Иуда - мученик или герой? Новая трактовка образа предателя в повести «Иуда Искариот»

В 1907г.Л. Андреев приезжает к М. Горькому на Капри. Ему необходимо поговорить, обсудить накопившиеся вопросы, уяснить, что происходит в России. Эти беседы стали творческим предварением рассказа «Иуда Искариот», который по праву вошел в копилку литературных шедевров. Сам Л. Андреев определил свой рассказ так: «Нечто по психологии, этике и практике предательства» Горький и Леонид Андреев. Неизданная переписка. - М., «Литературное наследство», 1998 г, с.523.

За основу писатель взял евангельскую легенду о предательстве Иисуса Христа одним из своих учеников Иудой, вошедшего в память человечества как образ величайшей преступности и позора. Известно, что перед тем, как писать рассказ, он читал не Библию, а просил прислать ему книгу Э. Ренана «Жизнь Иисуса».Э. Ренан считал, что текст Евангелия «идеализирован», поэтому надо критически подходить к евангельским историям, чтобы лучше понять истинную картину реальных событий.

Уже исходя из заглавия рассказа, можно сделать вывод, что на первый план автор выводит фигуру Иуды, а не Христа. Именно Иуда, герой сложный, противоречивый и страшный, и его поступок привлекли внимание писателя и подтолкнули к созданию своей версии событий 30-х годов начала нашей эры и к новому пониманию категорий «добро и зло».

Взяв за основу евангельскую легенду, Андреев переосмысливает ее сюжет и наполняет новым содержанием. Он смело перекраивает двухтысячелетние образы, чтобы читатель еще раз задумался над тем, что есть добро и зло, свет и тьма, истина и ложь. Понятие предательства Андреевым переосмысливается, расширяется: в смерти Христа виновен не столько Иуда, сколько люди, его окружающие, слушающие, его малодушно сбежавшие ученики, не сказавшие ни слова в защиту на суде у Пилата. Пропустив евангельские события через призму своего сознания, писатель заставляет и читателя пережить открытую им трагедию предательства и возмутиться ею. Ведь она не только в небе, - но и в людях, легко предающих своих кумиров.

Библейское повествование отличается от андреевского только художественной формой. Центральным персонажем легенды является Иисус Христос. Все четыре Евангелия повествуют именно о его жизни, проповеднической деятельности, смерти и чудесном воскресении, а проповеди Христа передаются посредством прямой речи. У Андреева Иисус довольно пассивен, его слова передаются в основном как косвенная речь. Во всех четырех Евангелиях сам момент предательства Христа Иудой является эпизодическим. Нигде не описывается внешность Искариота, его мысли и чувства, как до предательства, так и после.

Писатель значительно расширяет рамки повествования и уже с первых страниц вводит описание внешности Иуды, отзывы о нем других людей, причем через них писатель дает психологическую характеристику Искариота, раскрывает его внутреннее содержание. И уже первые строки повествования помогают читателю представить Иуду, как носителя темного, злого и греховного начала, вызывают негативную оценку. Не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово. Иуду порицали не только добрые люди, говоря, что Иуда корыстолюбив, наклонен к притворству и лжи, но и «дурные» отзывались о нем не лучше, называя его самыми жестокими и обидными словами. «И у воров есть друзья, и у грабителей есть товарищи, и у лжецов есть жены, которым говорят они правду, а Иуда смеется над ворами, как и над честными, хотя сам крадет искусно и видом своим безобразнее всех жителей в Иудее» - так говорили они. Андреев Л. Собрание сочинений. Т. 1. - М., изд-во «Художественная литература», 2005 г, с. 327.

Этой характеристике полностью соответствует и описание внешности Иуды. Самое примечательное в ней - это двойственность, в которой воплотились противоречивость и бунтарство этого сложного образа. «Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленной с затылка двойным ударом меча и снова составленным, он словно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу. Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая и подвижная. Другая же была мертвенно-гладкая, плоская и застывшая, с широко открытым слепым глазом» Андреев Л. Собрание сочинений. Т. 1. - М., изд-во «Художественная литература», 2005 г, с. 328.

Андреева, как художника интересует внутреннее душевное состояние главного героя, поэтому все кажущиеся отступления от привычных оценок евангельских персонажей психологически соотнесены с его восприятием событий, подчинены задаче раскрытия внутреннего мира предателя. Это становится возможным путем создания Андреевым многоплановой позиции автора - рассказчика. Одни его оценки внешнего вида, поведения Иуды, вливающиеся в хор знавших его людей, имеют общий негативный настрой, как это видно выше. Но характеристика Искариота меняется, когда рассказчик повествует о его смешливой жалобе на то, что все его обманывают, даже животные: «Все весело смеялись…, и сам он приятно улыбался, щуря свой живой и насмешливый глаз»; о поведении Иуды после пропажи нескольких динариев и прощения его Христом: «прост, мягок и в тоже время серьезен был Искариот... «; «смотрел так хорошо своими большими глазами», «Так старался Иуда доставить всем приятное…, оставаясь все тем же скромным, сдержанным и незаметным, каждому умел сказать то, что ему особенно нравится» Андреев Л. Собрание сочинений. Т. 1. - М., изд-во «Художественная литература», 2005 г, с. 331.

Весьма примечательна и речевая характеристика Искариота. С одной стороны, его отзывы о людях злы, колючи, язвительны. Он приписывает людям черты, которыми они не обладают. С другой стороны, его замечания, характеристики, реплики точны, остроумны, проницательны, самостоятельны, глубоки по смыслу. Они обличают мудрость. Двойственность героя имеет место и здесь.

Итак, андреевский Иуда - фигура более емкая и глубокая по своему внутреннему содержанию и, главное, неоднозначная. Мы видим, что самый знаменитый предатель всех времен - это совокупность хорошего и плохого, доброго и злого, хитрого и наивного, разумного и глупого, любви и ненависти. Но есть еще одно отличие этого образа от первоисточника: евангельский Иуда почти лишен конкретных человеческих черт. Это своего рода Предатель в абсолюте - человек, оказавшийся в очень узком кругу людей, понимающих Мессию, и предавший Его. Ему нет прощения, которое может заслужить любой раскаявшийся грешник, творивший зло бессознательно.

Следует обратить внимание и на образ Иисуса, хотя он и не является центральным. Каков же андреевский Иисус, если уже мало упоминаемая в религиозной литературе фигура его предателя представлена в столь необычном свете? Было бы странно, если бы Андреев не предложил нам своего видения этой личности. Первое, что бросается в глаза - это неидеализированность образа Иисуса. В повести он - обычный человек, со своими привычками, образом действий и присущими чертами характера. Это не божественная фигура, окруженная ореолом святости и творящая чудеса направо и налево. Иисус незаметен, он не выступает с пламенными речами на площадях, его слова не заставляют людей сразу же и в корне менять свои взгляды; толпа обезумевших даже не осознает, кто в действительности стоит перед ними и кого они отправляют на казнь.

Главным же фактором, который подтверждает позицию Андреева в вопросе о том, кто есть Иисус, является то, что в отличие от Библии, где Иисус именуется «сыном Божиим», Андреев всякий раз называет его «сыном человеческим». Еще один тонкий момент в этом вопросе - то, что писатель ни разу не употребил по отношению к Иисусу местоимения, начинающегося с большой буквы. Те несколько фраз, которые характеризуют сына Божьего в рассказе, дают понять, что писатель считает, что Иисус относится к людям больше, чем так считали евангелисты, может быть, даже больше, чем он был на самом деле. Видно также, что писатель создает образ Иисуса Христа как одного из людей, который тоже способен углубляться в собственные мысли, размышлять над проблемами. Но мысли его на протяжении всей повести остаются для нас загадкой.

Как же понимать психологию поступка Иуды в рассказе Л. Андреева, что заставило его предать Иисуса, нарушив тем самым, казалось бы, все законы нравственности и морали? Для этого необходимо проанализировать отношения между двумя главными героями.

Иуда появляется среди учеников Христа внезапно. Поначалу его появление вызывает у учеников негативную реакцию, они видят, что этот человек лицемерен и лжив, жесток и тщеславен. Но постепенно у них появляется жалость, сомнения: «А так уж ли плох Иуда? « Он умнее многих, проницателен, его высказывания точны и ярки, хотя и не согреты ни искренностью, ни доброжелательностью, ученики Христа советуются с ним. Постепенно к нему привыкают, он завоевывает авторитет, становится казначеем, ему поручаются все хозяйственные заботы.

Автор часто сравнивает Иуду и Христа, т.е. писатель ставит в один ряд два таких; казалось бы, противоположных образа, сближает их. Между ними, кажется, существует какая-то связь: глаза их часто встречаются, и мысли друг друга они почти угадывают. Иисус любит Иуду, хотя и предвидит предательство с его стороны. Но и Иуда, Иуда тоже любит Иисуса! Он любит его безмерно, он благоговеет перед ним. Он внимательно вслушивается в каждую его фразу, чувствуя в Иисусе какую-то мистическую власть, особенную, заставляющую каждого слушающего его преклоняться перед Учителем.

На все идет Иуда, чтобы привлечь внимание и завоевать любовь Учителя. Удивительно широк диапазон эмоциональных оттенков в поведении Иуды: от самоуничтожения до гневного обличения. Пробовал вести себя вызывающе, но не нашел одобрения. Стал мягким и покладистым - и это не помогло приблизиться к Иисусу. Не один раз, "одержимый безумным страхом за Иисуса", он спасал его от преследований толпы и возможной смерти. Неоднократно демонстрировал свои организаторские и хозяйственные способности, блистал умом, Иуда солгал, чтобы спасти жизнь учителя, когда их хотели побить камнями. Он ждал похвалы, но увидел лишь гнев Иисуса.

Внешне отчуждение Иисуса от Иуды указывает на скрытый от других безмолвный спор, идущий между ними. Спор ведет Иуда. Считая и убеждая окружающих в том, что все люди лгут, он утверждает ложь в качестве действенного способа разрешения проблем. Более того, стремление Иуды видеть в людях одно дурное, подтверждается жизнью. Это вносит смятение в душу Фомы и других учеников. Тем самым Искариот начинает оказывать влияние на их образ мыслей, утверждая нечто противоположное учению Иисуса. Так он дерзко берет на себя смелость встать рядом с Христом, сравниться с ним достоинством. Ему мало того, что Учитель и так приблизил его и возлюбил той же светлой любовью, что и остальных учеников. Противопоставляя себя ученикам в искренности своей любви и преданности Иисусу, он жаждет его признания своих достоинств, и возвышения над другими учениками.

