Как взаимосвязаны гениальность и нравственность человек. Банк аргументов

Возможно ли, чтобы природой гения было злодейство? Над этим вопросом размышляет Александр Сергеевич Пушкин в своём вечном произведении. Сальери на протяжении долгого времени мучается самым страшным грехом – грехом зависти. По его мнению, Моцарт не достоин своего таланта. Он с лёгкостью сочиняет шедевры и смеётся над уличным музыкантом, чудовищно коверкающим его величайшее творение. Сальери пронизывает злоба, он принимает решение исправить ошибку природы и убить Моцарта. Но тот спокойно провозглашает, что «гений и злодейство - две вещи несовместные». Сальери, уже опустивший яд в стакан Моцарта, задумывается, что если он (Моцарт) прав? Тогда значит, что он, Сальери, не гений! И осознание этого так явственно становится правдой для него, что всё теряет смысл. Своим поступком он исключает себя из числа гениев, к кому ещё минуту назад причислял его Моцарт.

2. М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Герой романа наделён талантом, его гениальность в том, что он написал роман о Понтии Пилате. Книга оказалась неугодной официальным окололитературным кругам, потому что в ней ставился вопрос о справедливости решения власти. Сомнения, которые мучили Пилата после вынесения приговора Иешуа, свидетельствуют о его человеческой сущности, но он не может сомневаться в справедливости своего решения. Этот факт бросает тень на его образ правителя, вершителя судеб. В тридцатые годы подобные размышления бросали тень на людей, стоящих у власти. Мастер, написавший роман, был чутким, но не умеющим противостоять официальным властям, человеком. Он не способен сопротивляться, и сдаётся. В его природе нет зла, нет зависти. Он добр и честен, понимает, что ему лучше уйти.

3. М.А. Булгаков «Собачье сердце»

Профессор Преображенский – гениальный учёный. Область его изысканий евгеника, наука о наследственном здоровье человека и путях его улучшения, о методах влияния на наследственные качества будущих поколений с целью их совершенствования. Но он ещё озадачен вопросом омоложения. В процессе опытов, он превращает пса в человека, причём человека самого наихудшего, так как материал, используемый в этом опыте, оказался испорченным. Клим Чугункин – убийца, люмпен, маргинал. Эти качества перенимает и пёс Шарик. Став Шариковым, он пьёт, бранится, ворует из дома, устраивается начальником отдела по борьбе с бродячими животными (то есть, себеподобными). В итоге, он претендует на жилплощадь, доносит на профессора, человека, сделавшего его прямоходящим и говорящим. Профессор понимает, что может всё потерять, но не знает, как всё изменить. Доктор Борменталь помогает своему учителю сделать операцию, которая возвращает на место Шарика. Злодейство недопустимо для профессора – гениального учёного.

1.
Пушкин ввел в наше сознание постулат несовместимости гения и злодейства. Но позволительно поставить обратный вопрос: а совместимы ли гений и добродетель? В своих статьях о Пушкине и Лермонтове Вл. Соловьев обличает их обоих за то, что будучи гениями, они оказались недостойными своего дара как аморальные существа, склонные к распрям, дуэлям, обманам, эгоизму. Но ведь это скорее правило, чем исключение. Сам Соловьев ответил на вопрос, почему человеку редко удается быть одновременно гением и 
праведником, в своей "Краткой повести об 
Антихристе". Человеку, вместившему в себя 
слишком много даров, трудно удержаться в границах человеческого, он 
порывается стать провозвестником, учителем, спасителем, благодетелем 
человечества, со всеми вытекающими отсюда опасностями как для 
человечества, так и для его собственной души. Два других русских гения, вобравшие дар 
праведности или сильно его возжелавшие: Гоголь и Лев Толстой - тоже 
выглядят несколько подозрительно именно как учители человечества, 
моральные образцы, пророки и реформаторы. Иногда не знаешь, что 
предпочесть: лермонтовские злобные выходки, издевательства над ближними, 
- или гоголевское праведничество, постничество, учительство.

