Греческая трагедия развивалась на несколько веков позже законченного греческого эпоса. В это время рабовладельческий полисный строй достиг значительного развития, а вместе с тем получила развитие и та личность, которая только в полисное время выступила более или менее самостоятельно. Правда, сказать, что здесь уже наступала гибель мифологии и эпоса, никак нельзя. Рабовладельческий полис был все еще бессилен расстаться с мифологией как в ее чистом виде, так и в ее эпической модификации. Что это давало для философии, мы скажем дальше в своем месте. Но что отсюда получалось для трагедии, это мы можем сказать уже сейчас.

При всех огромных мифологических и эпических традициях полисный индивидуум все же постепенно укреплялся и переставал терять свое прославленное эпическое спокойствие. В дальнейшем мы воспользуемся весьма ценными наблюдениями о представлении времени в греческой трагедии в работе Жаклин Ромийи .

Эпические элементы в греческой трагедии. Сначала приведем некоторые примеры явной эпической традиции в трагедии, пока еще мало иллюстрирующие ее культурно-социальную новизну.

Прежде всего в греческой трагедии время тоже неотделимо от событий. Для софоклова Филоктета, страдавшего на своем острове от одиночества и болезни, время, не заполненное событиями, двигалось медленно, и он говорит буквально: "Так-то время за временем проходило у меня". Это место едва ли может быть переведено с греческого буквально, потому что "время", chronos, в таком контексте означает малопонятное для нас "время-событие", "заполненное время", или просто "кусок жизни", время, неотделимое от жизни. В "Просительницах" Эсхила

Корабли крылатые

Летят, а время тоже все летит, летит

(ст. 734 - 735, пер. С. Апта)

Другими словами, получается, что "нет никакой длительности в середине времени", т.е. время движется столь же стремительно, как и действие. Время подлежит заполнению действием, если уж не заполнено им. В "Персах" у Эсхила время тянется вместе с ожиданием вестей от войска ("Персы" 64). Время стареет вместе с миром ("Прометей" 980). Историческое "время" может быть более или менее "достойным", "почетным", "славным" ("Эвмениды" 853).

По словам Ромийи, "эта полуперсонификация помогает нам понять, как происходит полная персонификация: неустойчивый ритм событий, надежды и страхи в наших сердцах, все это переносится на живое, но неопределенное существо, которое становится причиной событий или которое внушает те или иные чувства. И это существо одушевляется жизнью того, чего причиной оно является" .

Время ощущалось в греческой трагедии, по Ромийи, "как нечто внутреннее, участвующее в нашей интимной жизни". И все же по сравнению с современным ощущением времени, хотя "силы времени действительно приблизились к человеку и слились с его внутренней жизнью, не проникли в него и не стали подлинной частью его внутренней жизни. Время живет бок о бок с нами; оно хранит собственное существование, которое вторгается в наше существование и встает на наше место - как если бы субъект и личность еще не приобрели полных прав" [там же].

Мы бы сказали здесь, дополняя Ромийи, что время в греческой трагедии, отождествляясь с нашим жизненным процессом, отождествляется и со всяким другим действительно происходящим объективным процессом, и тогда, конечно, получает независимое от нас существование. В нашу жизнь время "вторгается", когда сама наша жизнь становится для нас чем-то внешним. Именно так мы толкуем следующие приводимые Ромийи места.

В "Агамемноне" Эсхила Клитемнестра видела во сне больше переживаний, "чем спавшее вместе время" (toy xyneydontos chronoy, 893). В "Просительницах" Еврипида хор живет не "долгое время", а "с долгим временем" (polloy chronoy meta). У Эсхила в "Агамемноне" силу речи старцам дарует "совозросший век" (symphytos aiAn, 106). "Время постарело" с тех пор, как войско отправилось в Илион (985 - 986). Впрочем, как замечает Ромийи, все эти выражения не содержат в себе ничего особенно таинственного и вполне возможны не только в эпической, но и в нашей современной литературе [там же, с. 48].

Новые черты. Однако стоит только поставить вопрос, представлялось ли в греческой трагедии все-таки возможным хотя бы в некотором виде отделять время от событий, которые в нем протекают, как уже мы становимся свидетелями нарождения гораздо более напряженных моментов при изображении протекания времени в трагедии.

Время греческой трагедии в порядке абстракции действительно вполне можно мыслить отдельно от событий. В таком случае и возникают те новые черты, которые доходят почти до олицетворения времени, не говоря уже о его самостоятельном существовании в абстрактном виде. Так, время как бы стоит над событиями. Время, которое видит и слышит все, в конце концов явит все (Софокл, фрг. 280 Nauck - Snell), время "раскрывает" все (фрг. 832). "Время-свидетель, - говорит Ромийи, - и время - высшая сила; когда эти два свойства сочетаются оно становится судьей, и самым страшным из судий" [там же, с. 55]. Время настигло и судит Эдипа.

Теперь всезрящее тебя настигло время

И осудило брак, не должный зваться браком

("Эдип-царь", ст. 1213, пер. С. Шервинского)

У всевидящего времени "острый взгляд", оно видит всегда.

Однако, если мыслить таким образом время отдельно от событий, ему придется приписать также и разно образные функции воздействия на события, их окрашивание. Время "рождает тысячи бедствий", время "стирает", изнашивает, смешивает, успокаивает.

Cовсем твоих желаний исполнять

Не думает. Приходит день, и, груз свой

("Геракл", ст. 506 - 507, пер. И. Анненского)

Это во всяком случае не наше механическое или математическое время, которое протекало бы вполне независимо от событий. Время здесь во всяком случае делается каким-то олицетворенным существом, которое едва ли можно понимать только метафорически. Пусть мы не станем навязывать этому времени в греческой трагедии какие-нибудь обязательно мифологические функции. Но во всяком случае это и не просто метафора. Метафора в данном случае производила бы некоторого рода художественное успокоение и позволяла бы отходить от трагизма в его цельной сущности. Это - некоторого рода недоразвитый миф, подобно тому как и полисный индивидуум тоже еще далеко не есть весь человеческий индивидуум вообще, а только одна из его, хотя бы и существенных деталей. Но ни трагический индивидуум периода греческой классики, ни представление о времени в ту эпоху ни в каком случае несводимы только к поэтической метафоре.

Посмотрим несколько подробнее, какие материалы можно находить по интересующему нас вопросу у каждого из трех великих трагиков.

Эсхил. То, что время и события неразрывны между собою, ясно и у Эсхила, у которого мифологическая последовательность результатов проклятья является также и временной последовательностью, хотя и прерываемой уклонениями в сторону. Ж. Ромийи напоминает, что постепенное возвышение Афин в эпоху Эсхила должно было научить последнего верить в осмысленный ход времени. Сохранилось даже гордое высказывание Эсхила, что он "посвящает свой труд времени".

О том, что время неотделимо от наполняющих его вещей и событий, и о том, что само время понимается у Эсхила как замкнутое и осмысленное целое, мы должны заключить из употребления у него слова pan или panta (все). Понятие "все", "целое" употребляется Эсхилом в религиозном значении и соответствует "вере во всеобъемлющее божество" . Это божество у Эсхила - Зевс, всемогущий, всепроизводящий, всесовершенный и всевидящий. "Правда" - Дике при этом мыслится как неотделимая от Зевса. В самом деле, Зевс и Дике у Эсхила имеют одни и те же атрибуты. Зевс "всему светит", "все просвещает".

Зевсова воля, она всегда

Неуловима, непостижима,

Но и во мраке ночном

Черной судьбы перед взором смертных

Светочем ярким горит она!

