Понятие “лирический герой” используется в литературоведении с целью подчеркнуть различие между биографическим автором и субъектом переживаний, выраженных в стихотворении, цикле или книге стихов. Правда, это не общепринятый термин; ряд исследователей (Л.Я. Гинзбург, Б.О. Корман, С.Н. Бройтман и др.) предпочитают говорить о “лирическом субъекте” как носителе переживаний, связывая с “лирическим героем” индивидуализированный образ; лирический герой - не только субъект сознания, но и предмет изображения. С этой точки зрения, «“я” стихотворений Фета отнюдь не лирический герой <...>, это взгляд на мир, по существу отвлеченный от конкретной личности».

Сама проблема различения поэта как творческой личности и человека во всех его проявлениях отнюдь не нова (вспомним Чарского из “Египетских ночей” Пушкина). Критик Страхов, друг Фета, писал о “преображенной личности” поэта: “В поэте два человека - он сам и его муза, то есть его преображенная личность, и между этими двумя существами часто идет тяжелая борьба. Есть натуры столь высокие и светлые, что в них муза и человек одно, - и тогда судьба человека сливается с судьбами его музы. <...> Но обыкновенно поэты живут в некотором хроническом разладе между музою и человеком. Великое чудо здесь состоит в том, что муза сохраняется и развивается иногда при самых неблагоприятных обстоятельствах”.

Весь облик Фета: практичного, волевого, целеустремленного человека и одновременно тонкого лирика, поклоняющегося Красоте, певца русской природы, - наводит на мысль об упомянутом “хроническом разладе”. Не только колючие пародисты “Искры” и “Русского слова”, но и друзья Фета (Фетушки, как его часто называли) подтрунивали над его прозаической внешностью и пристрастием к земным благам. Плененный стихотворением “Еще майская ночь”, Л. Толстой писал В. Боткину (9 июля 1857 г.): “...Ив воздухе за песнью соловьиной разносится тревога и любовь! - Прелестно! И откуда у этого добродушного толстого офицера такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов”. А в декабре (6...7?) 1876 г. Толстой, высоко оценив стихотворение “Среди звезд”, с его “философски поэтическим характером”, вставляет в свое письмо к Фету шутливое замечание: “Хорошо тоже, что заметила жена, что на том же листке, на котором написано это стихотворение, излиты чувства скорби о том, что керосин стал стоить 12 копеек. Это побочный, но верный признак поэта”.

Сам Фет неизменно четко различал поэзию и науку, поэзию и жизнь, жизнь и красоту жизни. Вот несколько его характерных суждений: “Насколько в деле свободных искусств я мало ценю разум в сравнении с бессознательным инстинктом (вдохновением), пружины которого для нас скрыты <...>, настолько в практической жизни требую разумных оснований, подкрепляемых опытом”; “Я никогда не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо помимо красоты”; “...Мы... постоянно искали в поэзии единственного убежища от всяких житейских скорбей, в том числе и гражданских...” (из предисловия к третьему выпуску “Вечерних огней”).

В целом мотивы и настроения поэзии Фета соответствуют его эстетическому кредо, разве что найти в поэзии “убежище от всех житейских скорбей” с годами становилось все труднее. Но “лабиринт сердца” (понравившееся Фету выражение Гёте) действительно не пропускал в его лирику мотивов прозаических, к которым, видимо, он относил очень многое.

Можно ли говорить в таком случае о внутреннем разладе, раздвоении? Загадка личности Фета неизменно волновала его биографов.

А.А. Фет - один из выдающихся русских поэтов XIX века. Он открыл нам поразительный мир красоты, гармонии, совершенства, Фета можно назвать певцом природы Приближение весны и осеннее увядание, душистая летняя ночь и морозный день, раскинувшееся без конца и краю ржаное поле и густой таинственный лес - обо все этом он пишет в своих стихах. Природа у Фета всегда спокойная, притихшая, она как будто замерла. И в то же время она удивительно богата звуками и красками и живет своей жизнью:

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало.

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой…

Изображение природы у Фета наполнено зачаровывающей романтикой:

Что за звук в полумраке вечернем?

Бог весть –

То кулик простонал или сыч,

Расставанье в нем есть и страданье в нем есть,

И далекий неведомый клич.

Точно грезы больные бессонных ночей

В этом плачущем звуке слиты…

Природа у Фета живет своей собственной таинственной жизнью, а человек может к ней быть причастен только на вершине своего духовного развития:

Целый день спят ночные цветы,

Но лишь солнце за рощу зайдет,

Раскрываются тихо листы,

И я слышу, как сердце цветет.

Со временем в стихах Фета находим все больше параллелей жизни, природы и человека, Ощущение гармонии наполняет строки поэта.

Красота и естественность поэзии Фета совершенны, его стихи выразительны и музыкальны. «Это не просто поэт, а скорее поэт - музыкант». - говорил о нем П.И. Чайковский.

Поэт передает в своих стихах «благоухающую свежесть чувств», навеянных природой. Его стихи проникнуты радостным настроением, счастьем любви Даже самые малейшие движения человеческой души не ускользают от внимательного взгляда поэта - он необычайно тонко передает все оттенки переживаний человека:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца

Ряд волшебных изменений

Милого лица

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы

И заря, заря!..

Лирика этого интереснейшего поэта вечна благодаря отражению в ней чувств и переживаний, которые испытывает человек, не лишенный чувства прекрасного Стихотворения Фета трогают самые сокровенные струны души, предают нам ощущение удивительной гармонии окружающего мира.

Конец работы -

Эта тема принадлежит разделу:

Эпилог преступления и наказания. Его связь с общей проблематикой романа

Раскольников и свидригайлов.. раскольников и соня мармеладова.. раскольников и лужин раскольников и поРФирий петрович..

