(по заказу журнала "Glamour")

По словарю, фатали зм (от лат. fatalis - определённый судьбой) обозначает слепую веру в полную и безоговорочную предопределённость будущего каждого человека. Это такое мировоззрение, в основе которого лежит убеждённость в неизбежности событий, якобы уже запечатленные наперёд и лишь «проявляющиеся» как изначально заложенные свойства судьбы человека. Однако, слово «фатализм» нередко употребляется нами также как синоним «бытового» пессимизма - от неверия в возможность благополучного исхода любой разумной инициативы человека и до мрачной уверенности в её неизбежном отрицательном результате. И выходит так, что в основе любого пессимистического поведения находится неверие человека в свои силы и возможности, в способность влиять на свою жизнь. И влиять, если уж не полностью на 100%, то, во всяком случае, видимо и значимо. Фатализм, как и пессимизм, является проявлением явно выраженного максимализма и очень неконструктивного отношения к собственной жизни. Что, разумеется, психологами никогда не приветствовалось. В обществе далеко не все верят в судьбу, но фаталистов очень и очень много.

Как же становятся фаталистами? Ими рождаются? Навряд ли. Часто это огрехи воспитания, но часто случается так, что если у человека что-то долго не получается, то вместо того, чтобы проанализировать причины неудачи и, возможно, спокойно отказаться от конкретно бесперспективного для себя занятия, человек производит непозволительное психологическое обобщение и начинает считать, что вообще всё в этой жизни от него не зависит. Как говорят психологи, даёт себе соответствующую психологическую установку. Отсюда становится понятно с чего надо начинать, что бы изменить свою судьбу в лучшую сторону – с выявления и анализа у себя таких вот неконструктивных психологических установок. А их может быть несколько. Разумеется, это не так-то просто сделать. Ведь у человека уже сформированы привычки, сложился характер и окружение. Многие поэтому, не зная как действовать, чисто механически подходят к решению этой достаточно сложной проблемы, пытаются менять своё окружение, семью, работу и пр. Вспомним отъезды на Север, на БАМ и т.д. Но, как говорится, от себя не убежишь. И поэтому прежде чем начинать что-то менять в своей жизни, нужно понять свои истинные мотивы и желания, не чьи-то, а вот именно свои. А как их понять, если не обучен этому с детства?

Разумеется, для этого и необходимы психологи, которые ускорят и структурируют данный процесс. Но можно попробовать научиться определять свои истинные желания и самому. Для этого надо научиться по-настоящему уважать и не игнорировать все свои желания, даже если они и кажутся на первый взгляд странными и непривычными. Несомненно, любые желания должны учитывать уголовный кодекс. В психологической практике мне часто встречаются случаи, когда человек занимается бизнесом, потому что это для многих считается круто, а он сам хотел бы совершенно иного – посвятить свою жизнь, к примеру, выращиванию кактусов, очень уж ему это нравится, но при его бизнесе на них совершенно нет времени. Вот и получается, что человек живёт не по своим истинным желаниям, а по кем-то другим установленным правилам и законам. И такое игнорирование не может пройти бесследно, такая жизнь неизбежно будет приводить к депрессиям, стрессам, психологическому опустошению и, в худших случаях, к серьёзным психосоматическим заболеваниям. Если же человек научился внимательно относиться к своим желаниям, не игнорировать их, то следующим шагом для него будет научиться переводить эти желание в намерения, то есть научиться ставить себе цели и пути достижения их. При этом надо обращать внимание не только на свои мысли, но и на свои чувства. Если какие-то предполагаемые шаги вызывают у вас чувство сильного дискомфорта, то лучше будет от таких действий отказаться и поискать им замену.

