Эрнест Хемингуэй (1899-1961) - одна из самых ярких личностей в совре­менной литературе. Участник двух мировых войн и наци­онально-революционной войны испанского народа, страстный охотник и рыболов, знаток корриды, америка­нец, проведший значительную часть жизни за пределами США, Хемингуэй уже в 20-е годы становится живой леген­дой.

Сын врача. Окончив в 1917 году школу, работал репорте­ром в Канзас-Сити. Участвовал в первой мировой войне 1914- 1918 гг. С 1920 года работал газетным корреспондентом. Журналистская практика сыг­рала чрезвычайно важную роль в становлении писателя. Война, судьбы «потерянного поколе­ния», поиски истинных цен­ностей жизни определили ос­новное содержание творчества Хемингуэя в 20-е годы. В это время к писателю приходит мировая слава. Рассказы из сборников «В наше время» (1925) и «Мужчины без жен­щин» (1927) и романы «Фиеста» («И восходит солнце», 1926) и «Прощай, оружие!» (1929) сделали его ведущим писателем «потерянного поколения».

«Потерянное поколение» - поколение западной ин­теллигенции, которое юными ушло на первую мировую войну, ушло во всеоружии прекрасных иллюзий защищать цивилизацию, культуру, демократию, а вернулось с импе­риалистической бойни не только без иллюзий, но и утра­тившим веру в справедливость буржуазного миропорядка, в духовные ценности западной цивилизации. Отказавшись от этих ценностей, вчерашние солдаты смогли противопоставить им лишь некие заповеди общечеловеческой мора­ли, такие, как честь, достоинство, любовь, вера в созида­тельный труд и доброе товарищество.

Принцип «айсберга».

«Если писатель хорошо знает то, о чем пишет, он может многое опустить из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды».

Хемингуэй резко увеличил значение подтекста, в чем превзошел реалистов предыдущих поколений. Этого он достигает за счет нарочитого обеднения текста и создания поля читательских ассоциаций. Обеднение текста - целая система средств: описание до предела сжимается; язык описания сух (только факты без открытой авторской оценки); почти совсем не используются прилагательные; время и место действия обозначаются одной-двумя деталями; сюжет сводится к одному, при этом незначительному эпизоду; отсутствует прямое изображение внутреннего мира героев; большую, иногда основную часть текста составляет незначительный, обыденный диалог. Но за этой бедностью текста обнаруживается предельная насыщенность подтекста, достигаемая скрытой многозначительностью образов, перерастающих в реалистические символы; неожиданностью и силой контрастов, дающих пищу для множества ассоциаций; повторами сюжетных ходов, мотивов, фраз; умолчанием о главном.

Высокого мастерства он достиг в романе «И восходит солнце» (в английском издании «Фиеста», 1926). Это роман о «потерянном поколении». Именно благодаря «Фиесте» этот термин стал общепринятым.

Роман открывается эпиграфами, один из которых: «"Все вы - потерянное поколение". Гертруда Стайн (в разговоре)». Речь идет о поколении людей, чьи судьбы были сломаны Первой мировой войной. Вернувшись с фронта молодые люди не могут найти себе места в изменившемся мире.»

Центральный персонаж романа Джейк Барнс - новый лирический (или, как определяют некоторые исследователи, «модифицированный») герой. Джейк Барнс наделяется автором «нравственной стерильностью сознания» и поэтому может критически оценивать «потерянное поколение», принадлежа к нему и, в то же время, не сливаясь с ним.

В центре романа «И восходит солнце» находится моральная проблематика, тема мужества человека, оказавшегося в тяжелых жизненных обстоятельствах. Повествование ведется от лица американского журналиста, живущего в Париже. Полученная Джейком Барнсом на войне тяжелая рана исключает возможность сексуальной жизни. Это не сказано напрямую.

Любовь к прожигающей жизнь Брет Эшли приносит только страдания. Но помимо физической есть и духовная травма, присущая его друзьям, подругам, всему «потерянному поколению». Отсюда бесчисленные эпизоды посещения всевозможных бистро, кафе, ресторанов, где герои каждый раз пропускают стаканчик спиртного. Иногда героям удается забыться, как в кульминационной сцене «фиесты» - праздника в Испании, когда можно раствориться в ликующей толпе. Однако потом опять духовная опустошенность напоминает о себе. Джейк может ее преодолеть, только найдя выход в писательском труде.

