Изменение и развитие потребностей происходит через изменение и развитие предметов, которые им отвечают и в которых они «опредмечиваются» и конкретизируются. Наличие потребности составляет необходимую предпосылку любой деятельности, однако потребность сама по себе еще не способна придать деятельности определенную направленность. Наличие у человека потребности в музыке создает у него соответствующую избирательность, но еще ничего не говорит о том, что предпримет человек Для удовлетворения этой потребности. Может быть, он вспомнит об объявленном концерте и это направит его действия, а может быть, до него донесутся звуки транслируемой музыки - и он просто останется у радиоприемника или телевизора. Но может случиться и так, что предмет потребности никак не представлен субъекту: ни в поле его восприятия, ни в мысленном плане, в представлении; тогда никакой направленной деятельности, отвечающей данной потребности, у него возникнуть не может. То, что является единственным побудителем направленной деятельности, есть не сама по себе потребность, а предмет, отвечающий данной потребности. Предмет потребности - материальный или идеальный, чувственно воспринимаемый или данный только в представлении, в мысленном плане, - мы называем мотивом деятельности .

Мотивы деятельности несут в себе действительную содержательную характеристику потребностей. О потребностях ничего нельзя сказать иначе как на языке мотивов. Даже об их динамике (степени их напряженности, мере насыщения, угасания) мы можем судить лишь по силам («векторам» или «валентностям») мотивов. Курт Левин был первым, кто в изучении потребностей человека пошел по этому пути и открыл в психологии побудительную силу объектов.

Итак, психологический анализ потребностей необходимо преобразуется в анализ мотивов . Это преобразование наталкивается, однако, на серьезную трудность: оно требует решительно отказаться от субъективистских концепций мотивации и от того смешения понятий, относящихся к разным уровням и разным «механизмам» регуляции деятельности, которое столь часто допускается в учении о мотивах.

Хотя изучение мотивов началось в психологии сравнительно недавно (первая специальная монография «Мотивы и поведение» П. Янга вышла в 1936 г., а первый обзор Моурера лишь в 1952 г.), в настоящее время по проблеме мотивов имеется огромное количество работ. Они, однако, почти не поддаются систематизации - до такой степени различны те значения, в которых употребляется в них термин «мотив». Создается впечатление, что сейчас понятие мотива превратилось в большой мешок, в котором сложены самые разнообразные вещи. Среди мотивов или мотивирующих факторов называются, например, аппетит, влечения, импульсы, привычки и навыки, желания, эмоции, интересы, цели или такие более конкретные мотивы, как раздражение электрическим током, ощущение удовольствия, честолюбие, зарплата, идеалы.

С точки зрения учения о предметности мотивов человеческой деятельности, из категории мотивов прежде всего следует исключить субъективные переживания, представляющие собой отражение тех «надорганиче-ских» потребностей, которые соотносительны мотивам. Эти переживания (желания, хотения, стремления) не являются мотивами в силу тех же осно- ваний, по каким ими не являются ощущения голода или жажды: сами по себе они не способны вызвать направленной деятельности. Можно, впрочем, говорить о предметных желаниях, стремлениях и т. д., но этим мы лишь отодвигаем анализ; ведь дальнейшее раскрытие того, в чем состоит предмет данного желания или стремления, и есть не что иное, как указание соответствующего мотива.

Отказ считать субъективные переживания этого рода мотивами деятельности, разумеется, вовсе не означает отрицания их реальной функции в регуляции деятельности. Они выполняют ту же функцию субъективных потребностей и их динамики, какую на элементарных психологических уровнях выполняют интероцептивные ощущения, - функцию избирательной активизации систем, реализующих деятельность субъекта.

В еще меньшей степени можно считать мотивами такие факторы, как тенденция к воспроизведению прочно сформировавшихся стереотипов поведения, тенденция к завершению начатого действия и т. д. В механике, так сказать, деятельности существует, конечно, множество «динамических сил», частью имеющих приспособительное значение, а частью возникающих в силу устройства самих органов, посредством которых реализуется деятельность. Однако эти силы могут быть названы мотивами не с большим основанием, чем, например, инерция движения тела, действие которой ведет к тому, что бегущий человек сталкивается с неожиданно появившимся на его пути препятствием.

Особое место занимают гедонистические концепции, согласно которым деятельность человека подчиняется принципу «максимизации положительных и минимизации отрицательных эмоций», т. е. направлена на достижение переживаний удовольствия, наслаждения и на избегание переживаний страдания . Для этих концепций эмоции и являются мотивами деятельности. Иногда эмоциям придают решающее значение, чаще же они включаются наряду с другими факторами в число так называемых «мотивационных переменных».

Анализ и критика гедонистических концепций мотивации представляет, пожалуй, наибольшие трудности. Ведь человек действительно стремится жить в счастии и избегать страдания. Поэтому задача состоит не в том, чтобы отрицать это, а в том, чтобы правильно понять, что это значит. А для этого нужно обратиться к природе самих эмоциональных переживаний, рассмотреть их место и их функцию в деятельности человека.

Сфера аффективных, и широком смысле слова, процессов охватывает различные виды внутренних регуляций деятельности, отличающихся друг от друга как по уровню своего протекания, так и по условиям, которые их вызывают, и по выполняемой ими роли. Здесь мы будем иметь в виду лишь те преходящие, «ситуационные» аффективные состояния, которые обычно и называют собственно эмоциями (в отличие, с одной стороны, от аффектов, а с другой стороны - от предметных чувств).

Эмоции выполняют роль внутренних сигналов. Они являются внутренними в том смысле, что сами они не несут информации о внешних объектах, об их связях и отношениях, о тех объективных ситуациях, в которых протекает деятельность субъекта. Особенность эмоций состоит в том, что они непосредственно отражают отношения между мотивами и реализацией отвечающей этим мотивам деятельности. При этом речь идет не о рефлексии этих отношений, а именно о непосредственном их отражении, о переживании. Образно говоря, эмоции следуют за актуализацией мотива и до рациональной оценки адекватности деятельности субъекта. Таким образом, в самом общем виде функция эмоций может быть охарактеризована как индикация плюс-минус санкционирование осуществленной, осуществляющейся или предстоящей деятельности. Эта мысль в разных формах неоднократно высказывалась исследователями эмоций, в частности, очень отчетливо, - П. К. Анохиным. Мы, однако, не будем останавливаться на различных гипотезах, которые так или иначе выражают факт зависимости эмоций от соотношения (противоречия или согласия) между «бытием и долженствованием». Заметим лишь, что те трудности, которые обнаруживаются, объясняются главным образом тем, что эмоции рассматриваются, во-первых, без достаточно четкой дифференциации их на различные подклассы (аффекты и страсти, собственно эмоции и чувства), отличающиеся друг от друга как генетически, так и функционально, и, во-вторых - вне связи со структурой и уровнем той деятельности, которую они регулируют.

В отличие от аффектов эмоции имеют идеаторный характер и, как это было отмечено еще Клапаредом, «сдвинуты к началу», т. е. способны регулировать деятельность в соответствии с предвосхищаемыми обстоятельствами. Как и все идеаторные явления, эмоции могут обобщаться и комму-ницироваться; у человека существует не только индивидуальный эмоциональный опыт, но и эмоциональный опыт, который им усвоен в процессах коммуникации эмоций.

Самая же важная особенность эмоций заключается в том, что они релевантны именно деятельности, а не входящим в ее состав процессам, например отдельным актам, действиям. Поэтому одно и то же действие, переходя из одной деятельности в другую, может, как известно, приобретать разную и даже противоположную по своему знаку эмоциональную окраску. А это значит, что присущая эмоциям функция положительного или отрицательного санкционирования относится не к осуществлению отдельных актов, а к соотношению достигаемых эффектов с направлением, которое задано деятельности мотивом. Само по себе успешное выполнение того или иного действия вовсе не ведет необходимо к положительной эмоции; оно может породить и тяжелое эмоциональное переживание, остро сигнализирующее том, что со стороны мотивационной сферы человека достигнутый успех оборачивается поражением.

Рассогласование, коррекция, санкционирование имеют место на любом уровне деятельности, в отношении любых образующих ее единиц, начиная с простейших приспособительных движений. Поэтому главный вопрос заключается в том, что именно и как именно санкционируется исполнительный акт, отдельные действия, направленность деятельности, а может быть, направленность всей жизни человека.

Эмоции выполняют очень важную функцию в мотивации деятельности - и мы еще вернемся к этому вопросу, - но сами эмоции не являются мотивами. Когда-то Дж. Ст. Милль с большой психологической проницательностью говорил о «хитрой стратегии счастья»: чтобы испытать эмоции. удовольствия, счастья, нужно стремиться не к переживанию их, а к достижению таких целей, которые порождают эти переживания.

Подчиненность деятельности поиску наслаждений является в лучшем случае психологической иллюзией. Человеческая деятельность отнюдь не строится по образцу поведения крыс с введенными в мозговые «центры удовольствия» электродами, которые, если обучить их способу включения тока, раздражающего данные центры, без конца предаются этому занятию, доводя (по данным Олдса) частоту такого рода «самораздражений» до нескольких тысяч в час. Можно без особого труда подобрать аналогичные поведения и у человека: мастурбация, курение опиума, самопогружение в аутистическую грезу. Они, однако, скорее свидетельствуют о возможности извращения деятельности, чем о природе мотивов - мотивов действительной, утверждающей себя человеческой жизни, они вступают в противоречие, конфликт с этими действительными мотивами.

Мотивация деятельности человека представляет собой весьма сложный процесс, требующий специального психологического анализа. Прежде всего необходимо ввести некоторые дальнейшие различения. Одно из них - это различение мотивов и целей. Осуществляя деятельность, побуждаемую и направляемую мотивом, человек ставит перед собой цели, достижение которых ведет к удовлетворению потребности, получившей свое предметное содержание в мотиве данной деятельности. Таким образом, дует отличать от сознательных целей и намерений; мотивы «стоят за целями», побуждают к достижению целей. В том случае, когда цели прямо не даны в ситуации, то они побуждают к целеобразованию. Они, однако, не порождают целей - так же как потребности не порождают своих объектов. То, что на уровне приспособительной деятельности выступает в форме избирательности по отношению к воздействующим объектам, на высших ее уровнях выражается в избирательности по отношению к предвидимым результатам возможных действий, представляемым (сознаваемым) субъектом, т. е. целям. В том случае, если целеобразование в наличных объективных условиях невозможно и ни одно звено деятельности субъекта, адекватной мотиву, не может реализоваться, то данный мотив остается потенциальным - существующим в форме готовности, в форме установки.

