Произведение как на руси жить хорошо. Николай некрасовкому на руси жить хорошо

ПРОЛОГ

В каком году - рассчитывай,
В какой земле - угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова -
Неурожайка тож,
Сошлися - и заспорили:
Кому живется весело,
Вольготно на Руси?

Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! -
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю...

Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь -
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Такой ли спор затеяли,
Что думают прохожие -
Знать, клад нашли ребятушки
И делят меж собой...
По делу всяк по своему
До полдня вышел из дому:
Тот путь держал до кузницы,
Тот шел в село Иваньково
Позвать отца Прокофия
Ребенка окрестить.
Пахом соты медовые
Нес на базар в Великое,
А два братана Губины
Так просто с недоуздочком
Ловить коня упрямого
В свое же стадо шли.
Давно пора бы каждому
Вернуть своей дорогою -
Они рядком идут!
Идут, как будто гонятся
За ними волки серые,
Что дале - то скорей.
Идут - перекоряются!
Кричат - не образумятся!
А времечко не ждет.

За спором не заметили,
Как село солнце красное,
Как вечер наступил.
Наверно б, ночку целую
Так шли - куда не ведая,
Когда б им баба встречная,
Корявая Дурандиха,
Не крикнула: «Почтенные!
Куда вы на ночь глядючи
Надумали идти?..»

Спросила, засмеялася,
Хлестнула, ведьма, мерина
И укатила вскачь...

«Куда?..» - переглянулися
Тут наши мужики,
Стоят, молчат, потупились...
Уж ночь давно сошла,
Зажглися звезды частые
В высоких небесах,
Всплыл месяц, тени черные
Дорогу перерезали
Ретивым ходокам.
Ой тени! тени черные!
Кого вы не нагоните?
Кого не перегоните?
Вас только, тени черные,
Нельзя поймать-обнять!

На лес, на путь-дороженьку
Глядел, молчал Пахом,
Глядел - умом раскидывал
И молвил наконец:

«Ну! леший шутку славную
Над нами подшутил!
Никак ведь мы без малого
Верст тридцать отошли!
Домой теперь ворочаться -
Устали - не дойдем,
Присядем, - делать нечего,
До солнца отдохнем!..»

Свалив беду на лешего,
Под лесом при дороженьке
Уселись мужики.
Зажгли костер, сложилися,
За водкой двое сбегали,
А прочие покудова
Стаканчик изготовили,
Бересты понадрав.
Приспела скоро водочка,
Приспела и закусочка -
Пируют мужички!
Косушки по три выпили,
Поели - и заспорили
Опять: кому жить весело,
Вольготно на Руси?
Роман кричит: помещику,
Демьян кричит: чиновнику,
Лука кричит: попу;
Купчине толстопузому, -
Кричат братаны Губины,
Иван и Митродор;
Пахом кричит: светлейшему
Вельможному боярину,
Министру государеву,
А Пров кричит: царю!
Забрало пуще прежнего
Задорных мужиков,
Ругательски ругаются,
Немудрено, что вцепятся
Друг другу в волоса...

Гляди - уж и вцепилися!
Роман тузит Пахомушку,
Демьян тузит Луку.
А два братана Губины
Утюжат Прова дюжего -
И всяк свое кричит!

Проснулось эхо гулкое,
Пошло гулять-погуливать,
Пошло кричать-покрикивать,
Как будто подзадоривать
Упрямых мужиков.
Царю! - направо слышится,
Налево отзывается:
Попу! попу! попу!
Весь лес переполошился,
С летающими птицами,
Зверями быстроногими
И гадами ползущими, -
И стон, и рев, и гул!

Всех прежде зайка серенький
Из кустика соседнего
Вдруг выскочил как встрепанный
И наутек пошел!
За ним галчата малые
Вверху березы подняли
Противный, резкий писк.
А тут еще у пеночки
С испугу птенчик крохотный
Из гнездышка упал;
Щебечет, плачет пеночка,
Где птенчик? - не найдет!
Потом кукушка старая
Проснулась и надумала
Кому-то куковать;
Раз десять принималася,
Да всякий раз сбивалася
И начинала вновь...
Кукуй, кукуй, кукушечка!
Заколосится хлеб,
Подавишься ты колосом -
Не будешь куковать!
Слетелися семь филинов,
Любуются побоищем
С семи больших дерев,
Хохочут полуночники!
А их глазищи желтые
Горят, как воску ярого
Четырнадцать свечей!
И ворон, птица умная,
Приспел, сидит на дереве
У самого костра,
Сидит и черту молится,
Чтоб до смерти ухлопали
Которого-нибудь!
Корова с колокольчиком,
Что с вечера отбилася
От стада, чуть послышала
Людские голоса -
Пришла к костру, уставила
Глаза на мужиков,
Шальных речей послушала
И начала, сердечная,
Мычать, мычать, мычать!

Мычит корова глупая,
Пищат галчата малые,
Кричат ребята буйные,
А эхо вторит всем.
Ему одна заботушка -
Честных людей поддразнивать,
Пугать ребят и баб!
Никто его не видывал,
А слышать всякий слыхивал,
Без тела - а живет оно,
Без языка кричит!

Широкая дороженька,
Березками обставлена,
Далёко протянулася,
Песчана и глуха.
По сторонам дороженьки
Идут холмы пологие
С полями, сенокосами,
А чаще с неудобною,
Заброшенной землей;
Стоят деревни старые,
Стоят деревни новые,
У речек, у прудов...
Леса, луга поемные,
Ручьи и реки русские
Весною хороши.
Но вы, поля весенние!
На ваши всходы бедные
Невесело глядеть!
«Недаром в зиму долгую
(Толкуют наши странники)
Снег каждый день валил.
Пришла весна - сказался снег!
Он смирен до поры:
Летит - молчит, лежит - молчит,
Когда умрет, тогда ревет.
Вода - куда ни глянь!
Поля совсем затоплены,
Навоз возить - дороги нет,
А время уж не раннее -
Подходит месяц май!»
Нелюбо и на старые,
Больней того на новые
Деревни им глядеть.
Ой избы, избы новые!
Нарядны вы, да строит вас
Не лишняя копеечка,
А кровная беда!..,

С утра встречались странникам
Все больше люди малые:
Свой брат крестьянин-лапотник,
Мастеровые, нищие,
Солдаты, ямщики.
У нищих, у солдатиков
Не спрашивали странники,
Как им - легко ли, трудно ли
Живется на Руси?
Солдаты шилом бреются,
Солдаты дымом греются, -
Какое счастье тут?..

Уж день клонился к вечеру,
Идут путем-дорогою,
Навстречу едет поп.
Крестьяне сняли шапочки,
Низенько поклонилися,
Повыстроились в ряд
И мерину саврасому
Загородили путь.
Священник поднял голову,
Глядел, глазами спрашивал:
Чего они хотят?

«Небось! мы не грабители!» -
Сказал попу Лука.
(Лука - мужик присадистый,
С широкой бородищею,
Упрям, речист и глуп.
Лука похож на мельницу:
Одним не птица мельница,
Что, как ни машет крыльями,
Небось не полетит.)

«Мы мужики степенные,
Из временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Окольных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова -
Неурожайка тож.
Идем по делу важному:
У нас забота есть,
Такая ли заботушка,
Что из дому повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Ты дай нам слово верное
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По совести, по разуму,
По правде отвечать,
Не то с своей заботушкой
К другому мы пойдем...»

Даю вам слово верное:
Коли вы дело спросите,
Без смеху и без хитрости,
По правде и по разуму,
Как должно отвечать,
Аминь!.. -

«Спасибо. Слушай же!
Идя путем-дорогою,
Сошлись мы невзначай,
Сошлися и заспорили:
Кому живется весело,
Вольготно на Руси?
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
А я сказал: попу.
Купчине толстопузому, -
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Пахом сказал: светлейшему,
Вельможному боярину,
Министру государеву,
А Пров сказал: царю...
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь -
Колом ее оттудова
Не выбьешь: как ни спорили,
Не согласились мы!
Поспоривши - повздорили,
Повздоривши - подралися,
Подравшися - одумали:
Не расходиться врозь,
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Решенья не найдем,
Покуда не доведаем
Как ни на есть - доподлинно:
Кому жить любо-весело,
Вольготно на Руси?
Скажи ты нам по-божески:
Сладка ли жизнь поповская?
Ты как - вольготно, счастливо
Живешь, честной отец?..»

Потупился, задумался,
В тележке сидя, поп
И молвил: - Православные!
Роптать на Бога грех,
Несу мой крест с терпением,
Живу... а как? Послушайте!
Скажу вам правду-истину,
А вы крестьянским разумом
Смекайте! -
«Начинай!»

В чем счастие, по-вашему?
Покой, богатство, честь -
Не так ли, други милые?

Они сказали: «Так»...

Теперь посмотрим, братия,
Каков попу покой?
Начать, признаться, надо бы
Почти с рожденья самого,
Как достается грамота
Поповскому сынку,
Какой ценой поповичем
Священство покупается,
Да лучше помолчим!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дороги наши трудные,
Приход у нас большой.
Болящий, умирающий,
Рождающийся в мир
Не избирают времени:
В жнитво и в сенокос,
В глухую ночь осеннюю,
Зимой, в морозы лютые,
И в половодье вешнее -
Иди - куда зовут!
Идешь безотговорочно.
И пусть бы только косточки
Ломалися одни, -
Нет! всякий раз намается,
Переболит душа.
Не верьте, православные,
Привычке есть предел:
Нет сердца, выносящего
Без некоего трепета
Предсмертное хрипение,
Надгробное рыдание,
Сиротскую печаль!
Аминь!.. Теперь подумайте,
Каков попу покой?..

Крестьяне мало думали.
Дав отдохнуть священнику,
Они с поклоном молвили:
«Что скажешь нам еще?»

Теперь посмотрим, братия,
Каков попу почет!
Задача щекотливая,
Не прогневить бы вас?..

Скажите, православные,
Кого вы называете
Породой жеребячьего?
Чур! отвечать на спрос!

Крестьяне позамялися,
Молчат - и поп молчит...

С кем встречи вы боитеся,
Идя путем-дорогою?
Чур! отвечать на спрос!

Кряхтят, переминаются,
Молчат!
- О ком слагаете
Вы сказки балагурные,
И песни непристойные,
И всякую хулу?..

Мать попадью степенную,
Попову дочь безвинную,
Семинариста всякого -
Как чествуете вы?
Кому вдогон, как мерину,
Кричите: го-го-го?..

Потупились ребятушки,
Молчат - и поп молчит...
Крестьяне думу думали,
А поп широкой шляпою
В лицо себе помахивал
Да на небо глядел.
Весной, что внуки малые,
С румяным солнцем-дедушкой
Играют облака:
Вот правая сторонушка
Одной сплошною тучею
Покрылась - затуманилась,
Стемнела и заплакала:
Рядами нити серые
Повисли до земли.
А ближе, над крестьянами,
Из небольших, разорванных,
Веселых облачков
Смеется солнце красное,
Как девка из снопов.
Но туча передвинулась,
Поп шляпой накрывается -
Быть сильному дождю.
А правая сторонушка
Уже светла и радостна,
Там дождь перестает.
Не дождь, там чудо Божие:
Там с золотыми нитками
Развешаны мотки...

«Не сами... по родителям
Мы так-то...» - братья Губины
Сказали наконец.
И прочие поддакнули:
«Не сами, по родителям!»
А поп сказал: - Аминь!
Простите, православные!
Не в осужденье ближнего,
А по желанью вашему
Я правду вам сказал.
Таков почет священнику
В крестьянстве. А помещики...

«Ты мимо их, помещиков!
Известны нам они!»

Теперь посмотрим, братия,
Откудова богачество
Поповское идет?..
Во время недалекое
Империя Российская
Дворянскими усадьбами
Была полным-полна.
И жили там помещики,
Владельцы именитые,
Каких теперь уж нет!
Плодилися и множились
И нам давали жить.
Что свадеб там игралося,
Что деток нарождалося
На даровых хлебах!
Хоть часто крутонравные,
Однако доброхотные
То были господа,
Прихода не чуждалися:
У нас они венчалися,
У нас крестили детушек,
К нам приходили каяться,
Мы отпевали их.
А если и случалося,
Что жил помещик в городе,
Так умирать наверное
В деревню приезжал.
Коли умрет нечаянно,
И тут накажет накрепко
В приходе схоронить.
Глядишь, ко храму сельскому
На колеснице траурной
В шесть лошадей наследники
Покойника везут -
Попу поправка добрая,
Мирянам праздник праздником...
А ныне уж не то!
Как племя иудейское,
Рассеялись помещики
По дальней чужеземщине
И по Руси родной.
Теперь уж не до гордости
Лежать в родном владении
Рядком с отцами, с дедами,
Да и владенья многие
Барышникам пошли.
Ой холеные косточки
Российские, дворянские!
Где вы не позакопаны?
В какой земле вас нет?

Потом статья... раскольники...
Не грешен, не живился я
С раскольников ничем.
По счастью, нужды не было:
В моем приходе числится
Живущих в православии
Две трети прихожан.
А есть такие волости,
Где сплошь почти раскольники,
Так тут как быть попу?
Все в мире переменчиво,
Прейдет и самый мир...
Законы, прежде строгие
К раскольникам, смягчилися,[ ]
А с ними и поповскому
Доходу мат пришел.
Перевелись помещики,
В усадьбах не живут они
И умирать на старости
Уже не едут к нам.
Богатые помещицы,
Старушки богомольные,
Которые повымерли,
Которые пристроились
Вблизи монастырей.
Никто теперь подрясника
Попу не подарит!
Никто не вышьет воздухов...
Живи с одних крестьян,
Сбирай мирские гривенки,
Да пироги по праздникам,
Да яйца о Святой.
Крестьянин сам нуждается,
И рад бы дать, да нечего...

