Юрий Григорович: личная жизнь. Биография юрия николаевича григоровича Юрий григорович биография личная

Президент МФБК

Народный артист СССР

Президент Международного союза деятелей хореографии

Балетмейстер Государственного академического Большого театра России

Профессор Московской государственной академии хореографии

«Балет Большого театра отличается от других. Весьма отличается. И он отличается по трем особым и связанным друг с другом причинам. Он русский. Он советский. И его художественным руководителем является Юрий Григорович. Однако есть и другие аспекты, которые просматриваются в его балете Большого театра нового стиля. Они вызваны и его собственным гением (потому что он, я думаю, великий хореограф), и его особой исторической миссией сближения ленинградской школы балета и московской» (Американский балетный критик Клайв Барнс)

Родился 2 января 1927 г. в Ленинграде. В 1946 г. окончил Ленинградское хореографическое училище (ныне Санкт-Петербургская академия русского балета имени А. Я. Вагановой), где занимался под руководством педагогов Бориса Шаврова и Алексея Писарева, и был принят в балетную труппу Ленинградского государственного академического театра оперы и балета имени С М. Кирова (ныне Мариинский), солистом которой оставался до 1961 г. Сочинять танцы начал еще в юношеском возрасте в балетной студии знаменитого ленинградского Дворца культуры имени А.М. Горького.

Первые же его постановки в театре имени Кирова — «Каменный цветок» (1957 г.) и «Легенда о любви» (1961 г.) — имели оглушительный успех.

В жизни Юрия Григоровича они сыграли решающую роль: во-первых, он обрел соратника-соавтора в лице выдающегося театрального художника Симона Вирсаладзе, с которым работал вплоть до смерти последнего, последовавшей в 1989 г.; во-вторых, вошел в историю балета, как гениальный хореограф, создавший целый ряд спектаклей-шедевров, вошедших в Золотой фонд хореографического искусства; в-третьих, началось его стремительное восхождение по карьерной лестнице. С 1961 г. по 64-й он — балетмейстер в театре имени Кирова. А в 64-м становится главным балетмейстером Большого театра. Временно его покидает в 1995 г. и вновь возвращается в театр в 2008-м.

За время работы в Большом театре СССР (позднее России) Ю. Григорович явил миру целую плеяду выдающихся исполнителей, ставших украшением мирового балета. Среди них: М. Плисецкая, Н. Бессмертнова, Е. Максимова, Л. Семеняка, Н. Павлова, Н. Архипова, Н. Семизорова, М. Лавровский, В. Васильев, Ю. Владимиров, М. Лиепа, В. Гордеев, А. Годунов, И. Мухамедов, Н. Цискаридзе. И это далеко не полный перечень блестящих танцовщиков. В 1996 г. Юрий Григорович стал основателем театра балета в Краснодаре (ныне балетная труппа «Григорович-балет» Краснодарского Музыкального театра ТО «Премьера») и по настоящее время является ее художественным руководителем.

Юрий Григорович перенес на сцену Большого театра (в новых редакциях) свои балеты: «Каменный цветок» С. Прокофьева (1959 г.); «Легенда о любви» А. Меликова (1965 г.); «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева (1979 г., мировая премьера которого состоялась в Парижской национальной опере, 1978 г.)

Уже в Большом театре он поставил оригинальные спектакли: «Щелкунчик» П.И. Чайковского (1966 г.); «Спартак» А. Хачатуряна (1968 г.); «Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева (1975 г.); «Ангара» А. Эшпая; «Золотой век» Д. Шостаковича (1982 г.), а также создал свои редакции балетной классики – спектакли «Спящая красавица» П.И. Чайковского (1963 г., 1973 г.); «Лебединое озеро» П.И. Чайковского (1969 г., 2001 г.); «Раймонда» А. Глазунова (1984 г., 2003 г.); «Жизель» А. Адана (1987 г.); «Баядерка» Л. Минкуса (1991 г.); «Корсар» А. Адана (1994 г.); «Дон Кихот» Л. Минкуса (1994 г.)

В 1974-88 гг. был профессором балетмейстерского отделения Ленинградской государственной консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова. С 1988 г. заведует кафедрой хореографии в Московской государственной академии хореографии. Является членом Венского музыкального общества и Украинской Академии танца. В 1975-85 гг. был президентом основанного им же Комитета танца Международного института театра при ЮНЕСКО. С 1989 г. - президент Ассоциации деятелей хореографии. В 1990 г. стал президентом фонда «Русский балет».

С 1992 г. Юрий Григорович - президент программы Benоis de la danse (под патронатом ЮНЕСКО), от имени Международного союза деятелей хореографии ежегодно присуждающей приз Benоis de la danse за выдающиеся достижения в искусстве балета.

С 1973 г. является бессменным председателем жюри Международного конкурса артистов балета и хореографов в Москве, а также председателем жюри еще многих международных конкурсов. В том числе: Международного конкурса балета имени Сержа Лифаря в Киеве и Донецке, Международного юношеского конкурса классического танца «Фуэте Артека», Международного конкурса Юрия Григоровича «Молодой балет мира» в Сочи. Он неоднократно возглавлял жюри конкурсов в Болгарии (Варна), Финляндии, США, Швейцарии, Японии, Южной Корее, Китае, Австрии, Турции и Италии.

В 2006 г. был избран Президентом Международной Федерации балетных конкурсов.

Юрий Григорович неоднократно переносил свои и классические балеты на сцены других театров страны и мира. В каждой новой постановке, переносе своего ли спектакля, или спектакля балетной классики Григорович никогда не повторяется, а находит новые творческие подходы и приемы в реализации своих художественных замыслов хореографа, режиссера-постановщика, либреттиста. В каждом спектакле, поставленным прославленным хореографом, отчетливо видна рука Великого Мастера искусства балета. В кино экранизированы его балеты «Спартак» (1976 г.) и «Иван Грозный» (под названием «Грозный век», 1977 г.)

Творчеству Юрия Григоровича посвящены фильмы «Балетмейстер Юрий Григорович» (1970 г.), «Жизнь в танце» (1978 г.), «Балет от первого лица» (1986 г.)

«Балет Большого театра весьма отличается от других. И он отличается по трем особым и связанным друг с другом причинам. Он русский. Он советский. И его художественным руководителем является Юрий Григорович. Однако есть и другие аспекты, которые просматриваются в балете Большого театра нового стиля. Они вызваны и собственным гением Григоровича (потому что он, я думаю, великий хореограф), и его особой исторической миссией сближения ленинградской школы балета и московской.»

Американский балетный критик Клайв Барнс

Юрий Николаевич Григорович родился 2 января 1927 года в Ленинграде. В 1946 окончил Ленинградское хореографическое училище (ныне Санкт-Петербургская академия русского балета имени А. Я. Вагановой), где занимался под руководством педагогов Бориса Шаврова и Алексея Писарева, и был принят в балетную труппу Ленинградского государственного академического театра оперы и балета имени Кирова (ныне Мариинский), солистом которой оставался до 1961 года Сочинять танцы начал еще в юношеском возрасте в балетной студии знаменитого ленинградского Дворца культуры имени Горького.

Легенда о любви. 1969 год. Хореография Григоровича. Музыка азербайджанского композитора Арифа Меликова. Дирижер -- Ерболат Ахмедьяров. Исполнители: Инна Зубковская, Марина Кондратьева, Никита Долгушин. По мотивам пьесы Назыма Хикмета.

Первые же его постановки в театре имени Кирова — «Каменный цветок» С. Прокофьева (1957) и «Легенда о любви» . Меликова (1961) - имели оглушительный успех. В жизни Юрия Григоровича они сыграли решающую роль: во-первых, он обрел соратника-соавтора в лице выдающегося театрального художника Симона Вирсаладзе, с которым работал вплоть до смерти последнего, последовавшей в 1989 г.; во-вторых, вошел в историю балета; в-третьих, началось его стремительное восхождение по карьерной лестнице.

С 1961 по 64-й Юрий Григорович — балетмейстер в театре имени Кирова. А в 64-м он становится главным балетмейстером Большого театра .

Юрий Григорович перенес на сцену Большого театра (в новых редакциях): «Каменный цветок» (1959); «Легенда о любви» (1965); «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева (1979, мировая премьера состоялась в Парижской национальной опере, 1978).

Юрий Григорович и его жена, балерина Наталья Бессмертнова во время репетиции.