Также необходимо обращать внимание на различные знаки, присутствующие в пространстве вашей жизни. Это может быть всё что угодно. Например, приятель посоветовал вам прочесть какую-то книгу, а вы не придали его словам никакого значения. И вот, как-то придя в книжный магазин, именно эта книга выпала на вас с книжной полки. Думается, что надо её купить и прочесть, скорее всего, в ней вы найдёте ответ на какой-то волнующий вас вопрос. Бывает, что в роли таких знаков выступают различные рекламные слоганы на улицах города. Однако, не надо забывать, что всё хорошо в меру. Не стоит превращать свою жизнь в сплошную зависимость от череды различных знаков, вы сами вправе интуитивно решить какому знаку следовать, а какому – нет. Осуществлять выбор и нести, как говорят психологи, ответственность за свой выбор. Таким образом, можно заметить, что все люди делятся на людей, зависимых от любых обстоятельств своей жизни, и на людей, старающихся стать хозяевами событий своей жизни. Понятно, что абсолютно всё от человека не зависит, возможны любые повороты судьбы, любые события могут произойти в жизни каждого человека. Однако, известна народная мудрость – под лежачий камень и вода не течёт. Поэтому вряд ли стоит надеяться на русское авось, учитесь быть настоящими хозяевами своей судьбы.

» ставит перед читателем сложные философские вопросы. Главный герой задумывается над ними, по мере собственных сил пытается их решить. Однако такие ответы на такие вопросы далеко не всегда есть. Они существуют столько, сколько существует и само человечество. Каждый мыслящий человек так или иначе пытается их решить для себя. Проблема судьбы в романе «Герой нашего времени» как раз и относится к таким сложнейшим вопросам. Интересно отношение Печорина к данной проблеме. Тема судьбы наиболее прямо поставлена в «Фаталисте». Эта новелла является завершающей. И таким образом именно «Фаталист» становится своеобразным итогом философских исканий главного героя.

Проблема судьбы в романе «Герой нашего времени» - это проблема свободы личности и возможности выбора жизненного пути. Обладает ли человек правом сделать тот или иной выбор? Или все предрешено судьбой, а человек - только ведомый? Этот вопрос возникает практически постоянно, а в завершающей новелле конкретизируется. Печорин охотно испытывает судьбу. Мы видим это, когда он рискует собой под пулями чеченцев; когда оказывается на охоте; когда развлекает свою скучающую натуру всеми возможными способами. Разве не испытанием судьбы является авантюрная история с Бэлой и девушкой-контрабандисткой, «ундиной»? А как еще можно трактовать историю с пистолетом Грушницкого и пьяного казака? Печорин ничего не боится, он играет судьбой. Или же он не столько хочет получить ответы на свои вопросы, сколько обозначить границы человеческих возможностей.

Позиция Печорина, безусловно, рискованна. Однако разве она так уж отличается от позиции других героев романа, пусть даже второстепенных. Например, очень интересным является эпизод с ярославским мужиком, «беспечным русаком». Он не считает нужным слезть с облучка даже при опасном спуске с горы Крестовой. Мужик говорит: «И, барин! Бог даст, не хуже их доедем: ведь нам не впервой». В данном случае мы видим покорность судьбе и одновременно желание испытать ее. Мужик не боится ничего, об опасности просто не думает.

Печорина беспокоят вопросы, связанные с обреченностью человека, с его покорностью судьбе. Он признает определенные условия, с которыми человек не в силах бороться: «Послушайте, Максим Максимыч, у меня несчастный ; воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю?» Если Печорин признает, что таким его создал Бог, то значит он смиряется с определенным предназначением. Противоречие его натуры проявляется в том, что, с одной стороны, он противится судьбе, с другой стороны, признает ее влияние.

Иногда Печорин честно признает, что действовал по прихоти судьбы. И его личный выбор в данном случае не имел никакого значения. Например, в финале «Тамани» он говорит: «Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие, и как камень едва не пошел ко дну!»

Безусловно, Печорин признает, что проблема судьбы тесно связана с проблемой человеческого характера. Именно личностные особенности человека могут подвигнуть его на то или иное действие. И тогда возможен определенный результат. В качестве примера можно привести момент дуэли с Грушницким. Печориным движет желание испытать его человеческие качества, для чего предоставляет ему выгодные условия. Печорин хочет, чтобы «в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему». Однако практически сразу Печорин говорит: «Но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать!..» В данном эпизоде мы снова убеждаемся: Печорин считает, что характер человека тесно связан с его судьбой.

История с прелестной девушкой Мэри снова заставляет Печорина задуматься: «Я шел медленно; мне было грустно.

Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле - разрушать чужие надежды? С тех пор, как я живу и действую, как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог ни умереть, ни прийти в отчаяние. Я был необходимое лицо пятого акта, невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя. Какую цель имела на это судьба?»

В новелле «Фаталист» мы видим настоящую «схватку с судьбой». Намерение провести жестокий эксперимент со своей жизнью выдает натуру рискованную и противоречивую. Пари с Вуличем - это не просто спор двух людей, стремящихся отстоять свою правоту. Это одновременно попытка бросить вызов высшим силам, доказать, что человек способен на свой личный выбор. Осечка и последующий выстрел помогли Вуличу выиграть пари. На какое-то время Печорин убедился в существовании судьбы.

Вскоре главный герой получил возможность убедиться в правоте своего собственного мнения. На лице Вулича он заметил «отпечаток неизбежной судьбы». В ту же ночь Вулич погибает при встрече с пьяным казаком. Печорин получает возможность задуматься «насчет странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти».

Желание самого Печорина испытать судьбу заставляет его обезвредить обезумевшего убийцу, который заперся в пустой хате с пистолетом и шашкой. Ему удалось исполнить задуманное, в данном случае судьба была на его стороне. После случившегося Печорин говорит: «Офицеры меня поздравляли - и точно было с чем». В данном случае можно сказать, что один эпизод попытки испытать судьбу, что было свойственно Печорину, обернулся благом для людей. В данном случае Печорин преследовал не только свои эгоистичные цели, но и думал о других. В других случаях Печорин стремился самоутвердиться «в действии пустом». Эпизод с пьяным казаком раскрывает героические качества в его характере.

В финальной части «Фаталиста» мы встречаем интересное высказывание Печорина: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера - напротив; что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится - а смерти не минуешь!»

Что такое фатализм? Это вера в предопределённость жизненных событий. Здесь работает принцип - чему быть, того не миновать. Судьбу изменить невозможно, а её естественный ход до последней минуты расписан в небесной канцелярии. Поэтому нет смысла что-то менять, предпринимать какие-то меры безопасности, так как это всё равно не поможет. Если человеку суждено утонуть, то он не сгорит и не будет убит на поле брани. Людей, верящих в неотвратимость грядущих событий и исключающих свободный выбор, называют фаталистами.

Фатализм в истории - явление довольно распространённое. Известно немало выдающихся личностей, которые глубоко верили в незыблемость и неизменность жизненного пути. Поэтому, очень часто, получая тревожные сигналы о готовящихся покушениях, они не предпринимали никаких мер, чтобы защитить себя. Это называется не глупостью, а глубокой убеждённостью в своей избранности и верой в счастливую звезду, которая хранит от всех невзгод и несчастий, чтобы избранный выполнил свою высшую миссию на Земле.

Убийство Юлия Цезаря заговорщиками

Гай Юлий Цезарь

Выдающийся полководец и политик Древнего Рима Гай Юлий Цезарь относился как раз к фаталистам. Он был убит группой заговорщиков 15 марта 44 года до н. э, но перед этим его неоднократно предупреждали об опасности. Известный прорицатель Вестриций Спуринна настоятельно посоветовал ему проявлять осторожность именно в марте.

Утром 15 марта 3-я жена Кальпурния Пизонис всячески упрашивала мужа не ходить в этот день в Римский форум. Она заявила, что видела нехороший сон, в котором Цезаря убивают несколько мужчин. Но супруг отказался оставаться дома. К тому же, он не окружил себя охраной и оказался один против нескольких десятков заговорщиков. Те закололи диктатора ножами, а причиной этому стала вера в свою избранность и счастливую звезду.

29 марта 1792 года в возрасте 46 лет нелепо умер король Швеции Густав III. Он, как и Цезарь, верил в свою исключительность и избранность. Поэтому, когда 16 марта упомянутого года получил анонимное письмо с предупреждением о готовящемся покушении, то проигнорировал его. В этот день устраивался бал-маскарад в королевской Опере. Венценосная особа приехала туда около 23 часов.

Охрана, знавшая о письме, настоятельно рекомендовала королю не появляться в зале, где проходили танцы. Но самодержец отказался воспользоваться разумным советом. Он надел маскарадный костюм, который включал в себя маску, но поверх повесил крест св. Серафима. Его могли носить лишь члены королевской фамилии. Таким образом, узнать самодержца не представляло никакого труда.