Не может ли быть так, что невместимость даров в одну личность скорее предусмотрена 
Создателем, чем противоречит его воле? Обвинять Пушкина или Лермонтова в порывах 
злобы и эгоизма на основании того, что им был дан великий 
поэтический дар, - примерно то же, что обвинять Серафима Саровского в 
отсутствии поэтического дара на том основании, что ему был дан великий 
дар святого. Человек мал, потому что только Бог велик. Обличать Пушкина с позиций высокой и даже средней нравственности - не трудно: он сам себя обличил, отделив в себе поэта от человека, жреца от профана. "Пока не требует поэта / К священной жертве Аполлон, 
/ В заботах суетного света 
 /Он малодушно погружен; 
 /Молчит его святая лира; 
 /Душа вкушает хладный сон, / И меж детей ничтожных мира, 
 / Быть может, всех ничтожней он". Поэт вне поэзии не только ничтожен, но и ничтожнее всех ничтожных. Ничтожество великого человека во многом, почти во всем, что прямо не относится к его призванию, - это скорее правило, чем исключение.

"Оправдание гения" (в параллель к соловьевскому "Оправданию добра") в том, чтобы осуществить 
творческое предназначение человека, каким оно заложено в него 
Творцом до грехопадения - и до разделения добра и зла, до 
возникновения самих вопросов нравственности. Человек творческий 
особо чувствителен к плодам первого райского древа, Древа Жизни, и поэтому часто лишен вкуса к плодам второго древа, т.е. к различению добра и зла. Нравственный человек работает во имя добра и в противлении злу, а творческий человек нечувствителен к самому этому разделению, поскольку его дар принадлежит миру до грехопадения: он дает имена всем тварям и срывает плоды с древа жизни. Часто он туп и равнодушен к нравственным вопросам, если они не касаются прямо его творчества и воображения. 
 Дар - это распирающее человека желание стать Богом-Творцом, это желание пролюбить, прозачать, прородить все, что ни есть в мире. В силу своей чрезмерности и чрезмирности дар всегда нравственно уязвим. Он принадлежит даже не Эдему, а дням творения, до создания самого Эдема, когда творческий Дух носится над темной бездной, а земля еще была безвидна и пуста…

Почему имморализм, сознательный или бессознательный, в таком ходу среди гениев, почему им труднее, чем простым смертным, удержаться в рамках должного, доброго и приличного? Гений - это полновластный хозяин в том мире, который отведен ему для творчества. Он распоряжается судьбами своих персонажей, он создает пространство и время и населяет их красками и звуками, он вторгается в тайны Божьего мира, он устанавливает законы для своих подданных и решает вопросы их жизни и смерти. Но кроме этого малого, художественного мира, ему порученного, есть другой, большой мир, где он выступает как человек среди людей, как тварь среди других тварей, где на него возложены те же заповеди послушания, смирения, воздержания, братства, взаимопомощи, любви к ближнему... Те качества, которые нужны ему как творцу малого мира, теперь должны уступить место тем качествам, которые нужны ему для бытия тварью, для послушания законам Творца в большом мире. Художник же "проскакивает" эту границу, не считаясь с ней, не замечая ее. Он продолжает обращаться с другими людьми, как с персонажами, он манипулирует ими, подавляет их волю, он капризен, своеволен, самовластен, он ведет себя, как подобает творцу-сочинителю, но не подобает гражданину, семьянину, прихожанину, обывателю, обитателю Божьего мира. Он продолжает вести себя как всевластный правитель, как Отец миров, как Пастырь малых сих, т.е. узурпирует власть Творца. Малый творец бунтует против большого, он в утверждении своей свободы идет дальше отведенного ему творческого надела. В судьбе гения опять и опять повторяется миф о Люцифере, о светоносном предводителе духов, избраннике Господнем, который восстал против Творца, поскольку был наделен сверхъестественным могуществом.

