Нижинский биография. Нижинский вацлав, биография, история жизни, творчество, писатели, жзл

История жизни
За время своей краткой блистательной карьеры в качестве солиста балета сначала в Мариинском театре в Санкт-Петербурге, а затем в труппе "Русский балет" под руководством Дягилева, Вацлав Нижинский исполнил ведущие партии в "Петрушке" и "Весне священной", спектаклях, ставших балетной классикой и вошедших в золотой фонд русского и мирового балета. Отказавшись от традиционных приемов классического балета, Нижинский довел до блеска исполнение прыжков, во время которых он, казалось, парил над сценой. Его необычайно оригинальная и смелая хореография и настоящий талант драматического актера открыли новые горизонты перед балетным искусством и завоевали ему репутацию гениального хореографа и исполнителя.
Нижинский родился в семье танцоров в городе Киеве на Украине. Он рано начал танцевать, хотя был "неуклюжим и медленно соображающим" ребенком. В трехлетнем возрасте он уже отправился в первое в своей жизни турне вместе с труппой, в которой танцевали его родители. Когда Нижинскому было 9 лет, его отец ушел из семьи, решив поменять своих жену и сына на любовницу, которая была уже беременна. Мать сумела убедить Нижинского, что он еще старательнее должен заниматься балетом, поскольку карьера в этом виде искусства могла принести и славу и деньги. Весной 1907 года Нижинский окончил императорское балетное училище в Санкт-Петербурге и стал солистом Мариинского театра. В 1909 году он познакомился с импресарио Сергеем Дягилевым. Его выступление в Париже с "Русским балетом" стало настоящей сенсацией. В 1911 году Нижинский был исключен из состава труппы Мариинского театра за то, что не полностью надел свой сценический костюм при появлении на сцене в спектакле. Ему тут же предложили место в "Русском балете". В составе этой труппы Нижинский исполнил свои самые знаменитые балетные партии. В 1912 году возник скандал вокруг его балета "Послеполуденный отдых фавна", где в последней сцене Нижинский изображал фавна, занимающегося мастурбацией. Нижинского предупредили, что он должен изменить эту сцену. Ему было заявлено, что в противном случае этот балет будет запрещен. Он отказался изменить что-либо в спектакле и продолжил свои выступления, исполняя ставшую знаменитой сцену в первоначальном варианте. Никаких мер против него или против этого балета предпринято не было.
В 1913 году Нижинский женился на графине Ромоле де Пульски. Его женитьба так обидела Дягилева, что он тут же уволил Нижинского из своей труппы. Нижинский собрал свою собственную балетную труппу и стал ездить с ней с выступлениями по Европе и по Америке. Это турне продолжалось около года. Нижинский был гениальным танцором, но плохим бизнесменом, и его труппу постигла финансовая неудача. Во время первой мировой войны Нижинский был схвачен и посажен в тюрьму в Австро-Венгрии. Его обвинили в шпионаже в пользу России. После большого вынужденного перерыва Нижинский вновь явился на сцену лишь в 1916 году. В 1919 году 29-летний Нижинский перенес тяжелое нервное заболевание. Он перестал танцевать. Его мучили бессонница, мания преследования, шизофрения и депрессия. До самой своей смерти от болезни почек в 1950 году большую часть своих последних 30 лет жизни Нижинский провел в психической больнице в Швейцарии.
Бурная любовная жизнь Нижинского внесла достойный вклад в появление и развитие его нервных заболеваний. В любви он был пассивен, сохраняя, видимо, всю свою энергию для выступлений на сцене. В 1908 году Нижинский, наивный и прекрасный молодой человек, завел близкую дружбу с 30-летним князем Павлом Дмитриевичем Львовым. Высокому голубоглазому красивому Львову Нижинский понравился при первой же их встрече. Князь познакомил Нижинского с упоительными удовольствиями ночной жизни и помог приобрести первый опыт гомосексуальных отношений. Львов, однако, был весьма разочарован размерами полового члена Нижинского. Один из биографов Нижинского позже написал: "Нижинский был мал в той части, большие размеры которой приводят обычно в восхищение". Несмотря на разочарование, принц был добр к Нижинскому и даже помог ему устроить первую в жизни танцора сексуальную встречу с женщиной-проституткой. Этот сексуальный контакт напугал Нижинского и вызвал в нем чувство отвращения. Львов был великодушен и щедр и сумел завоевать сердце своего юного любовника. Через несколько месяцев, однако, он устал от Нижинского, которого называл очередной своей "игрушкой", и прекратил с ним связь. Перед тем, как они расстались, Львов познакомил Нижинского с Сергеем Дягилевым. Дягилев был старше Нижинского на 30 лет. Он был гомосексуалистом и не старался это скрывать. Единственный в жизни Дягилева сексуальный контакт с женщиной, своей 18-летней кузиной, подарил ему венерическую болезнь. Дягилев и Нижинский стали любовниками. Дягилев полностью лишил Нижинского какой бы то ни было независимости. Он контролировал профессиональную и личную жизнь Нижинского. Он настаивал, чтобы Нижинский ни в коем случае не спал с женщинами, утверждая, что это отрицательно скажется на его выступлениях. Дягилев так сумел убедить Нижинского в правоте своих слов, что Вацлав однажды ответил отказом на предложение самой Айседоры Дункан, с которой он познакомился в 1909 году в Венеции. Айседора заявила при встрече с Нижинским, что очень хочет родить от него ребенка. Дягилев также неоднократно предлагал Нижинскому заняться с ним и еще с одним его любовником групповым сексом, но Нижинский постоянно отказывался от таких предложений. К 23 годам он почувствовал, что стал уже достаточно взрослым человеком, чтобы перестать быть только одним из "мальчиков" Дягилева. В сентябре 1913 года, когда Нижинский вместе с "Русским балетом" плыл на корабле на гастроли в Южную Америку, он был помолвлен с 23-летней кокеткой Ромолой де Пульски, дочерью венгерской актрисы Эмилии Маркус. Перед этим Ромола преследовала Нижинского несколько месяцев и даже начала учиться балету, чтобы быть поближе к нему. По венгерской традиции, помолвка давала невесте возможность заниматься со своим женихом сексом и до свадьбы. Сексуальные отношения между Нижинским и Ромолой, однако, начались только после их свадьбы, которая состоялась в 1913 году. Причиной этого были и застенчивость Нижинского, и его робость в отношениях с женщинами, и языковой барьер, и его желание иметь настоящую католическую свадьбу.
Узнав о помолвке, Дягилев был уязвлен. Он отомстил Нижинскому, уволив его из "Русского балета" и отказавшись отвечать на письма своего бывшего любовника. Вскоре после женитьбы Нижинский приобрел еще одну поклонницу, герцогиню Дюркал, которая так влюбилась в него, что предложила ему стать ее любовником. С разрешения Ромолы Нижинский вступил в сексуальную связь с герцогиней. Позже он сожалел об этом, сказав: "Мне жаль, что я так поступил. Это было нечестно по отношению к ней. Я ведь ее не любил..."
Когда психическое состояние Нижинского ухудшилось, они с Ромолой стали спать в разных комнатах. Иногда Нижинский выходил ночью из дома и ходил по улицам в поисках проституток. С ними он только разговаривал и занимался онанизмом. Поступал он так для того, чтобы "защитить себя от опасности венерического заболевания". В 1914 году и в 1920 году у Ромолы от Нижинского родилось две дочери. Вскоре после рождения первой дочери в жизнь Нижинского опять вошел Дягилев. Ромола пыталась всячески помешать этому и даже подала на Дягилева в суд, чтобы он выплатил Нижинскому 500000 франков за его выступления в "Русском балете". Ромола выиграла дело, но эту сумму Дягилев так никогда и не выплатил. Ромола изо всех сил тащила Нижинского в одну сторону, а Дягилев, ни в чем ей не уступая, тащил его в прямо противоположную сторону. Нижинский, не имея возможности танцевать и будучи не в состоянии дать выход своим чувствам, впал в состояние тихого помешательства.

