Десять мифов о современном масонстве. Десять мифов о современном масонстве Масонское движение война и мир

По материалам книги Ю. Воробьевского и Е. Соболевой «Пятый ангел вострубил». Масонство в современной России. М: 2002.-500 с.

В смысле популяризации братства вольных каменщиков эпопея Л. Толстого «Война и мир» сделала, вероятно, не меньше, чем вся историческая литература, и сделала так, что в кругах интеллигенции любили и ценили старое русское масонство. Читатель всегда мог понять, что метания и разочарования Пьера связаны с его личной драмой, что он сам отчасти повинен в переживаемых неудачах и ударах судьбы. И не один раз, как свидетельствует автор, масонство являлось для его героя не только источником утешения, но и давало возможность подняться на большую духовную высоту. А эти страницы написаны Толстым с такой яркостью и убедительностью, что впечатление от них не меркнет, несмотря на последующие колебания и сомнения.

Лев Толстой - культовый персонаж российской интеллигенции.

Лет в 12 одного из авторов повезли в Ямную Поляну, поклониться могиле великого писателя. Могила эта, холмик без креста, произвела гнетущее впечатление. Конечно, не знала тогда пионерка, что сам Толстой завещал похоронить себя без «так называемого богослужения, а зарыть тело так, чтобы оно не воняло». Так и зарыли. Как собаку. И, словно над самоубийцей, не поставили креста.

Что ж, духовным самоубийцей он и был. Могила стала, конечно, местом поклонения. Обнаружила все признаки религиозного памятника. Вскоре после смерти графа, 28 августа 1911 года, приехал сюда его верный ученик Бирюков с товарищами. Возложили цветы. Десятилетний сын Бирюкова нагнулся, чтобы поправить их, и вдруг громко вскрикнул. Отец с ужасом увидел, что правая рука ребенка обвита гадюкой, укусившей мальчика... Гадюки в здешних местах не замечены, установило расследование, и появление серой змеи в три четверти аршина длиной является загадкой. Тогда же была обнаружена змеиная нора в могиле писателя.

Пресмыкающаяся «мудрость» этого грешника еще долго будет жалить и из гроба. Нет, недаром Ленин почти ласково называл Толстого зеркалом русской революции. Вообще между этими двумя персонажами существует любопытная связь, сотканная из целой серии совпадений (?). В «Анне Карениной» прообраз революционных бесов, «новый человек», склонный к самоубийству интеллигент, находящий «якорь спасения» в революции, носит фамилию Левин. Таков был один из первых псевдонимов Ленина. Слишком откровенный, указывающий на Левитские корни(как и фамилия К, Маркса - Леви). В ранней же редакции романа этот Левин назвал Николаем Лениным. Таков, как известно, следующий псевдоним «вождя мирового пролетариата» и будущего «кадавра».

В школьных и институтских программах всегда умалчивалось, что Толстой был не просто литератором. Он ведь замахивался на создание собственной религии. Якобы христианской, но без Христа. Чего стоит собранный им том различных «поучений» - из всех религиозных традиций и из всевозможных философов. В этих вполне экуменичных «четьях минеях» предписывается, какую «мудрость» надо читать в тот или иной день года. А вот запись в дневнике писателя от 20 апреля 1889 года: «Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие - провозглашение его. Точно я для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией,- сделан колоколом».

Поистине мессианские амбиции! Их развивал в Толстом некий голос. Вот запись от 25 мая того же года: «Ночью слышал голос, требующий обличения заблуждений мира. Нынешней ночью голос говорил мне, что настало время обличить зло мира... Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать».

Богохульник скакал по яснополянским окресностям на гнедом жеребце, которого назвал Бесом. А невидимый бес сидел за спиной графа. Как на древней печати рыцарей-храмовников - два всадника на одном коне. Что ж, древний предок писателя и принадлежал к тамплиерскому роду. Шарахнувшись от костра инквизиции, он в ХIV веке прибыл на Русь. И страшный крик Жака де Моле, его вопль из пламени: «Отмщение, Адонаи, отмщение!»,- через столетия зазвучал в душе тамплиерского потомка.

К началу ХХ века получил Лев Николаевич и специфическую интеллектуальную подготовку. Она началась с его желания изучить еврейский язык. Учителем стал московский раввин Соломон Моисеевич Минор (настоящая фамилия Залкинд).

Толстой, основателем рода которого считается рыцарь-храмовник граф Анри де Монс, архитипически точно воспроизвел тамплиерское обращение за «мудростью» к иудаизму. Через некоторое время занятий Минор констатировал: «Он)Толстой) знает также и Талмуд. В своем бурном стремлении к истине, он почти за каждым уроком расспрашивал меня о моральных воззрениях Талмуда, о толковании талмудистами библейских легенд и, кроме того, еще черпал свои сведения из написанной на русском языке книги «Мировоззрение талмудистов».

Подсказки учителей слышны во многих текстах Толстого. Например, о том, что истинно живет отнюдь не христианство, а «социализм коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм». Дух талмудического христоненавистничества, приземленного практицизма, замаскированного под коммунизм иудейского мессианства так и веет над этими словами.

О бесах будущей революции, убийцах Александра II, Толстой отзывается так: «лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые люди, каковы были Перовская, Осинский, Лизогуб и многие другие». О масонстве: «Я весьма уважаю эту организацию и полагаю, что франк-масонство сделало много доброго для человечества». А вот о «гонимом народе»: Из письма В. С. Соловьеву, составившему в 1890 году «Декларацию против антисемитизма»: - «Я вперед знаю, что если Вы, Владимир Сергеевич, выразите то, что думаете об этом предмете, то Вы выразите и мои мысли и чувства, потому что основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же: сознание братской связи со всеми народами и тем более с евреями, среди которых родился Христос и которые так много страдали и продолжают страдать от языческого невежества так называемых христиан».