Отсюда демонизм гения, его вызов Творцу и разрушительное вторжение в жизнь других людей. Два рода пороков сопутствуют гению, выходящему во всеобщую жизнь из области своего призвания. Это (1) грех величественности, гордыни, своеволия, своеправия, манипуляторства, насилия чужой воли, самопревознесения, покорения сердец - и (2) грех ничтожества, пошлости, опустошенности, разврата, пьянства, самоодурманивания и забытья. Эти грехи взаимосвязаны: тот, кто стремится стать всем, становится ничем. Но они по-разному представлены в конкретных гениях: скажем, Байрону свойствен был грех самовозвеличения, а Э. По - впадения в ничтожество и забытье. У Пушкина чередовались эти разрушительные вторжения в жизнь других людей - и периоды хандры, опустошения, ничтожества.

Гений - это и творец среди тварей, и тварь перед Творцом, т.е. человек среди людей.

Есть два встречных вопроса, которые не 
вмещаются в соловьевскую этику "оправдания добра" и требуют иной, парадоксальной 
этики, оправдывающей "не-добро". Один из них - это вопрос теодицеи, 
оправдания Бога перед лицом человеческих страданий. Почему невинные 
мучатся, почему праведники бедствуют, почему зло постигает их в ответ на добро?

Но есть и еще один вопрос - антроподицеи, оправдания человека перед лицом Бога. Почему самые богато одаренные от Бога оказываются наименее послушными ему, наименее достойными своего дара? "Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и -- выше", - так, "по-карамазовски", поднимает свой бунт против Бога Сальери у Пушкина. Великий дар беспечного Моцарта, недостойного самого себя, - это такая же несправедливость, как и страдание мальчика, разорванного генеральскими собаками, в "Братьях Карамазовых" Достоевского.

Отсюда два бунта против Всевышней несправедливости в русской 
литературе: бунт Сальери и бунт Ивана Карамазова. Если Иван возвращает Богу билет на вход в небесное царство из-за детских страданий, то еще раньше пушкинский Сальери возвращает свой билет Господу, подсыпая яд Моцарту. Как быть с этой двойной несправедливостью: с не-заслугами самых малых, 
не заслуживших своих страданий, - и самых великих, не заслуживших своего дара? Почему Бог (1) посылает муки безгрешным и (2) наделяет величием 
грешных? За что слезинка ни в чем неповинному ребенку? И за что искорка 
Божия гуляке праздному? Таков этот двойной вопрос об искорке и 
слезинке, об антроподицее и теодицее.

Трудно искать тесного пути между морализмом и эстетизмом. Первый выражен Вл. Соловьевым и осуждает гения за безнравственность. Второй выражен М. Цветаевой и оправдывает безнравственность гения ("Искусство при свете совести"). По Цветаевой, само искусство есть тот гений, в пользу которого мы исключаемся из нравственного закона. Первая позиция - "благодаризм": если гений действует нравственно, то благодаря своему гению, который обязывает его к высшей нравственности. Вторая - "вопрекизм": если гений действует нравственно, то вопреки своему гению, который обязывает его к бунту против нравственности.

Я полагаю, что нельзя осуждать безнравственного гения и вместе с тем не стоит оправдывать его безнравственность. Нужно быть благодарным гению за то, что он принес как гений, и сострадать ему в том, в чем он не выполнил своего человеческого назначения. Об этом есть притча в Евангелии - о самаритянке, которая напоила жаждущего Иисуса; хотя она не была добродетельна и имела много мужей, он благословил ее. Гении - это те, которые кормят и поят нас, жаждущих, и поэтому их беспутства должны вызывать у нас не злорадство, но скорбь, как беспутство собственного отца или матери.

Сочинение ЕГЭ по тексту: "Когда-то давно меня задел одни разговор, случайный летний разговор на берегу моря. Я уже не помню точно фраз… " (по Д.А. Гранину).