В ацлав Фомич Нижинский (1890–1950) - танцовщик с великой и трагической судьбой. Уроженец Киева, он происходил из потомственной балетной семьи - мать и отец его были профессиональными танцорами, сестра Нижинского, Бронислава, впоследствии тоже стала балериной. Еще в детстве Вацлав удивлял всех врожденной пластикой и тягой к танцу. Начальное хореографическое образование он получил у отца, а в возрасте 10 лет, когда семья переехала в столицу, был принят в Петербургскую балетную школу, в класс Михаила Обухова.

Учеников Школы часто занимали в спектаклях Мариинского театра - в ролях чертенят, оловянных солдатиков, пастушков. Однажды в танце маленьких фавнов нужно было разбежаться и прыгнуть. Когда все мальчики приземлились, оказалось, что один еще летит, - это был Нижинский. Балетмейстер, которого звали Михаил Фокин, тут же решил поставить для феноменального мальчика сольную партию. В 1906 г. Нижинский блестяще дебютировал в Мариинском театре в балете Р. Дриго «Пробуждение Флоры». Это была первая встреча юного танцора и Фокина.

Нижинский обратил на себя внимание и известного педагога Школы Николая Легата, который стал заниматься с Вацлавом отдельно. На шестой год обучения учитель Обухов официально заявил, что ему нечему учить своего ученика, - «он танцует лучше всех своих педагогов».

В 1907 г., после окончания школы, Нижинский был зачислен в императорскую труппу. В Мариинском театре он сразу занял место ведущего солиста. Его партнерами стали такие выдающиеся танцовщицы, как Матильда Кшесинская, Ольга Преображенская, Анна Павлова, Тамара Карсавина.

Фокин специально для Нижинского создал главные роли: Белый раб в балете «Павильон Армиды» на музыку Н.Н. Черепнина, Раб Клеопатры в «Египетских ночах» композитора А.С. Аренского и Юноша в «Шопениане» на музыку польского композитора. Балетмейстер нашел в артисте родственную душу. Ему был близок характер природной пластики танцовщика, понимание эстетики нового танца, его отклик на новаторские идеи.

Б. Анисфельд. Эскиз костюма раба Клеопатры
к балету «Египетские ночи».
1913

С появлением на сцене Нижинского стало ясно - пришел артист, который преобразит балетный мир. Возможности молодого танцовщика были поразительны - исключительная пластическая выразительность, феноменальная техника. Легендарным стал, например, его «воздушный» прыжок, который он мог совершать из сидячего положения и при этом словно зависал в воздухе. Но еще поразительней были легкость и грация Нижинского, его кошачья гибкость, отточенная пластика и - безудержная стихия танца. Тамара Карсавина отмечала, что Нижинский, «кажется, продолжает танцевать, даже когда занавес опустился».

У Вацлава открылись выдающиеся актерский и мимический таланты. Он обладал редкой способностью полного внешнего и внутреннего перевоплощения. «Его лицо, кожа, даже рост в каждом балете казались иными», - писал один из мемуаристов. А.Н. Бенуа описывал Нижинского как «полукота-полузмею, дьявольски гибкого, женоподобного». Про него говорили: «восьмое чудо света», «самый великий танцор в мире».

На сцене Мариинского театра Нижинский выступил практически во всех постановках: у М.Петипа и Л.Иванова - в партиях Альберта («Жизель» А.Адана), Зигфрида («Спящая красавица» П.И.Чайковского), в постановках Н.Легата - в партии Урагана («Талисман» Р. Дриго)…

В. Нижинский – Альберт. Балет «Жизель»

В 1909 г. С.П. Дягилев пригласил Нижинского участвовать в организуемых им «Русских сезонах». Это был звездный час артиста. До 1913 г. Нижинский был ведущим танцовщиком дягилевской труппы. Он исполнил свои самые знаменитые партии в постановках М. Фокина - главного балетмейстера «Русских сезонов»: «Карнавал», «Видение розы», «Шехерезада», «Дафнис и Хлоя», «Петрушка».

Сцены из балета «Шехерезада». 1910

Сцены из балета «Карнавал». 1910

Эскизы костюмов к балету «Карнавал»:
Флорестан, Арлекин, Эстрелла.
1910

«Дягилевские сезоны» принесли Нижинскому славу «первого танцора мира». Видевший его скульптор Огюст Роден говорил, что Нижинский «один из немногих, кто мог выразить в танце все волнения человеческой души». Марсель Пруст писал другу о Нижинском: «Я никогда не видел подобной красоты». А великая Сара Бернар, увидев Нижинского в роли Петрушки, воскликнула: «Мне страшно, я вижу величайшего актера в мире!»

Достигая вершин совершенства, искусство Нижинского начинало внушать «неподдельный ужас» (слова А.Н. Бенуа). Это отмечали многие. Возможно, это было оцепенение перед красотой. Самым удивительным явилось то, что танцор Нижинский, эта «грациозная газель» (слова одного из критиков), стал провозвестником и во многом родоначальником современного искусства танца. Как творчество Нижинского уловило нерв поколения, вовлекавшегося в карнавал войн ХХ века, - это загадка, которую не удается разгадать. Очевидцы рассказывали, что Нижинский буквально электризовал воздух своей энергией и экспрессией. Он умел «выжимать всё из ничего», играть одними глазами, оставляя впечатление грациозной пластической фигуры.

Л. Бакст. Эскиз костюма «Послеполуденный отдых фавна». 1912

В 1912 г. Нижинский впервые пробует себя и как балетмейстер - на этом настоял Дягилев. За два года он поставил «Послеполуденный отдых фавна» и «Игры» на музыку К. Дебюсси, «Весну священную» на музыку И.Ф. Стравинского и исполнил в них главные партии. В этих постановках Нижинский неожиданно для всех выступил ниспровергателем академических традиций, а также многих фокинских достижений, отрицал традиционные приемы своего исполнительского опыта, уходил от их живописности, воскрешая примитивистские формы танца, и буквально вытравливал уже ставшие привычными постановочные приемы.

Сцена из балета «Аполлон Мусагет»,
поставленного Дж. Баланчиным в 1928 г. и возобновленного
в Мариинском театре в 1992 г.

Постановки Нижинского вызвали бурные споры. Кто-то утверждал, что они лишены яркой художественности, кто-то увидел в них провозвестие техники балета будущего. Возможно, последние оказались правы. Поздние мастера - Джордж Баланчин, Ролан Пети, Марта Грэм, Морис Бежар, Джон Ноймайер - многое переняли из того, что было открыто и предвосхищено Нижинским-танцовщиком и Нижинским-постановщиком.