И еще цитаты:

- «То, что я отвергаю непонятную троицу и... кощунственную теорию о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо.» - «Посмотрите на деятельность духовенства в народе, и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятия икон, водосвятия, ношения по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и т.п.».

- «В елеосвящении, так же, как и в миропомазании, вижу прием грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях».

Все это он и считал «злом мира». Рукой слышавшего «голоса» Толстого видил, видно, тот же персонаж, что в свое время и рукой обер-прокурора Синода Мелиссино, а позже - Ленина. Страшные слова о Боге писал граф. Но каковы были интонации! Каково раздражение, с которым это все говорилось! Каковы были глаза! В воспоминаниях современников перед нами предстает поистине нечеловеческая злоба.

Талмудическое мудрование - главное в отношении Льва Николаевича к священным текстам.»Метолика создания ереси прекрасно показана в его статье «Как читать Евангелие». Он советует взять в руки сине-красный карандаш и синим вычеркивать места, с которыми ты не согласен, а красным подчеркивать те, что по душе. По составленному таким образом личному Евангелию и надлежит жить.

Сам Толстой обкорнал начало и конец Благовестия (Воплощение и Воскресение). И в середине Христос был понужден на каждое свое слово смиренно просить разрешения яснополянского учителя всего человечества. Всего - включая Иисуса, которого по сути Толстой берет себе в ученики. Чудеса Лев Николаевич Иисусу вообще запретил творить.

Почему их всех - от Толстого до Мелиссино - так бесит сам факт чуда Божиего? Потому что сами не причастны ему? Потому что оно не подвластно гордой человеческой воле? Странно, что Толстой, утверждавший общечеловеческую солидарность в вопросах этики, твердивший, что замкнутый в своем индивидуализме человек - ущербен, настойчиво писавший, что надо соглашаться с лучшими нравственными мыслями, высказанными учителями всего человечества и всех народов, не распространял эту солидарность и на область веры. Довериться религиозному опыту людей - даже тех людей, которых он включил в число учителей своих, - он не смог.

Однажды приехал Толстой в Оптину пустынь, но, по гордости своей, так и не перешагнул порог кельи старца. После смерти богохульника раввин Я. И. Мазэ сказал: «мы будем молиться о Толстом, как о еврейском праведнике». Кагал не забыл слов графа: - «Еврей - это святое существо, которое добыло с неба вечный огонь и просветило им землю и живущих на ней. Он- родник и источник, из которого все остальные народа почерпнули свои религии и веры....

Еврей - первооткрыватель свободы. Даже в те первобытные времена, когда народ делился на два класса, на господ и рабов, Моисеево учение запрещало держать человека в рабстве больше шести лет.

Еврей - символ гражданской и религиозной терпимости. В деле веротерпимости еврейская религия далека не только от того, чтобы вербовать приверженцев, а, напротив, талмуд предписывает, что если нееврей хочет перейти в еврейскую веру, то должно разъяснить ему, как тяжело быть евреем, и что праведники других народов тоже унаследуют царство небесное... Еврей вечен. Он - олицетворение вечности». О, скоро, совсем скоро «вечный еврей» покажет России и свою святость, и свою культуру, и свою религиозную терпимость...

Историки и литературоведы не раз поднимали вопрос о том, насколько достоверно изображение масонства у Толстого и о прототипах образа Безухова. На второй вопрос сам Толстой не раз отвечал, что за исключением двух персонажей (Денисова и Ахросимовой) все остальные герои романа – вымышленные, точнее собраны по мельчайшим черточкам с очень многих конкретных людей. Даже такие исторические лица как Бонапарт и Александр описаны Толстым достаточно своеобразно. Что же касается вопроса первого, то тут достоверного и точного несомненно больше. Толстой с необычайной достоверностью пользовался источниками, а их у него было множество, и все они были превосходны. В закрытых фондах главной Российской Библиотеки и сегодня скрываются такие неисчерпаемые богатства, какими не может похвастаться ни одно другое книжное собрание мира. Специальные хранилища для одних только масонских изданий и рукописей занимают многие этажи громадного здания и это известно всем. Далеко не всем, однако, удается взглянуть на них. Во времена Толстого все это было, разумеется, доступно. Поэтому и речи, и отдельные слова – взятые всегда в кавычках – также, как и дневник Пьера, списаны дословно в библиотеке, где до сих пор хранится сборник ритуалов с автографами Толстого. Бросаются в глаза, однако, и некоторые неточности. Во-первых, сказано, что сердце Пьера «не лежало к мистической стороне масонства», причем Толстой это еще и дважды повторяет. Но в этом случае Пьер не мог бы быть учеником и почитателем Баздеева (Позднеева), который был одним из самых глубоких мистиков, не признававших масонства вне православного христианского мистицизма…

Очевидна и неправдоподобность поездки «в целях масонской тайны за границу в начале XIX в. Такая поездка могла бы иметь место только в екатерининское время. Навеяна она, очевидно, поездкой Шварца или путешествием В.И. Зиновьева, но, конечно, в XIX веке ехать было незачем…

Тем не менее, все эти неточности не существенны по сравнению с тем, как точно и проникновенно великий писатель передал главный смысл и значение принадлежности к братству вольных каменщиков. И это несмотря на то, что сам Толстой относился к масонству достаточно настороженно, поскольку в то время, когда он жил и творил, российское масонство начало вырождаться, приобретая все большие черты политических организаций будущих экстремистов – большевиков и эсеров. Толстой противопоставлял масонским поучениям философские рассуждения Платона Каратаева. Это противопоставление «каратаевской правды масонскому лабиринту лжи, которую ощущал разочаровавшийся в масонстве Пьер», звучит осуждением масонству, которое хотел высказать Толстой, проецируя, видимо, вольно или невольно современное ему российское масонство на всю историю всемирного ордена.

