Черты диалога культур. Три примера диалога культур в современном обществе

РЕФЕРАТ

по дисциплине: Культурология

Диалог культур

Введение

1. Межкультурное взаимодействие и его виды

2. Типология культур, проблемы и перспективы диалога между культурами

Заключение

Как известно, история заполнена постоянной борьбой различных культур и конфессий.Вся мировая история – это процесс взаимодействия народов, каждый из которых обладал или обладает специфической системой ценностей и способом деятельности. Основными модусами взаимодействия народов являются соперничество и сотрудничество, тональность которых, в свою очередь, может варьироваться в очень широких пределах. Соперничество может осуществляться в форме конкуренции, развивающейся в рамках международного права, а может принимать характер открытой конфронтации со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понятно, что и сотрудничество народов может приобретать различное качество. Характер взаимоотношений между народами, безусловно, определяется текущими экономическими и политическими интересами. Однако очень часто за ними скрываются факторы более глубокого порядка – духовные ценности, без учета и понимания которых невозможно установить нормальные добрососедские отношения между народами и прогнозировать их будущее.

Взаимодействие культур – необычайно актуальная тема в условиях современной России и мира в целом. Вполне возможно, что она важнее, чем проблемы экономических и политических взаимоотношений между народами. Культура составляет в стране известную целостность, и чем больше у культуры внутренних и внешних связей с другими культурами или отдельными ее отраслями между собой, тем выше она поднимается.

Проблемам межкультурного взаимодействия и диалога культур и посвящена моя работа. В работе поставлены следующие задачи:

· проанализировать различные виды межкультурного взаимодействия и выделить среди них место диалога;

· описать межкультурное взаимодействие между Западом, Востоком и Россией.

Исследователи межкультурных взаимодействий различным образом подходят к их типологизации и классификации. Так, одна из наиболее простых типологий основывается на прямой аналогии с взаимодействием биологических популяций. В качестве основного критерия, определяющего характер межкультурного взаимодействия, здесь выступает результат влияния одной культуры на другую. В соответствии с этим показателем, взаимодействие между двумя культурами осуществляется по одному из четырех сценариев:

1) «плюс на плюс» – взаимное способствование развитию;

2) «плюс на минус» – ассимиляция (поглощение) одной культуры другой;

3) «минус на плюс» – модель взаимодействия аналогична второму варианту, только контрагенты меняются местами;

4) «минус на минус» – обе взаимодействующие культуры подавляют друг друга.

Данная типология, при всей ее заманчивой простоте и сравнительной легкости эмпирической интерпретации, характеризуется рядом существенных недостатков. Во-первых, весь спектр межкультурных взаимодействий здесь сводится только к трем вариантам (поскольку второй и третий сценарии практически идентичны), тогда как в реальности он представляется более многообразным. Во-вторых, в данной типологии отсутствуют какие-либо указания на факторы, обусловливающие «выбор» того или иного варианта взаимодействия. В-третьих, в ней совершенно не раскрывается содержание взаимодействия культур: в чем именно выражается подавление одной культурой другой, каковы критерии того, что культура способствует развитию своего контрагента, как происходит ассимиляция и т.п., из-за чего данная типология оказывается слишком абстрактной и фактически «повисает в воздухе».

Более глубокая в теоретическом отношении типология межкультурного взаимодействия предложена В.П. Бранским. В рамках своей теории социального идеала В.П. Бранский выделяет четыре основных принципа взаимодействия между носителями конкурирующих идеалов:

1) принцип фундаментализма (непримиримости);

2) принцип компромисса;

3) принцип арбитража (нейтрализации);

4) принцип конвергенции (синтеза).

Еще одна, достаточно широко известная типология межкультурных взаимодействий принадлежит американскому антропологу Ф.К. Боку. Этот исследователь выделяет пять основных моделей оптимизации межкультурного взаимодействия, соответствующих различным способам преодоления культурного шока:

1) геттоизация (отгораживание от всякого соприкосновения с чужой культурой через создание и поддержание собственной замкнутой культурной среды);

2) ассимиляция (отказ от своей культуры и стремление целиком усвоить необходимый для жизни культурный багаж чужой культуры);

3) культурный обмен и взаимодействие (промежуточный способ, предполагающий благожелательность и открытость обеих сторон друг другу);

4) частичная ассимиляция (уступка в пользу инокультурной среды в какой-то одной из сфер жизни при сохранении верности своей традиционной культуре в других сферах);

5) колонизация (активное навязывание чужой культуре собственных ценностей, норм и моделей поведения).

Типология Ф.К. Бока характеризуется большей детализированностью и, в силу антропологической ориентации его работы, несколько меньшей умозрительностью, чем две предыдущие. В ней также присутствует содержательная расшифровка типов взаимодействия. Однако акцент в данной типологии делается, на наш взгляд, именно на социальное содержание взаимодействия. К тому же, насколько можно судить, модели взаимодействия культур здесь выведены на основе не столько аналитического, сколько описательного критерия, что дает известное смещение акцентов. Так, применительно к нашей исследовательской ситуации, различие между «ассимиляцией» и «колонизацией» одной культуры другой малосущественно, а некоторые другие из возможных вариантов взаимодействия (например, конвергенция как равноправный синтез исходных культур) не учитываются вообще.

В современной социологии и антропологии предпринимаются и другие попытки типологизации межкультурных взаимодействий. Так, Н.К. Иконникова, основываясь на разработках западных исследователей, предлагает усложненный вариант типологии, основанный на линейной схеме прогрессивного развития взаимного восприятия культур-контрагентов:

1) Игнорирование различий между культурами;

2) Защита собственного культурного превосходства;

3) Минимизация различий;

4) Принятие существования межкультурных различий;

5) Адаптация к иной культуре;

6) Интеграция и в родную, и в иную культуры.

Сильная сторона данной типологии заключается в раскрытии социально-психологического содержания взаимодействия культур и в двухуровневой ступенчатой дифференциации установок взаимного восприятия (первые три установки относятся к «культуроцентрическим», вторые три – к «культуррелятивным»). Слабой ее стороной является упрощенный подход к социальной и культурной ситуации взаимодействия, аналогичный тому, который имеет место в типологии Ф. Бока: индивид или небольшая группа в инокультурном окружении, и «механический» подход к самой культуре, которой отказывается в статусе определяющего фактора взаимодействия.

С учетом указанных достоинств и недостатков рассмотренных типологий межкультурных взаимодействий мы попытались применить к данной проблеме синергетический подход, в соответствии с которым культура (социальное знание) рассматривается как открытая нелинейная диссипативная самоорганизующаяся система, а социальные носители этих культур условно рассматриваются как единый социальный субъект. С позиций этого подхода и основываясь на приведенных выше и некоторых других концептуальных разработок в области межкультурных коммуникаций, имеющихся в современной антропологии и социологии культуры, можно выделить следующие «идеальные типы» взаимодействия культур:

1) Интеграция (синтез). Предполагает три основных варианта:

а) конвергенция – постепенное слияние культурных систем в качественно новое целое. В когнитивном плане означает диалог на уровне ядерных когнитивных структур и их уподобление друг другу вплоть до полного отождествления; в социальном плане предполагает фактическое слияние субъектов этих культур;

б) инкорпорация – включение одной культурной системы в другую в качестве «субкультуры». В когнитивном плане означает легитимизацию соответствующей версии социального знания на правах «особого случая»; в социальном плане предполагает относительную автономию субъекта последней в рамках субъекта «материнской» культуры;

в) ассимиляция – поглощение одной когнитивной системой другой. В когнитивном плане означает усвоение «материала» культуры-контрагента после распада ядерной структуры последней в качестве суммы диссоциированных фрагментов; в социальном плане предполагает слияние субъектов.

2) Взаимоизоляция – каждая из взаимодействующих культур занимает в отношении культуры-контрагента позицию «гетто». В социально-когнитивном плане данный принцип взаимодействия означает гласное или негласное разграничение сфер социального знания, предполагающее различные барьеры и табу в сферах возможного диалога и ведущее к нарастанию взаимного эзотеризма. В социальном плане предполагает отчетливое разделение субъектов по признаку культурной принадлежности.