В «Фиесте» легко заметить, что автор не считает нужным растолковывать читателю суть происходящего, избегает законченных портретных характеристик героев и не спешит раскрывать их прошлое. Речь о несчастье, постигшем Барнса на войне, заходит в романе множество раз, но мы так и не узнаем о его ранении ничего определенного. Внешний облик Брет складывается из семнадцати упоминаний отдельных ее черт, однако читатель остается в неведении относительно ее роста, склада лица, цвета волос и глаз, а вынужден все это домысливать, руководствуясь собственным вкусом и фантазией. Потаенность, уклончивость повествования «Фиесты» вызвана отчасти тем, что у каждого из действующих лиц романа имеется своя тайна: у Барнса это злосчастное его ранение, у Брет – возраст и неустроенность жизни. Есть что скрывать героям и других произведений.

Хемингуэй дополнил картину жизни «потерянного поколения», изобразив судьбу солдата на войне в романе «Прощай, оружие!» (1929). «Модифицированным героем» здесь выступает американец, лейтенант итальянской армии Фредерик Генри. На его примере автор показывает, как появляются люди «потерянного поколения», как формируется их психика и мировидение.

Хемингуэй разрабатывает новые нюансы и возможности реалистического психологизма. В отличие от классического психологизма его великих предшественников он исходит не из моделирования внутреннего мира героя, а из использования личного эмоционального опыта. При этом описание чувства не носит прямого характера, собственно, описания и не должно быть, чувство нужно вызвать у читателя с помощью ассоциаций.

Первая половина 30-х годов стала для Хемингуэя порой мучительных сомнений и исканий, попыток заново осмыслить пройденный путь и определить эстетические принципы своего творчества. Раздумья и суждения писате­ля отразились в многочисленных авторских отступлениях трактата о бое быков «Смерть после полудня» (1932) и «охотничьей» книги «Зеленые холмы Африки» (1935). О глубоком творческом кризисе свидетельствует сборник рассказов «Победитель не получает ничего» (1933), в кото­ром преобладает тема поражения.

«Испанский период» (1937-1940) - время нового подъема в жизни и творчестве Хемингуэя. В Испании он увидел новую для него революционно-освободительную войну и показал ее героику в своих репортажах, очерках и художественных произведениях. Уже в рассказах о граж­данской войне в Испании писатель стремился показать все стороны ее, но крупнейшим произведением этого периода стал роман «По ком звонит колокол» (1940). Обращение к опыту гражданской войны во многом изменило идейно-художественную структуру романа, придав ему более глубо­кую связь с историей и народом. Жизнь, смерть, любовь, место человека в обществе и в мире были осмыслены писателем по-новому. Лирический герой Хемингуэя теперь активно утверж­дает необходимость действия, становится борцом-антифа­шистом, сознающим личную ответственность за судьбы всего человечества.

После второй мировой войны 1939-1945 гг., в которой Хемингуэй участвовал, в его творчестве наступает замет­ный спад. Он снова возвращается к темам и образам «доиспанского» периода. Видимо, он сам понимал, что во многом начинает повторять им же сказанное.

Вершиной послевоенного творчества писателя и его своеобразным завещанием явилась повесть «Старик и море» (1952), через два года после появления которой Хемингуэю была присуждена Нобелевская премия по литературе.

В этой небольшой повести раскрыты философия и миропонимание автора: вера в человека и силу его духа, утверждение необходимости братства людей и в то же время трагический взгляд на удел человека, чьи усилия перебо­роть судьбу в конечном счете ни к чему не приводят.

Так, действие повести «Старик и море» ограничено несколькими днями и одним частным случаем: старому рыбаку удается изловить в море огромную рыбу, но по пути к берегу его добычу пожирают акулы, и он остается ни с чем. Но в строгие рамки сюжета «втиснута» богатейшая философская проблематика, и перед читателем не только открывается история долгой, достойной и нелегкой чело­веческой жизни, но и ставятся вечные вопросы: о смысле и ценности жизни, о преемственности поколений челове­ческого рода, о солидарности семьи людей, о единстве человека и природы и многое другое.

"Айсберг" - любимая метафора Хемингуэя для определения собственной эстетической методы. К этому образу писатель обращается неоднократно. "Если писатель хорошо знает то, о чем он пишет, он может опустить многое из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды" - это написано в 1932 г. "Я всегда старался писать по принципу айсберга. На каждую видимую часть семь восьмых его находится под водой. Все, что вы знаете, вы можете опустить, и это только укрепит ваш айсберг. Это его невидимая часть. Если писатель опускает что-то, потому что он не знает, в истории появляется дыра" - это 50-е годы. И наконец, в последнем, подготовленном писателем к изданию произведении "A Moveable Feast" читаем: "Я опустил его (конец рассказа) согласно своей новой теории: можно опускать что угодно при условии, если ты знаешь, что опускаешь, - тогда это лишь укрепляет сюжет и читатель чувствует, что за написанным есть что-то, еще не раскрытое" (Денисова 1985: 45).

