Российская интеллигенция о событиях сентября-октября 1993 года в Москве, вылившихся в противостояние президента России Бориса Ельцина и членов Верховного Совета. Текст приводится по изданию: Москва. Осень - 93. Хроника противостояния. Издание 2-е, исправленное и дополненное. - М.: Республика, 1995.

ВИКТОР АСТАФЬЕВ:
Безответственность, ослепление властью, желание захватить власть, вернуть тоталитарный, "свой" режим - вот как я охарактеризовал бы то, что происходит ныне на вершине, где шумит, машет руками и нервно дергается наша верховная власть. Народ за Президента. Страна за Президента. Все мы нуждаемся прежде всего в стабилизации обстановки. Надо сев начинать, а наш Верховный Совет, подогреваемый интриганами, рвущимися к власти, сеет смуту вместо хлеба и не может ее не сеять, потому что среди депутатов больше половины - затаившиеся и явные коммунисты, всегда бывшие главными смутьянами в стране и в мире. Вот навязалась на нас нечистая сила! Ее в дверь выгонят, она в окно лезет". Многие из этих мести и смуты жаждущих депутатов уже и не поминают о народе, о нуждах страны: борьба за власть, жажда мщения - вот главное их устремление, хотя они и клянутся именем народа. Но они никогда не считались с надсаженным, замороченным нашим народом и совсем забыли древнюю мудрость: "Кто сеет ветер - пожнет бурю".

АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН:
"В отношении будущего России я настроен оптимистично. Моя интуиция подсказывает мне, что Россия возродится. Однако это чувство, которое не основывается на рациональных рассуждениях. После десятилетий коммунизма, разрушивших столько моральных ценностей, в моей стране еще остаются живые корни, и сейчас они дают ростки. Им теперь придется бороться с сорняками, которые расцвели в условиях хаоса". На вопрос о том, доверяет ли он Президенту России Борису Ельцину, писатель ответил: "Это искренний человек, и он обладает мужеством. Он проявил его и тогда, когда один из первых вышел из партии, и тогда, когда во время неудавшегося путча в августе 1991 года выступил против путчистов. Однако затем он совершил ряд серьезных ошибок. Первая из них заключалась в том, что он не покончил с политической системой, которая в 1991 году распадалась". "Вы считаете, что Борису Ельцину следовало сразу же распустить парламент?" - задал вопрос интервьюировавший писателя обозреватель ""Фигаро", известный французский публицист Франц-Оливье Жисбер. "Конечно, - ответил А.Солженицын. - И потом, разве это настоящий парламент, свободно выбранный народом? Это же еще от старого режима пережиток".

БОРИС ВАСИЛЬЕВ:
"Демократия - не партия, не кучка заговорщиков, а мировоззрение, естественное, как весна. Им уже прониклись миллионы наших сограждан, процесс неостановим, но его можно заморозить в угоду группам, остервенело рвущимся к власти. И через 10-15 лет нашим детям и внукам придется вновь все начинать сначала. Вновь идти тем же еамым крестным путем, на котором нами сегодня уже преодолен самый тернистый участок. Шестьсот лет назад наши предки выходили на Куликово поле в разных дружинах. Каждый князь, ведя свою дружину, отлично понимал, что победа над Мамаем усилит прежде всего центральную власть. Но они, не щадя живота своего, сражались за весь русский народ, за всю будущую Россию, за нас с вами. Тогда они осознали то, чего мы сегодня никак не можем понять. Только согласие может спасти нас от неминуемой смуты. Только согласие!"

АНДРЕЙ НУЙКИН:
Уже более семидесяти лет мы всё кого-нибудь спасаем и защищаем: то рабочих от капиталистов, то крестьян от них самих, то испанцев от Франко, то афганцев от происков ЦРУ... Сейчас вот нам приходится защищать своего Президента от сорвавшихся с цепи законодателей. Но я так на это скажу: не надо нам Ельцина спасать, давайте не его, а самих себя и своих детей спасать. И больше никого. ... Обидно же за великий народ, на шею которому снова взгромоздились в качестве руководителей и заступников какие-то жалкие политические бомжи, люди бесстыдные, малограмотные, ничего не умеющие, кроме как склоки затевать, интриги плести. Да и за Президента неловко порой - чего он все отступает перед этой отарой? Чего ради терпит оскорбления, охотнорядский кураж, откусывание по кусочку его власти? Есть, слава Богу, и права у него, и возможности немалые грозно цыкнуть на возомнившую о себе невесть что партийную челядь, стукнуть по-мужски кулаком по столу...

ГАЛИНА ВИШНЕВСКАЯ:
То, что позволяли себе говорить депутаты российского парламента о Президенте, - это оскорбление не только Ельцина, но и народа, выбравшего его. И почему народ столь долго терпел депутатскую брань, я не понимаю. На Западе люди специально учатся, чтобы стать политиками. А кто входил в парламент у нас? В основном партократы, представители страны, которой... не существует. Считаю, что Ельцину давно уж стоило объявить чрезвычайное положение в стране, чтобы дать возможность правительству без помех проводить рыночные реформы.

ВАСИЛИЙ СЕЛЮНИН:
. .. Когда депутаты рвали друг у дружки микрофоны, чтобы назвать все новые и новые жертвы (кого снять с работы, выгнать, кого передать прокурору, кого отдать сразу под суд, кого исключить из партии... виноват, из депутатского корпуса), перед мысленным взором вставал 37-й год. Отброшены недавние уверения, будто коммунисты стали другими, с человечьим лицом и овечьей кротостью... А в сотне метров от Кремлевской стены толпа под теми же стягами цвета крови опять требует крови: расстрелять таких-то и таких-то выродков и наймитов. Все это было, было, было.

МСТИСЛАВ РОСТРОПОВИЧ:
... Создавалось впечатление, что некий инкогнито старается сохранить коммунистические корни, дабы потом они дали ростки. И вот эти корни стали усиленно поливать. Звучит дико, но в роли поливальщика выступил Верховный Совет России. Те самые люди, что были рядом со мной в Белом доме в августе 1991-го: и Хасбулатов, и тот же Руцкой... Я думаю сейчас: как могли они перекраситься, переродиться? Впрочем, в том нужды не было - ими всегда владел синдром власти, жажда ее. Плюс ко всему у Руцкого есть еще "военный синдром" ... Но для того, чтобы командовать всей Россией, он, увы, не рожден. Нет у него таланта политического вожака, какой есть у Бориса Николаевича. Когда Ельцин что-то говорит, я ему верю и готов идти рядом с ним. А Руцкому, увольте, поверить не могу. Сообщение о ельцинском Указе, о роспуске парламента мы услышали в Вашингтоне перед самым нашим отъездом. Первая мысль, которая посетила меня: наконец-то!