А то еще не всякому
И мил крестьянский грош.
Угоды наши скудные,
Пески, болота, мхи,
Скотинка ходит впроголодь,
Родится хлеб сам-друг,
А если и раздобрится
Сыра земля-кормилица,
Так новая беда:
Деваться с хлебом некуда!
Припрет нужда, продашь его
За сущую безделицу,
А там - неурожай!
Тогда плати втридорога,
Скотинку продавай.
Молитесь, православные!
Грозит беда великая
И в нынешнем году:
Зима стояла лютая,
Весна стоит дождливая,
Давно бы сеять надобно,
А на полях - вода!
Умилосердись, Господи!
Пошли крутую радугу
На наши небеса!
(Сняв шляпу, пастырь крестится,
И слушатели тож.)
Деревни наши бедные,
А в них крестьяне хворые
Да женщины печальницы,
Кормилицы, поилицы,
Рабыни, богомолицы
И труженицы вечные,
Господь прибавь им сил!
С таких трудов копейками
Живиться тяжело!
Случается, к недужному
Придешь: не умирающий,
Страшна семья крестьянская
В тот час, как ей приходится
Кормильца потерять!
Напутствуешь усопшего
И поддержать в оставшихся
По мере сил стараешься
Дух бодр! А тут к тебе
Старуха, мать покойника,
Глядь, тянется с костлявою,
Мозолистой рукой.
Душа переворотится,
Как звякнут в этой рученьке
Два медных пятака!
Конечно, дело чистое -
За требу воздаяние,
Не брать - так нечем жить,
Да слово утешения
Замрет на языке,
И словно как обиженный
Уйдешь домой... Аминь...

Покончил речь - и мерина
Хлестнул легонько поп.
Крестьяне расступилися,
Низенько поклонилися,
Конь медленно побрел.
А шестеро товарищей,
Как будто сговорилися,
Накинулись с упреками,
С отборной крупной руганью
На бедного Луку:
- Что, взял? башка упрямая!
Дубина деревенская!
Туда же лезет в спор! -
«Дворяне колокольные -
Попы живут по-княжески.
Идут под небо самое
Поповы терема,
Гудит попова вотчина -
Колокола горластые -
На целый Божий мир.
Три года я, робятушки,
Жил у попа в работниках,
Малина - не житье!
Попова каша - с маслицем,
Попов пирог - с начинкою,
Поповы щи - с снетком!
Жена попова толстая,
Попова дочка белая,
Попова лошадь жирная,
Пчела попова сытая,
Как колокол гудёт!»
- Ну, вот тебе хваленое
Поповское житье!
Чего орал, куражился?
На драку лез, анафема?
Не тем ли думал взять,
Что борода лопатою?
Так с бородой козел
Гулял по свету ранее,
Чем праотец Адам,
А дураком считается
И посейчас козел!..

Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Товарищи в бока.
Оно бы так и сталося,
Да, к счастию крестьянина,
Дорога позагнулася -
Лицо попово строгое
Явилось на бугре...

Жаль бедного крестьянина,
А пуще жаль скотинушку;
Скормив запасы скудные,
Хозяин хворостиною
Прогнал ее в луга,
А что там взять? Чернехонько!
Лишь на Николу вешнего
Погода поуставилась,
Зеленой свежей травушкой
Полакомился скот.

День жаркий. Под березками
Крестьяне пробираются,
Гуторят меж собой:
«Идем одной деревнею,
Идем другой - пустехонько!
А день сегодня праздничный.
Куда пропал народ?..»
Идут селом - на улице
Одни ребята малые,
В домах - старухи старые,
А то и вовсе заперты
Калитки на замок.
Замок - собачка верная:
Не лает, не кусается,
А не пускает в дом!
Прошли село, увидели
В зеленой раме зеркало:
С краями полный пруд.
Над прудом реют ласточки;
Какие-то комарики,
Проворные и тощие,
Вприпрыжку, словно посуху,
Гуляют по воде.
По берегам, в ракитнике,
Коростели скрыпят.
На длинном, шатком плотике
С вальком поповна толстая
Стоит, как стог подщипанный,
Подтыкавши подол.
На этом же на плотике
Спит уточка с утятами...
Чу! лошадиный храп!
Крестьяне разом глянули
И над водой увидели
Две головы: мужицкую,
Курчавую и смуглую,
С серьгой (мигало солнышко
На белой той серьге),
Другую - лошадиную
С веревкой сажен в пять.
Мужик берет веревку в рот,
Мужик плывет - и конь плывет,
Мужик заржал - и конь заржал.
Плывут, орут! Под бабою,
Под малыми утятами
Плот ходит ходенем.

Догнал коня - за холку хвать!
Вскочил и на луг выехал
Детина: тело белое,
А шея как смола;
Вода ручьями катится
С коня и с седока.

«А что у вас в селении
Ни старого ни малого,
Как вымер весь народ?»
- Ушли в село Кузьминское,
Сегодня там и ярмонка
И праздник храмовой. -
«А далеко Кузьминское?»

Да будет версты три.

«Пойдем в село Кузьминское,
Посмотрим праздник-ярмонку!»
Решили мужики,
А про себя подумали:
«Не там ли он скрывается,
Кто счастливо живет?..»

Кузьминское богатое,
А пуще того - грязное
Торговое село.
По косогору тянется,
Потом в овраг спускается,
А там опять на горочку -
Как грязи тут не быть?
Две церкви в нем старинные,
Одна старообрядская,
Другая православная,
Дом с надписью: училище,
Пустой, забитый наглухо,
Изба в одно окошечко,
С изображеньем фельдшера,
Пускающего кровь.
Есть грязная гостиница,
Украшенная вывеской
(С большим носатым чайником
Поднос в руках подносчика,
И маленькими чашками,
Как гýсыня гусятами,
Тот чайник окружен),
Есть лавки постоянные
Вподобие уездного
Гостиного двора...!

Пришли на площадь странники:
Товару много всякого
И видимо-невидимо
Народу! Не потеха ли?
Кажись, нет ходу крестного,
А, словно пред иконами,
Без шапок мужики.
Такая уж сторонушка!
Гляди, куда деваются
Крестьянские шлыки:
Помимо складу винного,
Харчевни, ресторации,
Десятка штофных лавочек,
Трех постоялых двориков,
Да «ренскового погреба»,
Да пары кабаков,
Одиннадцать кабачников
Для праздника поставили
Палатки на селе.
При каждой пять подносчиков;
Подносчики - молодчики
Наметанные, дошлые,
А все им не поспеть,
Со сдачей не управиться!
Гляди, чтó протянулося
Крестьянских рук со шляпами,
С платками, с рукавицами.
Ой жажда православная,
Куда ты велика!
Лишь окатить бы душеньку,
А там добудут шапочки,
Как отойдет базар.

По пьяным по головушкам
Играет солнце вешнее...
Хмельно, горласто, празднично,
Пестро, красно кругом!
Штаны на парнях плисовы,
Жилетки полосатые,
Рубахи всех цветов;
На бабах платья красные,
У девок косы с лентами,
Лебедками плывут!
А есть еще затейницы,
Одеты по-столичному -
И ширится, и дуется
Подол на обручах!
Заступишь - расфуфырятся!
Вольно же, новомодницы,
Вам снасти рыболовные
Под юбками носить!
На баб нарядных глядючи,
Старообрядка злющая
Товарке говорит:
«Быть голоду! быть голоду!
Дивись, что всходы вымокли,
Что половодье вешнее
Стоит до Петрова!
С тех пор как бабы начали
Рядиться в ситцы красные, -
Леса не подымаются,
А хлеба хоть не сей!»

Да чем же ситцы красные
Тут провинились, матушка?
Ума не приложу!

«А ситцы те французские -
Собачьей кровью крашены!
Ну... поняла теперь?..»

Пошли по лавкам странники:
Любуются платочками,
Ивановскими ситцами,
Шлеями, новой обувью,
Издельем кимряков.
У той сапожной лавочки
Опять смеются странники:
Тут башмачки козловые
Дед внучке торговал,
Пять раз про цену спрашивал,
Вертел в руках, оглядывал:
Товар первейший сорт!
«Ну, дядя! Два двугривенных
Плати, не то проваливай!» -
Сказал ему купец.
- А ты постой! - Любуется
Старик ботинкой крохотной,
Такую держит речь:
- Мне зять - плевать, и дочь смолчит
, Жена - плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль! Повесилась
На шею, егоза:
«Купи гостинчик, дедушка,
Купи!» - Головкой шелковой
Лицо щекочет, ластится,
Цалует старика.
Постой, ползунья босая!
Постой, юла! Козловые
Ботиночки куплю...
Расхвастался Вавилушка,
И старому и малому
Подарков насулил,
А пропился до грошика!
Как я глаза бесстыжие
Домашним покажу?..

Мне зять - плевать, и дочь смолчит,
Жена - плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль!.. - Пошел опять
Про внучку! Убивается!..
Народ собрался, слушает,
Не смеючись, жалеючи;
Случись, работой, хлебушком
Ему бы помогли,
А вынуть два двугривенных,
Так сам ни с чем останешься.
Да был тут человек,
Павлуша Веретенников.
(Какого роду-звания,
Не знали мужики,
Однако звали «барином».
Горазд он был балясничать,
Носил рубаху красную,
Поддевочку суконную,
Смазные сапоги;
Пел складно песни русские
И слушать их любил.
Его видали многие
На постоялых двориках,
В харчевнях, в кабаках.)
Так он Вавилу выручил -
Купил ему ботиночки.
Вавило их схватил
И был таков! - На радости
Спасибо даже барину
Забыл сказать старик,
Зато крестьяне прочие
Так были разутешены,
Так рады, словно каждого
Он подарил рублем!
Была тут также лавочка
С картинками и книгами,
Офени запасалися
Своим товаром в ней.
«А генералов надобно?» -
Спросил их купчик-выжига.
- И генералов дай!
Да только ты по совести,
Чтоб были настоящие -
Потолще, погрозней.

«Чудные! как вы смотрите! -
Сказал купец с усмешкою. -
Тут дело не в комплекции...»
- А в чем же? шутишь, друг!
Дрянь, что ли, сбыть желательно?
А мы куда с ней денемся?
Шалишь! Перед крестьянином
Все генералы равные,
Как шишки на ели:
Чтобы продать плюгавого,
Попасть на доку надобно,
А толстого да грозного
Я всякому всучу...
Давай больших, осанистых,
Грудь с гору, глаз навыкате,
Да чтобы больше звезд!

«А статских не желаете?»
- Ну, вот еще со статскими! -
(Однако взяли - дешево! -
Какого-то сановника
За брюхо с бочку винную
И за семнадцать звезд.)
Купец - со всем почтением,
Что любо, тем и потчует
(С Лубянки - первый вор!) -
Спустил по сотне Блюхера,
Архимандрита Фотия,
Разбойника Сипко,
Сбыл книги: «Шут Балакирев»
И «Английский милорд»...

Легли в коробку книжечки,
Пошли гулять портретики
По царству всероссийскому,
Покамест не пристроятся
В крестьянской летней горенке,
На невысокой стеночке...
Черт знает для чего!

Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого -
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой люди, люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать...

«И рад бы в рай, да дверь-то где?» -
Такая речь врывается
В лавчонку неожиданно.
- Тебе какую дверь? -
«Да в балаган. Чу! музыка!..»
- Пойдем, я укажу!

Про балаган прослышавши,
Пошли и наши странники
Послушать, поглазеть.
Комедию с Петрушкою,
С козою с барабанщицей
И не с простой шарманкою,
А с настоящей музыкой
Смотрели тут они.
Комедия не мудрая,
Однако и не глупая,
Хожалому, квартальному
Не в бровь, а прямо в глаз!
Шалаш полным-полнехонек,
Народ орешки щелкает,
А то два-три крестьянина
Словечком перекинутся -
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!

Такие есть любители -
Как кончится комедия,
За ширмочки пойдут,
Цалуются, братаются,
Гуторят с музыкантами:
«Откуда, молодцы?»
- А были мы господские,
Играли на помещика,
Теперь мы люди вольные,
Кто поднесет-попотчует,
Тот нам и господин!

«И дело, други милые,
Довольно бар вы тешили,
Потешьте мужиков!
Эй! малой! сладкой водочки!
Наливки! чаю! полпива!
Цимлянского - живей!..»

И море разливанное
Пойдет, щедрее барского
Ребяток угостят.

He ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется -
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и цалуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! -
Тут трезвому, что голому,
Неловко... Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село...

« Посторонись, народ!»
(Акцизные чиновники
С бубенчиками, с бляхами
С базара пронеслись.)

«А я к тому теперича:
И веник дрянь, Иван Ильич,
А погуляет по полу,
Куда как напылит!»

«Избави Бог, Парашенька,
Ты в Питер не ходи!
Такие есть чиновники,
Ты день у них кухаркою,
А ночь у них сударкою -
Так это наплевать!»

«Куда ты скачешь, Саввушка?»
(Кричит священник сотскому
Верхом, с казенной бляхою.)
- В Кузьминское скачу
За становым. Оказия:
Там впереди крестьянина
Убили... - «Эх!., грехи!..»

«Худа ты стала, Дарьюшка!»
- Не веретенце, друг!
Вот то, чем больше вертится,
Пузатее становится,
А я как день-деньской...

«Эй парень, парень глупенькой,
Оборванной, паршивенькой,
Эй, полюби меня!
Меня, простоволосую,
Хмельную бабу, старую,
Зааа-паааа-чканную!..»

Крестьяне наши трезвые,
Поглядывая, слушая,
Идут своим путем.

Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«Что делаешь ты тут?»
- А хороню я матушку! -
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось соскочит дурь!»

«А ну, давай потянемся!»

Садятся два крестьянина,
Ногами упираются,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят - на скалке тянутся,
Суставчики трещат!
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Тянуться бородой!»
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам, проклятые!»
Не разольешь водой!

В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: - Врешь, в моем дому
Похуже твоего!
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том, -
Полтинник был замотан в нем,
А младший зять все нож берет,
Того гляди, убьет, убьет!..

«Ну полно, полно, миленькой!
Ну, не сердись! - за валиком
Неподалеку слышится, -
Я ничего... пойдем!»
Такая ночь бедовая!
Направо ли, налево ли
С дороги поглядишь:
Идут дружненько парочки,
Не к той ли роще правятся?
Та роща манит всякого,
В той роще голосистые
Соловушки поют...

Дорога многолюдная
Что позже - безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
Без ругани, как водится,
Словечко не промолвится,
Шальная, непотребная,
Слышней всего она!
У кабаков смятение,
Подводы перепутались,
Испуганные лошади
Без седоков бегут;
Тут плачут дети малые,
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться мужиков?..

У столбика дорожного
Знакомый голос слышится,
Подходят наши странники
И видят: Веретенников
(Что башмачки козловые
Вавиле подарил)
Беседует с крестьянами.
Крестьяне открываются
Миляге по душе:
Похвалит Павел песенку -
Пять раз споют, записывай!
Понравится пословица -
Пословицу пиши!
Позаписав достаточно,
Сказал им Веретенников:
«Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения,
Во рвы, в канавы валятся -
Обидно поглядеть!»