Все это, "еще не раскрытое", изображенное опосредованно, и составляет второй, недоступный поверхностному взору план хемингуэевского рассказа, придающий ему еще большую емкость, "насыщенность и значительность". Часто именно этот второй план или, как его обычно называют, подтекст рассказа, и таит его главное внутреннее содержание, тогда как текст, прочтенный без понимания его скрытой глубины, кажется совершенно незначительным и даже вообще нестоящим внимания.

Подтекст

Исследуя феномен подтекста и его роли в литературном наследии Хемингуэя, необходимо дать четкое определение этому понятию. Ожегов определяет подтекст как "внутренний, скрытый смысл текста, высказывания" (Ожегов, Шведова 1992: 265).

Горкин приводит следующее определение: "Подтекст - смысл, содержащийся в тексте неявно, не совпадающий с его прямым смыслом" (Горкин 2006: 59).

Русова пишет: "Подтекст - смысл, содержащийся в тексте неявно, не совпадающий с его прямым смыслом. Подтекст зависит от контекста высказывания, от ситуации, в которой эти слова произносятся. Подтекст подготавливает читателя к дальнейшему развитию действия, к острым, поворотным моментам сюжета. Именно благодаря подтексту развязка, какой бы неожиданной она ни казалась, всегда художественно обусловлена, правдива" (Русова 2004: 207). То есть, подтекст - это те смыслы, идеи и события, которые содержатся в тексте имплицитно, и понимание которых необходимо для наиболее полной и верной интерпретации авторского замысла. Таким образом, в произведении четко выделяются два постоянных компонента: текст - видимая, написанная одна восьмая, и подтекст - реально не существующая на бумаге, не написанная большая часть повести, его семь восьмых. Подтекст включает в себя огромный жизненный опыт, познания, размышления писателя. Требуется особая организация прозы, чтобы создать единую систему "писатель - герой - читатель" и тем самым "реализовать" подтекст. Особенно характерен подтекст для психологической новеллы, психологического романа, психологической драмы Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, Г. Ибсена, Т. Манна, Э. Хемингуэя.

Очевидно, что Хемингуэй не является открывателем подтекста - прием этот широко использовался в литературе и до него, в особенности русским классиком А.П. Чеховым. В советском литературоведении имя Чехова в связи с прозой Хемингуэя упоминалось не раз - в частности, в книге И. Кашкина "Эрнест Хемингуэй". Речь идет не о влиянии, а о некоем родстве между писателями, в повествовании которых "…так много зависит от авторской интонации, подтекста, непосредственности эмоционального контакта с читателем, что пересказывая их, трудно сохранить цвет, вкус, аромат - словом, все, что конкретно выражает их сущность". Давно уже вошел в литературоведческий обиход термин "айсберг" - изобретение Хемингуэя, ныне неотторжимое от любой характеристики его прозы. Кашкин убедительно показывает, что в сути своей "айсберг" - вовсе не открытие Хемингуэя, что, как всякая истинная новизна, это - новизна, коренящаяся в традиции. "Ново не то, что Хемингуэй показывает лишь одну восьмую возможного. Ново то, как он выжимает все "восемь восьмых" из этой одной восьмой. И далее, определяя главные свойства прозы Хемингуэя - они то и образуют массив "айсберга", придают весомость всему тому, что на поверхности, - рядом с "аналитической глубиной" Толстого Кашкин называет "четкость детали чеховской прозы" и "недосказанность чеховской драмы". Признавал ли сам Хемингуэй свои связи со "школой Чехова"? Таких признаний мы у него не находим. Однако имя это он произносит с высоким уважением (говорит как профессионал о профессионале и как читатель о писателе) (Засурский 1984: 349).

Сравнивая литературное наследие А.П. Чехова и К. Мэнсфилд, Хемингуэй с грубой прямотой замечает: "Читать ее после Чехова - все равно, что слушать старательно придуманные истории молодой старой девы после рассказа умного, знающего врача, к тому же хорошего и простого писателя. Мэнсфилд была как разбавленное пиво. Тогда уж лучше пить воду. Но у Чехова от воды была только прозрачность. Кое-какие рассказы его отдавали репортерством. Но некоторые были изумительны".