КИРИЛЛ ЛАВРОВ:
Решительный шаг, предпринятый Президентом Борисом Ельциным, представляется мне единственно возможным в той критической ситуации противостояния, которая сложилась в высших эшелонах власти. Я не политик и не могу судить о юридических тонкостях, но для меня совершенно очевидно, что вершители судеб страны настолько увлеклись перетягиванием каната что забыли о своей ответственности перед народом, перед теми, кто доверил им бразды правления. Я верю в людей, которые составляют сегодня команду Президента, верю в Гайдара и других соратников Ельцина. Хочу надеяться, что порядок в России будет восстановлен и мы займемся наконец-то делом а не будем слушать взаимные оскорбления, вызывающие чувство досады и неловкости за людей, облеченных властью. Необходимо положить конец этому безобразному противостоянию, которое делает всех нас заложниками политических игр.

ЛЕВ РАЗГОН :
Я, как и многие мои коллеги, испытал облегчение, когда услышал слова Президента. Такое чувство люди, вероятно, испытывают перед грозой, когда трудно дышать, но когда начинается очищающий дождь. Я, конечно, понимаю, что выступление Президента и принятое им решение носит грозовой характер, но думаю, что оно при всей его резкости отвечает чаяниям многих людей, которые не могут спокойно и равнодушно смотреть на развал Российского государства. Полагаю, что те, кто голосовал за Президента, и те, кто понял правильность его курса, сплотятся вокруг Бориса Николаевича Ельцина и дадут ему возможность спокойно провести столь необходимые реформы нашего государственного устройства.

"ТРЕБУЕМ ДОСРОЧНЫХ ВЫБОРОВ НЕ ПОЗДНЕЕ ОСЕНИ"
ИЗ ОБРАЩЕНИЯ ПИСАТЕЛЕЙ

Сограждане! Россияне!
Дорогие читатели, чье доверие к писательскому слову неизменно служило нам верной опорой!
Дорогие коллеги по творческому труду!
Наше Отечество - на перепутье, а события последних недель вновь требуют ответственного шага. Противостояние Верховного Совета и всей системы Советов курсу реформ достигло предела. Катастрофический дефицит бюджета, стремление сорвать приватизацию, стимулировать рост военных расходов, расколоть правительство, взять под контроль средства массовой информации - такова стратегия антиконституционных действий Верховного Совета в политике, экономике, культуре... На основании волеизъявления россиян, выраженного в ходе референдума, требуем провести досрочные, не позднее осени текущего года, выборы высшего органа законодательной власти. Формирование новых структур власти, утверждение новых принципов взаимодействия ее законодательной и исполнительной ветвей - только это может предотвратить реставрацию антинародного тоталитарного режима.

Алесь Адамович, Константин Азадовский, Артем Анфиногенов, Белла Ахмадулина, Александр Борщаговский, Борис Васильев, Александр Гельман, Григорий Горин, Даниил Гранин, Юрий Давыдов, Андрей Дементьев, Михаил Дудин, Александр Иванов, Эдмунд Иодковский, Римма Казакова, Юрий Карякин, Нина Катерли, Кирилл Ковальджи, Владимир Корнилов, Яков Костюковский, Татьяна Кузовлева, академик Д.С.Лихачев, Юрий Нагибин, Андрей Нуйкин, Булат Окуджава, Валентин Оскоцкий, Николай Панченко, Анатолий Приставкин, Лев Разгон, Александр Рекемчук, Роберт Рождественский, Владимир Савельев, Василий Селюнин, Юрий Черниченко, Мариэтта Чудакова, Михаил Ульянов, Николай Шмелев

15 марта 1978 года было объявлено о лишении советского гражданства Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской. Они в Париже ждали продления своих паспортов, но услышали в теленовостях, что власти СССР приняли решение о лишении супругов советского гражданства.

Гонения на них начались в 1969 году, когда они приютили у себя на даче опального писателя Александра Солженицына. В 1974 году они были вынуждены покинуть СССР, в 1978 лишились гражданства, которое им было возвращено в 1990 году, тогда же пара смогла вернуться на Родину.

Вот выдержка из Указа Президиума Верховного Совета СССР № 209 от 15 марта 1978 года: «Учитывая, что Ростропович и Вишневская систематически совершают действия, наносящие ущерб престижу Союза ССР и не совестимые с принадлежностью к советскому гражданству, Президиум Верховного Совета СССР постановляет: лишить гражданства СССР Ростроповича Мстислава Леопольдовича, 1927 года рождения, уроженца гор. Баку, и Вишневскую Галину Павловну, 1926 года рождения, уроженку гор. Ленинграда».

Через день газета «Известия» следующим образом мотивировала решение советского руководства: «Выехавшие несколько лет назад в зарубежную поездку М.Л. Ростропович и Г.П.Вишневская, не проявляя желания возвратиться в Советский Союз, вели антипатриотическую деятельность, порочили советский общественный строй, звание гражданина СССР. Они систематически оказывали материальную помощь подрывным антисоветским центрам и другим враждебным Советскому Союзу организациям за рубежом. В 1976 - 1977 годах они дали, например, несколько концертов, денежные сборы с которых пошли в пользу белоэмигрантских организаций. Формально оставаясь гражданами Советского Союза, Ростропович и Вишневская по существу стали идейными перерожденцами, ведущими деятельность, направленную против Советского Союза, советского народа».
17 марта Мстислав Ростропович и Галина Вишневская дали в столице Франции пресс-конференцию, на которой заявили о своем возмущении действиями советских властей и публикацией «Известий». Галина Вишневская, в частности, сказала: «В СССР управляют не законы, а люди, управляющие этими законами. Я не признаю власть этих людей! Никто не имеет права лишать меня Родины".