("Просительницы", ст. 89 - 90, пер. С. Апта)

Светит и правда.

Правда светит и в домах,

Где стены черный дым коптит

("Агамемнон", ст. 773 - 774, пер. С. Апта)

По мнению В. Кифнера, Дике мыслится у Эсхила как посредница между богами, Зевсом и людьми [там же, с. 136].

На какой же срок простирается всемогущество Зевса и господство его "правды" среди людей? У Эсхила есть выражение "все время", обнимающее "век" богов hapant" ap?mAn ton di" aiAnos chronon. Афина говорит в "Эвменидах", что она учредит суд (thesmon th?sA) на "все время" (eis hapant"... chronon), т.е., по-видимому, на все время, какое только может быть в истории. Орест также клянется в верности Афинам "на все время". У Эсхила "все" (pan) относящееся ко времени или просто "все" (pan) может значить вечность в выражении es to pan (навсегда), или в выражении dia pantos. По мнению В. Кифнера, здесь имеется в виду "длительность, которая ограничена не только будущим, но обнимает все времена вместе (die ganze Zeitlichkeit), прошедшее, настоящее и будущее" [там же, с. 79].

Главная черта человеческого времени у Эсхила в том, что оно несет с собою исполнение божественной воли. Время необходимо, чтобы была возможной вера в неизбежность исполнения божественного приговора, потому что только оно может объяснить, почему справедливость осуществляется не сразу же вслед за преступлением. Насколько живо Эсхил чувствовал необходимость позднейшего наказания, показывает лишь у него встречающееся слово hysteropoinos (позженаказуемый), которое указывает на наказание, отложенное на неопределенный срок.

Преступление обычно бывает не единично, а рождает новые преступления, образующие связанную цепь.

Вина старинная родит

Людскую новую вину.

Однажды наступает срок,

И страшный грех, неодолимый демон,

Из лона материнского выходит

("Агамемнон", ст. 763 и след.)

В конце концов происходит так, что наказанию подвергаются отдаленные потомки преступника. Поэтому для Эсхила необходим взгляд на историю, охватывающий несколько поколений. В "Прометее" действие рока простирается даже на 13 поколений. Дарий в "Персах" всегда был уверен, что наказание свершится, хотя, может быть, и нескоро.

Для описания неизбежности будущего наказания Эсхил часто употребляет выражение "цель" (telos). Так, он говорит, что преступление "рождает" новое преступление ("Хоэфоры", 865), что оно сеет семена, которые взрастут жатвой горя.

Вины колосья - вот плоды кичливости,

Расцветшей пышно. Горек урожай такой

("Персы", ст. 821, пер. С. Aптa)

Таким образом, говорит Ромийи, "время, позволяя свершиться справедливости, становится некоей положительной и созидательной силой: оно приносит в должном порядке наказание, вызванное древними проступками. И оно поистине придает смысл - их единственный смысл - разнообразным бедствиям, из которых складывается человеческая история" .

Понятие "цели" (telos) у Эсхила помимо разных бытовых, технических и фразеологических употреблений выражает, по мнению У. Фишера, веру в судьбу, а в высшем смысле - в божественную мощь и совершенство .

События у Эсхила имеют закономерный "исход", telos. Таким "исходом" является, например, поражение персидского войска ("Персы"). Орест молит об "исполнении", "свершении сновидения" ("Хоэфоры"). Прометей говорит о "свершении", в котором исполнится и его предсказание, и его желание.

"Целью" называется и исполнение проклятия, совершающееся через несколько поколений. Такое "свершение" связано с окончательным освобождением человека от тяготевшей над ним судьбы ("Хоэфоры"). Над "целью" судьбы, оракула, Эриний или Эвменид у Эсхила возвышается "божественная цель", осуществляемая Зевсом. Осуществление "цели" приписывается всем богам ("Семеро против Фив") или Зевсу ("Просительницы"), но никогда кому-либо из прочих богов в отдельности. В "Агамемноне" (973) призывается Зевс-свершитель, Зевс-начало, Зевс-середина, от Зевса "все свершается" (panta teleitai). В этом качестве "свершителя" соединяются, по мнению У. Фишера, все моменты силы Зевса - "всеправителя", "всемогущего", "всенаделяющего". Мощь и право соединяются в Зевсе-свершителе, и таким образом он становится, по мнению Фишера, "Всебожеством", которое невозможно уже более представить себе в образах. Зевс "возвышается в одухотворенные высоты, в которые позднее Платон поселит свои идеи" [там же, с. 136].

Итак, по Фишеру, время у Эсхила есть не что иное, как свершение Зевсом своей воли, т.е. время и здесь тоже ничем не отделяется от происходящих событий. Однако и еще в одном отношении время лишено у Эсхила собственной специфической субстанции.

Именно время у Эсхила дает человеку нравственный урок. У Эсхила человек "научается в горе", он учится уважать силу и повиноваться. Люди со временем могут стать мудрее. Даже боги со временем становятся более терпимыми; вся "Орестея" построена на этой идее. Время совершает религиозное очищение Ореста. "Оказывается, поэтому, - говорит Ромийи, - что все учение необычайно прочно и систематично и что оно центрально для мысли Эсхила" . В самом построении эсхиловских драм представление о взаимосвязи событий выражается и той характерной детали, что многие из них прерываются огромными отступлениями в прошлое и предсказаниями о будущем. Из 1673 строк "Агамемнона", по подсчету Ромийи, только около 300 имеют прямое отношение к совершающемуся действию, все остальное - описания прошлого, воспоминания, предсказания. Эти отступления - не простой орнамент, а последовательное проведение той главной идеи учения Эсхила о времени, что прошлые преступления обусловливают современные и будущие беды [там же, с. 82].

Хотя в этом учении Эсхила господствует чистейший мифологизм, его все же можно сопоставить, как это и делает Ромийи, с философией истории Фукидида [там же, с. 82 - 84]. Единственное отличие между ними в том, что Эсхил рассматривает все в божественном плане, а Фукидид ту же цепь исторической причинности видит в поступках людей. Есть даже и формальное сходство между ними в том, что как Эсхил прерывает историческими отступлениями свои драмы, так и Фукидид в 1-й книге своей "Истории" делает длинное отступление о Пелопоннесской войне и даже кратко обозревает раннюю историю Греции.

Здесь мы хотели бы несколько задержаться, чтобы пояснить приведенные материалы, показывающие понимание времени в трагедии, в частности у Эсхила. У Ромийи здесь отнюдь не все понятно и многое требует специальной интерпретации.

Во-первых, то, что в трагедии имеется, между прочим, и полное неразличение времени и наполняющих его вещей, это ясно. Но мы должны ярче, чем у Ромийи, формулировать также и те моменты, по которым время в трагедии отличается и от наполняющих его вещей, и от выражаемой с его помощью вечности, в частности, мира богов и судьбы. Тот индивидуум, который вышел на историческую арену вместе с возникновением рабовладельческого полиса, хотя и не обладал полной свободой индивидуального мышления (этой свободы мы не найдем ни в какой из известных нам социально-экономических формаций), тем не менее он оказался достаточно сильным, чтобы отличить своеобразие временного потока от мифологического времени. Если он перешел на позиции теоретического мышления, как это мы и находим уже в досократовской философии, то это мышление, как бы оно ни было наивным, все же оказалось достаточным для толкования специальной сферы времени, и именно в отличие от времени мифологического и эпического. Поэтому когда у Эсхила мы находим представление о времени как о некоей самостоятельной стихии, это вполне соответствует той позиции теоретического мышления, которая возникла вместе с рабовладельческим полисом. Подчеркнем, что уже у Эсхила имеется достаточно материалов о самостоятельной роли времени в бытии и, следовательно, об его органической жизненности и направленности.