М. Бежар и Е. Максимова.
Репетиция балета «Ромео и Джульетта». Г. Берлиоза
. 1978

Сейчас реконструировали его постановки, пронизанные эротичностью и динамизмом, в них чувствуется «натиск языческой стихии», как писал один из критиков. В первую очередь это связано с балетом «Послеполуденный отдых фавна». В «Играх», где в основе сюжета игра в теннис, Нижинский заставил оживать скульптуры и играть с живыми людьми. В балетах появилось много статических сцен, что по тем временам было новостью, если не «дикостью», но эта статика «играла». Нижинский одел персонажей в современные костюмы - это был первый такой опыт в балете. Спектакли Нижинского производят и сейчас впечатление шокирующее, но вместе с тем и жизнеутверждающее, и - печальное…

Несмотря на блистательные успехи и быстро пришедшую славу, Нижинский всегда оставался скромным, хотя и трудным для общения человеком. Он был очень добрым и очень чувствительным, замкнутым, молчаливым и даже робким, к тому же испытывавшим, судя по всему, чувство неудовлетворенности собой. Уже приобретя известность, он посещал балетную школу, открытую в Петербурге знаменитым итальянским балетмейстером и педагогом Энрике Чеккетти, много читал о балете. Он вообще читал много; наблюдал за работой балетмейстеров в театре, очевидно, подумывая о собственных постановках.

Нижинский не проявлял никаких качеств «звезды». Наоборот, его чрезвычайная чувствительность, скромность, нервозность доставляли ему немало тяжелых минут. Он страдал повышенным ностальгическим комплексом, с юности для него святы и дороги были Россия, Петербург, Мариинский театр. Блистая на лучших сценах Европы в «Русских сезонах», он не оставлял родной императорской труппы и, получая, например, по 4000 рублей в месяц от Дягилева, отыграв сезон в Париже или Лондоне, торопился в Мариинку, где ему платили всего 80 рублей.

В 1911 г. с Дирекцией императорских театров у Нижинского произошел конфликт - в партии Альберта в «Жизели» артист не пожелал выходить в старом, поднадоевшем костюме с «воланчиковыми штанишками», а предпочел выйти в новом, созданном по эскизу А.Н. Бенуа. За «самоуправство» Нижинский был уволен из театра, и Вацлав плакал, сидя на ступеньках фойе…

Со временем его начали угнетать покровительство и властность Дягилева, и однажды он решился порвать с антрепренером. Кстати пришлась женитьба в 1913 г. Но артист оказался не у дел. Некоторое время выступал в мюзик-холлах. В Петербург вернуться не мог как «лицо, уклоняющееся от воинской службы».

С трудом великому артисту удалось, по договоренности с лондонским театром «Палас», организовать в 1914 г. собственную труппу. Но труппа просуществовала недолго, и Нижинский все же решил вернуться в Россию, без которой страшно скучал. Они с женой в этот момент оказались в Австро-Венгрии. Вацлав отправился за билетами на поезд, это было 1 августа 1914 года - день начала Первой мировой войны.

Россия оказалась враждебной державой, и Нижинский был арестован и отправлен в лагерь для военнопленных. Друзья добились его освобождения и разрешения уехать - но, увы, не в Россию, а в Америку. Мало того - артист должен был дать обещание, что отказывается от попыток перебраться из Америки на родину. В США Нижинский прибыл в очень тяжелом душевном состоянии. По словам жены, он только и «бредил Россией и войной».

Он был одинок, и ему не хватало «твердой руки» наставника, руководителя - не хватало Дягилева. В своих блокнотах Нижинский бесконечно рисует его профиль…

Дягилев в это время приехал в США на гастроли, собираясь в турне по Северной и Южной Америке, и Нижинский для этих гастролей ставит в 1916 г. балет «Тиль Уленшпигель» на музыку Рихарда Штрауса. Спектакль был дан на сцене нью-йоркской «Манхеттен-опера» и - провалился. Это окончательно сломило артиста. «Уленшпигель» стал последней работой Нижинского-балетмейстера.

Между тем у Нижинского все явственнее проступают признаки тяжелого психического заболевания. Он впадает в затяжные приступы черной меланхолии. В 1919 г. он в последний раз выступил как танцор. В 1918–1919 гг. он пишет потрясающий своей пронзительной искренностью и болезенными эскападами «Дневник». В «Дневнике» он назвал себя «клоун Божий»…

Более он уже не совершает осознанных поступков, перестает реагировать на окружающее и впадает в молчаливое созерцание. Попытки вывести его из этого состояния с помощью врачей в течение долгих лет результатов не давали. Из Америки жена перевезла Нижинского в Париж, затем с двумя дочками они поселились в Венгрии, в местечке Оденбург. В 1944-м сюда пришли советские войска, освобождавшие Венгрию, и Нижинский с радостью поспешил встретиться с соотечественниками. Он плакал от счастья, ощупывал гимнастерки бойцов - и впервые после долгих лет молчания заговорил…

Эта заочная встреча с Россией частично вернула Нижинского к жизни, его сознание начало «оживать». Когда после войны артисты советского балета приехали на гастроли в Венгрию, Нижинский выразил желание побывать на концерте, хотя много лет не появлялся в публичных местах. После концерта он попросил через жену передать русским артистам, что поражен тем, насколько русский балет развился и вырос по сравнению с тем, каким он знал его раньше.

Нижинского вновь охватила идея возвращения на родину. Он настоял на том, чтобы этим занялись друзья и родные. Для устройства и завершения дел и формальностей необходимо было поехать в Лондон, и Нижинский совершает туда поездку вместе с женой. Но, возможно, организм измученного болезнью артиста не выдержал переезда, возможно, эмоциональное потрясение оказалось слишком сильно, но по приезде в Лондон Нижинский умирает. Так за несколько лет до него умер Сергей Рахманинов, уже заказавший билет на пароход для отъезда в Россию, но организм в результате эмоционального потрясения перед встречей с родиной не смог справиться с неожиданно подступившей болезнью.

Нижинский был легендой при жизни, но еще большей легендой стал после смерти. Загадка его личности притягивает художников, драматургов, романистов, кинорежиссеров, балетмейстеров. Особенно усилился интерес к его личности после выхода в Париже в 1953 г. «Дневника» Нижинского. В 1971 г. Морис Бежар поставил ставший знаменитым на весь мир балет «Нижинский, клоун Божий», в 2000 году Джон Ноймайер создал свою версию, которую назвал «Нижинский». О знаменитом танцоре выходили документальные и художественные фильмы. В Театре на Малой Бронной в Москве пользовался успехом спектакль по пьесе Гленна Бламстейна «Нижинский» - эта пьеса обошла многие театры мира. Но еще больший интерес вызывает загадка его творческой натуры, загадка его творчества…

, Лондон , Великобритания) - русский танцовщик и хореограф польского происхождения, новатор танца. Один из ведущих участников Русского балета Дягилева . Брат танцовщицы Брониславы Нижинской . Хореограф балетов «Весна священная », «Послеполуденный отдых фавна », «Игры » и «Тиль Уленшпигель ».

Биография

Родился в Киеве, вторым сыном в семье польских балетных танцовщиков - первого номера Томаша Нижинского и солистки Элеоноры Береды. Элеоноре было 33 и она была на пять лет старше своего мужа. Крестили Вацлава в католичестве в Варшаве. Через два года у них родился и третий ребёнок - дочь Бронислава . С 1882 по 1894 год родители гастролировали в составе балетной труппы Йозефа Сетова. Всех детей отец приобщал к танцам с самого раннего детства. Впервые на сцене Вацлав выступил, когда ему было пять лет, станцевав гопак в качестве антрепризы в Одесском театре .

