Митрофан беляев. Митрофан Петрович Беляев: биография Какие конкурсы устраивал беляев

Объединившего многих выдающихся музыкантов.

Биография

Родился в семье известного петербургского лесопромышленника Петра Абрамовича Беляева , мать по происхождению - из обрусевших шведов.

Митрофан Беляев с молодости принимал активное участие в делах отца, прожил несколько лет в Олонецкой губернии на берегах Белого моря в селе Сорока . В 1867 году Митрофан Беляев получил разрешение от Министерства государственных имуществ Российской империи на эксплуатацию лесов на берегах реки Выг , а 19 сентября 1869 года запустил паровой лесопильный завод на берегу Сорокской бухты Белого моря (ныне г. Беломорск). Проживая в Архангельске организовал любительский кружок квартетной музыки, сам исполнял партию второй скрипки.

С 1884 года оставил активную предпринимательскую деятельность, передав оперативное руководство семейными предприятиями младшему брату Сергею Петровичу (1847-1911), и занимался только меценатством.

С 1884 года Беляев устраивал у себя дома в Петербурге еженедельные музыкальные вечера камерной музыки (которые в первое время не прерывались даже и летом), положивших начало объединению выдающихся музыкальных деятелей, в дальнейшем известного как Беляевский кружок. Обычными посетителями «Беляевских пятниц» бывали Н. А. Римский-Корсаков , А. К. Глазунов , А. К. Лядов и многие другие выдающиеся музыканты-композиторы и исполнители; здесь можно было встретить и А. П. Бородина , и П. И. Чайковского , и Ц. А. Кюи , и приезжих артистов, как, например, Никиша и других. Тесные связи с Беляевским кружком поддерживал музыковед Александр Оссовский . Одним из видных представителей молодого поколения беляевцев был польский композитор, дирижер и педагог Витольд Малишевский .

Исполнялись на этих вечерах - преимущественно любительским квартетом, в котором сам Митрофан Петрович играл на альте, - наряду с классическими произведениями иностранной музыки, и только что написанные сочинения русских композиторов. Большое число мелких отдельных пьес, нарочно для Беляевских пятниц написанных, изданы затем Беляевым в двух сборниках под заглавием «Пятницы» (см. «Вестник Самообразования», 1904, № 6). По пятницам разыгрывались и сочинения, присылавшиеся ежегодно на конкурс, учрежденный Беляевым при СПб. обществе камерной музыки. Последние годы Беляев состоял председателем этого общества. Под влиянием своего увлечения новейшей русской музыкой, в особенности сочинениями А. К. Глазунова, Беляев с 1884 года оставил активную предпринимательскую деятельность, передав руководство семейными лесопромышленными предприятиями младшему брату Сергею Петровичу (1847-1911) и предался всецело служению интересам русской музыки.

В 1884 году Беляев положил начало ежегодным Русским квартетным концертам. 23 ноября 1885 г. в зале Дворянского собрания состоялся первый концерт из серии "Русских симфонических концертов", которые также финансировались Беляевым. Эти оркестровые концерты на пике своей популярности (во второй половине 1880-х гг.) проходили 6-7 раз в сезон; главным дирижёром их до 1900 г. был Н.А.Римский-Корсаков. Характерно, что в тематические программы Русских симфонических концертов включались сочинения не только петербургских (Глинки, Даргомыжского, композиторов "Могучей кучки"), но и московских композиторов (Чайковского, Танеева, Скрябина, Рахманинова). После смерти Беляева Русские симфонические концерты финансировались из его средств, завещанных "Попечительному совету для поощрения русских композиторов и музыкантов", и продолжались до середины 1918 г.

В 1904 г. Н.А. Римский-Корсаков написал оркестровую прелюдию «Над могилой», посвятив её памяти М.П. Беляева, его большого друга и друга всех русских композиторов.

Потомство

Прямого потомства М.П.Беляев не оставил, но вместе со своей супругой Марией Андриановной, которую все домашние называли Мария Андреевна, воспитывал приёмную дочь Валю. Прапраправнучатый племянник М.П.Беляева - Сергей Юрьевич Виноградов из Костромы (прапраправнук Татьяны Петровны Виноградовой, урожд. Беляевой - родной сестры Митрофана Петровича).

Праправнук Митрофана Петровича - Архимандрит Никон (Якимов), настоятель Храма Св. равноапостольной Марии Магдалины в Гааге (Нидерланды).

