Олег Волков принадлежал к тем заключенным Соловецкого ИТЛ, вина которых состояла во врожденной интеллигентности, безупречном образовании и непоколебимой вере. Любовь к России дополняла перечень его преступлений. Двадцать пять (!) лет в СЛОНе. При отъезде из соловецкого лагеря Олега Волкова провожал другой ссыльный, вятский епископ, святой Виктор (Островидов) ...

Рис.1.Олег Волков. Писатель и Соловецкий заключенный. СЛОН

Олег Волков - писатель и соловецкий зэк

"Это был высокий и красивый человек, который и в преклонные годы сохранял ясность ума и молодость духа. Он прошел трагический путь русского советского интеллигента. Значительная часть его жизни - с 1928 по 1955 год - прошла в сталинских лагерях, в ссылке, на Соловках и в других созданных партийной тиранией непригодных для жизни местах. Однако это не помешало ему остаться настоящим гражданином и талантливым писателем. Его перу принадлежит знаменитая книга "Погружение во тьму". Она посвящена тому, как в нечеловеческих условиях можно остаться человеком." (Редакционная статья. Прощание с ровесником века. Московский комсомолец. №28, Москва. 13.02.1996 )

Умер Олег Волков

10.02.1996 года на 97 году жизни мирно почил о Господе писатель Олег Васильевич Волков.

Русская литература потеряла своего старейшину, автора замечательной эссеистики, прозы и поразительных по своему трагизму воспоминаний "Погружение во тьму", удостоенных Государственной премии России, Пушкинской премии Германского фонда Альфреда Тепфера, других наград.

Олег Васильевич Волков родился 21 января 1900 года в дворянской семье. Всех, кто его знал, удивляло, что он до конца своих дней сохранял аристократическую стать, безупречную русскую речь, изысканно простой писательский слог и православную веру.

Семья Волковых (отец писателя входил а число ведущих промышленников России, был директором Правления русско-балтийских заводов и Одним из руководителей Русско-Английского банка) революцию 1917 года не приняла, но в тяжкие для России времена покинутъ ее не захотела...

"Каждый день мыть руки и не ругаться матом... А вы думаете, это так просто мыть каждый день руки, когда никто их не моет?" - ответил Олег Волков на вопрос, как выживали люди в Соловках, как оставались людьми?

Шесть судебных приговоров, как "социально опасному элементу", и 28 лет, проведенных на каторге, в тюрьмах, лагерях и ссылках, - вот цена, заплаченная Олегом Васильевичем за ту свободу духа, которую он сумел сохранить. Во время своего первого заточения на Соловках он познал, как пишет в своих мемуарах, "обновляющее, очищающее душу воздействие Соловецкой святыни... Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры. За нее и постоять можно!" При отъезде из соловецкого лагеря Олега Волкова провожал ссыльный Вятский епископ - Преосвященный Виктор (Островидов) , который напутствовал писателя наказом "сердцем запомнить" все то, что приходится испытывать страдальцам за веру и неправедно осужденным узникам советских лагерей, и в нужное время стать свидетелем эпохи гонений.

Обновляющее, очищающее душу воздействие Соловецкой святыни... Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры. За нее и постоять можно!

Олег Волков в своих мемуарах о Соловецком монастыре, превращенном в концлагерь.

Выполняя архиерейское благословение, Олег Волков всю свою жизнь без какой-либо надежды на публикацию писал главную свою книгу - свидетельство и сподобился Божией милости дожить до дней ее выхода в свет на многих языках мира... В греческом языке одно и то же слово "мартир" обозначает понятия "мученик" и "свидетель", потому что в древности свидетель Божией славы всегда и был мученик.

Знаменательна, что Олег Васильевич Волков скончался в день смерти Александра Сергеевича Пушкина и накануне .

Отпевание раба Божия Олега было совершено в храме Святителя Николая в Старом Ваганькове священниками Виктором Шишкиным и Владимиром Вигилянским. (Чернышев В. Светлой памяти писателя Олега Волкова. Журнал Московской Патриархии. Москва. 1996 . № 3. с. 47 )

Я свидетель, владеющий русским языком...