"Хороший" и "простой" - это для Хемингуэя очень высокие эпитеты. Ведь всю жизнь он стремился как к высшему достижению, к хорошей и простой прозе, прозрачной, как вода. Таким образом, самые примечательные, на его взгляд, черты чеховского повествования совпадают с главными целями, которые всегда ставил перед собой Хемингуэй. "Умный, знающий врач" - это уже дополняющая частность, но тоже значительная: врач знает о человеке больше, чем кто бы то ни было. В этом беглом высказывании - если соотнести его с внимательным чтением некоторых вещей Хемингуэя - обнажены точки пересечения творчества столь разительно несхожих (прежде всего - чертами личности, а отсюда и всей интонацией повествования) художников. Максимальная честность, максимальная объективность и "холодность" (холодность манеры, а не отношения к рассказываемому), стремление убрать из текста все "лишнее" - вот некоторые общие принципы писательского метода у Чехова и Хемингуэя (Затонский 1989: 49).

Таким образом, получается, что открытием американского писателя является не подтекст как таковой, а особое его соотношение с текстом, комбинация, отбор, сцепление компонентов, в результате которого содержание не просто расширяется за счет читаемого подтекста, но расширяется очень значительно - во много раз. У Хемингуэя подтекст настолько весом, что образовывает второй, чрезвычайно важный план рассказа, не только не совпадающий с первым, но часто как бы противоречащий ему. И в то же время подтекст очень тесно связан с текстом: его можно прочесть только "сквозь текст", с этой целью специально и очень точно организованный. Это и было новаторством Хемингуэя: особая двуплановая структура прозы и экономная, но хорошо разработанная система изобразительных средств, которая помогала создавать и текст, и подтекст и устанавливать сложную, часто основанную на разного рода ассоциациях связь между ними. При такой структуре требуется не только огромный талант и воображение художника, но многогранное ощущение реальности.

Сам Хемингуэй описывал идею создания "принципа айсберга" следующим образом: "Надо выкидывать всё, что можно выкинуть… Если писатель хорошо знает то, о чём он пишет, он может опустить многое из того, что знает, и, если он пишет правдиво, читатель почувствует всё опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом" (Лидский 1973: 72).

Как видимая часть айсберга, возвышающаяся над водой, которая намного меньше основной его массы, скрытой в глубине океана, краткое, лаконичное повествование Хемингуэя фиксирует лишь те "внешние" данные, отталкиваясь от которых читатель проникает в саму суть авторской мысли, открывает для себя художественную вселенную, такую отличную по своим масштабам с тем немногим, о чем прямо написано в произведении (Лидский 1973: 86)

В своих произведениях Э. Хемингуэй использовал ряд различных приемов для реализации "принципа айсберга", таких как художественные детали, символы, аллюзии и реминисценции, наглядность, отказ от авторских комментариев и некоторые другие.

"Айсберг" - любимая метафора Хемингуэя для определения собственной эстетической методы. К этому образу писатель обращается неоднократно. "Если писатель хорошо знает то, о чем он пишет, он может опустить многое из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды" - это написано в 1932 г. "Я всегда старался писать по принципу айсберга. На каждую видимую часть семь восьмых его находится под водой. Все, что вы знаете, вы можете опустить, и это только укрепит ваш айсберг. Это его невидимая часть. Если писатель опускает что-то, потому что он не знает, в истории появляется дыра" - это 50-е годы. И наконец, в последнем, подготовленном писателем к изданию произведении "A Moveable Feast" читаем: "Я опустил его (конец рассказа) согласно своей новой теории: можно опускать что угодно при условии, если ты знаешь, что опускаешь, - тогда это лишь укрепляет сюжет и читатель чувствует, что за написанным есть что-то, еще не раскрытое" (Денисова 1985: 45).

Все это, "еще не раскрытое", изображенное опосредованно, и составляет второй, недоступный поверхностному взору план хемингуэевского рассказа, придающий ему еще большую емкость, "насыщенность и значительность". Часто именно этот второй план или, как его обычно называют, подтекст рассказа, и таит его главное внутреннее содержание, тогда как текст, прочтенный без понимания его скрытой глубины, кажется совершенно незначительным и даже вообще нестоящим внимания.