Король Швеции Густав III

По этому кресту король и был опознан гвардейским капитаном Якобом Анкарстрёмом. Тот подошёл к Густаву III сзади и вытащил из под маскарадного костюма пистолет. В этот момент самодержец резко повернулся, как будто что-то почувствовав. Рука заговорщика дрогнула. Пуля, вместо того, чтобы попасть в сердце, вошла в ногу. Но выстрел практически никто не услышал, так как громко играла музыка.

Раненого короля тут же унесли из зала, перевезли во дворец и пригласили врачей. Те, осмотрев рану, заявили, что серьёзного ничего нет. Но дело осложнилось тем, что свой пистолет Анкарстрём зарядил дробью и изрубленными ржавыми гвоздями. Поэтому в рану попала инфекция, и началось заражение крови. 29 марта, через 13 дней после маскарада, король Швеции умер.

Роман Фёдорович Унгерн

Можно также рассмотреть фатализм в истории на примере барона Унгерна. Этот человек отличался поразительной отвагой. Он бросался в атаку на вражеские пулемёты и не получал ни одного ранения. Какая-то неведомая сила хранила его в самых кровопролитных сражениях. После одного из боёв, в седле, сапогах и конской сбруе нашли следы от множества пуль. Конь был ранен, а барон не получил ни царапины. Вполне естественно, что Роман Фёдорович уверовал в свою исключительность. В то же время он хотел знать, какой у него судьбоносный путь, а поэтому обратился к восточным предсказателям.

Один из предсказателей взял баранью лопатку, внимательно рассмотрел её и изрёк, что лихому генералу осталось жить 130 дней. Такой же срок назвали и 2 монгольских монаха, также гадавшие на костях.

Главный борец с Советской властью на Дальнем Востоке считал указанное число чрезвычайно несчастливым. Ведь оно представляло собой число 13 умноженное на 10. Барон истово уверовал в предсказание, но в то же время понял, что пока не наступит роковой срок, ему ничего не грозит.

Барон Унгерн в плену

Бесстрашный генерал освободил Монголию от китайских захватчиков, а затем обратил свой взор на многострадальную Россию. Он ставил перед собой целью свержение Советской власти и возрождение монархии. Но сил у барона по сравнению с Красной Армией было очень мало. Поэтому он потерпел поражение от войск большевиков, проявляя при этом чудеса героизма.

Отступление вызвало разлад в армии Унгерна. Против бесстрашного генерала возник заговор. Офицеры пытались застрелить его прямо в полевой палатке. Но хотя в барона было выпущено множество пуль, ни одна из них не достигла цели. Однако удача уже отвернулась от бравого генерала. Вскоре его предали монголы, а верхом невезение стал плен. Роман Фёдорович оказался у красных. Он представлял для них страшную опасность.

Пленённого барона перевезли в Новониколаевск (ныне Новосибирск). 26 августа 1921 года пришла телеграмма от Ленина. Он требовал как можно быстрее судить Унгерна и расстрелять, если вина его будет доказана. 15 сентября 1921 года ровно через 130 дней после предсказания состоялось судебное заседание. Барона приговорили к расстрелу и тут же привели приговор в исполнение. На тот момент Роману Фёдоровичу было 35 лет.

Теодор Ван Гог

Фатализм в истории актуален и в наши дни. Тут можно назвать нидерландского кинорежиссёра Теодора Ван Гога. Он создал 10-минутный фильм "Покорность". В нём подвергалось критике отношение ислама к женщинам. Это вызвало недовольство у ряда лиц, придерживающихся радикальных взглядов. В адрес кинорежиссёра стали поступать угрозы. Полиция предложила Теодору охрану. Однако тот отказался, мотивируя это фатальностью судьбы.

Трагедия случилась 2 ноября 2004 года в Амстердаме. Кинорежиссёр ехал на работу на велосипеде. Его догнал другой велосипедист и открыл огонь на поражение. В создателя скандального ролика было выпущено 8 пуль. После этого нападавший перерезал истекающему кровью Теодору горло и ударил его несколько раз ножом в грудь. Убийцей оказался марокканец по происхождению Мохаммед Буйери.