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ:

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Твитнуть

Все темы данного раздела:

Раскольников и Свидригайлов
Многое перекликается с Раскольниковым и в образе Свидригайлова. Достоевский разными средствами дает нам ощутить близость этих духовных двойников, постоянно проводит параллели между ними. Раскольник

Раскольников и Соня Мармеладова
Родион Раскольников и Соня Мармеладова – два главных героя романа, предстающие как два встречных потока. Их мировоззрение составляет идейную часть произведения. Соня Мармеладова – нравственный идеа

Раскольников и Лужин
Родион Раскольников,главный герой романа, - молодой человек, выходец из обедневшей дворянской семьи, студент юридического факультета университета, вынужденный из-за отсутствия сред

Евгений Базаров и Павел Петрович Кирсанов
Способность чутко угадывать назревшие в русском обществе проблемы и противоречия - важная отличительная черта Тургенева-писателя. Павел Петрович Кирсанов - сын боевого генерала, принимавше

Евгений Базаров и Аркадий Кирсанов
Великий русский писатель И. С. Тургенев тонко чувствовал все происходящее в общественной жизни России. В романе “Отцы и дети” он затрагивает животрепещущую для шестидесятых годов прошлого столетия

Отец и сын Кирсановы
“Отцы и дети” - одно из центральных произведений И. С. Тургенева. Он писал этот роман в тревожный и, пожалуй, самый драматический период жизни. Принято считать, что название романа содержи

Евгений Базаров перед лицом любви и смерти
Главный герой романа И. С. Тургенева “Отцы и дети” - Евгений Васильевич Базаров - погибает в финале произведения. Можно сказать, что Базаров относился к окружающим с солидной долей снисход

Что утверждает и что отрицает Евгений Базаров
В романе “Отцы и дети” Тургенев показал главный общественный конфликт 60-х годов XIX века - конфликт между дворянами-либералами и разночинцами-демократами. Итак, в романе Тургенева “Отцы и

Роман отцы и дети и его время
«Отцы и дети» Тургенева – это социально-психологический роман, в котором главное место отведено общественным коллизиям. Действие романа происходит в 1859 году Роман "Отцы и дети» созд

Илья Ильич Обломов и Ольга Ильинская
Илья Ильич Обломов и Ольга Ильинская, герои романа Гончарова “Обломов”, понимают смысл жизни, любовь, семейное счастье по-разному. Обломов родился в Обломовке - “благословенном” уголке зем

Стихи Ф.И Тютчева о любви
В историю русской поэзии Ф. И. Тютчев вошел, прежде всего, как автор философской лирики, но его перу принадлежит и ряд замечательных произведении на тему любви. Любовные и философские стихи поэта с

Особенности стихов Тютчева
Главные особенности лирики поэта - тождество явлений внешнего мира и состояний человеческой души, всеобщая одухотворенность природы. Это и определило не только философское содержание, но и художест

Лирика А.А Фета
В основном в лирике Фета встречаются стихи о красоте природы, ее совершенстве, о том, что человек должен стремиться к той внутренней гармонии, которая присутствует в природе. Наиболее близки мне ст

Особенности лирики Некрасова
Поэтический мир Некрасова удивительно богат и разнообразен. Талант, которым щедро наградила его природа, и необычайное трудолюбие помогли поэту создать такую многоголосую и напевную лирику.

Своеобразие лирического героя в стихах Некрасова
Для лирики, самого субъективного рода литературы, главное - состояние души человека. Это чувства, переживания, размышления, настроения, выраженные непосредственно через образ лирического героя, выс

Стихи Некрасова о любви
Николай Алексеевич Некрасов почти никогда не воспринимается, как поэт творивший в русле любовной поэзии. Его исконными и привычными произведениями считаются "Крестьянские дети", "Жен

Влюбленному
Как вести о дороге трудной, Когда-то пройденной самим, Внимаю речи безрассудной, Надеждам розовым твоим. Любви безумными мечтами И я по-

Город калинов и его обитатели
Воображение писателя переносит нас в небольшой купеческий городок на берегу Волги, полюбоваться местными красотами, погулять по бульвару. Жители уже пригляделись к прекрасной природе в окрестностях

Кабанихи и Дикой
А. Н. Островский в пьесе “Гроза”, написанной им в 1859 году, показал быт и нравы русского провинциального общества того времени. Он раскрыл проблемы морали и недостатки этого общества, которые мы и

Катерина среди обитателей города
А.Н. Островский в своей пьесе «Гроза» разделил людей на две категории. Одна категория- угнетатели, представители «темного царства», другая - униженные и забитые ими люди. Представители первой групп

Сцена свидания в драме гроза
В драме Островского "Гроза" главная героиня - Катерина. В драме рассказывается о трагической судьбе девушки, которая не смогла сражаться за свою любовь. Из "любви и

Добролюбов и Писарев о Катерине
После выхода в свет пьесы А. Н. Островского “Гроза” появилось множество откликов в периодической печати, но наибольшее внимание привлекли статьи Н. А. Добролюбова “Луч света в темном царстве” и Д.

Как доктор Старцев превратился в Ионыча
Кто виноват в том, что молодой, полный сил и жизненной энергии Дмитрий Старцев превратился в Ионыча? В начале рассказа Чехов показывает Дмитрия Старцева молодым, обеспеченным, полным сил. Как и все

Особенности драматургии Чехова
Антон Павлович Чехов всю жизнь тяготел к театру. Пьесы для любительских спектаклей были его первыми юношескими произведениями. Рассказы Чехова настолько насыщены диалогами, с помощью которых автор

Две семьи в романе война и мир Курагины и Болконские
В Центре романа "Война и мир" три семьи: Курагины, Ростовы, Болконские Семья Болконских описана с несомненной симпатией. В ней показаны три поколения: старший князь Николай Андреевич, его

Наташа Ростова
Наташа Ростова - центральный женский персонаж романа “Война и мир” и, пожалуй, самый любимый у автора. Толстой представляет нам эволюцию своей героини на пятнадцатилетнем, с 1805 по 1820 год, отрез

Мой любимый эпизод в романе война и мир
В произведение «Война и Мир» самый главный эпизод, по моему мнению, - это эпизод совета, где решается судьба Москвы – судьба России. Действие происходит в лучшей избе мужика Андрея Савостьянова

Война на страницах романа Война и мир
Л. Н. Толстой стремился в своем произведении раскрыть народное значение войны, объединившей все общество, всех русских людей в общем порыве, показать, что судьба кампании решалась не в штабах и ста

Любите книгу, она облегчит вам жизнь, дружески поможет разобраться в пестрой и бурной путанице мыслей, чувств, событий, она научит вас уважать человека и самих себя, она окрыляет ум и сердце чувством любви к миру, к человеку.