3) Перманентный конфликт – означает «войну легитимаций» за периферийное пространство; интерпретации социальной реальности, характерные для одной культуры, стремятся полностью вытеснить интерпретации другими как несовместимые с истиной, подлинными ценностями и т.д.; в социальном плане предполагает отчетливое разделение субъектов с выраженной взаимной сегрегацией.

межкультурный коммуникация бахтин диалог межэтнический

В нынешнем столетии стало ясно, что диалог культур предполагает взаимопонимание и общение не только между различными культурными образованиями в рамках больших культурных зон, но и требует духовного сближения огромных культурных регионов, сформировавших на заре цивилизации свой комплекс отличительных черт.

Существует множество культур (типов культуры), реализовавшихся в человеческой истории. Каждая культура порождает свою специфическую рациональность, свою нравственность, свое искусство и выражается в соответствующих себе символических формах. Смыслы одной культуры не переводятся без остатка на язык другой культуры, что иногда трактуется как несоизмеримость различных культур и невозможность диалога между ними. Между тем такой диалог возможен в силу того, что у истоков всех культур общий творческий источник -- человек с его универсальностью и свободой. В диалог вступают не сами культуры, а люди, для которых соответствующие культуры очерчивают специфические смысловые и символические границы. Во-первых, богатая культура несет в себе массу скрытых возможностей, позволяющих перебросить смысловой мост к другой культуре; во-вторых, творческая личность способна выйти за пределы ограничений, налагаемых исходной культурой. Поэтому, будучи творцом культуры, человек способен найти способ диалога между различными культурами. Радугин А. А. Культурология.- М.: Издательство «Центр», 2004. - С. 17

Межкультурная коммуникация, взаимодействие культур -- сложный и очень противоречивый процесс. В различные эпохи он проходил по-разному: случалось, что культуры достаточно мирно взаимодействовали, не ущемляя достоинства друг друга, но чаще межкультурная коммуникация шла бок о бок с резкой конфронтацией, подчинением слабого, лишением его культурной самобытности. Характер межкультурного взаимодействия особенно важен в наши дни, когда благодаря развитию технических средств в общемировой коммуникативный процесс вовлечено подавляющее большинство существующих этнокультурных образований. С учетом печального прошлого опыта, когда целые народы и культуры безвозвратно исчезали с лица земли, на первый план выдвигается проблема мирного сосуществования представителей различных культурных традиций, исключающего угнетение, насильственную ассимиляцию и дискриминацию.

Идея диалога культур как залога мирного и равноправного развития впервые была выдвинута М. Бахтиным. Она сформировалась у мыслителя в последний период его творчества под влиянием работ О. Шпенглера. Если, с точки зрения немецкого культуролога, мировые культуры есть в некотором смысле «личности», то, по мнению Бахтина, между ними должен существовать нескончаемый, длящийся в веках «диалог». У Шпенглера обособленность культур приводит к непознаваемости чужих культурных феноменов. Для Бахтина же «вне находимость» одной культуры в отношении другой не является препятствием для их «общения» и взаимного познания или проникновения, как если бы речь шла о диалоге между людьми. Каждая культура прошлого, вовлеченная в «диалог», например, с последующими культурными эпохами, постепенно раскрывает заключенные в ней многообразные смыслы, часто рождающиеся помимо сознательной воли творцов культурных ценностей. В тот же процесс «диалогичного взаимодействия», согласно Бахтину, должны быть вовлечены и современные культуры.

«Диалог культур» -- это не столько строгое научное понятие, сколько метафора, призванная обрести статус политико-идеологической доктрины, которой следует руководствоваться при чрезвычайно активизировавшемся сегодня на всех уровнях взаимодействии различных культур друг с другом. Панорама современной мировой культуры -- сплав многих взаимодействующих культурных образований. Все они самобытны и должны находиться в мирном, вдумчивом диалоге; вступая в контакт, непременно прислушиваться к «собеседнику», откликаться на его нужды и запросы. «Диалог» как средство коммуникации культур предполагает такое сближение взаимодействующих субъектов культурного процесса, когда они не подавляют друг друга, не стремятся доминировать, но «вслушиваются», «содействуют», соприкасаясь бережно и осторожно. Солонин Ю.Н. Культурология. -- М. : Высшее образование, 2007.- С. 173

Сегодня развитие принципа диалога культур -- реальная возможность преодолеть глубочайшие противоречия духовного кризиса, избежать экологического тупика и атомной ночи. Реальным примером консолидации различных культурных миров является союз, сформировавшийся к исходу XX века в Европе между европейскими нациями. Возможность аналогичного союза между огромными культурными регионами может возникнуть только при условии диалога, который сохранит культурные различия во всем их богатстве и многообразии и приведет к взаимопониманию и культурным контактам. Радугин А. А. Культурология.- М.: Издательство «Центр», 2004. - С. 222

Культура России в диалоге культур -- аспект сравнительного рассмотрения русской культуры с культурами иных цивилизаций с целью установления принципиального взаимодействия между ними, преодолевающего локалистский характер или даже шпенглеровскую «взаимонепроницаемость» замкнутых цивилизаций-культур.

Сравнение возможно на трех уровнях: национальном (Россия и Франция, русская и немецкая культура и т. п.), цивилизационном (сопоставление России с цивилизациями Востока и западноевропейской «фаустовской» или «западно-христианской цивилизацией), типологическом (Россия в контексте Запада и Востока вообще).

В национальном отношении русская культура -- одна из национальных европейских культур, имеющая свое особенное «лицо», наряду со всеми остальными, начиная с древних эллинов (греков), от которых и идет европейская цивилизационно-историческая традиция. Эта специфика -- ее огромная территория и единое государство русского народа, а отсюда -- совпадение нации и цивилизации. От восточных цивилизаций русскую отличает ее христианство (а отчасти -- связь через греческую Византию с эллинской общеевропейской основой), от цивилизации западноевропейских народов -- православный характер русской культуры и указанные выше геополитические моменты. Наконец, в самом широком культурологическом контексте Россия вместе с Западной Европой -- это Запад в противоположность Востоку. Этим и определяется место России в диалоге культур: как геополитическая сила она уже спасла европейскую цивилизацию (от монгольского погрома культуры в средние века и от собственной европейской»чумы», фашизма -- в XX в.); как духовная сила она еще может ее спасти, если спасет себя от собственной «порчи». Драч Г.В., Матяш Т.П. Культурология. Краткий тематический словарь. -- Ростов Н/Д: «Феникс», 2003. - С.178

(Опыт определения)

Недавно мне пришлось принять участие в советско-французской «Энциклопедии на два голоса» («Прогресс»). Параллельно должны были идти (на каждое слово) статьи советских и французских авторов. Мне достались статьи «культура» и «диалог культур», которые я, впрочем, в соответствии со своей концепцией, соединил воедино. Попытка оказалась мучительной. Но потом я подумал, что недостатки такого опыта (неизбежная жесткость формулировок, почти полная выброшенность аргументации, невольная ослабленность моментов сомнения и размышления) в какой-то мере искупаются некоторыми новыми интересными возможностями (возможность целостного, отстраненного взгляда на собственное понимание, необходимость сосредоточить некий зримый образ культуры, сознательная игра между образом и понятием).

Поэтому сейчас, несколько разработав текст, «расшив» самые жесткие сочленения исходных определений, предоставляю результаты своего опыта вниманию читателей.

Есть некий круг (целостность) явлений, за которым закрепилось в сознании - в сознании достаточно массовом, но также в сознании научном - понятие культуры. Это - своеобразная целостность произведений искусства, философии, теории, нравственных поступков и, в каком-то смысле, явлений религии. Но в XX веке в реальном бытии и осознании этого круга явлений происходит странный сдвиг. Даже преображение.

Назову несколько беспокоящих наше мышление признаков такого сдвига, смещения.

1. В XX веке происходит странное отщепление понятия культуры (как целого) от тех понятий или интуиций, которые издавна совпадали с определениями культуры, или «культурности», перечислялись через запятую, понимались почти как синонимы. Возникает какая-то пропасть между феноменами культуры и феноменами образования, просвещения, цивилизации.