А потом был знаменитый «Спартак». Премьера состоялась 9 апреля 1968 года. Многие сценические решения этого балета были подготовлены предыдущими постановками Григоровича, использование хореографических монологов, лаконическое решение сценического оформления спектакля, внутреннюю психологическую логику развития сюжета можно было проследить уже в ранних постановках балетмейстера. Однако в «Спартаке», во многом благодаря героической теме, все эти творческие находки смогли проявиться более ярко и полно.

С 1969 по 1975 год Юрий Николаевич Григорович не ставил оригинальных балетов. Это был период раздумья, осмысления накопленного опыта - и творческого, и жизненного. В результате Григорович обратился к истории и поставил балет «Иван Грозный » на музыку С. Прокофьева . В рамках балетного спектакля передать всю сложность исторической эпохи в многообразии ее событий просто невозможно, поэтому Юрий Григорович избрал путь углубленного психологизма своих героев, раскрытия исторического времени через эмоциональный внутренний мир.

Балерина Ольга Лепешинская, Юрий Григорович поздравляют Владимира Васильева и Мариса Лиепу с премьерой балета "Спартак".

Затем он обратился к современности, поставив балет из советской жизни «Ангара» А. Эшпая п о мотивам пьесы Арбузова «Иркутская история» ( 1976) .

В 1982 году Юрий Григорович поставил балет Дмитрия Шостаковича «Золотой век» который имел неудачную судьбу (впервые поставлен в 1939 ), в основном из-за плакатно-схематического содержания по новому сценарию. В новой постановке Григорович соединил на сцене лирику и гротеск, сатиру, раскрыть приключенческий, авантюрный сюжет в сочетании классического танца с акробатическим. Григорович перенес место действия в советскую Россию, и индустриальная немецкая выставка «Золотой век» превратилась в нэпманский ресторан с тем же названием. Соответственно изменились и герои. Такая подача материала была ближе и понятнее и автору, и зрителям, давала богатые возможности для создания разнообразных сценических характеров средствами танца. http://www.belcanto.ru/

Ариф Меликов «Легенда о любви». Ширин - Алина Сомова, Ферхад - Евгений Иванченко. Хореография Юрия Григоровича

Гениальная балерина Галина Сергеевна Уланова в одном из своих интервью: "Каков Юрий Николаевич в совместной работе? Одержимый фанатик. Человек огромной работоспособности. Когда ставит новый спектакль, всем бывает нелегко — жесткий, требовательный, придирчивый к себе и другим. И закончив постановку, он продолжает над ней думать, умеет взглянуть на нее как бы со стороны. Проходит время, и видишь: он что-то изменил, дополнил или, может быть, убрал. Это очень ценно. Каждая партия в балетах Юрия Николаевича решена до мельчайших деталей. Воплотить все задуманное им в сложнейших спектаклях дано, с моей точки зрения, только очень талантливым исполнителям. Не случайно в его постановках многие актеры открылись с новых сторон и тем определили свою судьбу".

Главный балетмейстер Юрий Григорович с артистами балета Борисом Хохловым, Екатериной Максимовой и Галиной Улановой после спектакля "Спящая красавица"

Дмитрий Шостакович о Юрии Николаевиче Григоровиче: "В его хореографических образах живет настоящая поэзия. Все лучшее из области хореографии — в смысле соотношения классических традиций и современных средств. Здесь торжествует танец. Все выражено, все рассказано его богатейшим языком — образным, самобытным, открывающим, я думаю, новый этап в развитии советского театра".

Созданное балетмейстером Григоровичем — это наше национальное достояние. Это этап в развитии отечественного и мирового балетного театра.

С именем Григоровича связано развитие русского балета ХХ века. Всю свою творческую жизнь он остается верен традиционной школе и в то же время занимается обновлением ее основных художественных принципов, чтобы искусство балета было понятно современному зрителю.

Творческий путь Григоровича начинался в Ленинграде. В 1946 году он окончил Ленинградское хореографическое училище, где занимался у замечательных педагогов Б. В. Шаврова и А. А. Писарева. Затем почти двадцать лет, с 1946 по 1964 год, проработал в Театре им. Кирова. В то время Григорович исполнял преимущественно характерные и гротескные партии. Ценители балетного искусства до сих пор помнят его половчанина из оперы А. Бородина «Князь Игорь» или Нурали в балете Б. Асафьева «Бахчисарайский фонтан».

Одновременно с работой в театре Григорович начал заниматься балетной драматургией - сочинять либретто для балетов и писать сценарии. Вместе с писателем П. Карпом он написал балеты «Ванина Ванини» (по новелле Стендаля) и «Овод» (по книге Э. Войнич). Первые постановки Григорович осуществил в 1948 году в детской хореографической студии Ленинградского дворца культуры имени М. Горького, где поставил балеты «Аистёнок» и «Семеро братьев» на музыку Варламова.

Набравшись опыта, Григорович приступил и к большим работам. В 1957 году он поставил балет С. Прокофьева «Каменный цветок» (по сказке П. Бажова), а в 1961-м зрители увидели другой балет в постановке Григоровича - «Легенда о любви» А. Меликова (по пьесе Н. Хикмета). Для этих балетов он написал также собственные либретто, удачно наложив их на прежнюю музыку. Позднее Григорович перенес оба балета на сцену Большого театра. «Каменный цветок» он ставил также в Новосибирске, Таллине, Стокгольме, Софии, в других городах, а «Легенду о любви» - в Новосибирске, Баку и Праге.

Уже в этих постановках отчетливо проявился творческий почерк Григоровича - сочетание опыта и традиций русских балетмейстеров с новыми приемами. Он стремился сделать балет динамичным и ярким. Для этого Григорович создает последовательный и цельный драматический сюжет и тщательно разрабатывает характеры героев.

Такая сложная и длительная подготовка давала свои плоды. Всем балетам Григоровича свойственна необыкновенная легкость, несмотря на то, что постановщик включал сложные хореографические формы и добивался такого полного слияния хореографии с музыкой, что в танце воплощалась буквально каждая нота. Основой хореографического решения у Григоровича всегда является классический танец, обогащенный элементами других танцевальных систем, народных танцев, например, и даже акробатики.

Интересно, что в этих балетах он впервые применил нетрадиционное оформление сцены и костюмов действующих лиц. Так, Мехмене-Бану, в балете «Легенда о любви», несколько раз на протяжении действия меняет костюм в соответствии с той обстановкой, в которой развивается действие.

Для каждого персонажа Григорович нашел свой рисунок движений, раскрывающий его характер. У одних он был быстрый, порывистый, у других замедленный, даже несколько ленивый. При этом Юрий Николаевич постоянно совершенствовал хореографическое решение своих постановок. Следующей значительной работой Григоровича, в которой его талант раскрылся с новой, неожиданной стороны, стала постановка балета А. Хачатуряна «Спартак» (1968). В постановке Григоровича этот балет стал одновременно и поэмой, и трагедией, языком выразительных движений герои рассказывали зрителю о том счастье, которое испытывают люди, борясь за свободу.

Но таким «Спартак» стал уже потом, а первоначальная редакция, созданная в Ленинграде по сценарию Н. Волкова, не удовлетворила ни самого балетмейстера, ни зрителей. Поэтому вскоре Григорович подготовил вторую редакцию уже по собственному сценарию. Он поставил его как ряд крупных хореографических сцен, выражающих узловые, этапные моменты действия: нашествие римлян, развлечения господ, восстание рабов, - которые чередовались с яркими танцевальными монологами главных действующих лиц. Для новой постановки потребовалось создать и новую редакцию музыки, над которой они работали вместе с композитором А. Хачатуряном.

Совершенно по-иному подошел Григорович к классическим балетам. Первой его работой стала постановка знаменитого балета П. Чайковского «Спящая красавица». Трудность заключалась в том, что балетмейстер должен был сохранить его классическую хореографию, созданную М. И. Петипа. И Григорович сделал, казалось бы, невозможное. Он не просто сохранил все, что создал Петипа, но и превратил старинный балет в яркое и современное зрелище. При этом и музыка балета, хорошо известная и привычная, зазвучала совершенно по-новому. Григорович показал, что классический танец имеет огромные выразительные возможности и балетмейстер должен лишь правильно использовать их.

