», «топорность» его поэтической манеры. И наконец оценка Плеханова не даёт представления о диалектической сложности некрасовского творчества, не вскрывает внутренних противоречий последнего.

А ведь реформы 60-х годов глубоко обнажили предательскую сущность дворянского либерализма, стремившегося снять с мужика феодальные тяготы только затем, чтобы открыть широкую дорогу капиталистической его эксплуатации. В отношении Некрасова к либералам 40-х годов ещё звучали некоторые извиняющие ноты, но либералов послереформенной поры Некрасов клеймил как предателей народных интересов.

Но если в 60-х годах почти исчезли срывы Некрасова в либерализм, то на этом новом этапе его творчества во всю свою широту вырисовывалось новое противоречие. Некрасов в эти годы — деятельный участник революционно-демократического лагеря, ведущего упорную борьбу за торжество крестьянской революции.

Сыграв огромную роль в формировании идеи русского народничества и выражении этих идей, он тем не менее остаётся крестьянским демократом. Примечательно, что «старым русским демократом» называл Некрасова и В.И. Ленин (см. Сочин. Ленина, изд. 3-е, т. XVI, стр. 132).

ВЛИЯНИЕ Н.А.НЕКРАСОВА НА ТВОРЧЕСТВО ДРУГИХ ПИСАТЕЛЕЙ И ПОЭТОВ

В творчество многих писателей и поэтов как того времени, так и после находит отражение и влияние некрасовского слова.

Так, Достоевский чуть ни весь — из Некрасова! И «Еду ли ночью по улице тёмной», из которого впоследствии выросла история Сонечки Мармеладовой. В «Подростке» сцена с матерью в пансионе Тушара настолько некрасовская по тону, что в памяти сливается с его «Рыцарем на час» и всеми обращениями Некрасова к матери:

«Повидайся со мною, родимая, появись лёгкой тенью на миг!»

Или некрасовский цикл «На улице», где во многих уличных сценках предвосхищены образы, сюжеты, мотивы будущего романа «Преступление и наказание». Так, знаменитый сон-наваждение Раскольникова навеян стихотворением Некрасова об избиении лошади. («Вот она зашаталась и встала.// «Ну!» — погонщик полено схватил// показалось кнута ему мало// — и уж бил её, бил её, бил!»).

Кстати, А.Кушнер в одном из своих стихов отмечает, что слово «нервный» пришло в нашу речь именно из некрасовской музы:

«Слово «нервный» сравнительно поздно
появилось у нас в словаре —
у некрасовской музы нервозной
в петербургском промозглом дворе.
Даже лошадь нервически скоро
в его желчном трёхсложнике шла…»

Или стихотворение Некрасова «Когда из мрака заблужденья…», на полемике с которым Достоевский построил всю вторую часть «Записок из подполья», цитируя его и в «Селе Степанчиково», и в «Братьях Карамазовых». Это же стихотворение предвосхитило и знаменитую «Яму» Куприна, его заключительные строки цитирует там один из героев.

Вообще из некрасовской музы, как из гоголевской «Шинели», выросли многие великие русские поэты. Лидия Гинзбург (1902 — 1990) отмечала влияние некрасовской любовной лирики на лирику Ахматовой. Ей она была очень близка — нервная, с её городскими конфликтами, с разговорной интеллигентской речью. В Пастернаке очень много некрасовской школы, особенно в цикле «Когда разгуляется»:

«Широко, широко, широко
раскинулись речка и луг.
Пора сенокоса, толока,
страда, суматоха вокруг.
Косцам у речного протока
заглядываться недосуг…»

Так и тянет продолжить:

«…не вся ещё рожь свезена,
но сжата: полегче им стало.
Свозили снопы мужики,
и Дарья картофель копала
с соседних полос у реки…»

Из Некрасова вышли и Блок с его надрывом, с пронзительным осенним свистом ветра и поезда, и обэриуты (представители последней группы авангарда в России ОБЭРИУ — Объединение реального искусства, — возникшей и существовавшей в Ленинграде в период начала гонений на авангардное искусство в советском государстве: 1926 — начало 30-х годов) с их пародийной торжественной важностью и нарочито сниженной лексикой, и футуристы с их карикатурами, прозаизмами и неологизмами. Маяковский, цитируя «Современников», вслух изумлялся:

«Неужели это не я написал?»