Нашему уму почему-то необходимо стало замечать это различие, настаивать на нем, осмысливать его. «Человек образованный» или «человек просвещенный» - эти определения все резче понимаются не только как отличные друг от друга, но еще более отличные от определения «человек культурный». Как-то все по-разному идет и складывается в процессах образования и в процессах (нельзя сказать «окультуривания», но - именно) культуры.

2. Какие-то феномены общения людей «по поводу» произведений культуры, какие-то собственно внутрикультурные формы деятельности и мышления начинают удивительно расширяться и углубляться, захватывать иные, центральные, иным феноменам отведенные «места» и «связи» в духовной и общественной жизни. То, что мы понимали обычно под «культурой», перестает вмещаться в сферу так называемой «надстройки», теряет свою маргинальность, сдвигается в самый эпицентр современного человеческого бытия. Конечно, этот сдвиг по-разному, с меньшей или большей силой, входит в наше сознание, но, если вдуматься, процесс этот всеобщ для всех слоев современного общества: в Европе, Азии, Америке, Африке. Это неудержимое стремление культуры к эпицентру нашей жизни и одновременно упорное, дикое или цивилизованное сопротивление таким странным «претензиям» культуры тревожит наше сознание - бытовое и научное - может быть, не менее, чем назревание атомного или экологического всемирного взрыва.

3. В XX веке типологически различные «культуры» (целостные кристаллы произведений искусства, религии, нравственности...) втягиваются в единое временное и духовное «пространство», странно и мучительно сопрягаются друг с другом, почти по-боровски «дополняют», то есть исключают и предполагают друг друга. Культуры Европы, Азии и Америки «толпятся» в одном и том же сознании; их никак не удается расположить по «восходящей» линии («выше - ниже, лучше - хуже»). Одновременность различных культур бьет в глаза и умы, оказывается реальным феноменом повседневного бытия современного человека. Вместе с тем сейчас как-то странно совмещаются исторические, этнографические, археологические, искусствоведческие, семиотические формы понимания и определения того, «что есть культура». Но сие означает, что и в этом плане в одном логическом «месте» совмещаются понимание культуры как средоточия духовной деятельности человека и как некоего среза целостной и, может быть, в первую голову материальной, вещной его деятельности.

Не буду сейчас продолжать перечисление иных смещений и сдвигов в нашем осознании феномена культуры, в нашем реальном «бытии в культуре». Сейчас существенно другое: в том понимании культуры, которое будет далее развито, определяющим является не набор неких «признаков», но как раз тот сдвиг в действительном бытии и осознании культуры, что обнаруживает глубинные магматические процессы, клубящиеся в ее недрах. И это - тот самый сдвиг и то превращение, что предельно существенны в канун XXI века и поэтому позволяют наиболее глубоко проникнуть в действительный смысл и внутреннее борение различных «перестроек» и «трансформаций» нашего времени (независимо от прямых намерений их авторов).

Далее будет намечена не формальная дефиниция культуры, но ее «реальное определение» (в понимании Гегеля или Маркса). Напомню, что, по Гегелю, «реальное определение» - это процесс, в котором само явление определяет, определивает, преобразует самого себя. Предполагаю только, в отличие от Гегеля, что такое реальное определение есть преимущественно особая форма «causa sui» именно нашей человеческой разумной жизни.

Так вот, думается, что те феномены радикальных смещений и сдвигов в культуре XX века, которые я наметил выше, позволяют сегодня развить реально, исторически и логически осмысленное, всеобщее определение культуры.

Сначала о том феноменологическом образе культуры, что сегодня «бьет в глаза и в умы», тревожит наше сознание.

1. В отщеплении от идеи «образования» и от идеи «цивилизации» (в разных вариантах это отщепление вдруг стало в XX веке необходимым для Шпенглера и Тойнби, для Леви-Стросса и Бахтина...) идея культуры осознается сегодня в следующем интегральном противопоставлении.

В истории человеческого духа и вообще в истории человеческих свершений существуют два типа, две формы «исторической наследственности». Одна форма укладывается в схематизм восхождения по лестнице «прогресса» или, даже мягче, развития. Так, в образовании, в движении по схематизму науки (но науки, понятойне как один из феноменов целостной культуры, а как единственно всеобщее, всеохватывающее определение деятельности нашего ума) каждая следующая ступеньвыше предыдущей, вбирает ее в себя, развивает все положительное, что было достигнуто на той ступеньке, которую уже прошел наш ум (все глубже проникая в единственную истину), наши ноги и руки (создавая все более совершенные орудия труда), наше социальное общение (восходя к все более и более «настоящей формации», оставляя внизу до- и пред-историческое бытие человека). В этом восхождении все предшествующее: знание, старые орудия труда, пережившие себя «формации»... - конечно, не исчезают «в никуда», они «уплотняются», «снимаются», перестраиваются, теряют свое собственное бытие в знании и умении высшем, более истинном, более систематизированном и т.д. Образованный человек - это тот, кто сумел «перемотать» в свой ум и в свое умение все то, что достигнуто на «пройденных ступенях», причем «перемотал» в единственно возможном (иначе всего не освоить!) виде: в той самой уплотненности, снятости, упрощенности, что лучше всего реализуется в «последнем слове» Учебника. В самом деле, какой чудак будет изучать механику по трудам Галилея или Ньютона, математику - по «Началам» Эвклида, даже квантовую механику - по работам Бора или Гейзенберга (а не по современнымтолковым учебникам или - сделаем уступку - по самым последним научным трудам).

Культура строится и «развивается» совсем по другому, по противоположному схематизму. Здесь возможно оттолкнуться от одного особенного феномена.

Существует одна сфера человеческих свершений, что никак не укладывается в схематизм восхождения (Ньютоново: «Я карлик, стоящий на плечах гиганта» - предшествующих поколений...). Эта сфера - искусство. Здесь - даже «на глазок» - все иначе. Во-первых, здесь нельзя сказать, что, скажем, Софокл «снят» Шекспиром, что подлинник Пикассо сделал ненужным впервые открывать подлинник (обязательно подлинник) Рембрандта.

Даже резче: здесь не только Шекспир невозможен (ну, конечно же) без Софокла или Брехт - без Шекспира, без внутренней переклички, отталкивания, переосмысливания, но и - обязательно - обратно: Софокл невозможен без Шекспира; Софокл иначе, но и более уникально, понимается и иначе формируется в сопряжении с Шекспиром. В искусстве «раньше» и «позже» соотносительны, одновременны, предшествуют друг другу, наконец, это есть корни друг друга не только в нашем понимании, но именно во всей уникальности, «уплотненности», всеобщности собственного, особенного, неповторимого бытия.

В искусстве явно действует не схематизм «восходящей лестницы с преодоленными ступенями», но схематизм драматического произведения.

«Явление четвертое... Те же и Софья». С появлением нового персонажа (нового произведения искусства, нового автора, новой художественной эпохи) старые «персонажи» - Эсхил, Софокл, Шекспир, Фидий, Рембрандт, Ван-Гог, Пикассо - не уходят со сцены, не «снимаются» и не исчезают в новом персонаже, в новом действующем лице. Каждый новый персонаж выявляет, актуализирует, даже впервые формирует новые свойства и устремления в персонажах, ранее вышедших на сцену; одно действующее лицо вызывает любовь, другое - гнев, третье - раздумье. Число действующих лиц постоянно изменяется, увеличивается, растет. Даже если какой-то герой навсегда уйдет со сцены, скажем, застрелится, или - в истории искусства - какой-то автор выпадет из культурного оборота, их действующее ядро все же продолжает уплотняться, сама «лакуна», разрыв обретают все большее драматургическое значение.

Такой схематизм художественной наследственности всегда сохраняет свои основные особенности, схематизм этот коренным образом отличается от схематизма «образования», «цивилизации», формационного развития, как бы их ни понимать.

Обобщим все сказанное об искусстве:

а) история сохраняет и воспроизводит здесь «персонажность» слагающихся феноменов;

б) увеличение числа «персонажей» осуществляется вне процедуры снятия и восхождения, но в схематизме одновременности, взаиморазвития, уплотнения каждой художественной монады;

в) обратимость «корней и кроны», «до...» и «после...» означает в искусстве особый тип целостности, «системности» искусства как полифонического драматического феномена.