А в 1989-м или в 1990-м я орден получал вместе с другим человеком, которого Родина простила. Я его получал вместе с Олегом Васильевичем Волковым, моим крестным отцом. Правда, это был иностранный орден. И вручали его во французском посольстве. Chevalier des arts et lettre. Он капитан этого ордена. Я лейтенант. В общем, шевалье...

И вот стоит во французском посольстве Олег Васильевич Волков, переводчик, полиглот, писатель, сын земца, который первый свой срок провел еще на Соловках. Потом - второй... Бежал. Шел по тундре... Предали его на Урале и вернули в лагерь. Он написал свою книгу про все про это - "Погружение во тьму". И только в конце 1980-х ее издали наконец.

Вот - стоит. Прекрасный старик, отпахавший 29 лет на Хозяина, - и вдруг он говорит слова благодарности по-французски. Так это было приятно... так красиво... И сам он высокий, стройный, красивый. Несмотря ни на что.

Так было приятно постоять рядом с ним, в лейтенантской тени. Я стоял и думал, я молча восхищался тем, как иногда этот невнимательный, халтурный, в общем-то, очень противный мир... подлый мир... как он иногда вдруг бывает верен, как он правильно иногда выбирает, как он верно отдает должное!

И орден ему, конечно, судьба предоставила правильный. Тот самый. Chevalier des arts et lettre. Рыцарь словесности и искусств. И вот - целый орден таких рыцарей, рассеянный по Европе, по миру. А девяностолетний Олег Васильевич Волков - того ордена капитан. ( Новая Газета, 36, 28.05.2001 )

Олега Волкова "судил" чекист Аустрин

Писателя, ученого, полиглота, дворянина Олега Волкова судила "тройка" во главе с , родившемся 25.08.1891 г. в семье плотника городка Вольмар, Лифляндской губернии. Латыша. Члена КП с 1907 года, СДП Латвии 1907-17 и РСДРП(б) с 10.17. Образование: 2 класса церковно-приходской школы (1906). Расстрелян в 1937 году как "английский шпион".

"Фигура несколько ожиревшая, короткая шея, взгляд неподвижный, тяжелый, говорит с сильным акцентом, медленно, деревянно... Говорил - медленно", но чекисты при нем действовали быстро: арестовывали, сажали, ликвидировали без проволочек... Это нынешние их преемники 10 биографических справок по полстраничке каждая готовят по месяцу, да еще и деньги грозят взымать за свой труд... То есть прежние - трудились-не ленились. Еще бы - решали важное государственное дело." (Олег Волков "Погружение во тьму".)

21 января 2000 года исполнилось бы сто лет со дня рождения одному из достойнейших и многострадальнейших писателей России - Олегу Васильевичу Волкову.

Волков - фигура не столь прославленная, как перечисленные мной писатели зодиакального круга, но более чем достойная. В России писатель -это всегда судьба. Книги и судьба рассматриваются как единый текст (так мы до сих пор дочитываем Пушкина). Если говорить о текстах Волкова, то они все, абсолютно все, достойны, а что касается судьбы, она превосходит всех. Волков прожил долгую жизнь. В чудесном эссе "Мои любимцы пойнтеры" Волков вспоминает, что, судя по кличке его первого пойнтера - Банзай, - первые его детские воспоминания относятся к 1904 году. А потом воспоминания прервались. Арестовали его в феврале 1927 года. Около греческого посольства - как и положено дворянину, он знал три языка и подрабатывал переводами. Знание языков вкупе с дворянским происхождением и обеспечило ему этот арест. Первый свой срок он отсидел на Соловках, там еще была Соловецкая республика (существовал тогда такой термин), потом вторично... так и пошло - до 1956 года! Какие-то бывали небольшие передышки, но он этот срок отволок. У него под стеклом я видел шесть реабилитаций! Когда я с ним познакомился в 1977 году, он меня поразил своей внешностью. Высокий, красивый, стройный человек (стариком его нельзя было назвать) в джинсовом костюме, с серебряной бородой, молодой кожей, держал спину идеально прямо... Среди той брежневской тусовки в Молдавии он выглядел настолько отдельно, что у меня даже родилась шутка: мол, Волкова надо поместить в Красную книгу - та, тогдашняя пьянка была посвящена теме "Писатель и природа", что морально никому, кроме самого Волкова, не соответствовало. Я датирую наше знакомство июлем, потому что только что до России достигла весть о смерти Владимира Владимировича Набокова, о чем я ему тогда рассказал. И вот наше знакомство в автобусе началось с того, что он сказал: "А, он умер! " И с такой легкой интонацией: "Я же с ним за одной партой сидел! " Тогда что-то и сдвинулось у меня в сознании - получается, что, поскольку Волков сидел не только за партой, он просидел от "Машеньки" до "Лолиты"... Вот вам какая разводка судеб - Набоков и Волков. Они были воистину одноклассники, то есть люди одного класса. ( Он был однокласником Набокова. Инт. Галина М., Литературная газета, №3, Москва. 19.01.2000)