Однако, во-вторых, мог ли полисный человек удержаться на таком понимании самостоятельной роли времени? Оказывается, держаться на этой позиции в достаточно долгий период своего существования полисный индивидуум никак не мог. Оказывается, что полисный индивидуум, признавши за абсолютный авторитет рабовладельческий полис вместо прежней родовой общины, тем самым еще далеко не покидал мифологические способы мышления и должен был, вопреки своей же собственной основной философской направленности, так или иначе пользоваться мифологией в тех случаях, когда ставился вопрос об абсолютных основах существования полиса. Удивительным образам оказывается, что абсолютизация рабовладельческого полиса тоже требовала для себя своей собственной мифологии; и полисный индивидуум был бессилен отвергнуть такого рода мифологию. Правда, мифология эта не могла уже выступать в первобытном и нетронутом виде. Она здесь выступала уже в рефлектированном, полном размышлений, внутренней сосредоточенности, виде.

Но и в порядке рефлексии приходилось так или иначе от этой самостоятельной роли времени переходить к ее связям с абсолютной мифологией древних времен. Афина Паллада, например, уже не признавалась в своем простом и наивном, исконно народном виде. Но, когда Эсхил захотел возвеличить свой афинский полис с его новыми, раньше небывалыми государственными, гражданскими и демократическими тенденциями, он все же должен был поставить во главе Афин не кого иного, как Афину Палладу; и учреждение Ареопага как судилища наиболее справедливого Эсхил должен был приписать именно Афине Палладе, которую он сделал даже его первым председателем. И мы не будем настолько легкомысленны, чтобы сводить концепцию "Эвменид" Эсхила только к одной поэтической и вполне произвольной метафоре. Тут мыслилась самая настоящая Афина Паллада, а не основанная на ней метафора. Но эта эсхиловская Афина Паллада была уже результатом рефлексии над прошлой и вековой Афиной Палладой, и рефлексией именно классически полисного идеологического характера.

Как видим, рабовладельческий полисный индивидуум, сумевший в порядке рефлексии отделить временной поток и от вечной неподвижности всех вещей, и от самих вещей в их хаотической текучести и разбросанности, был бессилен расстаться с прежней мифологией, хотя, еще и еще раз повторяем, мифология эта была полисно-рефлектированная.

В-третьих, огромный прогресс в понимании времени и истории, ознаменовавший собою эпоху греческой трагедии, уже приводил как к полной необходимости понимать время в его самостоятельной текучести со всем хаосом находившихся в этом времени вещей, но тут же и к необходимости обратно восходить к мифологическим объяснениям. Здесь следует выдвинуть на первый план то обстоятельство, что если время получало ту или иную самостоятельную роль, то тем самым оно приобретало и требуемую для развития вещей во времени самостоятельную органичность, т.е. возможность объяснять вещи через них же самих, не восходя обязательно к мифологическому объяснению.

Вот почему на почве такой относительно самостоятельной роли времени и стала возможной историография Фукидида. Этот историк впервые стал объяснять вещи из них же самих, не прибегая обязательно к мифологии. Но мы должны, с точки зрения современной науки, сказать, что при всех своих фактических и прагматических объяснениях Фукидид все же не чужд ссылок на судьбу и случайность. И это понятно, потому что классически полисный греческий историзм все-таки был бессилен порвать с мифологией окончательно, и если он с нею порывал, то это происходило условно и только в силу специфических интересов того или иного историографа, а не в силу принципиально антимифологического понимания времени и истории.

Интересно отметить и то, что эта условность отделения времени с его историческим потоком от мифологии и мифологической насыщенности эпоса могла принимать в классической Греции весьма интенсивные формы и пробовать трактовать человеческий индивидуум в его полной самостоятельности и независимости от мифологических предустановок. Правда, и здесь полисный индивидуум в конце концов возвращался к мифологии, когда искал те или иные объяснения происходящего. От этого трагедия становилась только более напряженной, и чувство личности вместе с ее историей становилось весьма острым и трагическим. Тем не менее мифология опять побеждала, и античная мысль, по крайней мере в период классики, никак не могла обойтись без нее. Вот для обрисовки этого прогресса индивидуума вместе с роковой для него необходимостью вновь возвращаться к мифологии и являются весьма показательными трагедии Софокла, к разъяснению которых мы и приступим.

У Софокла при очень сильном мифологизировании прогрессирует более абстрактное представление о времени как о протекании событий и как о вечной смене страдания и радости. События в его трагедиях рассматриваются не как взаимосвязанная цепь. Хотя Софокл нигде не противоречит идее закономерности и всемогущества карающих богов, но внимание Софокла перемещено на иное, именно на то, как человек действует в потоке времени. Поэтому судьба у Софокла рассматривается в другом аспекте, а именно как несущая с собой изменения, превратности, беды. Время может в короткий срок разрушить величайший достаток (фрг. 588).

Любой из смертных может в час единый

Упасть и вновь подняться

("Аякс", ст. 131 - 132, пер. С. Шервинского)

Как говорит И.К. Опстельтен, Софокл "более занят реакцией героев на свои страдания, чем их причиной" .

Время предстает героям Софокла то как бушующая буря, то как размеренное движение небесных светил.

Как бесчисленные волны

Под Бореем или Нотом

Набегут в открытом море,

Налетят и вновь уйдут, -

Так и Кадмова сына

То потопит, то вынесет

Жизни море бездонное -

Многотрудная зыбь

("Трахинянки", ст. 114 - 118, пер. С. Шервинского)

Нынче горе, завтра счастье -

Как Медвидицы небесной

Круговой извечный ход

(там же, ст. 131 и след.)

Эти два противоречивых образа времени Ромийи считает возможным легко примирить. Именно, в самом себе время может быть закономерно, но для человека оно обозначает только беспорядочное изменение. Лишь боги не подвержены превратностям времени,

Только боги

Ни старости не ведают, ни смерти

("Эдип в Колоне", ст. 608 - 609, пер. С. Шервинского)

Такая точка зрения сильно отличает Софокла от Эсхила. Вместо закономерности судьбы выдвигается непостоянство как способ существования человека во времени. Человеческая жизнь такова, что время "перепутывает" все в ней или "гасит", "истребляет". Такую философию времени Ромийи находит возможным сопоставить с гераклитовской философией. По ее мнению, "точка зрения Софокла стоит на таком же отношении к философии Гераклита, как точка зрения Эсхила - к старому верованию благочестивых времен" .

У героев Софокла часто встречаются призывы подчиниться стирающему действию времени, научиться у него мудрости и усмириться. Это говорит, например, Аякс:

Безмерное, превыше чисел (anarithmCtos) время

Скрывает явь и раскрывает тайны.

Всего ждать можно... Время сокрушает

И клятв ужасных мощь, и силу духа.

Вот так и я, выносливый на диво,

Смягчился вдруг

("Аякс", ст. 646 - 651)

Хор в "Электре" говорит:

Не забывай о врагах, но умерь свою ненависть, помни:

Все сглаживает время, резвый бог

("Электра", ст. 176 - 179, пер. С. Шервинского)

Но, как замечает Ромийи, если бы герои Софокла следовали подобным советам, то не получилось бы никакой трагедии. На деле же эти герои поступают противоположным образом и своей несгибаемой волей противостоят сглаживающему и обезличивающему действию времени. Для действий героев существует неизменное правило, которому они твердо следуют. Люди Софокла избирают нормой не текучесть жизни, а вечный закон. Антигона, оправдывая свой поступок, объясняет, почему она пренебрегла повелением Креонта.