Maxim Gorky

Афанасий Фет внес значительный вклад в литературу. Во время студенчества Фета, был выпущен первый сборник произведений «Лирический пантеон».

В первых произведения Фет старался уйти от реальности, описывал красоту русской природы, писал о чувствах, о любви. В произведениях поэт затрагивает важные и вечные темы, но говорит не прямо, а намеками. Фет умело передавал всю гамму эмоций и настроений, вызывая при этом чистые и светлые чувства у читателей.

Творчество изменило свое направление после гибели возлюбленной Фета. Поэму «Талисман» поэт посвятил Марии Лазич. Вероятно, все последующие произведения о любви также были посвящены этой женщине. Второй сборник произведений вызвал живой интерес и положительную реакцию у литературных критиков. Это произошло в 1850 году, тогда же Фет стал одним из лучших современных поэтов того времени.

Афанасий Фет был поэтом «чистого искусства», в своих произведениях он не касался социальных вопросов и политики. Всю свою жизнь он придерживался консерваторских взглядов и был монархистом. Следующий сборник вышел в 1856 году, в него вошли стихотворения, в которых Фет восхищался красотой природы. Поэт считал, что именно это цель его творчества.

Фет тяжело переносил удары судьбы, в результате отношения с друзьями были прерваны и поэт стал меньше писать. После двух томов собрания стихотворений в 1863 он вовсе перестал заниматься творчеством. Этот перерыв длился 20 лет. Муза вернулась к Фету после того, как ему вернули привилегии дворянина и фамилию отчима. Позднее творчество поэта затронуло философские темы, в своих произведениях Фет писал о единении человека и Вселенной. Фет выпустил четыре тома сборника стихотворений «Вечерние огни», последний был издан уже после смерти поэта.

Р.Г. Магина

Литературная позиция А.А. Фета общеизвестна. В современном литературоведении является доказанным положение о романтическом характере его лирики, об односторонности тематики его поэзии, о настроенности поэта на восприятие только прекрасного.

Эта последняя черта обусловила эстетизм Фета, и она определила, на наш взгляд, основные особенности романтического стиля его лирики.

Как вешний день, твой лик приснился снова, —

Знакомую приветствую красу, И по волнам ласкающего слова

Я образ твой прелестный понесу...

Характерная особенность фетовской интонации — ее одновременная обнаженность и сдержанность — обусловлена неизменностью характера лирического героя его стихотворений, основанного на ярко выраженном субъективном восприятии действительности, на убеждении в автономности искусства и неприемлемости для поэта прозаической земной жизни.

Романтическая детализация, ее фрагментарность, некоторая вычурность и претенциозность создают стилистическое соответствие между крайним философским субъективизмом Фета и поэтическим воплощением этого субъективизма. Происходит это по двум причинам: во-первых, романтическая деталь у Фета не бывает бесстрастной. Это почти обязательное для всех романтиков правило проявляется в лирике Фета особенно ярко. Он играет словом, находя оттенки, краски, звуки в их непривычном ракурсе, в неожиданном, подчас парадоксальном смысловом соотношении (поющие муки, страданье блаженства, безумно-счастливое горе) и делает это намеренно.

Во-вторых, романтическая деталь у Фета всегда несет в себе субъективно-оценочный элемент, и разновидности ее следует определять по признакам: традиционность и нетрадиционность, образная конкретность и абстрактность. Разумеется, наличие нетрадиционных абстрактных и конкретно-образных деталей в романтической поэзии еще не есть доказательство оригинальности и неповторимости поэтического творчества. Весь вопрос состоит в том, в каком соотношении находятся традиционность и нетрадиционность романтической детали и как, в какой индивидуальной манере используются нетрадиционные словесно-изобразительные средства в контексте поэтического произведения, каким путем слово связано в контексте стихотворения с общим поэтическим мировосприятием автора, с основной поэтической интонацией произведения и всего творчества в целом.

Известно, что Фет был тонким наблюдателем, умеющим фиксировать переходные моменты в жизни природы, ее полутона, сложные взаимопереплетения оттенков, красок, звуков. На это давно обратили внимание исследователи, иногда называя Фета в связи с такой индивидуальной манерой «поэтом-импрессионистом прежде всего, поэтом тонких намеков, еле слышимых звуков и едва заметных оттенков. В этом он прямой предшественник декадентов, символистов». И, как справедливо указывает Д.Д. Благой, «уже почти с самого начала, с 40-х годов, романтизм Фета — его поэзия, способная улавливать... неуловимо музыкальные впечатления, зыбкие душевные движения в их, как и в природе, окружающей человека, «трепете», «дрожи», живой динамике переливов красок и звуков, «волшебных изменений милого лица», «непрестанных колебаниях», «переходах, оттенках», диалектическом сочетании противоположностей — был окрашен чертами, которые значительно позднее получили название «импрессионизм».

Нет, не жди ты песни страстной. Эти звуки — бред неясный,

Томный звон струны; Но, полны тоскливой муки,

Навевают эти звуки

Ласковые сны. Звонким роем налетели, Налетели и запели

В светлой вышине. Как ребенок им внимаю,

Что сказалось в них — не знаю.

И не нужно мне…

Вся вселенная, как в фокусе, сосредоточилась у Фета на сознании своего «Я» и на стремлении найти необходимое словесное воплощение такого восприятия действительности.