Полный текст

(1) Когда-то давно меня задел одни разговор, случайный летний разговор на берегу моря. (2) Я уже не помню точно фраз, но спорили о том, кто Сальери для Пушкина. (3) Противник, злодей, которого он ненавидит, или же это воплощение иного отношения к искусству? (4) Можно ли вообще в этом смысле связывать искусство и науку? (5) А что если для Пушкина Моцарт и Сальери - это Пушкин и Пушкин, то есть борение двух начал? (6) От этого случайного горячего спора осталось ощущение неожиданности. (7) Злодейство было для меня всегда очевидно и бесспорно. (8) Злодейством был фашистский мотоциклист. (9) В блестящей чёрной коже, в черном шлеме он мчался на чёрном мотоцикле по солнечному проселку. (10) Мы лежали в кювете. (11) Перед нами были тёплые желтеющие поля, синее небо, вдали низкие берега нашей Луги, притихшая деревня, и оттуда несся грохочущий черный мотоцикл. (12) Винтовка дрожала в моих руках. (13) Разумеется, я не думал ни о Пушкине, ни о Сальери. (14)Это пришло куда позже - тогда, на войне, надо было стрелять. (15) Могут ли гении совершать злодейства? (16) Может ли злодей-убийца Сальери оставаться гением? (17) Оттого, что он отравитель, разве музыка его стала хуже? (18) Что же, злодейство доказывает, что Сальери не гений? (19)Для Пушкина гений сохраняет творческую крылатость души. (20) Гений- не столько степень таланта, сколько свойство его-некое нравственное начало, добрый дух. (21)Слово "гений" ныне обычно связано с великими изобретениями, открытиями. (22) Конечно, в законе относительности нет ничего ни нравственного, ни безнравственного. (23) Наверное, тут следует разделить: открытие может быть гениальным, но гений- не только открытие. (24) В пушкинском Моцарте гениальность его музыки соединена с личностью, с его добротой, доверчивостью, щедростью. (25) Моцарт восторгается всем хорошим, что есть у Сальери. (26) Гений Моцарта исключителен: он весь не труд, а озарение, он символ того таинственного наития, которое свободно изливается абсолютным совершенством. (27) Проще всего было бы объяснить ненависть завистью, о которой твердит сам Сальери. (28)Но разве Сальери - лишь завистник? (29) Он смолоду признает чужой гений, он учится у великих, преклоняется перед ними. (30) Вопрос о гении и злодействе подвергает сомнению задачу, которую решал Сальери всю свою жизнь. (31)Может ли человек стать гением? (32) Достичь трудом, силой своего разума того, что считается божественным даром? (33) Сальери считал, что-да, может. (34) Молодость Сальери, зрелость, вся его жизнь возникла для меня как целеустремленная, в каком-то смысле идеальная прямая. (35) Таким мне представлялся идеал ученого. (36) Настойчивость и ясное понимание, чего ты хочешь. (37) Сальери одержим. (38) Но идея у него особая - стать творцом. (39) Способность творить ему не была дана, он добывал её, вырабатывал. (40)Это не слепой бунт, это восстание Разума, вернее, Расчёта. (41)В наше время, задавшись такой целью, он мог бы стать выдающимся кибернетиком. (42) Но и композитором он стал выдающимся. (43)Музыка его нашла признание. (44)Сам Моцарт твердит в счастливые минуты один из его мотивов. (45)Чем отличается гений Моцарта от негения Сальери? (46) Грань тут неуловимая. (47) Голос, который диктует Моцарту божественные созвучия, не слышен окружающим. (48)Для них и Моцарт, и Сальери одинаковы: оба всем своим существом чувствуют силу гармонии, оба жрецы прекрасного, избранные служить своему делу. (49) До той минуты, как Моцарт поднял стакан с ядом, оба - и Моцарт, и Сальери - были равноправные сыновья гармонии. (50) Но теперь гений отделился, яд разделил их. (51) Последнее средство отделить подлинный гений от мнимого - это нравственное испытание. (52) Злодейство открыло истинную, тёмную сущность Сальери. (53) Маска сорвана. (54) Сущность открывается и самому Сальери. (55) Вместе с ядом начинает действовать логическая схема: гений для Моцарты не может быть злодеем, а так как Моцарт сам гений, бесспорный гений, то, следовательно он имеет право судить, и, значит, Сальери не гений. (56)Нравственное начало становится пробой гения. (57) И человечество отбирает для себя лишь тех, кто несет это нравственное начало. (58) Пушкин оставляет Сальери жить и мучиться. (59) Остаётся злодейство, но торжествует гений.