Олег Васильевич Волков

Погружение во тьму

Белая книга России

Автобиографическое повествование Олега Волкова охватывает период с 1917 года по семидесятые годы. В книге воссозданы обстоятельства жизни человека, подвергавшегося незаконным преследованиям, но сумевшего сохранить чувство человеческого и гражданского достоинства, любовь к Родине, много потрудившегося на ниве отечественной культуры.

Несколько вводных штрихов. (Вместо предисловия)

Глава первая. Начало длинного пути

Глава вторая. Я странствую

Глава третья. В Ноевом ковчеге

Глава четвертая. Гаррота

Глава пятая. В краю непуганых птиц

Глава шестая. На перепутье

Глава седьмая. Еще шестьдесят месяцев жизни

Глава восьмая. И вот, конь бледный

Глава девятая. И возвращаются ветры на круги своя

Глава десятая. По дороге декабристов

Послесловие

Э.Ф. Володин. Послесловие

Я поздно встал, и на дороге Застигнут ночью Рима был.

Ф. И. Тютчев. Цицерон.

И я взглянул, и вот, конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ним...

Откровецие св. Иоанна (гл. 6, стих, 8)

Ольге, дочери моей, посвящаю

НЕСКОЛЬКО ВВОДНЫХ ШТРИХОВ

(вместо предисловия)

Голые выбеленные, стены. Голый квадрат окна. Глухая дверь, с глазком. С высокого потолка свисает яркая, никогда не гаснущая лацпочка, В ее слепящем свете камера особенно пуста и стерильна; все жестко и четко. Даже складки одеяла на плоской постели словно одеревенели.

Этот свет - наваждение. Источник неосознанного беспокойства. От него нельзя отгородиться, отвлечься. Ходишь ли маятником с поворотами через пять шагов или, закружившись, сядешь на табурет, - глаза, уставшие от знакомых потеков краски на параше, трещинок штукатурки, щелей между половицами, от пересчитанных сто раз головок болтов в двери, помимо воли обращаются кверху, чтобы тут же, ослепленными, метнуться по углам. И даже после вечерней поверки, когда разрешается лежать и погружаешься в томительное ночное забытье, сквозь проносящиеся полувоспоминания-полугрезы ощущаешь себя в камере, не освобождаешься от гнетущей невозможности уйти, избавиться от этого бьющего в глаза света. Бездушного, неотвязного, проникающего всюду. Наполняющего бесконечной усталостью...

Эта оголенность предметов под постоянным сильным освещением рождает обостренные представления. Рассудок отбрасывает прочь затеняющие, смягчающие покровы, и на короткие мгновения прозреваешь все вокруг и свою судьбу безнадежно трезвыми очами. Это - щк луч прожектора, каким пограничники вдруг вырвут из мрака темные береговые камни или вдавшуюся в море песчаную косу с обсевшими ее серокрылыми, захваченными врасплох морскими птицами.

Я помню, что именно в этой одиночке Архангельской тюрьмы, где меня продержали около года, в один из бесконечных часов бдения при неотступно сторожившей лампочке, стершей грани между днем и ночью, мне особенно беспощадно и обнаженно открылось, как велика и грозна окружающая нас "пылающая бездна..." Как неодолимы силы затопившего мир зла! И все попытки от-городиться от него заслонами веры и мифов о божественном начале жизни показались жалкими, несостоятельными.