Напишите отзыв о статье "Беляев, Митрофан Петрович"

Примечания

Литература

На русском языке

В. Я. Трайнин. М. П. Беляев и его кружок. - Ленинград : Музыка , . - 128 с. - 14 000 экз.
В. Стасов, «Русская Музыкальная Газета», 1895, № 2; там же, 1904, № 1 и 48; 1910, № 49.
В. Стасов, журнал «Нива» (1904 г., № 2, стр. 38).
Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 1: А - Й. - Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2007. - С. 162-400 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0123-0 (т. 1)
Санкт-Петербург. 300 + 300 биографий. Биографический словарь / St. Petersburg. 300 + 300 biographies. Biographic Glossary // Сост. Г. Гопиенко. - На рус. и англ. яз. - М.: Маркграф, 2004. - 320 с. - Тир. 5000 экз. - ISBN 5-85952-032-8 . - С. 26.

На английском языке

Davis, Richard Beattie: The Beauty of Belaieff. GClef Publishing, London, 2008. ISBN 978-1-905912-14-8 .

Ссылки

// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Беляев, Митрофан Петрович

Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.

Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.

Объединившего многих выдающихся музыкантов.

Митрофан Петрович Беляев

Дата рождения	10 (22) февраля
Место рождения
Дата смерти	28 декабря 1903 (10 января ) (67 лет)
Место смерти
Страна
Род деятельности	музыкант , музыкальный издатель

Биография

Митрофан Петрович Беляев родился в семье известного петербургского лесопромышленника Петра Абрамовича Беляева , мать по происхождению - из обрусевших шведов.

С 1884 года Митрофан Петрович Беляев устраивал у себя дома в Петербурге еженедельные музыкальные вечера камерной музыки (которые в первое время не прерывались даже и летом), положивших начало объединению выдающихся музыкальных деятелей, в дальнейшем известного как Беляевский кружок. Обычными посетителями «Беляевских пятниц» были Н. А. Римский-Корсаков , А. К. Глазунов , А. К. Лядов и многие другие выдающиеся музыканты-композиторы и исполнители; здесь можно было встретить и А. П. Бородина , и П. И. Чайковского , и Ц. А. Кюи , и приезжих артистов, как, например, Никиша и других. Тесные связи с Беляевским кружком поддерживал музыковед Александр Оссовский . Одним из видных представителей молодого поколения беляевцев был польский композитор, дирижёр и педагог Витольд Малишевский .

Исполнялись на этих вечерах - преимущественно любительским квартетом, в котором Беляев играл на альте, - наряду с классическими произведениями иностранной музыки, и только что написанные сочинения русских композиторов. Большое число мелких отдельных пьес, нарочно для Беляевских пятниц написанных, изданы затем Беляевым в двух сборниках под заглавием «Пятницы» (см. «Вестник Самообразования», 1904, № 6). По пятницам разыгрывались и сочинения, присылавшиеся ежегодно на конкурс, учрежденный Беляевым при СПб. обществе камерной музыки. Последние годы Беляев состоял председателем этого общества. Под влиянием своего увлечения новейшей русской музыкой, в особенности сочинениями А. К. Глазунова, Беляев с 1884 года оставил активную предпринимательскую деятельность, передав руководство семейными лесопромышленными предприятиями младшему брату Сергею Петровичу (1847-1911) и предался всецело служению интересам русской музыки.

В 1884 году состоялся первый из «Русских симфонических концертов» , которые также финансировались Беляевым. Эти оркестровые концерты на пике своей популярности (во второй половине 1880-х гг.) проходили до 6 раз в сезон; главным дирижёром их до 1900 г. был Н. А. Римский-Корсаков. Характерно, что в тематические программы Русских симфонических концертов включались сочинения не только петербургских (Глинки, Даргомыжского, композиторов «Могучей кучки»), но и московских композиторов (Чайковского, Танеева, Скрябина, Рахманинова). С 1891 года в течение ряда лет в рамках этого мероприятия проводились также квартетные вечера. После смерти Беляева Русские симфонические концерты, продолжавшиеся до середины 1918 г., финансировались из средств, завещанных им Попечительному совету для поощрения русских композиторов и музыкантов.

В 1904 году Н. А. Римский-Корсаков написал оркестровую прелюдию «Над могилой», посвятив её памяти М. П. Беляева, его большого друга и друга всех русских композиторов.

В 1909 г. в селе Сорока рядом с первой лесопильной рамой Сорокских заводов был установлен памятник Беляеву на котором были выбиты слова: «М. П. Беляев, основатель Сорокских заводов. Родился 10 февраля 1836 г. Основал Сорокские заводы в 1865 г. Воздвигнут памятник признательными служащими и рабочими в 1909 г.». Позднее памятник был снесён

Потомство

Прямого потомства М. П. Беляев не оставил, но вместе со своей супругой Марией Андриановной, которую все домашние называли Мария Андреевна, воспитывал приёмную дочь Валю. Прапраправнучатый племянник М. П. Беляева - Сергей Юрьевич Виноградов из Костромы (прапраправнук Татьяны Петровны Виноградовой, урожд. Беляевой - родной сестры Митрофана Петровича).