Тот же принцип он использовал и при работе над балетами на симфоническую музыку. В спектакле «Иван Грозный» на музыку Прокофьева Григорович создал сложный образ выдающейся личности, проносящей большую идею через множество трудностей и испытаний. Помимо массовых и сольных сцен он использовал в качестве своеобразного лейтмотива танец бьющих в набат звонарей, отмечающий все поворотные моменты в сюжете.

Однако главное место в творчестве Григоровича все же занимают постановки классических балетов. Он поставил все балеты П. Чайковского, причем сделал их не просто детскими сказками, какими они часто ставились на сцене, а философско-хореографическими поэмами с большим и серьезным содержанием. В «Щелкунчике», например, он создал новую хореографию на основе полной партитуры самого Чайковского, нисколько не изменив ее. В центре спектакля - светлые романтические образы главных героев, воплощенные в развитых танцевальных партитурах.

Действие развертывается как путешествие по елке к ее увенчанной звездой вершине. Поэтому в нем участвуют елочные игрушки, составляющие своеобразный «аккомпанемент» чувствам главных героев. Каждая из них изображает какой-то символ или сказочный персонаж, что подчеркивается соответствующими костюмами и характерными танцами. Спектакль развивается как единое музыкально-хореографическое действие, отдельные танцевальные номера объединены между собой и составляют единую хореографическую сцену, что еще ярче высвечивает конфликт добрых и злых сил, которые воплощены в Щелкунчике и Мышином царе.

На основе накопленного опыта Григорович осуществил в 197 8 г. постановку балета С. Прокофьева «Ромео и Джульетта» вначале в Париже, а затем и в Большом театре. При этом он включил в музыку ряд неизвестных ранее музыкальных номеров, найденных им в архиве композитора.

Вся музыка, написанная Прокофьевым для «Ромео и Джульетты», впервые зазвучала без каких-либо купюр. Спектакль был решен как трагедия гибели возвышенных и прекрасных героев в жестоких условиях враждебного мира. В отличие от предшествующей постановки Большого театра Григорович в своем балете подчеркнул не историко-бытовое, а философское содержание бессмертной трагедии Шекспира.

Следует отметить, что все свои спектакли Григорович ставил по собственным сценариям. Кроме того, все они оформлены художником С. Б. Вирсаладзе, создавшим декорации и костюмы, органично слитые с хореографией. Такое содружество не случайно. Григорович считает, что балетмейстер должен сам находить драматургическое решение каждого спектакля, а затем воплощать его в хореографических образах. Именно так он ставил спектакли в театрах различных стран, например «Жизель» в Анкаре и «Лебединое озеро» в Риме.

Постановочную работу Григорович сочетает с преподавательской. С 1973 года он является профессором балетмейстерского отделения Ленинградской консерватории. Кроме того, Григорович - бессменный организатор конкурсов артистов балета в Москве и вдохновитель уникального издания - фундаментальной энциклопедии «Балет».

Во время лондонских гастролей Большого театра специальный корреспондент «Нью-Йорк тайме» писал: «-Когда в прошлом году я увидел «Спартака» в Большом театре, я подумал, что это один из величайших балетов XX века… Этот балет потрясает, возвышает душу, это страстный гимн человеку-борцу».

Газеты писали о «сокрушающей энергии хореографии Григоровича», о «бушующих мужских ансамблях», о шекспировской смелости драматических контрастов и переходов.
В своей книге «Шестьдесят лет в балете» старейший балетмейстер Ф. В. Лопухов написал: «Григорович понял хореографические особенности реализма в балете…» . Может быть, это спорная формулировка, но, во (Всяком случае, она очень метко раскрывает существо творческой деятельности Юрия Григоровича.
(Кстати говоря, при отсутствии образно-смысловых задач фантазия Григоровича сразу тускнеет. Как-то ему пришлось ставить классическую композицию на музыку А. К. Глазунова, и, несмотря на участие ведущих солистов, сочинение оказалось весьма бледным.)
Ему кажется пошлостью, если балетмейстер считает своей главной и единственной целью изобретение новых движений, новой лексики. Задача художника - искренне выразить то, что чувствуешь и думаешь. Новаторство не может быть самоцелью, по балетмейстер может прийти к нему в поисках наиболее сочного выражения своих мыслей.
Пояски Юрия Гриюровича- это поиски современного танцевального симфонизма. Сложность философской мысли, психологии в музыке полнее всего выражается в симфонии. В балете это требует танцевального, хореографического симфонизма; поэтому так последовательно обращается к нему Григорович, создавая сложные пластические обобщения.
Григорович больше всего ценит в балете его смысловую и эмоциональную емкость, его духовное начало. Вечная тема балета - любовь. Надо суметь рассказать о ней так, чтобы это был разговор о душе, о сложном духовном процессе, каким является любовь.
Григоровича огорчает, когда зрители сводят балет к «спорту», он не очень доверяет балетным конкурсам, ибо на них бывает довольно трудно учесть одухотворенность, артистичность исполнителей. Конкурсы часто становятся соревнованием чисто физическим, техническим - «кто кого перещеголяет» А это не есть предмет и цель искусства.
Не так много в балете подлинных артистов-художников, потому что можно иметь совершенное для танца тело и не иметь совершенного духовного, артистического инструмента. Наверное, балетное искусство так трудно и так любимо именно потому, что его цель - физическое и душевное совершенство артиста-человека. Только такой артист до конца сумеет выразить, раскрыть свою индивидуальность, ничего не нарушив, не изменив в замысле, в тексте хореографа.
Сегодня балетный театр требует от артиста высокой профессиональной культуры. Разнообразная стилистика и формы современных балетных спектаклей предъявляют новые требования сейчас мало просто хорошо танцевать, надо знать, что ты танцуешь. Время опектакяей-близнецов, сделанных по одной мерке, прошло. Но как часто актеры «Легенду о любви» танцуют в том же ключе, что и «Спартак», «Весну священную» - как «Половецкие пляски» в «Князе Игоре».
Пожалуй, нужно было бы вернуть на афишу старинную формулировку- «балет сочинен и поставлен таким-то». По сути дела, это разные вещи, это две ипостаси творчества балетмейстера. Он создает, «сочиняет» хореографический текст, и он чаще всего воплощает его та сцене. Кстати говоря, можно хорошо срежиссировать собственное сочинение и можно его погубить. Вот почему так важно иметь актеров-единомышленников, способных не только виртуозно воспроизвести предложенную балетмейстером форму, но и воспринять его сокровенные мысли.

во время церемонии награждения победителей конкурса молодых исполнителей «Русский балет» на Новой сцене Большого театра