Мысль, подобная беспощадному лучу, пробежала по картинам прожитых лет, наполненных воспоминаниями о жестоких гонениях и расправах. Нет, нет! Невозможен был бы такой их невозбранный разгул, такое выставление на позор и осмеяние нравственных основ жизни, руководи миром верховная благая сила. Каленым железом выжигаются из обихода понятия любви, сострадания, милосердия - а небеса не разверзлись...

В середине тридцатых годов, во время генеральных репетиций кровавых мистерий тридцать седьмого, я успел пройти через круги двух следствий и последующих отсидок в Соловецком лагере. Теперь, находясь на пороге третьего срока, я всем существом, кожей ощущал полную безнаказанность насилия. И если до этого внезапного озарения - или помрачения? - обрубившего крылья надежде, я со страстью, усиленной гонениями, прибегал к тайной утешной молитве, упрямо держался за веру отцов и бывал жертвенно настроен, то после него мне сделалось невозможным даже заставить себя перекреститься... И уже отторженными от меня вспоминались тайные службы, совершавшиеся в Соловецком лагере погибшим позже священником.

То был период, когда духовных лиц обряжали в лагерные бушлаты, насильно стригли и брили. За отправление любых треб их расстреливали. Для мирян, прибегнувших к помощи религии, введено было удлинение срока - пятилетний "довесок". И все же отец Иоанн, уже не прежний благообразный священник в рясе и с бородкой, а сутулый, немощный и униженный арестант в грязном, залатанном обмундировании, с безобразно укороченными волосами - его стригли и брили связанным, - изредка ухитрялся выбраться за зону: кто-то добывал ему пропуск через ворота монастырской ограды. И уходил в лес.

Там, на небольшой полянке, укрытой молодыми соснами, собиралась кучка верующих. Приносились хранившиеся с великой опаской у надежных и бесстрашных людей антиминс и потребная для службы утварь. Отец Иоанн надевал епитрахиль и фелонь, мятую и вытертую, и начинал вполголоса. Возгласил и тихое пение нашего робкого хора уносились к пустому северному небу; их поглощала обступившая мшарину чаща...

Страшно было попасть в засаду, мерещились выскакивающие из-за деревьев вохровцы - и мы стремились уйти всеми помыслами к горним заступникам. И, бывало, удавалось отрешиться от гнетущих забот. Тогда сердце полнилось благостным миром и в каждом человеке прозревался "брат во Христе". Отрадные, просветленные минуты! В любви и вере виделось оружие против раздирающей людей ненависти. И воскресали знакомые с детства легенды о первых веках христианства.

Чудилась некая связь между этой вот горсткой затравленных, с верой и надеждой внимающих каждому слову отца Иоанна зэков и святыми и мучениками, порожденными гонениями. Может, и две тысячи лет назад апостолы, таким же слабым и простуженным голосом вселяли мужество и надежду в обреченных, напуганных ропотом толпы на скамьях цирка и ревом хищников в вивариях, каким сейчас так просто и душевно напутствует нас, подходящих к кресту, этот гонимый русский попик. Скромный, безвестный и великий...

Мы расходились по одному, чтобы не привлечь внимания.

Трехъярусные нары под гулкими сводами разоренного собора, забитые разношерстным людом, меченным страхом, готовым на все, чтобы выжить, со своими распрями, лютостью, руганью и убожеством, очень скоро поглощали видение обращенной в храм болотистой поляны, чистое, как сказание о православных святителях. Но о них не забывалось...

Ведь не обмирщившаяся церковь одолевала зло, а простые слова любви и прощения, евангельские заветы, отвечавшие, казалось, извечной тяге людей к добру и справедливости. Если и оспаривалось в разные времена право церкви на власть в мире и преследование инакомыслия, то никакие государственные установления, социальные реформы и теории никогда не посягали на изначальные христианские добродетели. Религия и духовенство отменялись и распинались евангельские истины оставалидь неколебимыми. Вот почему faK ошеломляли и пугали открыто провозглашенные принципы пролетарской "морали", отвергавшие безотносительные понятия любви и добра.