Крестьяне речь ту слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то в книжечку
Хотел уже писать,
Да выискался пьяненький
Мужик, - он против барина
На животе лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал - да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину -
Хвать карандаш из рук!
- Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская душа?
Пьем много мы по времени,
А больше мы работаем,
Нас пьяных много видится,
А больше трезвых нас.
По деревням ты хаживал?
Возьмем ведерко с водкою,
Пойдем-ка по избам:
В одной, в другой навалятся,
А в третьей не притронутся -
У нас на семью пьющую
Непьющая семья!
Не пьют, а так же маются,
Уж лучше б пили, глупые,
Да совесть такова...
Чудно смотреть, как ввалится
В такую избу трезвую
Мужицкая беда, -
И не глядел бы!.. Видывал
В страду деревни русские?
В питейном, что ль, народ?
У нас поля обширные,
А не гораздо щедрые,
Скажи-ка, чьей рукой
С весны они оденутся,
А осенью разденутся?
Встречал ты мужика
После работы вечером?
На пожне гору добрую
Поставил, съел с горошину:
«Эй! богатырь! соломинкой
Сшибу, посторонись!»

Крестьяне, как заметили,
Что не обидны барину
Якимовы слова,
И сами согласилися
С Якимом: - Слово верное:
Нам подобает пить!
Пьем - значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить!..
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!
Не так ли?

«Да, Бог милостив!»

Ну, выпей с нами чарочку!

Достали водки, выпили.
Якиму Веретенников
Два шкалика поднес.

Ай барин! не прогневался,
Разумная головушка!
(Сказал ему Яким.)
Разумной-то головушке
Как не понять крестьянина?
А свиньи ходят пó земи -
Не видят неба век!..

Вдруг песня хором грянула
Удалая, согласная:
Десятка три молодчиков,
Хмельненьки, а не валятся,
Идут рядком, поют,
Поют про Волгу-матушку,
Про удаль молодецкую,
Про девичью красу.
Притихла вся дороженька,
Одна та песня складная
Широко, вольно катится,
Как рожь под ветром стелется,
По сердцу по крестьянскому
Идет огнем-тоской!..
Под песню ту удалую
Раздумалась, расплакалась
Молодушка одна:
«Мой век - что день без солнышка,
Мой век - что ночь без месяца,
А я, млада-младешенька,
Что борзый конь на привязи,
Что ласточка без крыл!
Мой старый муж, ревнивый муж,
Напился пьян, храпом храпит,
Меня, младу-младешеньку,
И сонный сторожит!»
Так плакалась молодушка
Да с возу вдруг и спрыгнула!
«Куда?» - кричит ревнивый муж,
Привстал - и бабу за косу,
Как редьку за вихор!

Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Теперь бы веселей!
Иван кричит: «Я спать хочу»,
А Марьюшка: - И я с тобой! -
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: - Уляжемся! -
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: - Угреемся! -
Как вспомнили ту песенку,
Без слова - согласилися
Ларец свой попытать.

Одна, зачем Бог ведает,
Меж полем и дорогою
Густая липа выросла.
Под ней присели странники
И осторожно молвили:
«Эй! скатерть самобраная,
Попотчуй мужиков!»

И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие руки:
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.

Крестьяне подкрепилися,
Роман за караульного
Остался у ведра,
А прочие вмешалися
В толпу - искать счастливого:
Им крепко захотелося
Скорей попасть домой...

Страница 1 из 3

Пролог
В каком году - рассчитывай,
В какой земле - угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова -
Неурожайна тож,
Сошлися - и заспорили:
Кому живется весело,
Вольготно на Руси?
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! -
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю...
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь -
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Каждый вышел из дому по делу, но за спором не заметили, как наступил вечер. Они ушли уже далеко от своих домов, верст на тридцать, решили отдохнуть до солнышка. Разожгли костер, сели пировать. Опять заспорили, отстаивая свою точку зрения, до драки доспорились. Уставшие мужики решили лечь спать, но тут Пахомушка поймал птенчика пеночки и размечтался: вот бы ему на крыльях облететь Русь и узнать; кому живется “весело, вольготно на Руси?” И каждый мужик добавляет, что не нужны крылья, а было бы пропитание, они своими ногами бы обошли Русь и узнали правду. Прилетевшая пеночка просит отпустить ее птенчика, а за это она обещает “выкуп большой”: даст скатерть-самобранку, которая будет их кормить в пути, да еще и одежду с обувью даст.
У скатерти уселися” крестьяне и дали зарок домой не возвращаться, пока “не найдут решение” по своему спору.

Часть первая
Глава I
ПОП

Идут мужики по дороге, а вокруг “неудобная”, “заброшенная земля”, все залито водой, недаром “снег каждый день валил”. Встречаются им по пути такие же крестьяне, только к вечеру встретили попа. Крестьяне сняли шапки и загородили ему дорогу, священник испугался, но они рассказали ему о своем споре. Они просят попа “без смеху и без хитрости” им отвечать. Поп говорит:
“В чем счастие, по-вашему?
Покой, богатство, честь?
Не так ли, други милые?”
“Теперь посмотрим, братия,
Каков попу покой?”
С самого рождения учение поповичу достается трудно:
Дороги наши трудные,
Приход у нас большой.
Болящий, умирающий,
Рождающийся в мир
Не избирают времени:
В жнитво и в сенокос,
В глухую ночь осеннюю,
Зимой, в морозы лютые,
И в половодье вешнее -
Иди куда зовут!
Идешь безотговорочно.
И пусть бы только косточки
Ломалися одни, -
Нет! Всякий раз намается,
Переболит душа.
Не верьте, православные,
Привычке есть предел:
Нет сердца, выносящего
Без некоего трепета
Предсмертное хрипение,
Надгробное рыдание,
Сиротскую печаль!
Потом поп рассказывает, как над поповским племенем насмехаются, издеваясь над попадьями и поповнами. Таким образом, ни покоя, ни почета, ни денег попу нет, приходы бедные, помещики живут в городах, а брошенные ими крестьяне бедствуют. Не то что они, а поп порой им деньги дает, т.к. они мрут с голоду. Рассказав свою печальную повесть, поп поехал, а крестьяне ругают Луку, который выкрикивал попа. Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Товарищи в бока.

Глава II
СЕЛЬСКАЯ ЯРМОНКА

Недаром крестьяне ругают весну: кругом вода, нет зелени, скотину надо выгонять на поле, а травы все нет. Идут они мимо пустых деревень, удивляются, куда подевался весь народ. Встретившийся “детина” объясняет, что все ушли в село Кузьминское на ярмарку. Мужики решают тоже пойти туда поискать счастливого. Описано торговое село, довольно грязное, с двумя церквами: старообрядческой и православной, есть училище и гостиница. Рядом шумит богатая ярмарка. Люди пьют, гуляют, веселятся и плачут. Старообрядцы сердятся на разодетых крестьян, говорят, что в красных ситцах, которые они носят, “собачья кровь”, поэтому быть голоду! Странники
ходят по ярмарке и любуются разными товарами. Навстречу попадается плачущий старик: пропил он деньги и не на что купить внучке башмачки, а ведь обещал, и внучка ждет. Павлуша Веретенников, “барин”, выручил Вавилу, купил ботиночки для его внучки. Старик от радости даже поблагодарить забыл своего благодетеля. Есть тут и книжная лавка, в которой продают всякую ерунду. Некрасов горько восклицает:
Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого -
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой, люди, люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги почитать...
Странники пошли в балаган “...Послушать, поглазеть. // Комедию с Петрушкою,.. // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз!” Странники к вечеру “покинули бурливое село”

Глава III
ПЬЯНАЯ НОЧЬ

Повсюду мужики видят возвращающихся, спящих пьяных. Отрывочные фразы, обрывки бесед и песен несутся со всех сторон. Пьяный парень закапывает посреди дороги зипун и уверен, что хоронит мать; там мужики дерутся, пьяные бабы в канаве бранятся, в чьем доме хуже всего-Дорога многолюдная
Что позже - безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
У кабака крестьяне встретили Павлушу Веретенникова, купившего крестьянину ботиночки для его внучки. Павлуша записывал крестьянские песни и говорил, что
“Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения,..”
Но один пьяный выкрикнул: “А больше мы работаем,.. // А больше трезвых нас”.
Сладка еда крестьянская,
Весь век пила железная
Жует, а есть не ест!
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин!
Нет меры хмелю русскому.
А горе наше меряли?
Работе мера есть?
Мужик беды не меряет,
Со всякою справляется,
Какая ни приди.
Мужик, трудясь, не думает,
Что силы надорвет,
Так неужли над чаркою
Задуматься, что с лишнего
В канаву угодишь?
Жалеть - жалей умеючи,
На мерочку господскую
Крестьянина не мерь!
Не белоручки нежные,
А люди мы великие
В работе и в гульбе!
“Пиши: В деревне Босове
Яким Нагой живет,
Он до смерти работает,
До полусмерти пьет!..”
Яким жил в Питере, да вздумал тягаться с “купцом”, поэтому угодил в тюрьму. С тех пор лет тридцать “жарится на полосе под солнышком”. Купил он однажды сыну картиночек, развесил по стенам хаты. Было у Якима скоплено “целковых тридцать пять”. Случился пожар, ему бы деньги спасать, а он картинки стал собирать. Целковые слились в комок, теперь за них дают одиннадцать рублей.
Крестьяне согласны с Якимом:
“Пьем - значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить!..
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!”
Тут грянула удалая русская песня “про Волгу-матушку”, “про девичью красу”.
Крестьяне-странники подкрепились у скатерти-самобранки, оставили у ведра Романа караульным, а сами пошли искать счастливого.

Глава IV
СЧАСТЛИВЫЕ

В толпе горластой, праздничной
Похаживали странники,
Прокликивали клич:
“Эй! нет ли где счастливого?
Явись! Коли окажется,
Что счастливо живешь,
У нас ведро готовое:
Пей даром, сколько вздумаешь -
На славу угостим!..”
Много собралось “охотников хлебнуть вина бесплатного”.
Пришедший дьячок сказал, что счастие в “благодушестве”, но его прогнали. Пришла “старуха старая” и сказала, что счастлива: у нее по осени уродилось реп до тысячи на небольшой гряде. Над нею посмеялись, но водки не дали. Пришел солдат и сказал, что счастлив он
“...Что в двадцати сражениях
Я был, а не убит!
Ходил ни сыт, ни голоден,
А смерти не дался!
Нещадно бит я палками,
А хоть пощупай - жив!”
Солдату дали выпить:
Ты счастлив - слова нет!
“Каменотес олончанин” пришел похвалиться силою. Поднесли и ему. Пришел мужик с одышкою и посоветовал олончанину не хвастаться силою. Он тоже был силен, но надорвался, подняв на второй этаж четырнадцать пудов. Пришел “дворовый человек” и хвастался, что у боярина Переметье-ва он был любимый раб и болен благородною болезнью - “по ней, я дворянин”. “По-да-грой именуется!” Но мужичье не поднесли ему питье. Пришел “желтоволосый белорус” и сказал, что счастлив тем, что вдосталь ест ржаной хлеб. Пришел мужик “с скулою свороченной”. Троих его товарищей сломали медведи, а он живой. Ему поднесли. Пришли нищие и хвалились счастием, что им везде подают.
Смекнули наши странники,
Что даром водку тратили.
Да кстати и ведерочку,
Конец. “Ну, будет с вас!
Эй, счастие мужицкое!
Дырявое с заплатами,
Горбатое с мозолями,
Проваливай домой!”
Советуют мужикам поискать Ермила Гирина - вот кто счастливый. Держал Ермила мельницу. Продать ее решили, Ермила торговался, ос-лся один соперник - купец Алтынников. Но Ермил перекупил мельнику. Надо только внести треть цены, а с собой денег у Ермила не было. Он Допросил получасовой отсрочки. В суде удивились, что он успеет за полчаса, №ДЬ до дому ему ехать тридцать пять верст, но полчаса дали. Пришел Ермил на торговую площадь, а в тот день базар был. Обратился Ермил к народу, чтобы дали ему взаймы:
“Притихните, послушайте,
Я слово вам скажу!”
“Давно купец Алтынников
Присватывался к мельнице,
Да не плошал и я,
Раз пять справлялся в городе,..”
Вот сегодня приехал “без грошика”, а назначили торг и смеются, что
(перехитрили:
“Хитры, сильны подьячие,
А мир их посильней,..”
“Коли Ермила знаете,
Коли Ермилу верите,
Так выручайте, что ль!..”
И чудо сотворилося -
На всей базарной площади
У каждого крестьянина,
Как ветром, полу левую
Заворотило вдруг!
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Когда он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
В следующую пятницу Ермил “на той же площади рассчитывал народ”. Хотя он не записывал, у кого сколько брал, “выдать гроша лишнего Ермилу не пришлось”. Остался рубль лишний, до вечера Ермил искал хозяина, а вечером отдал слепым, потому что хозяин не сыскался. Странники интересуются, как Ермил завоевал такой авторитет у народа. Лет двадцать назад он был писарем, помогал крестьянам, не вымогая с них деньги. Потом вся вотчина выбрала Ермилу бурмистром. И Ермил семь лет служил народу честно, а потом вместо брата Митрия отдал в солдаты сына вдовы. От угрызений совести хотел Ермил повеситься. Вернули парнишку вдове, чтобы Ермил что над собой не сотворил. Как ни просили его, от должности ушел, арендовал мельницу и молол всем без обману. Странники хотят найти Ермилу, но поп сказал, что тот сидит в остроге. В губернии был крестьянский бунт, ничто не помогало, позвали Ермилу. Ему крестьяне верили,... но, не досказав историю, рассказчик заторопился домой, пообещав досказать потом. Вдруг послышался колокольчик. Крестьяне кинулись на дорогу, завидев помещика.