После смерти Йозефа Сетова в 1894 году, его труппа распалась. Нижинский-отец пробовал создать свою труппу, но вскоре прогорел, начались годы трудных скитаний и случайных заработков. Вероятно, Вацлав помогал отцу, выступая на праздниках с небольшими номерами. Известно, что он выступал в Нижнем Новгороде на Рождество. В 1897 году, во время гастролей в Финляндии , Нижинский-отец полюбил другую, - молодую солистку Румянцеву. Родители развелись. Элеонора с тремя детьми отправилась в Петербург , где друг её молодых лет, польский танцовщик Станислав Гиллерт, был преподавателем в Петербургской балетной школе . Гиллерт обещал ей помочь .

Старший сын Нижинских, Станислав (Стасик), ещё в детстве выпал из окна и с тех пор был «немного не от мира сего», а одарённого и хорошо подготовленного Вацлава приняли в балетный класс довольно легко. Через два года в эту же школу поступила и его сестра, Броня. В школе стали проявляться некоторые странности и в характере Вацлава, один раз он даже попал на осмотр в клинику для душевнобольных, - видимо, сказывалась какая-то наследственная болезнь. Однако талант танцовщика у него был неоспорим и быстро обратил на себя внимание педагога, когда-то выдающегося, но уже немного старомодного, танцовщика, Н. Легата .

С марта 1905 года педагог-новатор училища, Михаил Фокин , ставил ответственный экзаменационный балет для выпускников. Это был его первый балет в качестве балетмейстера, - он выбрал «А́цис и Галатея» . На роль фавна Фокин пригласил Нижинского, хотя тот и не был выпускником. В воскресенье, 10 апреля 1905 года, в Мариинском театре состоялось показательное выступление, в газетах появились рецензии, - и во всех отмечали необыкновенную одарённость юного Нижинского :

Выпускник Нижинский изумил всех: юному артисту едва 15 лет и предстоит провести в школе ещё два года. Тем более приятно видеть такие исключительные данные. Лёгкость и элевация, вместе с замечательно плавными и красивыми движениями - поразительны […] Остаётся пожелать, чтобы 15-летний артист не остался вундеркиндом, а продолжал совершенствоваться.

С 1906 по январь 1911 года Нижинский выступал в Мариинском театре. Из Мариинского театра был уволен с большим скандалом по требованию императорской семьи, так как выступил в балете «Жизель» в костюме, который сочли неприличным .

Почти сразу по окончании училища Нижинский приглашен С. П. Дягилевым для участия в балетном сезоне , где снискал огромный успех. За способность к высоким прыжкам и длительной элевации его назвали человеком-птицей, вторым Вестрисом .

В Париже танцевал репертуар, опробованный на сцене Мариинского театра, («Павильон Армиды », 1907; «Шопениана или Сильфиды », 1907; «Египетские ночи или Клеопатра », 1909; «Жизель », 1910; «Лебединое озеро », 1911), а также дивертисмент «Пир» на музыку русских композиторов, 1909; и партии в новых балетах Фокина , «Карнавал » на музыку Р. Шумана , 1910; «Шехерезада » Н. А. Римского-Корсакова , 1910; «Ориенталии» А. Глазунова , 1910; «Видение розы » К. М. Вебера , 1911, в котором поразил парижскую публику фантастическим прыжком в окно; «Петрушка » И. Ф. Стравинского , 1911; «Голубой (Синий) бог» Р. Ана , 1912; «Дафнис и Хлоя » М. Равеля , 1912.

Хореограф

Поощряемый Дягилевым, Нижинский попробовал свои силы как хореограф и втайне от Фокина репетировал свой первый балет - «Послеполуденный отдых фавна » на музыку К. Дебюсси (1912). Он построил свою хореографию на профильных позах, заимствованных из древнегреческой вазописи. Как и Дягилев , Нижинский был увлечен ритмопластикой и эуритмикой Далькроза , в эстетике которой он поставил в 1913 свой следующий и наиболее значительный балет, «Весна священная ». «Весна священная», написанная Стравинским со свободным использованием диссонанса, хоть и с опорой на тональность, и хореографически построенная на сложных комбинациях ритмов, стала одним из первых экспрессионистских балетов. Балет был не сразу принят, и его премьера закончилась скандалом, как и «Послеполуденный отдых фавна», шокировавший публику финальной эротической сценой. В том же году осуществил бессюжетный балет «Игры» К. Дебюсси . Для этих постановок Нижинского был характерен антиромантизм и противостояние привычному изяществу классического стиля.

Парижскую публику очаровал несомненный драматический талант артиста, его экзотическая внешность. Нижинский оказался смелым и оригинально мыслящим хореографом, открывшим новые пути в пластике, вернувшим мужскому танцу былой приоритет и виртуозность. Своими успехами Нижинский был обязан и Дягилеву , который верил и поддерживал его в дерзких экспериментах.

Личная жизнь

В юности у Нижинского были интимные отношения с князем Павлом Дмитриевичем Львовым, а позже с Дягилевым . Разрыв близких отношений с Дягилевым из-за женитьбы Нижинского на танцовщице из Австро-Венгрии Ромоле Пульской привел к уходу Нижинского из труппы и фактически к концу его короткой головокружительной карьеры.

Антреприза

Уйдя от Дягилева, Нижинский оказался в сложных условиях. Нужно было добывать средства к существованию. Гений танца, он не обладал способностями продюсера. Предложение возглавить балет «Гранд Опера» в Париже отверг, решив создать собственную антрепризу. Удалось собрать труппу из 17 человек (в неё вошла сестра Бронислава с мужем, также оставившие Дягилева) и заключить контракт с лондонским театром «Палас». Репертуар составили постановки Нижинского и, частично, - М. Фокина («Призрак розы», «Карнавал», «Сильфиды», которые Нижинский переделал заново). Однако гастроли не имели успеха и закончились финансовым крахом, что повлекло за собой нервный срыв и начало душевной болезни артиста. Неудачи преследовали его.

Последняя премьера

Перезахоронение праха

В 1953 тело его было перевезено в Париж и похоронено на кладбище Монмартр рядом с могилами легендарного танцовщика Г. Вестриса и драматурга Т. Готье , одного из создателей романтического балета. На его надгробии из серого камня сидит грустный бронзовый шут.

Значение личности Нижинского

  • Критики [кто? ] называли Нижинского «восьмым чудом света», высоко оценивая его талант. Его партнершами были Тамара Карсавина , Матильда Кшесинская , Анна Павлова , Ольга Спесивцева . Когда он - бог балета - зависал в прыжке над сценой, казалось, что человек способен стать невесомым.

Он опровергнул все законы равновесия и перевернул их с ног на голову, он напоминает нарисованную на потолке человеческую фигуру, он легко чувствует себя в воздушном пространстве…

Нижинский обладал редкой способностью полного внешнего и внутреннего перевоплощения

  • Нижинский совершил смелый прорыв в будущее балетного искусства, открыл утвердившийся позднее стиль экспрессионизма и принципиально новые возможности пластики. Его творческая жизнь была короткой (всего десять лет), но напряженной. Личности Нижинского посвящён знаменитый балет Мориса Бежара «Нижинский, клоун Божий» на музыку Пьера Анри и Петра Ильича Чайковского , 1971.
  • Нижинский был кумиром своего времени. В его танце сочетались сила и легкость, он поражал публику своими захватывавшими дух прыжками - многим казалось, что танцовщик «зависает» в воздухе. Он обладал замечательным даром перевоплощения, незаурядными мимическими способностями. На сцене от него исходил мощный магнетизм, хотя в повседневной жизни он был робок и молчалив.