Примечания

Петербургский некрополь / под ред. В. И. Саитов - Михаил Матвеевич Стасюлевич , 1912.
Беляев Митрофан Петрович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / под ред. А. М. Прохоров - 3-е изд. - М. : Советская энциклопедия , 1969.

Русским меценатам не везет. Не воздано им той славы, которой они заслуживают. Если взять самый популярный среди пишущей братии всего мира справочник The World Almanac, который правительственное агентство США по внешнеполитической пропаганде бесплатно рассылает в редакции тысяч газет и журналов десятков государств, там их, русских меценатов, вовсе и нет. Даже Третьякова.

Но то неприкрытая русофобия заграничного разлива. Не особенно везло им и дома. Агитпроп ЦК КПСС (М.А.Суслов, А.Н.Яковлев и другие «товарищи») несколько раз отклонял предложения издательства «Молодая Гвардия» издать книгу о Третьякове в серии «Жизнь замечательных людей». Нет, нет, книги о создателе Третьяковской галереи в СССР выходили, но … нельзя же назвать замечательным человеком купца, эксплуататора: партийный язык не повернется, как не повернется он назвать капиталистом и эксплуататором Фридриха Энгельса, который, кстати сказать, брал с работниц своей фабрики не только прибавочную стоимость, но и сексуальную дань.

В результате к концу ХХ века в сознании российского массового читателя сложилось представление, что меценаты-благотворители в нашей стране, конечно, водились, но крайне редко, их можно прямо-таки по пальцам сосчитать: Третьяков, Морозов, Мамонтов, Щукин, Бахрушин. Примерно «в таком формате» затрубили-забарабанили о русских меценатах в перестройку, когда слова капиталист, предприниматель, коммерсант и даже купец приобрели положительный, политически благонадежный оттенок. Медленно, несправедливо медленно выплывают из искусственного забвения славные имена русских благотворителей-меценатов, коих у нас было великое множество.

В большинстве своем это были купцы. То самое сословие, которое «интеллигенция», а точнее сказать – образованцы презрительно именовали темным царством или Тит Титычами (мое русское ухо это имя-отчество почему-то не коробит). Тысячи храмов, сотни приютов, богаделен, больниц, училищ, библиотек воздвигли на нашей земле эти люди. Кто помнит их, в том числе и крупных, образованных, европеизированных, не говоря уж о тех, кто носил традиционную старорусскую купеческую одежду, не расставался с длинной бородой и причесывался на прямой пробор?

Поднатужив память, многие, наверное, вспомнят, что королем чайной торговли в России Х1Х века был Алексей Семенович Губкин (известный «чайный дом» в Москве – от его фирмы). Купил он фабрику в Китае, имел торговые отделения в Индии, в Англии, на Яве и на Цейлоне, филиалы фирмы действовали в нескольких городах России. Но никогда не забывал Губкин своего родного города Кунгура в Пермской губернии. На его средства там были построены среднее техническое училище, женский приют, школа рукоделия для девочек. Что очень важно – Губкин обеспечил эти заведения средствами для существования в течение ряда лет. Всего он затратил на эти кунгурские дела полтора миллиона рублей. По ценам того времени (меценат умер в 1883 году) это были огромные деньги. Его внук Александр Кузнецов продолжил дедовскую традицию. В частности, выражаясь современным языком, спонсировал издание на русском языке античных историков – Геродота, Фукидида, Полибия, Тита Ливия. Поддерживал начинающих художников, покупая их работы.

А воздано ли должное памяти великого русского текстильного фабриканта Сергея Ивановича Прохорова, который на Всемирной парижской выставке 1900 года (это была, как декларировали ее организаторы, встреча ХХ века) получил две почетнейших награды – «Гран-при» за продукцию своих предприятий и Золотую медаль за заботу о быте рабочих. За этой медалью стояла целая система преобразования жизни рабочих людей. Прежде всего – действовало несколько профессиональных училищ. При фабрике были организованы класс обучения игре на духовых инструментах, библиотека, лекторий и самодеятельный театр (с залом на 1300 мест), репертуар которого состоял из русской классики (Островский, Гоголь, Писемский), больница, богадельня…

И среди всех русских меценатов особо выделяется фигура лесопромышленника Митрофана Петровича Беляева (1836-1903). Выделяется тем, что он не творил ничего материального, ничего такого, что было бы зримо будущим поколениям, как зрима им Третьяковская галерея, какой-нибудь храм или какая-нибудь больница. Ибо свои усилия и свои немалые средства Беляев направил на поддержку русской музыки, русских композиторов. По совокупному мнению музыковедов, без участия Беляева иначе сложилась бы творческая судьба Глазунова, Римского-Корсакова, Бородина, Кюи, Балакирева, Скрябина и ряда других корифеев. Конечно, они бы «вышли в свет» и без помощи Беляева, но – с бòльшими трудностями и, скорее всего, в более поздние сроки. А другие сроки появления того или иного автора, того или иного сочинения – и несколько иной становится вся история музыкального искусства.