Глава V
ПОМЕЩИК

Это ехал помещик Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев. Он испугался, увидев перед тройкой “семь рослых мужиков”, и, выхватив пистолет, стал угрожать мужикам, но те ему рассказали, что они не разбойники, а хотят узнать, счастливый ли он человек?
“Скажи ж ты нам по-божески,
Сладка ли жизнь помещичья?
Ты как - вольготно, счастливо,
Помещичек, живешь?”
“Нахохотавшись досыта”, помещик стал говорить, что роду он древнего. Род его берет начало двести пятьдесят лет назад по отцу и триста лет назад по матери. Было время, говорит помещик, когда все оказывали им почет, все вокруг было собственностью рода. Бывало, по месяцу праздники устраивали. Какие роскошные охоты бывали по осени! И он поэтически рассказывает об этом. Потом вспоминает, что он наказывал крестьян, но любя. Зато в Христово воскресение целовался со всеми, не брезговал никем. Крестьяне услышали похоронный звон колоколов. А помещик сказал:
“Звонят не по крестьянину!
По жизни по помещичьей
Звонят!.. Ой, жизнь широкая!
Прости-прощай навек!
Прощай и Русь помещичья!
Теперь не та уж Русь!”
По словам помещика, перевелось его сословие, усадьбы гибнут, леса рубятся, земля стоит не обрабатываемая. Народ пьет.
Грамотеи кричат, что нужно работать, но помещики не привыкли:
“Скажу я вам, не хвастая,
Живу почти безвыездно
В деревне сорок лет,
А от ржаного колоса
Не отличу ячменного,
А мне поют: "Трудись!"”
Помещик плачет, потому что кончилось вольготное житье: “Порвалась цепь великая,
Порвалась - расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!..”

Николай Алексеевич Некрасов

Кому на Руси жить хорошо

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В каком году – рассчитывай, В какой земле – угадывай, На столбовой дороженьке Сошлись семь мужиков: Семь временнообязанных, Подтянутой губернии, Уезда Терпигорева, Пустопорожней волости, Из смежных деревень: Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова - Неурожайка тож, Сошлися – и заспорили: Кому живется весело, Вольготно на Руси? Роман сказал: помещику, Демьян сказал: чиновнику, Лука сказал: попу. Купчине толстопузому! - Сказали братья Губины, Иван и Митродор. Старик Пахом потужился И молвил, в землю глядючи: Вельможному боярину, Министру государеву. А Пров сказал: царю… Мужик что бык: втемяшится В башку какая блажь - Колом ее оттудова Не выбьешь: упираются, Всяк на своем стоит! Такой ли спор затеяли, Что думают прохожие - Знать, клад нашли ребятушки И делят меж собой… По делу всяк по своему До полдня вышел из дому: Тот путь держал до кузницы, Тот шел в село Иваньково Позвать отца Прокофия Ребенка окрестить. Пахом соты медовые Нес на базар в Великое, А два братана Губины Так просто с недоуздочком Ловить коня упрямого В свое же стадо шли. Давно пора бы каждому Вернуть своей дорогою - Они рядком идут! Идут, как будто гонятся За ними волки серые, Что дале – то скорей. Идут – перекоряются! Кричат – не образумятся! А времечко не ждет. За спором не заметили, Как село солнце красное, Как вечер наступил. Наверно б ночку целую Так шли – куда не ведая, Когда б им баба встречная, Корявая Дурандиха, Не крикнула: «Почтенные! Куда вы на ночь глядючи Надумали идти?..» Спросила, засмеялася, Хлестнула, ведьма, мерина И укатила вскачь… «Куда?..» – переглянулися Тут наши мужики, Стоят, молчат, потупились… Уж ночь давно сошла, Зажглися звезды частые В высоких небесах, Всплыл месяц, тени черные Дорогу перерезали Ретивым ходокам. Ой тени! тени черные! Кого вы не нагоните? Кого не перегоните? Вас только, тени черные, Нельзя поймать – обнять! На лес, на путь-дороженьку Глядел, молчал Пахом, Глядел – умом раскидывал И молвил наконец: «Ну! леший шутку славную Над нами подшутил! Никак ведь мы без малого Верст тридцать отошли! Домой теперь ворочаться - Устали – не дойдем, Присядем, – делать нечего. До солнца отдохнем!..» Свалив беду на лешего, Под лесом при дороженьке Уселись мужики. Зажгли костер, сложилися, За водкой двое сбегали, А прочие покудова Стаканчик изготовили, Бересты понадрав. Приспела скоро водочка. Приспела и закусочка - Пируют мужички! Косушки по три выпили, Поели – и заспорили Опять: кому жить весело, Вольготно на Руси? Роман кричит: помещику, Демьян кричит: чиновнику, Лука кричит: попу; Купчине толстопузому, - Кричат братаны Губины, Иван и Митродор; Пахом кричит: светлейшему Вельможному боярину, Министру государеву, А Пров кричит: царю! Забрало пуще прежнего Задорных мужиков, Ругательски ругаются, Немудрено, что вцепятся Друг другу в волоса… Гляди – уж и вцепилися! Роман тузит Пахомушку, Демьян тузит Луку. А два братана Губины Утюжат Прова дюжего, - И всяк свое кричит! Проснулось эхо гулкое, Пошло гулять-погуливать, Пошло кричать-покрикивать, Как будто подзадоривать Упрямых мужиков. Царю! – направо слышится, Налево отзывается: Попу! попу! попу! Весь лес переполошился, С летающими птицами, Зверями быстроногими И гадами ползущими, - И стон, и рев, и гул! Всех прежде зайка серенький Из кустика соседнего Вдруг выскочил, как встрепанный, И наутек пошел! За ним галчата малые Вверху березы подняли Противный, резкий писк. А тут еще у пеночки С испугу птенчик крохотный Из гнездышка упал; Щебечет, плачет пеночка, Где птенчик? – не найдет! Потом кукушка старая Проснулась и надумала Кому-то куковать; Раз десять принималася, Да всякий раз сбивалася И начинала вновь… Кукуй, кукуй, кукушечка! Заколосится хлеб, Подавишься ты колосом - Не будешь куковать! Слетелися семь филинов, Любуются побоищем С семи больших дерев, Хохочут, полуночники! А их глазищи желтые Горят, как воску ярого Четырнадцать свечей! И ворон, птица умная, Приспел, сидит на дереве У самого костра. Сидит и черту молится, Чтоб до смерти ухлопали Которого-нибудь! Корова с колокольчиком, Что с вечера отбилася От стада, чуть послышала Людские голоса - Пришла к костру, уставила Глаза на мужиков, Шальных речей послушала И начала, сердечная, Мычать, мычать, мычать! Мычит корова глупая, Пищат галчата малые. Кричат ребята буйные, А эхо вторит всем. Ему одна заботушка - Честных людей поддразнивать, Пугать ребят и баб! Никто его не видывал, А слышать всякий слыхивал, Без тела – а живет оно, Без языка – кричит! Сова – замоскворецкая Княгиня – тут же мычется, Летает над крестьянами, Шарахаясь то о землю, То о кусты крылом… Сама лисица хитрая, По любопытству бабьему, Подкралась к мужикам, Послушала, послушала И прочь пошла, подумавши: «И черт их не поймет!» И вправду: сами спорщики Едва ли знали, помнили - О чем они шумят… Намяв бока порядочно Друг другу, образумились Крестьяне наконец, Из лужицы напилися, Умылись, освежилися, Сон начал их кренить… Тем часом птенчик крохотный, Помалу, по полсаженки, Низком перелетаючи, К костру подобрался. Поймал его Пахомушка, Поднес к огню, разглядывал И молвил: «Пташка малая, А ноготок востер! Дыхну – с ладони скатишься, Чихну – в огонь укатишься, Щелкну – мертва покатишься, А все ж ты, пташка малая, Сильнее мужика! Окрепнут скоро крылышки, Тю-тю! куда ни вздумаешь, Туда и полетишь! Ой ты, пичуга малая! Отдай свои нам крылышки, Все царство облетим, Посмотрим, поразведаем, Поспросим – и дознаемся: Кому живется счастливо, Вольготно на Руси?» «Не надо бы и крылышек, Кабы нам только хлебушка По полупуду в день, - И так бы мы Русь-матушку Ногами перемеряли!» - Сказал угрюмый Пров. «Да по ведру бы водочки», - Прибавили охочие До водки братья Губины, Иван и Митродор. «Да утром бы огурчиков Соленых по десяточку», - Шутили мужики. «А в полдень бы по жбанчику Холодного кваску». «А вечером по чайничку Горячего чайку…» Пока они гуторили, Вилась, кружилась пеночка Над ними: все прослушала И села у костра. Чивикнула, подпрыгнула И человечьим голосом Пахому говорит: «Пусти на волю птенчика! За птенчика за малого Я выкуп дам большой». – А что ты дашь? - «Дам хлебушка По полупуду в день, Дам водки по ведерочку, Поутру дам огурчиков, А в полдень квасу кислого, А вечером чайку!» – А где, пичуга малая, - Спросили братья Губины, - Найдешь вина и хлебушка Ты на семь

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

На столбовой дороге в Пустопорожней волости встречаются семь мужиков: Роман, Демьян, Лука, Пров, старик Пахом, братья Иван и Митродор Губины. Родом они из соседних деревень: Неурожайки, Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова и Неелова. Мужики спорят о том, кому на Руси хорошо, вольготно живется. Роман считает, что помещику, Демьян - чиновнику, а Лука - попу. Старик Пахом утверждает, что лучше всего живет министр, братья Губины - купец, а Пров думает, что царь.

Начинает темнеть. Мужики понимают, что, увлекшись спором, прошли тридцать верст и теперь возвращаться домой поздно. Они решают заночевать в лесу, разводят на полянке костер и снова начинают спорить, а затем даже драться. От их шума разбегается все лесное зверье, а из гнезда пеночки выпадает птенчик, которого подбирает Пахом. Пеночка-мать подлетает к костру и просит человеческим голосом отпустить ее птенца. За это она исполнит любое желание крестьян.

Мужики решают пойти дальше и выяснить, кто из них прав. Пеночка рассказывает, где можно найти скатерть-самобранку, которая будет их кормить и поить в дороге. Мужики находят скатерть-самобранку и усаживаются пировать. Они договариваются не возвращаться домой, пока не выяснят, кому лучше всех живется на Руси.

Глава I. Поп

Вскоре путешественники встречают попа и рассказывают священнику, что ищут «кому живется весело, вольготно на Руси». Они просят служителя церкви честно ответить: доволен ли он своей судьбой?

Поп отвечает, что свой крест несет со смирением. Если мужики считают, что счастливая жизнь - это покой, почет и богатство, то ничего подобного у него нет. Люди не выбирают время своей смерти. Вот и зовут попа к умирающему хоть под проливным дождем, хоть в лютый мороз. Да и сердце иной раз не выдерживает вдовьих и сиротских слез.

Ни о каком почете и речи нет. О попах сочиняют всякие байки, смеются над ними и считают встречу со священником плохой приметой. И богатство у попов теперь не то. Прежде, когда знатные люди жили в своих родовых поместьях, доходы у священников были неплохие. Помещики делали богатые подарки, крестились и венчались в приходской церкви. Здесь их отпевали и хоронили. Таковы были традиции. А сейчас дворяне живут в столицах да «заграницах», там и все церковные обряды справляют. А с бедных крестьян много денег не возьмешь.

Мужики уважительно раскланиваются с попом и отправляются дальше.

ГЛАВА II. Сельская ярмарка

Путники проходят несколько пустых деревень и спрашивают: куда все люди подевались? Оказывается, что в соседнем селе ярмарка. Мужики решают идти туда. На ярмарке гуляет много нарядных людей, торгуют всем: от плугов и лошадей до платков и книжек. Товара много, но еще больше питейных заведений.

Возле лавки плачет старик Вавила. Он пропил все деньги, а обещал внучке козловые ботиночки. К деду подходит Павлуша Веретенников и покупает обувку для девочки. Обрадованный старик хватает ботиночки и спешит домой. Веретенников известен в округе. Он любит петь и слушать русские песни.

ГЛАВА III. Пьяная ночь

После ярмарки по дороге встречаются пьяные. Кто бредет, кто ползет, а кто и вовсе в канаве валяется. Повсюду слышны стоны и бесконечные пьяные разговоры. У дорожного столба с крестьянами беседует Веретенников. Он слушает и записывает песни, пословицы, а затем начинает укорять крестьян, что те много пьют.

В спор с Веретенниковым вступает хорошо подвыпивший мужик по имени Яким. Он говорит, что у простого народа накопилось много обид на помещиков и чиновников. Если бы не пили, то быть большой беде, а так весь гнев растворяется в водке. Нет мужикам меры во хмелю, а есть ли мера в горе, в тяжелом труде?

Веретенников соглашается с такими рассуждениями и даже выпивает вместе с крестьянами. Тут путники слышат красивую молодецкую песню и решают поискать в толпе счастливцев.

ГЛАВА IV. Счастливые

Ходят мужики и покрикивают: «Выходи счастливые! Мы водочки нальем!» Столпился народ. Стали путники расспрашивать о том, кто и как счастлив. Одним наливают, над другими только посмеиваются. Но вывод из рассказов такой: мужицкое счастье в том, что ел иногда досыта, а Бог защитил в трудную минуту.

Мужикам советуют найти Ермилу Гирина, которого вся округа знает. Один раз хитрый купец Алтынников решил отобрать у него мельницу. Сговорился с судейскими, да и заявил, что надобно Ермиле немедленно выплатить тысячу рублей. У Гирина не было таких денег, но он пошел на торжище и попросил честной народ скинуться. Мужики откликнулись на просьбу, и выкупил Ермила мельницу, а потом все деньги народу вернул. Семь лет он был бурмистром. За то время ни одной копеечки себе не присвоил. Только выгородил один раз своего младшего брата из рекрутов, так потом перед всем народом каялся и с должности ушел.

Странники соглашаются искать Гирина, но местный поп говорит, что Ермил сидит в остроге. Тут на дороге появляется тройка, а в ней барин.

ГЛАВА V. Помещик

Мужики останавливают тройку, в которой едет помещик Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев, расспрашивают, как тому живется. Помещик со слезами начинает вспоминать былое. Прежде ему принадлежала вся округа, он держал целый полк прислуги и давал праздники с танцами, театральными представлениями и охотой. Теперь же «порвалась цепь великая». У помещиков есть земля, но нет крестьян, которые бы ее обрабатывали.

Гаврила Афанасьевич не привык трудиться. Не дворянское это дело - хозяйством заниматься. Он умеет только гулять, охотиться, да из казны воровать. Теперь его родовое гнездо продано за долги, все разворовывается, а мужики днем и ночью пьют. Оболт-Оболдуев заливается слезами, и путники ему сочувствуют. После этой встречи они понимают, что нужно искать счастье не среди богачей, а в «Непоротой губернии, Непотрошеной волости...».