Что такое талант? Гениальность? Это нечто, данное свыше, или то, чего мы можем добиться сами. Именно этой проблеме, которую Пушкин назвал «гений и злодейство», и посвящен текст Д. Гранина. Автора задел спор на пляже, касающийся Моцарта и Сальери из «Маленьких Трагедий» Пушкина. Точно ли поэт осуждает Сальери? И если да, то за что? Автор приводит свои рассуждения сначала о злодействе (вспоминая военные годы), а затем - о гении.

Позиция автора ясна и понятна. Гениальность - не столько степень таланта, сколько свойство его, добрый дух. Автор уверен, что гениальность может быть присуща любому человеку, но гением может стать только порядочный, светлый творец, тот, для кого важны понятия нравственности. Гранин убежден, что единственное средство отличить подлинный гений от мнимого - это нравственное испытание. Безнравственный человек не может стать гением.

Я согласен с мнением автора статьи. Не может быть гениальным творцом тот, кто одержим дурными мыслями. Ведь душа композитора или поэта отражается в его произведениях. Гений наделён от природы талантом: он творит по наитию, в результате таинственного озарения, «которое свободно изливается абсолютным совершенством».

Классическим примером для подтверждения этой мысли является стихотворение А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг». Поэт прямо ставит свои заслуги, как поэта, зависимость от морали: «чувства добрые я лирой пробуждал», «восславил свободу и милость к падшим призывал». Пушкин не сомневается в том, что гений и злодейство - две вещи несовместимые.

В подтверждение этому также можно вспомнить роман «Мастер и Маргарита» М. Булгакова. Автор этого произведения рассказывает нам о Мастере, который впервые начал заниматься тем, о чем давно мечтал. Он начал писать роман. Но писатели и критики единодушно осудили Мастера за его произведение. Так было, потому что люди боялись и завидовали. А истинному гению не виданы ни трусость, ни зависть. Он намного выше этих низменных чувств, и, несмотря на многочисленные осуждения, он всё равно продолжал творить.

Поистине прав поэт. Насколько талантлив не был бы человек, но если он упустил верный, праведный путь, то ему таланту не суждено развиться до гениальности. Для любого творца очень важно иметь высокие моральные принципы, ведь только тогда человек может быть в гармонии со своим внутренним миром.

Чехов поднимает вопросы о ценности человеческой жизни, о нравственной обязанности человека перед народом, о смысле человеческой жизни. Антон Павлович Чехов писал: “В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли”. Это желание видеть людей простыми, красивыми и гармоничными объясняет непримиримость Чехова к пошлости, к нравственной и душевной ограниченности.

Герой рассказа “Ионыч” - молодой человек, полный неясных, но светлых надежд, с идеалами и желаниями чего-то высокого. Но любовная неудача отвратила его от стремлений к чистой, разумной жизни. Он утратил все духовные интересы и стремления. Из его сознания исчезло то время, когда ему были свойственны простые человеческие чувства: радость, страдание, любовь. Мы видим, как человек, умный, прогрессивно мыслящий, трудолюбивый, превращается в обывателя, в “живого мертвяка”. Такие герои Чехова, как Ионыч, утрачивают то человеческое, чем наделила их природа.

Замечателен рассказ А.П. Чехова “Крыжовник”. Герой рассказа — чиновник, добрый, кроткий человек. Мечтой всей его жизни было желание иметь “усадебку” с крыжовником. Ему казалось, что этого достаточно для полного счастья. Но представление Чехова о настоящем человеческом счастье другое. “Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли... Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа”, — писал Чехов. И вот мечта героя сбылась, он приобрел усадьбу, в его саду растет крыжовник. И мы видим, что перед нами уже не прежний робкий чиновник, а “настоящий помещик, барин”. Он наслаждается тем, что достиг своей цели. Чем более герой доволен своей судьбой, тем страшнее он в своем падении. И брат героя не может ответить на вопрос, какое добро нужно делать, чтобы избавиться от гнусного собственнического счастья.