Генетически исходным и характерным для человеческой деятельности является несовпадение мотивов и целей. Напротив, их совпадение есть вторичное явление - либо результат приобретения целью самостоятельной побудительной силы, либо результат осознания мотивов, превращающего их в мотивы-цели. В отличие от целей, которые всегда, конечно, являются сознательными, мотивы, как правило, актуально не сознаются субъектом: когда мы совершаем те или иные действия - внешние, практические или речевые, мыслительные, то мы обычно не отдаем себе отчета в мотивах, которые их побуждают. Правда, мы всегда можем дать их мотивировку; но мотивировка - это объяснение основания действия, которое вовсе не всегда содержит в себе указание на его действительный мотив. Широко известные гипнотические опыты с отсроченным выполнением внутреннего действия могут служить яркой демонстрацией этого: при полной амнезии факта внушения испытуемый тем не менее объясняет свое действие - так, как он объяснил бы аналогичное действие, если оно было бы выполнено другим человеком.

Мотивы, однако, не «отделены» от сознания. Даже когда мотивы не сознаются субъектом, т. е. когда он не отдает себе отчета в том, что побуждает его осуществлять ту или иную деятельность, они, образно говоря, входят в его сознание, но только особым образом. Они придают сознательному отражению субъективную окрашенность, которая выражает значение отражаемого для самого субъекта, его, как мы говорим, личностный смысл.

Таким образом, кроме своей основной функции - функции побуждения, мотивы имеют еще и вторую функцию - функцию смыслообразования .

Выделение этой второй функции мотивов решающе важно для понимания внутреннего строения индивидуального сознания и именно как сознания личности ; поэтому нам еще предстоит неоднократно возвращаться к ее анализу. Здесь, имея в виду лишь задачу дать характеристику самих мотивов, мы ограничимся простой констатацией того факта, что обе указанные функции мотивов способны распределяться между разными мотивами одной и той же деятельности. Это возможно вследствие того, что человеческая деятельность является полимотивированной, т. е. регулируемой одновременно двумя или даже несколькими мотивами. Ведь человек в своей деятельности объективно реализует целую систему отношений: к предметному миру, к окружающим людям, к обществу и, наконец, к самому себе. Некоторые из этих отношений выступают для него также и субъективно. Например, в своей трудовой деятельности человек не только вступает в отношение к продукту труда, к обществу, но и к конкретным людям. Его трудовая деятельность общественно мотивирована, но она управляется также и таким мотивом, как, скажем, материальное вознаграждение за выполняемый труд. Оба этих мотива сосуществуют, но выступают ли они для субъекта психологически одинаково? Хорошо известно, что это не так, что они лежат как бы в разных психологических плоскостях. В условиях социализма смысл труда для человека создается общественными мотивами; что же касается вознаграждения, то этот мотив скорее выступает в функции побуждения, стимулирования. Таким образом, одни мотивы, побуждая деятельность, вместе с тем придают ей личностный смысл; мы будем называть их ведущими или смыслообразующими. Другие, сосуществующие с ними мотивы выполняют роль дополнительных побуждающих факторов -положительных или отрицательных - порой весьма могучих; мы будем называть их мотивами-стимулами.

Такое распределение функций смыслообразования и побуждения между мотивами одной и той же деятельности имеет свое основание в особых отношениях, которые вообще характеризуют мотивационную сферу человека. Это суть отношения иерархии мотивов, которая отнюдь не строится по шкале их побудительности. Эти-то иерархические отношения и воспроизводятся распределением функций между смыслообразующими мотивами и мотивами-стимулами единой полимотивированной деятельности. Таким образом, различение обоих видов мотивов является релятивным. В одной иерархической структуре данный мотив может выполнять только смысло-образующую функцию, в другой - функцию дополнительной стимуляции; при этом смыслообразующие мотивы всегда занимают в общей иерархии мотивов относительно более высокое место, чем мотивы-стимулы.

В своих воспоминаниях о заточении в Шлиссельбургской крепости Вера Фигнер рассказывает о том, что для политических заключенных тюремное начальство ввело физический, но совершенно непродуктивный принудительный труд. Хотя меры принуждения были, разумеется, мотивом, способным побудить заключенных к его выполнению, но в силу того места, которое мотив этот занимал в иерархической структуре их мотива-ционной сферы, он не мог выполнить роль смыслообразующего мотива; такой труд оставался для них бессмысленным и поэтому все более непереносимым. Заключенные нашли чисто психологический выход: они включили это бессмысленное занятие в контекст главного мотива - продолжать борьбу с самодержавием. Теперь никому не нужная переноска земли субъективно превратилась для них в средство поддержания своих физических и нравственных сил для этой борьбы.

Изучение мотивов деятельности требует проникновения в их иерархию, во внутреннюю структуру мотивационной сферы человека, ибо это и определяет их психологическую «валентность». Поэтому никакая отвлеченная от структуры мотивационной сферы классификация человеческих мотивов невозможна; она неизбежно превращается в ничего не говорящий перечень: политические и нравственные идеалы, интерес к получению впечатлений от спорта и развлечений, стремление к устройству быта, потребность в деньгах, чувства признательности, любви и т. д., привычки и традиции, подражание моде, манерам или образцам поведения.

Мы рассмотрели проблему отношения мотивов к потребностям и к деятельности; нам осталось рассмотреть последнюю проблему - проблему осознания мотивов. Как уже было сказано, необходимо сознавая цели своих действий, человек может не сознавать их мотивов. Этот психологический факт нуждается прежде всего в устранении его ложного истолкования.

Существование несознаваемых мотивов отнюдь не требует относить их к «бессознательному», как оно понимается психоаналитиками. Они не выражают никакого особого таящегося в глубинах человека начала, которое вмешивается в управление его деятельностью. Несознаваемые мотивы имеют тот же источник и ту же детерминацию, что и всякое психическое отражение: бытие, деятельность человека в реальном мире.

Несознаваемое не отделено от сознаваемого, и они не противостоят друг другу; это - лишь разные уровни психического отражения, свойственного человеку, которые наличествуют в любой сложной деятельности, что понималось многими объективными исследователями и очень ясно было выражено И. П. Павловым. «Мы отлично знаем, - писал он, - до какой степени душевная психическая жизнь пестро складывается из сознательного и бессознательного».

Абсолютизация несознаваемого представляет собой лишь оборотную сторону абсолютизации сознания как якобы единственной психологической реальности и единственного предмета психологии, на чем удивительным образом до сих пор настаивают некоторые авторы. Отказ от этой абсолютизации радикально меняет подход к проблеме: исходным для ее реше- ния становится не вопрос о том, какова роль бессознательного в сознательной жизни, а вопрос об условиях, порождающих у человека психическое отражение в форме сознания, сознавания и о функции сознания. С этой точки зрения должна быть рассмотрена и проблема сознавания мотивов деятельности.

Как уже говорилось, обычно мотивы деятельности актуально не сознаются. Это - психологический факт. Действуя под влиянием того или иного побуждения, человек сознает цели своих действий; в тот момент, когда он действует, цель необходимо «присутствует в его сознании» и, по известному выражению Маркса, как закон определяет его действия.

Иначе обстоит дело с осознанием мотивов действий, того, ради чего они совершаются. Мотивы несут в себе предметное содержание, которое должно так или иначе восприниматься субъектом. На уровне человека это содержание отражается, преломляясь в системе языковых значений, т. е. сознается. Ничто решительно не отличает отражение этого содержания от отражения человеком других объектов окружающего его мира. Объект, побуждающий действовать, и объект, выступающий в той же ситуации, например, в роли преграды, являются в отношении возможностей их отражения, познания «равноправными». То, чем они отличаются друг от друга, -это не степень отчетливости и полноты их восприятия или уровень их обобщенности, а их функция и место в структуре деятельности.

Последнее обнаруживается прежде всего объективно - в самом поведении, особенно в условиях альтернативных жизненных ситуаций. Но существуют также специфические субъективные формы, в которых объекты находят свое отражение именно со стороны их побудительности. Это -переживания, которые мы описываем в терминах желания, хотения, стремления и т. п. Однако сами по себе они не отражают никакого предметного содержания; они лишь относятся к тому или иному объекту, лишь субъективно «окрашивают» его. Возникшая передо мною цель воспринимается мною в ее объективном значении, т. е. я понимаю ее обусловленность, представляю себе средства ее достижения и более отдаленные результаты, к которым она ведет; вместе с тем я испытываю стремление, желание действовать в направлении данной цели или, наоборот, негативные переживания, препятствующие этому. В обоих случаях они выполняют роль внутренних сигналов, посредством которых происходит регуляция Динамики деятельности. Что, однако, скрывается за этими сигналами, что они отражают? Непосредственно, для самого субъекта, они как бы только «метят» объекты, и их осознание есть лишь сознание их наличия, а вовсе не осознание того, что их порождает. Это и создает впечатление, что они возникают эндогенно и что именно они являются силами, движущими поведением - его истинными мотивами.

Даже в случае, когда при этом описании динамического аспекта деятельности пользуются такими понятиями, как «побудительная сила вещей» или «векторы поля», само по себе это вовсе еще не исключает признания, что объекты внешнего мира являются только «проявителями» внутренних психических сил, движущих субъектом. Возникает возможность простого обращения терминов, и этой возможности нельзя избежать, если оставаться в пределах анализа отношения между наличным объектом или наличной ситуацией, с одной стороны, и наличным состоянием субъекта - с другой. В действительности такое отношение всегда включено в более широкую, определяющую его систему. Это - система общественных по своей природе отношений, в которые вступает человек к окружающему миру и который открывается ему в его деятельности не только как мир вещественных объектов - природных и объектов материальной культуры, но и как мир идеальных объектов - объектов духовной культуры и неотделимо от этого - как мир человеческих отношений. Проникновение в этот широкий мир, в его объективные связи и порождает мотивы, побуждающие человека к действиям.