Из общей романтической концепции Фета вытекает еще одна особенность, его поэзии: возвышенная романтическая деталь в контексте одного произведения соседствует с деталью прозаической и — более того, — с деталью реалистически убедительной. Эта особенность — следствие того, что Фет не отворачивается от реального мира, он лишь выборочно извлекает из него необходимые ему впечатления:

Спи — еще зарею

Холодно и рано;

Звезды за горою

Блещут средь тумана;

Петухи недавно

В третий раз пропели,

С колокольни плавно

Звуки пролетели...

Блестящие туманные звезды и плывущие нежные звуки колокола (детали явно романтические) стоят в контексте стихотворения рядом с недавно пропевшими петухами. Правда, петухи у Фета «поют», но реалистическая окраска этой детали тем не менее очевидна. В результате этого создается лексическое несоответствие, которое определяет неповторимый стиль фетовской лирики и в то же время в значительной степени расширяет семантические возможности русской романтической лирики XIX в.

Лирика Фета по стилю и интонации осталась в основе своей в пределах русского романтизма середины XIX в., хотя есть в ней существенная особенность выражения лирического чувства, которая сближает Фета с поэзией начала XX в.: это соединение понятий различного логического ряда в едином словосочетании (например, у Блока: «...Там лицо укрывали в разноцветную ложь», «У задумчивой двери хохотал арлекин», «У царицы синие загадки»; у Брюсова: «На зыби яростной мгновенного мы двое», «безмолвный крик желанья пленного...»).

Фет пользуется этим приемом шире и смелее, чем символисты, и классическим примером этого является стихотворение «Певице»:

Уноси мое сердце в звенящую даль,

Где как месяц за рощей печаль;

В этих звуках на жаркие слезы твои

Кротко светит улыбка любви…

В этом стихотворении в наибольшей степени отразилась, на наш взгляд, индивидуальная поэтическая манера автора, все наиболее характерные черты, свойственные его лирике: апофеоз личности и субъективного авторского сознания, отражение впечатлений объективного мира в абсолютизированном идеалистическом романтическом герое; широкое использование оценочных романтических деталей, сильный импрессионистический подтекст и, наконец, соединение понятий различного логического ряда в едином словосочетании (звенящая даль, незримые зыби, серебристый путь, голос горит, прилив жемчугу, кроткая печаль). Метрический рисунок стиха, строго и до конца выдержанный, определяет с самого начала заданную интонацию стихотворения, написанного анапестом. Фет вообще широко использовал анапест с его восходящей интонацией («Все вокруг и пестро так и шумно», «Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури», «Я тебе ничего не скажу», «Моего тот безумства желал», «Запретили тебе выходить», «Вечер», «От огней, от толпы беспощадной» и др.).

Стихотворение «Благовонная ночь, благодатная ночь» — еще один характерный для лирики Фета пример, повторяющий во многом стиль стихотворения «Певице»: то же строгое чередование четырехстопного и трехстопного анапеста с одними мужскими окончаниями, те же классические четверостишия и еще более заметный импрессионистический подтекст:

Благовонная ночь, благодатная ночь,

Раздраженье недужной души!

Все бы слушал тебя — и молчать мне невмочь

В говорящей так ясно тиши…

В этом стихотворении на традиционном романтическом фоне (лазурная высь, немигающие звезды, тень непроглядная ветвей, сверкающий ключ, шепот струй) звучат характерные только для Фета смысловые обороты: месяц смотрит прямо в лицо, и он — жгуч; ночь, наполненная красотой, становится серебристой, а все вокруг и горит, и звенит. Звуковые и зрительно ощутимые детали соединяются в одном общем представлении, в одной почти фантастической картине. Она возникает в неопределенных, смутных очертаниях как раз в тот момент, когда в стихотворении появляется понятие «невозможная мечта»:

Словно все и горит и звенит заодно,

Чтоб мечте невозможной помочь;

Словно, дрогнув слегка, распахнется окно

Поглядеть в серебристую ночь.

Представление (или мечта) о распахнувшемся в серебристой ночи окне связано с грезами о любви. Так, благодаря цепочке ассоциативных деталей, возникающих в сознании человека, создается Фетом лирический подтекст стихотворения, отражающий сложное состояние души, в котором жизнь природы и движение человеческой мысли сливаются в единый поток лирического сознания.

Используя детали внешнего мира, которые на первый взгляд нельзя соединить в один логический ряд, Фет приходит часто к неожиданным ассоциативным связям, намеренно подчеркивая это в своих стихотворениях, легко переходя от предмета к абстрактному понятию, иногда никак не связанным между собой. Поэту важно прежде всего выразить свое субъективное восприятие, пусть нелогичное, плохо объяснимое и отрывочно воспроизведенное:

Я долго стоял неподвижно,

В далекие звезды вглядясь, —

Меж теми звездами и мною

Какая-то связь родилась.

Я думал... не помню, что думал;

Я слушал таинственный хор,

И звезды тихонько дрожали,

И звезды люблю я с тех пор...

В восьми строках этого стихотворения — пять личных местоимений; четыре из них — местоимения 1-го лица им. падежа — составляют единый семантический ряд с усилительным звучанием от первого к последнему словосочетанию: я стоял, я думал, я слушал, я люблю. Это придает особую доверительность интонации и подчеркивает романтическую субъективность всего стихотворения.

Субъективность и нелогичность повествования определяют еще одну особенность поэзии Фета — ее фрагментарность. Отрывочность повествования, как правило, лишь констатировалась исследователями и ставилась в упрек Фету без попытки как-либо объяснить это явление, найти его корни. Более того, многие пародии на стихи поэта заостряли внимание именно на этой особенности его лирики, использовали ее как повод для насмешек и негативных критических оценок. Между тем мы убеждены, что это явление — намеренная авторская позиция, установка на подчеркивание субъективности повествования, на некую универсальную свободу лирического чувства и его отражения в поэзии. Фет дает многочисленные образцы такой свободы (от логики, от общепринятых поэтических шаблонов, от устойчивых семантических рядов слов), которую так упорно — главным образом в теоретическом плане — декларировали после Фета русские символисты. Они же возвели эту свободу в абсолют и в крайних ее проявлениях довели до абсурда. Для Фета же главное — создать искреннюю интонацию в лирическом стихотворении, поэтическое настроение, эмоциональный подтекст, пусть даже на основе нелогичной, абсурдной информации, используя ее как почти нейтральный фон, как безликий строительный материал; главное — создать впечатление, в этом суть выражения чувства в лирике Фета.