КРЕСТЬЯНКА

ПРОЛОГ

Странники решают поискать счастливых людей среди женщин. В одном селе им советуют найти Матрену Тимофеевну Корчагину по прозвищу «губернаторша». Вскоре мужики находят эту красивую осанистую женщину лет тридцати семи. Но Корчагина не хочет разговаривать: страда, нужно срочно убирать хлеб. Тогда путники предлагают свою помощь в поле в обмен на рассказ о счастье. Матрена соглашается.

Глава I. До замужества

Детство Корчагиной проходит в непьющей дружной семь, в обстановке любви родителей и брата. Веселая и проворная Матрена много работает, но и погулять любит. Сватается к ней чужак - печник Филипп. Играют свадьбу. Теперь Корчагина понимает: только и была счастлива она в детстве и девичестве.

Глава II. Песни

Привозит Филипп молодую жену в свою большую семью. Нелегко там Матрене. Свекровь, свекор и золовки житья ей не дают, постоянно попрекают. Все происходит в точности, как в песнях поется. Корчагина терпит. Потом рождается ее первенец Демушка - как солнышко в окошке.

Господский управляющий пристает к молодой женщине. Матрена, как может, его избегает. Управляющий угрожает, что отдаст Филиппа в солдаты. Тогда женщина идет за советом к деду Савелию, отцу свекра, которому исполнилось сто лет.

Глава III. Савелий, богатырь святорусский

Савелий похож на огромного медведя. Он долгое время отбывал каторгу за убийство. Хитрый немец-управляющий высасывал из крепостных все соки. Когда он велел копать четырем голодным крестьянам колодец, те столкнули управляющего в яму и засыпали землей. Среди этих убийц был и Савелий.

ГЛАВА IV. Демушка

Советы старика не пригодились. Управляющий, который не давал Матрене проходу, внезапно умер. Но тут случилась другая беда. Молодая мать была вынуждена оставлять Демушку под присмотром деда. Однажды тот заснул, а ребенка заели свиньи.

Приезжают доктор и судейские, делают вскрытие, допрашивают Матрену. Ее обвиняют в намеренном убийстве ребенка, в сговоре со стариком. У бедной женщины от горя едва не мутится рассудок. А Савелий уходит в монастырь замаливать свой грех.

ГЛАВА V. Волчица

Через четыре года дед возвращается, и Матрена его прощает. Когда старшему сыну Корчагиной Федотушке исполняется восемь лет, мальчика отдают в подпаски. Однажды волчице удается украсть овцу. Федот гонится за ней и вырывает уже мертвую добычу. Волчица страшно худая, она оставляет за собой кровавый след: посекла сосцы о траву. Хищница обреченно смотрит на Федота и воет. Мальчику становится жаль волчицу и ее детенышей. Он оставляет голодному зверю тушу овцы. За это сельчане хотят высечь ребенка, но Матрена принимает наказание за сына.

ГЛАВА VI. Трудный год

Наступает голодный год, в который Матрена беременна. Вдруг приходит известие, что ее мужа забирают в солдаты. Старший сын из их семьи уже служит, поэтому второго забирать не должны, но помещику плевать на законы. Матрена приходит в ужас, перед ней возникают картины нищеты и бесправия, ведь ее единственного кормильца и защитника не будет рядом.

ГЛАВА VII. Губернаторша

Женщина идет пешком в город и к утру прибывает к губернаторскому дому. Она просит у швейцара устроить ей свидание с губернатором. За два целковых швейцар соглашается и впускает Матрену в дом. В это время из покоев выходит губернаторша. Матрена падает ей в ноги и проваливается в беспамятство.

Когда Корчагина приходит в себя, то видит, что родила мальчика. Добрая бездетная губернаторша возится с ней и с ребенком, пока Матрена не выздоравливает. Вместе с мужем, которого освободили от службы, крестьянка возвращается домой. С той поры она не устает молиться за здравие губернаторши.

Глава VIII. Бабья притча

Матрена завершает свой рассказ обращением к странникам: не ищите счастливых людей среди женщин. Ключи от счастья женского Господь уронил в море, их проглотила рыба. С тех пор ищут те ключи, да никак не найдут.

ПОСЛЕДЫШ

Глава I

I

Путники приходят на берег Волги к деревне Вахлаки. Там раскинуты прекрасные луга и в разгаре сенокос. Вдруг звучит музыка, к берегу пристают лодки. Это прибыл старый князь Утятин. Он осматривает покос и ругается, а крестьяне кланяются и просят прощения. Дивятся мужики: все как при крепостном праве. За разъяснениями они обращаются к местному бурмистру Власу.

II

Влас дает пояснения. Князь страшно рассердился, когда узнал, что крестьянам дали волю, и хватил его удар. После этого стал Утятин чудить. Не хочет верить, что нет теперь у него над крестьянами власти. Даже сыновей пообещал проклясть и лишить наследства, если те будут говорить такую глупость. Вот и попросили наследники крестьян, чтобы они при барине делали вид, будто все по-старому. А за это им лучшие луга пожалуют.

III

Князь садится завтракать, на что собираются поглазеть крестьяне. Один из них, самый большой лодырь и пьяница, давно вызвался разыгрывать перед князем бурмистра вместо непокорного Власа. Так и стелется перед Утятиным, а народ еле смех сдерживает. Один, правда, не справляется с собой и хохочет. Князь синеет от гнева, велит пороть бунтовщика. Выручает одна бойкая крестьянка, которая говорит барину, что засмеялся ее сын-дурачок.

Князь всех прощает и отплывает на лодке. Вскоре крестьяне узнают, что Утятин умер по дороге домой.

ПИР - НА ВЕСЬ МИР

Посвящается Сергею Петровичу Боткину

Вступление

Крестьяне радуются смерти князя. Они гуляют и поют песни, а бывший слуга барона Синегузина Викентий рассказывает удивительную историю.

Про холопа примерного - Якова Верного

Жил один очень жестокий и жадный помещик Поливанов, был у него верный холоп Яков. Много терпел мужик от барина. Но отнялись у Поливанова ноги, и верный Яков стал для инвалида незаменимым человеком. Барин не нарадуется холопом, зовет его родным братом.

Задумал как-то любимый племянник Якова жениться, просит у барина в жены девушку, которую Поливанов для себя присмотрел. Барин за такую дерзость отдает соперника в солдаты, а Яков с горя уходит в запой. Поливанову без помощника плохо, но холоп через две недели возвращается к работе. Опять барин доволен слугой.

Но новая беда уже на гряде. По дороге к сестре барина Яков неожиданно сворачивает в овраг, выпрягает лошадей, а сам вешается на вожжах. Всю ночь барин отгоняет палкой ворон от бедного тела слуги.

После этого рассказа мужики заспорили о том, кто более грешен на Руси: помещики, крестьяне или разбойники? И богомолец Ионушка рассказывает такую историю.

О двух великих грешниках

Промышляла как-то разбойничья шайка во главе с атаманом Кудеяром. Много безвинных душ сгубил разбойник, а пришло время - стал каяться. И к Гробу Господнему ходил, и в монастыре схиму принял - все не отпускают грехи, мучает совесть. Поселился Кудеяр в лесу под столетним дубом, где приснился ему святой угодник, который указал путь к спасению. Будет прощен душегуб, когда тем ножом, что людей убивал, срежет этот дуб.

Стал Кудеяр ножом дуб в три обхвата пилить. Дело идет медленно, ведь грешник уже в солидном возрасте и слабый. Однажды к дубу подъезжает помещик Глуховский и начинает насмехаеться над стариком. Он сколько хочет холопов бьет, пытает и вешает, а спит спокойно. Тут Кудеяр впадает в страшный гнев и убивает помещика. Сразу же падает дуб, и все грехи разбойнику тотчас прощаются.

После этой повести крестьянин Игнатий Прохоров начинает спорить и доказывать, что самый тяжкий грех - крестьянский. Вот его рассказ.

Крестьянской грех

За военные заслуги получает адмирал от государыни восемь тысяч душ крепостных. Перед смертью он зовет старосту Глеба и вручает ему ларец, а в нем - вольная для всех крестьян. После смерти адмирала наследник начал донимать Глеба: денег ему дает, вольную, только бы получить заветный ларец. И дрогнул Глеб, согласился отдать важные документы. Так наследник сжег все бумаги, а восемь тысяч душ остались в крепости. Крестьяне, выслушав Игнатия, соглашаются, что этот грех - самый тяжкий.

В это время на дороге появляется воз. На нем едет в город за пенсией отставной солдат. Он печалится, что нужно добраться аж до Петербурга, а «железка» очень дорогая. Крестьяне предлагают служивому спеть и сыграть на ложках. Солдат поет о своей тяжелой доле, о том, как несправедливо ему начислили пенсию. Он почти не может ходить, а его раны посчитали «незначительными». Крестьяне сбрасываются по копеечке и собирают солдату рублик.

ЭПИЛОГ

Гриша Добросклонов

У местного дьячка Добросклонова есть сын Гриша, который учится в семинарии. Парень наделен прекрасными качествами: умный, добрый, трудолюбивый и честный. Он сочиняет песни и собирается поступать в университет, мечтает улучшить жизнь народа.

Возвращаясь с крестьянского гуляния, Григорий сочиняет новую песню: «Рать подымается — неисчислимая! Сила в ней скажется несокрушимая!» Он обязательно выучит односельчан ее петь.

Неоконченная поэма, в которой Некрасов сформулировал ещё один вечный русский вопрос и поставил фольклор на службу революционной демократии.

комментарии: Михаил Макеев

О чём эта книга?

Крепостное право в России отменено. Семь «временнообязанных» После Крестьянской реформы так называли крестьян, которые ещё не выкупили у помещика землю, поэтому были обязаны платить за неё оброк или барщину. ⁠ (то есть по факту ещё не свободных) мужичков («Подтянутой губернии, / Уезда Терпигорева, / Пустопорожней волости, / Из смежных деревень: / Заплатова, Дырявина, / Разутова, Знобишина, / Горелова, Неелова — / Неурожайка тож») затевают спор о том, кому «живётся весело, вольготно на Руси». Чтобы решить этот вопрос, они отправляются в странствие в поисках счастливого человека. По пути им предстаёт вся крестьянская Россия: они встречают священников и солдат, праведников и пьяниц, помещика, не знающего об отмене крепостного права, и будущего народного заступника, сочиняющего гимн «убогой и обильной, забитой и всесильной» матушке Руси.

Николай Некрасов. Литография Петра Бореля. 1860-е годы

Когда она написана?

Когда точно возник замысел поэмы, не установлено. Существует свидетельство Гавриила Потанина Гавриил Никитич Потанин (1823-1911) — писатель. Служил учителем в Симбирске. Получил известность благодаря роману «Старое старится, молодое растёт», опубликованному в «Современнике» в 1861 году. Некрасов помог Потанину переехать в Петербург и устроиться на службу. В начале 1870-х отношения с Некрасовым ухудшились, и писатель вернулся в Симбирск. На склоне лет Потанин написал восторженные воспоминания о Некрасове, правда, некоторые эпизоды в них не соответствуют фактам. ⁠ , который якобы ещё осенью 1860 года видел у Некрасова на столе рукопись (черновик?) поэмы. Полностью доверять, однако, Потанину нельзя. Сам Некрасов датировал первую часть поэмы 1865-м: видимо, она была в основном завершена к концу этого года. С перерывами (которые иногда растягивались на несколько лет) Некрасов работал над «Кому на Руси жить хорошо» до конца жизни. Поэма осталась незавершённой. В последнюю из написанных частей, «Пир на весь мир», поэт вносил изменения до марта 1877 года, то есть почти до самой смерти. Незадолго до кончины Некрасов сожалел, что не успеет завершить поэму: «...Если бы ещё года три-четыре жизни. Это такая вещь, которая только в целом может иметь своё значение. И чем дальше пишешь, тем яснее представляешь себе дальнейший ход поэмы, новые характеры, картины». По наброскам поэта можно восстановить замысел нескольких ненаписанных глав: например, встречу героев с чиновником, ради которой мужики должны были прийти в Петербург.

Порвалась цепь великая,
Порвалась — расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!..

Как она написана?

«Кому на Руси жить хорошо» стилизована под русский фольклор. Это своего рода энциклопедия или «полное собрание» жанров народной поэзии — от малых (пословицы, поговорки, загадки и др. — подсчитано, что таких вкраплений в поэме больше ста) до самых крупных (былина, сказка, легенда, историческая песня Лироэпический фольклорный жанр, повествующий об исторических событиях. Например, песни о Ермаке, Пугачёве или взятии Казани. ⁠ ). В части «Крестьянка», самой «фольклоризованной» в поэме, есть прямые, лишь слегка адаптированные заимствования из народных песен. Язык Некрасова полон уменьшительно-ласкательных суффиксов, типичных для ритма народной поэзии 1 Чуковский К. И. Мастерство Некрасова // Чуковский К. И. Собрание сочинений в 15 т. Т. 10: Мастерство Некрасова. Статьи. М.: Терра, 2012. C. 515-524. ⁠ , а образы зачастую восходят к её формулам: «Уж налились колосики. / Стоят столбы точёные, / Головки золочёные...», «Вас только, тени чёрные, / Нельзя поймать — обнять!»

Впрочем, в большинстве случаев Некрасов не столько копирует или цитирует фольклорные тексты, сколько вдохновляется народной поэзией, создавая оригинальное произведение в «народном духе». По мнению Корнея Чуковского, Некрасов даже мог «видоизменять» нейтральные фольклорные образы так, «чтобы они могли послужить целям революционной борьбы» 2 Чуковский К. И. Мастерство Некрасова // Чуковский К. И. Собрание сочинений в 15 т. Т. 10: Мастерство Некрасова. Статьи. М.: Терра, 2012. C. 398-399. ⁠ — притом что само это мнение выглядит ангажированным, оно справедливо в том смысле, что фольклор для Некрасова был материалом, а не самоцелью: он, можно сказать, редактировал фольклор, объединял элементы разных текстов, добиваясь при этом аутентичного звучания и выверенной логики.

В сюжете поэмы важную роль играет типичная сказочная фантастика: волшебные помощники По Владимир Проппу, волшебный помощник — один из ключевых элементов сказки, он помогает главному герою достичь главной цели. ⁠ (птичка-пеночка) и волшебные средства От наличия у героя некоего волшебного средства зачастую зависит исход сказки. Как правило, в сказке есть также фигура дарителя (например, Бабы-яги), благодаря которому герой получает средство. Об этом пишет Владимир Пропп в книге «Морфология волшебной сказки». ⁠ (скатерть самобраная), а также предметы крестьянского быта, наделённые волшебными свойствами (армяки, которые не снашиваются, не преющие «онученьки», не «разбивающиеся» лапти, рубахи, в которых «не плодятся» блохи). Всё это нужно, чтобы странники, оставившие дома жён и «малых ребят», могли путешествовать, не отвлекаясь на заботы об одежде и пропитании. Уже само число странников — семь — говорит о связи с русским фольклором, в котором семёрка — особое, сакральное и при этом скорее «благоприятное» число.