Его неутомимое следование за Иисусом, непритворный страх за его жизнь, а в дальнейшем совершенно отеческое отношение убеждают в искренности его чувств к Иисусу. Но в его дисгармоничной натуре, и любовь приобретает искаженный облик - она, в отличие от истинной, бескорыстной любви Христа определяется любовью Искариота к самому себе. И он искренне недоумевает: «Почему он не любит меня? …Разве не я спас ему жизнь пока те бежали? …» Его любовь корыстна по природе, обусловлена деянием, поступком, наличием каких-либо выдающихся качеств. Иуда примкнул к Христу, не веря в его учение. Поэтому он предает не свое, не то, что нравственно ему дорого. Он не переживает за крушение веры. Потревожена его гордыня. Искариоту непереносимо было, что есть учитель, воплощающий идеал во всей своей полноте и обладающий способностью видеть сокрытую от других истинную суть вещей.

Когда же Иуда обвинил людей в лживости и ненависти друг к другу, Иисус стал отдаляться от него. По мнению Иуды, мир людей недостоин ни любви, ни жертвы, ни прощения. Эта правда Иуды противоположна правде Иисуса. Может быть именно поэтому Иисус выбрал его, чтобы объяснить, доказать, что цель не оправдывает средства. Ведь Иисус прекрасно знает, что один из его учеников - предатель, но не пытается предотвратить это, следуя целям своей миссии на земле. Иисус пытается объяснить Иуде свое отношение к нему, к его поступкам с помощью притчи. Христос ни при каких обстоятельствах не может признать ложь, даже во спасение, потому что он пришел в этот мир, чтобы духовно совершенствовать человечество.

Всепрощающая любовь чужда, непонятна Искариоту, он убежден, что Иисус просто не разбирается в людях. Сомнения, страх, неверие в возможность жизни согласно учению Христа - это то, что накопилось на душе Искариота.

Иуда затаил обиду на своего Учителя и не может примириться с тем, что не он является любимым учеником Иисуса. Таким образом, андреевский Иуда не ради денег (как в одной из Евангелий) совершает свое преступление. Им движет обиженная любовь. То, что Иуда раздираем любовью-ненавистью к Иисусу, не рождает в нем нравственного страдания. А чистая, благодарная, гуманная любовь Христа не вызывает у Иуды ни желания, ни стремления изменить свою злую натуру. Его предательство - это также своего рода эксперимент, с помощью которого он стремится доказать Христу, жестокую правду о людской толпе. «Разве понимает он что-нибудь в людях, в борьбе! « - говорит он о Христе и его морали.

Возможно также, что предательство явилось способом приблизиться к Иисусу, но совершенно особым, парадоксальным путем. Учитель погибнет, уйдет из этого мира Иуда, и там, в другой жизни, они будут рядом: не будет Иоанна и Петра, не будет других учеников Иисуса, будет лишь Иуда, который, он уверен, больше всех любит своего Учителя.

В последние дни жизни Иуды окружил Иисуса "тихой любовью, нежным вниманием, ласкою", "он угадывал малейшие невысказанные желания Иисуса, проникая в сокровенную глубину его ощущений, мимолетных вспышек грусти, тяжелых мгновений усталости". Но роковой час близился неотвратимо. До последней минуты Иуда надеялся, что Иисуса удастся спасти. Он был рядом, когда его били солдаты, он был ближе всех к нему, когда его судили и вели на казнь, с болью следил за ним, когда его распинали на кресте. И все время ждал, что вот сейчас встанут на защиту верующие и ученики. Но - молчание. Никто не ответил на призыв Иуды идти против вооруженных солдат и служителей храма. А разве это не предательство? Иуда слишком хорошо понимает, что люди ленивы и малодушны и любить их не за что. Наступил миг его торжества, его величества и могущества. Даже земля стала маленькой, и время подчинилось ему. Но тогда почему Иуда уходит из жизни, повесившись на суку одинокого дерева? На мой взгляд, причина в поведении Христа, в его непротивлении злу насилием. Он покорно и мужественно принимает мученическую смерть, лишая всякого оправдания поступок Иуды. Обнажается ложность мотивации, пропадает героичность, возникает неудовлетворенность, тоска, которые толкают на самоубийство. А может быть, это попытка осуществится, состояться в смерти, если не удалась жизнь.

Так кто же такой Иуда: предатель или верный ученик? Может быть, он то и другое одновременно? Это остается загадкой для читателя. Очевидно одно: Андреев дает возможность поразмышлять над тем, что, казалось бы, не может быть подвергнуто переоценке. Раскрыть смысл произведения помогают слова самого автора: «Я не люблю Христа и христианство, оптимизм - противная, насквозь фальшивая выдумка», - говорил Л. Андреев М. Горькому Горький и Леонид Андреев. Неизданная переписка. - М., «Литературное наследство», 1998 г., с. 95. Андреев считал, что явление Христа было никому не нужно, так как природу человека никому не изменить. И Иуда, в отличие от остальных учеников Христа, понимал это.

При чтении рассказа Л. Андреева нередко возникает мысль, что миссия Иуды предопределена. Ни один из учеников Иисуса не смог бы вынести такое, не смог бы принять на себя такую участь. Более того, добро и чистоту мыслей самых приближенных учеников Христа вполне можно подвергнуть сомнению. Находясь при еще живом Иисусе и будучи в полном рассвете лет, они уже спорят о том, кто из них «будет первым возле Христа в его небесном царствии». Тем самым они в полной мере проявили свою гордыню, мелочность натуры, амбициозность. Следовательно, их любовь к Иисусу корыстна. Петр же, по существу, еще и клятвопреступник. Он клялся в том, что никогда не оставит Иисуса, но в минуту опасности трижды отрекается от него. И его отречение, и бегство других учеников - тоже своего рода предательство. Их трусость - грех, не меньше Иудиного.

В рассказе «Иуда Искариот» писатель предлагает свою версию событий, повествующих о предательстве Христа Иудой. Отходя от библейской версии, по которой предатель Иуда является носителем зла, Андреев наделяет его и некоторыми признаками добра.

Владимир Крючков,
г. Саратов

Образ Иисуса в повести Л.Н. Андреева «Иуда Искариот», или Смеялся ли Христос?

“...Предание, согласно которому Христос никогда не смеялся, с точки зрения философии смеха представляется достаточно логичным и убедительным”. (С.С. Аверинцев )

О бъяснить художника - и эта мысль глубоко справедлива - призваны те “законы”, которые он - художник - над собою поставил. Таким “законом” для Л.Андреева, рискнувшего создать художественный образ Иисуса Христа, был следующий: “Я знаю, что Бог и Дьявол только символы, но мне кажется, что вся жизнь людей, весь её смысл в том, чтобы бесконечно, беспредельно расширять эти символы, питая их кровью и плотью мира” . Именно таким - “напитанным кровью и плотью мира” - предстаёт перед нами андреевский Иисус, и это в повести проявляется, в частности, в его смехе.

С традиционной, психологической точки зрения открытый, жизнерадостный смех не связан с какими-либо негативными представлениями, скорее он обладает положительной коннотацией. Однако в христианской системе ценностей философия смеха понимается иначе. С.С. Аверинцев об этом пишет: “Мудреца всегда труднее рассмешить, чем простака, и это потому, что мудрец в отношении большего количества частных случаев внутренней несвободы уже перешёл черту освобождения, черту смеха, уже находится за порогом... Поэтому предание, согласно которому Христос никогда не смеялся, с точки зрения философии смеха представляется достаточно логичным и убедительным. В точке абсолютной свободы (в которой находится Христос. - В.К. ) смех невозможен, ибо излишен” . С христианской точки зрения проявлением “абсолютной свободы” Иисуса Христа стало принесение Им добровольной жертвы в искупление грехов человеческих, всякое другое проявление свободы, демонстрация свободы, в том числе в смехе, была бы действительно излишней.

Но в повести Л.Андреева преобладает другая логика - не религиозно-мистическая, но психологическая, культурно-историческая, укоренённая в мировой культурной традиции и обоснованная М.Бахтиным. И смеющийся Иисус - казалось бы, совершенно незначительная деталь - свидетельствует о принципиальном отличии образа Иисуса Христа у Л.Андреева от евангельского Иисуса, что тоже было отмечено исследователями. “Даже тот, кто мыслится как символ высшей идеальной цельности, в изображении Л.Андреева не свободен от двойственности”, - утверждает Л.А. Колобаева , характеризуя образ Иисуса Христа. Кажется невероятным, но Иисус у Л.Андреева не просто смеётся (что уже являлось бы нарушением христианского предания, религиозного канона), хохочет : “С жадным вниманием, по-детски полуоткрыв рот, заранее смеясь глазами, слушал Иисус его (апостола Петра. - В.К. ) порывистую, звонкую, весёлую речь и иногда так хохотал над его шутками, что на несколько минут приходилось останавливать рассказ”. Здесь слово хохотал - сугубо андреевское, у других авторов, насколько нам известно, оно не приводится в связи с Христом. Сам Андреев был в жизни (о чём свидетельствуют воспоминания мемуаристов, в первую очередь литературный портрет Л.Андреева, созданный М.Горьким) человеком крайних настроений: и лириком-романтиком, и пессимистом-парадоксалистом. Иисус у Л.Андреева предстаёт, таким образом, не просто в человеческой (не божественной) ипостаси, но ещё и обретает некоторые исконно русские национальные черты (лиризм, сентиментальность, открытость в смехе, которая может выступать как беззащитная открытость). Безусловно, образ Иисуса у Л.Андреева - это в какой-то мере проекция его (Андреева) художнической, русской души. В связи с этим вспомним ещё раз слова автора о замысле его повести «Иуда Искариот» - это “совершенно свободная фантазия” . Фантазия, заметим, определяемая особенностями мировосприятия, стиля художника.

По традиции жизнерадостный смех расценивается как освобождающее начало - смеётся внутренне свободный, раскованный человек, например, человек эпохи Возрождения в романе Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». “Настоящий смех, амбивалентный и универсальный, не отрицает серьёзности, а очищает и восполняет её. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости, от фанатизма и категоричности, от элементов страха или устрашения, от дидактизма, наивности и иллюзий, от дурной одноплановости и однозначности, от глупой истошности. Смех не даёт серьёзности застыть и оторваться от незавершимой целостности бытия. Он восстанавливает эту амбивалентную целостность. Таковы общие функции смеха в историческом развитии культуры и литературы”, - утверждал М.М. Бахтин . Л.Андреев в своей повести-“фантазии” о Богочеловеке, ещё до появления работ М.М. Бахтина, интуитивно исповедует именно эту концепцию, философию смеха. Л.Андреев видит в Иисусе прежде всего ипостась человеческую, ещё и ещё раз её подчёркивая и тем самым как бы освобождая пространство для утверждения человеческого, деятельного начала, уравнивания Бога и Человека. В андреевской концепции Иисуса смех (“хохот”) логичен ещё и потому, что он уравнивает, сближает его участников, выстраивая отношения не по религиозной (готической) вертикали, а по земной, человеческой горизонтали.