Б.Я Бухштаб отмечает: «Фет выпустил свой первый сборник в один год с Лермонтовым, а последний — в эпоху, когда уже началось движение символистов. Долгий творческий путь Фета как бы связывает в истории русской поэзии романтизм Жуковского с романтизмом Блока». Эта связь достаточно четко прослеживается в стиховых формах лирики Фета.

Многое в облике стиха Фет строит, опираясь на авторитетные поэтические каноны и традиции русской поэзии (например, строфика большинства его стихотворений определяется их романсностью). Тем не менее стиховые вариации Фета достаточно многообразны и интересны во всех отношениях: и в области рифмы, и в синтаксическом построении стиха, и в строфике, и в звукописи, и особенно в метрике. Как правило, именно метры определяют у Фета основной ритмический рисунок стиха, его своеобразие. Главное отличие метрики поэта — отсутствие ритмического единообразия в пределах конкретного произведения. Фет очень смело варьирует ритм за счет соединения и чередования в одном стихе или в одном произведении различных стихотворных размеров. Трехсложники — основной источник ритмических вариаций стиха для поэта. Большинство новых, впервые разработанных им форм, — это сочетания трехсложников и двусложников, как в разных стихах, так и внутри стиха, но всегда в пределах одного произведения.

Фет вписал новую страницу в историю русского свободного стиха. По существу, он является его первооткрывателем, так как единичные случаи верлибров до Фета (Сумароков, Жуковский, Глинка) остаются именно единичными случаями, но после Фета свободный стих прочно входит в практику русской версификации. Свободный стих Фета еще недостаточно изучен, хотя в одной из работ, посвященных истории верлибра, говорится о том, что «существенная страница истории свободного стиха в России написана Фетом».

При сравнительно небольшом количестве верлибров Фет выработал в них некую характерную общность, отраженную, на наш взгляд, в позднейших поэтических опытах русских поэтов, — он определил на многие десятилетия вперед отличительные качества русского верлибра как особой формы национального стиха.

В чем причина обращения поэта к свободным формам? Ведь он довольно строго в целом следует традиционным силлабо-тоническим ритмам; отступление от них— скорее исключение из правил. Верлибры же зачеркивали самым решительным образом традиционную четкую ритмику и метрику, не говоря уже о важной для Фета музыкальности стиха.

На наш взгляд, важнейшей причиной появления у Фета свободных форм является общий философский характер его поэзии и вытекающее отсюда стремление поэта акцентировать внимание на смысловой стороне произведения (эта тенденция очень заметна именно в произведениях, написанных верлибром). В традиционном размеренно-музыкальном стихе он не всегда находил точные в смысловом отношении слова, — мешала импрессионистическая неопределенность и недосказанность. Философичность же (чаще всего подчеркнутая) и одновременная лаконичность и отточенность поэтической мысли так удачно «вписывались» в новые аметрические формы, что не остается сомнения в их неслучайном появлении в поэзии Фета.

Форма свободного стиха позволяла Фету прежде всего оттолкнуться от старой стиховой традиции и именно в верлибре на первый план выступало философское звучание его поэзии, философичность представала здесь как будто в чистом виде, лишенная метрического и музыкального обрамления (стихотворения «Я люблю многое, близкое сердцу», «Ночью как-то вольнее дышать мне», «Нептуну Леверрье» и др.).

Поэзия А. Фета завершает собой развитие русского философско-психологического романтизма в лирике XIX в. Бесспорная оригинальность этой поэзии, искренность и глубина лирического переживания, особый светлый взгляд на мир, запечатленный в музыке стиха, — это и есть то главное, что мы ценим в лирике Фета.

Фетовскую лирику можно было бы назвать романтической. Но с одним важным уточнением: в отличие от романтиков, идеальный мир для Фета - это не небесный мир, недостижимый в земном существовании «дальний край родной». В представлении об идеале все же отчетливо доминируют приметы земного бытия. Так, в стихотворении «О нет, не стану звать утраченную радость...» (1857) лирическое «я», стремясь избавить себя от «тоскливой жизни цепи», иное бытие представляет как «тихий земной идеал». «Земной идеал» для лирического «я» - тихая прелесть природы и «друзей лелеющий союз»:

Пускай с души больной, борьбою утомленной,
Без грохота спадет тоскливой жизни цепь,
И пусть очнусь вдали, где к речке безыменной
От голубых холмов бежит немая степь.

Где с дикой яблонью убором спорит слива,
Где тучка чуть ползет, воздушна и светла,
Где дремлет над водой поникнувшая ива
И вечером, жужжа, к улью летит пчела.

Быть может... Вечно вдаль с надеждой смотрят очи! -
Там ждет меня друзей лелеющий союз,
С сердцами чистыми, как месяц полуночи,
С душою чуткою, как песни вещих муз <...>

Мир, где герой обретает спасение от «тоскливой жизни цепи», наполнен все же приметами именно земной жизни - это расцветшие весенние деревья, светлые облака, жужжание пчел, растущая над рекой ива - бесконечная земная даль и небесное пространство. Анафора, использованная во второй строфе, еще более подчеркивает единство земного и небесного миров, и составляющих идеал, к которому стремится лирическое «я».

Очень ярко внутреннее противоречие в восприятии земной жизни отразилось в стихотворении 1866 г. «Блеском вечерним овеяны горы»:

Блеском вечерним овеяны горы.
Сырость и мгла набегают в долину.
С тайной мольбою подъемлю я взоры:
- «Скоро ли холод и сумрак покину?»