И еще один момент, не прямо вытекающий из представленной театральной схемы, но органично с ней связанный. Мой исходный образ предполагает еще одно (?) действующее лицо, точнее, некое «многоместное множество» действующих лиц. Это - зритель, слушатель художественного произведения. В театральном действе соучастие этого «действующего лица» особенно наглядно, но это активное творческое бытие не менее необходимо, насущно, органично для любого произведения любой формы искусства.

Зафиксируем на мгновение слово «произведение» и пойдем дальше, пока что подчеркивая только особый «схематизм» «наследственности» в истории и реальном бытии произведений искусства. Если история искусства - это драма со все большим числом действующих и взаимодействующих лиц, если все эти лица (авторы, стили, художественные эпохи) действительно и действенно одновременны, действительно и напряженно сопрягают время прошлое (во всей его самобытийности) и время настоящее в средоточииэтого мгновения, то все это осуществляется как раз в общении «сцены и зрительного зала» или автора поэмы и ее далекого - сквозь века - молчаливого читателя; культуры и того, кто ее (со стороны) воспринимает...

Если хотите, называйте очерченный схематизм «прогрессом» или «развитием»... Сейчас существенно исходно отличить схематизм «наследственности» в искусстве («Явление четвертое... Те же и Софья».) от схематизма «восхождения» («Карлик на плечах гиганта...»). Это в искусстве.

Но в XX веке с особой силой обнаруживается, что такой схематизм истории искусств есть лишь особый и особенно наглядный случай некоего всеобщего феномена - бытия в культуре, причем как в целостном Органоне. И этот Органон не распадается на «подвиды» и непроницаемые «отсеки».

Наш взгляд, обостренный современной жизнью (теми сдвигами, о которых я выше говорил, а в заключение скажу еще определеннее), безошибочно замечает: тот же феномен, что и в искусстве, действует в философии. Аристотель существует и взаиморазвивается в одном (?) диалогическом (?) культурном пространстве с Платоном, Проклом, Фомой Аквинским, Николаем Кузанским, Кантом, Гегелем, Хайдеггером, Бердяевым.

Но это одно пространство явно «не-Эвклидово», это - пространство многих пространств. Платон имеет бесконечные резервы все новых и новых аргументов, ответов, вопросов в споре с Аристотелем: Аристотель также обнаруживает бесконечные возможности «формы форм», отвечая на возражения Платона. Кант бесконечно содержателен и осмыслен в беседах с Платоном, Гегелем, Гуссерлем, Марксом... Философия как феномен культуры также мыслит в схеме: «Те же и Софья». Это опять-таки драма со все большим числом действующих лиц, и бесконечная уникальность каждого философа раскрывается и имеет философский смысл только в одновременности и во взаимополагании философских систем, идей, откровений. Говоря более крупными блоками, философия живет в сопряжении и одновременном взаимопорождении разных форм бесконечно-возможного бытия и разных форм его понимания.

Я не отрицаю - иногда возможно и даже необходимо распределить философские системы в восходящий, гегелевский ряд. Но тогда это будет феномен цивилизации или, точнее, цивилизационный «срез» культуры Нового времени. Именно и только в одновременности и бесконечной диалогической «дополнительности» каждого из философов на «пиру» Плато-новой и вообще философской мысли философия входит в единую полифонию культуры.

В сфере нравственности XX век обнаруживает тот же феномен «трагической пьесы» («Те же и Софья») или «годовых колец в стволе дерева». Современная нравственность есть сопряжение, нравственная историческая памятливость (и диалог, беседа) различных нравственных перипетий, сосредоточенных в разных Образах культуры, - Героя античности, Страстотерпца и Мастера средних веков, Автора своей биографии в романной остраненности Нового времени. Здесь перипетийна исходная нравственность: Рок и Характер (античность); исповедальная грань земной жизни и потусторонней вечности (средние века); открытость моей смертной жизни и потусторонней вечности (средние века); открытость моей смертной жизни в бесконечность временных причинных сцепок и, вместе с тем, полная ответственность заначало моей жизни («Быть или не быть...» Гамлета), за еезавершение, за ее замкнутость «на себя» (Новое время). Но не менее перипетийно - в точке взаимопорождения, начала - и само общение, взаимопредполагание этих перипетий в душе современного человека. И это не «релятивизм» и даже не «вариативность» морали, но полныйобъем моей личной ответственности за судьбы и смыслы жизни людей иных культур, иных смысловых спектров. Это уже не мораль «терпимости» (пусть живут, как могут...), но нравственность включения в мою со-весть предельных вопросов бытия других людей, их ответнойвести в моей собственной судьбе.

Но продолжим наше сопоставление. Сознание, пробужденное XX веком, замечает, что в том же едином ключе и, скажу определеннее, - в ключе культуры - необходимо сейчас понимать и развитие самойнауки, еще недавно породившей схему «восходящего развития», «уплотнения» знаний и т.д. «Принцип соответствия», идея «предельного» перехода, соотношение дополнительностей, парадоксы теории множеств в математике, вообще парадоксы обоснования начал математики - все это заставляет утверждать: наука также может и должна быть понята и развиваема как феноменкультуры, то есть (теперь отважимся сказать: «то есть...») как взаимопереход, одновременность, разноосмысленность различных научных парадигм, какформа общения античных, средневековых, нововременных форм ответа на вопрос: «Что есть "элементарность", "число", "множество" и т.д.?» Снова тот же культурологический парадокс: не обобщение, нообщение различных форм понимания - вот формула движения к всеобщности в современных позитивных науках.

Но тот же схематизм общения (не обобщения) различных всеобщих и уникальных форм бытия действует в конце XX века и в определении «производительных сил» (ориентация насвободное время, на времясамоизменения не только в духовном, но и в материальном производстве, в индивидуально-всеобщем труде); в общении различныхформаций; в элементарных ячейках современнойсоциальности (особая роль малых, динамичных групп и полисов); в странном взаимовлиянии различных форм современного, стремящегося к всеобщности,гуманитарного мышления. В этой всеобщности и атом, и электрон, и космос понимаются так, какесли бы это были произведения, смысл которых актуализируется в челноке различных форм разумения.

Однако общение и бытие в культуре (по схематизму: «Явление четвертое... Те же и Софья») совершается не линейно, не в профессиональном отщеплении - философ с философом, поэт с поэтом и т д., - но в контексте целостных исторических «пьес» - Античной, Средневековой, Нововременной, Западной, Восточной...

Культура - трагедия трагедий, когда одна в другую (как в китайской костяной головоломке) вточены многообразные шаровые поверхности драматического действа и катарсиса; когда реальное общение и взаиморазвитие отдельных персонажей осуществляется как общение и диалог различных трагедий.

Обращу внимание на два таких сопряжения.

Так, все названные феномены культуры - искусство, философия, нравственность... - имеют действительно культурный смысл не перечислительно, ноконструктивно, в Органоне данной культуры. Внутри каждой культуры искусство, философия, нравственность, теория также приобретают свою особую «персонажность», персонализируются в общении друг с другом, на грани этих различных форм бытия в культуре. Здесь действующие лица - Поэт, Философ, Герой, Теоретик, постоянно погружающие в себя свой внешний диалог. Между этими действующими лицами складывается своя трагедия, со своим единством места, времени, действия. Платон современен Канту и может быть его Собеседником (в культуре) лишь тогда, когда Платон понят в своем внутреннем общении с Софоклом и Эвклидом; Кант - в общении с Галилеем и Достоевским.

Но если так, то угадывается еще один, возможно, конечный или изначальный, трагедийный строй.

Эта культура способна жить и развиваться (как культура) только на грани культур 40 , в одновременности, в диалоге с другими целостными, замкнутыми «на себя», на выходза свои пределы культурами. В таком конечном (или изначальном) счете действующими лицами оказываются отдельные культуры, актуализированные в ответ на вопрос другой культуры, живущие только в вопрошаниях этой иной культуры. Только там, где есть эта изначальная трагедия трагедий, там есть культура, там оживают все вточенные, встроенные друг в друга трагедийные перипетии. Но совершается это общение (и взаимопорождение) культур только в контекстенастоящего, то есть для нас - в культуре конца XX века.