Фаталисты в большинстве случаев сами виноваты в трагическом конце. Но тут уже ничего не поделаешь. Если у человека сформировались определённые взгляды, то переубедить его практически невозможно. Отсюда и печальный исход, который является следствием человеческого упрямства и нежелания понять очевидное. А вот предопределённость судьбы здесь вообще ни при чём .

Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты. Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra. — Все это, господа, ничего не доказывает, — сказал старый майор, — ведь никто из вас не был свидетелем тех странных случаев, которыми подтверждаете свои мнения? — Конечно, никто, — сказали многие, — но мы слышали от верных людей... — Все это вздор! — сказал кто-то, — где эти верные люди, видевшие список, на котором назначен час нашей смерти?.. И если точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках? В это время один офицер, сидевший в углу комнаты, встал, и медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени. Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, — все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи. Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, — которых прелесть трудно достигнуть, не видав их, он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали. Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все, и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи только раздражали его упрямство. Рассказывали, что раз, во время экспедиции, ночью, он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, ударили тревогу, все вскочили и бросились к оружию. «Поставь ва-банк!» — кричал Вулич, не подымаясь, одному из самых горячих понтеров. «Идет семерка», — отвечал тот, убегая. Несмотря на всеобщую суматоху, Вулич докинул талью, карта была дана. Когда он явился в цепь, там была уж сильная перестрелка. Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера. — Семерка дана! — закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами. Когда поручик Вулич подошел к столу, то все замолчали, ожидая от него какой-нибудь оригинальной выходки. — Господа! — сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), — господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута... Кому угодно? — Не мне, не мне! — раздалось со всех сторон, — вот чудак! придет же в голову!.. — Предлагаю пари! — сказал я шутя. — Какое? — Утверждаю, что нет предопределения, — сказал я, высыпая на стол десятка два червонцев — все, что было у меня в кармане. — Держу, — отвечал Вулич глухим голосом. Майор, вы будете судьею; вот пятнадцать червонцев, остальные пять вы мне должны, и сделайте мне дружбу прибавить их к этим. — Хорошо, — сказал майор, — только не понимаю, право, в чем дело и как вы решите спор?.. Вулич вышел молча в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороху, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за руки. — Что ты хочешь делать? Послушай, это сумасшествие! — закричали ему. — Господа! — сказал он медленно, освобождая свои руки, — кому угодно заплатить за меня двадцать червонцев? Все замолчали и отошли. Вулич вышел в другую комнату и сел у стола; все последовали за ним: он знаком пригласил нас сесть кругом. Молча повиновались ему: в эту минуту он приобрел над нами какую-то таинственную власть. Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбнулись; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться. — Вы нынче умрете! — сказал я ему. Он быстро ко мне обернулся, но отвечал медленно и спокойно: — Может быть, да, может быть, нет... Потом, обратясь к майору, спросил: заряжен ли пистолет? Майор в замешательстве не помнил хорошенько. — Да полно, Вулич! — закричал кто-то, — уж, верно, заряжен, коли в головах висел, что за охота шутить!.. — Глупая шутка! — подхватил другой. — Держу пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! — закричал третий. Составились новые пари. Мне надоела эта длинная церемония. — Послушайте, — сказал я, — или застрелитесь, или повесьте пистолет на прежнее место, и пойдемте спать. — Разумеется, — воскликнули многие, — пойдемте спать. — Господа, я вас прошу не трогаться с места! — сказал Вулич, приставя дуло пистолета ко лбу. Все будто окаменели. — Господин Печорин, прибавил он, — возьмите карту и бросьте вверх. Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху: дыхание у всех остановилось; все глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, опускался медленно; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок... осечка! — Слава Богу! — вскрикнули многие, — не заряжен... — Посмотрим, однако ж, — сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался — дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине и пуля глубоко засела в стене. Минуты три никто не мог слова вымолвить. Вулич пересыпал в свой кошелек мои червонцы. Пошли толки о том, отчего пистолет в первый раз не выстрелил; иные утверждали, что, вероятно, полка была засорена, другие говорили шепотом, что прежде порох был сырой и что после Вулич присыпал свежего; но я утверждал, что последнее предположение несправедливо, потому что я во все время не спускал глаз с пистолета. — Вы счастливы в игре, — сказал я Вуличу... — В первый раз от роду, — отвечал он, самодовольно улыбаясь, — это лучше банка и штосса. — Зато немножко опаснее. — А что? вы начали верить предопределению? — Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть... Этот же человек, который так недавно метил себе преспокойно в лоб, теперь вдруг вспыхнул и смутился. — Однако же довольно! — сказал он, вставая, — пари наше кончилось, и теперь ваши замечания, мне кажется, неуместны... — Он взял шапку и ушел. Это мне показалось странным — и недаром!.. Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться; как будто он без меня не мог найти удобного случая!.. Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою... И много других подобных дум проходило в уме моем; я их не удерживал, потому что не люблю останавливаться на какой-нибудь отвлеченной мысли. И к чему это ведет?.. В первой молодости моей я был мечтателем, я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге. Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление и раздражило мои нервы; не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил: доказательство было разительно, и я, несмотря на то, что посмеялся над нашими предками и их услужливой астрологией, попал невольно в их колею; но я остановил себя вовремя на этом опасном пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги. Такая предосторожность была очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то толстое и мягкое, но, по-видимому, неживое. Наклоняюсь — месяц уж светил прямо на дорогу — и что же? предо мною лежала свинья, разрубленная пополам шашкой... Едва я успел ее осмотреть, как услышал шум шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне и спросил, не видал ли я пьяного казака, который гнался за свиньей. Я объявил им, что не встречал казака, и указал на несчастную жертву его неистовой храбрости. — Экой разбойник! — сказал второй казак, — как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало. Пойдем за ним, Еремеич, надо его связать, а то... Они удалились, а я продолжал свой путь с большей осторожностью и наконец счастливо добрался до своей квартиры. Я жил у одного старого урядника, которого любил за добрый его нрав, а особенно за хорошенькую дочку Настю. Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки, завернувшись в шубку; луна освещала ее милые губки, посиневшие от ночного холода. Узнав меня, она улыбнулась, но мне было не до нее. «Прощай, Настя», — сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула. Я затворил за собою дверь моей комнаты, засветил свечку и бросился на постель; только сон на этот раз заставил себя ждать более обыкновенного. Уж восток начинал бледнеть, когда я заснул, но — видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь. В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил: что такое?.. «Вставай, одевайся!» — кричало мне несколько голосов. Я наскоро оделся и вышел. «Знаешь, что случилось?» — сказали мне в один голос три офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть. — Что? — Вулич убит. Я остолбенел. — Да, убит — продолжали они, — пойдем скорее. — Да куда же? — Дорогой узнаешь. Мы пошли. Они рассказали мне все, что случилось, с примесью разных замечаний насчет странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти. Вулич шел один по темной улице: на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если б Вулич, вдруг остановясь, не сказал: «Кого ты, братец, ищешь» — «Тебя! » — отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца... Два казака, встретившие меня и следившие за убийцей, подоспели, подняли раненого, но он был уже при последнем издыхании и сказал только два слова: «Он прав!» Я один понимал темное значение этих слов: они относились ко мне; я предсказал невольно бедному его судьбу; мой инстинкт не обманул меня: я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины. Убийца заперся в пустой хате, на конце станицы. Мы шли туда. Множество женщин бежало с плачем в ту же сторону; по временам опоздавший казак выскакивал на улицу, второпях пристегивая кинжал, и бегом опережал нас. Суматоха была страшная. Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие? Между тем надо было на что-нибудь решиться и схватить преступника. Никто, однако, не отважился броситься первым. Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится. В это время старый есаул подошел к двери и назвал его по имени; тот откликнулся. — Согрешил, брат Ефимыч, — сказал есаул, — так уж нечего делать, покорись! — Не покорюсь! — отвечал казак. — Побойся Бога. Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь! — Не покорюсь! — закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок. — Эй, тетка! — сказал есаул старухе, — поговори сыну, авось тебя послушает... Ведь это только бога гневить. Да посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются. Старуха посмотрела на него пристально и покачала головой. — Василий Петрович, — сказал есаул, подойдя к майору, — он не сдастся — я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? в ставне щель широкая. В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу. — Погодите, — сказал я майору, я его возьму живого. Велев есаулу завести с ним разговор и поставив у дверей трех казаков, готовых ее выбить, и броситься мне на помощь при данном знаке, я обошел хату и приблизился к роковому окну. Сердце мое сильно билось. — Ах ты окаянный! — кричал есаул, — что ты, над нами смеешься, что ли? али думаешь, что мы с тобой не совладаем? — Он стал стучать в дверь изо всей силы, я, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения, — и вдруг оторвал ставень и бросился в окно головой вниз. Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку, лежавшую возле него. Я схватил его за руки; казаки ворвались, и не прошло трех минут, как преступник был уж связан и отведен под конвоем. Народ разошелся. Офицеры меня поздравляли — точно, было с чем! После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!.. Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь! Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав головою: — Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет... Зато уж шашки у них — просто мое почтение! Потом он примолвил, несколько подумав: — Да, жаль беднягу... Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано... Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений.