И все же в смысле популяризации братства вольных каменщиков эпопея Толстого сделала, вероятно, не меньше, чем вся историческая литература, и сделала так, что в кругах интеллигенции любили и ценили старое русское масонство. Глубокий читатель всегда мог понять, что метания и разочарования Пьера связаны с его личной драмой, что он сам отчасти повинен в переживаемых неудачах и ударах судьбы. И не один раз, как свидетельствует автор, масонство являлось для его героя не только источником утешения, но и давало возможность подняться на большую духовную высоту. А эти страницы написаны Толстым с такой яркостью и убедительностью, что впечатление от них не меркнет несмотря на последующие колебания и сомнения. И даже семьдесят с лишним лет советской истории, когда официальная пропаганда объявляла масонство чуть ли не главным источником мирового зла, люди продолжали читать «Войну и мир» и многие стали верить, как Пьер, после разговора с Баздеевым «в возможность братства людей, соединенных с целью поддержать друг друга на пути добродетели».

События 1917 года, произошедшие в России, изменили судьбу мира. Человечество испытало потрясения, вызвавшие грандиозные общественные катаклизмы. Началась революция, эпоха построения нового мирового порядка. Ленин, олицетворявший безбожную богоборческую власть, назвал зеркалом революции 17-го года не декабристов, не революционеров-террористов. Ленин назвал зеркалом кровавой русской революции Льва Толстого. Отчего? Мы привыкли видеть в Толстом гуманиста и гениального писателя, однако Ленин знал, что говорил, указывая на своего предтечу. Осфальд Шпенглер в своем знаменитом труде "Закат Европы" называет Толстого отцом большевизма. И мы опять задаем себе вопрос: "Почему?". В книге "Лев Толстой в современном мире" Ломонов, видный исследователь жизни и творчества писателя, пишет: "Мало уделяется истории борьбы Толстого с религией и церковью. У нас пока нет ни одной работы, в которой были бы систематизированы, подвергнуты анализу и оценке документы борьбы Толстого с церковниками. Эта тема еще ждет своего исследования".
Итак, что превратило Толстого в человека, лично возненавидевшего Христа и Христову Церковь? Что побудило его помыслить себя создателем новой религии и пророком для всего человечества? До сих пор широко распространен взгляд, что между Толстым и православной Церковью не было антагонизма, и что будто бы Толстой до конца своих дней оставался философом-богоискателем, и более того - проповедником особого, очищенного христианства. Даже протоиерей Василий Зеньковский в своей истории русской философии именно так оценивает деятельность Льва Толстого. Многие думают, что расхождение Толстого с Церковью - роковое недоразумение. И даже Бердяев, отмечавший, что Толстой был чужд религии Христа, как мало кто, в то же самое время утверждал, что Толстой "много сделал для пробуждения религиозных интересов в обществе безбожников", и что именно за это он был отлучен от Церкви, именно за свои религиозные искания. Но сам Толстой многократно опровергал своих защитников. А опровергает он их и по своей смерти.
Должно все-таки понять, что представляло собой учение Толстого, каковы были цели его учения, наконец, кем же все-таки был граф Лев Николаевич Толстой. Но все по порядку.
Известно, что с 15-летнего возраста Толстой увлекся чтением Жан-Жака Руссо, которого называл впоследствии своим учителем жизни. Толстой снял с груди нательный крест, заменив его медальоном с портретом Руссо. Отречение произошло в душе 15-летнего юноши. Христос отвергнут, Его место занял Руссо.
Кем был Жан-Жак Руссо? Помимо общеизвестных фраз о знаменитом писателе и философе XVIII века, сохранились достаточно интересные факты о личности и деяниях Руссо. Его отец был женевский часовщик, эгоистичный искатель приключений, подрабатывавший еще и как учитель танцев. Имя его было Исаак. Юный Руссо прошел вслед за отцом все этапы развратной жизни. Немецкий доктор психиатр Вильгельм Ланге Эльбаум в своем капитальном исследовании "Гений, безумие и слава", вышедшем в Мюнхене в 1928 году, анализирует личность идеолога Великой французской революции: "Руссо неоднократно объявляли сумасшедшим. Дегенерация с колыбели. Эксгибиционизм. Мозахизм. Фетишизм. Клептомания. Мания преследования с манией величия. Ипохондрия. Шизофрения, к 40 годам принявшая хроническую, параноидальную форму". Став известным, Руссо связал свою судьбу с крестьянкой. Как пишет сам Руссо - некрасивой, неграмотной, вульгарной и ограниченной до такой степени, что она не способна была определить, который час суток. С этой коровницей Терезой Руссо и сожительствовал, нажив пятерых детей, которые, по признанию самой Терезы, были от других случайных связей. Кстати, потом Руссо всех своих детей бросил, они оказались в сиротском доме.
Руссо был гениальным философом. Вот важнейшая идея, однажды осенившая Жана Руссо: "Просвещение вредно, и самая культура есть ложь и преступление". Эта мысль так поразила Руссо, что, по его же словам, пришел в состояние опьянения и лежал полчаса под деревом. Когда он пришел в себя, его жилетка была мокрой от слез. Заметим, что эту же идею в свое время стал проповедовать и Толстой. Гениальный философ Руссо писал письма Господу Богу и вместо почтового ящика клал их под алтарь собора, сообщает один из самых известных криминалистов и психиатров прошлого века профессор Ламбродо. Поскольку ответных писем от Бога Руссо не получал, он "логически" заключил, что Бога нет. Кстати, Руссо был трижды вероотступником: сначала он отрекся от католичества, перейдя в протестантство, затем отрекся и от протестантства и, наконец, отрекся от своей религии религий философов.
Мы не случайно довольно подробно говорим о Руссо - Руссо-человеке и Руссо-философе. Нужно понять, кто был непоколебимым идеалом для Толстого на протяжении всей его жизни. Толстой был прилежным учеником своего наставника. В августе 1901 года уже зрелый Толстой пишет: "К Руссо были несправедливы, величие его мысли не было признано. Я прочел всего Руссо, все 20 томов. Я более чем восхищался им - я боготворил его. В 15 лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста. Многие страницы его так близки мне, что кажется мне, я их написал сам".