Причем вся данная культура (скажем, античности) должна быть понята как единое произведение, созданное и пересоздаваемое одним (воображаемым) автором, адресованное насущному и невозможному «читателю», в канун века XXI. Итак, мы снова зафиксируем слово «произведение» и пойдем дальше.

2. Первый феноменологический образ (не хочется говорить - «признак») культуры неявно перерастает в новый целостный образ, в новый круг представлений.

Культура есть моя жизнь, мой духовный мир, отделенный от меня, транслированный в произведение (!) и могущий существовать (больше того, ориентированный на то,чтобы существовать) после моей физической смерти (соответственно, после «физической смерти» данной цивилизации, формации) в ином мире, в живой жизни людей последующих эпох и иных устремлений. Отвечая на вопрос «что есть культура?», мы всегда - до конца сознавая это или нет, - отвечаем на другой вопрос: «в какой форме могут существовать (и развивать себя) мой дух, плоть, общение, насущная (в моей жизни) жизнь близких людейпосле моей (моей цивилизации) гибели, «ухода в нети»?». Ответ -в форме культуры. Великий русский мыслитель М.М. Бахтин всегда настаивал на том, что смысл любому нашему высказыванию придает ясное понимание того,на какой вопрос, обращенный ко мне (явный или тайный),отвечает это высказывание, это утверждение. Так вот, культура не только понимается, но и возникает (как культура) в попытках ответить (и самому себе, своими деяниями и творениями) на вопрос о рукотворных формах «потустороннего бытия», бытия в других мирах, в иных, отстраненных, остраненных, заранее воображенных культурах. И здесь несущественно, что я в своем непосредственном бытии в культуре могу обращаться к моим непосредственным Собеседникам и Современникам. Существенно то, что и в этих, наиболее, кстати, напряженных ситуациях, я обращаюсь к своему Собеседникутак, чтобы он смог воспринять меня в моем произведении и тогда, когда я исчезну из его сиюминутного кругозора (выйду из комнаты, уеду в другой «полис», уйду из жизни). Чтобы он воспринял меня как бы («как если бы...») из другого, бесконечно отдаленного мира. Но сие означает также и особую обращенность культуры вовне, ее сквозную адресованность в иное (и вполне земное) бытие, означает острую необходимость бытьнавеки вне собственного бытия, быть в ином мире. В этом смысле культура - всегда некий Корабль Одиссея, совершающий авантюрное плавание в иной культуре, оснащенный так, чтобы существоватьвне своей территории (у М.М. Бахтина: «Культура собственной территории не имеет»).

Но если уж вспомнились античные образы, скажу еще так: каждая культура есть некий «двуликий Янус». Ее лицо столь же напряженно обращено к иной культуре, к своему бытию в иных мирах, сколь и внутрь, вглубь себя, в стремлении изменить и дополнить свое бытие (в этом смысл той «амбивалентности», что присуща, по Бахтину, каждой целостной культуре).

Проецирование насущного Собеседника в ином мире (каждая культура - это возглас «SOS», обращенный к другой культуре) предполагает, что этот мой Собеседник насущен мне больше, чем собственная жизнь. Вот та основа, на которой вырастают две дополнительные интуиции «бытия в культуре».

Во-первых. В культуре возникает решающее, заторможенное и замкнутое в плоти произведений несовпадение автора (индивида) с самим собой. Все мое сознание преображается этой обращенностью «извне» - «в меня» моего другого Я, моего насущного читателя, отдаленного (во всяком случае, по замыслу) в вечность. Ясно, что для читателя (зрителя, слушателя...) таким насущным, «другим Я» (Ты) оказываетсяавтор произведения культуры. Это несовпадение, эта возможность видеть «со стороны» мое собственное бытие, как бы уже завершенное и отдаленное от меня в произведении, это и есть изначальное основаниеидеи личности. Личность - та ипостась индивида, в горизонте которой он способен перерешить свою, уже предопределенную привычками, характером, психологией, средой, судьбу. Итак, индивид в горизонте культуры - это индивид в горизонте личности.

Во-вторых. В общении «через» плоть произведения каждая личность - автор и читатель - формируется, назревает «на горизонте», как потенциально особая и неповторимая культура, как особый бесконечный мир возможных перевоплощений этого свободно предполагаемого произведением общения. Общение в культуре, то есть бытие в культуре - это всегда - в потенции, в замысле - общение между различными культурами, даже если мы оба (автор и читатель) живем в одной и той же культуре.

Предположу теперь, что феноменологический образ (еще не понятие) культуры возник в сознании читателя, точнее, сосредоточился из тех внутренних интуиций, что, как я предполагаю, всегда присущи всем современникам конца XX века.

Тогда, если это произошло, попытаюсь кратко очертить смысл понятия или, лучше, идеи культуры.

Смысл культуры в жизни каждого и - особенно роковым образом - в жизни современного человека возможно, на мой взгляд, понять в трех определениях.

Первое определение культуры (почти тавтологическое, фокусирует тот образ культуры, что был намечен выше):культура есть форма одновременного бытия иобщения людей различных - прошлых, настоящих и будущих - культур, форма диалога и взаимопорождения этих культур (каждая из которых есть... - см. начало определения).

И несколько дополнений: время такого общения - настоящее; конкретная форма такого общения, такого со-бытия (и взаимопорождения) прошлых, настоящих и будущих культур - это форма (событие) произведения; произведение - форма общения индивидов в горизонте общения личностей 41 , форма общения личностей как (потенциально) раз-личных культур.

Второе определение культуры. Культура - это формасамодетерминации индивида в горизонте личности, форма самодетерминации нашей жизни, сознания, мышления; то есть культура - это форма свободного решения и перерешения своей судьбы в сознании ее исторической и всеобщей ответственности.

Об этом смысле культуры в жизни человека скажу немного подробнее, поскольку он особенно напряжен и органичен в конце XX века.

На сознание и мысль человека мощными потоками обрушиваются самые различные силы детерминации извне и из-нутра. Это - силы экономических, социальных, государственных сцеплений и предопределений; силы воздействия среды, схем образования; «тонны» привычек, предрассудков, орудийной наследственности (определяющей необходимость и даже фатальность самых исходных мускульных и умственных движений). Это мощные силы космических воздействий самого различного - материального и (все может быть) духовного - происхождения. Это тайные, идущие из-нутра и исподволь решающие силы генетической, биологической предрасположенности и обреченности (обреченности на этот характер, эту судьбу).

К концу XX века силы детерминации извне и из-нутра достигли уничтожающего предела. Назревавший апокалипсис атомной войны, экологической катастрофы, мировых тоталитарных режимов, промышленных мегаполисов, бесконечные нары концлагерей и душегубок самого различного замысла и формы. И все же предположу, что в том же XX веке и особенно к концу века нарастают силы слабого взаимодействия, силысамодетерминации, заложенные в культуре... И в этом слабом взаимодействии культуры, постепенно входящем во все средоточия современной жизни - в средоточия социальные, производственные, психические, духовные, - единственная надежда современного человечества.

Что я имею в виду?

На самой заре человеческой истории был «изобретен» (для краткости скажу так) особый «прибор», некая «пирамидальная линза» самодетерминации, способная отражать, рефлектировать, преобразовывать все самые мощные силы детерминации «извне» и «из-нутра».

Вживленный в наше сознание своей вершиной, этот прибор позволяет человеку быть полностью ответственным за свою судьбу и поступки. Или, скажу так, при помощи этой «линзы» человек обретает действительную внутреннюю свободу совести, мысли, действия. (Правда, если сам человек решится, что бывает очень редко, на полную меру своей свободы и ответственности.)

Этот странный прибор - культура.

Страшно сжимая изложение, скажу, что пирамидальная линза культуры построена следующим образом.

1. Ее основание - самоустремленность всей человеческой деятельности.

В ранних работах Карл Маркс наметил именно это определение предметной орудийной деятельности и общения человека. Правда, в дальнейшем внимание Маркса было в основном обращено только на деятельность, обращенную вовне, - от человека на предмет и на те социальные структуры, которые складываются в процессах такой деятельности. Впрочем, эта переориентация объяснялась теми особенностями промышленной, машинной цивилизации, что стали предметом исследования в работах Маркса начиная с 1848 года. К сожалению, наша наука и наша политика перенесли выводы Маркса на цивилизацию пост-промышленную, возникающую, назревающую в XX веке. Но это уже другой вопрос.