Не Зевс его мне объявил, не Правда,

живущая о подземными богами

и людям предписавшая законы.

Не знала я, что твой приказ всесилен,

И что посмеет человек нарушить

Закон богов, не писаный, но прочный

("Антигона", ст. 450 - 455, пер. С. Шервинского)

Что бы ни случалось, настоящие герои у Софокла отказываются перемениться. Даже Аякс, который, казалось бы, смирился и отказался от своего решения, на самом деле хранит в себе несгибаемую стойкость. Герои удерживают свое "я", свою подлинную природу вопреки всему. Подлинное несчастье для них не то, которое приносит с собой время, а оставление своего нравственного пути.

Да, все претит, коль сам себе изменишь

И делаешь наперекор душе

("Филоктет", ст. 902 - 903, пер. С. Шервинского)

Нет, и в бедственной жизни

Чистый сердцем пятнать не захочет

Доброе имя свое

("Электра", ст. 1182 - 1184)

Благодаря силе воли человек выходит из исторического порядка вещей и живет вечно.

Мне сладко умереть, исполнив долг...

Ведь мне придется

Служить умершим дольше, чем живым.

Останусь там навек

("Антигона", ст. 72, 74 - 76)

"Этот выбор, - пишет Ромийи, - который всегда сводится к отрицанию влияния времени и который часто означает смерть или опасность смерти, в действительности придает действию пьес Софокла трагический характер и правит внутренней структурой драм... Действие всегда сосредоточено вокруг одного героя, которого события и личности пытаются убедить или сломить; и этот герой или героиня переносит все угрозы и опасности, даже смерть, если дело идет о смерти, - все это в возрастающем одиночестве, что может вести к отчаянию, но никогда к смирению" .

Здесь огромное отличие Софокла от Эсхила, продолжает Ромийи. "У Эсхила трагическое свойство действия происходило от того факта, что люди сознавали, что очи слепо повинуются неотвратимому божественному плану, ведущему к торжеству справедливости. У Софокла источник трагизма в том, что они сознательно и смело отказываются приспособиться к изменяющимся жизненным обстоятельствам" [там же].

Далее, у Софокла то самое время, которое в конкретных обстоятельствах действия враждебно герою и губит его, в конечном счете оказывается истинным, оно выводит правду на свет. Это, можно сказать, общегреческое представление о времени. Время раскрывает все у Фалеса. Солон надеется на время, которое "покажет", что он здрав умом. У Феогнида время "явит" истинную природу лжи. Наконец, для Пиндара время вообще является единственным средством обнаружения истины. Эта идея встречается в малозначительных местах и у Эсхила. Но у Софокла она приобретает первостепенное значение. Не случайно самая знаменитая его трагедия "Эдип-царь" есть трагедия обнаружения, когда "всевидящее время", наконец, "обнаружило" (ephCyre) Эдипа. "Принимается ли время с тем, чтобы на таких основаниях построить приемлемый для всех гуманизм, или оно отвергается в яростном самоутверждении, или оно привлекается свидетелем человеческих добродетелей, - время у Софокла только дает фон, на котором выступает собственное действие и личность человека в его обреченном величии" [там же, с. 110].

В целом, по мнению Ромийи, Софокл, в отличие от Эсхила, вводит нас в нравственную проблематику времени. И у него уже не найти того широкого взгляда поверх поколений, который неотделим от эсхиловского представления о времена. "Длительность времени стала более субъективной" у Софокла. В самом деле, об Аяксе, например, говорится, что он "слишком долго" медлит в бездействии и что лишь постепенно и со временем (syn chronAi) к нему "возвратился разум"; а между тем речь идет лишь о нескольких часах.

Таким образом, время у Софокла начинает приближаться к равномерной текучести, в отличие от чистого мифологизма Эсхила, но эта равномерная текучесть все еще наделяется огромным моральным авторитетом и потому имеет весьма мало общего с новоевропейским временем.

У Еврипида время почти совсем теряет мифологический смысл, когда мифология получает не столько фактическое, сколько мифологическое же сопоставление явлений с весьма заметным психологизированием и субъективным пониманием процессов времени.

Вера Эсхила в неизбежность и закономерность божественного наказания находит выражение и у Еврипида. В не дошедшей до нас трагедии "Антиопа" (фр. 223, Nauck - Snell) утверждается, что правосудие может прийти поздно (chronios), но лишь только оно найдет преступного человека, оно неожиданно нападает на него. Однако подобные суждения встречаются у Еврипида только как банальности. Можно встретить у Еврипида и софокловскую идею об уроках времени, но она вкладывается в уста низких персонажей или выражает смутный и спутанный урок (chronoy didagma poicilAtaton). Мало остается у Еврипида и выраженной у Софокла веры в несгибаемое достоинство людей перед лицом истории У Софокла для коренного изменения жизни достаточно короткого времени; у Еврипида достаточно уже "одного дня". "Человеческое время" (aiAn) может принести с собою все, что угодно.

Сколько у Мойры в руках

Пряжи, и сколько с нею

Времени сын Век (aiAn)

Нитей мотает...

("Гераклиды", ст. 898 - 900, пер. И. Анненского)

Этот "век" крайне неустойчив (aiAn polyplan?tos)

В смене жизней печальных

Миг ни один не верен

("Орест", ст. 980 - 981, пер. И. Анненского)

"Случай" буйствует в жизни, и он может, как перышко, "в один день" унести человеческое счастье. У Еврипида можно встретить мысль, что превратности преследуют злых, твердость же блаженна. Но оказывается, что боги не различают людей "в провидении мудром":

Нет божьего знака на людях;

Кружит колесо нас: то склонит,

То в гору поднимет, и только

Богатый вверху остается

("Геракл", ст. 656 - 672)

"Если переход от Эсхила к Софоклу, - пишет Ромийи, - можно было объяснить тем, что время сначала рассматривалось с точки зрения богов, затем - в своем воздействии на человека и как часть диалога, в котором человеку не было ответа, тогда мы можем принять, что та же эволюция продолжается у Еврипида... Время теперь рассматривается только с точки зрения человеческой чувствительности. Поэтому теперь невозможно упомянуть о его непостоянстве, не добавив, что это утомительный и угнетающий беспорядок. Время судится по мерке нашего страдания. Время смешивается с нашими эмоциями" [там же, с. 122].

У Еврипида часто подчеркивается напряженность ожидания, контрасты между прошлым и настоящим, радость при наступлении долгожданной минуты. В его драмах много неожиданностей, перипетий, время переживается эмоционально и психологически.

Спасением от превратностей времени у Еврипида является само время, которое примиряет противоречия и в конечном счете приносит избавление. "Года залечат рану". "Скорбь, что сейчас в цвету, смягчат года". Искусство жизни в том, чтобы позволить времени своим действием залечить раны настоящего.

Еврипид знает и другой путь спасения от времени: в вечной памяти. Макария в "Гераклидах", зная, что ее ждет безрадостное существование, идет на славную смерть. "Славно" умирает Ифигения. В отличие от героев Софокла, которые гибнут в борьбе, люди Еврипида часто "спасаются" в смерти. И никого не милующее время только здесь оказывается справедливым, сберегая славную память о героях.