Кроме того, супруги направили открытое письмо генсеку Леониду Брежневу, которое заканчивалось словами: «Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами пока не будут предъявлены конкретные обвинения и дана возможность законной защиты от этих обвинений. Мы требуем над нами суда в любом месте СССР, в любое время с одним условием, чтобы этот процесс был открытым».

На фото: Александр Галич, Галина Вишневская, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович, Иосиф Бродский в Нью-Йорке. 1974 г.

В своей книге «Галина. История жизни», Вишневская вспоминает, что о лишении её и Ростроповича советского гражданства они с мужем узнали в Париже, слушая по телевизору последние известия.

В этой же книге Вишневская объясняет, почему они с супругом отказались принять советское гражданство, когда 16 января 1990 года Председатель Верховного Совета СССР Михаил Горбачев подписал постановление Президиума ВС «О восстановлении в гражданстве СССР Ростроповича М. Л. и Вишневскую Г. П.». Певица пишет, что они с Ростроповичем не просили гражданство у себя ни отбирать, ни возвращать: «Вернули - как и лишили: не спрашивая. Естественно, никаких извинений, сожалений. Даже не хватило ума - свалить все на Брежнева. Такое впечатление, будто выбросили вещь на свалку, а потом одумались».

Вишневская и Ростропович на пресс-конференции в Париже после лишения их советского гражданства. Март 1978.

11 лет назад, 27 апреля 2007 г. ушел из жизни выдающийся виолончелист, пианист и дирижер Мстислав Ростропович . Свои последние дни он провел в Москве, а до 1991 г. был вынужден прожить 17 лет в эмиграции. Его карьера за рубежом сложилась очень успешно: он был удостоен звания почетного доктора более 50 университетов в разных странах мира, получил государственные награды 29 стран. А на родине долгое время был незаслуженно забыт: его в принудительном порядке лишили советского гражданства. Только после распада СССР он смог вернуться обратно и рассказать о причинах своего изгнанничества.

Мстислав Ростропович родился в семье музыкантов, его отец был известным виолончелистом, и с ранних лет его путь был предопределен. Мстислав занимался музыкой с 4-х лет, а в 16 стал студентом Московской консерватории. Спустя 2 года он победил на Всесоюзном конкурсе молодых музыкантов и впервые прославился как виолончелист. За свою творческую жизнь Ростропович исполнил практически весь репертуар виолончельной музыки. Более того, почти 60 композиторов создали новые сочинения специально для него.

В конце 1960-х гг. у музыканта начались конфликты с властями – он открыто поддерживал диссидентов и выступил в защиту опального писателя Александра Солженицына, предоставив ему свою дачу под Москвой. Солженицын признавался: «Не помню, кто мне в жизни сделал больший подарок, чем Ростропович этим приютом ». В 1970 г. музыкант и его жена, известная оперная певица Галина Вишневская, написали открытое письмо Брежневу и редакторам центральных советских газет в защиту писателя. Последствия были предсказуемыми: многочасовые обыски на таможне после возвращения виолончелиста с зарубежных гастролей, отмена концертов, остановка записей, разгромные публикации в прессе, увольнение из Московской филармонии. В 1974 г. Мстислава Ростроповича вынудили уехать из СССР «за антипатриотическую деятельность». Его жена отправилась вслед за ним. Спустя 4 года их лишили советского гражданства. Этот указ был отменен только спустя 15 лет.

Музыкант не предполагал, что его изгнание продлится так долго и перерастет в эмиграцию. Позже он признавался: «Именно Галине, ее духовной силе я обязан тем, что мы уехали из СССР тогда, когда во мне уже не оставалось сил для борьбы и я начал медленно угасать, близко подходя к трагической развязке. Если бы вы знали, как я плакал перед отъездом. Галя спала спокойно, а я каждую ночь вставал и шел на кухню. И плакал, как ребенок, потому что мне не хотелось уезжать! ».

Дочь Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской рассказывала: «Думали, у родителей турне года на два. Так тогда предполагалось. А простились с родиной на долгие годы. Родителей лишили гражданства, когда они были уже за границей, и долго не пускали назад ». Тогда от них отвернулись многие знакомые – на родине Ростроповича считали предателем. Однажды его ассистент, которому музыкант помог стать доцентом консерватории, заявил о том, что не хочет с ним разговаривать. А позже выяснилось, что многие знакомые из его ближайшего окружения систематически писали на него доносы, в том числе и этот ассистент.

На Западе музыканты были очень востребованы: Галина Вишневская стала одной из первых советских оперных певиц, добившихся признания за рубежом, а Мстислав Ростропович с 1977 по 1994 гг. был художественным руководителем Национального оркестра в Вашингтоне, выступая на сценах лучших филармоний и концертных залов мира.

Впервые после долгих лет эмиграции Ростропович смог приехать в Россию в 1990 г. – тогда его пригласили выступить в Москве с Вашингтонским симфоническим оркестром. Галина Вишневская поначалу не хотела ехать вместе с ним – обида на государство все еще была сильна. На пресс-конференции во Франции певица заявила: «В СССР управляют не законы, а люди, управляющие этими законами. Я не признаю власть этих людей! Никто не имеет права лишать меня Родины ». Но после того, как дочь Ольга вызвалась его сопровождать, супруга тоже согласилась. А после распада СССР они вернулись в Россию, хотя периодически жили во Франции.

В 2007 г. Мстислав Ростропович скончался после продолжительной болезни – у него обнаружили злокачественную опухоль печени. После смерти отца его дочь Ольга тоже переехала в Россию, чтобы быть рядом с матерью, и чтобы осуществить давнюю мечту музыканта – организовать музыкальный фестиваль. С тех пор в Москве ежегодно проводился Международный фестиваль имени Мстислава Ростроповича, который открывался в день его рождения – 27 марта. В 2012 г. ушла из жизни Галины Вишневская, но дочери продолжили дело родителей: Ольга занимается Фондом поддержки молодых музыкантов и оперным центром, а Елена – благотворительным медицинским центром Вишневской-Ростроповича.