Человек - в отличие от животных - всегда (в принципе) действует «на себя», на собственную деятельность, сосредоточенную и отстраненную от него в орудиях и предметах труда. Конечным феноменом и «точкой приложения» человеческой деятельности оказывается само человеческое Я, - не тождественное своей деятельности, не совпадающее с самим собой, могущее изменять (и ориентированное на то, чтобы изменять) собственные определения. Конечно, отдельные фрагменты этой самоустремленной деятельности (и общения) могут отщепляться от целостной «спирали», и, скажем, деятельностьот субъектана предмет становится в отдельных формациях и цивилизациях самодовлеющей и преобладающей - во всяком случае, преобладающей в отчужденных социальных структурах. Но, по замыслу, всегда, в конечном счете, осуществляется замыкание кольца самоустремления, осуществляется феномен человеческой самодетерминации. Так возникает широкое основание культуры каквсеобщее определение всех форм человеческого труда, общения, сознания и, наконец, мышления (то есть способности преобразовывать свое общение и сознание).

В цивилизациях, предшествующих нашему времени, это всеобщее основание культуры работало как бы на периферии общественных структур;

реальная социальность и основные, «базисные» социальные структуры строились на узкой основе одновекторной (от меня - на предмет) деятельности. В таких условиях все феномены культуры приобретали своего рода «маргинальный», «надстроечный» характер, хотя, по сути дела, только в нихвсегда осуществлялось целостное замыкание человеческой деятельности, формировался уникальный неповторимый строй личности того или другого периода культуры. Особенно резко и «нахально» цивилизационно превращенная форма всеобщности («от меня -на предмет»...) реализуется в нововременной, господствующей до сих пор индустриальной цивилизации.

Возьмем эти соображения на заметку и пойдем дальше.

2. На широком основании самоустремленной (то есть целостной) чело-веческой деятельности вырастают сходящиеся грани основных форм духовной самодетерминации нашего сознания, мышления, судьбы.

В искусстве человек, обреченный встраиваться в наличные, застарелые цепочки социальных связей и отношений, свободно заново формируетто общение (автор - читатель; Я - другое Я - Ты), которое прорывает и преобразует мощные силы детерминации извне и из-нутра, замыкает - через века - «малые группы» индивидов, живущих, погибающих, воскресающих, в горизонте личности.

В философии наше мышление преодолевает инерцию «продолжения» и «наращения» логических цепочек - от поколения к поколению - и возвращается к исходнымначалам мысли, тем началам, когда бытие мыслится каквозможное; мысль предполагается в своем изначальномсамообосновании. Силой философии человек каждый раз заново разрешает исток и исход целостного доисторического бытия мира и своего собственного бытия. Сопряжение таких индивидуально-всеобщих начал (а не продолжений) мысли и бытия формирует реальную изначальную свободу общения и диалогов насущных друг другу смыслов бытия - диалог культур.

В философской логике общаются и взаимопредполагают друг друга изначальные, порождающие, неисчерпаемые ядра культур - античный эйдетический смысл бытия; причащающий средневековый смысл; сущностный смысл бытия в новое время; восточное сосредоточение всеобщего бытийного смысла в каждом особенном ростке Мира...

В нравственности мы свободно самодетерминируем свою абсолютную ответственность за каждый свой поступок, самодетерминируем всеобщую (всеобще значимую)мораль как свой собственный выбор, решение. Так, покорность року, личное вхождение в свою предназначенную судьбу и вместе с тем трагическая ответственность за самый момент роковой завязки и исхода - вот что дает основную перипетию античной нравственности (Прометей… Эдип… Антигона…). Так, свобода воли есть то зерно, в котором прорастает основание нравственной свободы и ответственности в христианской морали средних веков. Так, «быть тли не быть» Гамлета - свободно решаемое начало своей, уже завязанной, жизни оказывается основанием всей ответственности человека Нового времени за свое - в бесконечность открытое - бытие.

Не буду продолжать. Не буду сейчас говорить о других гранях самодетерминации человеческой судьбы.

Только повторю: каждая из этих граней нашей духовной самодетерминации по-своему - всеобще и единственно - формирует наше сознание, деятельность, судьбу.

3. Все грани «пирамидальной линзы-культуры» сходятся в единой вершине , в точке (мгновении) самодетерминации человеческого Я. В этой точке уженет отдельных граней, весь цикл самодетерминации сосредоточивается в горизонте двух сходящихся воедино регулятивных идей: идеиличности и идеи моего - всеобщего -разума . В средоточии этих идей, в предельной напряженности последних вопросов бытия индивид действительно свободен, в полной мере ответственности объединяя в своем сознании и в своей смертной жизни всеобщее человеческое бытие, самодетерминированность, сознание, мышление, судьбу.

Ясно, что притаком понимании нелепо говорить о культуре как о некоей «чисто духовной» деятельности. Нет, культура - это всеобщая история и деятельность человека, сосредоточенная в вершине самодетерминации. Но вершина есть завершение, она действенна, если только «пирамида» имеет основание играни, если это острие действительно и осознанно вживленно в болевую точку нашего сознания.

И, наконец, третье определение , третий смыслкультуры . Здесь скажу совсем кратко. Хотя я предполагаю, что именно этот смысл является ключевым в культуре XX века, но об этом должен быть отдельный разговор. Этот смысл - «мир впервые… ». Культура в своих произведениях позволяет нам, автору и читателю, как бы заново порождать мир, бытие предметов, людей, свое собственное бытие из плоскости полотна, хаоса красок, ритмов стиха, философских начал, мгонвений нравственного катарсиса. Вместе с тем в произведениях культуры этот, впервые творимый, мир с особой несомненностью воспринимается в его извечной, независимой от меня, абсолютной самобытийности, только улавливаемой, трудно угадываемой, останавливаемой на моем полотне, в краске, в ритме, в мысли 42 .

В культуре человек всегда подобен Богу - в афоризме Поля Валери: «Бог сотворил мир из ничего, но материал все время чувствуется». Вне этой трагедии и ронии культура невозможна; всякий разговор о культуре становится пустышкой и риторикой.

Но и ирония, и трагедия культуры, и три определения культуры, ее смысла в жизни человека, - все это сходится в фокусе произведения .

Произведение - вот ответ на вопрос: «Что значит быть в культуре, общаться в культуре, самодетерминировать свою судьбу в напряжениях культуры, порорждать в культуре мир впервые?». Вот почему я так упорно, начиная с первой страницы, тормозил внимание читателя на этом понятии. Но что такое произведение? Думаю, что, не прибегая к дефиниции, но раскрывая культурный смысл жизни произведений, я уже ответил на этот вопрос.

И все же совсем вкратце напомню, в каком контексте вводилась в этой статье идея произведения.

(1) Произведение, в отличие от продукта (потребления), предназначенного, чтобы исчезнуть, или от орудия (труда), могущего работать в любых умелых руках, - есть отстраненное от человека и воплощенное в плоть полотна, звуков, красок, камня - собственное бытие человека, его определенность как этого , единственного, неповторимого индивида.

(2) Произведение всегда адресовано , точнее, в нем, в его плоти, адресовано мое - авторское - бытие. Произведение осуществляется - каждый раз заново - в общении «автор - читатель» (в самом широком смысле этих слов). Это - общение, воплощенное в «пло(т)скость» (плоть… плоскость), предполагающее и полагающее - вновь и вновь - воображаемого автора и воображаемого читателя.

(3) В общении «на основе» произведения (когда его участники могут и, по сути дела, должны находиться на бесконечном во времени и пространстве расстоянии друг от друга) мир созлается заново, впервые - из плоскости, почти небытия вещей, мыслей, чувств, из плоскости холста, хаоса красок, ритма звуков, слов, запечатленных на страницах книги. Произведение - это застывшая и чреватая форманачала бытия.

Но в ключе реального создания произведений возникает (решающая для XX века) форма понимания бытия, космоса, вещей -как если бы они были произведением . Так складывается онтолгия и философская логика культуры.