Композиция поэмы свободная: в странствиях по Руси семеро мужиков становятся свидетелями многочисленных колоритных сцен, встречаются с самыми разными её обитателями (преимущественно с такими же крестьянами, как они сами, но и с представителями других социальных слоёв — помещиками, священниками, дворовыми, лакеями). Ответы на главный вопрос поэмы складываются в короткие истории (их много в первой части: в главах «Сельская ярмонка», «Пьяная ночь» и «Счастливые»), а иногда превращаются в самостоятельные сюжеты: например, такая вставная история занимает большую часть фрагмента «Крестьянка», длинный рассказ посвящён жизни Ермила Гирина. Так складывается калейдоскопическая картина жизни России в эпоху Крестьянской реформы (Некрасов называл свою поэму «эпопеей современной крестьянской жизни»).

Поэма написана по большей части белым трёхстопным ямбом. Ориентируясь на народный стих, Некрасов неупорядоченно чередует дактилические Рифма с ударением на третьем от конца слоге. ⁠ окончания с мужскими Рифма с ударением на последнем слоге. ⁠ — это создаёт ощущение вольной, льющейся речи:

Да как я их ни бегала,
А выискался суженый,
На горе — чужанин!
Филипп Корчагин — питерщик,
По мастерству печник.
Родительница плакала:
«Как рыбка в море синее
Юркнёшь ты! как соловушко
Из гнёздышка порхнёшь!
Чужая-то сторонушка
Не сахаром посыпана,
Не мёдом полита!»

Однако в «Кому на Руси...» есть фрагменты, написанные самыми разными размерами, как белыми, так и рифмованными стихами. Например, песня «Голодная»: «Стоит мужик — / Колышется, / Идёт мужик — / Не дышится! // С коры его / Распучило, / Тоска-беда / Измучила» — или знаменитый гимн «Русь», написанный семинаристом Гришей Добросклоновым:

Рать подымается —
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!..

Жнец. Фотография из альбома «Типы Подольской губернии». 1866 год

Крестьяне за обедом. Фотография из альбома «Типы Подольской губернии». 1866 год

Что на неё повлияло?

Прежде всего — Крестьянская реформа 1861 года. Она вызвала неоднозначные отклики в кругу, к которому принадлежал Некрасов. К ней резко отрицательно отнеслись многие его сотрудники и единомышленники, в том числе ведущий критик «Современника» Николай Чернышевский, оценивший реформу как несправедливую по отношению к крестьянам и совершённую «в пользу» помещиков. Сам Некрасов относился к реформе сдержанно, но существенно более оптимистично. Поэт видел в ней не только несправедливость по отношению к народу, «сеятелю и хранителю» земли, которому эту землю приходилось теперь выкупать у помещика, но и новые возможности. В письме Тургеневу от 5 апреля 1861 года Некрасов писал: «У нас теперь время любопытное — но самое дело и вся судьба его впереди». Видимо, общее ощущение хорошо выражено в тогда же написанном коротком стихотворении «Свобода»:

Родина-мать! по равнинам твоим
Я не езжал ещё с чувством таким!

Вижу дитя на руках у родимой,
Сердце волнуется думой любимой:

В добрую пору дитя родилось,
Милостив бог! не узнаешь ты слёз!

С детства никем не запуган, свободен,
Выберешь дело, к которому годен,

Хочешь — останешься век мужиком,
Сможешь — под небо взовьёшься орлом!

В этих фантазиях много ошибок:
Ум человеческий тонок и гибок,

Знаю, на место сетей крепостных
Люди придумали много иных,

Так!.. но распутать их легче народу.
Муза! с надеждой приветствуй свободу!

Во всяком случае, Некрасов не сомневался, что народная жизнь кардинально меняется. И как раз зрелище перемен наряду с размышлениями о том, готов ли русский крестьянин воспользоваться свободой, во многом и стало импульсом для написания поэмы.

Из литературных и языковых влияний первое — фольклор, с помощью которого народ говорит о своей жизни, заботах и надеждах. Интерес к фольклору был характерен для многих русских поэтов первой половины XIX века; скорее всего, непосредственным предшественником Некрасова нужно считать Алексея Кольцова, автора популярных стихотворений, имитирующих стиль народной поэзии. Сам Некрасов увлекся фольклором ещё в середине 1840-х (например, в стихотворении «Огородник»), но поэма «Кому на Руси жить хорошо» стала кульминацией этого интереса. Народное устное творчество Некрасов собирал самостоятельно на протяжении нескольких десятилетий, но использовал и сборники народной поэзии, изданные профессиональными фольклористами. Так, сильное впечатление на Некрасова произвёл первый том «Причитаний Северного края», собранных Елпидифором Барсовым Елпидифор Васильевич Барсов (1836-1917) — этнограф. Автор трёхтомного труда «Причитания Северного края». Исследователь древнерусской письменности и владелец одной из лучших для своего времени палеографических коллекций. В 1914 году он передал её Историческому музею. ⁠ (в основном в него вошли вопли и причитания, записанные от Ирины Федосовой Ирина Андреевна Федосова (1827-1899) — народная сказительница. Родом из Карелии. Приобрела известность как плакальщица. В конце 1860-х годов на протяжении нескольких лет Елпидифор Барсов записывал её причитания, которые вошли в этнографическое исследование «Причитания Северного края». Всего разными этнографами было записано около 30 тысяч её текстов. Федосова выступала в Москве, Петербурге и Нижнем Новгороде, имела множество поклонников. ⁠ ), а также третья и четвёртая части «Песен, собранных П. Н. Рыбниковым Павел Николаевич Рыбников (1831-1885) — этнограф. Выпускник философского факультета Московского университета. Изучал раскол и старообрядцев в Черниговской губернии, был заподозрен в участии в революционном кружке «вертепников», после чего сослан в Петрозаводск. В 1860 году Рыбников предпринял путешествие по Русскому Северу, где собирал и записывал уникальный местный фольклор. По результатам поездки издал книгу «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым», ставшую известной не только в России, но и за рубежом. ⁠ ». Обе эти книги поэт использовал преимущественно в части «Крестьянка» для создания образа Матрёны Тимофеевны Корчагиной. Многие истории, рассказанные персонажами поэмы, услышаны Некрасовым от людей, знакомых с народной жизнью (например, от известного юриста Анатолия Кони Анатолий Фёдорович Кони (1844-1927) — юрист и писатель. Служил прокурором, был председателем Санкт-Петербургского окружного суда, почётным судьёй Санкт-Петербургского и Петергофского уездов. Под председательством Кони суд присяжных вынес оправдательный приговор Вере Засулич, стрелявшей в петербургского градоначальника Трепова. На основе воспоминаний Кони по одному из дел Лев Толстой написал роман «Воскресение». После революции читал лекции по уголовному судопроизводству, написал комментарий к Уголовному кодексу РСФСР 1922 года. Автор книг «На жизненном пути», «Судебные речи», «Отцы и дети судебной реформы». ⁠ ), возможно от крестьян-охотников. «Какими прибаутками ни приправляйте рассказ старого служивого, как остроумно ни коверкайте слова, рассказ такой всё-таки не будет настоящим солдатским рассказом, если сами вы никогда не слыхали солдатских рассказов», — писал Некрасов ещё в 1845 году; фольклорный пласт в поэме основан на глубоком личном знании народной традиции 3 Чуковский К. И. Ленин о Некрасове // Чуковский К. И. Люди и книги. М.: ГИХЛ, 1960. C. 380-386. ⁠ .

Сюжет «путешествия», удобный для масштабного отображения национальной жизни, использовался, например, Николаем Гоголем в . Гоголь — один из писателей, которых Некрасов удостоил высшей для него похвалы: «народный заступник» (второй такой литератор — Белинский, книги которого, по мечте Некрасова, мужик однажды «с базара понесёт» вместе с гоголевскими, а в черновиках Некрасов называет ещё и Пушкина).

Григорий Мясоедов. Земство обедает. 1872 год. Государственная Третьяковская галерея

Поэма печаталась по частям по мере создания. «Пролог» был опубликован в № 1 «Современника» Литературный журнал (1836-1866), основанный Пушкиным. С 1847-го «Современником» руководили Некрасов и Панаев, позже к редакции присоединились Чернышевский и Добролюбов. В 60-х в «Современнике» произошёл идеологический раскол: редакция пришла к пониманию необходимости крестьянской революции, в то время как многие авторы журнала (Тургенев, Толстой, Гончаров, Дружинин) выступили за более медленные и постепенные реформы. Спустя пять лет после отмены крепостного права «Современник» закрылся по личному распоряжению Александра II. ⁠ за 1866 год, а с 1869 года поэма отдельными главами публиковалась в журнале «Отечественные записки».

«Пир на весь мир» при жизни Некрасова опубликован не был: его сильно искажённый по цензурным причинам текст вошёл в состав ноябрьского (11-го) номера «Отечественных записок» за 1876 год, но был вырезан оттуда цензурой; публикация, запланированная в 1877 году, также была отменена со ссылкой на «нездоровье автора». Впервые этот фрагмент вышел отдельно в 1879 году в нелегальном издании Петербургской вольной типографии, а легально неполная версия «Пира» была напечатана в «Отечественных записках» только в 1881 году.

Первое отдельное издание «Кому на Руси жить хорошо» появилось в 1880 году 4 «Кому на Руси жить хорошо»: Поэма Н. А. Некрасова. СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1880. ⁠ , однако кроме первой части, а также «Крестьянки» и «Последыша» оно включало только короткий фрагмент «Песня Гришина»). Видимо, первой полной публикацией «Кому на Руси жить хорошо» нужно считать однотомник «Стихотворения Н. А. Некрасова», изданный Михаилом Стасюлевичем Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826-1911) — историк и публицист. Профессор истории Санкт-Петербургского университета, специалист по истории Древней Греции и западно-европейского Средневековья. В 1861 году ушёл в отставку в знак протеста против подавления студенческих протестов. Автор трёхтомного труда «История Средних веков, в её источниках и современных писателях». С 1866 по 1908 год был редактором журнала «Вестник Европы». ⁠ в 1881 году; впрочем, и здесь «Пир на весь мир» представлен в искажённом виде.

С 1869 года поэма отдельными главами публиковалась в журнале «Отечественные записки»

Обложка поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Типография М. М. Стасюлевича, 1880 год

Как её приняли?

По мере публикации новых частей поэмы критики встречали их преимущественно негативно. Виктор Буренин Виктор Петрович Буренин (1841-1926) — литературный критик, публицист, драматург. В юности дружил с амнистированными декабристами и радикальными демократами (помогал Некрасову со сбором материалов для поэмы «Русские женщины»), печатался в «Колоколе» Герцена. С 1876 года и вплоть до революции проработал в суворинском «Новом времени», консервативном издании правого толка. Из-за частых нападок и грубостей в своих статьях Буренин постепенно приобрёл скандальную репутацию — на него несколько раз подавали судебные иски по обвинению в клевете. Говорили, что именно резкая статья Буренина довела до смерти поэта Семёна Надсона — прочтя обвинения в том, что он лишь притворяется больным, Надсон почувствовал себя хуже и в скором времени умер. ⁠ считал, что главы первой части «слабы и прозаичны в целом, беспрестанно отдают пошлостью и только местами представляют некоторые достоинства» 5 Санкт-Петербургские ведомости. 1873, 10 марта. № 68. ⁠ , Василий Авсеенко Василий Григорьевич Авсеенко (1842-1913) — писатель, публицист. Преподавал в Киевском университете всеобщую историю, был соредактором газеты «Киевлянин», руководителем канцелярии губернатора. После переезда в Петербург в 1869 году служил в Министерстве народного просвещения, публиковал критические статьи в «Русском вестнике», «Русском слове», «Заре». С 1883-го по 1896-й издавал «Санкт-Петербургские ведомости». Писал беллетристику: романы «Злой дух», «Млечный путь», «Скрежет зубовный» и другие. ⁠ называл «Кому на Руси жить хорошо» «длинной и водянистой вещью» 6 Русская мысль. 1872, 13 мая. № 122. ⁠ и даже относил её «к числу неудачнейших произведений» Некрасова 7 Русская мысль. 1873, 21 февраля. № 49. ⁠ . Более благосклонно Буренин встретил «Последыша», в котором увидел «художественную правду в соединении с современной общественной мыслью» 8 Санкт-Петербургские ведомости. 1873. № 68. ⁠ . Однако и Буренин, и резко отрицательно отнёсшийся к «Последышу» Авсеенко отрицали злободневность, актуальность этой части: они обвиняли Некрасова в том, что он «обличает крепостное право ровно через 12 лет после его отмены» 9 Pусский вестник. 1874. № 7. С. 454. ⁠ . «Крестьянку» ругали за «фальшивое, деланое простонародничанье» 10 Буренин; Санкт-Петербургские ведомости. 1874. № 10. ⁠ , большие натяжки, грубость, неблагозвучность 11 Сын отечества. 1874. № 30. ⁠ . Характерно, что, нападая на конкретные места поэмы, критики часто даже не подозревали, что именно здесь Некрасов использует аутентичный фольклорный текст.

Критика дружественная отмечала в поэме искреннее чувство симпатии к простому человеку, «любовь к «несчастному русскому народу» и сочувствие поэта его страданиям» 12 Сияние. 1873. № 17. ⁠ . В целом враждебный Некрасову Евгений Марков Евгений Львович Марков (1835-1903) — писатель, критик, этнограф. Служил учителем в Туле, затем директором Симферопольской гимназии. Сотрудничал с журналами «Отечественные записки», «Дело», «Вестник Европы». Автор романов «Чернозёмные поля» (1876), «Берег моря» (1880), путевых записок «Очерки Крыма» (1872), «Очерки Кавказа» (1887), «Путешествие по Сербии и Черногории» (1903). ⁠ писал о «Крестьянке»: «Речь лучших мест его лучших поэм то звучит характерною мелодией настоящей русской песни, то бьёт лаконическою мудростью русской пословицы» 13 Голос. 1878. № 46. ⁠ .