Даже останки

Добрых лелеет время:

Их и на гробе

Светочем доблесть сияет

("Андромаха", ст. 775 - 778, пер. И. Анненского)

Подобное же доверие к хранящему память о героях времени можно найти и у других греческих авторов (у Фукидида, особенно у Пиндара).

"Гомер знал, - пишет Ромийи, подводя итог своему сравнению, - лишь фрагментарное и беспорядочное время, где, по словам Г. Френкеля, "день" был главным понятием. Затем возникла идея непрерывного времени, включающего целую последовательность событий. Эта идея кульминировала в трагическом времени Эсхила. В переменчивых сменах у Софокла время, как мы видели, растворяется в неопределенный поток, после чего у Еврипида "день" опять становится всем, что мы знаем о времени. Однако есть различие. Этот новый "день" теперь стал трагическим, именно потому, что он ощущается изолированным обломком разбитого "хроноса"; дело не в том, что человек не думает о "хроносе" в целом, но этот "хронос" в конце концов оказывается иррациональным и ускользает от человеческих расчетов. Та же причина объясняет, почему новый "хронос" нагружен теперь психологическим пафосом. Ибо мы оставлены наедине с нашими эмоциями, что приводит и к чувству трагичности, и к возрастанию новых интересов" [там же, с. 141].

Таким образом, время, получившее самостоятельную роль в глазах полисного индивидуума, либо может условно рассматриваться действительно в своем самостоятельном существовании, либо ведет нас к более глубокому пониманию стоящих над временем вечных велений судьбы, либо, наконец, в условиях прогрессирующего субъективизма может разлагаться на отдельные ощущения времени, которые оцениваются то как творческое, то как подневольное начало, но уже не ведет к реставрации мифологического времени. Ясно, что ощущение времени у Еврипида свидетельствует о разложении и классически рабовладельческого полиса, и составляющих его индивидуумов. В последнем случае мифологическое время, конечно, теряет свою абсолютность, но греческий классический историзм ничего не получает от этого в смысле своей закономерной и органической текучести.

Индивидуум отверг мифологию; но вся трагедия такого якобы свободного индивидуума в том и заключается, что вместе с мифологией он потерял и сознание всякой органической текучести времени. Поэтому индивидуум классически рабовладельческого полиса так и не дошел до конструирования историзма в его полной и самостоятельной, в его органической и хотя бы имманентно-закономерной текучести. Но в этом сказывается уже первородная ограниченность как самого рабовладельческого полиса классических времен, так и входящих в него индивидуумов.

Драма (от греческого drama – действие) родилась в Греции в VI веке до н.э., когда окончательно установился рабовладельческий строй и центром культурной жизни Греции стали Афины. В дни определенных праздников античный театр собирал все население города и окрестностей.

Предшественником появления драмы в Греции стал длительный период, в течение которого лидерующее место занимали эпос и лирика. Драма представляла собой своеобразный синтез достижений ранее сформировавашихся родов литературы, вобрав в себя «эпический» героический, монументальный характер и «лирическое» индивидуальное начало.

Появление и развитие греческой драмы и театра связано, в первую очередь, с обрядовыми играми мимического характера, которые на ранней ступени развития отмечались у многих народов и сохранились на протяжении веков. Мимические игры земледельческих народов являлись частью праздников, посвященных умирающим и воскресающим богам плодородия. Подобные праздники имели две стороны – серьезную, «страстную», и карнавальную, прославляющую победу светлых сил жизни.

В Греции обряды были связаны с культом богов – покровителей земледелия: Диониса, Деметры, ее дочери Персефоны. На праздниках в честь бога Диониса распевали торжественные и веселые карнавальные песни. Шумное веселье устраивали ряженые, которые входили в свиту Диониса. Участники праздничного шествия всячески «маскировали» свое лицо – мазали его винной гущей, надевали маски и козлиные шкуры.

Из обрядовых игр и песен в честь Диониса ведут свое начало три жанра древнегреческой драмы – комедия, трагедия и сатировская драма.

Составной частью народных праздничных действий, связанных с земледельческими работами, являлось пение с плясками. Из них позднее возникла классическая афинская трагедия.

Театр имел две площадки. Одна – сцена – предназначалась для актеров, другая – орхестра – для хора из 12 – 15 человек.

Древние греки считали, что в театре должны раскрываться общезначимые и глубокие темы, прославляться высокие качества человеческого духа и высмеиваться пороки людей и общества. Человек, посмотрев драму, должен испытать духовное, нравственное потрясение. В трагедии, сопереживая героям, зритель должен плакать, а в комедии – вид драмы, противоположный трагедии, – смеяться.

Древние греки создали такие театральные формы, как монолог и диалог. Они широко использовали многоплановое ведение действия в драме, применяя хор в качестве комментатора происходящих событий. Хоровой склад был одноголосным, пели в унисон. В профессиональной музыке преобладали мужские хоры.

В древнегреческом театре появились специальные строения – амфитеатры, предназначенные специально для актерского исполнения и зрительского восприятия. В нем использовались сцены, кулисы, особая компоновка сидений для зрителей, применяемые и в современном театре. Эллины создавали декорации к спектаклям. Актеры пользовались особой патетической манерой произнесения текста, широко применяли пантомиму, выразительную пластику. Однако мимическая выразительность ими осознанно не использовалась, они выступали в специальных масках, символически отражающих обобщенный образ радости и горя.

Трагедия (вид драмы, проникнутый пафосом трагического) предназначалась для широких слоев населения.

Трагедия была отражением страстной стороны дионисийского культа. По свидетельству Аристотеля, трагедия, ведет свое начало от певцов дифирамба. К диалогу запевал с хором постепенно примешивались элементы актерской игры. Слово «трагедия» происходит от двух греческих слов: tragos – «козел» и ode – «песнь». Это название приводит нас к сатирам – козлоногим существам, спутникам Диониса, которые прославляи подвиги и страдания бога. Греческая трагедия, как правило, заимствовала сюжеты из хорошо известной каждому греку мифологии. Интерес зрителей концентрировался не на фабуле, а на авторской трактовке мифа, на общественной и нравственной проблематике, которая разворачивалась вокруг всем известных эпизодов мифа. В рамках мифологической оболочки драматург отражал в трагедии современную ему общественно-политическую обстановку, высказывал свои философские, этнические, религиозные воззрения. Не случайно, роль трагических представлений в общественно-политическом и этическом воспитании граждан была огромна.

Трагедия достигла значительного развития уже во второй половине VI века до н.э. Согласно античной традиции, первым афинским трагическим поэтом принято считать Феспида Весной 534 года до н.э. на празднике Великих Дионисий состоялась первая постановка его трагедии. Этот год и рассматривается как год рождения мирового театра. Феспиду приписывается ряд нововведений: например, он усовершенствовал маски и театральные костюмы. Но в качестве главного нововведения Феспида называют выделение одного исполнителя, актера, из хора. Гипокрит («ответчик»), или актер, мог отвечать на вопросы хора или обращаться к хору с вопросами, покидать сценическую площадку и возвращаться на нее, изображать в течение действия различных героев. Таким образом, ранняя греческая трагедия представляла собой своеобразный диалог между актером и хором и по форме скорее напоминала кантату. При этом, именно актер с самого своего появления стал носителем действенного энергичного начала, хотя количественно его партия в первоначальной драме была незначительна (главная роль отводилась хору).