В западной прессе о нем писали: «Ироничный, страстный, изысканный, экспансивный… Выдающийся музыкант подобен силе природы… Музыка в его руках становится моральной силой, будь то Шестая симфония Чайковского или Десятая Шостаковича… Ростропович – гениальный виолончелист и глубокий музыкант-дирижер – создает такое искусство, в которое он сам верит, как в религию… ». В 2002 г. «The Times» назвала его «величайшим из ныне живущих музыкантов». Музыка действительно стала для него религией и подлинным смыслом жизни. «Музыка – это исцеление. Музыка зажигает факел добра и может переустроить, усовершенствовать мир », – говорил Ростропович.

Более 50 лет рядом с ним оставалась его жена, которую он боготворил. .

СЛАВА, это Тополь. Мы попали в грозу и не успеваем...

А где ты?

Во Французских Альпах. Тут такой ливень - дороги не видно!

И когда ты приедешь?

Ну, нам еще двести километров, под дождем.

А я ушел из гостей. И там не пил, чтоб с тобой... - в голосе Ростроповича было по-детски искреннее огорчение.

Я понимаю, Слава. Извини. Зато я первый поздравлю тебя с днем рождения - мы будем утром.

Утром я не смогу и рюмки, у меня в десять репетиция.

Будем пить чай. В девять, о"кей?

Нет, приходи в восемь, хоть потрепемся. Какая жалость!..

Я выключил мобильный телефон и покосился на Стефановича. Он вел машину, подавшись вперед - то ли потому, что "дворники" не успевали справляться с потоками воды и даже мощные фары "БМВ" не пробивали этот ливень дальше метра, то ли еще не остыв от недавнего покушения, когда нас чуть не расплющили двумя "фурами".

Это ужасно, - сказал я. - Слава там без Галины Павловны. И представляешь - из-за нас просидит весь вечер в одиночестве. Накануне своего дня рождения! По моей вине!

Саша не ответил. Иссекаемая ливнем дорога, виляя, подло выскакивала то слева, то справа столбиками боковых ограждений буквально в метре от переднего бампера. Я то и дело рефлекторно жал правой ногой на воображаемый тормоз. Дорожный щит сообщил, что до Турина пятьдесят километров, а до Милана - сто девяносто.

К часу ночи будем в Милане...

Дай Бог - в два, - уточнил Саша. - А как ты подружился с Ростроповичем?

Это не любовная история, Саша.

Ничего. Сегодня у нас ночь истины.

"Дешевый провокатор"

ТЫ ПРАВ. Ладно. Этого никто не знает, а если меня все-таки грохнут, то пусть это останется хоть в твоей памяти. Ты помнишь мое письмо Березовскому и другим евреям-олигархам в "Аргументах и фактах"? Оно было напечатано 15 сентября прошлого года, за день до самого главного еврейского праздника - Судного дня. По закону наших предков, принятому ими у горы Синай, в эти Дни Трепета каждый еврей обязан накормить голодного и одеть нищего. Обязан, понимаешь? И я написал своим братьям по крови, что миллиарды долларов, которые они обрели в России, не упали на них за какие-то особые их таланты - никто из них не Билл Гейтс и даже не Тед Тернер. Они сделали эти деньги в России - не мое дело на чем, но в святой для евреев день они могут и должны помочь этой нищей стране - ведь как раз накануне, 17 августа, Россия ухнула в катастрофу кризиса и, по русской традиции, винить в этом будут евреев. Ты же знаешь, в России всегда и во всех бедах винят кого-то - татар, литовцев, евреев, американцев. Только не себя. Так и тут - падение в экономический кризис чревато, писал я, вспышкой антисемитизма. Помогите нищим, накормите голодных, это ваш долг перед своим народом - вот, по сути, и все, что я сказал. Разве не могли они сделать, как Ян Курень в Польше десять лет назад, - взять у армии полевые кухни и кормить на улицах голодных людей? Разве трудно создать национальную программу поддержки школьных учителей? Или одеть детей в детских домах и приютах? Но, Господи, что тут началось! Ты не можешь себе представить, сколько собак - и каких! - на меня спустили! И не столько в России, сколько в русскоязычной прессе Израиля и Америки! Меня назвали провокатором погромов, наемником фашистов, наследником Гитлера, духовным отцом Макашова. В течение месяцев мое имя не сходило со страниц газет. "Позор Тополю!", "Политический дикарь", "От погромщиков не откупиться", "Тополь и его последователи играют со спичками", "Боже, спаси Россию от Тополя!", "Тополя нужно повесить, а его книги сжечь!"... Сестра позвонила из Израиля и сказала, что боится за мою жизнь. Тетя из Бруклина сообщила, что плачет пятый день, потому что по местному радио и телевидению меня день и ночь проклинают ведущие публицисты. От Брайтона до Тель-Авива эмигрантские газеты печатали развороты с коллективными письмами читателей, которые объясняли публике, какой я мерзавец и сколько добра евреи сделали России. В Москве делегаты Еврейского конгресса дружно клеймили меня позором. Иосиф Кобзон по "горячей линии" "Комсомольской правды" объяснил читателям, что я "дешевый провокатор"...

Конечно, я понимал, что это издержки корпоративного страха моего народа и его экстремизма, ведь я и сам экстремист. Именно такие экстремисты от страха даже распяли когда-то одного еврея. Но что из этого вышло? Чем это обернулось для евреев? И вообще, винить меня в новой вспышке антисемитизма - все равно что шить провокацию плохой погоды матросу, кричащему с мачты о приближении шторма.

Короче, это было похлеще грозы, которую мы проехали. Я перестал выписывать русские газеты, не слушал русское радио. Но когда на тебя обрушивается такой поток грязи - да еще сразу с трех континентов! - трудно сохранять рабочую форму. Даже если считаешь, что это полезно для творчества, что я на своей шкуре испытываю то, что пришлось испытать Пастернаку, когда вся советская пресса печатала коллективные письма: "Мы Пастернака не читали, но считаем, что ему не место в Советском Союзе!.." Я не сравниваю себя с гением, да и поводы были разные, но ощущения от плевков и битья камнями - близкие. В будущем, думал я, это пригодится для романа о каком-нибудь изгое общества...

"Включите факс"

И ВОТ теперь представь, что этому изгою, "подонку", "предателю" и "провокатору", заплеванному всей эмигрантской прессой от Израиля до Австралии, вдруг звонят из Москвы, из "АиФ", и говорят:

Пожалуйста, включите факс-машину, сейчас вам из Парижа по факсу пришлет письмо Мстислав Ростропович.

