Сатирический роман как главный жанр в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина

14. "ЯГУБ СКУПАЛОВ, ИЛИ ИСПРАВЛЕННЫЙ МУЖ". НРАВСТВЕННО-САТИРИЧЕСКИЙ РОМАН СОВРЕМЕННЫХ НРАВОВ. В ЧЕТЫРЕХ ЧАСТЯХ.М., в тип. С. Селивановского, 1830. (В 12-ю д. л., в 1-й ч. VIII, 146, во 2-й ч. 146, в 3-й ч. 123, в 4-й ч. 127 стр.)Издатель "Литературной газеты" получил возражение на рецензию романа {1}

Первой значительной совместной работой Ильфа и Петрова был роман «Двенадцать стульев», опубликованный в 1928 г. в журнале «30 дней». В том же году роман вышел отдельной книгой. Роман сразу же завоевал признание читателей.

История поисков драгоценностей мадам Петуховой, спрятанных в одном из двенадцати стульев, в сюжетном смысле не представлявшая новизны, не имела в романе самодовлеющего значения. Достоинство его заключалось во множестве блестящих по выполнению сатирических характеристик, сцен и подробностей, материалом для которых послужили злободневные жизненные наблюдения.

Ильфом и Петровым был создан яркий, искрометный персонаж, образ которого до сих пор актуален и популярен у читателя - главный герой романа Остап Бендер, великий комбинатор, проходимец, тонкий психолог, играющий на пороках человека и несовершенстве общества. Остап - человек, столь противоречиво сочетавший в себе беззастенчивость и - обаяние, наглость и - тонкий юмор, цинизм и - неожиданное великодушие.

Попутно с изложением процесса поиска стульев авторы открывают перед нами панораму убогого мирка обывателей того времени. Это и «людоедка» Эллочка Щукина, словарный запас которой составлял тридцать слов, и мастер острот Авессалом Владимирович Изнуренков, и «поэт» Никифор Ляпис-Трубецкой, который продавал различным бульварным изданиям свои третьесортные стихи про многоликого Гаврилу:

И вот, в конце, стул был найден, но - увы… Бриллианты успели превратиться в шикарный дом культуры.

В конце романа Киса Воробьянинов, обуреваемый жадностью, перерезает бритвой горло великого комбинатора. У авторов, как они сами пишут в воспоминаниях, возникла крупная ссора по следующему поводу: убить ли главного героя «12 стульев» Остапа Бендера или оставить его в живых? Участь героя решил жребий. В сахарницу были положены две бумажки, на одной из которых дрожащей рукой был изображен череп и две куриные косточки. Вынулся череп - и через полчаса великого комбинатора не стало.

Читатели не согласились с таким концом. В многочисленных письмах они требовали продлить жизнь Остапа. И авторы не дали герою умереть.

Оба романа Ильфа и Петрова изобилуют фразами, которые впоследствии стали крылатыми: «Командовать парадом буду я!», «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!», «ключ от квартиры, где деньги лежат», «Утром деньги - вечером стулья», «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих», «Заграница нам поможет!», «Автомобиль - не роскошь, а средство передвижения», «Дышите глубже: вы взволнованы!», «Пилите, Шура, пилите!» и др.

Так же, как и «Двенадцать стульев», «Золотой теленок» - сатирический роман. Но это не до конца исчерпывает его своеобразие. Сатира здесь слита с юмором. В веселом, озорном, насмешливом повествовании все время непосредственно ощущается живой голос авторов - неповторимо-остроумный и сдержанно-лиричный.

Глубоко ошибется тот, кто станет отделять сатиру от других литературных жанров и родов. Можно сказать, что сатира это лирика, доведенная до ярости, сражающая лирика.

Именно такими предстают перед нами романы Ильфа и Петрова - беспощадными, но не беспросветными, разящими и - человечными. Они не только рисуют персонажей с «искаженным» нравственным обликом, с ущербной натурой, но и напоминает о том, каким может и должен быть человек.

ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ САТИРИЧЕСКОГО РОМАНА В. ВОЙНОВИЧА

Е.Ю. Алисова

Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198

Статья посвящена жанровому своеобразию сатирического романа в творчестве В. Войновича. Характерной является принципиальная свобода писателя в обращении к жанровым формам: роману-анекдоту (в трилогии о Чонкине), совмещению нескольких антиутопий (в «Москве 2042»), появлению «книги жизни» («Замысел»).

Ключевые слова: Войнович, Чонкин, «Москва 2042», замысел, жанр, сатира.

Владимир Войнович отметил в 2012 г. свое восьмидесятилетие. Недавний юбиляр - не просто писатель, а писатель-сатирик, и эта характеристика - сатирик - является не дополняющей, а определяющей для его творчества. От любого другого писателя сатирик отличается заостренным восприятием алогизма современной ему действительности. Это врожденное, лежащее в основе дарования свойство: видеть абсурдность происходящего вокруг. Сам Войнович говорит об этом так: «Я просто пишу... Мою первую повесть один критик отметил большой ругательной статьей, в которой было написано буквально следующее: „Войнович придерживается чуждой нам поэтики изображения жизни как она есть". Мне это очень понравилось, и я дальше старался изображать жизнь как она есть. А куда меня кривая выведет, никогда не заботился» .

Так охарактеризована свойственная Войновичу творческая манера - стремление пренебрегать канонами и догмами, - что и обусловило жанровое своеобразие сатирических романов писателя, в частности трилогии «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», антиутопии «Москва 2042» и романа «Замысел».