Иисус Л.Андреева, как мы видим, так же, как и Иуда, представляет собой фантазию на евангельскую тему, и он близок в своём человеческом проявлении булгаковскому Иешуа из «Мастера и Маргариты». Это не “имеющий власть” (Евангелие от Матфея), знающий о Своём божественном происхождении и Своём предназначении Богочеловек, а отрешённый от реальной действительности, наивный, мечтательный художник, тонко чувствующий красоту и многообразие мира, и это знают Его ученики: “Иоанн нашёл между камней красивую, голубенькую ящерицу и в нежных ладонях, тихо смеясь, принёс её Иисусу; и ящерица смотрела своими выпуклыми, загадочными глазами в его глаза, а потом быстро скользнула холодным тельцем по его тёплой руке и быстро унесла куда-то свой нежный вздрагивающий хвостик”; Иуда передаёт Иисусу прекрасные цветы: “Отдала ли ты Иисусу лилию , которую нашёл я в горах? - обращается Иуда к Марии... - Улыбнулся ли он? - Да, он был рад. Он сказал, что от цветка пахнет Галилеей. - И ты, конечно, не сказала ему, что это Иуда достал, Иуда из Кариота? - Ты же просил не говорить. - Нет, не надо, конечно, не надо, - вздохнул Иуда. - Но ты могла проболтаться, ведь женщины так болтливы” .

В своём очерке о Л.Андрееве М.Горький, как известно, утверждал: “Во всём, что касалось тёмных сторон жизни, противоречий в душе человека, брожений в области инстинктов, он (Л.Андреев. - В.К. ) был жутко догадлив” . Противоречивость, недосказанность выбранного евангельского сюжета, загадка взаимоотношений Учителя и ученика и привлекла прежде всего Л.Андреева в его повести.

Андреевский Иисус загадочен, но в чём его загадка? Она носит не столько религиозно-мистический, сколько подсознательно-психологический характер. В повести говорится о великой тайне “прекрасных глаз” Иисуса - почему молчит Иисус, к которому мысленно с мольбой обращается Иуда: “Велика тайна твоих прекрасных глаз... Повели мне остаться!.. Но ты молчишь, ты всё молчишь? Господи, Господи, затем ли в тоске и муках искал я тебя всю мою жизнь, искал и нашёл! Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжелее гор и свинца. Разве ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота?”

При чтении повести возникает логичный (в психологической системе координат) вопрос: почему Иисус приблизил к себе Иуду - потому что он отверженный и нелюбимый, а Иисус не отрекался ни от кого? Если отчасти эта мотивировка и имеет место в данном случае, то она должна расцениваться как периферийная в достоверно-реалистической и в то же время не лишённой проникновения в глубины подсознательного повести Л.Андреева. Иисус, как свидетельствует Евангелие, пророчествовал о предстоящем предательстве Его одним из апостолов: “...не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. А говорил Он об Иуде, сыне Симона Искариота, ибо предать Его должен был он, один из двенадцати” (Евангелие от Иоанна, 6, 70, 71). Между Христом и Иудой в повести Л.Андреева существует таинственная подсознательная связь, не выраженная словесно и тем не менее ощущаемая Иудой и нами - читателями. Эта связь (предощущение соединившего обоих навечно события) ощущается психологически и Иисусом - Богочеловеком, она не могла не найти внешнего психологического выражения (в загадочном молчании, в котором ощущается скрытое напряжение, ожидание трагедии), причём особенно явственно - в преддверии крестной смерти Христа. Было бы нелогично, если бы в этой повести было иначе. Ещё раз подчеркнём, что речь идёт о художественном произведении, где внимание к психологической мотивировке закономерно и даже неизбежно, в отличие от Евангелия - сакрального текста, в котором образ Иуды является символическим воплощением зла, персонажем с позиции художественной изобразительности условным, целенаправленно лишённым психологического измерения. Бытие евангельского Иисуса - это бытие в другой системе координат.

Евангельские проповеди, притчи, гефсиманская молитва Христа не упоминаются в тексте, Иисус находится на периферии описываемых событий. Эта концепция образа Иисуса была свойственна не только Л.Андрееву, но и другим художникам, в том числе А.Блоку, который также писал о наивности “Исуса Христа”, женственности образа, в котором действует не его собственная энергия, а энергия других 10 . Наивно (с точки зрения современников Иисуса - жителей Иерусалима, отрёкшихся от Учителя) и Его учение, которое при помощи своего страшного “эксперимента” как бы проверяет и выявляет его нравственную силу Иуда: мир движим любовью, и в душе человека изначально заложена любовь, понятие о добре. Но коль учение Иисуса - великая правда, почему она оказалась бессильной в отношении Его самого? Почему эта прекрасная мысль не находит отклика у жителей древнего Иерусалима? Поверив в правду Иисуса и восторженно приветствовав Его при въезде в Иерусалим, жители города затем разочаровались в её могуществе, разочаровались в своей вере и надежде и тем с большей силой стали упрекать Учителя в несостоятельности его проповедей.

Божественное и человеческое начала предстают в повести Л.Андреева в оригинальном, “еретическом” взаимодействии: Иуда становится у парадоксалиста Андреева личностью, сыгравшей величайшую роль в истории, а Иисус представлен в своей телесности, человеческой плотскости, причём соответствующие эпизоды (прежде всего избиение Иисуса римскими стражниками) воспринимаются как чрезмерно натуралистичные по отношению к Христу, но тем не менее возможные в той цепи аргументов, мотивировок, причин и следствий, которые были воссозданы художественной фантазией автора «Иуды Искариота». Эта сосредоточенность Л.Н. Андреева на человеческой ипостаси Богочеловека оказалась востребованной в литературе ХХ века, и в частности, она определила концепцию образа Иешуа Га-Ноцри в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

Переосмысление образа предателя в рассказе «Иуда Искариот»

В 1907 году Леонид Андреев, возвращаясь к библейской проблеме борьбы добра со злом, пишет рассказ «Иуда Искариот». Работа над рассказом об Иуде предваряла работу над пьесой «Анатэма». Критика признала высокое психологическое мастерство рассказа, но отрицательно отнеслась к основному положению произведения «о низости рода человеческого» (Луначарский А. Критические этюды).

Л.А.Смирнова отмечает: «В Евангелии, сакральном тексте, образ Иуды является символическим воплощением зла, персонажем, с позиций художественной изобразительности условным, целенаправленно лишенным психологического измерения. Образ Иисуса Христа - образ праведного мученика, страдальца, которого погубил корыстный предатель Иуда» (26, с.190). В библейских рассказах повествуется о жизни и смерти Иисуса Христа, о чудесах, которые он вершил на земле. Ближайшие ученики Иисуса проповедники истин божьих, деяния их после смерти Учителя были велики, они исполняли волю Господню на земле. «О предателе Иуде в Евангельском учении сказано очень мало. Известно, что он был одним из ближайших учеников Иисуса. По словам апостола Иоанна, Иуда в общине Христа выполнял «земные» обязанности казначея; именно из этого источника стало известно о цене жизни Учителя - тридцать сребренников. Из Евангелия также следует, что предательство Иуды было не результатом эмоционального порыва, а вполне осознанным поступком: он сам пришел к первосвященникам, а потом дожидался удобного момента, чтобы исполнить свой замысел. В сакральном тексте говорится, что Иисус знал о роковой предопределенности своей судьбы. Он знал о темных замыслах Иуды» (6, с.24).

Леонид Андреев переосмысливает библейский сюжет. Евангельские проповеди, притчи, Гефсиманская молитва Христа не упоминаются в тексте. Иисус находится как бы на периферии описываемых событий. Проповеди передаются в диалогах Учителя с учениками. История жизни Иисуса Назарянина трансформируется автором, хотя библейский сюжет в рассказе не изменен. Если в Евангелии центральный персонаж - Иисус, то в рассказе Л.Андреева - Иуда Искариот. Большое внимание автор уделяет взаимоотношениям Учителя с учениками. Иуда не похож на верных спутников Иисуса, он хочет доказать, что только он достоин быть рядом с Иисусом.

Рассказ начинается с предостережения: «Иуда из Кариота - человек очень дурной славы и его нужно остерегаться» (Т.2, с.210). Иисус ласково принимает Иуду, приближает его к себе. Другие ученики не одобряют ласковое отношение Учителя к Искариоту: «Брезгливо отодвинулся Иоанн, любимый ученик, и все остальные <…> неодобрительно потупились» (Т.2, с.212).

Характер Иуды раскрывается в его диалогах с остальными учениками. В разговорах он высказывает свое мнение о людях: «Хорошими людьми называются те, которые умеют скрывать свои дела и мысли» (Т.2, с.215). Искариот повествует о своих грехах, о том, что на земле нет безгрешных людей. Эту же истину проповедовал и Иисус Христос: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее (Марию) камень» (Т.2,с.219). Все ученики осуждают Иуду за греховные мысли, за его ложь и сквернословие.

Искариот противостоит Учителю в вопросе отношения к людям, к роду человеческому. Иисус полностью отстраняется от Иуды после происшествия в одной деревне, где Искариот с помощью обмана спас Христа и его учеников. Но поступок его был осужден всеми. Иуда хочет быть близким к Иисусу, но Учитель будто не замечает его. Обман Иуды, его предательство - стремление к одной цели - доказать свою любовь к Иисусу и разоблачить трусливых учеников.

Согласно евангельскому сюжету, у Иисуса Христа было много учеников, которые проповедовали Святое писание. Активную роль в произведении Л.Андреева занимают лишь некоторые из них: Иоанн, Петр, Филипп, Фома и Иуда. В сюжете рассказа также упоминаются Мария Магдалина и мать Иисуса, женщины, которые тоже находились рядом с Учителем во время событий двухтысячелетней давности. Остальные спутники Христа не участвуют в развитии действия, они упоминаются только в массовых сценах. Л.Андреев не случайно выводит на первый план этих учеников, именно в них концентрируется все важное, что необходимо для понимания проблемы предательства, которая является основополагающей в произведении. Признанные церковью евангелисты подробно изображаются автором, именно их откровения являются истиной; Евангелия от Иоанна, Фомы, Петра, Матфея стали основой христианского вероисповедания. Но Л.Андреев предлагает совсем иную точку зрения на события того времени.

Л.Андреев изображает учеников Иисуса реалистично, по мере развития сюжета раскрываются образы евангелистов. Автор уходит от идеального образа мученика, признанного в Библии, а «Иуда весь создан из разрушенных привычностей, и не слитых даже, а только уродливо вцепившихся впечатлений» (3, с.75). У Л.Андреева Иисус Христос и Иуда Искариот - это, прежде всего, реальные образы, в которых над божественным преобладает человеческое начало. Иуда становится у автора личностью, сыгравшей величайшую роль в истории. В Иисусе Л.Андреев видит прежде всего человеческую сущность, утверждает в этом образе деятельное начало, уравнивает Бога и человека.