Над просторами России с ее церквами и колокольнями, из века в век напоминавшими сиянием крестов и голосами колоколов о высоких духовных истинах, звавшими "воздеть очи горе" и думать о душе, о добрых делах, будившими в самых заскорузлых сердцах голос совести, свирепо и беспощадно разыгрывались ветры, разносившие семена жестокости, отвращавшие от духовных исканий и требовавшие отречения от христианской морали, от отцов своих и традиций.

Проповедовались классовая ненависть и непреклонность. Поощрялись донос и предательство. Высмеивались "добренькие". Были поставлены вне закона терпимость к чужим мнениям, человеческое сочувствие и мягкосердечие. Началось погружение в пучину бездуховности, подтачивание и разрушение нравственных устоев общества. Их должны были заменить нормы и законы классовой борьбы, открывшие путь человеконенавистническим теориям, породившим фашизм, плевелы зоологического национализма, расистские лозунги, залившие кровью страницы истории XX века.

Олег Васильевич Волков

Дворянин, писатель, переводчик, публицист

Волков Олег Васильевич (21.01.1900-10.01.1996), дворянин, писатель, переводчик, публицист, активный член «Русского клуба». Отец Василий Александрович - директор правления Русско-Балтийских заводов, мать Александра Аркадьевна - из рода флотоводцев Лазаревых. О. Волков - правнук любимца Николая I , знаменитого адмирала, главнокомандующего Черноморским флотом М.П. Лазарева , воспитавшего В.Н. Истомина , В.В. Корнилова , П.С. Нахимова . Род Лазаревых дал России семерых адмиралов.

Авторитет патриарха русской литературы Волкову создали роман «Погружение во тьму», десятки повестей, рассказов, очерков, эссе, вышедших под обложками «Чур, заповедано» (1976), «В конце тропы» (1978), «Каждый камень в ней живой. Из истории московских улиц» (1985), «Все в ответе» (1986), «В тихом краю» (1987), «Век надежд и крушений» (1989), «Два стольных града» (1994) и мн. др. Его блестящие переводы «Греческой цивилизации» А. Боннара, мемуаров Э. Эррио «Из прошлого. Между двумя войнами», «Ренуара» Ж. Ренуара, произведений Золя, Бальзака открыли русскими читателям полнозвучие французского языка.

Страстное, жесткое, мужественное слово волковской набатной публицистики обороняло «священный Байкал», непреодолимо встало на пути уже начатой было переброски северных рек на юг, защищало российский кедр, архитектуру старинных русских городов, заповедную Стрелецкую степь, Теберду, Баргузинский хребет, Кедровую падь Уссурийского края, склоны Сихотэ-Алиня, острова национального быта, векового сельского уклада - словом, все то, в чем сосредоточена живая и подлинная душа России.

И все-таки, когда Русский Народ , опамятовавшись и одумавшись, спохватится и примется возрождать свою державу, он наново откроет для себя писателя Волкова, хотя и при жизни не обойденного ни писательской славой, ни читательской популярностью, однако не произошло главного - не стал настольной книгой каждого русского человека его роман «Погружение во тьму», редчайший по силе духа роман во всей отечественной литературе. В нем во всей крепости и мощи представлен несгибаемый русский человек - в полноте Православной веры, преданности заветам отцов следовать тому, что подсказывает совесть, до смертного конца исполнять свой долг, помнить, что честь и достоинство превыше смерти.

Роман автобиографичен, в нем все из пережитого самим Волковым за 28 лет советских тюрем, лагерей, ссылок, собственного крестного пути, начатого в 1928 по бессчетным островам Архипелага Гулага - от Соловков до Ухты, от зырянских болот до восточносибирской тайги. Роман редкостной художественной мощи, русского языка родниковой чистоты и в то же время подлинность описываемых событий делает его документом новейшей истории.

Миронов Б.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Писатель XX века

Волков Олег Васильевич - прозаик.

Родился в дворянской семье, «исповедовавшей добротный российский либерализм». Отец «корнями принадлежал тем средним слоям провинции, где прочно уверовали в пользу просвещения, земских учреждений и спасительность постепенного преображения жизни». Мать происходила из рода известных мореплавателей Лазаревых. Семья была состоятельной и многодетной - 5 сыновей и 2 дочери.