Тут надо сделать одно существенное замечание. Это для нас перечисленные выше имена звучат как бесспорные имена классиков мирового масштаба. Но во времена Беляева этого отнюдь не было. Как пишет С.Булич, дореволюционный биограф Беляева, сам Митрофан Петрович только в начале 1880-х годов узнал произведения тогдашних представителей молодой русской музыкальной школы, тогда их произведения крайне редко исполнялись и с трудом находили себе издателей. И дело не в том, что сам Беляев был любителем (он играл на альте, скрипке и фортепьяно, играл в составе квартетов и оркестров, в частности в любительском оркестре под управлением композитора Лядова), да и вообще основным его занятием был бизнес; нет. Таково было настроение образованного общества в целом. «Верхи» признавали

Только западную музыку, прежде всего немецкую и (в оперном жанре) итальянскую. Из истории слова не выкинешь – в 1850-е годы проштрафившихся гвардейских офицеров командующий петербургским гарнизоном посылал «вместо гауптвахты» в Мариинский театр – слушать «в наказание» оперу Глинки «Руслан и Людмила». Никто иной, как композитор Антон Рубинштейн тогда же высокомерно и нагло заявил, что создать оперу на основе русского национального мелоса невозможно, и опыт Глинки это доказывает. В ответ Глинка заметил, что, видимо, на суждение Рубинштейна повлияло его нерусское происхождение; сторонники последнего, естественно, завопили об «антисемитизме», и отношения между двумя композиторами прервались.

Надо особо сказать о Рубинштейне, вернее, о двух Рубинштейнах – об Антоне, авторе оперы «Демон», которую он сам считал не русской, а «европейской», и его брате Николае. Это были весьма влиятельные и авторитетные фигуры в музыкальных кругах Петербурга (Антон) и Москвы (Николай), где соответственно они были директорами консерваторий. Весьма примечательны размышления об этом нашего великого композитора Георгия Свиридова.

«В Европе профессиональное музыкальное образование, – пишет он, – началось в Х1Х веке. Первая консерватория (Лейпцигская) была основана на деньги банкира Мендельсона-Бартольди в 1843 году. Ее выпускники разъехались по различным странам Европы, откуда они были взяты для обучения в Лейпциге, и постарались организовать в своих странах подобные же учебные заведения.

Таким образом два талантливых молодых музыканта из бессарабского местечка, братья Антон и Николай Рубинштейны (крещеные евреи), после окончания Лейпцигской консерватории сумели, пользуясь поддержкой при дворе, добиться права на организацию музыкальных учебных заведений в Петербурге (1862) и Москве (1866), положив тем самым начало профессиональному музыкальному образованию в России. Все это, конечно, было ценным, но вопрос оказался не так-то прост! И не только в России, но и, например. в Германии. Общеизвестно, что как-то так получилось, что вокруг Мендельсона сплотился воинствующий музыкальный академизм (Сальери). Величайшие музыканты Шуман, Лист, Вагнер находились в резкой оппозиции к этому учебному заведению, а оно, в свою очередь, поносило их имена.

Надо сказать, что Антон Рубинштейн – сам очень талантливый и очень самоуверенный композитор, начал свою деятельность в России как в дикой, варварской, музыкально необразованной стране. Подобный взгляд мог, естественно, у него сложиться потому, что он Россию не знал не имел желания узнать. Он чувствовал себя единственным проводником европейского музыкального образования и винить его за это особенно не приходилось. Это придавало ему вес в собственных глазах и при дворе его точка зрения разделялась полностью.

Но не так смотрело на дело высокообразованное русское общество, среди которого были представители русской родовитой аристократии. Некоторые из них были, к тому же, одарены необыкновенными музыкальными способностями. Я имею в виду Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова, Стасова, Балакирева. Такая точка зрения на музыкальную Россию казалась им несправедливой и глубоко оскорбительной для их национального достоинства. Точка зрения консерватории и группы молодых национально мыслящих русских музыкантов, которых презрительно называли «Кучкой», вкладывая в это выражение обидный смысл (а Стасов в своей полемической статье назвал их «Могучей кучкой»), разошлись решительным образом во взглядах на пути музыкальной России…».