Руссо справедливо называют отцом французской революции. Лев Толстой - зеркало русской революции. Возьмем книгу Кеннета Гоффа "Отец коммунизма - сатанизм". Кстати, автор книги прекрасно знает свой предмет: в прошлом он был одним из организаторов и руководителей компартии США. Кеннет Гофф пишет: "Волна люциферианства прокатилась по России перед революцией. Французская революция и русская революция. Впрочем, ни одна не была сделана из экономических или политических причин, чтобы облегчить участь бедных. Факт тот, что обе эти революции являются результатом тайного планирования с целью того, чтобы определенная система, невидимая империя, скрытая организация могли добиться своих темных целей". Руссо, кстати, как и прочие идеологи революции 1789 года, был масоном. Отца французской революции называют еще и отцом демократии. Руссо, взяв основу демократии у английского масона Локо, в 1760 году писал: "Невозможно, чтобы великие монархии просуществовали долго. Мы приближаемся к кризису, к веку революций". Руссо провозгласил, что сам народ должен устанавливать законы, права и религиозные убеждения. Но для достижения этого нужно упразднить государства. По сути дела, это же говорил потом и Толстой. Почему? Причина очень проста: апостол Павел во 2-м послании к фессалоникийцам говорит, что антихрист овладеет миром, когда будут ниспровергнуты устои государственности. Толстой, как это нетрудно заметить, яростно ополчился против государственного устроения русского народа. Теперь уже нетрудно понять почему. Нетрудно понять также, почему это слово - "демократия" - до сих пор остается знаменем разрушителей богозданных основ человеческого бытия.
Прежде чем идти далее, обратимся к истории, которая для нас может прояснить многое. Факты проливают свет на тайну Толстого. Тайну, для многих еще оставшуюся нераскрытой. Для этого нужно вернуться в XIV век, так как по словам внука Толстого Сергея Михайловича «в каждом изгибе семейной саги Толстых провидится Лев Толстой». Род Толстых ведет свое происхождение от немца Индриса, в 1352 году пришедшего из Германии с двумя сыновьями и тремя тысячами войска. Свидетельство о графском достоинстве Толстых называет его Генрихом. Этот Индрис-Генрих в действительности был граф Анри Де Мос из Фландрии, крестоносец-тамплиер. Биограф Льва Толстого, его внук Сергей Михайлович, как-то очень невнятно сообщает, что после неудачи крестоносцев на Кипре Индрис, он же Генрих, он же Анри Де Мос, отправился в Россию. Какая же неудача на Кипре заставила знатного крестоносца отправиться так далеко? Немного истории, и все станет ясно.
Когда в 1187 году Иерусалим был отнят у христиан, орден тамплиеров переселился в Акру, приморскую крепость в Сирии. Спустя столетие под ударами сарацинов Акра пала, и тамплиеры перебрались на Кипр. В начале XIV века французский король Филипп Красивый, заручившись поддержкой папы Климента V, разгромил орден тамплиеров – разоблаченных поклонников сатаны. Так вот какая неудача на Кипре вынудила влиятельного и богатого крестоносца странствовать по свету. Надо полагать, граф тамплиеров Анри Де Мос с тремя тысячами войска не случайно оказался в Московии. Прародитель Льва Николаевича сделал успешную карьеру в России.
Здесь для уяснения сути нашего исследования надо сделать краткий экскурс в область геральдики. Дело в том, что герб рода Толстых дает пищу для самых серьезных размышлений. Герб увенчан короной. Но на ней нет креста. Почему? Ответ находим в самом гербе – под короной изображен косой крест – символ шотландского масонства, для адептов которого насилие служит главным средством для достижения цели. Заметим, Вернадски в своей книге «Масонство в царствование Екатерины II» сообщает, что согласно существующему документу – письменной присяге Петра I – русский царь был принят в ложе святого Андрея шотландского обряда. По указанию того же исследователя среди рукописей масона Ленского есть письменное свидетельство, подтверждающее, что Петр I и Лефорт в Голландии были приняты в тамплиеры. Итак, в верхней части фамильного герба – символ шотландского масонства, в нижней части на красном фоне – пламенеющая звезда, пентограмма. Один из высших масонов XIX века Папюс так объясняет значение пентограммы: «Тайный свет изображается в виде пятиугольной звезды, он был символом человека, излучающего из себя таинственный свет люцифера». На гербе Толстых, помимо прочих масонских символов, присутствует и этот знак антихриста. Пламенеющая звезда расположена на красном поле, а красный цвет по учению вершителей тайны беззакония указывает окончание великого делания. Собственно говоря, это означает не что иное, как пришествие в мир антихриста. Между прочим, еще герб Толстых в начале XIX века имел изображение шестиконечной звезды, именуемой «щитом Давида» – символа иудейства. Внук Толстого составивший в 50-х годах нашего столетия генеалогическое древо рода Толстых, многозначительно заменил «щит Давида» на пентограмму – знак люцифера.
В конце XVII века Толстые стали весьма заметны в российской истории. Потомок рыцаря-крестоносца, Петр Андреевич Толстой, оказался верным слугой императора – императора-тамплиера… Врага Церкви и собственного народа. Петр Андреевич Толстой в 1717 году с тайной миссией был послан государем в Неаполь, где находился в это время царевич Алексей со своей любовницей. Толстой выполнил поручение Петра I. Обманом, действуя через возлюбленную царевича, вернул Алексея в Москву, где затем принял самое непосредственное участие в его пытках. Государь щедро наградил эмиссара и палача, пожаловал поместье и назначил главой тайной канцелярии. Нелишним будет заметить, что Петр Андреевич Толстой усердно штудировал Макиавелли, переводя сочинение политика, ставшего известным впоследствии своей исключительной беспринципностью.