Обращаясь к жанровому своеобразию того или иного произведения, необходимо иметь в виду, что природа жанра получает в литературоведении различные объяснения, и это находит выражение в понимании взаимоотношений формы и содержания, соотнесенности художественного мира произведения с жизненной действительностью, способа выражения авторских идей. Это особенно важно при рассмотрении жанров неканонических, выявление особенностей которых представляет определенную трудность.

Самым общим жанровым определением для рассматриваемых здесь произведений В. Войновича является термин «роман». Принципиальную незавершенность и свободу в развитии и современном состоянии этого жанра подчеркивал М.М. Бахтин, отмечая, что «изучение других жанров аналогично изучению мертвых языков; изучение же романа - изучению живых языков, притом молодых» .

Роман обладает двоякой содержательностью: во-первых, своей собственной, благодаря интересу к развитию личности, во-вторых, пришедшей к нему из иных жанров (эпопеи, идиллии, сатирической повести и т.д.). Это позволяет сделать вывод о «синкретичности» романа . Роман соединяет в себе черты множества жанров. «Синкретичность» романа коренным образом отличает его от остальных жанров, которые при сравнении с ним обнаруживают некую свою «специали-зированность», сосредоточенность на отдельных аспектах жизни, в то время как роман представляет жизнь в ее многоплановости и противоречивости.

В силу широты термина «роман» он часто сопровождается дополнительной характеристикой: «автобиографический, военный, детективный, документальный... политический, приключенческий, сатирический, сентиментальный...» .

Наиболее адекватной характеристикой романа Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» является уточнение сатирический. Таковым его делает обличительный пафос, которым проникнуто произведение. Здесь слово «сатира» употреблено в своем наиболее широком значении - как «отрицательное отношение творящего к предмету изображения» .

Кроме того, роман о солдате Чонкине - это, по определению автора, роман-анекдот. На первый взгляд так соединены жанры не просто далекие друг от друга - чуть ли не противопоставленные. Однако Войнович убеждает в том, что анекдотический случай может лечь в основу романного повествования, обнажающего пороки современной ему жизни.

Войнович в предисловии к третьему роману трилогии так объясняет смысл собственного жанрового определения: «Кстати сказать, я обозначил когда-то жанр сочинения как роман-анекдот... это обозначение было просто уловкой, намеком, что вещь-то несерьезная и нечего к ней особенно придираться» .

Последуем совету писателя: не будем придираться, но заметим, что при кажущейся несерьезности, лежащей в основании повествования, анекдот преследует чрезвычайно серьезные цели.

Сюжет, вокруг которого выстраивается повествование - солдата забывают на месте его караульной службы - анекдотичен сам по себе: возникает, так сказать, идеальный жанр для сатирического отображения жизни.

Анекдот - фольклорный жанр, в основании его лежит юмор, с которым «мудрость совпадает... настолько, что в юморе и заключена мудрость» . Изначально являясь рассказом о частном происшествии из жизни определенного исторического лица, анекдот постепенно обратился к обычному человеку (вспомним здесь слова М.Е. Салтыкова-Щедрина о «почве народной» как «единственно плодотворной» для сатиры) .

В зависимости от поведения героя в анекдоте могут быть показаны различные черты национального характера: от мудрости и находчивости до лени, ограниченности, пьянства и т.д. Именно это свойство позволяет анекдоту стать не только приемлемой, но и вполне органичной формой для сатирического произведения, ведь анекдот дает возможность в наиболее яркой форме представить жизнь, которая «сама по себе фантастична» (В. Войнович). Типичный герой из народа, пара-

доксальность ситуаций, динамизм развития действия, непредсказуемость и неожиданность разрешения определенных коллизий комического характера - все эти приемы писатель заимствует из анекдота и использует в полной мере при создании сатирического романа.

По сути, задача сатиры аналогична задаче хорошего анекдота: обнажая пороки, она способствует утверждению в жизни нормы, гармонии: «сатира есть образное отрицание современной действительности, необходимо включающее в себя - в той или иной форме, с той или иной степенью конкретности и ясности - и положительный момент утверждения лучшей действительности» . С сатирой анекдот главным образом роднит то обстоятельство, что здесь, повторим, восстанавливается представление о нормах жизни, нарушаемых в самой действительности.

Это жанровое определение - анекдот - также связано с тем, что весь роман о Чонкине построен на анекдотических ситуациях: вот Нюра падает «замертво», увидев в небе «большую железную птицу с перекошенным клювом», которая в действительности оказывается обыкновенным самолетом; вот Чонкин угощается самогоном в гостях у Гладышева, а потом узнает, из чего тот самогон был произведен, и бежит на двор.

Таким образом, анекдот выступает здесь и в качестве вспомогательного средства при построении целостного романа. И если в некоторых ситуациях (например, сцена обморока Нюры при виде самолета) анекдотическое происшествие является проявлением комического, то в других случаях анекдот служит сюжетообразу-ющим элементом. Так, например, секретарь райкома Ревкин, разговаривая по телефону с председателем колхоза Голубевым, услышал, что Чонкин захватил все ведомство капитана Миляги вместе с «бандой», хотя председатель на самом деле сказал «с бабой». И вот на поимку Чонкина посылают целый полк!