И действительно, через пятнадцать минут из факс-машины поползла бумажная лента, а на ней - летящие рукописные строки великого музыканта нашего века.

Старик, я не опубликовал это письмо, потому что оно личное. Но тебе я могу пересказать его. В нем было сказано: дорогой господин Тополь, дорогой Эдуард, дорогой друг! Сегодня я прилетел из Тель-Авива, где играл концерт, и моя жена Галина дала мне "АиФ" с вашим открытым письмом и велела прочесть. Но было много дел, я прочел его только в два часа ночи, когда лег в постель. И - расплакался, как ребенок. И, понимая, что уже не усну, уселся писать вам. Я стараюсь не говорить о том, что мы с Галей делаем в области благотворительности, потому что мы это делаем для себя, для ощущения своего присутствия и сопричастия в той драме, а может, и трагедии, которая происходит сейчас в России...

Так он писал. Но тебе, Саша, я могу назвать это "сопричастие" - Галина Павловна Вишневская помогает продуктами, одеждой и мебелью детскому дому в Кронштадте, Ростропович после премьеры "Хованщины" в Большом театре оставил свой гонорар в банке, и на эти деньги уже три года живут двадцать два музыканта оркестра Большого театра. А все 250 тысяч долларов его премии "Глория" идут на выплату стипендий двадцати трем студентам Московской консерватории. И еще они регулярно отправляют тонны - тонны, старик! - продуктов в различные детские дома и больницы и туда же - медикаменты на миллионы долларов...

Саша, пойми, он не хвалился этим, он написал, что они с Галей просто хотят чувствовать себя людьми среди тех соотечественников, которые находятся в тяжелейшем положении.

Но ведь и я написал свое письмо, вступаясь за свой народ, и ради того, чтобы мои баснословно богатые братья по крови стали людьми среди людей. Я не мог не крикнуть им об этом. Разве они бедней Ростроповича? Тем более что это мое письмо совсем к нему не относилось, так как он и не олигарх, и не еврей.

А Ростропович в конце письма написал мне, что он потрясен моей смелостью. Но признаюсь тебе, Саша, это была ни смелость, ни глупость, ни, тем более, какая-то рассчитанная акция. Это статья была написана просто по вдохновению - ее буквально вдохнули в меня среди ночи. Я, как под диктовку, написал ее на одном дыхании и без всякой правки отнес в редакцию. Думая по наивности, что вслед за мной с таким же призывом к олигархам русской национальности обратятся мои братья-славяне Слава Говорухин или Олег Табаков. Этого не случилось - к моему полному изумлению, - зато теперь я стоял посреди вселенской хулы над своей факс-машиной и читал последние строки письма Ростроповича. Там было написано его рукой и его летящим почерком: "Об одном очень вас прошу: если где-нибудь когда-нибудь будут у вас неприятности в связи с этой публикацией - дайте мне знать. А если когда-нибудь при моей жизни будет вблизи вас погром, я сочту за свой долг и за честь для себя встать впереди вас. Обнимаю вас с благодарностью и восхищением, всегда ваш Ростропович, а для вас - просто Слава..."

Саша, я получил это письмо 5 октября - за три дня до своего дня рождения. И это поздравление стоило всех поздравлений! Скажу тебе, как на духу, ведь сейчас у нас Ночь Истины - если бы мне сказали сегодня: не пиши своего письма олигархам, не подставляйся под этот огнемет проклятий - я бы все равно написал. И потому, что не мог не писать, и еще потому, что без той публикации не получил бы письма Ростроповича. Дело не в том, что это, конечно, ужасно лестное, просто замечательное письмо великого музыканта и не менее великой личности - человека, который вопреки всей мощи советской империи дал в свое время кров и пристанище великому изгою этой власти Александру Солженицыну. Нет, дело не в этом. А в том, что именно это письмо делает меня Евреем. Понимаешь, о чем я? Да, я еврей и горжусь этим, и пишу об этом в своих книгах с гордостью и даже с хвастовством. И когда я восхваляю в этих книгах наш ум и половую мощь, ни одна еврейская газета не оспаривает меня, хотя среди евреев полно и дураков, и импотентов. Зато стоило мне призвать своих богатых собратьев по крови к благотворительности, как меня прокляли, предали анафеме, назвали юдофобом и антисемитом. Но я думаю, что не им судить. Даже если они все в ногу, а я - не в их ногу, я еврей не по их суду и не тогда, когда хожу в синагогу. А тогда, когда меня, как еврея, уважают и ценят лучшие люди других народов, и особенно того народа, среди которого мы родились. Потому что еврей - это звание, которое еще нужно оправдать. И если сам Мстислав Ростропович готов защитить меня от погрома, то я - настоящий еврей, истинный! Да будет это, кстати, известно тебе - наполовину русскому, на четверть украинцу и на четверть поляку.

Я это учту, старик... - усмехнулся Саша. - А у этой истории есть продолжение? Ты ответил на это письмо?

На концерте

ПРОДОЛЖЕНИЕ этой истории случилось в Москве, в декабре прошлого года, в день рождения Александра Солженицына. В честь его юбилея Ростропович прилетел в Москву и давал концерт в актовом зале Московской консерватории. Я в те дни был в Москве по своим литературным делам. И, конечно, приехал в консерваторию. Но, если ты помнишь, в тот день был ужасный снегопад, и я больше часа ехал машиной от Шмитовского проезда до консерватории и опоздал аж на сорок минут! Оправданием мне может служить только то, что из-за этого снегопада опоздал не я один, а даже жена юбиляра! И все первое отделение Александр Исаевич просидел один, рядом с пустым креслом жены. И с лицом, окаменевшим от обиды, - ведь он никуда и никогда не ходит без нее. А тут - на концерте в его честь! под объективами телекамер! на виду у всей московской элиты и самого Ростроповича! - он сидел в одиночестве. Можешь себе представить его лицо?!

Ну а я, опоздав на сорок минут, уже не пошел в администрацию за билетом, а, чтобы не терять времени, по какой-то немыслимой цене купил с рук простой входной и побежал в зал. Но все двери в зал были уже закрыты, их охраняли суровые билетерши. Тогда я нырнул за кулисы, поднялся по лестнице куда-то наверх, в гримерные. И оказался вдруг прямо в том узком коридорчике, который ведет от гримерных на сцену.