Фриних, ученик Феспида, выдающийся трагик эпохи до Эсхила, «раздвинул» сюжетные рамки трагедии, вывел ее за пределы дионисийских мифов. Фриних славится как автор ряда исторических трагедий, которые были написаны по свежим следам событий. Например, в трагедии «Взятие Милета» представлялось взятие персами в 494 году до н.э. города Милета, который восстал против персидского владычества вместе с другими греческими городами Малой Азии. Пьеса настолько потрясла зрителей, что была запрещена властями, а сам автор был приговорен к денежному штрафу.

Произведения Феспида и Фриниха до наших дней не дошли, сведения о их театральной деятельности немногочисленны, но и они показывают, что самые первые драматурги активно откликались на актуальные вопросы современности и стремились сделать театр местом обсуждения важнейших проблем общественной жизни, трибуной, где утверждались демократические принципы Афинского государства.

сайт, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.

Является основой греческой трагедии, которая сохранила на первых порах все черты мифа о Дионисе. Последний постепенно вытеснялся другими мифами о богах и героях - могущественных людях, правителях - по мере культурного роста древнего грека и его общественного сознания.

От мимических дифирамбов, повествующих о страданиях Диониса, постепенно перешли к показу их в действии. Первыми драматургами считаются Феспис (современник Писистрата), Фриних , Херил. Они ввели актёра (второго и третьего ввели затем Эсхил и Софокл). Авторы же исполняли главные роли (крупным актёром был Эсхил , выступал как актёр и Софокл), сами писали музыку для трагедий, руководили танцами.

Эти взгляды выражали охранительные тенденции господствующего класса - аристократии , идеология которой определялась сознанием необходимости беспрекословного подчинения данному общественному порядку. Трагедии Софокла отображают эпоху победоносной войны греков с персами , открывшей большие возможности для торгового капитала.

В связи с этим авторитет аристократии в стране колеблется, и это соответственно сказывается на произведениях Софокла. В центре его трагедий стоит конфликт между родовой традицией и государственным авторитетом. Софокл считал возможным примирение социальных противоречий - компромисс между торговой верхушкой и аристократией.

И, наконец, Еврипид - сторонник победы торговой прослойки над землевладельческой аристократией - уже отрицает религию . Его «Беллерофонт » изображает борца, поднявшего бунт против богов за то, что они покровительствуют вероломным правителям из аристократии. «Их (богов) нет там (на небе), - говорит он, - если люди не хотят безумно верить старым сказкам». В произведениях настроенного атеистически Еврипида действующими лицами драма являются исключительно люди. Если он и вводит богов, то лишь в тех случаях, когда требуется разрешить какую-нибудь сложную интригу. Драматическое действие мотивируется у него реальными свойствами человеческой психики. Величавых, но душевно упрощённых героев Эсхила и Софокла сменяют в произведениях младшего трагика если и более прозаичные, то усложнённые характеры. Софокл так отзывался об Еврипиде: «Я изображал людей такими, какими они должны быть; Еврипид же их изображает такими, каковы они в действительности».

В эллинистические времена трагедия следует традициям Еврипида . Традиции древнегреческой трагедии подхватывают драматурги Древнего Рима.

Произведения в традициях древнегреческой трагедии создавались в Греции до позднеримского и византийского времени (несохранившиеся трагедии Аполлинария Лаодикийского , византийская компилятивная трагедия «Страждущий Христос»).

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Древнегреческая трагедия" в других словарях:

Трагедия (др. греч. τρᾰγῳδία от τράγεος, «козлиный» и ᾠδή, «песня»): Трагедия жанр в драматургии, киноискусстве и литературе. Древнегреческая трагедия. Человеческая трагедия. «Трагедия» картин … Википедия

Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей … Википедия

И; ж. [греч. tragōidia] 1. Драматическое произведение, в основе которого лежит непримиримый жизненный конфликт, острое столкновение характеров и страстей, оканчивающееся чаще всего гибелью героя. Трагедии Шекспира. Древнегреческая т. Классическая … Энциклопедический словарь

Культура греч. рабовладельч. общества в период его образования, расцвета и упадка; в своем развитии прошла периоды: 1) крито микенский (3 2 е тыс. до н. э.); 2) гомеровский (11 9 вв. до н. э.); 3) архаический (8 6 вв. до н. э.); 4) классический… … Советская историческая энциклопедия

Трагедия древнегреческая - драмат. жанр, получивший развитие в Афинах в посл, трети VI V вв. По свид ву Аристотеля («Поэтика», гл. 4), Т. д. возникла от зачинателей дифирамбов, составлявших часть культового действа в честь бога Диониса, и первонач. ее состояние можно… …

- … Википедия

трагедия - и; ж. (греч. tragōidia) см. тж. трагический 1) Драматическое произведение, в основе которого лежит непримиримый жизненный конфликт, острое столкновение характеров и страстей, оканчивающееся чаще всего гибелью героя. Трагедии Шекспира.… … Словарь многих выражений

Литература древнегреческая - лит. народа, населявшего в I тыс. до н. э. Балканский п ов, о ва Эгейского моря, зап. побережье М. Азии (Ионию), а затем Сицилию, юго зап. и южн. побережье Италии, Сев. Африку и Бл. Восток. Письменному периоду Л. д., к рый начинается поэмами… … Античный мир. Словарь-справочник.

Древнегреческая драма. Развилась из ритуального действа (драма слово греческое и означает действо) в честь бога Диониса. Оно обычно сопровождалось хороводами, пляской и песнями (дифирамбами). Содержанием этих песен являлось сказание о похождениях … Википедия

Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей … Википедия

В 7 - 8 вв. до нашей эры широко распространяется культ Диониса, бога производительных сил природы, плодородия и вина. Культ Диониса был богат обрядами карнавального типа. Дионису был посвящен ряд традиций, с ними связано возникновение всех Жанров греческой драмы, в основу которой легли обрядовые магические игры. Постановка трагедий на праздниках, посвященных Дионису, приобрела официальный характер в конце 8 века до нашей эры в эпоху тирании.

Тирания возникла в борьбе народа против власти родовой знати, тираны управляли государством, естественно, опирались на ремесленников, торговцев и земледельцев. Желая обеспечить поддержку власти народом, тираны подтвердили культ Диониса, популярного у земледельцев. При афинском тиране Лисистрате культ Диониса стал государственным, был утвержден праздник «Великих Дионисий». Постановка трагедий была введена в Афинах с 534 года. Все античные греческие театры были построены по одному типу: под открытым небом и по склонам холмов.

Первый каменный театр был построен в Афинах и вмещал в себя от 17000 до 30000 человек. Круглая площадка называлась орхестра; еще дальше - скена, помещение, в котором переодевались актеры. Сначала никаких декораций в театре не было. К середине 5 в. до н.э. к фасаду скены стали прислонять куски холста, расписанные условно «Деревья означали лес, дельфин - море, речной бог - реку». В греческом театре могли выступать только мужчины и только свободные граждане. Актеры пользовались определенным уважением и выступали в масках. Один актер, мог меняя маски, исполнять мужские и женские роли.

Биографические данных об Эсхиле почти не сохранилось. Известно, что он родился в местечке Элевсине близ Афин, что он происходил из знатного рода, что отец его владел виноградниками, и что семья его принимала деятельное участие в войне с персами. Сам Эсхил, судя по составленной им для самого себя эпитафии, больше ценил себя как участника битвы при Марафоне, чем как поэта.

Нам известно также, что он около 470 г. до н.э. находился в Сицилии, где была вторично поставлена его трагедия «Персы», и что в 458 г. до н.э. он снова уехал в Сицилию. Там же он умер и был погребен.