Проблема нравственной деградации человека поднимается и в романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Это роман, в котором рассказана история молодого человека Дориана Грея. Презирающий мораль «эстет» и циник лорд Генри, в уста которого автор вложит собственные суждения об искусстве и жизни, становится духовным «учителем» Дориана. Под влиянием лорда Генри Дориан превращается в безнравственного прожигателя жизни и совершает убийство. Несмотря на все это, лицо его остается молодым и прекрасным. Но на обладающем особым свойством портрете Дориана, когда-то написанном его другом художником Холуордом, отразились и жестокость, и безнравственность оригинала. Желая уничтожить портрет, Дориан вонзает в него нож — и убивает самого себя. Портрет начинает сиять прежней красотой, лицо же мертвого Дориана отражает его духовную деградацию. Трагическая развязка романа опровергает парадоксы лорда Генри: аморальность и бездушное эстетство оказываются качествами, уродующими человека и доводящими его до гибели.

То, что я сейчас напишу, вряд ли будет приятно и понимаемо.
Постараюсь проще и короче.

На Земле распространено чрезвычайно, что цель человеческой жизни - спасение души, духовное и нравственное совершенствование, преуспевание в добродетелях, борьба за торжество добра и мира. Ну и все в таком же направлении.

На земле существуют достаточно давно множество религий, учений, идеологий, но человечество от этого, мягко говоря, лучше не становится.

Однако, там где встречается гениальность, там и встречаем поклонение, стремление подражать, восхищение, а также понимаение и снисхождение ко всему недобродетельному и безнравственному, что гений совершил в жизни. Я говорю об общей тенденции. Разумеется, есть отношение и иного рода, но они относительно малочисленны.

Гениальность обожествляется, превозносится. Гении являются гордостью нации и удерживаются в памяти поколений, ничуть не уступая религиозным адептам и родоначальникам религий. Нужно отметить, что последние – тоже гении.

Само по себе – наличие гениальности не требует труда и заслуг. Это качество невозможно в себе генерировать и ничем невозможно заслужить. Труд требуется для развития гениальности, ее раскрытия и проявления в окружающий мир.

Талант, сродни гению, только в меньших масштабах. И его почитание и действенная сила – меньше, но также имеют притягательную силу, независимо от того, в какой сфере осуществляется.

Гениальность и талант, проявляясь в людях, изменяют окружающий мир. С каким знаком?
Не знаю. Это бывает по-всякому. Но изменяют. Родоначальники религий, адепты учений также изменяют мир в части своей гениальности. А сами религии и идеологии, призванные преображать мораль и нравственность человека и человечества – не работают. Как говаривали старики: «Каков - в люльке, такой - и в могилку».

В каждом из нас есть добро и зло, проявляющееся в разные периоды судьбы у каждого по-разному. Одни только гениальность и талант свободны от оценки добра и зла в своем корне, как в явлении, но не свободны от этого окрашивания в своем проявлении в окружающий мир.

Нас не учили превозносить гений и талант, это проявляется в людях спонтанно, безотчетно. Мы сами себе желаем гениальности и таланта, также желаем этого своим детям и близким. Нас притягивает нечто выдающееся, каждого, согласно внутреннему тяготению к определенной сфере жизни. Кто-то приходит в восторг от идей Циолковского, кто-то от поэзии Пушкина, кто-то от одухотворенности Христа, кто-то от философии Ницше.

В Ведах есть выражение: «Человек состоит из веры. Какова его вера – таков он». Христос сказал: «Вера без дел – мертва».

Судя по тому, что творится на нашей планете, в различных государствах и народах, мы в массе своей – не христиане, не буддисты и не мусульмане, не поборники морали и нравственности. Но мы - почитатели и употребители гениальности и талантливости, где бы и в чем бы она ни проявлялась.

Думается, что и в дальнейшем нас будет приводить в восторг гениальная живопись, музыка, поэзия, удивительные открытия науки. И мы не будем обращать внимания на то, что сотворено все это через людей, зачастую не таких уж религиозных, моральных или нравственных. Это – факт жизни.
А факт – вещь упрямая, как ни крути и не выдавай желаемое за действительное.