Память

  • В году в Монако была учреждена Премия Нижинского , вручаемая артистам балета и хореографам.
  • В рамках празднования 100-летия «Русских балетов » 11 июня 2011 года в фойе варшавского Большого театра была установлена бронзовая скульптура Вацлава и Брониславы Нижинских в образе Фавна и Нимфы из балета «Послеполуденный отдых фавна » (скульптор Геннадий Ершов).

Образ в искусстве

В театре

  • 8 октября - «Нижинский, клоун Божий », балет Мориса Бежара на основе дневников Вацлава Нижинского («Балет XX века », Брюссель, в роли Нижинского - Хорхе Донн).
  • 21 июля - «Вацлав », балет Джона Ноймайера по сценарному плану неосуществлённой постановки Вацлава Нижинского с использованием выбранной им музыки И. С. Баха (Гамбургский балет ).
  • 1993 - «Нижинский» по пьесе Алексея Бурыкина (Театральное агентство «БОГИС», в роли Нижинского Олег Меньшиков).
  • 1999 - «Нижинский, сумасшедший Божий клоун», спектакль по пьесе Глена Бламстейна (1986, театр на Малой Бронной , в роли Нижинского Александр Домогаров).
  • 2 июля - «Нижинский », балет Джона Ноймайера (Гамбургский балет, в главной роли Иржи Бубеничек).
  • 22 марта 2008 - «Нижинский, сумасшедший Божий клоун», спектакль по пьесе Глена Бламстейна (Театр кукол имени С. В. Образцова (режиссёр и исполнитель главной роли Андрей Денников).
  • 19 апреля 2008 - NN (хореограф Ришард Калиновски, Люблинский театр танца)
  • 28 июня - «Павильон Армиды », балет Джона Ноймайера (Гамбургский балет, в роли Нижинского Отто Бубеничек и Александр Рябко).
  • - «Письмо человеку», спектакль Роберта Уилсона по мотивам дневников танцовщика (в роли Нижинского Михаил Барышников).

В кино

  • - «Нижинский », режиссёр Герберт Росс (на основе мемуаров Ромолы Нижинской и дневника Вацлава Нижинского, в главной роли - Жорж де ла Пенья ).
  • - «Анна Павлова », режиссёр Эмиль Лотяну (в роли Нижинского Михаил Крапивин).
  • - «Нижинский, марионетка Бога », телевизионный фильм Филиппа Валуа (в роли Нижинского Эрик Вю-Ан).
  • - «Дневники Вацлава Нижинского », режиссёр Пол Кокс (дневники читает Дерек Джекоби).
  • - Riot at the Rite , режиссёр Энди Уилсон (в роли Нижинского Адам Гарсия).
  • - Nijinsky & Neumeier Soulmates in Dance , документальный фильм о значении Нижинского в творчестве хореографа Джона Ноймайера.

В поп-музыке

  • 1984 - певец Фредди Меркьюри в клипе на песню I Want to Break Free выступил в роли Фавна - знаковой партии Нижинского из его балета «Послеполуденный отдых фавна ».
  • 2000 - «Нижинский», альбом группы «Лайда », посвящённый танцовщику и его окружению (второй вариант - 2002).

Сочинения

  • / Гаевский В. . - М .: Артист. Режиссёр. Театр, 1995. - 272 с. - (Ballets Russes). - 5000 экз. - ISBN 5-87334-008-0 .

Напишите отзыв о статье "Нижинский, Вацлав Фомич"

Примечания

Источники

  • Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917-1997 в 6 томах. Том 5. Н - Пер. М.: «Пашков дом», 1999. - ISBN 5-7510-0169-9 . с. 100

Библиография

  • Нижинская Р. Вацлав Нижинский. - М.: Терра, 2004. - ISBN 5-275-01012-5
  • Н. Я. Надеждин. Вацлав Нижинский: «Отдых фавна»: Биографические рассказы. М.: Майор, Осипенко, 2011. 192 с., Серия «Неформальные биографии», 2000 экз., ISBN 978-5-98551-146-8
  • Красовская В. Вацлав Нижинский - Хлебников балета // . - СПб. : Академия Русского балета им. А.Я. Вагановой, 1999. - С. 353-359. - 400 с. - (Труды Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой). - 2000 экз. - ISBN 5-93010-001-2 .
  • Красовская В. . - СПб., М: Лань, ПЛАНЕТА МУЗЫКИ, 2009. - 288 с. - 2000 экз. - ISBN 978-5-8114-0964-8 .

Отрывок, характеризующий Нижинский, Вацлав Фомич

– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j"ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m"est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n"est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.

Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C"est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]


Я хочу танцевать, рисовать, играть на рояле, писать стихи.
Я хочу всех любить - вот цель моей жизни. Я люблю всех.
Я не хочу ни войн, ни границ. Мой дом везде, где существует мир.
Я хочу любить, любить. Я человек, Бог во мне,
а я в Нем. Я зову Его, я ищу Его. Я искатель, ибо я чувствую Бога.
Бог ищет меня, и поэтому мы найдем друг друга.

Вацлав Нижинский

Вацлав Нижинский - выдающийся танцовщик и хореограф польского происхождения, прославивший русский балет начала ХХ ст. и приковавший своим мастерством внимание культурной среды к мужскому танцу. Он был первым, кто осмелился индивидуализировать мужские балетные партии, ведь до этого танцовщиков в балете называли не иначе как «костылями» для поддержки прим. Новаторская хореография его скромного балетного наследия вызывала воинственные споры среди театральных критиков, а его владение телом, пластичность и, самое главное, неподражаемые по высоте и длине прыжки, благодаря которым Нижинского называли человеком-птицей, принесли ему славу танцовщика с феноменальными физическими данными и талантом, которому не было равных. Вацлав Нижинский был кумиром всей Европы - им восхищались Огюст Роден, Федор Шаляпин, Айседора Дункан, Чарли Чаплин и другие его современники. Творческая биография Вацлава невелика - он успел создать всего четыре постановки, а свой последний танец станцевал в неполных тридцать лет, будучи уже тяжело больным человеком.

Вацлав Фомич Нижинский (1889-1950) родился в Киеве, в семье гастролирующих польских танцовщиков Томаша Нижинского и Элеоноры Береды. Двое из троих детей в творческой семье пошли по стопам родителей - Вацлав и его сестра Бронислава, а старшему, Станиславу, помешали заниматься танцами с детства проявившиеся проблемы с психическим здоровьем. Согласно семейной легенде, созданной Элеонорой, Станислав в шестилетнем возрасте выпал из окна, после чего нарушилось его психическое развитие. О жизни брата Нижинского неизвестно практически ничего, кроме того, что до 1918 г. он содержался в одной из петербургских психиатрических больниц, вероятно, с диагнозом «шизофрения». Когда в России произошла революция, он вместе с другими пациентами оказался на улице, после чего его след затерялся (по некоторым данным, он покончил жизнь самоубийством). Кроме того факта, что родной брат Нижинского с детства болел шизофренией, известно, что его бабушка по материнской линии страдала хронической депрессией, которая привела к отказу от пищи, вследствие чего она и умерла .