Настроение, переживание, выразившееся в этом стихотворении, - острая тоска по иному, высшему миру, которую внушает видение величественных гор, позволяет вспомнить одно из известнейших стихотворений А.С. Пушкина «Монастырь на Казбеке». Но отчетливо различны идеалы поэтов. Если для пушкинского лирического героя идеал - «заоблачная келья», в образе которой соединяются мечты об одиноком служении, о разрыве с земным миром и о восхождении к миру небесному, совершенному, то идеал фетовского героя - это тоже мир, далекий от «холода и сумрака» долины, но не требующий разрыва с миром людей. Это человеческая жизнь, но гармонически слитая с небесным миром и потому более прекрасная, совершенная:

Вижу на том я уступе румяном -
двинуты кровель уютные гнезды;
Вон засветились под старым каштаном
Милые окна, как верные звезды.

Красота мира для Фета заключалась и в скрытой мелодии, которой, по мнению поэта, обладают все совершенные предметы и явления. Способность слышать и передавать мелодии мира, музыку, которой пронизано существование каждого явления, каждой вещи, каждого предмета можно назвать одной из особенностей мировидения автора «Вечерних огней». Эта особенность поэзии Фета была отмечена еще его современниками. «Фет в лучшие свои минуты, - писал П.И. Чайковский, - выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область... Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражению словом».

Известно, с каким сочувствием этот отзыв был принят Фетом, признававшимся, что его «всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки», в которую он уходил, насколько хватало его сил. Еще ранее в одной из статей, посвященных Ф.И. Тютчеву, он писал: «Слова: поэзия язык богов - не пустая гипербола, а выражает ясное понимание сущности дела. Поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны». «Ища воссоздать гармоническую правду, душа художника, - по словам Фета, - сама приходит в соответственный музыкальный строй». Поэтому слово «пою» для выражения процесса творчества ему казалось наиболее точным.

Исследователи пишут об «исключительной восприимчивости автора «Вечерних огней» к впечатлениям музыкального ряда». Но дело не только в мелодичности стихов Фета, а в способности поэта слышать мелодии мира, явно недоступные уху простого смертного, не поэта. В статье, посвященной лирике Ф.И. Тютчева, сам Фет отметил «гармоническое пение» как свойство красоты, и способность только избранного поэта слышать эту красоту мира. «Красота разлита по всему мирозданию, - утверждал он. - Но для художника недостаточно бессознательно находиться под влиянием красоты или даже млеть в ее лучах. Пока глаз его не видит ее ясных, хотя и тонко звучащих форм, там, где мы ее не видим или только смутно ощущаем, - он еще не поэт…». Одно из фетовских стихотворений - «Весна и ночь покрыли дол…» - отчетливо передает, как возникает эта связь между музыкой мира и душой поэта:

Весна и ночь покрыли дол,
Душа бежит во мрак бессонный,
И внятно слышен ей глагол
Стихийной жизни, отрешенной.

И неземное бытие
Свой разговор ведет с душою
И веет прямо на нее
Своею вечною струею.

Как бы доказывая пушкинскую мысль об истинном поэте-пророке как обладателе особого зрения и особого слуха, фетовский лирический субъект видит скрытое от глаз непосвященных существование вещей, слышит то, что недоступно слуху обычного человека. У Фета можно встретить поразительные образы, которые у другого поэта, вероятно, казались бы парадоксом, может быть, неудачей, но они весьма органичны в поэтическом мире Фета: «шепот сердца»,«и я слышу, как сердце цветет», «сердца звучный пыл сиянье льет кругом», «язык ночных лучей», «тревожный ропот тени ночи летней». Герой слышит «цветов обмирающий зов» («Чуя внушенный другими ответ...», 1890), «рыданье трав», «яркое молчанье» мерцающих звезд («Сегодня все звезды так пышно...»). Способностью слышать обладают сердце и рука лирического субъекта («Люди спят, - мой друг, пойдем в тенистый сад...»), мелодией или речью обладает - ласка («Отзвучала последняя нежная ласка...», «Чуждые огласки...»). Мир воспринимается с помощью скрытой от всех, но явственно слышимой лирическим «я» мелодии. «Хор светил» или «звездный хор» - эти образы не раз встречаются в фетовских произведениях, указывая на тайную музыку, которой пронизана жизнь Вселенной («Я долго стоял неподвижно...», 1843; «На стоге сена ночью южной...», 1857; «Вчера расстались мы с тобой...», 1864).

Человеческие чувства, переживания остаются в памяти тоже мелодией («Какие-то носятся звуки / И льнут к моему изголовью. / Полны они томной разлуки, / Дрожат небывалой любовью»). Интересно, что сам Фет, объясняя тютчевские строки «поют деревья», - писал так: «Не станем, подобно классическим комментаторам, объяснять это выражение тем, что тут поют спящие на деревьях птицы, - это слишком рассудочно; нет! Нам приятнее понимать, что деревья поют своими мелодическими весенними формами, поют стройностью, как небесные сферы».

Спустя много лет, в известной статье «Памяти Врубеля» (1910) Блок даст свое определение гения и отличительной чертой гениального художника признает именно способность слышать - но не звуки земного бытия, а таинственные слова, доносящиеся из иных миров. Этим талантом в полной мере был наделен А.А. Фет. Но, как никто из поэтов, он обладал способностью слышать «гармонический тон» и всех земных явлений, и именно эту скрытую мелодию вещей передавать в своей лирике.