Затем род Толстых теснейшими узами породнился с Волконскими, самыми заметными из которых были Николай Сергеевич Волконский, масон-вольтерьянец, и Сергей Волконский – масон-декабрист. Николай Сергеевич Волконский, дед Толстого, между прочим, демонстративно отказался построить церковь в своем Ясно-Полянском имении, чем шокировал все добропорядочное население округи. В связи с этим биограф рода Толстых сообщает, что существовало мнение о принадлежности Николая Сергеевича Волконского к масонской ложе. Здесь стоит упомянуть о дяде Льва Толстого, Федоре Ивановиче, в котором, как говорит биограф, обнаруживаются черты, характерные для всего рода Толстых. В своих воспоминаниях Лев Толстой пишет о нем: «Много бы хотелось рассказать про этого необыкновенного, привлекательного человека». Но Лев Николаевич не рассказывает… Сделаем это за него. Федор Иванович Толстой был картежник, дуэлянт, любитель острых ощущений – он убил 10 человек. Федор Толстой женился на цыганке, которая родила ему 11 детей. Первого ребенка, дочь, он почему-то назвал Сарой. Дети Толстого умирали один за другим. Федор Толстой видел в этом Божью кару за убийство на дуэлях. После смерти каждого ребенка он записывал его имя напротив своих жертв и помечал: «Квиты». Так умерли 10 детей. Но и единственная дочь, оставшаяся в живых, не была вполне нормальна. Толстой помечает также, что его дядя научился у цыган волхвованию.
Что же сам Лев Толстой?
С младенчества он воспитывался в среде чуждой и веры, и народной жизни. Самые сильные впечатления детства, по словам самого Льва Николаевича, были связаны с его бабкой графиней Пелагеей Николаевной Толстой. Часто оставаясь на ночь у бабушки, он был свидетелем того, как крепостной слепец-рассказчик рассказывал графине сказки на сон грядущий. Ночной сумрак освещал только слабый огонь лампады у иконы, у которой не читались молитвы, а повествовались фантасмагории Шахерезады. Биограф передает: «Левушка был весь поглощен таинственным видом бабушки, ее колеблющейся на стене тенью, видом старика с белыми незрячими глазами, повествовавшего странное ».
Воспитанный таким образом Лев Толстой еще в раннем детстве обнаружил странности в поведении. Однажды только для того, чтобы заявить о себе, он выпрыгнул из окна высокого второго этажа. Удивительно, но мальчик получил только сотрясение мозга. В другой раз он остриг себе брови – единственно из странной фантазии. Будучи еще совсем ребенком, он взял в привычку, входя в зал, где находились гости, приехавшие к Толстым, поворачиваться к ним спиной и делать поклон задом. Образно говоря, это он продолжал делать и в сознательном возрасте, но уже к Православной Церкви и русскому православному народу, да и ко всем читателям тоже.
Лев Николаевич в изложении истории своей первой любви на страницах повести «Детство» умолчал, например, как он из ревности толкнул с высокого балкона предмет своей первой любви лишь за то, что 9-летняя девочка заговорила не с ним. Она после этого долго не могла поправиться и долго хромала.
В доме Толстых Евангелие не было в почете. Со стороны взрослых Толстой не видел действенных примеров благочестия. В доме велись совсем иные разговоры. Многие биографы упоминают о весьма любопытном обстоятельстве раннего детства Толстого. Слушая разговоры взрослых, дети проникались идеей «тайны о муравейных братьях». Главным в этой легенде была «зеленая палочка», на которой якобы написан секрет о том, как сделать всех людей счастливыми. На склоне лет Толстой писал: «Идеал «муравейных братьев», льнущих любовью друг к другу, – только не под двумя креслами, завешенными платками, а под всем небесным сводом, всех людей мира – остался для меня тот же». В этих представлениях о магической «зеленой палочке» и «муравейных братьях» отразились преображенные детским сознанием разговоры взрослых. Это было как раз то время, когда все общество будоражило дело декабристов. Среди осужденных было немало родственников и друзей Толстых, как, например, их дальний родственник Павел Калошин, участник самой первой организации заговорщиков-декабристов, основанной братьями Муравьевыми. Калошин был одним из составителей «Зеленой книги» – программы декабристского союза «Благоденствие». Декабристы чтили своих предшественников – разрушителей богоустановленных основ бытия человеческих обществ. В разговорах взрослых, слышанных детьми, говорилось не только о братьях Муравьевых, но и моравских братьях. Это отмечают и некоторые исследователи, как, например, немецкий биограф Толстого Янко Лаврин к этой мысли приводит следующие факты: секта моравских братьев исповедовала учение, которое удивительным образом совпадает с воззрениями Толстого – моравские братья боролись с Церковью, отрицали иерархию властей и учили не противиться злу. Заметим, что эти идеи, характерные для зрелого Толстого, были высказаны моравскими братьями еще в середине XV века.
Декабристы Муравьевы, моравские братья, «муравейные братья» – все это звенья одной цепи, цепи богоборчества. Есть нечто, проливающее свет на содержание этой игры: дети играли в «муравейных братьев» в темноте, закрываясь плотным покрывалом от света. Почему? Это не только лишь бессознательное подражание взрослым, тайно говорившим о Муравьевых, «Зеленой книге», моравских братьях, – это проявление прозябений плевел зла, посеянных в детских душах. В Евангелии от Иоанна сказано о богоборствующих: «Возлюбили более тьму, нежели свет». Дети Толстых играли в «муравейных братьев» в полной темноте.
За год до смерти на отца Льва Толстого, Николая Ильича, в церкви во время богослужения сорвалось массивное паникадило и рухнуло прямо ему на голову. Отец Льва Толстого чудом остался жив. Летом 1837 года, выйдя из своей квартиры, Николай Ильич вдруг упал на улице без сознания. Не приходя в себя, без обычного для православного христианина соборования и без покаяния, он умер. Смерть отца была большим потрясением для Льва Толстого, которому исполнилось тогда всего 9 лет.
Мать Толстого, урожденная Мария Николаевна Волконская, будучи воспитана отцом, придерживавшимся вольтерьянских взглядов и слывшим откровенным безбожником, была чужда стремления воспитать своих детей в духе христианского благочестия. Но часто человек приходит к покаянию у порога смерти. Умирая, Мария Николаевна пожелала благословить своих чад. Все дети подходили к умирающей матери, которая все более слабеющей рукой осеняла каждого крестным знамением. Когда настал черед 2-летнего Левы, он, увидев мать, занесшую руку, чтобы перекрестить сына, дико закричал и, упираясь и извиваясь всем телом, вырывался из рук тех, кто старался подвести его под благословение. Увы! Это оказалось пророчеством всей последующей жизни Льва Толстого – богоборца, ненавистника Христа и яростного хулителя Христовой Церкви.