дипломная работа

2.1 Принцип "айсберга"

"Айсберг" - любимая метафора Хемингуэя для определения собственной эстетической методы. К этому образу писатель обращается неоднократно. "Если писатель хорошо знает то, о чем он пишет, он может опустить многое из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды" - это написано в 1932 г. "Я всегда старался писать по принципу айсберга. На каждую видимую часть семь восьмых его находится под водой. Все, что вы знаете, вы можете опустить, и это только укрепит ваш айсберг. Это его невидимая часть. Если писатель опускает что-то, потому что он не знает, в истории появляется дыра" - это 50-е годы. И наконец, в последнем, подготовленном писателем к изданию произведении "A Moveable Feast" читаем: "Я опустил его (конец рассказа) согласно своей новой теории: можно опускать что угодно при условии, если ты знаешь, что опускаешь, - тогда это лишь укрепляет сюжет и читатель чувствует, что за написанным есть что-то, еще не раскрытое" (Денисова 1985: 45).

Все это, "еще не раскрытое", изображенное опосредованно, и составляет второй, недоступный поверхностному взору план хемингуэевского рассказа, придающий ему еще большую емкость, "насыщенность и значительность". Часто именно этот второй план или, как его обычно называют, подтекст рассказа, и таит его главное внутреннее содержание, тогда как текст, прочтенный без понимания его скрытой глубины, кажется совершенно незначительным и даже вообще нестоящим внимания.

Образ Наполеона в творчестве А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова

Одной из характерных черт русской классической литературы 19 века был немеркнущий интерес ее творцов к историческому прошлому своего народа, своей страны, тесно связанный с их неослабным вниманием к историческим судьбам всего человечества...

Образ помещицы Коробочки в поэме Н.В. Гоголя "Мертвые души"

Главной философской проблемой поэмы «Мертвые души» является проблема жизни и смерти в душе человека. На это указывает само название - «мертвые души», которое отражает не только смысл авантюры Чичикова - покупку «мертвых», т.е...

Переосмислення християнської доктрини та етики у романі К. Воннегута "Бійня номер п’ять, або Хрестовий похід дітей"

Вже на рівні інтерпретації заголовку роману «Бійня номер 5, або Хрестовий похід дітей» можна помітити гру смислів, що утворюють багатошаровий підтекст. Хрестові походи в контексті європейської культури можна трактувати по-різному. По-перше...

Символы в романе И.С.Тургенева "Отцы и дети"

"Отцы и дети" - книга, посвященная идее бесконечной смены поколений, поэтому ее автор использует такой важный элемент мифопоэтической символики, как круг. Круг является одним из древнейших символов человечества...

Типы смысловых трансформаций при переводе поэзии (на примерах сонетов В. Шекспира)

Перевод должен отражать ценность подлинника и в то же время быть не "бледным пересказом" или "прямым переложением" последнего, а неповторимым художественным произведением, обладающим гармонией содержания и формы. Дословные переводы...

Основа бытия и мышления человека конца XX в. - диалог, полилог по самым главным, вечным проблемам бытия. Это всеобщий способ освоения духовно-ценностных основ жизни, форма поиска самого себя в мире общечеловеческих ценностей: истины, добра...

Эстетико-функциональная природа древнерусской литературы с точки зрения культурологического подхода

Слово интеграция обозначает восстановление, восполнение, организацию отдельного в целое, качественно новое. На принципе интеграции построены почти все школьные дисциплины, представляющие самые различные...

Эрнест Миллер Хемингуэй (англ. Ernest Miller Hemingway ; 21 июля 1899, Оук-Парк, Иллинойс, США — 2 июля 1961, Кетчум, Айдахо, США) — американский писатель, журналист, лауреат Нобелевской премии по литературе 1954 года.

Широкое признание Хемингуэй получил благодаря своим романам и многочисленным рассказам — с одной стороны, и своей жизни, полной приключений и неожиданностей, — с другой. Его стиль, краткий и насыщенный, значительно повлиял на литературу XX века.

Выдвинутый Хемингуэем «принцип айсберга» (особый творческий прием, когда писатель, работая над текстом романа, сокращает первоначальный вариант в 3-5 раз, считая, что выброшенные куски не пропадают бесследно, а насыщают текст повествования дополнительным скрытым смыслом) сочетается с так называемым «боковым взглядом» - умением увидеть тысячи мельчайших деталей, которые будто бы не имеют непосредственного отношения к событиям, но на самом деле играют огромную роль в тексте, воссоздавая колорит времени и места:

«Надо выкидывать всё, что можно выкинуть… Если писатель хорошо знает то, о чём он пишет, он может опустить многое из того, что знает, и, если он пишет правдиво, читатель почувствует всё опущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом».