Одна из причин отъезда Эсхила, по мнению древних биографов, является обида его современников, начавших отдавать предпочтение творчеству его младшего современника - Софокла.

Эсхила уже древние называли «отцом трагедии», хотя он не был первым автором трагедии. Зачинателем трагического жанра греки считали Феспида, жившего во второй половине IV в. до н.э. и по выражению Горация, «возившего трагедию на колеснице». Очевидно, Феспил перевозил костюмы, маски и т.п. из селений в селение. Он был первым реформатором трагедии, так как ввел актера, который отвечал хору, и меняя маски, исполнял роли всех действующих лиц драмы. Мы знаем и другие имена трагических поэтов, живших до Эсхила, но они существенных изменений в структуру драмы не внесли.

Эсхил был вторым реформатором трагедии. Его пьесы тесно связаны, а иногда и прямо посвящены актуальным проблемам современности, а связь с культом Диониса концентрировалась у него сатировской драме. Эсхил превратил примитивную кантату в драматическое произведение тем, что ограничил роль хора и ввел в действие второго актера. Те усовершенствования, которые вносились в действие последующими поэтами, имели лишь количественный характер и не могли существенно изменить структуру драмы, созданной Эсхилом.

Введение второго актера создало возможность изображать конфликт, драматическую борьбу. Возможно, что именно Эсхилу принадлежит идея трилогии, т.е. развертывание одного сюжета в трех трагедиях, что давало возможность полнее раскрыть этот сюжет.

Эсхила можно назвать поэтом становления демократии. Во - первых начало его творчества совпадает со временем борьбы с тиранией, установления демократических порядков в Афинах и постепенной победы демократических принципов во всех сферах общественной жизни. Во - вторых, Эсхил был приверженцем демократии, участником войны с персами, активным участником общественной жизни своего города, и в трагедиях он защищал новые порядки и соответствующие им моральные нормы. Из 90 созданных им трагедий и сатировских драм до нас полностью дошло 7, и во всех них мы находим продуманную защиту демократических принципов.

Самой архаической трагедией Эсхила является «Молящие»: больше половины ее текста занимают хоровые партии.

Приверженец нового порядка, Эсхил выступает здесь защитником отцовского права и принципов демократического государства. Он отвергает не только обычай кровной мести, но и религиозное очищение от пролитой крови, изображенное раннее в поэме Стесихора, лирического поэта VII - VI вв до н.э., которому принадлежит одна из обработок мифа об Оресте.

Доолимпийские боги и старые принципы жизни не отвергаются в трагедии: в честь Эриний в Афинах учреждается культ, но их будут почитать теперь под именем Эвменид, благосклонных богинь, подательниц плодородия.

Таким образом, примиряя старые аристократические принципы с новыми, демократическими, Эсхил призывает своих сограждан к разумному урегулированию противоречий, к взаимным уступкам ради сохранения гражданского мира. В трагедии неоднократно звучат призывы к согласию и предостережения против междоусобиц. Например, Афина:

«Пусть вечно здесь пребудет изобилие

Плодов земли, пусть тучные растут сады,

И род людской пусть множится. И только пусть

Погибает семя дерзких и заносчивых.

Как земледелец, я б хотела выполоть

Сорняк, чтоб не глушил он благородный цвет».

(ст. 908-913: пер С. Апта)

Афина (Эриниям):

«Так не вреди же краю моему, не сей

Кровавых распрей, опьяняя юношей

Бес хмельным хмелем бешенства. Людей моих

Не распаляй, как петухов, чтобы не было

Междоусобных войн в стране. Пусть граждане

Вражды друг другу не питают дерзостной».

(ст. 860-865; пер С. Апта)

Если бы аристократы не довольствовались оказываемыми им почестями, а добивались сохранения всех прежних привилегий, установление демократического полиса не удалось бы осуществить «малой кровью», как это произошло в действительности; приняв новые порядки на известных условиях, аристократы поступили разумно, как Эринии, согласившиеся исполнять новые функции и отказавшиеся от своих притязаний.

Эсхил сократил роль хора и уделил больше внимания сценическому действию, чем это было до него, тем не менее хоровые партии занимают в его трагедиях значительное место, что особенно заметно при сравнении его драм с произведениями последующих трагических поэтов. Художественный приём Эсхила принято называть «немой скорбью». Это приём был отмечен уже Аристофаном в «Лягушках»: герой Эсхила долго молчит, в то время как другие действующие лица говорят о нём или о его молчании, чтобы обратить на него внимание зрителя.

По свидетельству античных филологов, особенно длительными были сцены молчания Ниобы на могиле её детей, и Ахилла у тела Патрокла, в не дошедших до нас трагедиях Эсхила «Ниоба» и «Мирмидоняне».

В этой трагедии Эсхил протестует против насилия, от которого спасаются дочери Даная, противопоставляет афинскую свободу восточному деспотизму и выводит идеального правителя, который не предпринимает серьёзных шагов без согласия народа.

Миф о человеколюбивом титане Прометее, похитившем у Зевса огонь для людей, положен в основу трагедии «Прикованный Прометей» (одно из поздних произведений Эсхила).

Прометей, прикованный по приказанию Зевса к скале, в наказание за похищение огня, произносит гневные обвинительные речи в адрес богов и особенно Зевса. Не следует, однако, усматривать в этом сознательную критику религии со стороны Эсхила: миф о Прометее используется поэтом для постановки актуальных социально-этических проблем. В Афинах ещё свежи были воспоминания о тирании, и в «Прикованном Прометее» Эсхил предостерегает сограждан от возращения тирании. В лице Зевса изображен типичный тиран; Прометей олицетворяет враждебный тирании пафос свободы и гуманизма.

Самое позднее сочинение Эсхила - трилогия «Орестея» (458г.) - единственная полностью дошедшая до нас из греческой драматургии трилогия. В основе его сюжета - миф о судьбе аргосского царя Агамемнона, над родом которого нависло наследственное проклятие. Представление о божественном возмездии, достигающем не только преступника, но и его потомков, в свою очередь обречённых на совершение преступления, укоренилось со времен родоплеменного строя, мыслящего род как единое целое.

Вернувшийся победителем с троянской войны, Агамемном в первый же день был убит своей женой Клитемнестрой. Трилогия названа по имени сына Агамемнона, Ореста, убивающего мать, чтобы отомстить за смерть отца. В первой части трилогии: «Агамемнон», рассказывается о возвращении Агамемнона, о притворной радости Клитемнестры, устраивающей ему торжественную встречу; о его убийстве.

Во второй части («Хоэфоры») осуществляется месть детей Агамемнона за смерть отца. Повинуясь воле Аполлона, и вдохновляемый сестрой Электрой и другом Пиладом, Орест убивает Клитемнестру. Сразу же после этого Ореста начинают преследовать древнейшие богини мести Эрипнии, которые, очевидно, олицетворяют муки совести Ореста - матереубийцы.

Убийство матери в античном обществе считалось самым тяжким, ничем не искупаемым преступлением, тогда как убийство мужа может быть искуплено: ведь муж не является кровным родственником жены. Вот почему Эринии защищают Клитемнестру и требуют наказания Ореста.

Аполлон и Афина - «новые боги», олицетворяющие здесь принцип гражданственности, придерживаются другой точки зрения. Аполлон в своей речи на суде обвиняет Клитемнестру в убийстве мужчины, что по его мнению гораздо ужаснее, чем убийство женщины, даже матери.

Ключевые понятия

Культ Диониса, великие Дионисии, античная трагедия, античный театр, орхестра, скена, катурны, «Эсхил-отец трагедии», «Прикованный Прометей», «Орестея», «немая скорбь».