Где тут комната Ростроповича? - спросил я у администраторши.

Вас туда не пустят. Но стойте здесь, он сейчас пойдет на сцену.

И действительно, через минуту в глубине коридора возник Ростропович в обнимку со своей виолончелью. Он шел стремительно - навстречу аплодисментам, которые неслись из зала. А он, насупившись, смотрел не вперед и не себе под ноги, а куда-то в себя, внутрь. Словно уже был до макушки наполнен музыкой, которую нельзя расплескать. И свою огромную виолончель тоже нес не как тяжесть или груз, а в обнимку и с той нежной силой, с какой я ношу своего весьма увесистого сына.

Мне бы, конечно, не встревать поперек его пути в эту святую для него минуту! Но я встрял. Я шагнул к нему от стены и сказал:

Мстислав Леопольдович, я...

Он пролетел мимо, даже не поведя зрачком в мою сторону!

Наверное, на моем лице отразилось такое унижение, что администраторша сказала:

Не обижайтесь. Он вас просто не слышал. Вы приходите в антракте.

Я ушел вниз, в буфет, взял коньяк и, медленно цедя его, думал: не уйти ли мне отсюда к чертям собачьим? Зачем я пришел? Я не мальчишка, чтобы стоять у стены. Да, у Ростроповича была сентиментальная минута, когда он читал мое письмо олигархам. Да, как человек эмоциональный, он прослезился и даже написал мне несколько возвышенных строк. Но помнит

ли он об этом? И на фиг я ему нужен? И что, собственно, мне нужно от него? А что, если он уже раскаивается в том, что писал мне? Что, если он будет со мной сух - на бегу, мельком, ведь сегодня юбилей его друга, и какого друга! Так до меня ли ему? Но ведь еще один его жест невнимания, равнодушия - и все это перечеркнет все его письмо! И с чем я останусь? С эпитетами Кобзона?

Но, видимо, коньяк был твоими французами придуман не зря. При его поддержке я дождался антракта и снова поднялся за кулисы, к гримерным. Там была уже просто толпа! Журналисты, фотографы, музыканты, какие-то дамы с цветами, оркестранты во фраках - толчея ужасная! Но я протиснулся к комнате маэстро. Тут, однако, стоял заслон посерьезней - гренадеры-телохранители.

Мстислав Леопольдович меня приглашал...

Даже не думайте! Только после концерта!

Я опоздал из-за снегопада...

Пожалуйста, освободите коридор! - высокий и плечистый парень смотрел на меня сверху вниз такими стальными глазами, что я понял: это либо ФСБ, либо управление по охране президента.

Не меньше.

Вечер звезд

Я ПОВЕРНУЛСЯ и пошел прочь, но тут же увидел спешащую к Ростроповичу Вишневскую. Она царственной походкой шла сквозь расступающуюся толпу.

Галина Павловна, я Эдуард Тополь, здравствуйте.

Ой, здравствуйте! Приходите после концерта на банкет. А сейчас он просто ничего не видит и не слышит, ведь ему играть. Понимаете?

Понимаю, Галина Павловна. Спасибо.

И я пошел по лестнице вниз, пять этажей, пролет за пролетом, и прямиком - в раздевалку. Левая рука уже держала наготове номерок от куртки, а правая ощупывала, сколько в кармане денег на выпивку в каком-нибудь кабаке. Денег было немного, но в "Экипаже" на Спиридоновке меня знают и принимают мою "Визу". А уж емкостей моей "Визы" мне на сегодня хватит...

Чья-то тяжелая рука легла на мое плечо и легко развернула меня на 180.. Я изумленно поднял глаза - тот же молодой сероглазый охранник.

Я вас еле догнал, - сказал он. - Быстрей! Ростропович приказал найти вас и немедленно поднять к нему. Бежим!

Не говоря больше ни слова, он своей клешней подхватил меня за локоть и, как подъемный кран, буквально вознес по крутой закулисной лестнице с первого этажа на пятый, а затем по коридорам - тараном сквозь толпу и прямо в распахнутые другими охранниками двери комнаты Ростроповича.

И я увидел Маэстро.

Посреди просторной и почти пустой комнаты он сидел в золоченом елизаветинском кресле и, держа в ногах виолончель, наклонялся к ее грифу и шептал ей что-то своим мягким смычком.

Так гладят детей и возлюбленных.

Но шум распахнувшейся двери отвлек его, он поднял глаза и вдруг...

Я даже не заметил, куда он, вскочив, подевал свою возлюбленную виолончель.

Дорогой мой! - бросился он ко мне и буквально стиснул в объятиях, шепча прямо в ухо: - Никуда не уходи! Никуда, ты слышишь! После концерта я жду тебя на банкете, мы должны выпить на брудершафт! Ты понял?

Слава, уже третий звонок! - сказала Галина Павловна.

Иду! - ответил он ей и повторил мне в ухо: - Обязательно приходи, обязательно!

Не нужно тебе говорить, Саша, что то был банкет в честь Александра Исаевича Солженицына. И что юбиляру и маэстро подносили адреса и бокалы с частотой как минимум двух раз в минуту. И что десятки каких-то послов, знаменитостей, звезд и друзей произносили тосты и разрывали маэстро, чтобы сфотографироваться с ним и с юбиляром. Но среди этого карнавала амбиций и честолюбий он вдруг подошел ко мне и сказал:

Где твой бокал? Мы должны выпить на брудершафт и перейти на "ты".

Бокал я тут же нашел, вино тоже, мы скрестили руки и под блицы фотографов выпили до дна. Но сказать ему "ты" я не смог, у меня не хватило духу.

Ах так! - возмутился он. - А ты пошли меня на фуй и сразу сможешь!

Идите куда хотите! - произнес я.

Нет! Так не пойдет! Еще бокал! И пошли меня на фуй! Обязательно! - приказал он.

Я, дерзая, послал. Самого Ростроповича. После чего был представлен Солженицыну, его жена Наталья Дмитриевна сказала Александру Исаевичу, который уже собирался идти домой:

Саша, я хочу познакомить тебя. Это Эдуард Тополь...