Однако все это свойственно в большей степени первой части романа. Вторая книга, а особенно третья, представляют собой скорее эпопейное повествование с нотками публицистики. Меняется подход писателя к изображаемому, творческий метод: практически исчезают комическо-анекдотические ситуации, сатирически едкие авторские ремарки сменяются повествованием по-прежнему саркастическим, но лишенным, однако, образного наполнения, авторская речь занимает гораздо больше места, чем вначале. Здесь уместно привести слова Е. Пономарёва: «Во второй... части аналитическая стихия разворачивается на полную катушку, подавляет анекдот и начинает определять форму текста. Одним словом, чем ближе к концу, тем больше о сущности советской жизни и судьбах родины. Прямо как в „Войне и мире"» . И это только о двух романах, а в третьей книге эти тенденции только усиливаются. Таким образом, в рамках трилогии происходит изменение авторского подхода к созданию произведения: роман-анекдот обретает свойства сатирического романа, а затем - эпопейного повествования лишь с элементами сатиры.

Теперь обратимся к роману «Москва 2042», которому свойственны особенности антиутопического жанра.

«Антиутопия - жанр социальный. Это - бомба, которая падает только на организованное человечество, на общество, живущее по тем или иным устоявшимся социально-политическим законам, на общество, выработавшее определенный стиль жизни... Антиутопия борется не со случайностями, а с закономерностями» . Сатира в целом борется не со случайностями а с закономерностями - не зря жанр антиутопии стал самым популярным для сатирического повествования (вспомним Свифта, Оруэлла, Замятина).

«Фантастический роман В. Войновича, продолжающий и развивающий за-мятинско-оруэлловскую традицию антиутопии, еще больше заостряет постмодернистский дискурс в творчестве В. Войновича; он построен на демонстративном смешении жанров и стилей, принципиально эклектичен - здесь присутствуют элементы детектива и мелодрамы, эротики и гротеска, политической сатиры и научной фантастики, пародии и буффонады» .

Антиутопия «Москва 2042» стереоскопична: мы видим не единственное общественное устройство, которое не принимает автор, а встречаем яркое описание трех систем: МОСКОРЕПа, «империи» Сим Симыча в Торонто и монархической России под властью Сима. Кроме того, в канву романа вплетается и образ Москвы, из которой главный герой уехал. Эта последняя «антиутопия» наиболее близка к реальности, наименее фантастична и дается в форме воспоминаний главного героя или историй комунян, которые они слышали от старших родственников.

В Москве 2042 г. коммунистические идеалы доведены до абсурда. Интересно, как В. Войнович «показывает» нам МОСКОРЕП: сначала через восприятие главного героя писателя Карцева (который, что называется, пребывает в «культурном шоке»), а далее - с помощью пояснений «новых» москвичей, живущих в этом времени и воспринимающих все происходящее как должное. Благодаря этому приему мы знакомимся не только с внешними изменениями, произошедшими в столице, но и с новым типом мышления и мировоззрения людей (что характерно для жанра романа).

В Торонто Карнавалов в соответствии с собственной утопией выстраивает жизнь: он выступает как барин, запрещает пользоваться достижениями техники, вводит телесные наказания, определяет в качестве «формы» национальную русскую одежду и т.д. И даже иностранные слова он заменяет на русские, называя самолет «леталкой», а газеты «читалками». И хоть взгляды Сима противоположны идеологии коммунизма, но, когда он приходит к власти, меняется только форма, суть остается практически неизменной: «Бывшие органы госбезопасности (служба БЕЗО) преобразовываются в Комитет народного спокойствия (КНС), главою которого назначается любезный нам и нашим верноподданным Богобоязненный христианин Леопольд Зильберович» . «Всем остальным Нашим любезным подданным предлагается... проявлять бдительность и нетерпимость ко всем проявлениям лживой и мерзопакостной коммунистической идеологии» . И если в МОСКОРЕПЕ писали фельетоны о «молодых людях, которые носят длинные брюки и увлекаются буржуазными танцами» , то теперь Каран-валов публикует указ «об обязательном ношении длинной одежды» .

И Дзержин, который теперь зовется Дружином, служит новому самодержцу так же, как служил Гениалиссимусу: «им такие специалисты, как я, нужны. И не только им. Любому режиму» . Иными словами, самое главное изменение - в длине брюк, а те принципы (жесткой слежки, диктатуры и пр.), которым следовала коммунистическая власть, остаются актуальными и при власти Карнавалова.

В романе показаны также «зачатки» других утопий: идея ученого Эдисона о вечной жизни, утопия юного террориста левых взглядов. Эти персонажи расплачиваются за свои взгляды жизнью, поэтому их утопии развития на страницах романа не получают. Однако с помощью данных героев Войнович показывает, насколько привлекательна для людей мысль о радикальных переменах. Развитие других утопий в антиутопии демонстрирует, насколько эта мысль опасна.

Таким образом, разработка нескольких сюжетных линий перехода утопии в антиутопию в одной книге играет очень важную роль для реализации авторского замысла: в романе «Москва 2042» выносится приговор не какой-то конкретной системе, а любому авторитарному режиму, идущему вразрез с гуманитарными ценностями. Каким бы он ни был, он в любом случае приводит к подавлению человеческой личности, а какая мода будет считаться противостоящей режиму - это уже детали.

Роман «Замысел» - произведение, где все существующие жанровые нормы разрушены: по отношению к ним автор абсолютно свободен. «Книга эта не вписывается ни в какой жанр: она отчасти роман, отчасти мемуары, в общем ни то, ни то. Части книги самостоятельны, самодостаточны и взаимозаменяемы... что касается конца, то он точно не планируется, но последнее написанное автором в этой жизни слово должно стать и последним в книге» .