Творчество Э. Хемингуэя 40-50-х годов можно выделить в особый период. Этого мнения придерживаются многие американские (К. Бейкер, Э. Баргесс, С. Дональдсон) и отечественные (А. И. Кашкин, А. И. Старцев, М. О. Мендельсон, Б. А. Гиленсон, А. С. Мулярчик) исследователи творчества писателя.

Три основных периода (америк. исследователи) : 20-е, 30-е и выделяют его на том основании, что Хемингуэй в этот период обращается к социальной проблематике в своем творчестве. Третий период - 40-50-е годы, - на основании ностальгической направленности, выраженной автобиографичности его творчества, отказа Хемингуэя от решения общественных проблем в художественных произведениях.

А. И. Старцев выделяет четыре периода в творчестве Э. Хемингуэя: первый - до середины 30-х годов; второй - с середины 30-х, основываясь на выходе Хемингуэя в это время к социальной проблематике. Особым периодом называет 50-е годы. А. И. Старцев рассматривает его как завершающий по тематике и колориту, что совпадает с точкой зрения западных литературоведов. Роман «Острова в океане», опубликованный позднее, но писавшийся в основном в 40-е годы, А. И. Старцев связывает с заключительным этапом творчества Хемингуэя.

Выделение 40-50-х годов в творчестве Э. Хемингуэя как определенного этапа в его творческой биографии основано на нескольких причинах: кризис ценностной системы США того времени, что, по справедливому замечанию А.С. Мулярчика, в значительной степени объясняет творческие неудачи Хемингуэя: «Хемингуэй был особенно чуток к резким сдвигам в психологическом климате США, за которыми, случалось, не всегда поспевала мысль художника. Мир лучших произведений Хемингуэя был величав и прост, а в Америке 40-х годов преобладала обыденность, сочетавшаяся с нарастающей фрагментацией форм человеческого бытия, включая политику, идеологию, нравы, искусство».

40-50-е годы в США - время формирования общества равных возможностей и массовой культуры, воплощения в жизнь американской мечты с ее положительными и негативными сторонами. Можно сказать, что именно в это время «мифологема американской истории окончательно состоялась». На смену экономическому кризису 40-50-го годов приходит эпоха «тучных 50-х», духовного кризиса, в обществе преобладают «склонность к апологетике и конформизму ».

Хемингуэй, переживший творческий и душевный подъем во второй половине 30-х - первой половине 40-х годов, связанный с приобщением к антифашистской борьбе, разочаровывается в послевоенном американском обществе, забывшем об уроках недавней войны. Вместе с тем, еще в довоенное время, в романе «Иметь и не иметь» (1937) Хемингуэй отмечает кризисные явления в духовной жизни США, рассказывая о судьбах людей, потерявших свои состояния:

«Одни выбирали длительное падение из окна конторы или жилого дома; другие наглухо запирали двери гаража и запускали мотор; третьи прибегали к отечественной традиции кольта или смит-и-вессона... этих великолепных изделий американской промышленности, таких портативных, таких надежных, так хорошо приспособленных для того, чтобы положить конец Американской Мечте, когда она переходит в кошмар...».

Трагизм, свойственный в той или иной степени большинству произведений Хемингуэя 40-50-х гг., является также следствием и личного мировоззренческого и духовного кризиса писателя. Во второй половине 40-х годов Хемингуэй переживает творческий спад. Тяжелое физическое и психическое состояние после пережитого на фронте, развод с Мартой Геллхорн, многочисленные травмы, полученные им во второй половине 40-х годов, сказываются на состоянии здоровья писателя и приводят к ослаблению его творческого потенциала.

В первой половине 50-х годов жизненные невзгоды, преследующие писателя, продолжаются. Уходят из жизни Чарльз Скрибнер, издатель и друг Хемингуэя; его вторая жена Полин Пфайфер; Грейс Холл - Хемингуэй, мать писателя; отец Мэри Уэлш, его последней жены. Хемингуэя продолжают преследовать авто- и авиакатастрофы.

Таким образом, вышеперечисленные обстоятельства, как объективные, так и субъективные, привели к кризису мировоззрения писателя, что определило предпочтение им особого типа героя, особого типа конфликта, что, в свою очередь, определяет особенности поэтики книг Хемингуэя исследуемого периода.