Как же! - сказал Солженицын без секунды промедления. - Я помню. Семнадцать лет назад я написал вам, что не смогу принять участие в том проекте. Я действительно не мог, извините.

Старик, это меня просто сразило! Семнадцать лет назад я был главным редактором первой русской радиостанции в Нью-Йорке, и мы сделали тогда театр у микрофона - у меня были лучшие актеры-эмигранты, выпускники ГИТИСа и "Щуки". Они классно разыграли перед микрофоном несколько глав из "Ракового корпуса", и я отправил эту запись Солженицыну в Вермонт с предложением заслать, при его согласии и поддержке, сотню таких магнитофонных кассет в СССР, чтобы люди там копировали их самиздатом.

Ты понимаешь, какая это была бы бомба в 1982 году! Книги Солженицына - "Раковый корпус",

"Архипелаг ГУЛАГ", "Ленин в Цюрихе" и все остальное - на кассетах, которые размножались бы под носом КГБ и безостановочно! Миллионы копий! Да советская власть рухнула бы на пару лет раньше!

Через месяц я получил ответ Солженицына. Он написал мне буквально три строки. Мол, в связи с большой загруженностью он не может принять участие в этой акции. Я решил, что он просто не хочет вязаться с нами, эмигрантами, другого объяснения я тогда не смог придумать, поскольку идея была чиста, как слеза. И акция с заброской этих кассет в СССР не состоялась, я позабыл о ней и даже теперь, встретив Солженицына, не вспомнил. А он - вспомнил! Мгновенно! Просто, как суперкомпьютер, вытащил из-подо лба файл с моей фамилией и извинился за свое сухое письмо семнадцатилетней давности...

О жизни титанов

СРАЗУ после банкета Ростропович увез меня в ресторан на ужин, где были только он, Галина Павловна и еще трое их друзей.

И в этом ресторане я вдруг услышал совершенно иного Ростроповича - не только гениального музыканта, но и гениального рассказчика. Ох, Саша! Если бы при мне была кинокамера или хотя бы магнитофон! Слава был в ударе, он много и, не хмелея, пил, я против него просто молокосос в этом вопросе. И он рассказывал байки из своей жизни - но как! Я слышал в узком кругу, в домашних компаниях и Аркадия Райкина, и Леонида Утесова, и Александра Галича, и Володю Высоцкого. Но я не помню, чтобы с таким юмором и артистизмом они рассказывали о себе. Ростропович рассказал о том, как после своего первого концерта в Париже он был зван к Пабло Пикассо, приехал к мэтру с виолончелью и с ящиком водки и к утру, находясь подшофе, подарил тому свой бесценный смычок - не просто подарил, а гвоздем выцарапал на нем "ПАБЛО от СЛАВЫ"! А жена Пикассо в ответ сорвала с себя бриллиантовую диадему на золотой цепи и надела на Ростроповича. За что Пикассо тут же устроил ей скандал, потому что, оказывается, это был первый подарок, который Пикассо сделал ей еще в начале их романа. А Ростропович, проснувшись наутро в цепи и бриллиантовой диадеме, которые ему и на фиг не были нужны, обнаружил, что у него нет смычка и играть ему нечем. Кстати, теперь тот смычок хранится в музее Пикассо на Французской Ривьере, и Ростропович готов отдать за него любые деньги, потому что второго такого смычка нет во всем мире, но директор музея отказывается не только продать смычок, но даже обменять на другой, тоже ростроповичский.

А после ресторана они повели меня к себе домой, где мы сидели на кухне, втроем пили чай, обсуждали всякие благотворительные проекты, а потом Ростропович сказал мне, что сегодня состоялся его последний концерт в России - новые российские "отвязные" критики пишут о нем гадости, и больше он играть здесь не будет.

Как? - сказал я. - Ты же сам только что внушал мне, что нужно быть выше этой хулы и грязи!

Нет, я больше тут не играю.

Но ведь публика не виновата!

Однако он был непреклонен, и я подумал: а так ли верно, что публика не виновата в том, что пишут ее "отвязные" критики, что поют с экранов ее кумиры и что творят ее министры и правители?

Мы расстались в четыре утра, а в девять я снова был у него и, представь себе, застал у него уже человек десять певцов и певиц, которых он прослушивал в связи со своей постановкой оперы в Самаре. И тогда я понял, что значит слово "титан". Солженицын и Ростропович - два последних титана нашего века, это бесспорно. При этом я не знаю, какой титан Солженицын насчет выпивки и застольных баек, но что Ростропович титан в трех лицах - и в музыке, и в риторике, и в застолье - это я видел своими глазами. И потому втройне жаль, что мы не попали сегодня в Милан и не выпили с ним. Ты бы услышал великие байки великого человека!

Городишко Наварра, - перебил Саша. - До Милана полста километров.

Александр Солженицын

Одним из самых известных эмигрантов, вернувшихся в Россию, был русский писатель, драматург, общественный и политический деятель Александр Солженицын. После его знаменитого «Письма съезду» Союза писателей советская власть стала воспринимать писателя как врага. В 1968 году в США и Европе без разрешения автора были опубликованы романы «В круге первом» и «Раковый корпус», принесшие ему популярность. Но этот факт привел к развертыванию пропагандистской кампании против автора, вскоре Солженицына исключили из Союза писателей СССР.

С конца 60-х для разработки Солженицына в КБГ была создано отдельное подразделение. В 1970-м он был номинирован на Нобелевскую премию, после чего антисолженицынская пропаганда только усилилась. 7 января 1974 года на заседании Политбюро обсуждались выход «Архипелага ГУЛАГа» и «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына. 12 февраля писатель был арестован и обвинен в измене Родине. 13-го его выслали из СССР и на самолете доставили в ФРГ. 29 марта страну покинула и его семья. Вскоре после высылки Солженицын решил временно поселиться в Цюрихе.