Все герои Л.Андреева делают выбор между жертвой во имя спасения рода человеческого и предательством Сына Божьего. Именно от этого выбора зависит авторская оценка и решение коллизии: верность духовному идеалу или предательство. Автор рушит миф о преданности учеников Иисусу. Через душевные испытания писатель ведет всех героев к высшей точке в развитии сюжета - выбору между служением высшей цели и предательством, которое останется в истории народов на века.

В описании Л.Н.Андреева характер Иуды полон противоположностей, что соответствует его внешности. Он одновременно не только корыстолюбив, зол, насмешлив, коварен, наклонен ко лжи и притворству, но и умен, доверчив, чуток и даже нежен. В образе Иуды автор совмещает два, казалось бы, несовместимых характера, внутренних мира. По Андрееву, «первая половина» души Иуды - это лжец, вор, «дурной человек». Именно этой половине принадлежит «подвижная» часть лица героя рассказа - «остро всматривающийся глаз и крикливый, как у женщины, голос». Это «мирская» часть внутреннего мира Иуды, которая обращена к людям. И люди недальновидные, коих большинство, видят только эту открытую половину души - душу предателя, проклинают Иуду-вора, Иуду-лжеца.

«Однако в трагическом и противоречивом образе героя автор стремится создать в нашем сознании более полный, целостный внутренний мир Иуды. По Андрееву, не менее важна для понимания души Иуды «оборотная сторона медали» - та часть его души, которая скрыта от окружающих, но от которой не ускользнет ничего. Ведь на «застывшей» половине лица Иуды ничего нельзя было прочесть, но, вместе с тем, «слепой» глаз на этой половине «не смыкался ни днем ни ночью». Именно этот мудрый и скрытый ото всех Иуда имел «мужественный и сильный» голос, который «хотелось вытащить из ушей, как гнилые, шероховатые занозы». Потому что произносимые слова - безжалостная, горькая правда. Правда, которая оказывает на людей худшее воздействие, чем ложь Иуды-вора. Эта правда указывает людям на ошибки, которые они хотели бы забыть. Этой частью своей души Иуда и полюбил Христа, хотя эту любовь даже апостолы не могли понять. В итоге и «добрые» и «дурные» отвергли Иуду» (18, с.2-3).

Взаимоотношения между Иисусом Христом и Иудой очень сложны. «Иуда был из «отверженных и нелюбимых», то есть тех, кого Иисус не отталкивал никогда» (6, с.26). Сначала, когда Иуда только появился среди учеников, Иисус не побоялся злых слухов и «принял Иуду и включил его в круг избранных». Но отношение Спасителя к Искариоту меняется после происшествия в одной деревне, где Иисусу угрожала смертельная опасность, и Иуда, рискуя собственной жизнью, с помощью обмана, мольбы, дал возможность Учителю и ученикам уйти от разъяренной толпы. Искариот ждал похвал, признания его смелости, но все, в том числе и Иисус, осудили его за обман. Иуда обвиняет учеников в том, что им не нужен Иисус, и правда им не нужна.

С этого момента отношения Христа к Иуде резко изменились: теперь Иисус «глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему - даже упорнее, чем прежде, - искал его глазами всякий раз, когда начинал говорить к ученикам или к народу» (Т.2,с.210). «Иисус пытается помочь ему в происходящем, объяснить своё отношение к нему с помощью притчи о бесплодной смоковнице» (6, с.27).

Но почему же теперь Иисус кроме шуток Иуды и его рассказов стал видеть в нем что-то важное, что заставило Учителя относится к нему более серьезно, обращать к нему свои речи. Может быть, Иисус именно в этот момент понял, что только Иуда, любящий Иисуса искренней и чистой любовью, способен пожертвовать всем ради своего Учителя. Иуда же переживает этот перелом в сознании Иисуса очень тяжело, он не понимает, почему никто не оценит по достоинству его столь смелый и прекрасный порыв спасти своего Учителя ценой собственной жизни. Так поэтично говорит Искариот об Иисусе: «И для всех он был нежным и прекрасным цветком, благоухающею розою ливанскою, а для Иуды оставил одни острые шипы - как будто нет сердца у Иуды, как будто глаз и носа нет у него и не лучше, чем все понимает он красоту нежных и беспорочных лепестков» (Т.2, с.215).

Комментируя этот эпизод, И.Анненский отмечает: «Повесть Л.Андреева насыщена контрастами, но контрасты эти - только ощутимые, и возникают они непосредственно и даже неизбежно в плывущих дымах его фантазии» (3, с.58).

После происшествия в деревне в сознании Иуды тоже намечается перелом, его терзают тяжелые и смутные думы, но автор не раскрывает читателю тайные переживания Искариота. Так о чем же он думает, пока другие заняты хлопотами о еде и питье? Может, он думает о спасении Иисуса Христа, или его терзают мысли о помощи Учителю в его тяжелом испытании? Но помочь Иуда может, только совершив предательство, причем предательство поневоле. Искариот любит Учителя чистой, искренней любовью, он готов пожертвовать своей жизнью, своим именем ради высшей цели. «Но для Иуды любить означает, прежде всего, быть понятым, оцененным, признанным. Ему мало расположения Христа, ему еще нужно признание правоты его взглядов на мир и людей, оправдание тьмы своей души» (6, с.26).

Иуда идет на свою жертву с большим страданием и пониманием всего ужаса, ведь муки Иуды столь же велики, как и муки Иисуса Христа. Имя Спасителя будет прославлено в веках, а Искариот останется в памяти народов на многие сотни лет предателем, его имя станет олицетворением лжи, измены и низости поступков человеческих.

Много лет прошло, прежде чем в мире появились доказательства невинности Иуды, и еще долгое время будут существовать споры о достоверности евангельских сведений. Но Л.Н.Андреев в своем произведении пишет не исторический портрет, в повести Иуда - трагический герой, искренне любящий своего Учителя и страстно желающий облегчить его страдания. Автор показывает реальные события двухтысячелетней давности, но «Иуда Искариот» - это произведение художественной литературы, и Л.Андреев переосмысливает проблему предательства Иуды. Искариот занимает центральное место в произведении, художник рисует сложный, противоречивый характер в период больших жизненных потрясений. Предательство Иуды воспринимается нами не как измена ради корыстных интересов, в рассказе изображаются сложные душевные испытания главного героя, чувство долга, готовность Иуды к жертве ради своего Учителя.

Автор характеризует своего героя такими эпитетами: «благородный, прекрасный Иуда», «Иуда победитель». Но все ученики видят только некрасивое лицо и помнят дурную славу. Никто из спутников Иисуса Христа не замечает преданности Иуды, его верности и жертвенности. Учитель становится с ним серьезным, строгим, как будто начинает замечать, где истинная любовь, а где ложная. Иуда же любит Христа именно потому, что видит в нем воплощение непорочной чистоты и света, в этой любви «сплелись и преклонение, и жертвенность, и то «женственное и нежное» материнское чувство, природой предписывающее оберегать безгрешное и наивное своё дитя» (6, с.26-27). Теплое отношение проявляет к Иуде и Иисус Христос: «С жадным вниманием, по-детски полуоткрыв рот, заранее смеясь глазами, слушал Иисус его порывистую, звонкую, веселую речь и иногда так хохотал над его шутками, что на несколько минут приходилось останавливать рассказ» (Т.2, с.217). «Кажется невероятным, но Иисус у Л.Андреева не просто смеется (что уже являлось бы нарушением христианского предания, религиозного канона) - он хохочет (18, с.2-3). По традиции жизнерадостный смех расценивается как освобождающее начало, очищающее душу.

«Между Христом и Иудой в рассказе Л.Андреева существует таинственная подсознательная связь, не выраженная словесно и тем не менее ощущаемая Иудой и нами - читателями. Эта связь ощущается психологически и Иисусом - Богочеловеком, она не может не найти внешнего психологического выражения (в загадочном молчании, в котором ощущается скрытое напряжение, ожидание трагедии), причем абсолютно явственно в преддверии смерти Иисуса Христа» (18, с.2-3). Спаситель понимает, что великая идея, возможно, стоит страданий других людей. Иисус знает о своем божественном происхождении, знает, что нужно пройти через тяжкие испытания, чтобы осуществить «божий план», помощником в осуществлении которого он выбирает Иуду.

Искариот испытывает душевные муки, ему тяжело решиться на предательство: «Иуда забрал в железные пальцы всю душу и в необъятном мраке её, молча, начал строить что-то огромное. Медленно, в глубокой тьме, он поднимал какие-то громады, подобные горам, и плавно накладывал одна на другую; и снова поднимал, и снова накладывал; и что-то росло во мраке, ширилось беззвучно, раздвигало границы. И нежно звучали где-то далекие и призрачные слова» (Т.2, с.225). Что это были за слова? Может быть, Иуда обдумывал просьбу Иисуса о помощи в осуществлении «божественного плана», плана мученической смерти Христа. Если бы не было казни, люди бы не поверили в существование Сына Божьего, в возможность рая на земле.

М.А. Бродский полагает: «Евангельскую версию корыстного расчета Л.Андреев демонстративно отбрасывает. Предательство Иуды, скорее, последний аргумент в его споре с Иисусом о человеке. Свершились ужас и мечты Искариота, он победил, доказав всему миру и, конечно, прежде всего, Самому Христу, что люди недостойны сына Божия, и любить их не за что, и только он, циник и изгой, единственный, доказавший свою любовь и преданность, должен по праву сидеть рядом с Ним в Царствии Небесном и вершить суд, безжалостный и всеобщий, как Всемирный Потоп» (6, с.29).

Иуде не легко дается решение предать человека, которого считал лучшим на земле. Он долго и мучительно размышляет, но Искариот не может пойти против воли своего Учителя, потому что слишком велика его любовь к нему. Автор прямо не говорит о том, что Иуда решился на предательство, но показывает, как меняется его поведение: «Так прост, мягок и в то же время серьезен был Искариот. Он не кривлялся, не шутил злоречиво, не кланялся, не оскорблял, но тихо и незаметно делал свое хозяйственное дело» (Т.2, с.229). Искариот решился на предательство, но в его душе все же оставалась надежда, что люди поймут, что перед ними не лжец и обманщик, а Сын Божий. Поэтому он говорит ученикам о том, что нужно спасти Иисуса: «Нужно беречь Иисуса! Нужно беречь Иисуса! Нужно заступиться за Иисуса, когда придет на то время» (Т.2, с.239). Иуда принес украденные мечи ученикам, но они ответили, что они не воины, а Иисус не военноначальник.