Отец Волкова был членом правления Крестьянского банка, служил директором правления Русско-Балтийского завода. Особенно близок Волков был с братом-близнецом Всеволодом, впоследствии погибшим в годы Великой Отечественной войны. Глава семьи «более всего ценил не попранное человеческое достоинство, право свободно мыслить». Волков вспоминал, что в семье «придавалось исключительное значение манерам и воспитанности, культивировалось достаточно рационалистическое понимание назначения человека и его долга. В общем, были в почете внешняя и внутренняя порядочность, прилежание, трезвая подготовка себя к жизни, в которой человек сам кузнец своей судьбы» («Погружение во тьму»).

Детство и юность Волков прошли в Петербурге и в деревне, в поместье отца неподалеку от Торжка, куда семья выезжала почти каждое лето.

В 1908 Волков начал учиться в Тенишевском училище, для поступлении в которое имущественный ценз «стоил ценза сословного или ограничений по вероисповеданию!..». Туда «отдавали своих отпрысков люди разных кругов и сословий, но не состояний!». Училище славилось в Петербурге прежде всего благодаря «особым, прогрессивным методам обучения, позаимствованным чуть ли не в английских колледжах. Тут, кроме этого, была изжита рутина казенных гимназий, введены ручной труд, практические дисциплины». Эти практические дисциплины и навыки крестьянского труда, о приобретении которых позаботился отец, наряду с умением охотиться, больше всего пригодились В. в будущем.

В 1917 Волков окончил Тенишевское училище. Они с братом мечтали продолжить обучение в Оксфорде, Волков намеревался изучать восточные языки. Однако отцу расставание с Россией даже в условиях революционного переворота представлялось невозможным. Семья уехала из Петербурга в деревню. Какое-то время она существовала там как своего рода артель, состоявшая из членов семьи, нескольких друзей и оставшихся на усадьбе рабочих. Однако вскоре отец, опасаясь ареста, был вынужден покинуть родные места и семью. На несколько лет Волков с братом оказались кормильцами матери, бабушки, младших братьев и сестер.

В 1923 Волков приехал в Москву. Поступить в университет оказалось невозможным из-за дворянского происхождения. Работал переводчиком в Нансеновской миссии, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, в греческом посольстве.

В февр. 1928 Волков впервые был арестован и после отказа стать осведомителем отправлен в лагерь на Соловецких островах по обвинению в контрреволюционной агитации. С этого момента в течение почти 28 лет - больше трети жизни - для Волков тюрьмы и лагеря сменялись кратковременными ссылками и высылками. Последний раз он был арестован и приговорен к 10 годам ссылки в Красноярский край в 1950.

В апр. 1955 Волков был реабилитирован. Реабилитировали его и по всем предыдущим делам «за отсутствием состава преступления».

Заниматься литературной деятельностью Волков начал еще в ссылках и кратковременных промежутках между арестами. Сначала это были переводы для издательства иностранной литературы. Волков перевел на французский «Слепого музыканта» В.Короленко, сказки С.Михалкова. Затем в разных журналах появились заметки об охоте.

В 1951 под псевдонимом О.Осугин отдельным изданием была опубликована повесть «Молодые охотники». Правда, и из заметок, и из книги выбрасывались любые упоминания об истинных обстоятельствах жизни автора.

Окончательно вернувшись в Москву в середине 1950-х, Волков также занимался переводами. Переводил труд А.Боннара «Греческая цивилизация», мемуары Э.Эррио, книгу Ж.Ренуара о его отце, Бальзака, Золя, писал для издательств и журналов внутренние рецензии.

В 1957 Волков приняли в Союз Писателей.

Постепенно Волков перешел к публицистике, стал известен как автор очерков о природе России. «Все мое прошлое подготовило меня к вступлению в ряды защитников природы: юность, связанная с деревней, охота и - крепче всего - годы, научившие видеть в окружающем мире живой природы утешение и прибежище, нечто, не причастное человеческой скверне»,- писал Волков. Писатель постоянно выступал в защиту природы от неумного и неумелого обращения с ней и человека и государства.