В «Замысле» переплетаются главы, повествующие о разных этапах жизни главного героя, максимально совпадающего в автором. Хронология не соблюдается, несколько линий сменяют одна другую. Также они чередуются с разработкой сюжета главной книги В. Войновича - трилогии о Чонкине - и сочинениями некой Элизы Барской. Такое нетривиальное, вполне постмодернистское построение книги приводит к стереоскопическому изображению действительности. «Книга всей жизни» поистине отображает жизнь ее создателя: как цепочку жизненных событий, историй и встреч, так и внутреннюю работу - творчество, которое является важнейшей частью жизни Художника. И именно эта авторская задача - показать свою жизнь во всей ее полноте и разнообразии - определяет жанровую пестроту «Замысла». «Книга эта, если сравнить ее с водным пространством, не река с истоками и устьем, а озеро, в которое можно войти с любой стороны» .

Обобщая вышесказанное, сформулируем основные жанровые особенности сатирического романа В. Войновича. Главной чертой является принципиальная игра с жанрами, синкретизм, особенности которого обусловлены идеей писателя, его замыслом (в «Чонкине» анекдот вскрывает алогизм устройства общества; в «Москве 2042» совмещение нескольких утопий в рамках одного произведения работает на доказательство идеи автора об обреченности любого из режимов,

во главе которого стоит диктатор - какими бы теориями он ни руководствовался; в «Замысле» переплетение жанровых форм - романа, мемуаров, рассказов, эротики, автобиографии - воплощает идею создания «книги всей жизни».

Характерной для всех романов В. Войновича особенностью является также обращение к фантастике как к жанрообразующему элементу. Фантастика ложится в основу антиутопии о Москве будущего (антиутопия и фантастика неразрывны). В трилогии о Чонкине также используются элементы фантастики. Максимально фантастичны сны главного героя: в первом сне Чонкина Сталин спускается с небес в женском платье, во втором он лежит на подносе на столе во время празднования свадьбы свиней. Однако наряду с фантастичными обстоятельствами везде подчеркиваются типичные детали: усы, трубка в руке, голос с грузинским акцентом. Это переплетение реальных деталей, событий, персонажей с элементами фантастики становится характерной особенности трилогии.

В «Замысле» герой (писатель Войнович) встречается и ведет диалоги с созданными им персонажами и с самим собой в молодости. Здесь фантастика также работает на воплощение замысла: автор видит свою жизнь в протяженности и вместе с тем в совмещении как временных пластов, так и реальности и вымысла. Ведь перед нами - замысел Писателя, Художника, а для него его собственный вымысел может быть реальнее того, что его окружает. А реальная жизнь, в свою очередь, поражает восприимчивого сатирика настолько, что он не может принять ее алогизма и выражает это противоречие на страницах своих романов. «Мне с самого начала говорили: ну, это ты уж слишком, это ты уж загнул. Я даже иногда смягчал, ибо то, что реально происходило, в написанном виде казалось невероятным. Просто наша жизнь фантастична, она сама по себе сатира. Для сатирика - благодатный материал» .

И Войнович как никто другой умеет этот «материал» увидеть, поразиться ему и выразить на страницах своих произведений так, чтобы и читатель смог прочувствовать до конца «фантастичность» жизни. При этом свобода жанрового воплощения соответствует задачам сатирика и определяет своеобразие его стиля.

ЛИТЕРАТУРА

«Аргументы и факты» № 27 (1080) от 04.07.2001.

Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М., 1986.

Хализев В.Е. Теория литературы - М.: Высшая школа.

Кожинов В.В. Роман // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина.

Бахтин М.М. Сатира // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина.

Войнович В. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Книга III. Перемещенное лицо. - М.: Эксмо, 2007.

Терц А. Анекдот в анекдоте // Терц А. (Синявский А.) Путешествие на Черную речку и другие произведения. - М., 1999.

Салтыков-Щедрин М.Е. Об искусстве. Избранные статьи, рецензии и высказывания.

Пономарёв Е.Р. От Чонкина до Чонкина // Нева. - 2004. - № 3.

Обухов В. Современная российская антиутопия // Литературное обозрение. - 1998.- № 3.

Брусиловская Л., Кондаков В. Войнович В.Н. // Русские писатели 20 века. Биографический словарь. Гл. ред. и составитель П.А. Николаев - М.: Большая Российская энциклопедия, 2000.

Войнович В. Москва 2042. - М.; СП Вся Москва, 1990.

Войнович В. Замысел. - М., 1995.

Войнович В. Из русской литературы я не уезжал никуда // Русское богатство. Журнал одного автора. Владимир Войнович. - 1994. - № 1 (5).

GENRE PECULIARITY OF VLADIMIR VOINOVICH"S SATIRICAL NOVEL

Peoples" Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya str., 6. Moscow, Russia, 117198

The subject of this article is genre peculiarity of Vladimir Voinovich"s satirical novels. Liberty of genre forms is characteristic for the author"s works: «a novel-anecdote» (in the trilogy about the soldier Chonkin), combination of several utopias (in "Moscow 2042"), creation of « the book of the whole life» ("The Design").

Key words: Voinovich, Chonkin, "Moscow 2042", idea, a genre satire.

Если «Господа Головлевы» являются в творчестве Щедрина высшим достижением в жанре социально-бытового психологического романа, то «Современная идиллия» наряду с «Историей одного города» может служить образцом сатирического политического романа, целью которого было на этот раз разоблачение не столько непосредственно административных принципов монархизма, сколько порождаемых последним массовых проявлений политической и общественной реакции.