Переживание человеком острого желания достигнуть открывающуюся перед ним цель, которое субъективно отличает ее как сильный положительный «вектор поля», само по себе еще ничего не говорит о том, в чем заключается движущий им смыслообразующий мотив. Может быть, мотивом является именно данная цель, но это - особый случай; обычно же мотив не совпадает с целью, лежит за ней. Поэтому его обнаружение составляет специальную задачу: задачу осознания мотива.

Так как речь идет об осознании смыслообразующих мотивов, то эта задача может быть описана и иначе, а именно - как задача осознания личностного смысла (именно личностного смысла, а не объективного значения!), который имеют для человека те или иные его действия, их цели.

Задачи осознания мотивов порождаются необходимостью найти себя в системе жизненных отношений и поэтому возникают лишь на известной ступени развития личности - когда формируется подлинное самосознание. Поэтому для детей такой задачи просто не существует.

Когда у ребенка возникает стремление пойти в школу, стать школьником, то он, конечно, знает, что делают в школе и для чего нужно учиться. Но ведущий мотив, лежащий за этим стремлением, скрыт от него, хотя он и не затрудняется в объяснениях-мотивировках, нередко просто повторяющих слышанное им. Выяснить этот мотив можно только путем специального исследования. Можно, скажем, изучить, как играют старшие дошкольники «в школу», воспользовавшись тем, что в ролевой игре обнажается тот смысл, который имеют для ребенка выполняемые им игровые действия. Другим примером исследования мотивов учения у детей, уже пере ступивших порог школы, может служить исследование Л. И. Божович, основанное на анализе реакций первоклассников на разные типы занятий, которые могут иметь либо «школьный» характер, либо характер игровой, так сказать, дошкольный, на перспективу удлинения времени перемен, на отмену урока и т. д.

Позже, на этапе формирования сознания своего «Я», работа по выявлению смыслообразующих мотивов выполняется самим субъектом. Ему приходится идти по тому же пути, по какому идет и объективное исследование, с той, однако, разницей, что он может обойтись без анализа своих внешних реакций на те или иные события: связь событий с мотивами, их личностный смысл непосредственно сигнализируется возникающими у него эмоциональными переживаниями.

День со множеством действий, успешно осуществленных человеком, которые в ходе выполнения представлялись ему адекватными, тем не менее может оставить у него неприятный, порой даже тяжелый эмоциональный осадок. На фоне продолжающейся жизни с ее текущими задачами этот осадок едва выделяется. Но в минуту, когда человек как бы оглядывается на себя и мысленно вновь перебирает события дня, усиливающийся эмоциональный сигнал безошибочно укажет ему на то, какое из них породило этот осадок. И может статься, например, что это - успех его товарища в достижении общей цели, который был им самим же подготовлен, - той цели, единственно ради которой, как ему думалось, он действовал. Оказалось, что это не вполне так, что, может быть, главное для него заключалось в личном продвижении, в карьере. Эта мысль и ставит его лицом к лицу перед «задачей на смысл», перед задачей осознания своих мотивов, точнее - их действительного внутреннего соотношения.

Нужна известная внутренняя работа, чтобы решить эту задачу и, может быть, отторгнуть то, что вдруг обнажилось, потому что «беда, если вначале не убережешься, не подметишь самого себя и в пору не остановишься». Это писал Пирогов, об этом же проникновенно говорил Герцен, а вся жизнь Л. Н. Толстого - великий пример такой внутренней работы.

Именно в этой связи в психологии и предпринимались попытки измерения, так сказать, эмоционального баланса человеческой жизни. По-видимому, наиболее старая работа в этом направлении, цитированная еще Мечниковым, принадлежит Ковалевскому, который предложил даже специальную единицу измерения удовол ь-ствия, названную им «густией». Такие попытки делаются и некоторыми современными психологами. - Прим. авт.

А. Н. Леонтьев и С. Л. Рубинштейн являются создателями советской школы психологии, которая базируется на абстрактной концепции личности. Она была основана на работах Л. С. Выготского, посвященных культурно-историческому подходу. Данная теория раскрывает термин "деятельность" и другие взаимосвязанные с ним понятия.

История создания и основные положения концепции

С. Л. Рубинштейном и А. Н. деятельности была создана в 30-е годы двадцатого века. Они разработали данную концепцию параллельно, не обсуждая и не советуясь друг с другом. Тем не менее в их работах оказалось много общего, так как ученые использовали одинаковые источники при разработке психологической теории. Основатели опирались на труд талантливого советского мыслителя Л. С. Выготского, также при создании концепции была использована философская теория Карла Маркса.

Главный тезис теории деятельности А. Н. Леонтьева кратко звучит так: не сознание формирует деятельность, а деятельность формирует сознание.

В 30-е годы на основе этого положения Сергей Леонидович определяет главное положение концепции, которое основывается на тесной взаимосвязи сознания и деятельности. Это значит, что психика человека формируется во время активности и в процессе работы, и в них же она проявляется. Ученые указывали, что важно понимать следующее: сознание и деятельность образуют единство, имеющее органическую основу. Алексей Николаевич подчеркивал, что данную связь ни в коем случае не стоит путать с тождеством, иначе все положения, имеющие место в теории, теряют свою силу.

Итак, по мнению А. Н. Леонтьева, "деятельность - сознание личности" - это главная логическая взаимосвязь всей концепции.

Основные психологические феномены теории деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна

Каждый человек неосознанно реагирует на внешний стимул совокупностью рефлекторных реакций, но деятельность не входит в число данных раздражителей, так как она регулируется умственной работой индивида. Философы в своей представленной теории рассматривают сознание как определенную реальность, которая не предназначается для самонаблюдения человеком. Оно может проявляться только благодаря системе субъективных отношений, в частности, через деятельность индивида, в процессе которой ему удается развиваться.

Алексей Николаевич Леонтьев уточняет положения, озвученные его коллегой. Он говорит, что психика человека встроена в его деятельность, она формируется благодаря ей и проявляется в активности, что, в итоге приводит к тесной связи двух понятий.

Личность в теории деятельности А. Н. Леонтьева рассматривается в единстве с действием, работой, мотивом, операцией, потребностью и эмоциями.

Концепция деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна - это целая система, которая включает в себя методологические и теоретические принципы, позволяющие изучать психологические феномены человека. Концепция деятельности А. Н. Леонтьева содержит такое положение, что основным предметом, помогающим изучать процессы сознания, является деятельность. Этот подход исследования начал формироваться в психологии Советского Союза в 20-е годы двадцатого века. В 1930-ом уже было предложено две трактовки активности. Первое положение принадлежит Сергею Леонидовичу, который сформулировал приведенный выше в статье принцип единства. Вторая формулировка была описана Алексеем Николаевичем совместно с представителями Харьковской психологической школы, которые определили общность строения, затрагивающую внешнюю и внутреннюю деятельность.

Основное понятие в теории деятельности А. Н. Леонтьева

Деятельность - это система, которая строится на основе различных форм реализации, выражающейся в отношение субъекта к материальным объектам и миру в целом. Данное понятие сформулировал Алексей Николаевич, а Сергей Леонидович Рубинштейн определил деятельность как совокупность любых действий, которые направлены на достижение поставленных целей. По мнению А. Н. Леонтьева, деятельность в сознании личности играет первостепенную роль.

Структура деятельности

В 30-е годы двадцатого века в психологической школе А. Н. Леонтьев выдвинул идею о необходимости построения структуры деятельности, чтобы сделать определение данного понятия законченным.

Структура деятельности:

Данная схема является действительной при чтение как сверху вниз, так и наоборот.

Существуют две формы деятельности:

• внешняя;
• внутренняя.

Внешняя деятельность

Внешняя деятельность включает в себя различные формы, которые выражаются в предметно-практической активности. При данном виде происходит взаимодействие субъектов и объектов, последние открыто представлены для внешнего наблюдения. Примерами этой формы деятельности являются:

• работа механиков с помощью инструментов - это могут быть забивание гвоздей молотком или закручивание болтов отверткой;
• изготовление материальных предметов специалистами на станках;
• игры детей, для осуществления которых требуются посторонние вещи;
• уборка помещения: подметание полов веником, протирание окон тряпкой, манипуляции с предметами мебели;
• строительство домов рабочими: выкладка кирпичей, прокладывание фундамента, вставка окон и дверей и т. д.

Внутренняя деятельность

Внутренняя деятельность отличается тем, что взаимодействия субъекта с любыми образами объектов являются скрытыми от прямого наблюдения. Примерами этого вида являются:

• решение математической задачи ученым при использовании недоступной глазу умственной деятельности;
• внутренняя работа актера над ролью, которая включает обдумывания, переживания, тревогу и т. д.;
• процесс создания произведения поэтами или писателями;
• придумывание сценария для школьной пьесы;
• мысленное отгадывание загадки ребенком;
• эмоции, вызванные у человека при просмотре трогательного фильма или прослушивании им душевной музыки.

Мотив

Общая психологическая теория деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна определяют мотив как предмет человеческой потребности, получается, чтобы охарактеризовать данный термин, необходимо обратиться к нуждам субъекта.

В психологии же мотив является двигателем любой существующей деятельности, то есть это толчок, приводящий субъект в активное состояние, или цель, ради которой человек готов что-либо совершать.