То, что составляло первую половину судьбы Льва Толстого, он сам описывает в своей исповеди: дуэли, картежничество, блудодеяния всех родов, ложь, воровство, насилие, убийство. Толстой говорит, что изменился и нашел смысл жизни, но древо, как известно, познается по плодам. Но каковы плоды толстовского преображения? Из 12 детей Толстого 4 умирают. У дочери Толстого Татьяны – 5 мертворожденных детей, у второй дочери Марии – то же самое. У сына Толстого Льва рождается первенец и тут же умирает. Когда Толстому было уже за 60, он проповедует полное целомудрие и кощунствует над браком. А сам в то время зачинает 13-го ребенка, обвиняя свою жену в том, что это она соблазнила его на грех. Толстой доводит свою жену до мысли о самоубийстве, и пишет в своем дневнике, что она «камень у него на шее». А сам Толстой прячет от себя ружье и веревки – его преследует мысль покончить с собой. И это уже преобразившийся Толстой, философ, гений, обретший, как он сам утверждает, истину.
Когда Толстому было уже за 80, а его жене за 60, у него появляется секретарь с многозначительной фамилией Чертков, которому в сентября 1909 года Толстой завещал права на свои сочинения. Семейный кошмар достиг кульминации – жена обвинила графа в педерастии, в истерике грозя застрелить Черткова. И все это на глазах взрослых детей. Разгадка в дневниковой записи от 29 ноября 1851 года. Толстой пишет: «Я никогда не любил женщину. Но я довольно часто влюблялся в мужчин. Я влюбился в мужчину, еще не зная, что такое педерастия». Жена Толстого знала, о чем говорит, она знала содержание дневников мужа и знала его жизнь.
Тринадцатое чадо Толстого Александра не вышла замуж. Довольствовалась подругой – Татьяной Тауфос Раппопорт. Впоследствии Александра Толстая перебралась в Америку и создала знаменитую толстовскую ферму, в которой нашли приют многие из числа идейных учеников Толстого, революционеров, усердно воплощавших идеи Льва Николаевича в жизни. Среди них оказалась княгиня Панина, одна из богатейших женщин дореволюционной России. В ее доме начинал свою карьеру Ленин. На толстовской ферме доживал свой век и Махно Жигулев, который писал о себе так: «Я был во всех левых партиях и организациях. Левее может быть только сумасшедший дом». Именно в такой дом – толстовскую ферму – Жигулев и попал. Это не только метафора. Дело в том, что до того, как фермой стала распоряжаться Александра Толстая совместно с Тауфос Раппопорт, там действительно был приют для умственно неполноценных детей. На толстовской ферме гостила и дочь Сталина, Светлана Аллилуева. В новом «Русском слове» от 4 марта 1958 года промелькнуло прелюбопытное сообщение, что, помимо ЦРУ, толстовскую ферму финансирует странная организация со странным названием «Святые и грешники».
Интересны сведения, сообщаемые Максом Н ордау в его книге «Вырождение». В ней доктор Нордау рассматривает Толстого как писателя и как человека. Вместо предисловия Нордау пишет: «Вырождающиеся не всегда преступники, развратники, анархисты или сумасшедшие. Иногда они бывают писателями и представителями искусств. Некоторые из этих выродков, – пишет доктор Нордау, – в литературе и музыке, в мире художеств вошли за последние годы в моду и были провозглашены творцами нового искусства и провозвестниками грядущих веков». Нордау продолжает: «Какими бы достоинствами не отличался художественный талант Толстого, своей мировой славой и влиянием на современников он обязан не ему. «Война и мир» и «Анна Каренина» почти не имели читателей за пределами России. Только появившаяся в 1889 году «Крейцерова соната» разнесла его имя по всем углам земного шара. Небольшой рассказ был переведен на все европейские языки, издан в сотнях тысяч экземпляров. Миллионы людей страстно зачитывались им. Начиная с этого момента общественное мнение Запада поставило его в первые ряды современных писателей. Славу, не дававшуюся так долго автору «Войны и мира», «Казаков» и «Анны Карениной», «Крейцерова соната» завоевала одним ударом». В чем же ее загадка? Там муж убивает жену якобы из ревности к жене. На самом деле причина – ревность мужа к своему любовнику. Поэтому рассказ Толстого приводится во многих медицинских исследованиях по психопатологии как яркий пример латентной, то есть скрытой гомосексуальности. Должно заметить: жена Толстого просто ненавидела «Крейцерову сонату». 12 февраля 1891 года в своем дневнике Софья Андреевна записала: «Я сама в сердце своем почувствовала, что эта повесть направлена в меня. Она сразу нанесла мне рану, унизила меня в глазах всего мира и разрушила последнюю любовь между нами».
Нордау продолжает: «Существенным пунктом учения Толстого о нравственности является умерщвление плоти. Всякое отношение с женщиной нечисто, в том числе и супружество. «Крейцерова соната» воспроизводит это учение в образах». Толстой вкладывает свое понимание брака в уста Порнышева, убийцы из ревности. Тот говорит: «Медовый месяц. Ведь название одно какое подлое. Это нечто вроде того, что я испытывал, когда приучался курить. Меня тянуло рвать и текли слюни, а я глотал их. И делал вид, что мне приятно».
В своем рассказе «Семейное счастье» Толстой уверяет, что мужчина и женщина, даже если они женятся по любви, после женитьбы должны сделаться врагами. Толстой по утверждению психиатра описывает дегенератов. Но не говорит этого, и переносит эту мерку на всех людей. Зачем? Со школьной скамьи нам толкуют о великом гуманисте и человеколюбце Толстом. Однако это совсем не соответствует действительности. Весной 1857 года Толстой посетил Париж. Он весело проводил время: Лувр, Версаль, вечерами публичные женщины, оперы, театр. Человеколюбец Толстой оказался в Париже для того, чтобы, как он сам признался своей родственнице Александре Андреевне, «испытать себя»: «Я отправился на публичную казнь на гильотине. Весенним днем на рассвете на площади Роккет должна была состояться казнь». Толстой в письме литературному критику Боткину подтверждает, что достиг искомого, получил сильнейшее впечатление от увиденного: «Искусная и элегантная машина, посредством которой в одно мгновение убили сильного, свежего, здорового молодого человека». Впрочем, подобные случаи характерны для любящего все человечество Толстого на всем протяжении его жизни – от детских лет до преклонного возраста. Между прочим, после, так сказать, просмотра казни он уехал в Швейцарию, где провел в Клоране самое, по его словам, счастливое лето своей жизни – в пикниках и увеселениях. В этом весь Толстой, гуманист и человеколюбец.