Но почему выбор пал именно на Иуду? Искариот много испытал за свою жизнь, он знает, что люди грешны в естестве своем. Когда Иуда только пришел к Иисусу, он старался показать ему, насколько греховны люди. Но Спаситель был верен своей великой цели, он не принял точку зрения Иуды, хотя знал, что люди не уверуют в Сына Божьего; они сначала предадут его мученической смерти, а затем только поймут, что они убили не лжеца, а Спасителя рода человеческого. Но без страдания не было бы Христа. И крест Иуды в его испытании так же тяжел, как и крест Иисуса. Не каждый человек способен на такой подвиг, к Спасителю Иуда испытывал любовь, уважение, он предан своему Учителю. Искариот готов идти до конца, принять мученическую смерть рядом с Христом, разделить его страдания, как и подобает верному ученику. Но Иисус распоряжается по-иному: он просит его не о смерти, а о подвиге, предательстве поневоле, ради высшей цели.

Иуда переживает тяжелые душевные муки, совершив первый шаг к предательству. С этого момента Искариот окружает своего Учителя нежностью, любовью, он очень трепетно относится ко всем ученикам, хотя сам испытывает душевную боль: «И выйдя в место, куда ходили по нужде, долго плакал там, корчась, извиваясь, царапая ногтями грудь и кусая плечи. Ласкал воображаемые волосы Иисуса, нашептывал тихо что-то нежное и смешное и скрипел зубами. И так долго стоял он, тяжелый, решительный и всему чужой, как сама судьба» (Т.2, с.237). Автор говорит, что судьба палачом сделала Иуду, в его руку вложила карающий меч. И с этим тяжелым испытанием Искариот справляется, хотя противится предательству всем своим естеством.

В произведении Л.Н. Андреева «Иуда Искариот» библейский сюжет полностью переосмысливается. Во-первых, автор на первый план выводит героя, который в Библии считается великим грешником, виновным в смерти Иисуса Христа. Л.Андреев реабилитирует образ Иуды из Кариота: он не предатель, а верный ученик Иисуса, страдалец. Во-вторых, образы евангелистов и Иисуса Христа Л.Андреев отводит на второстепенный план повествования.

Л.А. Смирнова полагает, что «обращение к мифу позволило избежать частностей, сделать каждого героя носителем сущностных проявлений самой жизни на её изломе, крутом повороте». «Элементы библейской поэтики усиливают весомость каждого малого эпизода. Цитаты из высказываний древних мудрецов придают всеэпохальный смысл происходящему» (26, с.186).

В произведении автор ставит вопрос о предательстве героя. Л.Андреев изображает Искариота как сильную, борющуюся личность в период больших душевных потрясений. Писатель дает исчерпывающие психологические характеристики своему герою, что позволяет увидеть становление внутреннего мира Искариота и найти истоки его предательства.

Проблему предательства Л.Андреев решает так: виноваты и ученики, не защитившие своего учителя, и люди, осудившие Иисуса на смерть. Иуда же занимает в рассказе особое положение, евангельская версия предательства ради денег полностью отвергается. Иуда у Л.Андреева любит Учителя искренней, чистой любовью, он не может совершить столь жестокий поступок ради корыстных интересов. Автор раскрывает совсем иные мотивы поведения Искариота. Иуда предает Иисуса Христа не по своей воле, он остается верен своему Учителю и исполняет его просьбу до конца. Не случайно образы Иисуса Христа и Иуды воспринимаются писателем в их тесном соприкосновении. Андреев-художник рисует их распятыми на одном и том же кресте.

Ученые по-разному осмысливают тему предательства в рассказе Л.Андреева «Иуда Искариот». А.В. Богданов в своей статье «Между стеной бездной» считает, что Иуде осталась одна возможность - пойти на заклание при всем отвращении к жертве, «страданию для одного и позору для всех», и сохраниться в памяти поколений только предателем (5, с.17).

К.Д. Муратова предполагает, что предательство совершается Иудой с целью проверить, с одной стороны, силу и правоту гуманистического учения Христа, а с другой - преданность ему учеников и тех, кто так восторженно слушал его проповеди (23, с.223).

В.П. Крючков в своей книге «Еретики в литературе» пишет о том, что божественное и человеческое начала предстают в повести Л.Андреева во взаимодействии. По Крючкову, Иуда становится у парадоксалиста Андреева личностью, сыгравшей огромную роль в истории, Иисус представлен в своей человеческой плоти, телесности, в этом образе преобладает деятельное начало, уравнивание Бога и Человека (18, 2-3).

Несмотря на различие взглядов, исследователи сходятся в одном общем мнении - любовь Иуды к Иисусу была велика по своей силе. Поэтому возникает вопрос: мог ли человек, столь верный своему Учителю, предать его ради корыстных интересов. Л.Андреев раскрывает причину предательства: для Иуды это был вынужденный поступок, жертва ради свершения воли Всевышнего.

Л.Андреев смело перекраивает библейские образы, чтобы заставить читателя заново осмыслить устоявшееся в мире и в христианской религии мнение о предателе, злодее Иуде. Ведь вина лежит не только на отдельном человеке, но и на людях, легко предающих своих кумиров, кричащих «Распни!» столь же громко, как и «Осанна!».

Своеобразие системы образов «Иуды Искариота»

Первоначально, в ее первой публикации в «Сборнике товарищества "Знание"» за 1907 год, рассказ назывался «Иуда Искариот и другие», -- очевидно, те, на ком лежит ответственность за крестную смерть Христа. Из окончательного варианта названия повести Л. Андреев убрал слова «...и другие», но они незримо присутствуют в тексте. «И другие» -- это не только апостолы. Это и все те, кто поклонялся Иисусу и радостно приветствовал его при въезде в Иерусалим:

Многие характеристики «и другим» даны Иудою, и потому они не могут быть признаны справедливыми, утверждает Л. А. Западова: «Он, который «так искусно перемешивал правду с ложью» Западова Л. А. Источники текста и «тайны» рассказа-повести «Иуда Искариот» // Русская литература. -- 1997. -- N 3. С.105., богом уполномочен быть не может. Поэтому он лжепророк -- какой бы страстной и искренней ни казалась его речь». Конечно, оптика зрения Иуды и его оценки не являются в произведении окончательными. Однако очевидно также, что нередко авторский обличительный голос звучит в унисон с голосом Иуды -- судьи и обличителя «других», физические точки зрения центрального героя и автора-повествователя совпадают.

Чтобы раскрыть сущность предательства, автор, наряду с Иудой вводит таких героев, как Петр, Иоанн, Матфей и Фома, причем каждый из них является своеобразным образом-символом. У каждого из учеников подчеркивается наиболее яркая черта: Петр-камень воплощает в себе физическую силу, он несколько груб и «неотесан», Иоанн нежен и прекрасен, Фома прямодушен и ограничен. Иуда же с каждым из них соревнуется в силе, преданности и любви к Иисусу. Но главное качество Иуды, которое неоднократно подчеркивается в произведении, - его ум, хитрый и изворотливый, способный обмануть даже самого себя. Все считают Иуду умным. Петр говорит Искариоту: «Ты самый умный из нас. Зачем только ты такой насмешливый и злой?» Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 45.

Совершенно иной тон, иная лексика присутствует в речи автора, когда он говорит о других учениках. Они засыпают во время моления Иисуса в Гефсиманском саду, когда он просит их бодрствовать, быть с ним в час испытания:

Петр и Иоанн перекидывались словами, почти лишенными смысла. Зевая от усталости, они говорили о том, как холодна ночь, и о том, как дорого мясо в Иерусалиме, рыбы же совсем нельзя достать.

И наконец, это они -- ученики -- не защитили Иисуса от римских стражников во время его ареста:

Как кучка испуганных ягнят, теснились ученики, ничему не препятствуя, но всем мешая -- и даже самим себе; и только немногие решались ходить и действовать отдельно от других. Толкаемый со всех сторон, Петр Симонов с трудом, точно потеряв все свои силы, извлек из ножен меч и слабо, косым ударом опустил его на голову одного из служителей, -- но никакого вреда не причинил. И заметивший это Иисус приказал ему бросить ненужный меч...

Солдаты распихивали учеников, а те вновь собирались и тупо лезли под ноги, и это продолжалось до тех пор, пока не овладела солдатами презрительная ярость. Вот один из них, насупив брови, двинулся к кричащему Иоанну; другой грубо столкнул с своего плеча руку Фомы, в чем-то убеждавшего его, и к самым прямым и прозрачным глазам его поднес огромный кулак, -- и побежал Иоанн, и побежали Фома и Иаков и все ученики, сколько ни было их здесь, оставив Иисуса, бежали.

Почему же, при том, что тема «и других» в повести звучит совершенно отчетливо и недвусмысленно, Л. Андреев отказался от названия «Иуда Искариот и другие» и остановился на более нейтральном «Иуда Искариот»? Дело, видимо, в том, что отвергнутый вариант названия не был лишен прямолинейности; он выдвигал на первый план именно тему ответственности «и других» (поскольку предательство самого Иуды уже не являлось новостью для читателя). Вина «и других» все же -- это периферийная тема в повести, в центре ее находятся два персонажа: Иуда Искариот и Иисус Христос, и их загадочная, таинственная роковая непостижимая связь, свой вариант разгадки которой и предлагает писатель.

Прежде, чем перейти к заглавному герою -- образу андреевского Иуды Искариота, обратимся к тому, кто является первоначалом всех событий -- образу Христа в трактовке Леонида Андреева, предполагая, что и этот образ здесь также будет являть собой отступление от канонической традиции.

Понять художника, и эта мысль глубоко справедлива, призваны те «законы», которые он -- художник -- над собою поставил. Таким «законом» для Л. Андреева, рискнувшего создать художественный образ Иисуса Христа, был следующий: «Я знаю, что Бог и Дьявол только символы, но мне кажется, что вся жизнь людей, весь ее смысл в том, чтобы бесконечно, беспредельно расширять эти символы, питая их кровью и плотью мира». Басинский П. Поэзия бунта и этика революции: реальность и символ в творчестве Л. Андреева // Вопросы литературы. 1989. № 10. С. 58. Именно таким -- «напитанным кровью и плотью мира» -- предстает перед нами андреевский Иисус и это проявляется в повести, в частности, в его смехе.

В повести Л. Андреева преобладает не религиозно- мистическая логика, но психологическая, культурно-историческая, укорененная в мировой культурной традиции и обоснованная М. Бахтиным. И смеющийся Иисус -- казалось бы, совершенно незначительная деталь -- свидетельствует о принципиальном отличии образа Иисуса Христа у Л Андреева от евангельского Иисуса, что тоже было отмечено исследователями: «Даже тот, кто мыслится как символ высшей идеальной цельности, в изображении Л. Андреева не свободен от двойственности», -- утверждает Л. А. Колобаева Басинский П. Поэзия бунта и этика революции: реальность и символ в творчестве Л. Андреева // Вопросы литературы. 1989. № 10. С. 58., характеризуя образ Иисуса Христа.