Были и прямо восторженные отзывы: критик Прокофий Григорьев называл «Кому на Руси хорошо» «по силе гения, по массе жизни, в неё заключённой, небывалой в литературе ни одного народа поэмой» 14 Библиотека дешёвая и общедоступная. 1875. № 4. С. 5. ⁠ .

Наверное, самым прозорливым из современников оказался поэт (и один из создателей Козьмы Пруткова) Алексей Жемчужников Алексей Михайлович Жемчужников (1821-1908) — поэт, сатирик. Служил в Министерстве юстиции и Государственной канцелярии, в 1858 году вышел в отставку. Совместно с братьями Владимиром и Александром и двоюродным братом Алексеем Толстым создал литературный псевдоним Козьма Прутков. Автор нескольких книг стихов. ⁠ : он высоко оценил масштаб некрасовского замысла и выделил «Кому на Руси жить хорошо» среди произведений поэта. В частном письме Некрасову от 25 марта 1870 года из Висбадена Жемчужников писал: «Эта поэма есть вещь капитальная, и, по моему мнению, в числе Ваших произведений она занимает место в передовых рядах. Основная мысль очень счастливая; рама обширная, вроде рамы . Вы можете поместить в ней очень много».

Виктор Буренин. 1910-е годы. Критик Буренин считал, что первые части поэмы «отдают пошлостью»

Алексей Жемчужников. 1900 год. Поэт Жемчужников, напротив, считал, что поэма «есть вещь капитальная»

ответ Лев Оборин

Современный статус «Кому на Руси жить хорошо» как важнейшего произведения Некрасова сложился не сразу. Одним из первых критиков, приложивших к этому усилия, был Сергей Андреевский Сергей Аркадьевич Андреевский (1848-1918) — поэт, критик, юрист. Работал под началом юриста Анатолия Кони, был известным судебным оратором, книга с его защитительными речами выдержала несколько изданий. В возрасте 30 лет Андреевский начал писать и переводить стихи. Выпустил первый перевод на русский стихотворения Эдгара По «Ворон». С конца 1880-х годов работал над критическими этюдами о творчестве Баратынского, Лермонтова, Тургенева, Некрасова. ⁠ , чьи статьи о поэте оказали значительное воздействие на восприятие последующих критиков. В статье «Вырождение рифмы» (1900) Андреевский объявил поэму одним из высочайших достижений Некрасова.

Дальнейшая канонизация поэмы связана не только с работой критиков-некрасоведов (в первую очередь Корнея Чуковского и Владислава Евгеньева-Максимова Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов (1883-1955) — литературовед. Работал учителем в Царскосельском реальном училище, был уволен за организацию литературного вечера, на котором читали «Железную дорогу» Некрасова. В дальнейшем работал в независимых народных учебных заведениях. Создал некрасовскую выставку, на базе которой был сформирован музей-квартира Некрасова в Петербурге. С 1934 года преподавал в Ленинградском университете. Участвовал в подготовке полного собрания сочинений Некрасова. ⁠ ), но и с тем, что в поэме был явственно слышен гражданский, революционный пафос: «У каждого крестьянина / Душа что туча чёрная — / Гневна, грозна, — и надо бы / Громам греметь оттудова, / Кровавым лить дождям...» Цензурная судьба поэмы только усиливала ощущение, что Некрасов предлагал прямую революционную программу и выступал против либеральных полумер, а фигура Гриши Добросклонова, будущего революционера, подвёрстывалась под ответ на центральный вопрос поэмы — ответ, которого Некрасов так окончательно и не дал. Поэма была популярна ещё в кругах народовольцев «Народная воля» — революционная организация, возникшая в 1879 году. В числе оформленных участников состояло около 500 человек. Народовольцы вели агитацию среди крестьян, издавали прокламации, устраивали демонстрации, в том числе вели террористическую деятельность — организовали убийство Александра II в 1881 году. За уча-стие в дея-тель-но-сти «Народной воли» к смертной казни было приговорено 89 человек. ⁠ , изымалась у революционеров наряду с нелегальной литературой. Имя Некрасова фигурирует в текстах главных теоретиков русского марксизма — Ленина и Плеханова Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918) — философ, политик. Возглавлял народническую организацию «Земля и воля», тайное общество «Чёрный передел». В 1880 году эмигрировал в Швейцарию, где основал «Союз русских социал-демократов за границей». После II съезда РСДРП Плеханов разошёлся во взглядах с Лениным и возглавил меньшевистскую партию. Вернулся в Россию в 1917 году, поддержал Временное правительство и осудил Октябрьскую революцию. Умер Плеханов через полтора года после возвращения от обострения туберкулёза. ⁠ . В воспоминаниях Надежды Крупской Ленин предстаёт настоящим знатоком некрасовских стихов. Ленинские статьи пересыпаны некрасовскими цитатами: в частности, в 1912 году Ленин вспоминает строки о том «желанном времечке», когда мужик «Белинского и Гоголя / С базара понесёт», и констатирует, что времечко это наконец пришло, а в 1918-м ставит строки из песни Гриши Добросклонова («Ты и убогая, ты и обильная...») эпиграфом к статье «Главная задача наших дней» 15 Чуковский К. И. Ленин о Некрасове // Чуковский К. И. Люди и книги. М.: ГИХЛ, 1960. ⁠ . Плеханов, главный среди марксистов специалист по эстетике, к 25-летию со дня смерти Некрасова написал о нём большую статью. Значительный фрагмент в ней посвящён «Кому на Руси жить хорошо»: Плеханов размышляет о том, как отнёсся бы Некрасов к народному восстанию, и приходит к выводу, что оно представлялось ему «совершенно немыслимым». Пессимистические настроения поэмы Плеханов связывал с общим упадком революционного движения в конце 1870-х: Некрасов не дожил до выступления нового поколения революционеров, «а узнав и поняв этих, новых на Руси, людей, он, может быть, написал бы в их честь новую, вдохновенную «песню» , не «голодную» и не «солёную» , а боевую , — русскую «Марсельезу», в которой по-прежнему слышались бы звуки «мести» , но зато звуки «печали» заменились бы звуками радостной уверенности в победе». Несмотря на это, в марксистском литературоведении не подлежало сомнению, что Некрасов в «Кому на Руси...» был провозвестником революции — соответственно, в послереволюционном литературном каноне его поэме было отведено высокое место. Оно сохраняется за поэмой и сегодня: нынешнее изучение творчества Некрасова в школе нельзя представить себе без подробного разбора «Кому на Руси жить хорошо».

Спектакль «Кому на Руси жить хорошо» в «Гоголь-центре». Режиссёр Кирилл Серебренников. 2015 год

Спектакль «Кому на Руси жить хорошо» в «Гоголь-центре». Режиссёр Кирилл Серебренников. 2015 год

Почему мужики отправляются на поиски счастливого человека?

С одной стороны, перед нами условность: у мужиков начинается спор, который доходит до эпически описанной драки, а затем им приходит в голову обойти всю Русь, пока они не доищутся ответа, — типичный сказочный квест, фольклорность которого усиливается появлением волшебной птички-пеночки и скатерти-самобранки (чуть ли не единственных фантастических элементов в поэме Некрасова, в целом реалистической: даже говорящие, казалось бы, топонимы вроде Горелова и Неелова имели вполне реальные соответствия).

С другой стороны, каковы бы ни были мотивы путешествия, нужно ещё разобраться, что именно хотели узнать странники и почему они выбирали именно таких собеседников. Само понятие счастья — очень широкое и неоднозначное. Возможно, странники не просто хотят узнать, кто счастлив простым и понятным счастьем — как оно им представляется. Может быть, они ещё и доискиваются, что вообще такое счастье, какие виды счастья бывают, в чём счастье счастливых людей. И они действительно сталкиваются с целой галереей людей, которые считают себя счастливыми, — и с целым набором разновидностей счастья.

Наконец, с третьей стороны, не стоит преувеличивать сказочное начало некрасовского спора: диспуты на важные темы в пореформенной крестьянской среде действительно происходили — это было связано с началом перемещения освобождённых крестьян в города, вообще с бурлением новых идей в России. Советский литературовед Василий Базанов связывал героев «Кому на Руси жить хорошо» с появлением «нового типа крестьянина — азартного спорщика, крикуна, «бойкого говоруна» 16 Комментарии // Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. Т. 5: С. 605; см.: Базанов. ⁠ .

Великороссы. Рисунок Л. Белянкина из альбома «Русские народы. Часть 1. Европейская Россия». 1894 год

Какое счастье можно увидеть в поэме Некрасова?

Понятно, что такое счастье — по принципу «могло быть хуже», но эти примеры позволяют странникам как бы уточнить своё представление о счастье. Оно не только должно быть прочным, оно постепенно вырисовывается как своё, специфическое. Конечно, богатство тоже важно: взамен своей «Подтянутой губернии, / Уезда Терпигорева, / Пустопорожней волости» мужики ищут «Непоротой губернии, / Непотрошённой волости, / Избыткова села». Но это не довольство сытого раба, не достаток на барский манер. Счастье лакея, который всю жизнь вылизывал тарелки с трюфелями и заболел «барскою болезнью» (которая «по-да-грой именуется!»), — не «народное счастье», оно для крестьянина неприемлемо. «Правильное» счастье — в чём-то другом. Череду счастливых в первой части поэмы венчает образ бурмистра Управляющий помещичьим имением, надзирал за крестьянами. ⁠ Ермила Гирина: он, как думают крестьяне, счастлив потому, что пользуется уважением и любовью народа за свою честность, благородство и справедливость по отношению к крестьянам. Но сам герой отсутствует — сидит в остроге (за что — остаётся не до конца понятным; судя по всему, он отказался подавлять народный бунт), — и его кандидатура отпадает.

Сталкиваясь с неудачами, странники не теряют интереса к своему вопросу, расширяя границы представлений о счастье. Истории, которые они узнают, чему-то их учат. Например, из разговора с деревенским священником крестьяне узнают, что тот практически так же несчастен, как и крестьяне. Представления крестьян о поповском счастье («Попова каша — с маслицем, / Попов пирог — с начинкою, / Поповы щи с снетком!») оказываются неверными: невозможно добиться никакого дохода от служения обездоленным («Крестьянин сам нуждается, / И рад бы дал, да нечего...»),
да и репутация у «попов» в народе неважная — над ними смеются, о них сочиняют «сказки балагурные, / И песни непристойные, / И всякую хулу». Несчастлив даже барин, с тоской вспоминающий прежнее, дореформенное время:

Кого хочу — помилую,
Кого хочу — казню.
Закон — моё желание!
Кулак — моя полиция!
Удар искросыпительный,
Удар зубодробительный,
Удар скуловорррот!..

Наконец, в поэме есть удивительная история Последыша — доживающего свой век князя Утятина, которому солгали, что царь отменил реформу и вернул крепостное право: его бывшие крепостники играют комедию, делая вид, что всё остаётся по-старому. Эта история, которую критики Некрасова считали вздорным, фантастическим анекдотом, на самом деле имела прецеденты; они могли быть известны Некрасову. Сюжет «Последыша» также предостерегает: от тоски по прошлому (оно было ужасно, не стоит пытаться его восстановить, даже если настоящее не оправдывает радужных надежд) и от добровольного рабства (даже если это рабство понарошку, обещанной награды за него не будет: наследники, в чьих интересах этот спектакль и разыгрывался, непременно обманут бывших крепостных). Не в крепостническом прошлом надо искать счастье: тогда были счастливы только барин и его верный лакей Ипат, которого князь раз нечаянно переехал санями, а потом всё-таки «рядом, недостойного, / С своей особой княжеской / В санях привёз домой» (рассказывая об этом, Ипат неизменно плакал от умиления).

Может ли на Руси оказаться счастливой женщина?

«Не всё между мужчинами / Отыскивать счастливого, / Пощупаем-ка баб!» — соображают в какой-то момент странники. Фрагмент «Крестьянка» переводит вопрос о счастье в новую плоскость: как счастья достичь? Главная героиня фрагмента Матрёна Тимофеевна Корчагина, чья история наполнена преимущественно утратами и страданиями (тяжёлое положение в доме мужа, потеря сына, телесные наказания, постоянные тяготы и лишения), тем не менее не без оснований фигурирует в качестве возможной счастливицы:

А есть в селе Клину:
Корова холмогорская,
Не баба! доброумнее
И глаже — бабы нет.
Спросите вы Корчагину
Матрёну Тимофееву,
Она же: губернаторша...

Она изменила свою судьбу: спасла мужа, добилась уважения и фактически главенства в семье. Эта «осанистая женщина, / Широкая и плотная» пользуется небывалым для «бабы» авторитетом в своём селе. Можно не без оснований считать: этот женский образ в поэме показывает, что путь если не к счастью, то к изменению горькой судьбы лежит через сильный, решительный поступок. Эта мысль становится понятной, если взглянуть на антипода Матрёны в «Крестьянке»: это дедушка Савелий, «богатырь святорусский». Он произносит знаменитый монолог, своего рода гимн терпению, колоссальная способность к которому и делает русского крестьянина настоящим богатырём:

Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина... леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит-катается
На колеснице огненной...
Всё терпит богатырь!

Матрёну эта апология терпения совершенно не впечатляет:

«Ты шутишь шутки, дедушка! —
Сказала я. — Такого-то
​​​​​​​Богатыря могучего,
Чай, мыши заедят!»

Позже старик Савелий (по чьей вине погиб сын Матрёны) говорит ей: «Терпи, многокручинная! / Терпи, многострадальная! / Нам правды не найти»; разумеется, эта мысль ей противна, и она вечно ищет справедливости. Для Некрасова важнее само намерение, чем результат: Матрёна Корчагина не счастлива, но в ней есть то, что в других обстоятельствах может стать фундаментом счастья, — смелость, неуступчивость, сильная воля. Впрочем, этих других обстоятельств ни Матрёна, ни современные ей крестьянки не дождутся — за счастьем, говорит она странникам,

Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте, —
Вот Бог! ни с чем проходите
До гробовой доски!

Подолянка. Фотография из альбома «Типы Подольской губернии». 1886 год

Три нищие старухи. Фотография из альбома «Типы Подольской губернии». 1886 год

В чём особая роль фрагмента «Пир на весь мир»?

На смену вопросу о том, в чём счастье и есть ли уже сейчас на Руси счастливый человек (или группа людей), приходит другой вопрос: как изменить положение русского крестьянина? Этим и обусловлен необычный характер последнего по времени создания фрагмента поэмы — «Пира на весь мир».