В 1976 вышел сборник очерков Волков «Чур, заповедано!» о российских заповедниках.

В 1985 - книга «Каждый камень в ней живой. Из истории московских улиц». Своего рода итогом публицистической деятельности Волков стала книга «Все в ответе» (1986).

Некоторое время Волков был членом Центрального совета Общества охраны природы, участвовал в организации и работе Общества охраны памятников истории и культуры, но вышел из этих обществ, убедившись, по его словам, что «истинное назначение этих организаций - быть ширмами, отгораживающими власть от критики и нареканий».

В конце 1970-х Волков начал писать свою главную книгу - «Погружение во тьму». Это была книга воспоминаний и свидетельств человека, прошедшего путь многих русских людей - через тюрьмы, лагеря, ссылки. «Становилось невыносимым таить про себя свидетельства уничтожения русского крестьянства, молчать о гибели бессчетных и невинных жертв»,- сказал сам писатель о причинах работы над «Погружением во тьму». В своих воспоминаниях он видел «в первую очередь выполнение долга перед памятью бесчисленных тысяч замученных русских людей, никогда не возвратившихся из лагерей...». «Погружение во тьму» встает рядом с книгами А.Солженицына и В.Шаламова. Это книга о страданиях человека и возможности выносить эти страдания, сохраняя человеческое достоинство там, где, казалось бы, это невозможно.

О.И.Козлова

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 411-413.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Избранное: Повести. Рассказы. Воспоминания. Эссе. М., 1987;

Век надежд и крушений. М., 1989.

Литература:

Кораллов М. Требуется доказать // Волков О. Избранное. М., 1987;

Битов А. Одноклассники. К 90-летию О.В.Волкова и В.В.Набокова // Новый мир. 1990. №5.

1900, 21 января . — Родился в Тверской губернии в дворянской семье. Отец - Василий Александрович Волков, директор правления Русско-Балтийских заводов, мать Александра Аркадьевна - из рода флотоводцев Лазаревых.Сестра - Наталья (в замужестве Голицына), брат -Всеволод.

1917. — Окончание Тенишевского училища. Подготовка к поступлению в университет.

1917-1919. — Жизнь семьи в имении (Никольская волость Новоторжского уезда Тверской губернии).

1922-1928. — Работа переводчиком в Миссии Нансена, у корреспондента Ассошиэйтед Пресс, у концессионеров, в греческом посольстве.

1924. — Брак с Софьей Всеволодовной Мамонтовой (1904-1991).Рождение дочери Марии (1924-2005), в замужестве Игнатченко.

1928, февраль. — Первый арест О.В. Волкова. Внутренняя тюрьма НКВД в Москве. Бутырская тюрьма. Г.М. Осоргин.

1928-1929. — Приговор Особого Совещания при НКВД: 3 года ИТЛ. Этап на Соловки. Кемьский пересыльный пункт. Соловецкий лагерь особого назначения. Условия заключения в лагере. Духовенство. Мусаватисты. Сектанты. Якуты. Работа статистом санчасти.

1920-е гг. — Высылка сестры из Ленинграда.

1929-1931. — Работа переводчиком технической литературы.

1931, март. — Второй арест, совместно с братом-Всеволодом. Тюрьма Тульского НКВД. Следствие над крестьянами. Голодовка. Освобождение брата (погиб на строительсве Беломорско-Балтийского канала). Перевод в Тульскую областную тюрьму.

1931, осень - 1933, конец лета. — Отправка через Кемьский пересыльный пункт на Соловки. Работа счетоводом лесного отдела, истопником и уборщиком при лесничестве, чернорабочим на звероферме. Подготовка побега.

1932. — Первый арест жены (второй раз арестована в 1949, была в лагерях в Мариинске, Калуге. Сыктывкаре).

1933, конец лета - 1936. — Постановление о замене оставшегося срока ссылкой в Архангельск. Приезд жены в ссылку. Работа в филиале НИИ электрификации лесной промышленности. Рассказ Н.М. Путиловой о массовом расстреле на Соловках. Встречи с епископом Лукой (В.Ф. Войно-Ясенецким).