Владимиров и другие замечательные мастера Большого театра. Они способствуют раскрытию замысла и утверждению художественных принципов спектаклей Григоровича- он во многом формирует исполнительский стиль сегодняшнего Большого театра.
Балетмейстеру помогает в этом немалый собственный артистический опыт.
В его исполнении всегда привлекали тонкая артистичность, внутренняя нервность при внешней собранности, сдержанности Мы нередко видели, как в «Половецких плясках» или в татарской пляске в «Бахчисарайском фонтане» танцовщики доходят до исступления, как их захлестывает темперамент, смазывая и нарушая благородную четкость танца. Этого никогда не было у Григоровича.
Особенно ярко запомнилось его выступление в «Спартаке», поставленном Леонидом Якобсоном.
Дерутся два гладиатора, Ретиарий («рыбак») -Ю. Григорович и Мармиллоя («рыбка»)-Ю. Мальцев. У одного в руках короткий меч и щит, у другого - трезубец и сеть. Идет смертельный бой на потеху жестокой толпе. Но если Мармиллои - Мальцев свиреп и яростен, преследует противника с диким и тупым упорством, следит за ним бешеными, налитыми кровью глазами.
Помните, как в стихотворении Лермонтова сказано об умирающем гладиаторе: «Вот луч воображенья сверкнул в его душе…»
Григорович сумел убедить в абсолютной танцевальности сюжета «Каменного цветка», действие его балета возникает и движется в многообразном и свободном развитии танцевальных форм.
Непрерывный, неиссякаемый поток изумительных прокофьевских мелодий рождает такой же неистощимый поток танцев. Образуется как бы непрерывная, все время развивающаяся и движущаяся танцевальная мелодия, строго соответствующая такой же непрерывной, насыщенной мелодической линии Прокофьева.
Эта непрерывность, целостность, единство балета, всех его сцен и танцев представляется большим достижением.
Завершение предыдущей сцены является началом последующей, но уже как бы в другом месте действия.
В первой картине балета мы видим в лесу Данилу и Катерину. Идет любовный танцевальный дуэт. В конце его поднимается задник, и мы различаем за ним, в глубине сцены, очертания комнаты, группы девушек и парней…
Одним словом, есть поэтическая атмосфера, настроение. А это в балете важнее самых достоверных бытовых деталей.
Конечно, в этом заслуга и художника спектакля. С. Вирсаладзе словно призван для того, чтобы облекать балет и танец в воздушные, прекрасные одежды.
Единство колорита достигается продуманностью каждой детали, каждого цветового пятна, когда общее сочетание декораций и костюмов, предметов, мельчайших деталей, вплоть до цвета кушака, полос и каемок сарафанов у девушек,- все образует художественную гармонию.
Так художник помогает балетмейстеру, который мыслит прежде всего танцевальными образами.
В решении балетмейстера даже смятение толпы на ярмарке при появлении Хозяйки Медной горы не только играется, но прежде всего танцуется. Мы видим не пеструю суматоху, в которой каждый исполнитель изображает переполох на свой страх и риск,- нет, это танец строго ритмичный и организованный.
В фантастических сценах подземного царства колючие, острые, ломкие линии четких групп и танцевальных композиций создают впечатление сверкающих граней, блеска драгоценных кристаллов. Сверкают и переливаются не костюмы, не нашитые блестки, мишура- их нет. В самом танце, в его линиях есть нужный образ сверкания, создающий ощущение, что перед нами то медленно, то быстро поворачивают всеми гранями большие драгоценные камни.
Точно так же образно и танцевально охарактеризованы все персонажи балета. Партия Данилы построена балетмейстером на сильных полетных движениях, прыжках, и это дает ощущение крылатой, порывистой души художника. В пластике героя есть какое-то солнечное начало; вдохновение Данилы - радостное и светлое, он словно полон надежды достичь совершенства в своих поисках красоты. Так же радостно его чувство к Катерине, здесь очень удачно найдены балетмейстером бережные, целомудренные, словно «баюкающие» поддержки.
Возвышенные средства классического танца и мягкую плавность движений русской пляски использует балетмейстер, рисуя чистый, трогательный облик Катерины. Катерина как бы всегда с Данилой, всегда готова ему помочь, ободрить в его вечных поисках и трудах. Она - как ветер, освежающий его разгоряченный лоб, как вода родника, к которой он припадает, чтобы утолить жажду, как свет, столь дорогой глазам и душе художника.
Фигура простой девушки сближается с поэтическими образами природы, а в Хозяйке Медной горы, олицетворяющей ее могучие силы, ясно различаешь человеческие черты, драму горячей неразделенной любви. Так две женские партии балета соединяются в некоем философском единстве, представляя собой как бы две стороны того идеала красоты и человечности, к которому всегда стремится душа художника.
Для философской концепции спектакля очень важно решение образа Хозяйки Медной горы. Балетмейстер не рисует портрета величавой русской красавицы, статичной в своем властном великолепии «малахитницы». Хозяйка предстает Даниле всякий раз по-разному, в ином облике, она несет тему изменяющейся, неуловимой красоты, в ней символ недостижимого и ускользающего совершенства, вечного движения и беспокойства, тревоги и тайны, свойственных духу всякого истинного творчества. И тут Григорович прежде всего идет от музыки, от того, как сложно варьируется тема Хозяйки Медной горы у Прокофьева.
В сказках герой часто проходит испытание мудрости, отвечая на замысловатые загадки. Разгадает - будет жив и счастлив, нет - попадет в беду.