Потребности

Потребность в общей теории деятельности А.Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна имеет две расшифровки:

1. Потребность - это своеобразное "внутреннее условие", которое является обязательной предпосылкой любой совершаемой субъектом деятельности. Но Алексей Николаевич указывает, что данный вид нужды не способен ни в каком случае вызвать направленную деятельность, потому что его главной целью становится ориентировочно-исследовательская активность, которая, как правило, направляется на поиск таких предметов, какие были бы в состоянии избавить человека от испытываемого желания. Сергей Леонидович добавляет, что это понятие является "виртуальной потребностью", которая выражается лишь внутри себя, поэтому человек испытывает ее в своем состоянии или ощущении "незавершенности".
2. Потребность - это двигатель любой деятельности субъекта, который направляет и регулирует ее в материальном мире после встречи человека с предметом. Характеризуется данный термин как "актуальная потребность", то есть нужда в конкретной вещи в определенный момент времени.

"Опредмеченная" потребность

Данное понятие можно отследить на примере только что родившегося гусенка, который еще не встречался с каким-либо конкретным предметом, но свойства его уже зафиксированы в сознании птенца - они передались ему от матери в самом общем виде на генетическом уровне, поэтому у него не возникает желания следовать за любой вещью, которая окажется перед его глазами на момент вылупления из яйца. Это происходит только во время встречи гусенка, имеющего свою потребность, с предметом, потому что у него еще нет сформированного представления об облике своего желания в материальном мире. Данная вещь у птенца подходит на подсознании под схему генетически зафиксированного примерного образа, поэтому она в состоянии удовлетворить нужду гусенка. Так происходит запечатление данного предмета, подходящего под искомые характеристики, как предмет, удовлетворяющий соответственные потребности, а нужда приобретает "предметный" вид. Именно так подходящая вещь становится мотивом для определенной деятельности субъекта: в данном случае в последующее время птенец будет повсюду следовать за своей "опредмеченной" потребностью.

Таким образом, Алексей Николаевич и Сергей Леонидович имеют в виду, что потребность на самом первом этапе своего формирования не является таковой, она является в начале своего развития нуждой организма в чем-либо, которая находится вне тела субъекта, несмотря на то, что она отражена на его психическом уровне.

Цель

В данной концепции описывается, что цель является направлениями, на достижение которых человеком реализуется определенная деятельность в форме соответствующих действий, которые побуждаются мотивом субъекта.

Различия цели и мотива

Алексей Николаевич вводит понятие "цель" как желаемый результат, возникающий в процессе планирования человеком какой-либо деятельности. Он подчеркивает, что мотив отличается от данного термина, потому что он является тем, для чего совершаются какие-либо действия. Цель же - это то, что планируется сделать для реализации мотива.

Как показывает действительность, в повседневной жизни приведенные выше в статье термины никогда не совпадают, а являются дополнением друг друга. Также, следует понимать, что между мотивом и целью существует определенная связь, поэтому они являются зависимыми между собой.

Человек всегда понимает какова цель совершаемых или предполагаемых им действий, то есть его задача является осознанной. Получается, человек всегда точно знает, что он собирается делать. Пример: подача документов в университет, сдача заранее выбранных вступительных экзаменов и т. д.

Мотив почти во всех случаях является для субъекта неосознанным или бессознательным. То есть человек может и не догадываться о главных причинах совершения им какой-либо деятельности. Пример: абитуриент очень сильно хочет подать документы в какой-то конкретный институт - он это объясняет тем, что профиль данного учебного заведения совпадает с его интересами и желаемой будущей профессией, на самом деле основной причиной выбора данного университета является желание быть рядом с любимой девушкой, которая учится в этом ВУЗе.

Эмоции

Анализ эмоциональной жизни субъекта - направление, которое считается ведущим в теории деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна.

Эмоции - это непосредственное переживание человеком смысла цели (также предметом эмоций можно считать мотив, ведь на подсознательном уровне он определен как субъективная форма существующей цели, за которой он внутренне проявляется в психике индивида).

Эмоции позволяют человеку понять, какие на самом деле являются истинные мотивы его поведения и совершаемой деятельности. Если человек достигает поставленной цели, но не испытывает желаемого удовлетворения от этого, то есть, напротив, возникают отрицательные эмоции, это значит, что мотив не был реализован. Следовательно, успех, которого добился индивид, на самом деле мнимый, потому что то, ради чего вся деятельность была предпринята, не было достигнуто. Пример: абитуриент поступил в институт, в котором учится его возлюбленная, но она за неделю до этого была отчислена, что обесценивает успех, которого добился молодой человек.

Psychologies:

В одном из интервью вы сказали нам, что наука сегодня позволяет узнать, почему я что-то делаю в данный момент. Какие тут могут быть ответы?

Дмитрий Леонтьев:

Психология не дает прямых ответов, но все больше и больше может сказать о причинах нашего поведения, потому что мотивация – это причина того, что мы делаем: почему мы встаем с кровати по утрам, почему в данный момент делаем одно, а не другое.

Один из крупнейших психологов конца прошлого века Xайнц Xекхаузен, создатель активно работающей сейчас научной школы, показал, что в истории было несколько сменявших друг друга взглядов на мотивацию. Первый, самый традиционный, кажется многим наиболее очевидным, потому что соответствует нашему обыденному сознанию. Человек что-то делает, потому что у него есть на то внутренняя причина. Ее можно назвать мотивом, влечением, потребностью.

Раньше это могли назвать инстинктом, но сейчас про инстинкты по отношению к человеку и даже по отношению к животному уже почти никто не говорит, это понятие устарело и используется только метафорически. Так вот, есть внутренняя причина.

Наши поступки объясняются взаимодействием внутренних факторов и сил, которые находятся вне нас

Какие еще варианты? Второй взгляд, говорил Хекхаузен, заключается в том, что нас побуждают действовать внешние силы, лежащие в ситуации, в обстоятельствах. Но в чистом виде второй взгляд, даже с точки зрения здравого смысла, не очень работает.

Вскоре возник третий взгляд, который доминирует до сих пор. Наши поступки объясняются взаимодействием внутренних факторов и сил, которые находятся вне нас: в ситуации, в социальных, культурных требованиях, и так далее. Вот эти две группы факторов между собой взаимодействуют, и наше поведение – продукт этого взаимодействия.

Можно ли описать, как выглядят внешние и внутренние причины и как они взаимодействуют? Что для нас служит более сильным стимулом к действию?

Д. Л.:

Для кого как. Маленьких детей, как и животных, трудно заставить что-то делать вопреки их желаниям. Животное можно выдрессировать, опираясь на биологические потребности: еды не дадут, если будешь рваться с цепи, а если какое-то время будешь сидеть по стойке смирно, получишь пищу.

Можно только усложнять путь к удовлетворению исходных потребностей. У маленького ребенка развитие начинается с того, что он делает только то, что хочет, и нет никакого способа пойти наперекор его желаниям. Дальше постепенно исходные системы побуждений дополняются более сложными.

По мере того как человек встраивается в систему связей, он усваивает правила, благодаря которым может взаимодействовать с людьми и приспосабливаться к социальному окружению. Он не может быть абсолютно самостоятельным субъектом, который непосредственно удовлетворяет свои желания, он должен встроиться в довольно сложную систему.

В конечном итоге возникает другой уровень мотивации: мотивация, связанная с необходимостью гармоничного взаимодействия с социальным целым.

А эта мотивация скорее внутренняя или внешняя?

Д. Л.:

Она скорее внешняя, потому что изначально ее нет. Она формируется в процессе жизни. Это то, что связывают с социальной природой человека. У Маугли не могло быть ничего подобного. Но на этом все не заканчивается.

Человек – не просто отпечаток социальных матриц плюс реализация биологических нужд. Мы можем идти дальше по мере развития сознания, рефлексии, отношения к самим себе. Как замечательно писал в свое время Виктор Франкл, главное в человеке – это возможность занимать позицию, развивать ее по отношению к чему угодно, в том числе и по отношению к своей наследственности, социальной среде, потребностям.

И там, где человек и его сознание развиваются в достаточной степени, он в состоянии занять позицию: иногда критическую, иногда управляющую по отношению к самому себе. Тут возникает третий уровень потребностей, который иногда описывают как экзистенциальные. Потребность в смысле, в картине мира, в формировании собственной идентичности, в ответе на вопрос «кто я?», в творчестве, в выходе за рамки…

Изначально в человеке заложено множество разных возможностей, а уже их реализация зависит от его жизни. Психогенетические исследования показывают, что гены влияют на психические проявления не прямо, а опосредованно. Гены вступают во взаимодействие с факторами среды, жизни человека, с конкретным опытом. Их влияние опосредованно нашей реальной жизнью.

Если вернуться к детству, к ребенку: когда мы его воспитываем, обучаем гармоничной жизни в обществе, взаимодействию с другими людьми, каким образом мы можем сохранить в нем желание действовать в соответствии с тем, что у него внутри? Как не подавить его социальными рамками?

Д. Л.:

Дело не в том, чтобы действовать в соответствии со своими внутренними потребностями. Важно, чтобы те потребности, ценности, побуждения, которые он усваивает извне, выучивает в процессе взаимодействия с другими людьми, становились его собственными, внутренними потребностями.

Психолог Эдвард Деси экспериментально доказал: внутренняя мотивация идет от самого процесса, а внешняя связана с тем, что мы делаем ради получения благ или чтобы избежать неприятностей. Процесс может быть нам неприятен, тягостен, но мы знаем, что когда мы доведем дело до конца, то благодаря этому удовлетворятся какие-то наши потребности.

Вот эта внешняя мотивация на сто процентов выучивается, усваивается и зависит от тех условий, в которые ставят нас окружающие взрослые. При этом к ребенку могут относиться по типу дрессуры: «если сделаешь это – получишь конфетку, не сделаешь – встанешь в угол».

Мотивация, основанная на принципе кнута и пряника, работает только в коротких отрезках времени

Когда человек делает что-то через «не хочу», это приводит к неблагоприятным психологическим последствиям: к формированию внутреннего отчуждения, нечувствительности к своим эмоциям, потребностям, к самому себе. Мы вынуждены вытеснять свои внутренние желания, потребности и эмоции, потому что они противоречат той задаче, которую мы выполняем под влиянием внешней мотивации.