И вот забыт. Стал не нужен. Не моден. Не вписывается в канву нового времени. Ну что за атавизм, в самом деле, этот «Поэт и гражданин»! Кто всерьёз способен сегодня внять тем призывам кануна 60-х позапрошлого века:

«Иди в огонь за честь Отчизны,
за убежденья, за любовь!»

А ведь как не хватает нам сейчас этой высокой нравственной установки. Ибо у многих ныне, к нашему стыду, акцент в любви сместился на себя, вся активность направлена на загребание под себя, на самообогащение. И нас уже не раздражает чья-то циничная ухмылочка, с которой всуе превращают в расхожие — строки:

«Поэтом можешь ты не быть,
но гражданином быть обязан».

Так на наших глазах до протокольно-полицейского смысла низводится слово, которое обозначало высокое служение Родине и таковым было завещано нам. Некрасова многие воспринимают с колоссальным предубеждением. Дескать, хрестоматийная фигура. А между тем это не хрестоматийный поэт, а явление куда более глубокое и масштабное.

«Пускай нам говорит изменчивая мода,
что тема старая «страдания народа»,
и что поэзия забыть её должна.
Не верьте, юноши! Не стареет она.
О, если бы её могли состарить годы!
Процвёл бы Божий мир! («Элегия», 1874 год)».

Да уж, действительно. Тема эта, видимо, никогда не устареет.

И вообще многое в стихах Некрасова — как будто перекличка с нашими днями. Вырубаются леса, по которым мы уже не плачем. Всё так же стонут Орины, солдатские матери.

Всё так же безуспешно ходоки обивают пороги Парадных подъездов.

«Толпе напоминать, что бедствует народ,
в то время, как она ликует и поёт,
к народу возбуждать вниманье сильных мира —
чему достойнее служить могла бы лира?»

Где они — наши народные заступники, наши новые Некрасовы? Хотя всё новое — это, как известно, лишь хорошо забытое старое.

НРАВСТВЕННЫЕ КРИТЕРИИ В ТВОРЧЕСТВЕ Н.А.НЕКРАСОВА

Поэзия Некрасова и сейчас — стоит лишь вчитаться повнимательнее — ощущается как живое явление. Причин для этого много. И, может быть, главная — высота нравственного примера. Темы, как бы значительны они ни были, устаревают, отменяются. Но нравственные критерии, и, прежде всего, сострадание к чужим несчастьям — остаются. Вот послушайте, как современно звучат эти строки, вроде бы навязшие в зубах со школьных лет:

«Средь мира дольного
для сердца вольного
есть два пути.
Взвесь силу гордую,
взвесь волю твёрдую —
каким идти?
Одна просторная
дорога — торная,
страстей раба.
По ней громадная
к соблазну жадная
идёт толпа.
О жизни искренней,
о цели выспренней
там мысль смешна.
Кипит там вечная
бесчеловечная
вражда-война
за блага бренные…
Там души пленные
полны греха.
На вид блестящая —
там жизнь мертвящая,
к добру глуха.
Другая — тесная
дорога, честная, по ней идут
лишь души сильные,
любвеобильные,
на бой, на труд.
Иди к униженным,
иди к обиженным,
по их стопам,
где трудно дышится,
где горе слышится,
будь первый там!»
(Цитата из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»)

Пушкин любил блеск, полноту и радость жизни, он был певцом как бы освещённой солнцем части мира. Некрасов был певцом неосвещённой половины. Его, как и его ровесника и современника Достоевского, занимало несчастье людей, унижение и оскорбление человека. Он был защитником неудачливых, неустроенных, отчаявшихся.

«Друг беззащитный, больной и бездомный», — вот к кому обращался поэт.

Он жалел и любил робких, неловких, неуверенных, кто говорил о себе:

«А вот я-то войду как потерянный, и ударится в пятки душа!» «Улыбнусь — непроворная, жёсткая, не в улыбку улыбка моя».