Теперь можно вернуться к понятию культуры и к тем определениям культуры, что были поняты в основном тексте статьи. Понимание произведения как феномена культуры и понимание культуры как сферы произведений: два эти понимания «подпирают» и углубляют друг друга.

Бытие в культуре, общение в культуре есть общение и бытие на основе произведения, в идее произведения. Но это краткое определение обретает смысл, лишь впитав в себя целостное произведение культуры.

Возвращаясь к самому началу этих размышлений, можно сформулировать следующее предположение.

В XX веке культура (в тех ее определениях, что были осмыслены выше) смещается в эпицентр человеческого бытия. Это происходит во всех сферах нашей жизни:

в производстве (научно-техническая революция замыкает на свободное время всю предметную деятельность человека, выявляет и делает непосредственно значимой всеобщую «самоустремленность» этой деятельности);

в социальных феноменах (малые динамичные самодеятельные группы постепенно становятся основными ячейками человеческого общения);

в общении различныхкультур (культуры Запада и Востока и далее -античности, средних веков, Нового времени... сходятся и впервые порождаются в точке своего начала);

в предельных нравственных перипетиях (эти узлы завязываются в окопах мировых войн, на нарах концлагерей, в судорогах тоталитарного режима; везде индивид выталкивается из прочных ниш социальной, исторической, кастовой детерминации, везде он встает перед трагедией изначального нравственного выбора и решения).

Так нарастает новый всеобщий социум - социум культуры - особая, в чем-то близкая к полисной, социальность, точнее, форма свободного общения людей в силовом поле культуры, диалога культур.

Возможно также предположить, что именно противостояние мегасоциума промышленной цивилизации (какую бы форму она ни принимала) и малых ядер социума культуры, именно это противостояние будет решающим событием начала XXI века.

«Возможно предположить...». Конечно, это звучит слабо. Остается утешать себя только тем, что история вообще совершается в форме предположений, в форме перекрестка исторических судеб. Впрочем, - это и есть форма культуры.

40 См. основные работы М.М.Бахтина.

41 Думаю, уже из предыдущего ясно, что «личность» есть для меня не какое-то наличное определение (X- личность, Y- еще не личность), но некая регулятивная идея (горизонт) бытия индивида в культуре.

42 Это определение культуры существенно для противопоставления легкому эстетизму. Только в нем сохраняется та «сырьевая природа поэзии» и речевой культуры в целом, о которой О. Мандельштам говорил как об основном противоядии против «дешевого культурпоклонства, захлестнувшего… университетскую и школьную Европу».

Понятие диалога культур стало чрезвычайно модным в современной реальности, причем в самых разных областях знаний - в культурологии, в искусствознании, в литературоведении как пограничной между искусствознанием и филологией области, в лингвистике, точнее, в тех ее разделах, которые связаны с проблемой «язык и культура», а также в педагогике, связанной с обучением представителей этнических меньшинств или учащихся, составляющих многонациональные коллективы, и в школах и вузах. Это понятие закладывается в концепции развития образования, в учебные планы и программы, озвучивается в курсах лекций для студентов и слушателей повышения квалификации педагогических кадров. Мы попытаемся определить, насколько реально данное понятие присутствует в образовательном процессе в некоторых регионах Российской Федерации, каковы условия для его реализации в учебном процессе и что реально имеет место в современной российской действительности на Севере и в прилегающих к Северу регионах, а также в образовательных структурах, обслуживающих северные регионы России.

Для того чтобы «диалог культур» был диалогом, необходимо наличие как минимум двух культур - в рассматриваемом нами случае подразумевается наличие некоей государственной, или «русскоязычной», культуры - и культуры этнического меньшинства, то есть какого-то этноса из народов Севера. Даже определение государственной формы культуры тут оказывается далеко не однозначным, что же касается идентификации второго участника диалога, то с ним мы имеем еще больше проблем. В самом деле, невозможно устанавливать в обучении порознь якутский, русско-эвенкийский, русско-юкагирский, русско-чукотский диалог культур (хотя реально именно такое взаимодействие культур наблюдается в большинстве улусов Якутии и сопредельных территорий - Эвенкии, Чукотки и т. д.). Если же понимать под диалогом культур некое соприкосновение носителей государственной культуры с коренными жителями Севера РФ вообще, то в таком «диалоге культур» второй участник, то есть «культура народов Севера», будет выступать либо в виде научной фикции, поскольку общие хантыйско-юкагирские или саамско-эскимосские характеристики культуры отсутствуют, либо в виде монстра-мутанта, созданного из скудных знаний педагогов об этнографии отдельных этносов, каждый из которых имеет богатейшую историю и самобытные культурные традиции. При равной степени внутреннего богатства и равной адаптированности к условиям жизни «диалог» между такими культурами в учебном процессе не устанавливается из-за разницы в объеме знаний о культурах.

Надо также иметь в виду и то, что исторически в диалог, о котором мы ведем речь, вступали не некие абстрактные культуры, а реальные субэтнические культуры, причем «русская» культура была представлена не своей государственной формой, а региональной культурой старожильческого населения, а в наши дни - субкультурой приезжего населения Севера. Как та, так и другая субкультуры изучены недостаточно, при этом региональная субкультура Северных регионов РФ в наши дни и на протяжении всего ХХ века, носителями которой является приезжее население Севера и национальная интеллигенция, не была предметом ни одной из научных дисциплин, ей не было места ни в этнографии, ни в культурологии. Территориальные субкультуры малочисленных народов Севера РФ также разнородны даже у отдельных этносов (эвенки Якутии, Бурятии, Хабаровского края и Сахалина, эвены западной Якутии, эвены Северо-Востока Якутии и эвены Камчатки, лесные и тундренные юкагиры и т. п.) - учет всех этих реальностей превращает понятие диалога культур в виртуальную сущность, а фактическая конкретика его делает соответствующий материал непригодным для изучения.

Следующий фактор, характеризующий «диалог культур» в его педагогическом понимании - это социальный фактор. Кто с кем осуществляет диалог - поселковый инженер с оленеводом, петербургская учительница с эвенкийской мастерицей, профессор-культуролог с морским зверобоем, или депутат Госдумы от какого-то автономного округа со студентами - петербуржцами во втором поколении? Ясно, что социальные различия с обеих сторон не могут не приниматься во внимание как при научном изучении проблемы, так и при решении практических образовательных задач. В реальности «диалог культур» осуществляется между коренным и приезжим населением национальных сел, в равной мере представляющим разные социальные группы, и только в этой сфере мы имеем контакты носителей культур, не имеющие социальной маркировки или нейтрализующие социальную маркировку. Вместе с тем представители интеллигенции и творческой среды из народов Севера контактируют с разными социальными группами «русскоязычного» населения у себя в регионах, а также в тех местах, где они проживают - в административных центрах. Студенты и учителя представляют собой не только специфическую социальную группу, даже если они и принадлежат к народам Севера, но формируют наименее типическую из групп носителей этнических культур - при этом ценности и жизненные интенции этих групп часто имеют целью максимально дистанцироваться от собственной этнической культуры, получить нетрадиционную для этноса профессию, переехать в большой город, найти брачного партнера не из среды своего народа и т. п. Эти социальные среды рассматривают принадлежность к этносу прежде всего как источник повышения социального статуса, сулящий в перспективе некое благосостояние, в то время как для оленеводов, морских охотников и других представителей традиционных профессий принадлежность к малочисленным народам часто в психологическом плане понижает социальный статус.

Наконец, не менее значимым для характеристики «диалога культур» является объективная оценка типа взаимодействия и степени взаимодействия тех сущностей, которые именуются культурами. На самом деле в современном состоянии в каждом из случаев речь должна идти о различных территориальных субкультурах, которые к тому же имеют и особые социальные манифестации. Невозможно себе представить такой «диалог культур», участниками которого являются современные доценты-педагоги и студенты-чукчи, которым преподносится культура чукчей конца XIX - начала XX века, или которые рассматриваются как носители особой ментальности, характерной для чукчей конца XIX - начала XX века, - и еще хуже, когда в образовательном процессе или методических разработках ведутся поиски особой этнической ментальности (ясно, что при ее отсутствии понятие диалога культур теряет смысл). Диалог культур, принадлежащих к разным временным срезам, - это метафора, которая хороша для изучения искусства модерна, питающегося этнографическими материалами, или такого же регионального модерна, который произрастает из региональных субкультур на этнических основах. Но в образовательном процессе, участники которого сосуществуют во времени, и тем более в обучении подрастающего поколения, которое станет свидетелем смены культурной парадигмы, это понятие лишается смысла. В национальных селах существуют обычно несколько разных общин - приезжее население и одна или несколько общин коренного населения по разным этносам, если коренное население в том или другом селе является смешанным. В этих условиях «диалог культур» является мнимым, поскольку все общины проявляют тенденции к взаимному обособлению, а не к интеграции. Если в том или ином регионе имеет место аккультурация или ассимиляция одного этноса другим, более крупным и более «престижным», то, само собой разумеется, говорить о «диалоге» в таких случаях не приходится: тут имеет место весьма авторитарный «монолог».