С приходом перестройки отношение власти к писателю и его творчеству поменялось. Были опубликованы некоторые его произведения, в 1989 году в журнале «Новый мир» напечатали отдельные главы «Архипелага ГУЛАГа». В следующем году Солженицын был восстановлен в советском гражданстве, а уголовное дело в отношении него было прекращено. В декабре он был удостоен Госпремии РСФСР за «Архипелаг ГУЛАГ». Личным распоряжением Бориса Ельцина в марте 1993 года писателю была подарена на правах пожизненного наследуемого владения госдача «Сосновка-2» в Троице-Лыкове. 27 мая 1994 года Александр Солженицын вернулся на родину, прилетев из США в Магадан. После из Владивостока он проехал на поезде через всю страну и закончил свой путь в Москве. В беседе с журналистами Солженицын сказал: «Все эти годы в разлуке с Родиной я внимательно следил за повседневной жизнью России, однако то был взгляд со стороны. <…>Я хочу быть лишь добрым советчиком россиянам, и постараюсь не ошибиться самому, уйти от общих рассуждений, но прийти к конкретному делу. Я хочу принести своей Родине наибольшую пользу».

Галина Вишневская и Мстислав Ростропович

В 1969 году, после начавшейся травли Солженицына, советский виолончелист, пианист и дирижер Мстислав Ростропович и его семья всячески поддерживали писателя. Он разрешил Солженицыну жить на своей даче под Москвой и написал открытое письмо Брежневу в его защиту. Меры последовали незамедлительно — отменялись концерты и туры, остановились записи. В 1974 году Ростропович и его супруга, известная оперная певица Галина Вишневская, получили выездную визу и вместе с детьми выехали за границу на длительный срок. Это было оформлено как командировка от Минкультуры СССР. В 1978 году их лишили советского гражданства, званий и наград.

Вот как об этом вспоминал сам Ростропович: «В 1974 году нас изгнали из Советского Союза на два года как бы в командировку. В 1978 году вместе с моей женой Галиной Павловной Вишневской мы продлевали паспорта. Но никакого ответа не было. 15 марта семьдесят восьмого года вдруг (мы находились в Париже) Галина кричит мне: «Славка, беги скорей сюда, к телевизору…» Я подбежал и увидел наши фотографии на экране. В этот день парламент Советского Союза утвердил постановление о лишении гражданства за антисоветскую деятельность Вишневскую и Ростроповича».

После этого они купили квартиру в Париже, а вскоре уехали в Америку, где Ростропович стал главным дирижером Национального симфонического оркестра США. Ростроповичу и Вишневской вернули гражданство СССР в 1990 году. Однако, они отказались от гражданства, заявив, что не просили его у себя ни отбирать, ни возвращать. До конца своих дней Галина Вишневская прожила со швейцарским паспортом, а Мстислав Ростропович считал себя «гражданином мира». В августе 1991 года во время путча ГКЧП Ростропович специально прилетел в Москву и присоединился к защитникам российского Белого дома.

Однако окончательно Вишневская и Ростропович вернулись в Россию только в 2002 году.

Василий Аксенов

Писатель Василий Аксенов еще в 1963 году вместе с поэтом Андреем Вознесенским подвергся критике со стороны Хрущева на встрече с интеллигенцией в Кремле. А в 1966 был арестован за попытку демонстрации на Красной площади против реабилитации Сталинизма. В 70-е произведения Аксенова перестают публиковаться на родине. Критика в адрес писателя становилась все более резкой, его и его деятельность называли «несоветской» и «ненародной». В 1977-м произведения Аксенова стали появляться за рубежом, прежде всего в Америке. В 1978 году писатель принял участие в создании так и не вышедшего в СССР альманаха «Метрополь» совместно с Битовым, Ерофеевым, Ахмадуллиной, Поповым и Искандером. Позднее альманах, как и большинство произведений, не прошедших цензуру, был издан в США. Все его участники подверглись проработкам. В 1979 году Попова и Ерофеева исключили из Союза писателей, Аксенов последовал за ними в знак протеста.

В 1980-м Аксенов по приглашению уехал в США, после чего его сразу же лишили гражданства. До 2004 года он жил в США. В Америке Аксенов преподавал русскую литературу в различных университетах. Работал в качестве журналиста на «Голосе Америки» и «Радио Свобода», писал для журнала «Континент» и альманаха «Глагол». В США впервые были опубликованы написанные еще в России романы Аксенова: «Золотая наша Железка» (1973, 1980), «Ожог» (1976, 1980), «Остров Крым» (1979, 1981), сборник рассказов «Право на остров» (1981). Впервые после долгих лет эмиграции писатель посетил СССР в 1989 году по приглашению американского посла Дж. Мэтлока. А в 1990 году Аксенову, как и многим известным эмигрантам, было возвращено советское гражданство. Однако окончательно на родину Аксенов так и не вернулся. Он продолжал жить во Франции и в Москве.

Людмила Алексеева

Знаменитая правозащитница и общественный деятель Людмила Алексеева начала свое участие в правозащитном движении еще в середине 1960-х годов. Ее квартира была местом хранения и распространения самиздата. В 1968 году за участие в правозащитном движении Алексееву исключили из КПСС и уволили с работы. А в 1974 году она получила предупреждение КГБ о прекращении «антисоветской деятельности» и возможном аресте. В 1976 году она стала одним из учредителей и членом новой правозащитной организации — Московской Хельсинской группы. Под угрозой ареста в 1977 году Алексеева была вынуждена выехать из СССР и поселилась в США. В эмиграции она продолжила свою правозащитную деятельность, оставаясь зарубежным представителем МХГ. Она вела передачи о правах человека на радиостанциях «Свобода» и «Голос Америки», печаталась в эмигрантской периодике, консультировала правозащитные организации. Во второй половине 80-х Алексеева участвовала в работе конференции ОБСЕ в составе делегации США. Американское гражданство правозащитница получила в 1982 году.

В 1993 году Людмила Алексеева вернулась в Россию, а в 1996 году была избрана председателем МХГ. На родине она продолжила свою активную деятельность. В 2009-м Алексеева была одним из организаторов акций «Стратегии-31» — регулярные выступления на Триумфальной площади в Москве в защиту 31-й статьи Конституции о свободе собраний. Однако в конце 2010 года из-за разногласий с Эдуардом Лимоновым она вышла из организации. В 2007-м году Людмила Алексеева пророчила России демократическое будущее: «Я верю, что мы тоже сумеем обуздать нашу бюрократию. Не знаю, доживу ли я до этого, но я желаю вам: в 2017 году — легко запомнить! — вспомните о предсказании бабушки Люды. В 2017 году мы уже будем демократическим и правовым государством».