Даже на поверхностный взгляд эта часть отличается от остальных. Прежде всего, как будто окончательно прекращается движение: странники больше не идут по Руси, они остаются в дереве Большие Вахлаки на пиру по случаю смерти Последыша — участвуют в своеобразных поминках по крепостному праву. Во-вторых, здесь странники не встречают никого нового — все персонажи те же, кого мы уже видели в фрагменте «Последыш». Мы уже знаем, что искать среди них счастливца не имеет смысла (а тем, кто появляется в этом фрагменте впервые, странники даже не пытаются задать волнующий их вопрос). Такое впечатление, что погоня за счастьем и счастливцем либо прекращена, либо отложена, а сюжет поэмы претерпел изменение, не предусмотренное в её первоначальной программе.

Поиск счастья и счастливого сменяется обсуждением , разговором. Впервые в поэме её персонажи-крестьяне не просто рассказывают свои истории, но сами начинают искать причины своего положения, своей тяжёлой жизни. До этого только один персонаж из народа был показан как своеобразный «народный интеллигент» — Яким Нагой, любитель «картиночек» (то есть живописных работ, развешиваемых по стенам для детского образования и для собственной радости) и человек, способный толково и неожиданно компетентно объяснить истинные причины и реальные размеры народного пьянства: он говорит, что «люди мы великие / В работе и в гульбе», и поясняет, что вино — своего рода замещение народного гнева: «У каждого крестьянина / Душа что туча чёрная — / Гневна, грозна, — и надо бы / Громам греметь оттудова, / Кровавым лить дождям, / А всё вином кончается. / Пошла по жилам чарочка — / И рассмеялась добрая / Крестьянская душа!» (Это «теория», как бы оправдывающая показанную несколькими строками ранее неприглядную практику.) В последнем фрагменте поэмы таким рефлексирующим субъектом выступает целый «мир», своего рода стихийное народное вече.

При этом обсуждение, глубокое и серьёзное, ведётся всё в тех же фольклорных формах, в форме притч и легенд. Взять, например, вопрос о том, кто виноват в страданиях народа. Вина сначала, конечно, возлагается на дворян, помещиков, чья жестокость заведомо превосходит любой народный проступок и преступление. Её иллюстрирует знаменитая песня «О двух великих грешниках». Её герой разбойник Кудеяр, в котором проснулась совесть, становится схимником; в видении ему предстаёт некий угодник и говорит, что для искупления своих грехов Кудеяр должен спилить «тем же ножом, что разбойничал» вековой дуб. Этот труд занимает много лет, и однажды Кудеяр видит здешнего богатого помещика, пана Глуховского, который выхваляется перед ним своим распутством и заявляет, что совесть его не мучит:

«Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!»

Чудо с отшельником сталося:
Бешеный гнев ощутил,
Бросился к пану Глуховскому,
Нож ему в сердце вонзил!

Только что пан окровавленный
Пал головой на седло,
Рухнуло древо громадное,
Эхо весь лес потрясло.

Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!..
Господу Богу помолимся:
Милуй нас, тёмных рабов!

Помещичьему греху противопоставляется народная святость (в этой части появляются образы «божьих людей», чей подвиг не в служении Богу, но в помощи крестьянам в трудные для них времена). Однако возникает здесь и мысль, что народ отчасти сам виноват в своём положении. Великий грех (намного более страшный, чем помещичий) лежит на старосте Глебе: его хозяин, старый «аммирал-вдовец», перед смертью отпустил своих крестьян на волю, но Глеб продал вольную его наследникам и тем самым оставил в крепостном рабстве своих братьев (написанная «кольцовским» стихом песня «Крестьянский грех»). Сама отмена крепостного права описывается как событие катастрофического масштаба: «Порвалась цепь великая» и ударила «Одним концом по барину, / Другим по мужику!..»

Уже не автор, а его персонажи-крестьяне пытаются понять, меняется ли их жизнь к лучшему после конца крепостничества. Здесь основная нагрузка лежит на старосте Власе, который ощущает себя своего рода вождём народного мира: на его плечах — большая ответственность за будущее. Именно он, превращаясь в «глас народа», то высказывает надежду, что освобождённым крестьянам будет легче добиваться лучшей жизни, то впадает в уныние, осознавая, что крепостное рабство глубоко укоренено в душах крестьян. Рассеять тяжёлые сомнения Власу помогает новый персонаж, вносящий в произведение одновременно уже знакомые и совершенно новые ноты. Это юноша — семинарист по имени Григорий Добросклонов, сын крестьянки и бедного дьячка:

Хотя Добролюбов тоже происходил из духовенства, большого личного сходства с ним у Григория Добросклонова нет. Некрасов его и не добивался: уже в лирической поэзии Некрасова образ Добролюбова отделился от конкретного человека и стал обобщённым образом революционера-народолюбца, готового отдать жизнь за народное счастье. В «Кому на Руси жить хорошо» к нему как бы прибавляется тип народника. Это движение, возникшее уже в конце 1860-х годов, во многом наследовало идеям, взглядам и принципам революционеров 60-х годов, но одновременно отличалось от них. Лидеры этого движения (некоторые из них, как Михайловский Николай Константинович Михайловский (1842-1904) — публицист, литературовед. С 1868 года печатался в «Отечественных записках», а в 1877 году стал одним из редакторов журнала. В конце 1870-х сблизился с организацией «Народная воля», за связи с революционерами несколько раз высылался из Петербурга. Михайловский считал целью прогресса повышение уровня сознательности в обществе, критиковал марксизм и толстовство. К концу жизни стал широко известным публичным интеллектуалом и культовой фигурой в среде народников. ⁠ и Лавров Пётр Лаврович Лавров (1823-1900) — социолог, философ. Один из главных идеологов народничества. Был членом революционного общества «Земля и воля». После ареста был отправлен в ссылку, где написал своё самое известное произведение — «Исторические письма». В 1870 году бежал за границу: участвовал в Парижской коммуне, редактировал журнал «Вперёд». Автор стихов к песне «Рабочая Марсельеза», которая в первые месяцы после Февральской революции использовалась в качестве гимна. ⁠ , сотрудничали в некрасовском журнале «Отечественные записки») провозгласили идею долга перед народом. Согласно этим идеям, «мыслящее меньшинство» обязано своими возможностями, благами цивилизации и культуры народному труду — той огромной массе крестьян, которая, создавая материальные блага, сама ими не пользуется, продолжая прозябать в нищете, не имея доступа к просвещению, образованию, которое могло бы помочь им изменить жизнь к лучшему. Молодые люди, воспитанные уже не только на статьях Чернышевского, Добролюбова, но и Лаврова, Михайловского, Берви-Флеровского Василий Васильевич Берви-Флеровский (настоящее имя — Вильгельм Вильгельмович Берви; 1829-1918) — социолог, публицист. Один из главных идеологов народничества. В 1861 году был арестован по «делу тверских мировых посредников» и отправлен в ссылку, сначала в Астрахань, а затем в Сибирь. Написал революционную прокламацию «О мученике Николае». Сотрудничал с журналами «Дело», «Слово» и «Отечественные записки». Пользовался большим уважением у молодых революционеров. ⁠ , стремились отдать этот долг народу. Одной из таких попыток было знаменитое «хождение в народ», предпринятое этими людьми летом 1874 года по призыву своих идеологов. Молодёжь отправлялась в деревни не просто затем, чтобы пропагандировать революционные идеи, но чтобы помочь народу, открыть ему глаза на причины его тяжёлого положения, дать ему полезные знания (и отрывки из поэмы Некрасова могли их к этому подталкивать). Неудача, которой закончился этот своеобразный подвиг, только усиливала ощущение жертвенности, которой руководствовались молодые люди — многие из них поплатились за свой порыв тяжёлыми и длительными наказаниями.

Добросклонов не мыслит своего счастья иначе как через преодоление чужого, народного горя. Его связь с народом — кровная: мать Гриши была крестьянкой. Тем не менее, если Добросклонов и воплощает авторскую, некрасовскую концепцию счастья, ставшую плодом размышлений поэта, это не означает, что он завершает поэму: остаётся под вопросом, смогут ли крестьяне понять такое счастье и признать человека, подобного Грише, подлинным счастливцем, — особенно в том случае, если его в самом деле ожидают «имя громкое / Народного заступника, / Чахотка и Сибирь» (строки, которые Некрасов вычеркнул из поэмы, возможно по цензурным причинам). Мы помним, что кандидатура бурмистра Ермила Гирина на роль настоящего счастливца отпадает именно тогда, когда выясняется, что «в остроге он сидит».

В финале, когда Гриша Добросклонов сочиняет свой экстатический гимн матушке Руси, Некрасов заявляет: «Быть бы нашим странникам под родною крышею, / Если б знать могли они, что творилось с Гришею». Пожалуй, самоощущение юноши, сочинившего «божественную» песню о Руси, — главное в поэме приближение к счастью; вероятно, оно совпадало и с чувствами подлинного автора гимна — самого Некрасова. Но, несмотря на это, вопрос о народном счастье, счастье в понимании самого народа остаётся в поэме открытым.

Хотел ли Некрасов действительно показать, кому хорошо жить на Руси?

Есть разные версии ответа на этот вопрос — ответа, который так и не дал окончательно Некрасов. Так, Глеб Успенский Глеб Иванович Успенский (1843-1902) — писатель. Печатался в педагогическом журнале Толстого «Ясная Поляна», «Современнике», большую часть карьеры проработал в «Отечественных записках». Был автором очерков о городской бедноте, рабочих, крестьянах, в частности очерков «Нравы Растеряевой улицы» и цикла повестей «Разорение». В 1870-х уехал за границу, где сблизился с народниками. Под конец жизни Успенский страдал нервными расстройствами, последние десять лет провёл в больнице для душевнобольных. ⁠ сообщал, что Некрасов хотел сделать счастливым человеком «пьяного» 17 Пчела. 1878. № 2. ⁠ : «Не найдя на Руси счастливого, странствующие мужики возвращаются к своим семи деревням… Деревни эти «смежны», и от каждой идёт тропинка к кабаку. Вот у этого-то кабака встречают они спившегося с кругу человека… и с ним за чарочкой узнают, кому жить хорошо». Писатель Александр Шкляревский Александр Андреевич Шкляревский (1837-1883) — писатель. Служил приходским учителем. Получил известность как автор криминальных детективов. Автор книг «Рассказы судебного следователя», «Уголки трущобного мира», «Убийство без следов», «Самоубийца ли она?» и многих других. ⁠ вспоминал, что предполагаемый ответ на центральный вопрос поэмы звучал как «никому» 18 Неделя. 1880. № 48. С. 773-774. ⁠ , — в таком случае этот вопрос риторический и на него можно дать лишь неутешительный ответ. Эти свидетельства заслуживают внимания, однако спор о некрасовском замысле не разрешён до сих пор.

С самого начала бросается в глаза странность: если крестьяне действительно могли предполагать, что счастливы представители высших сословий (помещик, чиновник, поп, купец, министр, царь), зачем же они начинают искать счастливого среди своих собратьев? Ведь, как заметил литературовед Борис Бухштаб, «незачем было крестьянам покидать свои Разутовы, Гореловы, Нееловы, чтобы узнать, счастливы ли крестьяне» 19 Бухштаб Б. Я. Н. А. Некрасов. Проблемы творчества. Л.: Сов. пис., 1989. C.115. ⁠ . По Бухштабу, существовал первоначальный замысел поэмы, по которому Некрасов хотел показать счастье «высших классов» общества на фоне народного горя. Однако он претерпел изменение, поскольку на первый план выдвинулась другое понимание счастья — от счастья как довольства личного и эгоистического Некрасов переходит к идее невозможности быть счастливым тогда, когда вокруг царит горе и несчастье.

Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь…

В некоторых изданиях эти строки включаются в основной текст поэмы как ставшие жертвой самоцензуры, однако оснований для однозначного вывода об этом нет (как и во многих других случаях). «Цензурная» версия исключения этих знаменитых строк не раз оспаривалась филологами. В результате в последнем академическом собрании сочинений Некрасова 20 Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. Художественные произведения. Тома 1-10. Критика. Публицистика. Письма. Т. 11-15. Л., СПб.: Наука, 1981-2000. ⁠ — наиболее авторитетном издании некрасовских текстов — они публикуются в разделе «Другие редакции и варианты».

Ещё один до сих пор не решённый вопрос — в каком порядке нужно печатать завершённые фрагменты. Не вызывает сомнения, что «Кому на Руси жить хорошо» должны открывать «Пролог» и «Часть первая». С тремя последующими фрагментами возможны варианты. С 1880 по 1920 год во всех изданиях фрагменты поэмы печатались в том порядке, в котором их создавал и публиковал (или подготовил к печати) Некрасов: 1. «Часть первая». 2. «Последыш». 3. «Крестьянка». 4. «Пир на весь мир». В 1920-м Корней Чуковский, готовивший первое советское собрание сочинений Некрасова, изменил порядок, основываясь на авторских указаниях в рукописях: Некрасов в примечаниях указывал, куда следует отнести тот или иной фрагмент. Порядок в издании Чуковского такой: 1. «Часть первая». 2. «Последыш». 3. «Пир на весь мир». 4. «Крестьянка». Такой порядок основывается, кроме прочего, на сельскохозяйственном календарном цикле: согласно ему, действие «Крестьянки» должно происходить на два месяца позже «Последыша» и «Пира на весь мир».

Решение Чуковского подверглось критике: получалось, что если «Крестьянка» завершает всю поэму, это придаёт ей чрезмерно мрачный смысл. В таком варианте она заканчивалась (обрывалась) на пессимистической ноте — рассказом «святой старицы»: «Ключи от счастья женского, / От нашей вольной волюшки / Заброшены, потеряны / У Бога самого!» Поэма, таким образом, утрачивала присущий Некрасову (как традиционно считалось в советское время) исторический оптимизм, веру в лучшее будущее для народа. Чуковский критику принял и в 1922 году напечатал, в нарушение хронологии авторской работы над текстом, фрагменты в другом порядке: 1. «Часть первая». 2. «Крестьянка». 3. «Последыш». 4. «Пир на весь мир». Теперь поэма обретала подобие завершённости на оптимистической ноте — Гриша Добросклонов испытывает в финале «Пира на весь мир» настоящую эйфорию:

Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные,
Звуки лучезарные гимна благородного —
Пел он воплощение счастия народного!..

В таком виде поэма печаталась вплоть до 1965 года, но дискуссии литературоведов продолжались. В последнем академическом собрании сочинений Некрасова было принято решение вернуться к тому порядку, в котором «Кому на Руси жить хорошо» печаталась до 1920 года 21