«Современная идиллия», несмотря на пестроту содержания, отразившего в себе текучий политический материал современности, а также несмотря на то, что между временем появления первых одиннадцати глав (1877—1878) и последующих (1882—1883) прошло более четырех лет, обладает стройной композицией, не уступая в этом отношении «Господам Головлевым», и единой тональностью сатирического повествования.

Для композиции романа характерно наличие глав, включающих разные жанровые формы — сказку, фельетон, драматическую сцену.

Однако это вовсе не отступление от главной мысли и от основного сюжета, а своеобразное и в высшей степени оригинальное развитие основной темы: более того: такие, например, «вставные» эпизоды, как «Сказка о ретивом начальнике» или драматическая сцена «Злополучный пискарь», являются фокусами развиваемых в романе идей.

В композиции «Современной идиллии» особенно ярко и непринужденно проявилось присущее Щедрину «свободное отношение к форме», искусство создавать органический сплав из контрастирующих жанровых элементов, которые придают повествованию многокрасочность и выставляют предмет сатиры в рельефном и остроумном освещении.

Либеральный критик К. К. Арсеньев выступил в «Вестнике Европы» с рецензией на «Современную идиллию» под названием «Новый Щедринский сборник». В связи с этим Щедрин писал сотруднику журнала А. Н. Пыпину в письме от 1 ноября 1883 г.: «„Современная идиллия“ названа „Сборником“, но почему — совершенно не понимаю. Это вещь совершенно связная, проникнутая с начала до конца одною мыслию, которую проводят одни и те же „герои“ <...> Ежели стать на точку зрения „Вестника Европы“, то и „Записки Пиквикского клуба“, и „Дон-Кихота“, „Мертвые души“ придется назвать „сборниками“».

И действительно, с перечисленными Щедриным произведениями «Современную идиллию» роднит прежде всего жанр сатирического романа-обозрения, в котором многообразие сцен и лиц, широко охватывающих жизнь общества своего времени, композиционно сцементировано в единую картину мотивом «путешествующих» героев. При этом щедринский роман в отличие от его жанровых предшественников весь погружен непосредственно в атмосферу политической жизни.

Герои «Современной идиллии» мечутся в пространстве, будучи вытолкнуты с насиженных мест разбушевавшейся политической реакцией, которая заставила их бежать в панике, шпионить, доносить, истреблять друг друга, впутываться в уголовные и политические авантюры.

В «Современной идиллии» сатирик наиболее ярко осуществил свой замысел такого романа, «драма» которого выходит из домашних рамок на улицу, развертывается на публичной политической арене и разрешается самыми разнообразными, почти непредвиденными способами.

Действие «Современной идиллии» начинается в частной квартире, отсюда переносится в полицейский участок, адвокатскую контору, купеческий дом, постепенно захватывает все более широкий круг лиц и явлений, затем перебрасывается из столицы в города и села провинции и наконец возвращается опять в столицу. Весь этот пестрый поток лиц и событий в произведении вызван вторжением «внутренней политики» в судьбы людей.

Основная тема романа — изобличение политической и общественной реакции, малодушия и ренегатского поведения тех слоев либеральной интеллигенции, которые в годы реакции докатились до предельного идейно-нравственного и политического падения.

Центральными героями «Современной идиллии» являются два умеренных либерала — Глумов и рассказчик. Заподозренные властями в том, что они, сидя в квартирах, «распускают революцию», Глумов и рассказчик намечают программу, осуществление которой вернуло бы им репутацию благонамеренных.

Следуя первоначально совету своего друга Алексея Степаныча Молчалина, рекомендовавшего им «умерить свой пыл», «погодить», они прекращают рассуждения, предаются исключительно физическим удовольствиям и телесным упражнениям. Однако этих доказательствблагонадежности оказывается недостаточно. Став однажды в целях шкурного самосохранения на стезю благонамеренности, герои романа стремительно падают все ниже и ниже.

Движение по наклонной плоскости навстречу реакции превращает их в активных участников той самой «шутовской трагедии», в стороне от которой они старались первоначально удержаться. Они завязывают знакомство с полицейскими чинами квартального участка, сыщиком, разного рода заведомыми прохвостами, впутываются в грязную историю с мнимым двоеженством, в махинацию с поддельными векселями и т. д.

Одним словом, они «делаются участниками преступлений в надежде, что общий уголовный кодекс защитит их от притязаний кодекса уголовно-политического». И действительно, попав под суд, они выходят обеленными и как люди, доказавшие свою благонамеренность, удостаиваются чести работать сотрудниками в газете «Словесное удобрение», издаваемой фабрикантом Кубышкиным.

Щедрин никогда не признавал за либеральной интеллигенцией значения ведущей освободительной силы в общественной борьбе, более того — он видел и понимал всю опасность соглашательской политики либерализма. Но при всем своем огромном и вполне обоснованном скептицизме Щедрин не оставлял мысли о возможности выделения из рядов либеральной интеллигенции лучших ее элементов, способных содействовать освободительному движению. Это проявилось и в «Современной идиллии». Эпопея реакционных похождений двух либеральных интеллигентов заканчивается в романе пробуждением в них чувства стыда.