Когда Вацлаву было 9 лет, отец семьи ушел к молодой любовнице, а Элеонора вместе с детьми переехала в Петербург в поисках возможностей заработать на лечение старшего сына и учебу младших детей в Императорской балетной школе.
Вацлав еще в детстве проявлял черты шизоидного характера. Был замкнутым, молчаливым. Дети в училище дразнили его «япончиком» за слегка раскосые глаза, он обижался и избегал общения с ними, считая, что они ему просто завидуют. Плохо учился, проявляя избирательный интерес лишь к танцам. На уроках сидел с отсутствующим выражением лица и полуоткрытым ртом, а домашние задания за него делала сестра. Низкая обучаемость, тем не менее, не помешала успешному старту карьеры - в 1907 г., сразу после окончания училища, Нижинского принимают в труппу Мариинского театра, где он практически сразу же становится премьером. Вацлав танцевал с такими примами русского балета, как Матильда Кшесинская, Анна Павлова, Тамара Красавина. Однако уже в 1911 г. Нижинского увольняют из театра из-за неприятного инцидента, случившегося во время представления балета «Жизель» - он вышел не сцену не в привычных для глаз тогдашней публики шароварах, а в обтягивающем трико по эскизу Бенуа. Кому-то из представителей царской семьи, присутствовавшей в зале, наряд показался чересчур откровенным, и танцора обвинили в развратном поведении. Позднее, когда Нижинский исполнял роль Фавна в поставленном им самим спектакле, подобные обвинения снова посыплются на него - эротизированными, сходными с процессом мастурбации покажутся зрителям и критикам его движения в сцене, когда он упоенно припадает к накидке, оставленной Нимфой на берегу реки. Возможно, опережавшими время, в котором царили отголоски Викторианской эпохи, казались постановки Вацлава Нижинского. Однако следует признать, что тема сексуальности сыграла большую роль в становлении и клинической картине психического расстройства артиста.

Не секрет, что Вацлав Нижинский имел интимные связи с мужчинами. Первые гомосексуальные отношения с известным в светских кругах любителем искусства князем Павлом Львовым произошли с полного одобрения и поощрения матери молодого танцора, которая считала, что подобные связи помогут ему укрепиться в богемной среде. Князь Львов был богатым человеком и не только ввел Нижинского в театральные круги, но и практически содержал Вацлава, даря ему дорогие подарки и потакая его прихотям. Параллельно с гомосексуальными отношениями Нижинский поддерживал связи и с женщинами, периодически посещая публичные дома. Вполне вероятно, что именно от своей бисексуальности, отчасти навязанной ему матерью и творческим окружением, Нижинский «бежал в болезнь», да и саму двойственную полоролевую идентичность танцора можно рассматривать как расщепление, «схизис».
Вскоре после увольнения из театра Вацлав поступил в труппу к Сергею Павловичу Дягилеву, известному импресарио, который взорвал публику выступлениями своего коллектива, гастролировавшего по Европе с «Русскими сезонами». Короткий период взаимодействия с «Русскими сезонами» - наиболее плодотворный в творческом развитии танцовщика. Сам Дягилев имел огромное влияние на становление Нижинского как танцовщика, однако отношения с ним были двойственными - Вацлав имел свободу творчества и финансовую поддержку, но практически полностью от него зависел, в том числе и сексуально. Дягилев защищал своего протеже от нападок критиков, оплачивал его покупки, практически одевал и кормил Нижинского, который был абсолютно неприспособленным к самостоятельной жизни в обществе, так же, как и в детстве производя на других впечатление инопланетного существа своей нелюдимостью, обособленностью, не всегда адекватной эмоциональностью (например, он мог с неожиданно свирепым взглядом оглянуться на обычный оклик своей партнерши или улыбнуться, когда ему рассказали какую-то грустную новость). Дягилев водил его по музеям и художественным выставкам, знакомил с известными представителями современной интеллигенции и мира искусства, формировал его художественный вкус. Однако он запрещал Нижинскому встречаться с женщинами, был властным и ревнивым, стремился контролировать все его действия.

Вацлав Нижинский с Сергеем Дягилевым

С Сергеем Дягилевым

С Сергеем Дягилевым

Вацлав Нижинский был куда менее уверенным хореографом, чем танцором - он долго и мучительно придумывал движения, постоянно требовал поддержки у Дягилева, неуверенно спрашивая его одобрение чуть ли не на каждое па, очень долго репетировал.
Особенности личности и зарождающегося заболевания не могли не отразиться на характере творчества Нижинского. Его самая известная самостоятельная постановка - «Послеполуденный отдых Фавна» на музыку Дебюсси, которую Вацлав поставил в 1912 г.
В необычно угловатых, «кубических» движениях Фавна, замирающих профильных позах, заимствованных из сюжетов древнегреческих ваз, просматривается символика кататонического застывания. Лишь один прыжок присутствовал в балете - знаменитый взлет Нижинского, олицетворяющий пробуждение эротического чувства у юного создания, полуживотного-получеловека.
Вторая модерновая постановка Нижинского - языческая «Весна священная», на музыку Стравинского, с эскизами костюмов и декораций, нарисованными Рерихом, была неоднозначно принята публикой. Нарочито грубая, заземленная хореография, с дикими плясками, небрежными прыжками и тяжелыми приземлениями сама по себе напоминала сценический психоз, бурю вырвавшихся на свободу инстинктов .


Балет "Петрушка"


Балет "Послеполуденный отдых фавна" 1912г



.

Балет "Сиамский танец" 1910 г
Нижинский осознавал свою зависимость от Дягилева, она тяготила его. Неудивительно, что рано или поздно последовал бунт. Отправившись на гастроли в Южную Америку вместе со своей труппой, но без наставника, который отказался от поездки, потому что боялся путешествовать по воде, Вацлав принимает неожиданное для всех решение жениться. Его избранницей стала непрофессиональная венгерская танцовщица Ромола Пульски. Ромола всячески старалась привлечь внимание актера и именно для этого приложила все усилия, чтобы устроиться в труппу Дягилева. В конце концов, Вацлав сдался. Узнав о женитьбе протеже, оскорбленный наставник немедленно отреагировал письмом, в котором кратко написал, что труппа больше не нуждается в услугах Нижинского.
Так, совершенно не знавший самостоятельной жизни, Вацлав в 24 года оказался перед обыденной необходимостью искать работу и содержать семью. Нижинский отверг все предложения о сотрудничестве и принял решение создать собственный коллектив и репертуар. Но талантливый танцовщик, лишенный коммерческой жилки прагматичного Сергея Дягилева, оказался бездарным менеджером, и его труппу постигла финансовая неудача.
Вскоре началась Первая мировая война, которая помешала Нижинскому с семьей вернуться в Россию - к тому моменту они находились в Венгрии, где Вацлав как подданный враждебного государства был интернирован, фактически на правах военнопленного. В том же 1914 г. Ромола родила Вацлаву первую дочь - Киру (вторая дочь, Тамара, родилась в 1920 г.). Такие существенные перемены, в том числе и отсутствие возможности танцевать, необходимость жить с родителями жены, которые проживали в Будапеште и не слишком благосклонно относились к выбору дочери, оказались слишком большим стрессом для танцора. Только в 1916 г., благодаря ходатайству друзей, Нижинскому с семьей разрешили выехать из страны. Они перебрались во Францию, где отошедший от обид Дягилев предложил артисту поехать на гастроли в Америку.
Вообще переезды не лучшим образом сказывались на психологическом самочувствии Вацлава - еще на гастролях в Германии в 1911 г. ему показалось, что все немцы - переодетые тайные агенты, которые следят за ним. А за год, проведенный на Американском континенте, окружающим ясно стали видны изменения в психическом состоянии Нижинского. Под влиянием некоторых артистов труппы он увлекся идеями толстовства, стал вегетарианцем, требовал от жены отказаться от мяса, мечтал переехать в глухую сибирскую деревню и вести «праведный» образ жизни, говоря о греховности актерской профессии.