Но, как показали Эдвард Деси и его соавтор Ричард Райан в последующих циклах исследования, внешняя мотивация неоднородна. Побуждения, которые мы усваиваем извне, могут остаться поверхностными, воспринимаемыми нами как что-то внешнее, как то, что мы делаем «для дяди». А могут постепенно становиться все более и более глубокими. Мы начинаем их ощущать как нечто свое, осмысленное, важное.

По своим психологическим последствиям такая внешняя мотивация становится очень близкой к настоящей, подлинной, внутренней. Она оказывается качественной мотивацией, пусть и внешней. Качество мотивации – это то, насколько я ощущаю, что причины, которые заставляют меня действовать, – мои.

Мотивация высокого качества побуждает нас к действию, повышает нашу удовлетворенность жизнью и самооценку

Если мои мотивы связаны с чувством себя, с собственной идентичностью, то это мотивация высокого качества. Кроме того, что она побуждает нас к действию и дает нам смысл, она еще и порождает положительные психологические последствия, повышает нашу удовлетворенность жизнью, самооценку.

А если мы делаем что-то под влиянием внешней, поверхностной мотивации, то платим за это контактом с собой. Вот вам классический вариант внешней мотивации: слава, успех. Виктор Франкл очень красиво показывал, что измерение успеха и измерение смысла перпендикулярны друг другу.

Если я стремлюсь к успеху, есть риск в какой-то момент утратить смысл. Потому что успех – это то, что определяют другие люди, а не я сам. Я нахожу ощущение смысла в самом себе, а ради успеха могу делать то, что мне самому кажется абсолютно бессмысленным, даже аморальным.

Эксперименты показали, что если человек достигает внутренне мотивированных целей, это делает его счастливым. Если человек добивается такого же успеха, но из внешне мотивированных целей, то счастливее он не становится. Уверенность нам приносит только тот успех, который связан с нашей внутренней мотивацией.

Качественная мотивация – это то, что умеют вырастить или пробудить хорошие учителя и хорошие начальники?

Д. Л.:

Да. Но это трудно. Парадокс в том, что если человеку давать возможность самому выбирать ценности, в том числе отказываться от чего-то, то он лучше и прочнее усваивает их, чем если ему говорят: «Я тебя научу» и вбивают это как обязаловку, принудиловку.

Это один из парадоксов, который был подробно изучен в теории самодетерминации и который звучит в наших широтах как что-то абсолютно неожиданное и даже неправдоподобное: с помощью давления и воздействия никакие ценности внедрить нельзя. И наоборот, если человеку давать возможность свободно к ним относиться и самому определяться, то эти ценности усваиваются лучше.

Раз вы упомянули о самодетерминации: в 2008 году меня порадовал доклад об этом на конференции по позитивной психологии. Названные в нем три основные потребности показались мне очень точными.

Д. Л.:

Теория самодетерминации – самая продвинутая на сегодняшний день теория личности и мотивации в современной научной психологии. Она охватывает разные аспекты, в том числе в ней есть идея о трех базовых потребностях. Авторы теории, Эдвард Деси и Ричард Райан, отказались от идеи чисто теоретически выводить эти потребности и впервые определили их эмпирически, на основе экспериментальных данных.

Базовыми они предлагают считать те потребности, удовлетворение которых приводит к повышению субъективного благополучия. А неудовлетворение этих потребностей приводит к его снижению. Оказалось, что этому критерию соответствуют три потребности. Этот список не закрыт, но убедительные подтверждения были получены по отношению именно к трем потребностям: в автономии, в компетентности и в отношениях.

Потребность в автономии – это потребность самому выбирать. Иногда мы манипулируем маленьким ребенком, когда хотим, чтобы он съел манную кашу. Мы не спрашиваем его: «Будешь есть манную кашу?», мы ставим вопрос иначе: «Ты кашу будешь с медом или с вареньем?» Тем самым мы даем ему выбор.

Часто такой выбор бывает ложным: мы предлагаем людям выбирать что-то второстепенное, а главное выносим за скобки

Часто такой выбор бывает ложным: мы предлагаем людям выбирать что-то сравнительно второстепенное, а главное выносим за скобки. Я помню, была замечательная пометка в записной книжке Ильи Ильфа: «Можно собирать марки с зубчиками, можно и без зубчиков. Можно собирать штемпелеванные, можно и чистые. Можно варить их в кипятке, можно и не в кипятке, просто в холодной воде. Все можно».

Вторая потребность – в компетентности. То есть подтверждение своих возможностей, способностей что-то делать, оказывать влияние на события. И третья – потребность в близких отношениях с другими людьми, в человеческих связях. Удовлетворение ее тоже делает людей счастливее.

Можем ли сказать, возвращаясь к тому, с чего мы начали, что эти три потребности в основном и заставляют нас с утра вставать с кровати и что-то предпринимать?

Д. Л.:

Мы, к сожалению, не всегда делаем то, что нас самих радует, не всегда удовлетворяем наши базовые потребности. Мы не всегда мотивированы внутренне. Надо сказать, что внешняя мотивация – это не обязательно плохо.

Если я выращиваю овощи и фрукты у себя на огороде и сам их ем, я могу делать это на основе внутренней мотивации. Если в рамках разделения труда я специализируюсь на чем-то, излишек продаю на рынке и покупаю то, что мне нужно, вступает в дело внешняя мотивация.

Если я делаю что-то для другого человека, это внешняя мотивация. Я могу быть волонтером, работать санитаром в больнице. Сами по себе бывают и более приятные занятия, но то, ради чего я этим занимаюсь, компенсирует недостатки. Любая координация действий, помощь другому человеку, отсрочка удовлетворения и долгосрочное планирование всегда предполагают внешнюю мотивацию.

Интервью записано для проекта Psychologies «Статус: в отношениях» на радио «Культура» в ноябре 2016 года.

Из учеников и последователей Л. С. Выготского одной из наиболее примечательных и влиятельных в отечествен­ной психологии фигур был Алексей Николаевич Леонтьев (1903-1979), с именем которого связано развитие «теории 100

деятельности 1 ». В целом А. Н. Леонтьев развивал важней­шие идеи своего учителя, уделяя, однако, основное внима­ние тому, что оказалось недостаточно разработано Л. С. Выготским - проблеме деятельности.

Если Л. С. Выготскому психология представлялась на­укой о развитии высших психических функций в процессе освоения человеком культуры, то А. Н. Леонтьев ориенти­ровал психологию на изучение порождения, функциони­рования и строения психического отражения реальности в процессе деятельности.

Общий принцип, которым руководствовался А. Н. Ле­онтьев в своем подходе, может быть сформулирован так: внутренняя, психическая деятельность возникает в процессе интериоризации внешней, практической деятельности и име­ет принципиально то же строение. В этой формулировке на­мечено направление поиска ответов на важнейшие теоре­тические вопросы психологии: как возникает психиче­ское, каково его строение и как его изучать. Важнейшие следствия из этого положения: изучая практическую дея­тельность, мы постигаем и закономерности психической деятельности; управляя организацией практической дея­тельности, мы управляем организацией внутренней, пси­хической деятельности.

Сложившиеся в результате интериоризации внут­ренние структуры, интегрируясь и преобразуясь, яв­ляются, в свою очередь, основой для порождения внешних действий, высказываний и т. п.; этот процесс перехода «внутреннего во внешнее» обозначается как «экстериоризация»; принцип «интериоризации-эк-стериоризации» - один из важнейших в теории дея­тельности.

Один из таких вопросов: каковы критерии психиче­ского? На основании чего можно судить о том, обладает ли некоторый организм психикой или нет? Как вы отчасти могли понять из предыдущего обзора, ответы возможны различные, и все будут гипотетичны. Так, идея панпсихиз-

В ином ключе проблема деятельности разрабатывалась G. Л. Рубинш­тейном, основателем другой, не связанной с Л. С. Выготским, научной школы; о ней речь пойдет дальше.

ма предполагает всеобщую одушевленность, в том числе того, что мы называем «неживой природой» («пан» означает «все»), и в собственно психологии встречается редко;биопсихизм наделяет психикой все живое; ней-ропсихизм - лишь те живые существа, что обладают нервной системой; антропопсихизм отдает психику то­лько человеку. Правомерно ли, однако, критерием пси­хического делать принадлежность к тому или иному классу объектов? Ведь внутри каждого класса объекты весьма разнородны, не говоря уже о сложностях с об­суждением принадлежности ряда «промежуточных» объектов к тому или иному классу; наконец, само при­писывание психического тем или иным классам объек­тов чаще всего весьма умозрительно и лишь обознача­ется, но не доказывается. И правомерно"ли судить о на­личии психики по анатомо-физиологическим характе­ристикам организма?

А. Н. Леонтьев попытался (как и ряд других авторов) найти такой критерий не в самом факте «принадлежно­сти к разряду» и не в наличии «органа», а в особенностях поведения организма (показав, кстати, что сложность поведения не соотносится напрямую со сложностью строения организма). Исходя из представлений о психике как особой форме отражения (философская основа для такого подхода содержится в произведениях классиков марксизма), А. Н. Леонтьев усматривает «водораздел» между допсихическим и психическим уровнями отраже­ния в переходе от раздражимости к чувствительности. Раздражимость он рассматривает как свойство организ­ма реагировать на биологически значимые (биотиче­ские) воздействия, непосредственно связанные с жиз­недеятельностью. Чувствительность определяется как свойство реагировать на воздействия, сами по себе не несущие биологической значимости (абиотические), но сигнализирующие организму о связанном с ними био­тическом воздействии, что способствует более эффек­тивной адаптации. Именно наличие чувствительности в представлениях А. Н. Леонтьева является критерием психического.

В самом деле, для объяснения реагирования на биоти­ческие воздействия нет нужды прибегать к представлени­ям о психике: эти воздействия непосредственно важны 102

для выживания организма, и отражение осуществляется на органическом уровне. Но на каком уровне, в какой форме происходит отражение воздействий, которые сами по себе нейтральны для организма?

Ведь, согласитесь, запах несъедобен, звук рычания хищника не опасен!