Фатализм – это философское течение, утверждающее, что каждое действие неизбежно, детерминировано судьбой. Значение слова фатализм раскрывается через свой корень fatalis, в переводе с латинского означающий рок, предопределенность. Фатализм простыми словами есть вера в необходимость, неотвратимость происходящего с человеком.

В отдельном смысле можно соотнести фатализм с , поскольку следуя этому мировоззрению, человек не предпринимает попытки изменить судьбу в ее негативные моменты, а покорно следует злому року. В философии значение слова фатализм раскрывается через представление, что события любого рода уже запечатлены до нас, наперед, а в нашей реальности им свойственно лишь обретать свое проявление.

Что такое фатализм?

История фатализма в Новое время связана с историей детерминистического подхода. Наиболее четко этот подход выражается в философии жесткого детерминизма, яркими представителями которого были Спиноза и Лейбниц.

Фатализм в связи с детерминизмом утверждает причинность, которая обусловлена действиями вселенной. То есть фатализм простыми словами говорит, что законы вселенной нельзя обойти, даже если что-либо кажется человеку несправедливым, он хочет это изменить, то его желание тщетно и не сможет реализоваться, так как против хода мироздания невозможно пойти.

Спиноза считал, что отдельный человек для мироздания лишь пылинка, поэтому бессмысленно ожидать того, чтобы пылинка взяла на себя храбрость и была способна распоряжаться собой.

Фатализм, что это простыми словами? Фатализм можно обозначить единственным словом – судьба. Это видение в наиболее ярком формате прослеживается также в философии стоиков – направлении, родившемся в период заката, упадка древнегреческой философии, перекрестия древнегреческих и уже римских идей. Стоики полагали, что нужно покориться судьбе – своему фатуму, который преследует любого, и нельзя от него отказаться.

Стоики придумали очень яркое сравнение, которое вызывает в живые реакции: «Идущего, судьба ведет, а упирающегося волочет крючьями». Такие крючья натуралистично показаны в фильме «Страсти Христовы» – они являют собой палку с привязанными к ней несколькими кожаными веревками, на конце каждой закрепляется крюк. При бичевании такие крюки загоняются под кожу, вырывая из тела человека куски мяса.

Смысл этой фразы, которую используют стоики, предельно прост: у каждого человека уже прописана судьба, целиком и полностью предрешена жизнь, изменить событие в этом предначертанном ходе невозможно и бессмысленно. Дальше все зависит уже только от нашего отношения: относиться ли легко, спокойно, бесстрастно к ударам судьбы, принимать ее полностью вплоть даже до и безразличия к ней, либо бороться и быть несчастным.

Что значит покориться судьбе? Это не вторгаться в порядок вещей, который мы наблюдаем. Стоики считают, что человек в любом случае пойдет по судьбоносному пути, а вопрос лишь, как он пойдет: быстро и с легкостью, даже пользуясь помощью судьбы, либо будучи недовольным ею, с большими препятствиями и проблемами.