Еще одну особенность мировосприятия Фета можно выразить с помощью утверждения самого поэта в письме С.В. Энгельгардт: «Жаль, что новое поколение, - писал он, - ищет поэзию в действительности, когда поэзия есть только запах вещей, а не самые вещи». Именно благоухание мира тонко почувствовал и передал Фет в своей поэзии. Но и здесь сказалась одна особенность, которую первым отметил А.К. Толстой, написавший, что в стихотворениях Фета «пахнет душистым горошком и клевером», «запах переходит в цвет перламутра, в сияние светляка, а лунный свет или луч утренней зари переливается в звук». В этих словах верно схвачена способность поэта живописать тайную жизнь природы, ее вечную изменчивость, не признавая привычных для обыденного сознания четких границ между цветом и звуком, запахом и цветом. Так, например, в поэзии Фета «сияет мороз» («Ночь светла, мороз сияет»), звуки обладают у него способностью «гореть» («Словно все и горит и звенит заодно») или сиять («сердца звучный пыл сиянье льет кругом»). В стихотворении, посвященном Шопену («Шопену», 1882), мелодия не замолкает, а именно угасает.

Стало уже традиционным представление об импрессионистической манере Фета рисовать мир природных явлений. Это верное суждение: Фет стремится передать жизнь природы в ее вечной изменчивости, он не останавливает «прекрасное мгновение», а показывает, что в жизни природы нет даже мгновенной остановки. И это внутреннее движение, «животрепещущие колебания», присущие, по словам самого Фета, всем предметам, явлениям бытия, также оказываются проявлением красоты мира. И потому в своей поэзии Фет, по точному наблюдению Д.Д. Благого, «<...>даже неподвижные предметы, в соответствии со своим представлением об их «сокровенной сущности», приводит в движение: заставляет колебаться, качаться, дрожать, трепетать».

Своеобразие пейзажной лирики Фета отчетливо передает стихотворение 1855 г. «Вечер». Уже первая строфа властно включает человека в таинственную и грозную жизнь природы, в ее динамику:

Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.

Отсутствие подлежащих в описании природных явлений позволяет передать таинственность природной жизни; доминирование глаголов - усиливает ощущение ее изменчивости. Ассонанс (о-у-ю), аллитерация (п-р-з) отчетливо воссоздают многоголосие мира: рокотание далекого грома, отзвуки на него в притихших в ожидании грозы лугах и рощи. Еще более усиливается ощущение стремительно меняющейся, исполненной движения жизни природы во второй строфе:

Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река;
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.

Мир как бы увиден лирическим «я» с высоты, его глаз охватывает беспредельные просторы родного края, душа устремляется вслед за этим стремительным движением реки и облаков. Фет поразительно может передать не только видимую красоту мира, но и движение воздуха, его колебания, позволяет и читателю ощутить тепло или холод предгрозового вечера:

На пригорке то сыро, то жарко -
Вздохи дня есть в дыханьи ночном...
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.

Пожалуй, можно было бы сказать, что темой фетовских стихотворений о природе становится именно изменчивость, таинственная жизнь природы в вечном движении. Но в то же время в этой изменчивости всех природных явлений поэт стремится увидеть некое единство, гармонию. Эта мысль о единстве бытия определяет столь частое появление в лирике Фета образа зеркала или мотива отражения: земля и небо отражают друг друга, повторяют друг друга. Д.Д. Благой очень точно подметил «пристрастие Фета и к воспроизведению, наряду с прямым изображением предмета, его отраженного, мобильного «двойника»: звездное небо, отражающееся в ночном зеркале моря <...>, «повторяющие» себя пейзажи, «опрокинутые» в зыбкие воды ручья, реки, залива». Этот устойчивый в поэзии Фета мотив отражения можно объяснить идеей всеединства бытия, которую Фет и декларативно утверждал в своих стихотворениях: «И как в росинке чуть заметной / Весь солнца лик ты узнаешь, / Так слитно в глубине заветной / Все мирозданье ты найдешь».

Впоследствии, анализируя фетовские «Вечерние огни», известный русский философ Вл. Соловьев так определит фетовскую концепцию мира: «<...> Не только каждое нераздельно пребывает во всем, но и все нераздельно присутствует в каждом <...>. Истинное поэтическое созерцание <...> видит абсолютное в индивидуальном явлении, не только сохраняя, но и бесконечно усиливая его индивидуальность».

Это сознание единства природного мира определяет и всеохватность фетовских пейзажей: поэт как бы стремится одним взглядом охватить безграничность пространства в один миг мировой жизни: землю - реку, поля, луга, леса, горы, и небо и показать стройную гармонию в этой беспредельной жизни. Взгляд лирического «я» мгновенно перебегает от земного мира к небесному, от близи к бесконечно уходящей в беспредельность дали. Своеобразие фетовского пейзажа отчетливо видно в стихотворении «Вечер», с запечатленным здесь неостановимым движением природных явлений, которому противостоит только временный покой человеческой жизни:

Жди ясного на завтра дня.
Стрижи мелькают и звенят.
Пурпурной полосой огня
Прозрачный озарен закат.

В заливе дремлют корабли, -
Едва трепещут вымпела.
Далеко небеса ушли -
И к ним морская даль ушла.

Так робко набегает тень,
Так тайно свет уходит прочь,
Что ты не скажешь: минул день,
Не говоришь: настала ночь.

Фетовские пейзажи как бы увидены с вершины горы или с птичьего полета, в них поразительно сливается видение какой-нибудь незначительной детали земного пейзажа со стремительно убегающей вдаль рекой или безграничной степью, или морской далью и еще более безграничным небесным пространством. Но малое и великое, близкое и дальнее соединяются в единое целое, в гармонически прекрасную жизнь вселенной. Эта гармония проявляется в способности одного явления отзываться на другое явление, как бы зеркально повторять его движение, его звучание, его устремление. Эти движения часто незаметны взгляду (вечер веет, степь дышит), но включаются в общее неостановимое движение вдаль и ввысь:

Теплый вечер тихо веет,
Жизнью свежей дышит степь,
И курганов зеленеет
Убегающая цепь.

И далеко меж курганов
Темно-серою змеей
До бледнеющих туманов
Пролегает путь родной.

К безотчетному веселью
Подымаясь в небеса,
Сыплет с неба трель за трелью
Вешних птичек голоса.