Стало быть, резонно предположить, что абиотическое воздействие отражается в виде идеального образа, что и означает наличие психики как «внутренней» реальности. На уровне чувствительности оказывается возможным го­ворить об особой форме активности, направляемой идеа­льным образом. Чувствительность в простейшей форме связана с ощущениями, то есть субъективным отражением отдельных свойств предметов и явлений объективного мира; первая стадия эволюционного развития психики обозначается А. Н. Леонтьевым как«элементарная сенсор­ная психика». Следующая стадия - «перцептивная психи­ка», на которой возникает восприятие как отражение це­лостных объектов («перцепция» означает «восприятие») ; третья названа стадией интеллекта, где происходит отра­жение связей между объектами.

Согласно идее А. Н. Леонтьева, новые ступени психи­ческого отражения возникают вследствие усложнения де­ятельности, связывающей организм с окружающей сре­дой. Принадлежность к более высокой эволюционной ступени (согласно принятой систематике) сама по себе не является определяющей: организмы более низкой биоло­гической ступени могут демонстрировать более сложные формы поведения, чем некоторые высшие.

В связи с развитием деятельности А. Н. Леонтьев об­суждает и проблему возникновения сознания. Отличи­тельная черта сознания - возможность отражения мира безотносительно к биологическому смыслу этого отраже­ния, то есть возможность объективного отражения. Воз­никновение сознания обусловлено, по А. Н. Леонтьеву, возникновением особой формы деятельности - коллек­тивного труда.

Коллективный труд предполагает разделение функ­ций - участники выполняют различные операции, кото­рые сами по себе в ряде случаев могут выглядеть как бес­смысленные с точки зрения непосредственного удовлет­ворения потребностей человека, их осуществляющего.

Например, в ходе коллективной охоты загонщик гонит животное от себя. Но ведь естественный акт человека, желающего добыть пищу, дол­жен быть прямо противоположен!

Значит, имеют место особые элементы деятельности, подчиненные не непосредственному побуждению, но ре­зультату, целесообразному в контексте коллективной дея­тельности и выполняющему в этой деятельности проме­жуточную роль. (В терминах А Н. Леонтьева, здесь цель от­деляется от мотива, в результате чего выделяется действие как особая единица деятельности; к этим понятиям мы об­ратимся ниже, при рассмотрении структуры деятельно­сти.) Чтобы осуществить действие, человек должен осоз­нать его результат в общем контексте, то есть осмыслить его.

Таким образом, одним из факторов возникновения со­знания оказывается коллективный труд. Другим выступа­ет включенность человека в речевое общение, что позво­ляет через овладение системой языковых значений стать сопричастным общественному опыту. Сознание, собст­венно, образуется смыслами и значениями (к понятию «смысл» мы также еще обратимся), а также так называе­мой чувственной тканью сознания, то есть его образным содержанием.

Итак, с точки зрения А. Н. Леонтьева, деятельность выступает исходным моментом формирования психики на различных уровнях. (Отметим, что Леонтьев в послед­них работах понятие «деятельность» предпочитал отно­сить к человеку.)

Рассмотрим теперь ее структуру.

Деятельность представляет форму активности. Актив­ность побуждается потребностью, то есть состоянием нужды в определенных условиях нормального функцио­нирования индивида (не обязательно биологических). Потребность не переживается субъектом как таковая; она «представлена» ему как переживание дискомфорта, неу- . довлетворенности, напряжения и проявляется в поиско­вой активности. В ходе поисков происходит встреча по­требности с ее предметом, то есть фиксация на предмете, который может ее удовлетворить (это не обязательно мате­риальный предмет; это может быть, например, лекция, удовлетворяющая познавательной потребности). С этого момента «встречи» активность становится направленной (потребность в чем-то конкретном, а не «вообще»), потреб-

ность опредмечивается и становится мотивом, который мо­жет осознаваться или не осознаваться. Именно теперь, счи­тает А. Н. Леонтьев, возможно говорить о деятельности. Деятельность соотносится с мотивом, мотив - то, ради чего совершается деятельность; деятельность -■ это сово­купность действий, которые вызываются мотивом.

Действие - главная структурная единица деятельно­сти. Оно определяется как процесс, направленный на до­стижение цели; цель представляет осознаваемый образ желаемого результата. Вспомните теперь то, что мы отме­тили при обсуждении генезиса сознания: цель отделяется от мотива, то есть образ результата действия - от того, ради чего осуществляется деятельность. Отношение цели действия к мотиву представляет смысл.

Действие осуществляется на основе определенных способов, соотносимых с конкретной ситуацией, то есть условиями; эти способы (неосознаваемые или малоосоз-наваемые) называются операциями и представляют более низкий уровень в структуре деятельности. Деятельность мы определили как совокупность действий, вызываемых мотивом; действие может быть рассмотрено как совокуп­ность операций, подчиненных цели.

Наконец, самый низкий уровень - психофизиологи­ческие функции, «обеспечивающие» психические процес­сы.

Такова, в общем виде, структура, принципиально еди­ная для внешней и внутренней деятельности, отличных, естественно, по форме (действия производятся с реальны­ми предметами или с образами предметов).

Мы кратко рассмотрели структуру деятельности по А. Н. Леонтьеву и его представления о роли деятельности в филогенетическом развитии психики.

Теория деятельности, однако, описывает и закономер­ности индивидуального психического развития. Так, А. Н. Леонтьевым было предложено понятие «ведущая де­ятельность», позволившее Даниилу Борисовичу Эльконину (1904-1984) в соединении ее с рядом представлений Л. С. Выготского построить одну из основных в отечест­венной психологии периодизаций возрастного развития. Под ведущей деятельностью понимается та, с которой на данном этапе развития связано появление важнейших ново­образований и в русле которой развиваются другие виды де­ятельности; смена ведущей деятельности означает переход на новую стадию (например, переход от игровой деятель­ности к учебной при переходе от старшего дошкольного к младшему школьному возрасту).

Основным механизмом при этом выступает, по А. Н. Леонтьеву, сдвиг мотива на цель - превращение того, что выступало как одна из целей, в самостоятельный мотив. Так, например, усвоение знания в младшем школь­ном возрасте первоначально может выступать как одна из целей в деятельности, побуждаемой мотивом «получить одобрение учителя», а затем становится самостоятельным мотивом, побуждающим учебную деятельность.

В русле теории деятельности обсуждается и проблема личности - в первую очередь, в связи со становлением мо-тивационной сферы человека. По словам А. Н Леонтьева, личность «рождается» дважды.

Первое «рождение» личности происходит в дошкольном возрасте, когда устанавливается иерархия мотивов, первое соотнесение непосред­ственных побуждений с социальными критериями, то есть возникает возможность действовать вопреки непосредственному побуждению со­ответственно социальным мотивам.

Второе «рождение» происходит в подростковом возрасте и связано с осознанием мотивов своего поведения и возможностью самовоспита­ния.

Концепция А. Н. Леонтьева, таким образом, распро­страняется на широкий круг проблем теоретического и практического плана; ее влияние на отечественную психо­логию чрезвычайно велико, в связи с чем мы и рассмотре­ли ее хотя и в общем плане, но несколько подробнее, чем ряд других концепций. Отметим также ее значение для практики обучения: в русле теории деятельности была раз­работана теория поэтапного формирования умственных действий Петра Яковлевича Гальперина (1902- 198 8): соот­ветственно принципу интериоризации, умственное - внутреннее - действие формируется как преобразование исходного практического действия, его поэтапный пере­ход от существования в материальной форме к существо­ванию в форме внешней речи, затем «внешней речи про себя» (внутреннее проговаривание) и, наконец, в форме свернутого, внутреннего действия.

Научная школа, у истоков которой стоял Л. С. Выгот­ский, - одна из ведущих в психологии. Помимо назван­ных А. Н. Леонтьева, Д. Б. Эльконина, П. Я. Гальперина, к ней принадлежат замечательные ученые, работавшие в различных областях психологии - Александр Романович

Леонтьев А. Н.
Потребности, мотивы и эмоции."
М., 1971. С. 1, 13-20, 23-28, 35-39.

I. Потребности

Первая предпосылка всякой деятельности есть субъект, обладающий потребностями . Наличие у субъекта потребностей — такое же фундаментальное условие его существования, как и обмен веществ. Собственно, это разные выражения одного и того же.
В своих первичных биологических формах потребность есть состояние организма, выражающее его объективную нужду в дополнении, которое лежит вне его. Ведь жизнь представляет собой существование разъятое: никакая живая система как отдельность не может поддержать своей внутренней динамической равновесности и не способна развиваться, если она выключена из взаимодействия, образующего более широкую систему, которая включает в себя также элементы, внешние по отношению к данной живой системе, отделенные от нее.
Из сказанного вытекает главная характеристика потребностей — их предметность . Собственно потребность, это потребность- в чём-то, что лежит вне организма; последнее и является ее предметом. Что же касается так называемых функциональных потребностей (например, потребности в движении), то они составляют особый класс состояний, которые либо отвечают условиям, складывающимся в, так сказать, «внутреннем хозяйстве» организмов (потребность в покое после усиленной активности и т. д.), либо являются произ- водными, возникающими в процессе реализации предметных потребностей (например, потребность в завершении акта). (…)