Еще один немаловажный факт из жизни Льва Толстого остается скрытым от его биографов и литературоведов: один из известных итальянских масонов Микеле Мурамарко уделяет Толстому значительное место на страницах своей основательной книги по апологетике масонства. Итальянский масон Мурамарко безошибочно узнает в Толстом собрата масона. По чему? По делам, жизни и деяниям, запечатленным в произведениях писателя. Христос сказал: «По делам их узнаете их». Однако доказательства принадлежности Толстого к масонству есть. Эти доказател ьства хранятся в доме Льва Толстого на Пречистенке. Летом 1999 года совершенно открыто демонстрировались принадлежавшие лично Толстому предметы масонского культа: масонский ритуальный молоток, белые перчатки члена ложи, фамильный масонский перстень с изображением черепа и скрещенных костей.
В жизни Льва Толстого много загадок. В этой связи позволим себе процитировать Максима Горького, однажды сказавшего о Толстом нечто для нас важное: «Помимо всего, о чем он говорит, есть много такого, о чем он всегда молчит. Даже и в дневнике своем – молчит. И, вероятно, никогда никому не скажет. Это нечто лишь порою и намеками проскальзывало в его беседах, намеками же проскальзывает в двух тетрадках его дневника, который он давал читать мне. Эту мрачную тайну знают посвященные в мистерию зла».
В своем письме Вергсхагену от 7 марта 1905 года Толстой пишет: «Меня очень радует, что я был и остаюсь масоном по своим убеждениям. Я всегда с самого детства питал глубокое уважение к этой организации. И думаю, что масонство сделало много добра человечеству». Когда в 1901 году русские масоны открыли свой парижский филиал под безобидной вывеской «Русская высшая школа общественных наук», почетным председателем попечительского совета стал Лев Толстой.
Весной 1857 года Толстой посетил Париж. Он весело проводил время: Лувр, Версаль, вечерами публичные женщины, оперы, театр. Человеколюбец Толстой оказался в Париже для того, чтобы, как он сам признался своей родственнице Александре Андреевне, «испытать себя»: «Я отправился на публичную казнь на гильотине». Толстой отнюдь не из праздного любопытства идет смотреть, как человеку отсекает голову острый нож гильотины. Один из известнейших масонов ХХ века Мирче Илиаде пишет в своей знаменитой книге «Священное и мирское», что для масона «смерть является высшей степенью инициации, началом нового духовного существования». Еще один «вольный каменщик» Рено де ля Ферьер в своем труде о масонстве подтверждает: «Масон в процессе инициации превращается в другого человека. Вот в чем масонская тайна». Действительно, вступающий в масонство переживает мистическую смерть. В этом заключается мрачный ритуал «вольных каменщиков». Человек символически умирает для Бога, становясь причастником смерти – смерти вечной. Сказанного, полагаю, вполне достаточно, чтобы понять многие загадочные моменты в судьбе Толстого и получить ключ ко многим и очень многим произведениям Льва Толстого, которым присуща особая тайнопись масонских идей.
Доктор Нордау считает, что славу Толстому принесли не его романы, а его философия – философия патологии. Основная заповедь толстовства – непротивление злу насилием, то есть «не противтесь пороку!», «не судите!», «долой суды, войска, государство!». Толстой в своем учении анархист, потому что анархия есть необходимый этап в подготовке к революции. Нордау пишет: «Путь к счастью по Толстому состоит в отрицании науки и знания». Как главный глашатай нравственности он приводит безнравственную теорию непротивления злу и преступлению, раздачи имущества и уничтожения человеческого рода через полное воздержание. Толстой настаивает на вреде знания и целительной силе невежества. Нордау говорит: «Все духовные особенности Толстого могут быть прекрасно объяснены известными и характерными чертами вырождения».
Толстой пишет о себе: «Скептицизм довел меня до состояния, близкого к сумасшествию». В своей исповеди он признается: «Я чувствовал, что я не совсем здоров душевно». Ламброза, анализируя Толстого как психиатр, говорит: «Мы имеем дело не с благородным стремлением к познанию, толкающим Толстого к вопросам о цели и значении жизни, но с болезнью вырождающегося. С сомнением и умствованием совершенно бесплодным».
Все это подтверждает сам Лев Николаевич. Так, в письме к двоюродной тетушке Александре Толстой от 18 октября 1857 года пишет: «Надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и решаться. А спокойствие – душевная подлость». Как раз этим Лев Николаевич и занимался все оставшееся время своей несчастной жизни.
Нельзя не сказать еще об одном обстоятельстве, оставившем глубокий след в судьбе Толстого. Летом 1869 года Толстой пережил ужас богооставленности. В письме к жене он так говорит об этом: «Было 2 часа ночи. Я устал страшно. Вдруг на меня напала тоска… Страх… Ужас… Каких я никогда не испытывал». Через 15 лет Толстой написал рассказ «Записки сумасшедшего». Этот рассказ, говорит Иван Бунин, по сути, есть точное воспроизведение того, что написано в письме к Софье Андреевне. В Библии есть такие слова: «…осуждаемое собственным свидетельством нечестие – боязливо, и преследуемое совестью всегда придумывает ужасы. Страх есть лишение помощи от рассудка. Чем меньше надежды внутри, тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение» (Книга премудрости Соломона).
Теперь процитируем слова из книги Александры Львовны Толстой «Отец». Она приводит диагноз, который поставил Толстому знаменитый психиатр Руссалимо. «Диагноз неутешительный. Дегенеративная двойная конституция. Параноиальная и истерическая с преобладанием первой». Кстати, потом Руссалимо ставил диагноз другому сумасшедшему, труп которого до сих пор находится для всеобщего обозрения на Красной площади в Москве.