1935. -Рождение сына Всеволода.

1937, январь. — Приговор Особого Совещания при НКВД о заключении в ИТЛ на 5 лет как социально-опасного элемента.

1937, апрель - конец июля. — Перевод в Архангельскую городскую тюрьму. Этап до Котласского пересыльного пункта.

1937-1941, июнь. — Ухтинские лагеря (Коми АССР). Работа лесорубом на лесоповале. Пребывание в сангородке. Л.Ю. Новосильцева. Начало Великой Отечественной войны. Освобождение из лагеря в связи с окончанием срока.

1941-1942, весна. — Определение вольнонаёмным в геологическую партию в Сыктывкар. Работа в глухой тайге. Арест в Усть-Куломе. Возвращение в Княж-Погост (Ухтинские лагеря). Следствие в лагере.

1942, март - 1944, апрель. — Приговор: 4 года ИТЛ (ст. 58-10). Болезнь. Освобождение. Выбор места жительства в Азербайджане.

1944, весна-1946, лето. — Приезд в Кировобад. Работа преподавателем иностранных языков. Болезнь горла. Возвращение к семье в Малоярославец.

1946-1950. — Работа переводчиком в московских издательствах. Переезд в Калугу.

1950, весна - 1951. — Пятый арест. Калужская тюрьма. Приговор Особого совещания при МГБ: 10 лет ссылки в отдаленных районах СССР. Краснопресненская пересыльная тюрьма в Москве. Ссылка в Ярцево (Красноярский край).

1955-1980-е гг. — Возвращение в Москву. Приём в Союз писателей СССР (1957). Рассказы, очерки, публицистика. Работа над мемуарами «Погружение во тьму».
Второй брак (1960).

1992. — Присуждение Государственной премии РФ.

1996, февраль. — Скончался О.В. Волков. (Отпевание прошло в храме Святителя Николая в Старом Ваганькове.)

Дополнительные сведения

Волков О. В. Собр. соч. : в 3-х т. - М. : Энцикл. рос. деревень, 1994. - Т. 1: Два стольных града. - 640 с. : ил.

* сведения, выходящие за рамки воспоминаний, выделены курсивом

- 10 февраля , Москва) - русский прозаик, публицист, мемуарист. Публиковался под псевдонимом Осугин, который в ряде источников (в том числе у В. Казака) назван в качестве настоящей фамилии. Многолетний (четверть века в лагерях и ссылках) узник ГУЛАГа.

Биография

Гражданское мужество Олега Волкова

Задолго до перестройки О. Волков выразил выстраданное личным опытом убеждение:

Уже давно не вламываются по ночам в квартиры, будя спящих, обвешанные оружием ночные гости с бумажкой-ордером, рабочие коллективы и возмущённые писатели не подписывают более писем-обращений, требующих от партийного руководства смертной казни разоблачённых «врагов народа». Не слышно и о массовых расстрелах. Но тёмный страх остался. Таится подспудно в душах, живя отголосками того кровавого прошлого. После истребления прежней интеллигенции, крестьянства, лучших людей всех сословий, образовался вакуум. Не стало людей, честно и независимо думающих. Верховодят малообразованные приспособленцы и карьеристы, изгнаны правда и совесть…

<…> Оболгано и фальсифицировано прошлое, искажено настоящее, брехня по всякому поводу сопровождает «простого советского человека» от детского сада до крематория. И если в тридцатые годы репродукторы повторяли бессчётно «жить стало лучше, жить стало веселее» в опустошённых голодом деревнях, то схема эта сохранялась в подновленном виде. С тупым упорством и застарелой, одеревеневшей косностью у нас продолжали выдавать желаемое за действительность, выхолащивать всякое сообщение, лицемерить, лгать и лгать, беззастенчиво, по всякому поводу… В этом не только маразм системы, последствия выветрившихся, износившихся от употребления всуе ложных доктрин. В этом - и оправдавший себя, унаследованный принцип не ставить ни в грош народ и его интересы, привычка к безгласности наглухо взнузданных масс: промолчат, проглотят, не пикнут!