Иисус у Л. Андреева предстает, таким образом, не просто в своей человеческой (не божественной) ипостаси, но еще и обретает некоторые исконно русские национальные черты (лиризм, сентиментальность, открытость в смехе, которая может выступать как беззащитная открытость). Безусловно, образ Иисуса у Л. Андреева -- это в какой-то мере проекция его (Андреева) художнической, русской души. В связи с этим вспомним еще раз слова автора о замысле его повести «Иуда Искариот» -- это «совершенно свободная фантазия». Фантазия, заметим, определяемая особенностями мировосприятия, стиля художника.

Л. Андреев видит в Иисусе прежде всего ипостась человеческую, еще и еще раз ее подчеркивая и тем самым как бы освобождая пространство для утверждения человеческого, деятельного начала, уравнивания Бога и Человека. В андреевской концепции Иисуса смех («хохот») логичен еще и потому, что он уравнивает, сближает его участников, выстраивая отношения не по религиозной (готической) вертикали, а по земной, человеческой горизонтали.

Иисус Л. Андреева, как мы видим, также как и Иуда, представляет собой фантазию на евангельскую тему, и он близок в своем человеческом проявлении булгаковскому Иешуа из «Мастера и Маргариты». Это не «имеющий власть» (Евангелие от Матфея), знающий о своем божественном происхождении и своем предназначении Богочеловек, а отрешенный от реальной действительности, наивный, мечтательный художник, тонко чувствующий красоту и многообразие мира.

Андреевский Иисус загадочен, но в чем его загадка? Она носит не столько религиозно-мистический, сколько подсознательно-психологический характер. В повести говорится о великой тайне «прекрасных глаз» Иисуса -- почему молчит Иисус, к которому мысленно с мольбой обращается Иуда.

При чтении повести возникает логичный (в психологической системе координат) вопрос: почему Иисус приблизил к себе Иуду: потому что он -- отверженный и нелюбимый, а Иисус не отрекался ни от кого? Если отчасти эта мотивировка и имеет место в данном случае, то она должна расцениваться как периферийная в достоверно-реалистической и в то же время не лишенной проникновения в глубины подсознательного повести Л. Андреева. Иисус, как свидетельствует Евангелие, пророчествовал о предстоящем предательстве его одним из апостолов: «...не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. А говорил Он об Иуде, сыне Симона Искариота, ибо предать Его должен был он, один из двенадцати» (Евангелие от Иоанна, гл. 6:70--71). Между Христом и Иудой в повести Л. Андреева существует таинственная подсознательная связь, не выраженная словесно и тем не менее ощущаемая Иудой и читателями. Эта связь (предощущение соединившего обоих навечно события) ощущается психологически и Иисусом -- Богочеловеком, она не могла не найти внешнего психологического выражения (в загадочном молчании, в котором ощущается скрытое напряжение, ожидание трагедии), причем особенно явственно -- в преддверии крестной смерти Христа. Было бы не логично, если бы в этой повести было иначе. Еще раз подчеркнем, что речь идет о художественном произведении, где внимание к психологической мотивировке закономерно и даже неизбежно, в отличие от Евангелия -- сакрального текста, в котором образ Иуды является символическим воплощением зла, персонажем с позиции художественной изобразительности условным, целенаправленно лишенным психологического измерения. Бытие евангельского Иисуса -- это бытие в другой системе координат.

Евангельские проповеди, притчи, гефсиманская молитва Христа не упоминаются в тексте, Иисус находится как бы на периферии описываемых событий. Эта концепция образа Иисуса была свойственна не только Л. Андрееву, но и другим художникам, в том числе А. Блоку, который также писал о наивности «Исуса Христа» (в поэме «Двенадцать»), женственности образа, в котором действует не его собственная энергия, а энергия других. Наивно (с точки зрения современников Иисуса -- жителей Иерусалима, отрекшихся от Учителя) и его учение, которое при помощи своего страшного «эксперимента» как бы проверяет и выявляет его нравственную силу Иуда: мир движим любовью, и в душе человека изначально заложена любовь, понятие о добре. Но коль учение Иисуса -- великая правда, почему она оказалась бессильной в отношении его самого? Почему эта прекрасная мысль не находит отклика у жителей древнего Иерусалима? Поверив в правду Иисуса и восторженно приветствовав его при его въезде в Иерусалим, жители города затем разочаровались в ее могуществе, разочаровались в своей вере и надежде и тем с большей силой стали упрекать учителя в несостоятельности его проповедей.

Божественное и человеческое начала предстают в повести Л. Андреева в еретическом взаимодействии: Иуда становится у парадоксалиста Андреева личностью, сыгравшей величайшую роль в истории, а Иисус представлен в своей телесности, человеческой плотскости, причем соответствующие эпизоды (прежде всего, избиение Иисуса римскими стражниками) воспринимаются как чрезмерно натуралистичные по отношению к Христу, но тем не менее возможные в той цепи аргументов, мотивировок, причин и следствий, которые были воссозданы художественной фантазией автора «Иуды Искариота». Эта сосредоточенность Л. Андреева на человеческой ипостаси Богочеловека оказалась востребованной, распространенной в литературе XX века, и, в частности, она определила концепцию образа Иешуи в романе «Мастер и Маргарита» М. Булгакова.

Обратимся же теперь непосредственно к заглавному герою произведения - Иуде Искариоту.

В рассказе Леонида Андреева Иуда предстает перед читателем совершенно в ином виде по сравнению с евангельской традицией. Предатель выделяется на фоне других учеников даже внешне. Однако, в отличие от того же Булгакова, Андреев наделяет Иуду страшной, противоречивой внешностью. Сразу же бросается в глаза его череп, лицо: «точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось так же и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая, и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белесой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днем, он одинаково встречал и свет и тьму, но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.29. Образ Иуды у Андреева соотносится с традиционным представлением о бесе, нечистой силе, которых принято изображать в профиль, то есть одноглазыми («…и вдруг уходит внезапно, оставляя по себе неприятности и ссору - любопытный, лукавый и злой, как одноглазый бес» Там же. С. 29), кроме того писатель подчеркивает, что один глаз у Иуды был слепой. Двойная внешность Иуды тесно переплетается с поведением, поступками Предателя. Таким образом, автор через внешний облик передает внутреннюю суть героя. Андреев подчеркивает раздвоение в облике Иуды. В герое сочетается мертвое и живое. Темная сторона Андреевского Иуды - это притворное спокойствие, которое чаще всего проявлялось при общении с учениками, а «светлая» - это искренняя любовь к Иисусу. Интересная деталь: автор в тексте упоминает, что Иуда имел рыжий цвет волос. В мифологии это часто означает избранность богом, близость к Солнцу, право на власть. Боги войны часто рыжие или на рыжем коне. Многие вожди, известные личности имели этот огненный цвет волос. «Рыжий» является эпитетом божеств. Андреев недаром присваивает герою именно этот цвет волос, ведь по рассказам Предателя всегда оказывалось так, что именно ОН будет первый возле Иисуса. Иуда искренне верил в свою правоту и избранность, а главное он стремился к своей цели любыми средствами - предательство и стало способом приближения к Мессии. Кроме того, Иуда несколько раз «спасал» Христа от расправы толпы, проявляя воинственность. Но рыжий цвет волос приписывается и Иосифу, мужу Марии, матери Иисуса (например, на картине Рембрандта «Симеон в храме» - в знак его происхождения от рыжего же, по преданию, Царя-Псалмопевца). Возможно, этим в данном случае еще раз подчеркивается противоречивую природу персонажа.

Андреев уже в начале текста сравнивает Иуду с Иисусом: «хорошего роста, почти такого же, как Иисус, который слегка сутулился от привычки думать при ходьбе и от этого казался ниже». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.29. Н. Чуйкина замечает: «показательно отношение автора к этим двум персонажам, которое он отразил в своей картине под названием «Цари Иудейские», где Иисус и Иуда изображены похожими внешне, но один из них красив, второй - чудовищно безобразен, и они связаны одним терновым венком, надетым на их головы». Чуйкина Н. Сравнение у Леонида Андреева // Мир русского слова, 2002. С.109. Быть может, по мнению Андреева, красота и безобразие - две составляющие единого целого. Это отражает особое видение мира писателя, где одно без другого невозможно.

У Андреева, так же, как и у многих других авторов, Иисус «поручил денежный ящик» Иуде. Благодаря искусному обращению со своими делами «в скором времени Иуда заслужил расположение некоторых учеников, видевших его старания». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.31. Но, с другой стороны, автор контрастно изображает Иуду лживым, что явно отталкивает других героев от него. Предатель желает дурачить людей, ему доставляет это удовольствие. По Андрееву, Иуда «каждому умел сказать то, что ему особенно нравится». Там же. С. 31. Автор добавляет в текст описание прошлой жизни героя. «Свою жену Иуда бросил давно…он много лет шатается бессмысленно в народе…и всюду лжет, кривляется…и вдруг уходит внезапно, оставляя о себе неприятности и ссору. Детей у него не было, и это еще раз говорило, что Иуда - дурной человек и не хочет бог потомства от Иуды». Там же. С. 32. Таким образом, упоминание о прошлом героя добавляет дополнительные черты к его характеристике.

Принципиально для новой концепции Иуды игнорирование автором образа Бога-Отца, как известно, играющего в Евангельской версии роль инициатора всех событий. В повести Андреева Бога-Отца нет. Распятие Христа с начала и до конца продумано и осуществлено Иудой, и им взята на себя полная ответственность за свершенное. И Иисус не препятствует его замыслу, как подчинился в Евангелии решению Отца. Автор отдал Иуде-человеку роль демиурга, Бога-Отца, закрепив это роль несколько раз повторенным обращением Иуды к Иисусу: «сыночек», «сынок».

Одним из приемов передачи идеи, настроения героя является описание обстановки, пейзажа вокруг него. Однако лишь Л. Андреев в полной мере использует этот прием в своем произведении. Приведем некоторые примеры такого использования.

На фоне пейзажа показан и момент вселения дьявола в Искариота. Когда Иуда весь свой огонь сосредоточил на Иисусе, Христос внезапно «словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны, и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно». Это повлияло на Предателя. И «вот куполом почувствовал он голову свою, и в непроглядном мраке его продолжало расти огромное, и кто-то молча работал: поднимал громады, подобные горам, накладывал одну на другую и снова поднимал...». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. М.: Издательство АСТ, 2003. С. 113.

После смерти Иисуса, автор пишет, что земля в глазах Иуды стала маленькой и «всю ее он чувствует под своими ногами, смотрит на маленькие горы, тихо краснеющие в последних лучах солнца, и горы чувствует под своими ногами, смотрит на небо, широко открывшее свой синий рот, смотрит на кругленькое солнце, безуспешно старающееся обжечь и ослепить,- и небо и солнце чувствует под своими ногами. Беспредельно и радостно одинокий, он гордо ощутил бессилие всех сил, действующих в мире, и все их бросил в пропасть». Там же. С. 116. Возможно, Андреев называет пропастью овраг, в который люди бросили «прекрасного» Иуду. В итоге, с Иисусом, а соответственно и с Искариотом, ушли все силы, действующие в мире.