Хозяйка Медной горы в спектакле то и дело словно задает Даниле загадки, она все время меняется, озадачивает его, как бы испытывая силу его мудрости и воображения, силу его человеческой стойкости. Танцевальный язык партии Хозяйки Медной горы сложен. То подвижная, как ртуть, юркая, как ящерица или змейка, то неподвижная, окаменевшая, она всегда загадочна, таинственна.
Фантастичность, двуликость образа (ящерка и женщина) выражена в танце, в неожиданности движений, поворотов, ракурсов и поз - она то прильнет к Даниле движением человечески-женственным, то вдруг обовьется вокруг его тела каким-то змеиным изгибом, то доверчиво протянет к нему руки, то вдруг мелькнет и ускользнет, словно быстрая, неуловимая ящерка. Необычные, почти акробатические движения вдруг сочетаются с очень простыми, задушевными, когда, например, опустившись после прыжка на одно колено, Хозяйка вдруг задумчиво подпирает щеку рукой таким характерным русским, «бабьим», печально-созерцательным жестом. Но и самые изощренные поддержки, в которых классика смело соединена с элементами акробатики, не звучат формально, ибо эти острые приемы служат созданию сказочного, изменчивого, сложного образа, в котором как бы воплощена прихотливость, причудливость человеческой фантазии, смело соединяющей реальное со сказочным, правдивое с фантастическим.
В финале балета Данила возвращается к людям, к покинутой невесте. Но и образ Хозяйки Медной горы, власть творческого начала, всегда будет жить в его душе.
Сказочная обобщенность есть и в образе Северьяна. Это не просто бытовой приказчик, холуй и насильник. Нет, он кажется воплощением зла, у него бледное страшное лицо «вурдалака», «упыря» из сказки. Глаза озорные и трагические, шальные и тоскливые, сумасшедшие и удивленные. Удивленные оттого, что он сам не знает, что в нем творится, куда понесет его темная и буйная душа.
На нем черная бархатная поддевка, лиловая блестящая рубаха. Темные тени ложатся на его бледное, испитое лицо, волосы намаслены и приглажены. На черном фоне поддевки выразительно «играют» его руки, пальцы - жадные, беспокойные и цепкие, они все время живут, шевелятся, сжимаются в кулаки, хищно растопыриваются… Руки, словно созданные для того, чтобы хватать, рвать и мучить, руки убийцы, злодея, душителя. Вирсаладзе нашел штрих, помогающий актеру, оттеняющий выразительность рук: он сделал рукава поддевки Северьяна короче, чем полагается; от этого кисти рук «вылезли», приковывая к себе внимание зрителя.
Северьян все время засучивает и без того короткие рукава быстрым, деловитым жестом драчуна, лихого забияки, предвкушающего радость расправы, избиения, злодейства. Он ходит, будто попирая землю, пиная все, что попадается под ноги. У него все время полусогнутые колени, словно он вот-вот пустится в отчаянную присядку вокруг Катерины, издеваясь, измываясь над ее горем. Он подбирается, подкрадывается к своей жертве, петляет, стелется, вьется вокруг нее, как бы гипнотизируя своими глумливыми, зловеще-издевательскими плясовыми движениями. Встретив отпор, он останавливается как вкопанный, устремив прямо перед собой неподвижный, бешеный взгляд, протянув руки с растопыренными пальцами. На него словно нападает столбняк, предвестник того страшного оцепенения, которое потом нашлет на него Хозяйка Медной горы.
Выразительно «работают» чисто режиссерские детали - первое появление Северьяна, например, сделано так: широко распахивается дверь, и мы сначала видим только занесенную ногу в сапоге, ногу, готовую растоптать, раздавить, стереть в прах все, что встретится на пути. Затем Северьян входит и, чинно, истово перекрестившись на иконы, начинает разбойничать - гоняться за девушками, угрожать плеткой, пугать людей.
Мрак опустошенной хмельной души Северьяна раскрывается чисто танцевальными, пластическими средствами. Походка, мизансцены, паузы - все это в целом образует трагический, отчаянный и разнузданный пляс.
Образной выразительной силой полны танцы не только основных, но и эпизодических персонажей. Сколько безликих, штампованных цыганских танцев видели мы в балетных дивертисментах! Цыганский танец в балете «Каменный цветок» поставлен Григоровичем так, что становится настоящей танцевальной поэмой.
Кажется, если бы молодая цыганка не смотрела на него еще минуту, не оглянулась бы вовремя - быть беде, крови, неистовству. Но она увидела, посмотрела, улыбнулась, и он уже вьется над ней, полный какой-то дикой нежности, заслоняя ее своим телом, взмахами рук, как крыльями, от взоров толпы.
И во втором своем спектакле - «Легенда о любви» А. Меликова- созданном на основе пьесы Назыма Хикмета, Григорович продолжает целеустремленно искать приемы и средства, способные передать в балете сложнейшие философские и психологические проблемы.
Есть грань, когда человек вместо «хочу» говорит «должен», когда человеческое желание становится долгом, поступок - подвигом, осознание - постижением. Вот за эту грань создатели спектакля ведут своих героев. Балет воспевает способность человека к духовному преображению и взлету.
События спектакля - это как бы цепь нравственных испытаний, обязательств, возникающих перед людьми, определяющих их судьбу. Вот почему красота этого балета сурова. Его действие происходит на почти пустой, «по-рембра-ндтовски» скупо освещенной сцене, на фоне огромной книги древней летописи, словно запечатлевшей мудрость веков.
Спектакль развивается строго и внутренне торжественно, как некое театральное священнодействие, хореографическая мистерия о страстях человеческих. И вместе с тем это яркое представление, зрелище, изобилующее многими танцевальными трудностями,требующее от участников высокого профессионального умения, гибкости, ловкости.
На сцене появился Восток, увиденный глазами современных людей, современных художников. В старинном сказании их волнует прежде всего раздумье о смысле любви, о границах человеческого самоотвержения. В глубине огромная, покрытая загадочными письменами книга. Словно чья-то невидимая рука бесшумно перелистывает ее страницы, украшенные скупыми штрихами рисунков, изображающих дворцы, площади, горы.
Откуда-то из глубины появляется один, только один придворный, и по напряжению его шагов, его низко согнутой фигуры вы сразу догадываетесь о гнетущем страхе и скорби, которые дарят в покоях, откуда он вышел.
Сценой властно овладевает настроение подавленности, мучительного ожидания, тоски. Оформление, музыка, движения-все создает эту атмосферу напряженного ожидания. Все загадочно и страшно. Перед нами Восток легенды, таящий в себе возможность безмерной нежности, любви и безмерного коварства, жестокости.
Танцевальная насыщенность этого спектакля во всем соответствует насыщенности интеллектуальной. Последовательно, четко развивается и движется сюжет, но ясное танцевальное действие все время имеет свой «второй план», каждый сюжетный поворот осмысляется образно и философски.
Представьте себе хирурга, который делал бы сложнейшую и опаснейшую операцию не прикасаясь к «пациенту»- только одним излучением воли. Этот танец наполнен таким внутренним напряжением, что кажется, Незнакомец, уйдя из дворца, упадет бездыханный где-то среди песков пустыни, ибо все свои жизненные силы он вложил в это заклинание.
А во втором дуэте они как бы говорят о том, что любовь связала их навеки, и поэтому весь он строится на непрерывных, бесконечно меняющихся, но снова и снова соединяющих их поддержках.
Некоторые критики обвиняли Григоровича в том, что он слишком усложнил танцевальный язык дуэтов Ферхада и Ширин, что встречающиеся здесь изощренные акробатические приемы якобы делают эти дуэты недостаточно целомудренными. Но все дело в «истине страстей», и поэтому, когда Ширин опускается у ног возлюбленного в «шпагате», эта поза кажется не менее чистой и поэтичной, чем скромный, благородный полуарабеск.
Сам Григорович говорил о значении и смысле трех адажио «Легенды о любви»: «Первое адажио - первая встреча Ферхада и Ширин… Два юных существа… робки в проявлении чувств, и одновременно их тянет друг к другу какая-то непреодолимая сила. Они соединяются в общих стремлениях, но ни разу друг к другу не прикасаются…
Он опускается перед ней на колени - острый носок ее ноги упирается ему в грудь, она словно презрительно попирает его жестокое и трепещущее страстью сердце.
Он стремится к тому, чтобы танец и только танец выразил события и действие драмы.
В сцене погони никого «не ловят», никто ни за кем не бегает, но создается хореографический образ жестокого, неумолимого преследования.
Так же выразительно сделан финал второго акта, эпизод разлуки Ширин с уходящим в горы па подвиг Ферхадом. Несколько медленных, затрудненных шагов в глубь сцены, выразительность остановок, когда Ферхад и Ширин словно застывают, объятые безысходным отчаянием, создают впечатление долгого и мучительного пути.
Григорович стремится обнаружить в танце не только действенный, но и внутренний смысл происходящего. Он нашел прием, воплощающий «второй план» событий, «внутренние монологи» героев.
Вот впервые встретились три героя драмы - Ферхад, Ширин и Мехменэ, впервые взглянули в глаза друг Другу. Мгновенно выключается свет, три луча вырывают из темноты три фигуры. Смолкает оркестр, музыка еле слышно доносится откуда-то издалека, медленные, чуть заторможенные движения танца передают затаенные, сокровенные движения мыслей и чувств. Каждый из героев словно прислушивается к себе, ведет неслышный разговор со своим сердцем, со своей совестью. Останавливается время, мгновение длится бесконечно, решается главное, то, что определит потом судьбу всех троих. В этих танцевальных «внутренних» монологах во всей полноте раскрывается психологический мир персонажей.
Смущенный Ферхад каким-то трепетно искренним движением дотронулся до груди, словно думая о том, что он ничего не может положить к ногам великих цариц, кроме своего открытого для любви сердца. Властно и призывно протянула к нему руки Мехменэ, а Ширин даже не смотрит на него, но вся расцветает от его присутствия, трепещет, как белоснежная весенняя ветка, которой коснулся порыв ветра.
В каждом акте возникает это своеобразнейшее хореографическое трио, и всегда в самый напряженный момент действия - в момент торжественного шествия в первом акте, в финале погони во втором.
Постановщик внезапно и смело переключает эпический характер действия в чисто психологический, стремительное нарастание ритма сменяется сосредоточенным раздумьем. Только что мы были захвачены бушующим потоком событий, а теперь, затаив дыхание, всматриваемся в самую глубь человеческих сердец. Слепая стихия словно отступает и затихает перед сокровенным «разговором» трех сердец, когда на темной сцене в лучах танцуют трое - Ферхад, Мехменэ Бану и Ширин; это как бы эпизод с замедленным движением кадра, пластическое воплощение колебаний, сомнений, сложнейших внутренних противоречий. Интереснейшая форма пластического трио, полифоническое переплетение трех мелодий, хореографическое выражение невысказанного, непроизнесенного, спрятанного в глубине души.
Многообразно использует балетмейстер возможности кордебалетного танца. В «Легенде о любви» порой кордебалет оказывается действующим лицом драмы - тогда его танец приобретает очень четкие характерные черты. Массовый танец «золота» из первого акта создает впечатление бездушного блеска, ослепляющего утомительного мерцания. Возникает образ какой-то вечной, манящей и обманчивой суеты, образ сыплющихся дождем золотых монет.
Совершенно определенный характер имеет пластика придворных, соединяющая напыщенную важность с тайным страхом, подобострастием, надменную торжественность с униженной льстивостью низких, стелющихся поклонов.
Мерный, топчущий, отрывистый шаг в танце воинов почти страшен. Кажется, что сцену заполняют все новые и новые ряды полчищ, продуманность композиции создает впечатление нескончаемого движения, словно медленно.ползет грозная лавина, готовая в любую минуту обрушиться яростно и стремительно. В чеканной, величественной пластике воинов чудится звон богатого оружия, надменный топот бесчисленных, пышно украшенных скакунов, лес грозящих пик. Нет ни коней, ни пик, никакого оружия в руках актеров - все это возникает в воображении, толчок которому дает образный рисунок танца. Шествие воинов во втором акте становится символом грозной деспотии, слепой и бездушной, словно вытаптывающей все на своем пути. В упругом шаге воинов, в четкости маршеобразных движений скрыты страшные пружины разрушения. И эти пружины потом разворачиваются в диком, неудержимом темпе погони.
Танцы кордебалета создают нужную атмосферу, настроение. Трагической вариации Мехменэ предшествует танец придворных шутов и красавиц. Их бесстрастные лица-маски словно таят скрытую насмешку. Изысканная красота скользящих нервных движений девушек переплетается с резко подчеркнутым уродством горбатых, длинноруких шутов-прыгунов - в самой дворцовой атмосфере есть ужас каких-то неотвязных видений, мучающее Мехменэ столкновение уродства и красоты.
Картина дворцовых увеселений становится отражением воспаленного внутреннего мира Мехменэ Бану, почти кошмарным, бредовым сплетением пряной, томительной чувственности и трагического уродства. В этом парадоксальном сочетании изысканного танца персидских красавиц и гротесковых прыжков горбунов чудится боль и сарказм женщины уязвленной, несмотря на всю ее мудрость и власть.
Прозрачный, легкий танец девушек предваряет лирическую вариацию Ширин.
Особое значение приобретает танец кордебалета, сопровождающий монолог Мехменэ. Она танцует в черном костюме, и ее неотступно сопровождает вереница женщин в красных одеждах. Это пластическое, зримое воплощение страстей и раздумий измученной, страдающей царицы. В танце женщин есть и торжественное величие античного хора, и порывистость обезумевших вакханок, и усталая безнадежность трагических плакальщиц. Они строго и в то же время «издевательски» повторяют ее скорбные и мятущиеся движения, словно передразнивают отчаянные изломы ее тела, как бы многократным пластическим эхом повторяя ее вопли и стоны, зеркально отражая ее горестные и гневные порывы. В ней самой и уже независимо от нее живут десятки преследующих, измученных и неумолимых фурий.