Соответственно, применительно к контингенту учащихся и особенно студентов вузов из числа народов Севера, нельзя закрывать глаза на то, что эти студенты также уже не являются носителями своей традиционной этнической культуры, а через 20-30 лет могут утерять и те признаки этнической или региональной культуры, какими обладают в настоящее время. Это значит, что и в данном случае мы реально имеем культурный монолог вместо диалога.

Понятие диалога культур часто, в том числе и в образовании, используется с одной прагматической целью - сформировать толерантность в межэтнических отношениях. Полезность решения этой задачи не вызывает сомнений и не может оспариваться. Однако самое решение этой задачи невозможно без знания конкретных этнических культур во всем их многообразии и истории, без знания территориальных и социальных вариантов этих культур, а также без четких и объемных представлений о современном состоянии этнических культур. Современная система образования для народов Севера РФ не располагает такой информацией и оказывается не в состоянии внедрить весь этот материал в учебный процесс в методически корректной форме. Понятие диалога культур в образовательном процессе в наши дни выглядит не более чем привлекательной вывеской, за которой стоят часто такие представления об этнической культуре, которые составляют полную противоположность гуманитарной науке, будь то культурология, этнография, этносоциология или этнодемография.

совокупность непосредственных отношений и связей, которые складываются между различными К., а также их результатов, взаимных изменений, возникающих в ходе этих отношений. Д.К. - одна из наиболее значимых для культурной динамики форм культурной коммуникации. В процессе Д.К. происходят изменения культурных паттернов - форм социальной организации и моделей социального действия, систем ценностей и типов мировоззрения, становление новых форм культуротворчества и образа жизни. Именно в этом заключается принципиальное отличие Д.К. от простых форм экономического, культурного или политического сотрудничества, не предполагающих существенных преобразований каждой из сторон.

Можно выделить следующие уровни Д.К.: а) личностный, связанный с формированием или трансформацией человеческой личности под влиянием различных "внешних" по отношению к его естественной культурной среде культурных традиций; б) этнический, характерный для отношений между различными локальными социальными общностями, нередко в рамках единого социума; в) межнациональный, связанный с разноплановым взаимодействием различных государственно-политических образований и их политических элит; г) цивилизационный, основанный на встрече принципиально различных типов социальности, систем ценностей и форм культуротворчества. Д.К. на этом уровне наиболее драматичен, поскольку способствует "размыванию" традиционных форм культурной идентичности и, в то же время, крайне продуктивен с точки зрения инновационной деятельности, создавая уникальное поле кросс-культурных экспериментов. Кроме того, Д.К. возможен и как взаимодействие актуального типа К. с собственной исторически сложившейся культурной традицией. Постсоветский путь Беларуси и России в сравнении с аналогичным развитием бывших социалистических государств (Польша,Чехословакия и пр.) - лучшее подтверждение значимости влияния на развитие общества, особенно на переломных этапах, культурной традиции (или культурной инерции). В повседневной практике Д.К., как правило, одновременно реализуется на всех названных уровнях. Следует также отметить, что реальный Д.К. предполагает участие не двух, а значительно большего числа участников. Это связано с принципиальной этнически-культурной неоднородностью любого современного социума, что неизбежно вовлекает в Д.К. как большие, так и малые нации, а также различные "осколки" иных этносов, образующие своеобразные "культурные резервации". Участники Д.К. изначально находятся в неравном положении, что обусловлено не только различием базисных ценностей, но и уровнем развития каждой К., а также степенью ее динамичности, демографическими и географическими факторами. Более многочисленное и активное культурное сообщество в процессе Д. будет гораздо влиятельнее малой этнической группы. В современной теории К. принято выделять в процессе Д.К.: К.-донора (которая больше отдает, чем получает) и К.-реципиента (которая выступает принимающей стороной). В течение исторически длительных периодов времени эти роли могут меняться в зависимости от темпов и тенденций развития каждого из участников Д.К. Различаются также формы и принципы взаимодействия К. - как мирные, добровольные способы взаимодействия (чаще всего предполагающие партнерское, взаимовыгодное сотрудничество), так и принудительные, колониально-военного типа (предполагающие реализацию собственных задач за счет противоположной стороны).

Одной из форм Д.К. служат международные отношения. Помимо различных международных организаций типа ООН или ЮНЕСКО, для межгосударственного культурного взаимодействия широко используется система социальных институтов и механизмов внутри самих К. В этих случаях заимствованные культурные образцы становятся мотивациями различных форм "местного" социального действия. К примеру, реальным выражением Д.К. могут стать политика модернизации или, напротив, реанимация авторитарных (традиционных) форм общественного устройства, смена курса в государственной национальной и культурной политике с использованием зарубежных "заготовок", тенденции развития структур местного самоуправления, рост или сокращение числа общественных (в том числе культурно-национальных) объединений и социальных инициатив. В каждом конкретном случае Д.К. присутствует несколько стадий или этапов. Исходным пунктом здесь принято считать стадию "культурного шока" или "нулевой" степени совместимости языков, поведенческих сценариев и традиций различных участников Д.К. Дальнейшее развитие Д.К. определяется специфическими особенностями каждого из типов К., их статусом в процессе конкретного межкультурного контакта ("агрессор" или "жертва", "победитель" или "побежденный", "традиционалист" или "новатор", "честный партнер" или "циничный прагматик"), степенью совместимости их базисных ценностей и актуальных интересов, способностью принимать во внимание интересы другой стороны. Исходя из перечисленного выше, Д.К. может проходить как в конструктивно-продуктивных, так и в конфликтных формах. В последнем случае культурный шок перерастает в культурный конфликт - критическую стадию противостояния мировоззренческих установок различных личностей, социальных групп, личности и группы, личности и общества, культурных меньшинств и общества в целом, различных социумов или их коалиций. В основе культурного конфликта - принципиальная несовместимость языков различных К. Совмещение несовместимого порождает "семантическое землетрясение", нарушающее не только ход межкультурной коммуникации, но и нормальное существование каждого из участников Д. Практические формы культурного конфликта могут иметь различный масштаб и характер: от частной ссоры до межгосударственного противостояния (ситуация "холодной войны") и коалиционных войн. Типичными примерами наиболее масштабных и жестоких культурных конфликтов являются религиозные и гражданские войны, революционные и национально-освободительные движения, геноцид и "культурные революции", насильственное обращение в "истинную" веру и истребление национальной интеллигенции, политическое преследование "инакомыслящих" и т.п. Культурные конфликты, как правило, отличаются особенной ожесточенностью и бескомпромиссностью, а в случае применения силы преследуют цели не столько покорения, сколько физического уничтожения носителей чуждых ценностей. Людьми движет не здравый смысл, а глубинная психологическая зараженность конкретным типом культурного продукта, закрепленная на уровне дорациональной убежденности в собственной правоте. Наиболее реальный и эффективный способ выхода из культурного конфликта - не доводить дело до него. Предупреждение культурных конфликтов возможно лишь на основе воспитания недогматического сознания, для которого идея культурного полиморфизма (принципиальной многозначности пространства К. и принципиальной невозможности "единственно верного" культурного канона) будет естественной и очевидной. Путь к "культурному миру" - в отказе от монополии на истину и стремления насильно привести мир к консенсусу. Преодоление "эпохи культурных конфликтов" станет возможным в той мере, в какой социальное насилие во всех его проявлениях перестанет рассматриваться в качестве рычага истории.