Дело не в том, что Некрасов сыграл в своё время определённую роль, а в том, что он жив до сих пор — как Пушкин, Лермонтов или Тютчев. Наша история — это наши художники, наши великие русские классики. Значит, и мы — это они, если, конечно, достойны своих предков. Так что возникающий время от времени бунт против них, обещания сбросить с борта парохода или приговорить к насильственному забвению — наивно и глупо. Не получится — это уже вошло в состав нашего духа.

«Дни идут… всё так же воздух душен,
дряхлый мир — на роковом пути…
Человек — до ужаса бездушен,
слабому спасенья не найти!
Но… молчи, во гневе справедливом!
Ни людей, ни века не кляни:
волю дав лирическим порывам,
изойдёшь слезами в наши дни…»

Это писалось в 1877 году. А как будто сейчас… Или это:

«Горе! Горе! Хищник смелый
ворвался в толпу!
Где же Руси неумелой
выдержать борьбу?…
Плутократ, как караульный,
станет на часах,
и пойдёт грабёж огульный,
и случится — крррах!…»

Это из поэмы «Современники». А как будто о наших современниках речь.

«Где вы — певцы любви, свободы, мира
и доблести? Век «крови и меча»!
На трон земли ты посадил банкира,
провозгласил героем палача…
Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»
И нет певцов… Замолкло божество…
О, кто ж теперь напомнит человеку
высокое призвание его?
Прости слепцам, художник вдохновенный,
и возвратись! Волшебный факел свой,
погашенный рукою дерзновенной,
вновь засвети над гибнущей толпой!»

И уж совсем в наши дни корнями уходит стихотворение о так называемых переменах:

«Новое время — свободы, движенья,
земства, железных путей.
Что ж я не вижу следов обновленья
в бедной отчизне моей?»

Многие строки Некрасова звучат удивительно современно.

ПОСЛЕСЛОВИЕ. ПОЧЕМУ НАДО ЧИТАТЬ Н.А.НЕКРАСОВА?

Завершая нашу статью, хочется попросить ещё раз: читайте Некрасова! И не верьте, пожалуйста, огульным наветам. «Клеветников ничтожных» всегда хватает. А что до грехов, то — кто без греха? И Николай Алексеевич за свои строго судил себя. И хочется вспомнить Шекспира:

«…Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы, мастера злословья».

Вспоминаем и опровержения, понимание многих достойных современников поэта. В том числе — государственного и общественного деятеля России, литератора (Почётного академика Санкт-Петербургской академии наук по разряду изящной словесности); видного юриста, судью (доктора уголовного права, профессора) А.Ф. Кони, близко знавшего Некрасова, оставившего воспоминания о нём. Он же донёс до нас горькие слова Некрасова, сказанные при последней встрече:

«Вот я умираю — а, оглядываясь назад, нахожу, что нам всё и всегда было некогда. Некогда думать, некогда чувствовать, некогда любить, некогда жить душою и для души, некогда думать не только о счастье, но даже об отдыхе, и только умирать есть время…»

Пожалуйста, ищите и находите время. Для главного. И хотя бы в юбилейные дни — читайте наших поэтов! Сегодня — Н.А. Некрасова. Невозможно не согласиться:

«Да! были личности!…
Не пропадёт народ,
Обретший их во времена крутые!
Мудрёными путями Бог ведёт
Тебя, многострадальная Россия!..»

Но, всё-таки, вопреки всему, народ её:

«Вынесет всё — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придётся — ни мне, ни тебе».

Неистребима наша вера, как и печаль… И, как ни горько временами, лелеем надежду:

«Над Русью оживающей
Святая песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовёт на честный путь».

Зовёт, отчаянно зовёт вступающих в жизнь, верных заветам, не предающих и непродающихся:

«Иди к униженным,
Иди к обиженным —
Там нужен ты».

Верь, вооружённый неувядающим, ядрёным и хлёстким, но, прежде всего, — страдающим, тоскующим о Правде и Справедливости, участливым, добросердечным, любящим Словом Н.А. Некрасова, ты — непобедим!

Поскольку поэзия Н.А.Некрасова — это проза жизни. Та проза, на которую многие закрывали и закрывают глаза и сейчас. Но мы за это должны быть благодарны Некрасову, что он нас опустил с небес на землю.

ИАЦ