Балет "Жизель" с Тамарой Карсавиной

.

Балет"Видение розы" 1911 г с Тамарой Карсавиной

В 1917 г. он в последний раз вышел на театральную сцену. После окончания гастролей они с Ромолой перебрались в небольшой горный курорт Сен-Мориц в Швейцарии. Нижинский перестал танцевать, все время занимался проектами своих будущих балетов, тайно от жены начал вести дневник, в котором писал бессвязные мысли, переполненные стереотипиями стихи без рифмы, описывал галлюцинаторные переживания, делал эскизные зарисовки, среди которых, помимо балетных декораций, встречались сферические мандалы и человеческие лица, искаженные ужасом. Много времени проводил в одиночестве, периодически уходя в горы и гуляя среди скал и обрывов, рискуя заблудиться или сорваться в пропасть. Одевал поверх одежды деревянный крест величиной с ладонь и в таком виде разгуливал по Сен-Морицу, рассказывая прохожим, что он Христос.
В 1919 г. Нижинский решает выступить для постояльцев местной гостиницы, сказав жене, что его танец будет «венчанием с Богом». Когда приглашенные собрались, Вацлав долгое время стоял неподвижно, потом, наконец, развернул на полу белую и черную материю, расположив их друг поперек друга, создавая символический крест. Его дикий, иступленный танец, скорее, испугал зрителей. После выступления Нижинский в краткой речи пояснил, что изображал войну. Присутствовавший в зале писатель Морис Сандоз так описывал представление: «И мы увидели Нижинского, под звуки похоронного марша, с лицом, перекошенным ужасом, идущего по полю битвы, переступая через разлагающийся труп, увертываясь от снаряда, защищая каждую пядь земли, залитой кровью, прилипающей к стопам; атакуя врага; убегая от несущейся повозки; возвращаясь вспять. И вот он ранен и умирает, раздирая руками на груди одежду, превратившуюся в рубище. Нижинский, едва прикрытый лохмотьями своей туники, хрипел и задыхался; гнетущее чувство овладело залом, оно росло, наполняло его, еще немного — и гости закричали бы: «Довольно!» Тело, казалось, изрешеченное пулями, в последний раз дернулось, и на счету у Великой Войны прибавился еще один мертвец». Это был его последний танец. Вечер Нижинский закончил словами: «Лошадка устала».

Вацлав Нижинский частично осознавал свою болезнь - среди наполненных паралогикой строк его дневника в записи, датированной 27 февраля 1919 г., можно прочесть: «Я не желаю, чтобы люди думали, что я великий писатель или что я великий художник, и даже что я великий человек. Я простой человек, который много страдал. Я верю, что страдал больше, чем Христос. Я люблю жизнь и хочу жить, плакать, но не могу - я чувствую такую боль в своей душе - боль, которая пугает меня. Моя душа больна. Моя душа, не мой мозг. Врачи не понимают мою болезнь. Я знаю, что нужно мне, чтобы выздороветь. Моя болезнь слишком велика, чтобы можно было от нее быстро избавиться. Я неизлечим. Каждый, кто читает эти строки, будет страдать - они поймут мои чувства. Я знаю, что нужно мне. Я сильный, а не слабый. Мое тело здорово — душа моя больна. Я страдаю, страдаю. Каждый почувствует и поймет. Я человек, а не зверь. Я люблю всех, у меня есть недостатки, я человек - не Бог. Я хочу быть Богом и потому стараюсь совершенствоваться. Я хочу танцевать, рисовать, играть на фортепиано, писать стихи, я хочу любить всех. Вот цель моей жизни».
Нижинский страдает бессонницей, делится с женой идеями преследования, после чего, наконец, в марте 1919 г. Ромола едет с Вацлавом в Цюрих, где консультируется с психиатрами, в том числе и с Блейлером, подтвердившим диагноз шизофрении, и принимает решение отправить мужа на лечение в клинику Бельвю. После шестимесячного пребывания в санатории у Нижинского внезапно обострились галлюцинации, он стал агрессивным, отказывался от пищи, позже начала нарастать дефицитарная симптоматика - Нижинский перестал интересоваться чем-либо вообще и большую часть времени сидел с отсутствующим выражением лица. Оставшиеся года жизни Вацлав провел в различных клиниках Европы. В 1938 г. он подвергся инсулиновой шоковой терапии, тогда еще новому методу лечения. На краткое время его поведение стало более упорядоченным, он был в состоянии поддержать разговор, однако вскоре апатия вернулась.

Вацлав Нижинский с Чарли Чаплиным
В театральных кругах помнили и чтили Нижинского. Сам Дягилев в 1928 г. привез Вацлава в Парижскую Оперу на балет «Петрушка», в котором артист в свое время станцевал одну из лучших своих партий. Нижинский на предложение бывшего наставника вновь присоединиться к труппе разумно ответил: «Я не могу танцевать, я сумасшедший». Граф Кесслер в своих воспоминаниях делится впечатлением, которое произвел на него Нижинский в тот вечер: «Его лицо, оставшееся в памяти тысяч зрителей сияющим, как у молодого бога, теперь было серым, обвисшим,... только изредка отблеск бессмысленной улыбки блуждал по нему... Дягилев поддерживал его под руку, помогая преодолеть три лестничных марша, ведущих вниз... Тот, кто когда-то, казалось, мог беззаботно летать над крышами домов, теперь едва переступал со ступеньки на ступеньку обыкновенной лестницы. Взгляд, которым он мне ответил, был бессмысленным, но бесконечно трогательным, как у больного животного».
После смерти Дягилева попытку вернуть Нижинского к танцу (что в случае танцора было равносильно понятию «вернуть к жизни») повторила Ромола. В 1939 г. она пригласила Сержа Лифаря, знаменитого земляка Нижинского, тоже родившегося в Киеве, потанцевать перед мужем. Вацлав никак не отреагировал на танец, но в конце представления он вдруг, неожиданно для всех присутствующих, взлетел ввысь в прыжке, а затем снова стал безразличным ко всему. Последний прыжок великого танцора успел запечатлеть фотограф Жан Манзон. Памятник Вацлаву Нижинскому на кладбище Монмартр в Париже

В 1952 г. С. Лифарь, знаменитый артист и балетмейстер Гранд-Опера, купил на кладбище Монмартр в Париже место в 22-м отделении, где покоятся выдающиеся деятели французской культуры. Полвека спустя после смерти великого танцовщика на его могиле, где раньше было только скромное надгробье с надписью на плите «Вацлаву Нижинскому - Серж Лифарь», теперь установлен великолепный памятник. Гений танца запечатлен в образе Петрушки из одноименного балета И. Стравинского.