Так в танцах кордебалета получают симфоническое развитие не только чисто пластические лейтмотивы основных персонажей, но и более сложные темы, связанные с миром внутренних, психологических переживаний героев.
Надменный и властный Визирь томим огромной безответной страстью, покорное и неистовое обожание Мехменэ Бану пронизывает его образ своеобразным и острым лиризмом. Он мог бы быть всего лишь эффектным балетным «злодеем», но стал полноправным участником драмы, ведущим свою лирическую линию, тесно сплетающуюся с линией трех основных героев. Недаром в последнем трио он имеет свою пластическую мелодию; по сути дела, это уже не трио, а квартет, ибо в «раздумья» трех героев явственно врывается и его горячий, скорбный «шепот».
Наиболее целен образ Ферхада, но и в нем то спорят, то соединяются безмерная нежность любви и суровость человека, одержимого своим долгом. Он идет на подвиг во имя любви, чтобы добыть прекрасную Ширин, но постепенно долг перед людьми, перед народом оттесняет любовные мечты и жизнь его становится безраздельным служением этому долгу.
Широкие танцевальные композиции в народных сценах создают образ великого терпения, достоинства и внутренней силы. В последнем монологе Ферхада начинают звучать мотивы торжества, ликования, широкого народного «пляса» - краски простые и радостные, словно просветляющие сумрачный колорит этой сложной философской трагедии.
В «Легенде о любви» все пронизано и освещено мыслью об ограниченности, о бессилии власти, ибо мощь грозной восточной деспотии, устрашающие пышные шествия и марши, раболепные и церемонные процессии придворных - все это возносит Мехменэ Бану над людьми, но и предопределяет ужас ее одиночества. Все ей подвластно, но ничто не может помочь осуществлению ее сокровенных желаний.
Нетерпеливо и упрямо тянется к счастью юная Ширин, и это столь естественное стремление безжалостно разбивается о неодолимые преграды. Последняя из них - добровольное шречешк Ферхада, его решение безраздельно отдать жизнь труду и дошу. И это решение в финале трактуется как взлет, как подвиг, который славит обретающий надежду народ, перед которым в конце концов склоняются и Мехменэ Бану и Ширин.
Хореографическая драматургия балета «услышана» в драматургии музыкальной. Не внешняя эффектность, изысканность оркестровки, а искренность лирического волнения и глубина мысли определяют значительность партитуры А. Меликова. Живописность отдельных эпизодов и номеров подчинена развитию основного конфликта, осуществленного в сочетании и борьбе лейтмотивов, характеризующих героев балета и проходящих через все произведение. Мелодическое своеобразие музыки, связанное с национальными, народными звучаниями, придает особый колорит всему спектаклю, но оно органически связано с подлинно симфоническим развитием тем, дающих балетмейстеру возможность создать балет, утверждающий принципы симфонического танца.
В «Легенде о любви», так же как и в других спектаклях Григоровича, нет ощутимого деления на танец и паптомиму, нет границы между классическим и характерным танцем. Его композиции основаны на хореографической классике, по классике сложной и неожиданно трактованной. Классические движения окрашены образным ощущением восточной пластики. Положение рук, рисунок поз, элементы акробатики - все это идет от образцов персидской миниатюры, от ее композиционных особенностей, изощренно прихотливых линий.
Стоит вспомнить «двухэтажную» композицию многих персидских миниатюр, фигуру танцовщицы, стоящей на руках, чтобы стали понятны многие особенности хореографического рисунка «Легенды о любви». И здесь мы встречаемся с творческим преломлением другой традиции русского балета - с принципами тончайшей хореографической стилизации, свойственной многим произведениям М. Фокина.
Из этой же традиции вырастает и редкое единение хореографа Ю. Григоровича с художником С. Вирсаладзе. В «Легенде о любви», в «Каменном цветке», «Щелкунчике», «Спартаке», «Лебедином озере», «Спящей красавице» концепция постановщика и решение художника неразрывно слиты, композиция танца и организация сценического пространства, хореографические оттенки, нюансы и цветовая гамма костюмов, цвет и свет оформления образуют неразрывное единство, целостность, заставляя вспомнить величайшую культуру русского балета, содружество Фокина с такими художниками, как Бенуа, Бакст, Головин.
Самобытность Григоровича неразрывно связана с культурой его хореографического мышления, определяющей присущие ему взыскательность.вкуса, содержательность, смысловую обоснованность.самых смелых его решений и находок.
Анализируя структуру партии Хозяйки Медной горы в («Каменном цветке», некоторые приемы дуэтного танца в «Легенде о любви», критики вспоминали.«Ледяную деву» Ф. Лопухова. И это не случайно. Находки замечательного балетмейстера так или иначе всегда жили в советском балете и были творчески восприняты Григоровичем.
Выразительность самой пластики не нуждается в мимическом подчеркивании, в так называемых «игровых деталях».
Но, с другой стороны, она требует от исполнителей огромного внутреннего насыщения, сдержанной, но глубокой эмоциональности, большого интеллекта. Чем сложнее и обобщеннее танцевальные формы, тем большей глубины постижения их смысла требуют они от исполнителей.
Танцевальный симфонизм Григоровича несомненно несет в себе черты нового, того, что мы слышим в симфониях Прокофьева и Шостаковича.
Вполне закономерно было обращение Григоровича к балетам Чайковского.
Он начал с постановки «Спящей красавицы» потому, что для него этот балет - «величайшее завоевание русской и мировой хореографии». «Со времени его постановки…- писал балетмейстер,- в сущности, началась эпоха симфонического балета».
Первая редакция «Спящей красавицы» Ю. Григоровича (1963) вызвала оживленные споры.
Обновленная «Спящая красавица» была интересна прежде всего хореографической принципиальностью, определенностью художественной «точки зрения», последовательностью творческого решения. С этим решением можно соглашаться или не соглашаться, можно найти те или иные просчеты и неудачи в его осуществлении, но нельзя не признать, что постановщик Ю. Григорович, дирижер Б. Хайкин, художник С. Вирсаладзе предложили единый и ясный замысел, что все компоненты и детали спектакля имели единую «точку схода».
Вскоре после премьеры «Спящей красавицы» Г. С. Уланова написала в газете ГАБТ «Советский артист» о том, что «Ю. Григорович… творчески, глазами художника сегодняшнего дня воспроизвел хореографию М. Петипа и развил ее в единой классической форме», о том, что в балете главное - «симфоническое развитие танца».
Уланова тонко подметила самое существенное в спектакле,- то, что он утверждал высокую культуру классического танца.
Григорович отбрасывал все идущее от пантомимы, от пластической статики, стремился.подчеркнуть и всячески развить симфоническое начало хореографии Петипа.
Предельная воздушность оформления С. Вирсаладзе, широта, певучесть и легкость хореографических построений создают впечатление неиссякающих, непрерывно струящихся, мощных щ радостных потоков света, воздуха, словно постепенно заливающих и заполняющих огромную сцену. Григорович пишет о работе художника: «Вирсаладзе своеобразно претворил принцип декораций театра XVIII века».
Сам Петипа в своем плане музыкально-хореографического действия «Спящей красавицы» намечал некоторые «иронически стилизаторские» штрихи вроде-к<людоеду надо дать лорнет».
Людоед с лорнетом! - в этой детали содержится изящно-шутливый намек на стиль театрально-придворного представления XVIII века. Отсюда и родился тот элемент легкой, чуть ироничной стилизации, который присутствовал в мизансценах, костюмах и декорациях спектакля. Отсюда родились такие пластические и постановочные детали, как издевательски церемонные поклоны и реверансы феи Карабос или учтивое расшаркивание волка в эпизоде «Красная Шапочка и Волк», появление Белой кошечки в элегантном портшезе, участие в танце Золушки и принца Фортюнэ пажей с зажженными канделябрами, образующих красивые декоративные группы, создающих маленький «спектакль в спектакле», крохотный сказочный «дворец во дворце».
Вот почему С. Вирсаладзе «среди бела дня» зажигает старинные праздничные люстры не только во дворце, но и в лесу, во время охоты, вот почему он шутливо и эффектно осеняет фею Карабос пышным черным балдахином, надевает на Аврору и Дезире пудреные парики, заковывает короля и королеву в невероятно, почти пародийно высокие воротники, этакие изящнейшие замысловатые «хомуты» лридвориого блеска и величия.
Очень удачно воздушное, лаконичное оформление дворцовых сцен, но несколько сухо и отвлеченно была воплощена в декорациях тема красоты природы, весеннего цветения. В эпизодах зарастания и панорамы на тюле появлялись условные зеленые штрихи, напоминающие - пусть тростят мне иронию - скорее чахлую болошую осоку, чем сказочные леса, сады и деревья