Широкое использование Андреевым стилизации и несобственно-прямой речи приводит к размытости и подвижности границ сознания персонажей и повествователя. Стилистический рисунок сознания повествователя в повести Л. Андреева соответствует нормам книжной речи, часто - художественной, отличается поэтической лексикой, усложненным синтаксисом, тропами, патетической интонацией и обладает самым высоким потенциалом обобщения. Куски текста, принадлежавшие повествователю, несут повышенную концептуальную нагрузку. Так, повествователь выступает субъектом сознания в приведенной выше эмблематической картине Космоса Христа и в изображении Иуды - творца нового проекта человеческой истории. Повествователем маркируется и жертвенная преданность Иуды Иисусу: «...и зажглась в его сердце смертельная скорбь, подобная той, которую испытал перед этим Христос. Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн, он быстро рванулся к Иисусу и нежно поцеловал его холодную щеку. Так тихо, так нежно, с такой мучительной любовью, что, будь Иисус цветком на тоненьком стебельке, он не колыхнул бы его этим поцелуем и жемчужной росы не сронил бы с чистых лепестков». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 79. В поле сознания повествователя лежит и вывод о равновеликой роли Иисуса и Иуды в повороте истории - Бога и человека, повязанных общей мукой: «...и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой смерти, дико связанные общностью страданий... Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба...». Там же. С.80

Стилистика сознания повествователя в повести имеет точки пересечения с сознанием Иуды. Правда, сознание Иуды воплощено средствами разговорного стиля, но их объединяет повышенная экспрессивность и образность, хотя и разная по своему характеру: сознанию Иуды более свойственны ирония и сарказм, повествователю - патетика. Стилистическая близость повествователя и Иуды как субъектов сознания возрастает по мере приближения к развязке. Ирония и насмешки в речи Иуды уступают место патетике, слово Иуды в конце повести звучит серьезно, порою пророчески, повышается его концептуальность. В голосе же повествователя порою появляется ирония. В стилистическом сближении голосов Иуды и повествователя находит выражение определенная нравственная общность их позиций. Вообще отталкивающе уродливым, лживым, бесчестным Иуда увиден в повести глазами персонажей: учеников, соседей, Анны и других членов Синедриона, солдат, Понтия Пилата, хотя формально субьектом речи может оказаться повествователь. Но как субьект сознания (наиболее приближенного сознанию автора) повествователь никогда не выступает антагонистом Иуды. Голос повествователя врезается диссонансом в хор общего неприятия Иуды, вводя иное восприятие и другой масштаб измерения Иуды и его деяния. Такой первой значительной «вырезкой» сознания повествователя звучит фраза «И вот пришел Иуда». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 54. Она выделена стилистически на фоне преобладающего разговорного стиля, передающего дурную народную молву об Иуде, и графически: две трети строки после этой фразы остается пустой. За ней следует большой отрезок текста, снова содержащий резко отрицательную характеристику Иуды, формально принадлежащую повествователю. Но он передает восприятие Иуды учениками, подготовленное слухами о нем. О смене субъекта сознания свидетельствует смена стилевой тональности (библейская афористичность и патетика уступают место лексике, синтаксису и интонации разговорной речи) и прямые указания автора.

В дальнейшем повествователь не раз выявляет общность своей точки зрения на происходящее с точкой зрения Иуды. В глазах Иуды не он, а апостолы - предатели, трусы, ничтожества, которым нет оправдания. Обвинение Иуды получает обоснование во внешне беспристрасном изображении апостолов повествователем, где отсутствует несобственно-прямая речь и, следовательно, повествователь максимально близок автору: «Солдаты распихивали учеников, а те вновь собирались и тупо лезли под ноги... Вот один из них, насупив брови, двинулся к кричавшему Иоанну; другой грубо столкнул с своего плеча руку Фомы... и к самым прямым и прозрачным глазам его поднес огромный кулак, - и побежал Иоанн, и побежали Фома и Иаков, и все ученики, сколько ни было их здесь, оставив Иисуса, бежали». Там же. С. 107. Иуда издевается над духовной косностью «верных» учеников, с яростью и слезами обрушивается на их догматизм с его гибельными для человечества последствиями. Завершенность, неподвижность, безжизненность модели «ученичества», которую являет отношение будущих апостолов к Христу, подчеркивает и повествователь в описании беседы Иисуса с учениками в Вифании.

В ряде случаев сознание Иуды и сознание повествователя, в изображении Андреева, совмещены, и это наложение приходится на принципиально значимые куски текста. Именно такое воплощение получает в повести Христос как символ освященного, высшего строя сознания и бытия, но надматериального, внетелесного и потому - «призрачного». На ночлеге в Вифании Иисус дан автором в восприятии Иуды: «Искариот остановился у порога и, презрительно миновав взглядом собравшихся, весь огонь его сосредоточил на Иисусе. И по мере того как смотрел... гасло все вокруг него, одевалось тьмою и безмолвием, и только светлел Иисус с своею поднятой рукою. Но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно. И, вглядываясь в колеблющийся призрак, вслушавшись в нежную мелодию далеких и призрачных слов, Иуда...». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.89. Но лирический пафос и поэтическая стилистика описания увиденного Иудой, хотя и объяснимы психологически любовью к Иисусу, гораздо более свойственны в повести сознанию повествователя. Цитируемый кусок текста стилистически идентичен предшествующему ему эмблематическому изображению сидящих вокруг Христа учеников, данному в восприятии повествователя. Автор подчеркивает, что Иуда увидеть так эту сцену не мог: «Искариот остановился у порога и, презрительно миновав взглядом собравшихся...». Там же. С.91. О том, что «призраком» увидел Христа не только Иуда, но и повествователь, свидетельствует также семантическая близость образов, с которыми Христос ассоцируется в восприятии Иуды и, чуть выше, в восприятии учеников, о котором могло быть известно только повествователю, но не Иуде. Сравним: «...и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно. И, вглядываясь в колеблющийся призрак, вслушиваясь в нежную мелодию далеких и призрачных слов, Иуда...». Там же. С. 91. «...ученики были молчаливы и необычайно задумчивы. Образы пройденного пути: и солнце, и камень, и трава, и Христос, возлежащий в центре, тихо плыли в голове, навевая мягкую задумчивость, рождая смутные, но сладкие грезы о каком-то вечном движении под солнцем. Сладко отдыхало утомленное тело, и все оно думало о чем-то загадочно-прекрасном и большом, - и никто не вспомнил об Иуде». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 93.

Сознания повествователя и Иуды содержат и буквальные совпадения, например, в оценке отношения к Учителю «верных» учеников, освободивших себя от работы мысли. Повествователь: «...безграничная ли вера учеников в чудесную силу их учителя, сознание ли правоты своей или просто ослепление - пугливые слова Иуды встречались улыбкою...». Иуда: «Слепцы, что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели...». Одними и теми же словами Иуда и повествователь иронизируют над такой преданностью делу Учителя. Иуда: «Любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов?». Там же. С. 94. Повествователь: «Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность... Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его... Матфей же наставительно говорил словами Соломона: «Долготерпеливый лучше храброго...». Там же. С. 95. Повествователь совпадает с Иудой и в признании за его чудовищным поступком высокой целесообразности - обеспечении учению Христа всемирной победы. «Осанна! Осанна!» - кричит сердце Искариота. И торжественной осанной победившему христианству звучит в заключении повести слово повествователя о Предателе Иуде. Но предательство в нем только факт, зафиксированный эмпирическим сознанием свидетелей. Повествователь же несет читателю весть о другом. Его ликующая интонация, результат осмысления происшедшего в ретроспективе мировой истории, содержит информацию о несравненно более значимых для человечества вещах - наступлении новой эры.

Концепция Иуды - творца новой духовной реальности утверждается в повести Андреева и средствами ее объектной организации.

В основе композиции произведения противопоставление двух типов сознания, основанных на вере большинства и творчестве свободной личности. Косность и бесплодность сознания первого типа находит воплощение в однозначной, бедной речи «верных» учеников. Речь же Иуды изобилует парадоксами, намеками, символами. Она часть вероятностного мира-хаоса Иуды, всегда допускающего возможность непредсказуемого поворота событий. И не случайно в речи Иуды повторяется синтаксическая конструкция допуска («А что если...»): знак игры, эксперимента, поиска мысли, - совершенно чуждая речи как Христа, так и апостолов.

Дискредитации апостолов служат метафоры-иносказания. Такое иносказание, например, содержится в картине состязания апостолов в силе. Этого эпизода нет в Евангелии, и он значим в тексте повести. «Напрягаясь, они (Петр и Филипп) отдирали от земли старый, обросший камень, поднимали его высоко обеими руками и пускали по склону. Тяжелый, он ударялся коротко и тупо и на мгновение задумывался; потом нерешительно делал первый скачок - и с каждым прикосновением к земле, беря от нее быстроту и крепость, становился легкий, свирепый, всесокрущающий. Уже не прыгал, а летел он с оскаленными зубами, и воздух, свистя, пропускал его тупую, круглую тушу». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С.37. Повышенное, концептуальное значение этой картине придают неоднократные ассоциации с камнем самого Петра. Его второе имя - камень, и оно настойчиво повторяется в повести именно как имя. С камнем повествователь, хотя и опосредованно, сравнивает произносимые Петром слова («они звучали так твердо...»), хохот, который Петр «бросает на головы учеников», и его голос («он кругло перекатывался...»). При первом появлении Иуды Петр «взглянул на Иисуса, быстро, как камень, оторванный от горы, двинулся к Иуде...». Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 38 В контексте всех этих ассоциаций нельзя не увидеть в образе тупого, лишенного своей воли, несущего в себе потенцию разрушения камне символ неприемлемой для автора модели жизни «верных» учеников, в которой отсутствуют свобода и творчество.

В тексте повести есть ряд аллюзий на Достоевского, Горького, Бунина, которые поднимают Иуду с уровня жалкого корыстолюбца и обиженного ревнивца, каким он традиционно существует в памяти рядового читателя и интерпретациях исследователей, на высоту героя идеи. После получения от Анны тридцати сребренников, подобно Раскольникову, «деньги Иуда не отнес домой, но... спрятал их под камнем». Там же. С. 51. В споре Петра, Иоанна и Иуды за первенство в царствии небесном «Иисус медленно опустил взоры», и его жест невмешательства и молчание напоминают читателю о поведении Христа в разговоре с Великим Инквизитором. Реакция лишенного воображения Иоанна на выдумки Иуды («Иоанн... тихо спросил Петра Симонова, своего друга: - Тебе не наскучила эта ложь?») звучит аллюзией на возмущение «тупых, как кирпичи», Бубнова и Барона рассказами Луки в пьесе Горького «На дне» («Вот - Лука, ...много он врет... и без всякой пользы для себя... (...) Зачем бы ему?», «Старик - шарлатан...»). Горький М. Полн. собр. соч.: В 25 т. Т. 7. М., 1970. С. 241.