Страх перед реакцией заставил их предпринять унизительный «подвиг» самосохранения. Но, добиваясь репутации политически благонамеренных людей, они сознавали, что творят именно подлости и пошлости, а не что-либо другое, и внутренне оставались оппозиционно настроенными к реакции. Разлад между безнравственным поведением и критическим направлением мысли разрешился в конце концов «тоской проснувшегося стыда».

Щедрин считал возможным и подсказывал такой исход для известной части культурной и критически мыслящей, но опозорившейся либеральной интеллигенции. И в этом нет ничего несбыточного. Когда старый, отживший свой исторический срок социально-политический строй распадается, то от правящих классов все еще начинают отходить их наиболее сознательные и честные представители.

При всем том, вводя в «Современную идиллию» мотив проснувшегося стыда, Щедрин вовсе не был склонен связывать с фактором стыда какие-либо далеко идущие надежды в смысле общественных преобразований. «Говорят, что Стыд очищает людей, — и я охотно этому верю.

Но когда мне говорят, что действие Стыда захватывает далеко, что Стыд воспитывает и побеждает, — я оглядываюсь кругом, припоминаю те изолированные призывы Стыда, которые, от времени до времени, прорывались среди масс Бесстыжества,а затем все-таки канули в вечность... и уклоняюсь от ответа».

Таковы последние слова «Современной идиллии». Объективно они полемичны по отношению ко всякого рода моралистическим концепциям преобразования общества и, в частности, по отношению к становившемуся популярным в то время нравственному учению Льва Толстого. И хотя Щедрин уклонился от окончательного ответа, все же мысль его относительно общественной роли стыда достаточно ясна.

Стыд помогает исправлению людей, очищению отдельных представителей правящей части общества от тяжкого груза классового наследства, стыд служит предпосылкой для общественной освободительной борьбы, но действие стыда не захватывает далеко и не отменяет необходимости активной массовой борьбы.

Разоблачение либерального ренегатства в «Современной идиллии» выросло в широкую сатирическую картину политической и общественной реакции. В этом отношении «Современная идиллия», не будучи ни первым, ни последним ударом Щедрина по реакции, сохраняет за собою значение произведения, наиболее яркого по силе, беспощадности и мастерству сатирического разоблачения и обличения как правительственной реакции, так и ее губительного влияния на широкие слои русского общества.

Роман в большой своей части написан в то время, когда самодержавие в годы царствования Александра III раскрыло все свои реакционные потенции. Расправившись с народовольцами, оно требовало все новых и новых жертв.

В стране свирепствовали террор, шпионаж, эпидемия подозрительности, а в связи с этим в обществе распространились паника, массовое предательство со стороны либеральной интеллигенции, холопское приспособленчество. На правительственный призыв к содействию в борьбе с революцией и социализмом отозвалось прежде всего разное человеческое отребье; по саркастическому выражению автора «Современной идиллии», негодяй стал «властителем дум современности».

Все это нашло свое рельефное отражение в сатирическом зеркале «Современной идиллии». Щедрин едко высмеял обезумевшее в своем реакционном рвении начальство, завершив разоблачение знаменитой «Сказкой о ретивом начальнике». Он заклеймил презрением нравственно растленных «героев» реакции, дав их обобщенный портрет в фельетоне о негодяе «Властитель дум».

Действительность эпохи свирепой правительственной реакции представлена в «Современной идиллии» как трагедия жизни целого общества, трагедия, которая растянулась на бесчисленное множество внезапных актов, захватила в тиски огромную массу людей и притом осложнилась шутовством.

Герои жестокого шутовства — полицейские чиновники и шпионы (Иван Тимофеич, Прудентов, Кшепшицюльский, масса урядников и «гороховых пальто»), бюрократы-сановники (Перекусихины),завоеватели авантюристы (Редедя), капиталисты (Парамонов, Вздошников, Ошмянский), выжившие из ума князья-помещики (Рукосуй-Пошехонский), заведомые прохвосты (Гадюк-Очищенный, Балалайкин и др.), «идеально-благонамеренные скотины» из числа либералов (Глумов и рассказчик) — все эти комедианты старого, прогнившего, обанкротившегося порядка выставлены в «Современной идиллии» на публичный позор и осмеяние.

Юмор презрения, злой и беспощадный юмор — вот то главное оружие, которое обрушил автор «Современной идиллии» на типы и явления, олицетворяющие самодержавно-полицейское государство помещиков и капиталистов. Стремлению раскрыть жестокий комизм действительности, сорвать с врага «приличные» покровы и представить его в смешном и отвратительном виде — этому подчинена вся яркая, многоцветная, блещущая остроумием и беспощадными изобличениями поэтика трагикомического романа.

Занятый в «Современной идиллии» преимущественно разоблачением «шутовского» аспекта общественной трагедии, Щедрин коснулся и непосредственно трагических коллизий. Трагическая сторона реакционного шутовства — это страдания и гибель массы людей честной мысли и честного труда. Подлинно человеческую трагедию переживают представители передовой русской интеллигенции, борцы, ставшие жертвами полицейского террора («Суд над злополучным пискарем»).

Горчайшая «привычная» трагедия нависла над обнищавшей, задавленной деревней, ограбленной кулачеством и начальством (статистическое описание села Благовещенского в гл. XXVI), над деревней, где «не было пяди земли, которая не таила бы слова обличения в недрах своих».

Трагизм деревенской жизни усугубляется тем, что рядом с материальной бедностью шла духовная бедность крестьянских масс, их политическая отсталость, помогавшая силам реакции использовать народ в качестве своего послушного орудия.