Здесь следует сказать об основном недостатке спектакля 1963 года, общем для его хореографии и декоративного оформления. Единство замысла и стиля вовсе не предполагает однообразия; такое большое произведение, такой длинный спектакль, как «Спящая красавица», непременно требует контрастов, контрастных решений и красок. Их-то как раз и не хватало спектаклю. Можно было спорить с тем, что Григорович слишком решительно отказался от сочиненных Петипа «историко-бытовых» и характерных танцев.
Постепенно начинала «приедаться», казаться слишком намеренной прозрачность оформления из тюля, не создавалось впечатления буйного разрастания цветов, деревьев, кустов в спящем царстве короля Флорестана.
Порой спектакль начинал напоминать гигантский «воздушный пирог», хотелось видеть в нем не только поэтику сказочных обобщений, но и какую-то театральную конкретность сказочного «быта».
Вот почему бледной казалась заново сочиненная сцена охоты, в ней не было опоры для создания симфонически сложного ансамбля и вместе с тем не было образа охоты, придворного «пикника».
Вряд ли необходимо было прибавлять танцевальные куски в партиях кавалеров принцессы, в результате чего они лишились нужного здесь ощущения чопорной галантности.
Напрасно старая, злая фея Карабос была превращена в молодую «роковую» красавицу. У Чайковского тема Карабос -тема зловещей, уродливой старости, завистливо ненавидящей красоту и радость юности. Вставшая на пуанты новая |Карабос не многим отличалась от феи Сирени. Утратив эффект контраста, феи в чем-то потеряли и сказочность: в спектакле действовали, скорее, не волшебницы, добрая и злая, а две элегантные придворные дамы, соревнующиеся в классических упражнениях, только одна в черном, а другая в светлом одеянии, одна поэнергичнее и порезче, а другая помягче.
И танцы новой феи Карабос, за исключением отдельных находок, были, по сути дела, безлики.
В своей второй редакции «Спящей красавицы» (1973) Григорович учел уроны спектакля 1963 года и вернулся к многообразию всех художественных средств, используемых Петипа. Ушла холодновато-парадная, чуть ироническая концертность танцевальносимфонического дивертисмента; новый спектакль балетмейстера расцвел всеми красками, приобрел радостно-праздничную живописность.
Эта живописность не только в замечательном оформлении Вирсаладзе, создающего поэтические образы тенистых дворцовых садов и парков, романтического осеннего леса в сцене охоты, удивительную картину панорамы, в которой сказочные ландшафты сменяются и плывут один за другим, «ак бы следуя неспешному роскошному разливу музыки, в ‘изысканных цветовых сочетаниях костюмов.
Живописность и в хореографической, пластической многоцветное- характерные танцы, жанровые эпизоды,(пантомимные куски естественно и органично сочетаются с пластами классических сюит, дуэтов и вариаций, создавая зрелище поразительной красоты и гармонии.
Тщательно возобновленные не только симфонически-танцевальные композиции, но и прелестные пантомимные сцены, историко-бытовые, характерные танцы - искусно и бережно реставрированный памятник, шедевр русской хореографии, который заставляет о многом задуматься.
Прежде всего он подтверждает и доказывает необходимость яркой театральности балетного зрелища, учит находить эффектные сочетания контрастов, разных хореографических пластов, когда пантомимно-характерные эпизоды, двигая и развивая сценическое действие, естественно приходят к обобщенно-философскому осмыслению этого действия в торжестве венчающего его симфонического, классического танца.
Петипа как бы дает нам множество наглядных и неопровержимых уроков. Старый балетмейстер предстает великим мастером хореографической композиции, это прежде всего вдохновенный и вместе с тем математически точный «архитектор танца». Во всем присутствует удивительное ощущение хореографической перспективы, широты и масштаба. Невольно любуешься Стройностью легких хореографических «колоннад», строгостью величественных «портиков», гармоничностью всего сложного «архитектурного ансамбля» спектакля.
В обновленной «Спящей красавице» Петипа предстает также удивительным мастером хореографической логики. Он достигает впечатления мудрой, спокойной гармонии, выраженной в изумительной согласованности музыки и танца.
Техническая виртуозность у Петипа почти всегда подчинена раскрытию образного смысла. Ведь каждая вариация фей - это, по сути дела, хореографический образ пленительных человеческих качеств - нежности, резвости, щедрости, беззаботности и смелости. В каждой вариации есть человеческое и, как ил странно это сказать но отношению к старому традиционно-сказочному балету, психологическое зерно. Точность тончайших хореографических штрихов очень метко рисует характер той или иной феи.
Балет «Спартак» в постановке Григоровича, удостоенный Ленинской премии, стал настоящим событием в жизни нашей хореографии.
Принимаясь за работу над этим спектаклем, балетмейстер шел на большой творческий риск и испытание. Москве были известны уже две хореографические редакции этого балета - И. Моисеева и Л. Якобсона. Но Григорович пошел на этот риск и одержал большую и бесспорную победу- Он решил его по-своему, неожиданно и самобытно. И решение это проистекает не из «духа противоречия», не из желания во что бы то ни стало опровергнуть своих предшественников. Замысел Григоровича абсолютно органнчен. Его редкая цельность создается непреложной внутренней убежденностью художника.
Спектакль захватывает своей железной логикой, и в самой этой логической четкости композиции, в точной последовательности разворота событий, в глубоко продуманном чередовании образных сопоставлений скрыт секрет его огромного эмоционального воздействия. Каждое звено спектакля кажется необходимым в цепи пламенных, неопровержимых «доказательств» единой, нервущейся, нигде не уходящей в сторону мысли.
Новую жизнь получила в спектакле полыхающая темпераментом, горящая ярчайшими красками музыка «Спартака». Б. Асафьев писал о рубенсовской пышности, о буйной роскоши мелодий композитора Арама Хачатуряна. Все это есть и в партитуре «Спартака», великолепно исполненной оркестром Большого театра.
Грандиозный размах темперамента и суровый рационализм спектакля поднимают его до высокой трагедии, придают всему происходящему на сцене философскую масштабность.
В основе воздействия спектакля - стройность его «архитектуры», соразмерность всех пропорций драматургического «здания». Этот, как сказано в программе, «балет в 3-х действиях, 12-ти картинах, 9-ти монологах» может служить образцом хореографической драматургии, строгой обоснованности композиционного решения.
В спектакле нет и тени помпезности, его танцевальная и эмоциональная щедрость соединена с лаконизмом композиционного замысла, безоговорочно отсекающим все побочные линии, персонажи и эпизоды.
«Спартак» в постановке Григоровича - спектакль могучих противопоставлений, потрясающих драматических контрастов. Римский полководец Красе и вождь восставших рабов Спартак, коварная куртизанка Эгина и чистая, любящая Фригия - все это образы крупные, цельные, смело обобщенные. В их непрерывной борьбе н столкновениях, в чередовании и переплетений их пластических тем и лейтмотивов все время бьется живой и напряженный пульс сценического действия. Точно так же борются, противостоят друг другу, ярко контрастируют стихии массовых танцев - тяжелый, маршеобразный ход римских легионеров и стремительные, бунтующие пробеги восставших; скорбные, словно стонущие танцы рабов и вакхические, разнузданные пляски мимов и куртизанок.
Поражает многоплановость спектакля, естественное сочетание многих хореографических пластов - грандиозность танцевальных сражений и битв сочетается с утонченным лиризмом любовных дуэтов, бешеный темперамент вакхических оргий с углубленным психологизмом пластических монологов героев.
Фильм дает своеобразную кинематографическую «квинтэссенцию» балетов Григоровича. Альдохин так показывает фрагменты спектаклей, что у вас остается яркое ощущение их образа и стиля. И самое главное - их внутренней содержательности, психологической емкости. Темой фильма становится интеллектуальное начало творчества Григоровича.
Абсолютно закономерно и обоснованно звучат за кадром слова хореографа: «В литературе все грани и тонкости любви рассказывают словами. У нас, в балете, все иначе. Балетмейстер должен рассказать о любви посредством движения тела своих героев. Но ведь любовь - это не только физическое влечение. Это очень сложный душевный процесс, который происходит между людьми, которые не могут жить друг без друга.
В фильме много интересных находок. Вот как, например, снято начало «Щелкунчика». На экране появляется лицо Григоровича, он смотрит вниз на просцениум, где, как заводные куколки, вышагивают крохотные фигурки гостей, идущих на новогодний бал. Лицо балетмейстера кажется здесь лукавым и таинственным ликом гофманского Дроссельмейера, сказочного мастера кукол. Этот прием сразу вводит нас в особую атмосферу спектакля.
«Спартак» и другие балеты Григоровича были с радостью встречены не только зрителями, актерами, но и представителями старшего и молодого поколений хореографов.