Надеюсь, пространная цитата из размышлений Георгия Свиридова оправдана, ибо она в яркой и сжатой форме показывает расстановку сил в те годы, когда музыка заняла центральное место в круге интересов Митрофана Беляева. Он родился в Петербурге, в семье богатого лесопромышленника и получил очень хорошее образование. Не была забыта и музыка. Консерваторий, как мы знаем, еще не было, мальчику давались частные уроки скрипичной игры; фортепьяно он освоил самоучкой. С 14 лет он пристрастился к камерной музыке, играл в квартетах на скрипке и на альте. Дитя своего века, молодой Митрофан Петрович практически не выходил из круга немецкой музыки, тем более играть ему доводилось как правило в немецких любительских кружках. Беляев-старший предлагал сыну целиком посвятить себя музыке, но тот отказался. С 15 лет он помогает отцу в делах. До 1866 года они вели дело в Олонецкой губернии. Затем Митрофан Петрович стал самостоятельным предпринимателем, и на паях с двоюродным братом вел дело в Архангельской губернии. Разъезды по глубинке, соприкосновение с народной музыкальной практикой впоследствии помогут этому богатому петербуржцу понять, что композиторы «Могучей кучки» идут от русских мелодических основ, а консерваторские «рубинштейны» глухи к ним. Он четко осознает, к какому лагерю склоняется его душа, но до этого было еще далеко. Бизнес оставлял не так много времени для занятий музыкой, и все же подспудно Беляев совершал эволюцию, ведущую к решению полностью посвятить себя музыкальным делам.
Важную роль в жизни Беляева сыграла встреча с композитором Глазуновым. Тогда, в 1882-м, Митрофану Петровичу было уже за сорок, казалось бы, взгляды его уже не переменятся. (Ныне такое немыслимо, но как раз примерно в те годы Тургенев обронил фразу «старик сорока лет».) Но он опроверг расхожие представления о консерватизме пожилых людей. Знакомство с Глазуновым сделало Беляева, по воспоминаниям современников, страстным поклонником новой русской музыки. В 1884 году Митрофан Петрович оставил свое торговое дело. К тому времени он округлил свой капитал, стал, как тогда говорили, миллионщиком.

Беляев хорошо понимал, что надо для того, чтобы «двинуть» русскую музыку: надо исполнять произведения современных русских композиторов и издавать их сочинения. И он с деловой хваткой принялся за дело. В том же 1884-м был устроен первый симфонический концерт из сочинений Глазунова. Следующий год стал началом систематического проведения русских симфонических концертов, получивших название Беляевских. Тогда же Беляев основал музыкальное издательство. Место для него он выбрал наилучшее – Лейпциг; в этом городе сложилось сообщество первоклассных мастеров нотоиздания, а каждый знает, что это одно из сложнейших направлений полиграфии. Сложнейших, а значит и дорогостоящих, но Беляев денег на свое детище не жалел. Он хорошо понимал, что композиторов провожают (аплодисментами или негодующим шумом) по таланту, но встречают-то «по одежке». Хорошо изданные ноты, ноты с лейпцигской маркой играли в какой-то степени такую же роль как хорошо сшитый концертный фрак. Очень скоро музыкальное издательство М.П.Беляева стало весьма авторитетным. Его зауважали во всем мире. Нельзя не сказать еще об одной особенности этого издательства – оно платило очень высокие гонорары; это было одной из форм материальной поддержки Беляевым русских композиторов.

Начиная с 1891 года Беляев стал устраивать русские квартетные вечера, на которых исполнялась русская камерная музыка, тогда еще малоизвестная. Сейчас это звучит странно, но такова правда – сначала эти концерты привлекали не много посетителей, но постепенно публики становилось все больше и больше. Благодаря этим концертам Бородин, Римский-Корсаков, Балакирев, Глазунов, Скрябин смогли услышать свои сочинения в оркестровом исполнении. В этом контексте надо воздать Беляеву и за то, что шел он в своем меценатстве самой трудной дорогой. Ведь не модных западных композиторов и не престижных пропагандистов их творчества приглашал Митрофан Петрович, а тех, кого «изысканная» публика воспринимала если не как плебеев, то как провинциальный (провинциальный по отношению к Западу) курьез. «Ах, вы только послушайте, эти русские, оказывается, способны что-то сочинить!»