Полицейская власть и сельская буржуазия, устрашая призраком революции и развращая обещанием денежных вознаграждений, подстрекали крестьян на «ловлю сицилистов». С горькой иронией и суровой правдивостью Щедрин отмечает, что желающих охотиться за «сицилистами» было много. Весна в разгаре, говорят мужики, а сеять-то и не зачинали.

«— Что так?

— Всё сицилистов ловим. Намеднись всем опчество́м двое суток в лесу ночевали, искали его — ан он, каторжный, у всех на глазах убёг!».

Деревня в «Современной идиллии» — это деревня начала 80-х гг. Она вся еще во власти вековых предрассудков, она запугана властями, развращена реакцией, ее представления о революции дики и превратны. Вместе с тем эта деревня всего двумя десятилетиями отделена от той, которая приобщится к массовомувыступлению в годы первой русской революции. Проникновенно новых идей в крестьянские массы и признаки начавшегося под влиянием их брожения в традиционном сознании масс нашли свое отражение в «Современной идиллии».

Говорить об этом прямо Щедрин не имел возможности. Он ограничился отдельными, но достаточно прозрачными намеками. Слово «сицилисты», читаем в романе, «в деревне приобрело право гражданственности и повторялось в самых разнообразных смыслах». Одни — и, конечно, таких было большинство — отождествляли социалистов с изменниками и каторжниками; другие хотя и смутно, по чисто крестьянскому образцу, но начинали вслушиваться и вдумываться в смысл революционной пропаганды. Представителем последних является упоминаемый в романе солдат, приехавший в село на побывку. Он говорил односельчанам, что скоро «и земля, и вода, и воздух — все будет казенное, а казна уж от себя всем раздавать будет».

«Современная идиллия» дает яркое представление о сатирическом мастерстве Щедрина. Изобразительный арсенал сатирика продемонстрирован в «Современной идиллии» более широко и полно, чем в любом другом отдельно взятом произведении Щедрина. Недаром в связи с «Современной идиллией» Тургенев писал Щедрину: «Сила вашего таланта дошла теперь до „резвости“, как выражался покойный Писемский».

Быстрота развертывания сюжета, органическое включение в повествование сказки, фельетона, драматической сцены, пародии, памфлета, прозрачные намеки на конкретные политические явления, полемические стрелы, направленные в адрес политических и литературных противников, разнообразие эзоповских фигур иносказания, переплетение реального и фантастического, остроумная сатирическая утрировка лиц и событий с применением гиперболы и гротеска, лаконизм портретных зарисовок, мастерские диалоги, обилие разящих сатирических формул, впервые именно здесь блестяще употребленный прием статистического разоблачения (жизнеописание купца Парамонова в цифрах, статистическое описание села Благовещенского) и т. д., и т. п. — все это многоцветное сочетание изобразительных приемов и средств живописания создает сложную сатирическую симфонию «Современной идиллии», образует ее оригинальную, неподражаемую поэтику.

В «Современной идиллии» Щедрин мастерски применяет уже не однажды им испытанный прием переклички с литературными предшественниками. Здесь мы встречаем цитаты, реминисценции и образы из Державина, Крылова, Сухово-Кобылина, Гюго.

Значительное место заняли в произведении споры на литературные темы, блещущие остротой мысли суждения о романе и трагедии,сатирические замечания о педантизме библиографов-пушкинистов и о театральном репертуаре, пародии на любовный роман и на псевдонародных собирателей фольклора и т. д.

В романе нашла яркое выражение также и такая характерная черта творческого метода сатирика, как типологическая связь данного произведения с предшествующим творчеством. Уже ранее известные по ряду других произведений образы Глумова, рассказчика, Балалайкина в «Современной идиллии» выступают в качестве основных действующих лиц, и здесь изображение их доводится до завершения.

«Современная идиллия» относится к тем произведениям Щедрина, где остроумие сатирика прорывается бурным потоком, где его юмор блещет всеми красками, проявляется во всех градациях.

Игривый, искрящийся шутками в сценах, изображающих фиктивную женитьбу Балалайкина на купчихе Фаинушке, язвительный, пропитанный ядовитой иронией на страницах, рисующих героев за выработкой «Устава о благопристойности», он перерастает в громкий хохот, когда Щедрин рассказывает «Сказку о ретивом начальнике», а в фельетоне о негодяе «Властитель дум» выражается в презрительном сарказме.

Юмористическая стихия пропитывает все элементы сюжета и поэтики романа. Она захватывает даже пейзаж, что является в русской литературе едва ли не свойством только одного Щедрина. Именно в «Современной идиллии» находим мы замечательные образцы щедринского сатирического пейзажа, неожиданно и остроумно сближающего явления политической действительности с явлениями естественного мира.

Вот, например, утро: «...как только златоперстая Аврора брызнула на крайнем востоке первыми снопами пламени, местный урядник уже выполнял свою обязанность». Вот наступление осени: «Листья еще крепко держатся на ветках деревьев и только чуть-чуть начинают буреть; георгины, штокрозы, резеда, душистый горошек — все это слегка побледнело под влиянием утренников, но еще в полном цвету; и везде жужжат мириады пчел, которые, как чиновники перед реформой, спешат добрать последние взятки».

«Современная идиллия» произвела сильное впечатление на Тургенева полетом «сумасшедше-юмористической фантазии». Щедрину он писал в 1882 г.: «...прирожденная Вам vis comica никогда не проявлялась с бо́льшим блеском». В свою очередь Гончаров, характеризуя впечатление, производимое щедринским юмором, вспоминал: «...читатель злобно хохочет с автором над какой-нибудь „современной идиллией“».