От себя добавлю, что есть прекрасный фильм "Нижинский" 1980 г, реж Херберт Росс, советую посмотреть, мне фильм очень понравился.

Нижинский Вацлав Фомич (1889-1950), выдающийся русский танцовщик и хореограф.

Родился 28 февраля (12 марта) 1889 в Киеве в семье знаменитых танцовщиков Фомы (Томаша) Лаврентьевича Нижинского и Элеоноры Николаевны Береды, которые владели собственной балетной труппой. Труппа гастролировала в разных городах: в Париже, Петербурге, Киеве, Минске, Тифлисе, Одессе.

Все трое детей Нижинских были одарены музыкально и пластически, имели хорошие внешние данные и с раннего возраста занимались танцем. Первые уроки хореографии они получили от матери. Отец пробовал свои силы и как балетмейстер. Для шестилетнего Вацлава, его старшего брата, и младшей сестры Брониславы, известной в будущем балерины и хореографа, он сочинил па-де-труа - это было первое «выступление» будущего гения. После развода мать вместе с тремя детьми поселилась в Петербурге.

В 1900-1908 учился в Петербургском театральном училище, где занимался под руководством Н.Г.Легата, М.К.Обухова и Э.Чекетти. Попав на сцену Мариинского театра, быстро стал солистом. Принадлежал к плеяде молодых танцовщиков, разделявших новаторские идеи М.М.Фокина. Танцевал в балетах Фокина Белого раба (Павильон Армиды Н.Н.Черепнина, 1907), Юношу (Шопениана, 1908), Эбенового Раба (Египетские ночи А.С.Аренского, 1907), Альберта (Жизель Адана, 1910).

Почти сразу по окончании училища Нижинский приглашен С.П.Дягилевым для участия в балетном сезоне 1909, где снискал огромный успех. За способность к высоким прыжкам и длительной элевации его назвали человеком-птицей, вторым Вестрисом. Нижинский стал открытием Дягилева, первым танцовщиком, а затем и хореографом труппы (1909-1913, 1916).

В Париже танцевал репертуар, опробованный на сцене Мариинского театра, (Павильон Армиды, 1907; Шопениана или Сильфиды, 1907; Египетские ночи или Клеопатра 1909; Жизель, 1910; Лебединое озеро, 1911), а также дивертисмент Пир на музыку русских композиторов, 1909; и партии в новых балетах Фокина Карнавал Шумана, 1910; Шехеразада Н.А.Римского-Корсакова, 1910; Ориенталии А.Глазунова, 1910; Видение розы К.М.Вебера, 1911, в котором поразил парижскую публику фантастическим прыжком в окно; Петрушка И.Ф.Стравинского, 1911; Голубой бог Р.Гана, 1912; Дафнис и Хлоя М.Равеля, 1912.

Поощряемый Дягилевым, Нижинский попробовал свои силы как хореограф и втайне от Фокина репетировал свой первый балет - Послеполуденный отдых фавна на музыку К.Дебюсси (1912). Он построил свою хореографию на профильных позах, заимствованных из древнегреческой вазописи. Как и Дягилев, Нижинский был увлечен ритмопластикой и эуритмикой Далькроза, в эстетике которой он поставил в 1913 свой следующий и наиболее значительный балет, Весна священная. Весна священная, написанная Стравинским в атональной системе и хореографически построенная на сложных комбинациях ритмов, стала одним из первых экспрессионистских балетов. Балет был не сразу принят, и его премьера закончилась скандалом, как и Послеполуденный отдых фавна, шокировавший публику финальной эротической сценой. В том же году осуществил бессюжетный балет Игры Дебюсси. Для этих постановок Нижинского был характерен антиромантизм и противостояние привычному изяществу классического стиля.

Парижскую публику очаровал несомненный драматический талант артиста, его экзотическая внешность. Нижинский оказался смелым и оригинально мыслящим хореографом, открывшим новые пути в пластике, вернувшим мужскому танцу былой приоритет и виртуозность. Своими успехами Нижинский был обязан и Дягилеву, который верил и поддерживал его в дерзких экспериментах. Разрыв с Дягилевым из-за женитьбы Нижинского на непрофессиональной танцовщице Ромоле Пульской привел к уходу Нижинского из труппы и фактически к концу его короткой головокружительной карьеры.

Уйдя от Дягилева, Нижинский оказался в сложных условиях. Нужно было добывать средства к существованию. Гений танца, он не обладал способностями продюсера. Предложение возглавить балет «Гранд Опера» в Париже отверг, решив создать собственную антрепризу. Удалось собрать труппу из 17 человек (в нее вошла сестра Бронислава с мужем, также оставившие Дягилева) и заключить контракт с лондонским театром «Палас».

Репертуар составили постановки Нижинского и, частично, - Фокина (Призрак розы, Карнавал, Сильфиды, которые Нижинский переделал заново). Однако гастроли не имели успеха и закончились финансовым крахом, что повлекло за собой нервный срыв и начало душевной болезни артиста. Неудачи преследовали его. Первая мировая война 1914 застала супругов, возвращавшихся в Петербург, с новорожденной дочерью в Будапеште, где они оказались интернированы до начала 1916. Нижинский мучительно переживал и свой арест, и вынужденное творческое бездействие. Между тем Дягилев возобновил контракт с артистом для гастролей «Русского балета» в Северной и Южной Америке. 12 апреля 1916 он станцевал свои коронные партии в Петрушке и Видении розы на сцене нью-йоркской «Метрополитен Опера».

В том же году 23 октября в нью-йоркском театре «Манхэттен Опера» была показана премьера последнего балета Нижинского - Тиль Уленшпигель Р.Штрауса, в котором он исполнил главную партию. Спектакль, создававшийся в лихорадочной спешке, несмотря на ряд интересных находок, провалился. Пережитые волнения сильно травмировали слабую психику Нижинского. Роковую роль в его судьбе сыграло увлечение толстовством, популярным в эмигрантских кругах русской художественной интеллигенции. Члены труппы Дягилева толстовцы Немчинова, Костровский и Зверев внушали Нижинскому греховность актерской профессии, чем усугубили его болезнь. В 1917 Нижинский окончательно покинул сцену и вместе с семьей обосновался в Швейцарии.

Здесь ему стало легче, он размышлял о новой системе записи танца, мечтал о собственной школе, в 1918 написал книгу Дневник Нижинского (издана в Париже в 1953). Однако вскоре был помещен в клинику для душевнобольных, где и провел остаток жизни. Он умер 11 апреля 1950 в Лондоне. В 1953 тело его было перевезено в Париж и похоронено на кладбище Сакре Кер рядом с могилами легендарного танцовщика Г.Вестриса и драматурга Т.Готье, одного из создателей романтического балета.

Нижинский совершил смелый прорыв в будущее балетного искусства, открыл утвердившийся позднее стиль экспрессионизма и принципиально новые возможности пластики. Его творческая жизнь была короткой (всего 10 лет!), но напряженной. Личности Нижинского посвящен знаменитый балет М.Бежара Нижинский, клоун божий, на музыку П.Анри и П.Чайковского, 1971.

Нижинский был кумиром всей Европы. В его танце сочетались сила и легкость, он поражал публику своими захватывавшими дух прыжками - многим казалось, что танцор «зависает» в воздухе. Он обладал замечательным даром перевоплощения, незаурядными мимическими способностями. На сцене от него исходил мощный магнетизм, хотя в повседневной жизни он был робок и молчалив.