Это не хлесткая журналистская фраза. Чего стоит один только вошедший в историю музыки инцидент в московской консерватории. Молодой русский профессор, которого пригласил туда на преподавательскую работу директор Николай Рубинштейн, написал свой первый концерт для фортепьяно с оркестром и попросил его прослушать свое сочинение. Рубинштейн в резкой форме разнес концерт и категорически отверг его. Профессора звали Петром Ильичом Чайковским. Правда, вскоре Рубинштейн переменил свое мнение, но тем не менее первая его реакция весьма характерна для встреч «просвещенных европейцев» с «музыкальными потугами туземцев». Кстати, отголоски такого отношения хорошо слышны и сейчас. Они звучат в каждой статье, в которой Глинку вроде бы и почтительно называют родоначальником/основоположником русской музыки. Но тем самым зачеркивают века и века ее существования. Композиторы, которых поддерживал Беляев, осознавали свою кровную связь с народной песней, с другими видами музыкального фольклора и, конечно, с православной богослужебной музыкой.

Не забудем, что в те времена грамзаписи еще не было, и музыку можно было услышать только «вживую». Поэтому нельзя переоценить значение двух русских концертов на Всемирной парижской выставке 1889 года, которые, выражаясь по-современному, спонсировал Беляев. Вот программа одного из них: Вторая симфония Глазунова, Концерт для фортепьяно с оркестром и Испанское каприччио Римского-Корсакова, «Камаринская» Глинки, Половецкие пляски из оперы Бородина «Князь Игорь», «Ночь на Лысой горе» Мусоргского, Мазурка Балакирева, Баркарола Чайковского, Этюд Блуменфельда и Скерцо Лядова. Практически это было первое знакомство Западной Европы с панорамой современной русской музыки.

…Митрофан Петрович Беляев умер внезапно на шестьдесят восьмом году жизни, умер не болея, в расцвете сил. Но оказалось, что он по-купечески разумно позаботился о завещании заранее. Кем-то подсчитано, что на поддержку русской музыки Беляев истратил более двух миллионов рублей, сумму в масштабе тех цен огромную. Но у него оставался еще значительный капитал. Основную его часть он распорядился тратить на ежегодные Глинкинские премии русским композиторам.

Идеолог «Могучей кучки» Стасов в статье, посвященной памяти Беляева, написал, что его деятельность в сфере русской музыки сравнима с деятельностью Третьякова в сфере русской живописи. И это несомненно так. Но надо признать, что известен Беляев несравнимо меньше, чем Третьяков. Не будем ссылаться на то, что музыка «исчезает» после каждого исполнения. Не природа музыки виновата, а мы с вами, что до сих пор остается полузабытым великий русский меценат.

Юрий БАРАНОВ

В одном из писем В. В. Стасова Митрофану Петровичу Беляеву есть такие строки: «Однажды Репин мне вдруг говорит: ,А какая славная фигура, какая красивость и значительность в этом Вашем Беляеве! Я часто рассматриваю его в концертах Дворянского собрания и все только больше и больше любуюсь. Вот бы кого я хотел написать!!"—„А что, и взаправду,—с живостью отвечал я,—хотите, я пойду и скажу ему?" — „Пожалуйста, пожалуйста",—отвечал Репин, и через несколько минут я пошел к месту, где сидела эта «могучая и красивая фигура»,— пошел и сказал: „Репин просит Вас позволить написать с Вас этюд-портрет—ему Ваша личность ужасно нравится и приятна!" — Вы тотчас согласились, познакомились с ним, и дело пошло в ход».
Эта репинская работа находится в Русском музее. Там же хранятся портреты Римского-Корсакова, Лядова, Глазунова. В таком соседстве есть глубокая закономерность. Просвещенный меценат многое сделал для этих своих друзей-композиторов, да и для процветания всей русской музыки конца прошлого — начала нынешнего века. Впрочем, сам Беляев не любил, когда его называли меценатом. «Желая платить свою дань родине,— говорил он,— я выбираю ту форму, которая мне более всего симпатична».

Все предвещало Беляеву блестящую коммерческую карьеру. Что было проще, чем пойти по стопам отца и продолжать его хорошо налаженное лесопромышленное дело? Так оно поначалу и складывалось. Но в 1884 году Митрофан Петрович решительно отошел от дел, и причиной тому были художественность его натуры, беззаветная любовь к искусству.
Крутой поворот в жизненной судьбе коммерсанта не был неожиданностью для окружающих. Еще в детстве он овладел игрой на скрипке и фортепиано, а будучи студентом Петербургского реформатского училища, с увлечением музицировал в разных любительских кружках, играл в оркестрах и накопил солидную музыкальную эрудицию.