II. Мотивы

Изменение и развитие потребностей происходит через изменение и развитие предметов, которые им отвечают и в которых они «опредмечиваются» и конкретизируются. Наличие потребности составляет необходимую предпосылку любой деятельности, однако потребность сама по себе еще не способна придать деятельности определенную направленность. Наличие у человека потребности в музыке создает у него соответствующую избирательность, но еще ничего не говорит о том, что предпримет человек для удовлетворения этой потребности. Может быть он вспомнит об объявленном концерте и это направит его действия, а может быть до него донесутся звуки транслируемой музыки и он просто останется у радиоприемника или телевизора. Но может случиться и так, что предмет потребности никак не представлен субъекту: ни в поле его восприятия, ни в мысленном плане, в представлении, тогда никакой направленной деятельности, отвечающей данной потребности, у него возникнуть не может. То, что является единственным побудителем направленной деятельности, есть не сама по себе потребность, а предмет, отвечающий данной потребности. Предмет потребности — материальный или идеальный, чувственно воспринимаемый или данный только в представлении, в мысленном плане-мы называем мотивом деятельности. (…)
Итак, психологический анализ потребностей необходимо преобразуется в анализ мотивов. Это преобразование наталкивается, однако, на серьезную трудность: оно требует, решительно отказаться от субъективистских концепций мотивации и от того смешения понятий, относящихся к разным уровням и разным «механизмам» регуляции деятельности, которое столь часто допускается в учении о мотивах. (…)
С точки зрения учения о предметности мотивов человеческой деятельности из категории мотивов прежде всего следует исключить субъективные переживания, представляющие собой отражение тех «надорганических» потребностей, которые соотносительны мотивам. Эти переживания (желания, хотения, стремления) не являются мотивами в силу тех же оснований, по каким ими не являются ощущения голода или жажды: сами по себе они не способны вызвать направленной деятельности. Можно, впрочем, говорить о предметных желаниях, стремлениях и т. д., но этим мы лишь отодвигаем анализ; ведь дальнейшее раскрытие того, в чем состоит предмет данного желания или стремления, и есть не что иное, как указание соответствующего мотива. Отказ считать субъективные переживания этого рода мотивами деятельности, разумеется, вовсе не означает отрицание их реальной функции в регуляции деятельности. Они выполняют ту же функцию субъективных потребностей и их динамики, какую на элементарных психологических уровнях выполняют интероцептивные ощущения, — функцию избирательной активизации систем, реализующих деятельность субъекта. (…)
Особое место занимают гедонистические концепции, согласно которым деятельность человека подчиняется принципу «максимизации положительных и минимизации отрицательных эмоций», т. е. направлена на достижение переживаний, удовольствия, наслаждения и на избегание переживаний страдания… Для этих концепций эмоции и являются мотивами деятельности. Иногда эмоциям придают решающее значение, чаще же они включаются наряду с другими факторами в число так называемых «мотивационных переменных».
Анализ и критика гедонистических концепций мотивации представляют, пожалуй, наибольшие трудности. Ведь человек действительно стремится жить в счастии и избегать страдания. Поэтому задача состоит не в том, чтобы отрицать это, а в том, чтобы правильно понять, что это значит. А для этого нужно обратиться к природе самих эмоциональных переживаний, рассмотреть их место и их функцию в деятельности человека.
Сфера аффективных, в широком смысле слова, процессов охватывает различные виды внутренних регуляций деятельности, отличающихся друг от друга как по уровню своего протекания, так и по условиям, которые их вызывают., и по выполняемой ими роли. Здесь мы будем иметь в виду лишь те преходящие, «ситуационные» аффективные состояния, которые обычно и называют собственно эмоциями (в отличие, с одной стороны, от аффектов, а с другой стороны — от предметных чувств).
Эмоции выполняют роль внутренних сигналов. Они являются внутренними в том смысле, что сами они не несут информацию о внешних объектах, об их связях и отношениях, о тех объективных ситуациях, в которых протекает деятельность субъекта. Особенность эмоций состоит в том, что они непосредственно отражают отношения между мотивами и реализацией отвечающей этим мотивам деятельности. При этом речь идет не о рефлексии этих отношений, а именно о непосредственном их отражении, о переживании. Образно говоря, эмоции следуют за актуализацией мотива и до рациональной оценки адекватности деятельности субъекта.
Таким образом, в самом общем виде функция эмоции может быть характеризована как индикация плюс-минус санкционирования осуществленной, осуществляющейся или предстоящей деятельности.
Эта мысль в разных формах неоднократно высказывалась исследователями эмоций, в частности очень отчетливо П. К. Анохиным. Мы, однако, не будем останавливаться на различных гипотезах, которые так или иначе выражают факт зависимости эмоций от соотношения (противоречия или согласия) между «бытием и долженствованием». Заметим лишь, что те трудности, .которые обнаруживаются, объясняются главным образом тем, что эмоции рассматриваются, во-первых, без достаточно четкой дифференциации их на различные подклассы -(аффекты и страсти, собственно эмоции и чувства), отличающиеся друг от друга как генетически, так и функционально, и, во- вторых, вне связи со структурой и уровнем той деятельности, которую они регулируют.
      В отличие от аффектов, эмоции имеют идеаторный характер и, как это было отмечено еще Клапаредом, «сдвинуты к началу», т. е. способны регулировать деятельность в соответствии с предвосхищаемыми обстоятельствами. Как и все идеаторные явления, эмоции могут обобщаться и коммуницироваться; у человека существует не только индивидуальный эмоциональный опыт, но и эмоциональный опыт, который им усвоен в процессах коммуникации эмоций.
      Самая же важная особенность эмоций заключается в том, что они релевантны именно деятельности, а не входящим в ее состав процессам, например отдельным актам, действиям. Поэтому одно и то же действие, переходя из одной деятельности в другую, может, как известно, приобретать разную и даже противоположную по своему знаку эмоциональную окраску. А это значит, что присущая эмоциям функция положительного или отрицательного, санкционирования относится не к осуществлению отдельных актов, а к соотношению достигаемых эффектов с направлением, которое задано деятельности ее мотивом. Само по себе успешное выполнение того или иного действия вовсе не ведет необходимо к положительной эмоции; оно может породить и тяжелое эмоциональное переживание, остро сигнализирующее о том, что со стороны мотивационной сферы человека достигнутый успех оборачивается поражением.
      Рассогласование, коррекция, санкционирование имеют место на любом уровне деятельности, в отношении любых образующих ее «единиц», начиная с простейших приспособительных движений. Поэтому главный вопрос заключается в том, что именно и как именно санкционируется: исполнительный акт, отдельные действия, направленность деятельности, а может быть, направленность всей жизни человека.
      Эмоции выполняют очень важную функцию в мотивации деятельности — и мы еще вернемся к этому вопросу, — но сами эмоции не являются мотивами. Когда-то Дж. Ст. Милль с большой психологической проницательностью говорил о «хитрой стратегии счастья»: чтобы испытать эмоции удовольствия, счастья, нужно стремиться не к переживанию их, а к достижению таких целей, которые порождают эти переживания.
      Подчиненность деятельности поиску наслаждений является в лучшем случае психологической иллюзией. Человеческая деятельность отнюдь не строится по образцу поведения крыс с введенными в мозговые «центры удовольствия» электродами, которые, если обучить их способу включения тока, раздражающего данные центры, без конца предаются этому занятию, доводя (по данным Олдса) частоту такого рода «самораздраженнй» до нескольких тысяч в час. Можно без особого труда подобрать аналогичные поведения и у человека: мастурбация, курение опиума, самопогружение в аутистическую грезу. Они, однако, скорее свидетельствуют о возможности извращения деятельности, чем о природе мотивов — мотивов действительной, утверждающей себя человеческой жизни, они вступают в противоречие, в конфликт с этими действительными мотивами. (…)
      В отличие от целей, которые всегда, конечно, являются сознатель- ными, мотивы, как правило, актуально не сознаются субъектом: когда мы совершаем те или иные действия — внешние, практические или речевые, мыслительные, — то мы обычно не отдаем себе отчета в мотивах, которые их побуждают. (…)
      Мотивы, однако, не «отделены» от сознания. Даже когда мотивы, не сознаются субъектом, т. е. когда он не отдает себе отчета в том, что побуждает его осуществлять ту или иную деятельность, они, образно говоря, входят в его сознание, но только особым образом. Они, придают сознательному отражению субъективную окрашенность, которая выражает значение отражаемого для самого субъекта, его, как мы говорим, личностный смысл.
      Таким образом, кроме своей основной функции — функции побуждения, мотивы имеют еще и вторую функцию-функцию смыслообразования. (…)
      Как уже говорилось, обычно мотивы деятельности актуально не сознаются. Это психологический факт. Действуя под влиянием того или иного побуждения, человек сознает цели своих действий: в тот момент, когда он действует, цель необходимо «присутствует в его сознании» и, по известному выражению Маркса, как закон определяет его действия.
      Иначе обстоит дело с осознанием мотивов действий, того ради чего они совершаются. Мотивы несут в себе предметное содержание, которое должно так или иначе восприниматься субъектом. На уровне человека это содержание отражается, преломляясь в системе языковых значений, т. е. сознается. Ничего решительно не отличает отражение этого содержания от отражения человеком других объектов окружающего его мира. Объект, побуждающий действовать, и объект, выступающий в той же ситуации, например в роли преграды, являются в отношении возможностей их отражения, познания «равноправным». То, чем они отличаются друг от друга, это не степень отчетливости и полноты их восприятия или уровень их обобщенности, а их функции и место в структуре деятельности.
      Последнее обнаруживается прежде всего объективно- в самом поведении, особенно в условиях альтернативных жизненных ситуаций. Но существуют также специфические субъективные формы, в которых объекты находят свое отражение именно со стороны их побудительности. Это переживания, которые мы описываем в терминах желания, хотения, стремления и т. п. Однако сами по себе они не отражают никакого предметного содержания; они лишь относятся к тому или иному объекту, лишь субъективно «окрашивают» его. Возникающая передо мною цель воспринимается мною в ее объективном значении, т.е. я понимаю eе o6ycловленность, представляю себе средства ее достижения и отдалеиные результаты, к которым она ведёт; вместе с тем я испытываю стремление, желание действовать в направлении данной цели или, наоборот, негативные переживания, препятствующие этому. В обоих случаях они выполняют роль внутренних сигналов, посредством которых происходит регуляция динамики деятельности. Что, однако, скрывается за этими сигналами, что они отражают? Непосредственно для самого субъекта они как бы только «метят» объекты и их осознание есть лишь сознание их наличия а вовсе не осознавания того, что их порождает. Это и создает впечатление, что они возникают эндогенно и что именно они являются силами, движущими поведением — его истинными мотивами. (…)
      Переживание человеком острого желания достигнуть открывающуюся перед ним цель, которое субъективно отличает ее как сильный положительный «вектор поля», само по себе еще ничего не говорит о том, в чём заключается движущий им смыслообразующий мотив. Может быть мотивом является именно данная цель, но это особый случай; обычно же мотив не совпадает с целью, лежит за ней. Поэтому его обнаружение составляет специальную задачу: задачу осознания мотива.
      Так как речь идет об осознании смыслообразующих мотивов, то эта задача может быть описана и иначе, а именно как задача осознания личностного смысла (именно личностного смысла, а не объективного значения!), который имеют для человека те или иные его действия, их цели.
      Задачи осознания мотивов порождаются необходимостью найти себя в системе жизненных отношений и поэтому возникают лишь на известной ступени развития личности, когда формируется подлинное самосознание. Поэтому для детей такой задачи просто не существует.
      Когда у ребенка возникает стремление пойти в школу, стать школьником, то он, конечно, знает, что делают в школе и для чего нужно учиться. Но ведущий мотив, лежащий за этим стремлением, скрыт от него, хотя он и не затрудняется в объяснениях-мотивировках, нередко просто повторяющих слышанное им. Выяснить этот мотив можно только путем специального исследования. (…)
      Позже, на этапе формирования сознания своего «я», работа по выявлению смыслообразующих мотивов выполняется самим субъектом. Ему приходится идти по тому же пути, по какому идет и объективное исследование, с той, однако, разницей, что он может обойтись без анализа своих внешних реакций на те или иные события: связь событий с мотивами их личностный смысл непосредствеиио сигнализируется возникающими у него эмоциональными переживаниями.
      День со множеством дeйcтвий, ycпешнo осуществленных человеком, которые в ходе выполнения представлялись ему адекватными, тем не менее может оставить у него неприятный, порой даже тяжелый эмоциональный осадок. На фоне продолжающейся жизни с ее текущими задачами этот осадок едва выделяется. Но в минуту, когда человек как бы оглядывается на себя и мысленно вновь перебирает события дня, усиливающийся эмоциональный сигнал безошибочно укажет ему на то, какое из них породило этот осадок. И может статься, например, что это — успех его товарища в достижении общей цели, который был им самим же подготовлен, — той цели, единственно ради которой, как ему думалось, он действовал. Оказалось, что это не вполне так, что может быть главное для него заключалось в личном продвижении, в карьере…Эта мысль и ставит его лицом к лицу перед «задачей на смысл», перед задачей осознания своих мотивов, точнее, их действительного внутреннего соотношения.
      Нужна известная внутренняя работа, чтобы решить эту задачу и может быть отторгнуть то, что вдруг обнажилось, потому что «беда, если вначале не убережешься, не подметишь самого себя и в пору не остановишься». Это писал Пирогов, об этом же проникновенно говорил Герцен, а вся жизнь Л. Н. Толстого — великий пример такой внутренней работы.