Смех Щедрина в «Современной идиллии» — это смех, выставляющий на позор «героев» политической и общественной реакции и возбуждающий по отношению к ним энергию общественного негодования.

«Современная идиллия», несмотря на свой фантастический колорит, опирается — даже во многих подробностях — на факты реальной действительности. В целом роман представляет собою убийственный памфлет на эпоху реакции. В нем Щедрин сделал множество язвительных выпадов по адресу официальных правительственных лиц, титулованных и нетитулованных идеологов и холопов реакции.

В романе ядовито пародируется Свод законов («Устав о благопристойности») и придворная шпионско-террористическая организация «Священная дружина» («Клуб взволнованных лоботрясов»), высмеивается царская бюрократия и суд, официальная и официозная пресса, разоблачается вся полицейская система самодержавия и т. д.

Острое политическое содержание романа, печатавшегося в легальном журнале в годы свирепых цензурных преследований, обязывало сатирика прибегнуть к сложной системе эзоповской конспирации. По мастерству эзоповского иносказания рядом с «Современной идиллией» могут быть поставлены только «История одного города» и «Сказки».

Но если в «Истории одного города» сатирика выручала прежде всего историческая форма повествования, а в «Сказках» — народная фантастика, то в «Современной идиллии», нацеленной непосредственно на политическую злобу дня. Шедрину потребовалась более сложная система художественной маскировки.

Искусство эзоповского иносказания доведено в «Современной идиллии» до степени предельной виртуозности и представляет собою высокий образец интеллектуальной победы передового художника слова над реакционной цензурной политикой самодержавия. Коснемся лишь некоторых, наиболее характерных особенностей иносказательной поэтики «Современной идиллии».

Прежде всего обращает на себя внимание невысокий ранг действующих в романе представителей царской бюрократии. Это, во-первых, чиновники столичного квартального участка и, во-вторых, уездное чиновничество.

Но при этом представители квартальной администрации действуют явно не по чину. Квартальный письмоводитель Прудентов проектирует «Устав о благопристойном обывателей в своей жизни поведении», т. е. сочиняет законы, что в действительности составляло прерогативу высшей правительственной бюрократии. Несомненно, что осмеяние этой последней и является скрытой целью описания законодательной деятельности Прудентова.

Как пояснял сам Щедрин в письме к А. Н. Пыпину от 1 ноября 1883 г., «Устав о благопристойности» имеет в виду разоблачение XIV тома «Свода законов». Рассказ о дальнейшей судьбе деятелей квартальной администрации, выживающих друг друга со службы доносами,прозрачно намекает на чехарду в Министерстве внутренних дел, последовательно возглавлявшемся в 80-е гг. М. Т. Лорис-Меликовым, Н. П. Игнатьевым, Д. А. Толстым.

Таким образом, «Современной идиллией» в той ее части, которая касается бюрократии, Щедрин метил в высшие правительственные сферы, предусмотрительно замаскировав свои намерения скромной по видимости задачей описания чудаковатых прожектеров квартального участка.

Вместе с тем, как это обычно бывает у Щедрина, характеризуемый эзоповский прием выполнял и непосредственно сатирическую функцию. Образ наивного летописца в «Истории одного города» служил сатирику не только предохранительной маской, но и давал возможность выставить обличаемый объект во всей его непосредственной, грубой сущности. Подобно этому, для вящего посрамления «Свода законов» Щедрин воспользовался наивной откровенностью письмоводителя Прудентова. «Имеем в виду одно обстоятельство: чтобы для начальства как возможно меньше беспокойства было — к тому и пригоняем» — так формулирует Прудентов основную идею сочиняемого им «Устава о благопристойности».

Следует, впрочем, заметить, что в «Современной идиллии» встречаются представители бюрократии высокого ранга, показанные без понижения их «номинала». Таковы, например, «два маститых сановника» — тайные советники Перекусихин 1-й и Перекусихин 2-й и полковник Редедя. Сатирик дал им самую уничтожающую характеристику, предусмотрительно — во избежание цензурных придирок — представив их в качестве неофициальных лиц, «уволенных от службы».

Для «Современной идиллии» характерен густой фантастический колорит. Фантастика романа выступает в различных функциях. Она служит и выражению «волшебств» реальной действительности, находящейся во власти паники и произвола, и юмористической живописи, и эзоповскому иносказанию.

Фантастический элемент, окрашивая в «Современной идиллии» все повествование, образует в отдельных главах целые фантастические сюжеты, включенные в общую композицию произведения в виде сказок. Помимо знаменитой «Сказки о ретивом начальнике», в романе есть еще одна сказка, заглавие которой не выделено, — «Повесть об одном статском советнике» или «Плоды подчиненного распутства».

Близка к жанру сказки и драматическая сцена «Злополучный пискарь». Совершенно очевидно, что эта сказочная фантастика призвана была завуалировать остро политические сюжеты, опасные в цензурном отношении.

Но сказочная форма фантастики обусловлена в «Современной идиллии» не только стремлением к художественной конспирации. Фантастика явилась тем средством, где сатирические и иносказательные функции находили наиболее гармоническое художественное сочетание. Поэтому давно наметившаяся в творчестве сатирика сказочная форма приобрела в реакционные годы особое значение. Вслед за «Современной идиллией» Щедрин начал интенсивно работать над циклом сказок.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.