Окончательный перелом в устремлениях Беляева связан с непосредственным музыкальным впечатлением. Услышав в 1882 году Первую симфонию Глазунова, а затем его же «Увертюру на греческие темы», он решил безраздельно посвятить себя пропаганде и распространению отечественного искусства. С этой целью он определил для себя два рода деятельности. С 1885 года по его инициативе в Петербурге проходили «Русские симфонические концерты». (О них подробно говорилось в нашем прошлогоднем ежегоднике.) Тогда же началась и издательская работа Беляева. И тут роль «катализатора» сыграло творчество Глазунова. Композитор рассказывает: «Когда у меня накопились готовые произведения, а именно: симфония, квартет и фортепианная сюита на тему «S-a-s-c-h-а», М. А. Балакирев нашел для них издателя в лице Хаванова, преемника фирмы Иогансена. Хаванов немедленно приступил к изданию квартета и сюиты. Но затем, истратив значительную сумму денег и не предвидя барыша, отказался от своего намерения продолжать дело издания моих произведений. Этим обстоятельством отчасти воспользовался Митрофан Петрович. Он задумал свое собственное издательское дело, перекупил у Хаванова мой квартет и сюиты и предложил мне свои услуги для дальнейших изданий. Таким образом, на мою долю выпала честь быть первым, получившим такое предложение. Несмотря на предостережение со стороны некоторых компетентных музыкальных деятелей, я без колебания дал Митрофану Петровичу свое согласие и передал ему право на первую «Увертюру на греческие темы», которая и вошла в каталог фирмы «М. П. Беляев» под первым номером, затем последовали Первая симфония и следующие мои сочинения».

Вскоре издательство получило уточненное название «М. П. Беляев в Лейпциге». Именно в этом немецком городе, старинном культурном центре, были сосредоточены технические ресурсы фирмы. Местная нотопечатня К. Г. Редера славилась по всей Европе. Однако все творческие вопросы решались в Петербурге, где была создана компетентная комиссия в составе Римского-Корсакова, Лядова и Глазунова. Произведения этих крупнейших мастеров стали и фундаментом беляев-ской нотной продукции. Характерно в этом отношении признание Римского-Корсакова. «Ваше издательское дело,— писал он в 1890 году Беляеву,— с течением времени (хотите ли вы этого или не хотите) стало мне ужасно близко и дорого, как будто оно мое собственное».
В 1894 году Беляев познакомился со Скрябиным, и вскоре между ними установились приятельские отношения. Беляев оказывал молодому музыканту материальную поддержку, издал множество его сочинений. В каталоге беляевского нотного предприятия находим ткже имена Глинки, Бородина, Мусоргского, Чайковского, Танеева и других известных композиторов. Здесь же был издан и фундаментальный труд Танеева «Подвижной контрапункт нотного письма». В поле зрения Беляева входили и произведения многих молодых авторов.

В 1904 году жизнь замечательного человека неожиданно оборвалась. Заглядывая в будущее, Беляев незадолго до кончины решил организовать попечительный совет для поощрения русских композиторов и музыкантов. Этим советом должны были руководить его верные друзья, с которыми он начинал свое дело,— Римский-Корсаков, Глазунов и Лядов. К ним были обращены слова Митрофана Петровича: «Прошу вас убедительно принять на себя обязанности членов попечительного совета и вложить в это учреждение то направление в музыкальном искусстве, которого считаю вас лучшими представителями. Цель моего учреждения — поощрять русских композиторов на их тяжелом пути служения музыкальному искусству посредством премий, издания и исполнения их сочинений и устройством конкурсов». И еще долгое время беляев-ские начинания плодотворно служили пропаганде русской музыки, ее победному распространению по всему миру.

Прочтите: Б. Вольман. Русские нотные издания XIX—начала XX века. Л., 1970.
ренгами уже охраняют площадь от мнимого напора толпы. После краткой литии и провозглашения вечной памяти «незабвенному композитору» покрывало с памятника спадает. Вместо генерала—для одних, или художника, нервного, проницательного и одухотворенного — для других,— открылась большая бронзовая фигура плотного господина купеческой складки, подбоченившегося одной рукой и заложившего палец другой руки в карман. Во всей внешности бронзовой фигуры, позе ее, в деталях ее—ничего глинкинского, ничего, что бы на долгие-долгие годы запечатлело образ самого первого и наиболее дорого нам художника-музыканта. Каким Глинку представлял скульптор г. Р. Р. Бах — об этом многие знали заранее — в свое время снимки со статуи всюду появились в печати. Так же зауряден и постамент статуи — та же усеченная гранитная пирамида наших кладбищ. И все-таки, независимо от достоинств художественной, или вернее не художественной, работы самый факт его постановки и открытия — великая радость каждого, любящего родное искусство. Это — первый памятник, поставленный в Петербурге музыканту, притом поставленный на большой площади, а не втиснутый, подобно памятника Пушкину, в две узкие шпалеры высоких серых домов.
Екатеринодар. По словам газеты «Кубань», местный скрипичный мастер Т. Ф. Подгорный получил за скрипку «Мадонна» своей работы на последней международной выставке в Брюсселе золотую медаль. Случай получения русским кустарем за границей золотой медали очень редок, тем более за скрипку, требующую большой тонкости отделки.