Другие сочинения:

  1. Роман-эпопея Л. Н. Толстого “Война и мир” является одной из вершин в мировой литературе. В нем поражает масштабность изображаемой жизни, многогранность и многоликость произведения. Автор рассматривает разные проблемы общества в начале XIX века, стараясь найти ответы. Одной из этих проблем Read More ......
  2. Пьер Безухое – один из любимых героев Толстого. Жизнь его – это путь открытий и разочарований, путь кризисный и во многом драматический. Пьер – натура эмоциональная. Его отличают ум, склонный к мечтательному философствованию, рассеянность, слабость воли, отсутствие инициативы, исключительная доброта. Read More ......
  3. Роман Л. Н. Толстого “Война и мир” стоит в ряду лучших произведений мировой литературы. Он повествует о знаменательных событиях в истории страны, освещает важные периоды народной жизни, идеалы, быт и нравы различных слоев общества. Одна из главных тем произведения – Read More ......
  4. В романе Толстого “Война и мир” лишь два героя проходят сложный путь внутреннего развития, претерпевают духовную эволюцию. Это любимые герои писателя – Андрей Болконский и Пьер Безухов. Несмотря на их серьезные различия (возраст, социальное положение, характер и т. д.), герои Read More ......
  5. В русской литературе, пожалуй, нет произведения, которое можно сравнить с романом-эпопеей “Война и мир” по значительности проблем, в нем поднимае­мых, по художественной выразительности повество­вания, по воспитательному воздействию. Перед нами проходят сотни человеческих образов, судьбы одних соприкасаются с судьбами других, но Read More ......
  6. Князь Андрей Болконский – образец сильной личности. Толстой всячески подчеркивает его стремление к героическому подвигу, мужественные черты натуры, сознание князем Андреем собственной силы. Напротив, друг Болконского Пьер Безухов – человек как будто слабый, по внешнему виду – совсем не героический Read More ......
  7. В монументальном романе-эпопее “Война и мир” Л. Н. Толстой отразил множество больших и малых проблем из жизни русского общества начала XIX века. Поиски смысла жизни, истинный и ложный героизм, любовь и ненависть, жизнь и смерть – вот только наиболее важные Read More ......
  8. Настоящая жизнь в романе представлена в споре Пьера Безухо-ва и князя Андрея Болконского. Эти два молодых человека пред-ставляют себе жизнь по-разному. Кто-то считает, что жить надо только для других (как Пьер), а кто-то, что для себя (как князь Андрей). Каждый Read More ......
Пьер и масоны в романе Л. Н. Толстого “Война и мир” Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, насколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по-прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал. В чаду своих занятий и увлечений Пьер, однако, по прошествии года начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из-под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступал к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте. Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож были Пьеру знакомые в жизни люди, и ему трудно было видеть в них только братьев по каменщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из-под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя двадцать — тридцать рублей, записанных на приход и большею частью в долг, с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещается отдать все свое имущество для ближнего, и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться. Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей — сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломона. Пьер уважал этот разряд братьев-масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства. Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его. К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности, и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Вилларский и даже великий мастер главной ложи. К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдению Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми, богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе. Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена. Летом еще в 1809 году Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухов успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага камеищицкого дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивали в нем, и всем показалось, что он что-то скрывает и готовит. Назначено было торжественное заседание ложи 2-го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь. — Любезные братья, — начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. — Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства — нужно действовать... действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. — Пьер взял свою тетрадь и начал читать. — «Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, — читал он, — должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу. Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много нынешние политические учреждения. Что же делать при таком положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, все ниспровергнуть, изгнать силу силой?.. Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания потому, что нимало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому, что мудрость не имеет нужды в насилии. Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть — нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать все, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков. Тогда, когда все погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворить своим страстям в пределах добродетели и чтобы наш орден доставлял к тому средства. Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся, — тогда все будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества». Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые, казалось, были на его стороне, понимали его по-своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее. По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухову замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре, Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.