30.12.2009

Балетмейстер, хореограф-постановщик Государственного академического Большого театра России, Народный артист СССР Юрий Николаевич Григорович родился 2 января 1927 года. В 1946 году окончил Ленинградское хореографическое училище (педагоги Б.В. Шавров и А.А. Писарев).

В 1946-1961 годах – солист Театра им. Кирова, исполнял партии Половчанина (опера "Князь Игорь"), Нурали ("Бахчисарайский фонтан"), Шурале ("Шурале"), Северьяна ("Каменный цветок"), Ретиария ("Спартак"). В 1961–1964 годах – балетмейстер Театра им. Кирова.

Первые постановки осуществил в 1948 году в детской хореографической студии Ленинградского ДК им. М. Горького ("Аистенок", "Семеро братьев" на музыку А.Е. Варламова ). В 1957 году поставил в Театре им. Кирова спектакль "Каменный цветок" и "Легенда о любви" (1961). Позже перенес эти спектакли на сцену Большого театра (1959, 1965).

Балет "Каменный цветок" Григорович ставил также в Новосибирске (1959), Таллине (1961), Стокгольме (1962), Софии (1965); "Легенду о любви" – в Новосибирске (1961), Баку (1962), Праге (1963).

В 1964 по март 1995 год Юрий Григорович был главным балетмейстером Государственного академического Большого театра России, в 1988 1995 годах – художественным руководителем балетной труппы театра.

В Большом театре Юрий Григорович осуществил постановку балетов "Спящая красавица" (1963, 1973), "Щелкунчик" (1966), "Спартак" (1968), "Лебединое озеро" (1969, 2000), "Иван Грозный" (1975, в 1976 году в парижской Опере), "Ангара" (1976, Государственная премия СССР, 1977), "Жизель" (1987, 1994), "Ромео и Джульетта" (1979), "Золотой век" (1979), "Раймонда" (1984), "Баядерка" (1991), "Дон Кихот" (1994).

В этот период ставил спектакли и в других театрах. "Раймонду" поставил в Мариинском театре (1994), "Жизель" в Анкаре (1979), "Лебединое озеро" в Риме (1980), "Дон Кихот" в Копенгагене (1983), "Спящая красавица" в генуэзском театре "Карло Феличе" (1996). В 2003 году поставил балет "Иван Грозный" в парижском театре "Опера де Бастий".

Экранизированы балеты Григоровича "Спартак" (1976), "Иван Грозный" (под назв. "Грозный век", 1977).

7 марта 1995 года было удовлетворено заявление Юрия Григоровича об освобождении его от должности главного балетмейстера Большого театра по собственному желанию. Он заключил контракт с Мировым Центром исполнительских искусств в Лондоне, став по контракту художественным руководителем балета.

С 1995 по 1999 год Григорович поставил в театрах Варшавы, Генуи, Уфы, Минска, Краснодара, Екатеринбурга, Кишинева, Праги и др. 14 спектаклей, участвовал в организации и работе международных конкурсов, гастролировал с разными труппами в США, Ливане, Японии.

В 1996 году осуществил первую постановку с новым коллективом в Краснодаре (ныне Краснодарский театр балета) – сюиту из балета «Золотой век» Д. Шостаковича .

В это же время поставил балет "Ромео и Джульетта" с труппой "Кремлевский балет".

В феврале 2001 года Юрий Григорович вернулся в Большой театр, начав репетиции балета "Лебединое озеро", 2 марта 2001 года состоялась премьера спектакля.

31 августа 2002 года состоялась премьера балета "Золотой век", который Ю. Григорович поставил на сцене Театра музкомедии. C 2007 года Григорович руководит Краснодарским театром балета.

В феврале 2008 года Юрий Григорович принял предложение руководства Большого стать штатным хореографом труппы (балетмейстером, в обязанности которого входит контроль за исполнением своих балетов в текущем репертуаре, вводы новых солистов, корректировки, перенос спектаклей на основную сцену после ее открытия, участие в гастролях – при необходимости адаптации спектаклей к новым площадкам).

12 декабря 2008 года Юрий Григорович представил балет "Каменный цветок" на сцене Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко.

К премьере балета была приурочена презентация проекта "Танцующий Григорович". Эта фотовыставка уникальных работ в прошлом блистательного премьера Большого театра, а ныне педагога Леонида Жданова и документальный фильм Леонида Болотина, открывающий зрителям балетмейстера Григоровича в работе.

24 и 25 октября 2009 года на сцене Краснодарского театра Юрий Григорович впервые представил спектакль "Шедевры русского балета". Новый проект Григоровича включает четыре одноактных балета: "Петрушка" Стравинского , "Шопениана" Шопена , "Видение розы" Вебера и "Половецкие пляски" Бородина .

6 ноября 2009 года на сцене Большого театра Юрий Григорович представил один из старейших балетов в мире – "Тщетная предосторожность" Петера Людвига Гертеля в исполнении танцоров Московской государственной академии хореографии.

В 1974–1988 годах Юрий Григорович – профессор балетмейстерского отделения Ленинградской консерватории.

С 1988 года – заведующий кафедрой хореографии Московского хореографического института.

Профессор Академии Русского балета им. А.Я. Вагановой.

С 1989 года – президент Ассоциации деятелей хореографии.

С 1990 года – президент фонда Русский балет.

В 1991–1994 годах - художественный руководитель хореографической труппы "Юрий Григорович балет".

Возглавляет жюри целого ряда международных балетных конкурсов.

C 1992 года – президент программы «Benois de la danse» под патронатом ЮНЕСКО.

Академик Русской академии искусствознания и музыкального исполнительства.

В ноябре 2004 года стал почетным членом Российской академии художеств.

Народный артист СССР (1973).

Лауреат Ленинской премии (1970), Государственных премий СССР (1977, 1985). Герой Социалистического Труда (1986).

Награжден Орденом Ленина (1976), орденом "За заслуги перед Отечеством" III (2002) и II степени (2007), орденом Кирилла и Мефодия (1987, Болгария), Орденом Почета (2009, Армения).

Имеет высшую награду Русской академии искусствознания и музыкального исполнительства "Янтарный крест".

Награжден правительственной премией имени Федора Волкова (2002).

Творчеству Юрия Григоровича посвящены документальные фильмы "Балетмейстер Юрий Григорович" (1970), "Жизнь в танце" (1978), "Балет от первого лица" (1986), многосерийный телефильм "Юрий Григорович. Роман с Терпсихорой"(1998).

Был женат на Наталье Бессмертновой (1941–2008), выдающейся русской балерине, солистке ГАБТ.