Примеры фатализма

Громкие примеры следования мировоззрению о всеобщей предопределенности предоставляет нам мировая история фатализма. Стоит сказать, что в отдельном смысле фатализм великих людей всегда связан с гордостью, их сильной открытой позицией, не позволяющей им попытки спастись от событий, которые признали судьбоносными.

Например, Юлий Цезарь отвергает предостережения своего прорицателя Спуринны «остерегаться мартовских ид» и собственной жены Кальпурнии, видевший во сне, что его зарезали в форуме. Но невзирая на эти предостережения, Юлий Цезарь не только идет в форум, но еще и не берет телохранителей, а в итоге оказывается окружен десятками заговорщиков, которые убивают его.

Подобную гордость и несгибаемость продемонстрировал и король Швеции Густав III, который перед знатным балом ужинал с фаворитами и получил весть о готовящемся прямо на балу покушении. Как и Юлий Цезарь, Густав отказался взять стражу, и даже отклонил просьбы фаворитов одеть кольчугу под праздничную одежду, сказав: «Если кто-то хочет меня убить, то лучшего места, чем здесь, ему не найти». Хотя бал был маскарадом, и все танцующие облачились в маски, король дал себя узнать благодаря массивному кресту ордена, который носили только королевские особы и не снял. По ордену был узнан убийцей, протолкавшимся сквозь толпу и за спиной короля вытащивший пистолет. Густав заметил это и повернулся, выстрел попал вместо сердца лишь в ногу, что, однако, все равно привело к смерти короля через 13 дней от заражения через рану, поскольку пистолет был заряжен мелкой дробью и обойными гвоздями с ржавчиной, принесших инфекцию. Несмотря на огромные шансы выжить, король не смог уклонился от запланированной для него смерти – в этом снова роль фатализма?

Еще одним ярким примером фатализма и фаталистического взгляда на жизнь был барон Унгерн. О его отваге уже при жизни ходили легенды. Его не могла сразить в бою ничья пуля, он бросался на своего врага без тени . После одного боя в одежде, сбруе коня, обуви и сумках нашли следы более чем от 70 пуль, ни единая из которых не ранила барона. В эту избранность барон поверил и сам и нанял несколько гадалок и предсказателей в свою свиту. Зная веру Унгерна в судьбу, этим воспользовался денщик Бурдуковский, который подкупил одну из гадалок за свидетельство барону, что он сможет жить, доколе будет жив Бурдуковский.

Бурдуковский тотчас же получил особое внимание от барона, его оберегали так, словно в нем содержалась жизнь Унгерна. Однако несколько позже та же гадалка предсказала Унгерну то, что жить ему осталось всего 130 дней. Эту весть подтвердили и другие прорицатели – два монаха предсказали тот же срок, кинувши кости. Унгерн поверил, вера барона подкреплялась также тем, что число 130 он видел для себя роковым, ведь оно составляло 10 раз по 13.

На протяжении 130 дней еще не единожды Унгерн был на волос от гибели. В войсках был сильный разлад, барона пытались убить как враги, так и собственные офицеры. Был организован заговор, и заговорщики вторглись в палатку барона, однако Унгерн в это время был в соседней палатке. Услышав стрельбу и высунувшись, был замечен, по нему открыли стрельбу в упор. Но барон спасся тем, что смог юркнуть в кусты. Позднее целый полк барона решил бежать, и Унгерн выехал полку наперерез, а офицеры полка открыли по барону стрельбу. И снова, несмотря на крайне малое расстояние, никто не смог достичь своей пулей цели, Унгерн повернулся и ускакал, таким образом спасшись.

Унгерн был предан даже своими монголами, которые верили в него словно в «бога войны». Повязав и, оставив в палатке Унгерна, сами пустились во все стороны, дабы согласно поверью духи не нашли, кого преследовать. И так его обнаружил и взял в плен красный разъезд. Барон в плену пытался неоднократно покончить с жизнью с помощью яда и удушения, однако ампула яда потерялась, а конский повод, который Унгерн хотел использовать как удавку – оказался слишком коротким. По истечению отведенного гадалкой и монахами срока барон был все-таки казнен. В сохранившихся протоколах допросов есть запись, что Унгерн посчитал себя уверенным фаталистом и свято верил в судьбу.