Кроме того, Иуда, обдумывающий свой план борьбы за победу Христа, в изображении Андреева чрезвычайно близок бунинскому Каину, строителю Баальбека, Храма солнца.

Новая концепция Иуды раскрывается и в сюжете произведения: отборе автором событий, их развитии, расположении, художественном времени и пространстве. В ночь распятия Христа «верные» ученики Иисуса едят и спят и аргументируют свое право на спокойствие верностью слову Учителя. Они исключили себя из течения событий. Дерзкий же вызов, который Иуда бросает миру, его смятение, душевная борьба, надежда, ярость и, наконец, самоубийство направляют движение времени и логику исторического процесса. Согласно сюжету произведения, именно им, Иудой Искариотом, его усилиями, предвидением и самоотречением во имя любви («Целованием любви предаем мы тебя» Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003.. С.103..) обеспечена победа нового учения. Иуда знает свой народ не хуже Иисуса: потребность поклоняться стимулируется возможностью кого-то ненавидеть (если чуть-чуть перефразировать сформулированную Иудой суть переворотов, то «жертва там, где палач и предатель»). И он принимает на себя необходимую в проектируемом действе роль врага и дает ему - себе! - понятное массе название предателя. Он сам первый произнес для всех свое новое позорное имя («рассказал, что он, Иуда, человек благочестивый и в ученики к Иисусу Назарею вступил с единственной целью уличить обманщика и предать его в руки закона» Там же. С. 120.) и верно рассчитал его безотказное действие позволил завлечь себя в ловушку. В этой связи особое значение приобретает написание автором слова «предатель» в заключении повести с заглавной буквы - как неавторского, чужого в речи повествователя, слова-цитаты из сознания масс.

Мировой масштаб победы Иуды над косными силами жизни подчеркивается пространственно-временной организацией произведения, свойственной философскому метажанру. Благодаря мифологическим и литературным параллелям (Библия, античность, Гете, Достоевский, Пушкин, Тютчев, Бунин, Горький и др.), художественное время повести охватывает все время существования Земли. Оно беспредельно отодвинуто в прошлое и одновременно спроецировано в безграничное будущее - как историческое, так и мифологическое. Оно - вечно длящееся настоящее время Библии и принадлежит Иуде, т. к. сотворено его усилиями. Иуде в конце повести принадлежит и вся новая, уже христианская, Земля: «Теперь вся земля принадлежит ему...». Там же. С. 121. Образы измененного времени и пространства даны в восприятии Иуды, но стилистически его сознание здесь, в конце повести, как об этом уже говорилось выше, трудно отличить от сознания повествователя - они совпадают. Непосредственно в заключении повести это же видение пространства и времени формулирует повествователь («Узнала о ней каменистая Иудея, и зеленая Галилея... и до одного моря и до другого, которое еще дальше, долетела весть о смерти Предателя... и у всех народов, какие были, какие есть...» Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 121..). Предельный масштаб укрупнения художественного времени и пространства (вечность, земной шар) придает событиям характер бытийных и сообщает им значение должного.

Повествователь завершает повесть проклятием Иуде. Но проклятие Иуде неотделимо у Андреева от осанны Христу, торжество христианской идеи - от предательства Искариота, сумевшего заставить человечество увидеть живого Бога. И неслучайно после распятия Христа даже «твердый» Петр чувствует «в Иуде кого-то, кто может приказывать». Там же. С. 109.

Л. Андреев -- романтический писатель (с персоналистским, то есть глубоко личностным типом сознания, которое проецировалось на его произведения и прежде всего определяло их характер, круг тем и особенности мировидения) в том смысле, что не принимал зла в окружающем его мире, важнейшим оправданием существования его на земле было творчество. Отсюда -- высокая ценность человека творческого в его художественном мире. В повести Л. Андреева Иуда -- творец новой реальности, новой, христианской эры, как это ни кощунственно звучит для верующего человека.

Андреевский Иуда обретает грандиозные масштабы, он уравнивается с Христом, рассматривается как участник пересоздания мира, его преображения. Если в начале повести Иуда «волочился по земле, подобно наказанной собаке», «отполз Иуда, помедлил нерешительно и скрылся», то после совершенного им: «...все время принадлежит ему, и идет он неторопливо, теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твердо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок».Андреев Л.Н. Иуда Искариот// Проза. - М.: Издательство АСТ, 2003. С. 119.

В контексте повести смерть Иуды так же символична, как и распятие на кресте Иисуса. В сниженном плане, и вместе с тем как значимое, возвышающееся над обычной действительностью и обычными людьми событие описано самоубийство Иуды. Распятие Иисуса на кресте символично: крест -- это символ, центр, схождение Добра и Зла. На обломанной кривой ветви измученного ветром, полузасохшего дерева, но на горе, высоко над Иерусалимом, повесился Иуда. Обманутый людьми, Иуда добровольно покидает этот мир вслед за своим учителем.

Вывод по третьей главе

Иуда, пожалуй, самый загадочный (с психологической точки зрения) евангельский персонаж, был особенно притягателен для Леонида Андреева с его интересом к подсознательному, к противоречиям в душе человека. В этой сфере Л. Андреев был «жутко догадлив».

Л. Андреев не оправдывает поступка Иуды, он пытается разгадать загадку: что руководило Иудой в его поступке? Писатель наполняет евангельский сюжет предательства психологическим содержанием, и среди мотивов выделяются следующие:

• * мятежность, бунтарство Иуды, неуемное стремление разгадать загадку человека (узнать цену «другим»), что вообще свойственно героям Л. Андреева. Эти качества андреевских героев являются в значительной степени проекцией души самого писателя -- максималиста и бунтаря, парадоксалиста и еретика;
• * одиночество, отверженность Иуды. Иуда был презираем, и Иисус был к нему равнодушен. Лишь на короткое время получил признание Иуда -- когда победил сильного Петра в метании камней, но затем опять вышло так, что все ушли вперед, а Иуда опять плелся сзади, забытый и презираемый всеми. Кстати, чрезвычайно живописен, пластичен, экспрессивен язык Л. Андреева, в частности, в эпизоде, где апостолы бросают камни в пропасть. Безразличие Иисуса, а также споры о том, кто ближе Иисусу, кто больше его любит, стали, провоцирующим фактором для решения Иуды;
• * обида, зависть, безмерная гордыня, стремление доказать, что именно он больше всех любит Иисуса также свойственны андреевскому Иуде. На вопрос, заданный Иуде, кто будет в Царствии Небесном первым возле Иисуса -- Петр или Иоанн, следует ответ, поразивший всех: первый будет Иуда! Все говорят, что любят Иисуса, но как они поведут себя в час испытаний -- проверить это и стремится Иуда. Может оказаться, что любят Иисуса «другие» только на словах, и тогда восторжествует Иуда. Поступок предателя -- это стремление проверить любовь других к Учителю и доказать свою любовь.

Загадочный образ Иуды для писателя казался особенно притягательным. Подлость, ложь и коварство, согласно христианским представлениям, привели к предательству одного из двенадцати апостолов Иисуса Христа или что-то иное? Писатель предлагает нам посмотреть на ставший уже привычным для всех собирательный образ предателей и лжецов под другим углом зрения.

«Дурной» и «чужой» человек, безобразный внешне и коварный в своих поступках, – таким представлен Иуда из Кариота в зеркале чужих мнений в начале повести. Он добывает хлеб воровством, бросил жену, сеет вокруг себя ссоры. Ученики Иисуса считают, что от этого «рыжего» можно ожидать только зло, не доверяют ему.

Описывая лицо Искариота, представляющее собой совершенно противоположные половинки, автор будто хочет показать нам: не так уж прост этот Иуда. Может быть, за «мертвенно-гладкой» стороной лица скрываются настоящие чувства, глубоко спрятанные от окружающих?

Кажется непонятным и поведение главного героя произведения: он весь состоит из противоречий. Сильный, крепкий от природы, он «притворялся хилым и болезненным». Берет на свои плечи важные обязанности по хозяйству, а сам крадет деньги. Заставляет учеников поверить в рассказанные им истории, а потом признается, что обманул их.

Но Иисус принял «коварного» Иуду в круг избранных, несмотря на недоумение апостолов. Может, не случайно, не только по причине безудержного влечения Христа «к отверженным и нелюбимым»? Он знал о предательстве Иуды, ждал дня, когда тот его предаст. Наверное, новый ученик был нужен, чтобы помочь ему обрести бессмертие.

Как физически, так и по духу, Иуда, изображенный Л. Андреевым, кажется самым сильным учеником Христа. В то время как апостолы ведут борьбу, чтобы занять первое место возле Учителя, он стремится быть полезным, занимается хозяйственными делами, проворен, все успевает, «все… делает очень искусно».

«Каждый человек… совершил в своей жизни какой-нибудь дурной поступок», — считает Иуда Искариот. И доказывает это, предъявляя факты. Он разоблачает неискренность радушной встречи жителей селения, которые ложно обвинили Христа и его учеников в краже козленка, а потом решили, что «Иисус — обманщик и, может быть, даже вор». «Яростно и слепо бросался в толпу, грозил, кричал, умолял и лгал» враждебно настроенным жителям другого селения, тревожась за судьбу своего Учителя.

«Я буду возле Иисуса!» — утверждает Иуда, считая, что никто из апостолов не любит Иисуса так, как он. «Теперь он погибнет, и вместе с ним погибнет Иуда», — говорит Искариот, жестоко обиженный невниманием Учителя.

Встав на путь предательства, Иуда надеется, ждет чуда: любовь и верность Иисусу одержат победу. Люди и, конечно, ученики должны спасти и пойти за ним. Душа Иуды находится в смятении, его поведением движет искренняя любовь к Учителю. Но ожидания не сбылись: оставив Иисуса в руках римских солдат, ученики разбежались. Чувствуя «смертную скорбь» в сердце, Иуда обвиняет апостолов в трусости, называет «холодными убийцами» первосвященника и судей, кидая в них полученные монеты.

Поступок главного героя произведения словно подтверждает ненадежность любви, добра, невозможность избежать страшного предательства. Автор подводит итог случившемуся: «Осуществился ужас и мечты» Искариота. Мечта быть первым около Учителя.

«… не будет конца рассказам о предательстве Иуды… И все – добрые и злые – одинаково предадут проклятию позорную память его…», — читаем мы в последних строках повести. А может быть, обрекая себя на вечный позор, Искариот пожертвовал собой, чтобы доказать силу своей любви и выполнить возложенное на него предназначение?

Каждый из нас может по-своему воспринимать образ главного героя книги. У кого-то он вызовет чувство недоумения, другой гневно возмутится… Но вряд ли изображенный писателем Иуда из Кариота оставит кого-то равнодушным.

Г.Е.Максимова