Очень точно своеобразие фетовских пейзажей можно передать его же строчками: «Как будто из действительности чудной / Уносишься в воздушную безбрежность». Стремление живописать постоянно изменяющуюся и в то же время единую в своих устремлениях жизнь природы определяет и обилие анафор в фетовских стихотворениях, как бы соединяющих общим настроением все многочисленные проявления природной и человеческой жизни.

Но весь бесконечный, безграничный мир, как солнце в капле росы, отражается в человеческой душе, бережно хранится ею. Созвучие мира и души - постоянная тема фетовской лирики. Душа, как зеркало, отражает мгновенную изменчивость мира и сама меняется, подчиняясь внутренней жизни мира. Именно поэтому в одном из стихотворений Фет и называет душу «мгновенной»:

Тихонько движется мой конь
По вешним заводям лугов,
И в этих заводях огонь
Весенних светит облаков,

И освежительный туман
Встает с оттаявших полей...
Заря, и счастье, и обман -
Как сладки вы душе моей!

Как нежно содрогнулась грудь
Над этой тенью золотой!
Как к этим призракам прильнуть
Хочу мгновенною душой!

Можно отметить еще одну особенность фетовских пейзажей - их очеловеченность. В одном из своих стихотворений поэт напишет: «То, что вечно, - человечно». В статье, посвященной стихотворениям Ф.И. Тютчева, Фет отождествлял антропоморфизм и красоту. «Там, - писал он, - где обыкновенный глаз и не подозревает красоты, - художник ее видит, <...> кладет на нее чисто человеческое клеймо <...>. В этом смысле всякое искусство - антропоморфизм <...>. Воплощая идеал, человек неминуемо воплощает человека». «Очеловеченность» сказывается прежде всего в том, что природа, как и человек, наделяются поэтом «чувством». В своих воспоминаниях Фет утверждал: «Недаром Фауст, объясняя Маргарите сущность мироздания, говорит: «Чувство - все». Это чувство, - писал Фет, - присуще неодушевленным предметам. Серебро чернеет, чувствуя приближение серы; магнит чувствует близость железа и т.д.». Именно признание в природных явлениях способности чувствовать определяет своеобразие фетовских эпитетов и метафор (кроткая, непорочная ночь; печальная береза; пылкие, томные, веселые, грустные и нескромные лица цветов; лицо ночи, лицо природы, лики зарниц, беспутный побег колючего снега, воздух робеет, веселье дубов, счастье плакучей ивы, молятся звезды, сердце цветка).

Выражением полноты чувств становятся у Фета «дрожь», «трепет», «вздох» и «слезы» - слова, неизменно появляющиеся при описании природы или человеческих переживаний. Дрожат луна («Мой сад»), звезды («Ночь тиха. По тверди зыбкой»). Дрожь и трепет - передают у Фета полноту чувств, полноту жизни. И именно на «дрожь», «трепет», «дыхание» мира отзывается чуткая душа человека, отвечая тем же «трепетом» и «дрожью». Об этом созвучии души и мира писал Фет в стихотворении «Другу»:

Пойми, что сердце только чует
Невыразимое ничем,
То, что в явленьи незаметно
Дрожит, гармонией дыша,
И в тайнике своем заветном
Хранит бессмертная душа.

Неспособность «трепетать» и «дрожать», т.е. сильно чувствовать, для Фета становится доказательством безжизненности. И потому среди немногих отрицательных для Фета явлений природы - надменные сосны, которые «не знают трепета, не шепчут, не вздыхают» («Сосны»).

Но дрожь и трепет - не столько физическое движение, сколько, пользуясь выражением самого Фета, «гармонический тон предметов», т.е. уловленное в физическом движении, в формах внутреннее звучание, скрытый звук, мелодия. Это соединение «дрожания» и «звучания» мира передается во многих стихотворениях, например, «На стоге сена ночью южной»:

На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.

Интересно, что в статье «Два письма о значении древних языков в нашем воспитании» Фет задавался вопросом, как познать сущность вещей, скажем, одной из дюжины рюмок. Исследование формы, объема, веса, плотности, прозрачности, - утверждал он, - увы! оставляют «тайну непроницаемой, безмолвной, как смерть». «Но вот, - пишет он далее, - наша рюмка задрожала всей своей нераздельной сущностью, задрожала так, как только ей одной свойственно дрожать, вследствие совокупности всех исследованных и неисследованных нами качеств. Она вся в этом гармоническом звуке; и стоит только запеть и свободным пением воспроизвести этот звук, для того чтобы рюмка мгновенно задрожала и ответила нам тем же звуком. Вы несомненно воспроизвели ее отдельный звук: все остальные подобные ей рюмки молчат. Одна она трепещет и поет. Такова сила свободного творчества». И далее Фет формулирует свое понимание сути художественного творчества: «Человеку-художнику дано всецельно овладевать самой сокровенной сущностью предметов, их трепетной гармонией, их поющей правдой».

Но свидетельством полноты бытия природы становится для поэта способность не только трепетать и дрожать, а и дышать и плакать. В стихотворениях Фета дышат ветер («Солнце нижет лучами в отвес...»), ночь («Встает мой день, как труженик убогий...»), заря («Сегодня все звезды так пышно...»), лес («Солнце нижет лучами в отвес...»), морской залив («Морской залив»), весна («На распутье»), вздыхают волна («Какая ночь! Как воздух чист...»), мороз («Сентябрьская роза»), полдень («Соловей и роза»), ночное селенье («Это утро, радость эта...»), небо («Пришла, - и тает все вокруг...»). В его поэзии рыдают травы («В лунном сиянии...»), плачут березы и ивы («Сосны», «Ивы и березы»), дрожит в слезах сирень («Не спрашивай, над чем задумываюсь я...»), «блистают» слезами восторга, плачут розы («Знаю, зачем ты, ребенок больной...», «Полно спать: тебе две розы...»), «росою счастья плачет ночь» (Не упрекай, что я смущаюсь...»), плачут солнце («Вот и летние дни убавляются...»), небо («Дождливое лето»), «трепещут слезы во взоре звезд» («Молятся звезды, мерцают и рдеют...»).