Варшава. Полиция потребовала от антрепренеров театров подписку о том, что они не допустят подношений от публики венков и цветов, перевязанных красными лентами. Антрепренеру Вейсфельду, отказавшемуся дать подписку ввиду невыполнимости требования, предписано обязать капельдинеров не подавать на сцену подношений с красными лентами.

22 февраля 1836 - 04 января 1904

русский музыкальный издатель и меценат, основатель Беляевского кружка, объединившего многих выдающихся музыкантов

Биография

Отец Беляева был богатым российским лесопромышленником, мать по происхождению из семьи обрусевших шведов. Митрофан Беляев сам в молодости принимал участие в делах отца, прожив для этого несколько лет на берегах Белого моря. В Архангельске , как и раньше в Петербурге, он организовал любительский кружок квартетной музыки, сам исполняя преимущественно партию второй скрипки.

С 1882 г. Беляев устраивал у себя дома в Петербурге еженедельные музыкальные вечера камерной музыки (которые в первое время не прерывались даже и летом), положивших начало объединению выдающихся музыкальных деятелей, в дальнейшем известного как Беляевский кружок. Обычными посетителями «Беляевских Пятниц» бывали Н. А. Римский-Корсаков , А. К. Глазунов , А. К. Лядов и многие другие выдающиеся музыканты-композиторы и исполнители; здесь можно было встретить и А. П. Бородина , и П. И. Чайковского, и Ц. А. Кюи , и приезжих артистов, как, например, Никиша и других. Тесные связи с Беляевским кружком поддерживал музыковед Александр Оссовский. Одним из видных представителей молодого поколения беляевцев был польский композитор, дирижер и педагог Витольд Малишевский .

Исполнялись на этих вечерах - преимущественно любительским квартетом, в котором сам Митровфан Петрович играл на альте, - наряду с классическими произведениями иностранной музыки, и только что написанные сочинения русских композиторов. Большое число мелких отдельных пьес, нарочно для Беляевских пятниц написанных, изданы затем Беляевым в двух сборниках под заглавием «Пятницы» (см. «Вестник Самообразования», 1904, № 6). По пятницам разыгрывались и сочинения, присылавшиеся ежегодно на конкурс, учрежденный Беляевым при СПб. обществе камерной музыки. Последние годы Беляев состоял председателем этого общества. Под влиянием своего увлечения новейшей русской музыкой, в особенности сочинениями А. К. Глазунова, Беляев с начала 1880-х годов оставил все свои торговые дела и предался всецело служению интересам русской музыки.

В 1884 г. было положено им начало ежегодным русским симфоническим и квартетным концертам, а в 1885 г. основана в Лейпциге русская музыкальная нотоиздательская фирма «M. P. Belaieff, Leipzig». Этой фирмой издано за двадцать лет огромное число русских музыкальных сочинений, начиная с романсов и кончая симфониями и операми (в 1902 г. Беляев пожертвовал в Императорскую Публичную Библиотеку 582 тома своих изданий). Эта сторона деятельности Беляев потребовала расхода в несколько сот тысяч рублей, о возврате которых он и не мечтал. За неделю до его кончины, когда болезнь сломила его крепкий организм и заставила его лечь в постель, обычный пятничный квартет по его настоянию всё-таки не был отменен. Беляев завещал на продолжение и расширение начатого им музыкального дела значительные капиталы.

В 1867 году Митрофан Беляев получил разрешение от министерства государственных имуществ Российской империи на эксплуатацию лесов на берегах реки Выг, а 19 сентября 1869 года запустил лесопильный завод на берегу Сорокской бухты Белого моря(ныне г.Беломорск) Через два года завод сгорел. На его месте впоследствии были построены три завода. Завод просуществовал до 2006 года.

Похоронен М.П.Беляев на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга. В 1936г. прах перенесен в Некрополь мастеров искусств Александро-Невской лавры (бывшее Тихвинское кладбище). Н. Римским-Корсаковымв 1904 году сочинена прелюдия "Над могилой" и посвящена памяти незадолго перед тем скончавшегося Митрофана Петровича Беляева, его большого друга и друга всех русских композиторов.