III. Эмоциональные процессы

      К эмоциональным процессам относится широкий класс процессов, внутренней регуляции деятельности. Эту функцию они выполняют, отражая тот смысл, который имеют объекты и ситуации, воздействующие на субъекта. их значения для осуществления его жизни. У человека эмоции порождают переживания удовольствия, не- удовольствия, страха, робости и т. п., которые играют роль ориентирующих субъективных сигналов. Простейшие эмоциональные процессы выражаются в органических, двигательных и секреторных изменениях и принадлежат к числу врожденных реакций. Однако в — ходе развития эмоции утрачивают свою, прямую инстинктивную основу, приобретаю сложнообусловленный характер, дифференцируются и образуют многообразные виды так называемых высших эмоциональных процессов; социальных, интеллектуальных и эстетических, которые у человека составляют главное содержание его эмоциональной жизни. По своему происхождению, способам проявления и формам протекания эмоции характеризуются рядом специфических закономерностей.
      (…) Даже так называемые низшие эмоции являются у человека продуктом общественно-исторического развития, результатом транс- формации их инстинктивных, биологических форм, с одной стороны, и формирования новых видов эмоций — с другой; это относится также к эмоционально-выразительным, мимическим, и пантомимическим движениям, которые, включаясь в процесс общения между людьми, приобретают в значительной мере условный, сигнальный и. вместе с тем социальный характер, чем и объясняются отмечаемые культурные, различия в мимике и эмоциональных жестах. Таким образом, эмоции: и эмоциональные выразительные движения человека -представляют собой не рудиментарные явления его психики, а продукт положительного развития и выполняют в регулировании его деятельности, в том числе и познавательной, необходимую и важную роль. В ходе своего развития эмоции дифференцируются и образуют у человека различные виды. отличающиеся по своим психологическим особенностям и закономерностям своего протекания. К эмоциональным, в широком смысле, процессам в настоящее время принято относить аффекты, собственно эмоции и чувства.
      Аффекты . Аффектами называют в современной психологии сильные и относительно кратковременные эмоциональные переживания, сопровождаемые резко выраженными двигательными и висцеральными проявлениями, содержание и характер которых может, однако, изменяться, в частности, под влиянием воспитания и самовоспитания. У человека аффекты вызываются не только факторами, затрагивающими поддержание его физического существования, связанными с его биологическими потребностями и инстинктамн. Они могут возникать также в складывающихся социальных отношениях, например, в результате социальные оценок и санкций. Одна, из особенностей аффектов состоит в том, что они возникают в ответ на уже фактически наступившую ситуацию и в этом смысле являются как бы сдвинутыми к концу события (Клапаред); в связи с этим их регулирующая функция состоит в образовании специфического опыта — аффективных следов, определяющих избирательность последующего поведения по отношению к ситуациям и их элементам которые прежде вызывали аффект. Такие аффективные следы («аффективные комплексы») обнаруживают тенденцию навязчивости и тенденцию к торможению. Действие этих противоположных тенденций отчетливо обнаруживается в ассоциативном эксперименте (Юнг): первая про- является, в том, что даже относительно далекие по смыслу слова-раз- дражители вызывают по ассоциации элементы аффективного комплекса: вторая тенденция проявляется в том что актуализация элементов аффективного комплекса вызывает торможение речевых реакций, а также торможение и нарушение сопряженных с ними двигательных реакций(А.Р. Лурия); возникают так же и другие симптомы (изменение кожногальванической реакции, сосудистые изменения и др.). На этом и основан принцип действия так называемого «лайдетектора»-прибора, служащего для диагностики причастности подозреваемого к расследуемому преступлению. При известных условиях аффективные комплексы могут полностью оттормаживаться, вытесняться из сознания. Особое, преувеличенное значение последнему придается, в частности, в психоанализе. Другое свойство аффектов состоит в том, что повторение ситуаций" вызывающих то или иное отрицательное аффективное состояние, ведет Аккумуляции аффекта, которая может разрядиться в бурном неуправляемом "аффективном поведении — «аффективном взрыве». В связи с этим свойством аккумулированных аффектов были предложены в воспита- тельных и терапевтических целях различные методы изживания аффекта, их «канализации».
Собственно эмоции . В отличие от аффектов, собственно эмоции представляют собой более длительные состояния, иногда лишь слабо проявляющиеся во внешнем поведении. Они имеют отчетливо выраженный ситуационный характер, т. е. выражают оценочное личностное отношение к складывающимся или возможным ситуациям, к своей деятельности и своим проявлениям в них. Собственно эмоции носят отчетливо выраженный идеаторныи характер; это значит, что они способны предвосхищать ситуации и события, которые реально еще не наступили, и возникают в связи с представлениями, о пережитых или воображаемых ситуациях. Их важнейшая особенность состоит в их способности к обобщению и коммуникации; поэтому эмоциональный опыт человека гораздо шире, чем опыт его индиви- дуальных переживаний: он формируется также в результате эмоциональных сопереживаний, возникающих в общении с другими людьми, и в частности передаваемых средствами искусства (Б. М. Теплев). Само выражение эмоций приобретает черты социально формирующегося исторически изменчивого «эмоционального языка», о чем свидетельствуют и многочисленные этнографические описания и такие факты, как, например, своеобразная бедность мимики у врожденно — слепых людей. Собственно эмоции находятся в другом отношении к личности и сознанию, чем аффекты. Первые воспринимаются субъектом как состояния моего «я», вторые — как состояния, происходящие «во мне». Это отличие ярко выступает в случаях, когда эмоции возникают как реакция на аффект; так, например, возможно появление эмоции боязни появления аффекта страха или эмоции, вызывае- мой пережитым аффектом, например аффектом острого гнева. Особый вид эмоций составляют эстетические эмоции, выполняющие важнейшую функцию в развитии смысловой сферы личности.
      Чувства . Более условным и менее общепринятым является выделение чувств как особого подкласса эмоциональных процессов. Основанием для их выделения служит их отчетливо выраженный предметный характер. возникающий в результате специфического обобщения эмоций. связывающегося с представлением или идеей о некотором объекте — конкретном или обобщенном, отвлечённом например, чувство любви к человеку, к родине, чувство ненависти к врагу и т. п.). Возникновение и развитие предметных чувств выражает формирование устойчивых эмоциональных отношений, своеобразных «эмоциональных констант». Несовпадение собственно эмоций и чувств и возможность противоречивости между ними послужили в психологии основанием идеи об амбивалентности как о якобы внутренне присущей особенности эмоций. Однако случаи амбивалентных переживаний наиболее часто возникают в результате несовпадения устойчивого эмоционального отношения, к объекту, и эмоциональной реакции на сложившуюся переходящую ситуацию (например, глубоко любимый человек может в определенной ситуации вызвать преходящую эмоцию неудовольствия, даже гнева). Другая особенность чувств состоит в том, что они образуют ряд уровней, начиная от непосредственных чувств к конкретному объекту и кончая высшими социальными чувствами, относящимися к социальным ценностям и идеалам. Эти различные уровни связаны и с разными по своей форме — обобщениями — объекта чувств: образами или понятиями, образующими содержание нравственного сознания человека. Существенную роль в формировании и развитии высших человеческих чувств имеют социальные институции, в частности социальная символика, поддерживающая их устойчивость (например, знамя), некоторые обряды и социальные акты (П. Жане). Как и собственно эмоции, чувства имеют у человека свое положительное развитие и, имея естественные предпосылки, являются продуктом его жизни в обществе, общения и воспитания.