Литература

• 1. И.М. Тронский: История античной литература. М. 1998г.
• 2. В.Н. Ярхо: Эсхил и проблемы древнегреческой трагедии.
• 3. Эсхил «Прикованный Прометей».
• 4. Эсхил «Орестея»
• 5. Д. Калистов «Античный театр». Л. 1970г.

Великий трагический поэт Софокл стоит в одном ряду с Эсхолом и Еврипидом. Он известен такими произведениями, как «Царь Эдип», «Антигона», «Электра». Занимал государственные должности, но главным его занятием все же было составление трагедий для афинской сцены. Кроме того, Софокл ввел несколько новшеств в театральное представление.

Краткая биографическая справка

Главный источник биографических данных о втором после Эсхила трагическом поэте Древней Греции — безымянное жизнеописание, которое обычно помещалось в изданиях его трагедий. Известно, что всемирно известный трагик родился приблизительно в 496 году до нашей эры в Колоне. Сейчас это место, прославленное Софоклом в трагедии «Эдип в Колоне», является районом Афин.

В 480 году до нашей эры в шестнадцатилетнем возрасте Софокл участвовал в хоре, который выступал в честь победы в битве при Саламине. Этот факт дает право сопоставлять биографии трех великих греческих трагических авторов: Эсхил участвовал в Софокл прославлял его, а Еврипид родился как раз в это время.

Отец Софокла, скорее всего, был человеком среднего достатка, хотя по этому поводу высказываются разные мнения. Ему удалось дать сыну хорошее образование. Кроме того, Софокл отличался выдающимися музыкальными способностями: в зрелом возрасте он самостоятельно сочинял музыку для своих произведений.

Расцвет творческой деятельности трагика совпадает по времени с тем периодом, который в истории принято называть «веком Перикла». Перикл стоял во главе Афинского государства в течение тридцати лет. Тогда Афины стали значительным культурным центром, в город съезжались скульпторы, поэты и ученые со всех уголков Греции.

Софокл — не только выдающийся трагический поэт, но и государственный деятель. Он занимал должности казначея государственной кассы, стратега, принимал участие в походе против Самоса, предпринявшего попытку отделиться от Афин, и пересмотре афинской конституции после переворота. Свидетельства об участии Софокла в государственной жизни сохранил поэт Иона из Хиоса.

«Век Перикла» отличался не только расцветом Афин, но и началом разложения государства. Эксплуатация рабского труда вытесняла свободный труд населения, мелкие и средние рабовладельцы разорялись, наметилось серьезное имущественное расслоение. Личность и коллектив, состоявшие в относительной гармонии, теперь противопоставлялись друг другу.

Литературное наследие трагика

Сколько произведений создано Софоклом? Каково литературное наследие древнегреческого драматурга? Всего Софокл написал более 120 трагедий. До нашего времени дошло только семь произведений автора. Список произведений Софокла включает в себя следующие трагедии: «Трахинянки», «Эдип-царь», «Электра», «Антигона», «Аякс», «Филоктет», «Эдип в Колоне». Кроме того, сохранились значительные отрывки драмы «Следопыты» по мотивам гомеровского гимна Гермесу.

Даты постановки трагедий на сцене нельзя определить точно. Что касается «Антигоны», то она была поставлена приблизительно в 442 году до нашей эры, «Эдип-царь» - в 429-425 годах, «Эдип в Колоне» - уже после смерти автора, около 401 года до нашей эры.

Драматург неоднократно участвовал в трагических состязаниях и даже одержал победу над Эсхилом в 468 году. Какое произведение написал Софокл для участия в этом состязании? Это была трилогия в основе с трагедией «Триптолем». В дальнейшем Софокл еще двадцать раз занимал первое место и ни разу не был третьим.

Идейная основа произведений

В противоречиях между старым и новым укладом жизни Софокл чувствует обреченность. Разрушение старых устоев афинской демократии заставляет его искать защиту в религии. Софокл (хоть и признает свободу человека от воли богов) считал, что человеческие возможности ограничены, над каждым стоит сила, которая обрекает на ту или иную судьбу. Это прослеживается в произведениях Софокла «Эдип-царь», «Антигона».

Трагик считал, что человек не может знать, что ему готовит каждый следующий день, а воля богов проявляется в постоянной изменчивости человеческой жизни. Софокл не признавал власти денег, которые разлагают основу греческого полиса и хотел укрепить демократические основы государства, протестуя против расслоения граждан по достатку и имуществу.

Новшества Софокла в древнегреческом театре

Софокл, являясь продолжателем Эсхила, вносит в театральное представление несколько новшеств. Несколько отступив от принципа трилогии, автор начал писать отдельные драмы, каждая из которых представляла собой законченное целое. Эти части не имели между собой связи, но на сцене по-прежнему ставились по три трагедии и сатировская драма.

Трагик расширил количество актеров до трех человек, что позволило сделать диалог более живым и глубже раскрыть действующих персонажей. Хор уже перестал играть ту роль, которая ему отводилась у Эсхила. Но очевидно, что Софокл им умело пользовался. Партии хора вторили действию, усиливали все ощущения зрителей, что позволяло достичь того очищающего действия (катарсис), о котором говорил Аристотель.

«Антигона»: содержание, образы, композиция

Произведение Софокла «Антигона» не входило в состав трилогии, представляя собой оконченную трагедию. В «Антигоне» трагик ставит превыше всего божественные законы, показывается противоречие между действиями человека и волей богов.

Драма названа так по имени главного героя. Полиник, сын царя Эдипа и брат Антигоны, предал Фивы и погиб в битве со своим родным братом Этеоклом. Царь Креонт запретил провести похороны, оставив тело на растерзание птицам и собакам. Но Антигона выполнила обряд, за что Креонт решил замуровать ее в пещере, но девушка окончила жизнь самоубийством. Антигона выполнила священный закон, не покорилась царю, последовала своему долгу. После ее жених, сын Креонта, пронзил себя кинжалом, а в отчаянии от гибели сына и жена царя лишила себя жизни. Видя все эти несчастья, Креонт признал свою ничтожность перед богами.

Героиня Софокла — решительная и смелая девушка, которая сознательно принимает смерть за право похоронить брата по установленному обряду. Она чтит древние законы и не сомневается в правильности своего решения. Характер Антигоны обнаруживается еще до начала основного действия — в диалоге с Исменой.

Креонт (как суровый и непреклонный правитель) ставит свою волю превыше всего. Он оправдывает действия интересами государства, готов принимать жестокие законы, а любое сопротивление рассматривает как измену. В композиционном отношении очень важной частью трагедии является допрос Антигоны Креонтом. Каждая реплика девушки усиливает раздражительность Креонта и напряженность действия.

Кульминация — монолог Антигоны перед казнью. Усиливает драматизм сравнение девушки с уделом Ниобы, дочери Тантала, которая была обращена в утес. Катастрофа приближается. В гибели жены и сына, последовавшей за самоубийством Антигоны, Креонт винит самого себя. В полном отчаянии он восклицает: «Я — ничто!».

Трагедия «Антигона» Софокла, краткое содержание которой приведено выше, вскрывает один из глубочайших конфликтов современного автору общества — конфликт между законами родовыми и государственными. Религия, уходившая корнями в седую старину, предписывала чтить кровные узы и выполнять все обряды в отношении близких родственников, но всякий гражданин полиса должен был исполнять и законы государственные, которые нередко противоречили традиционным нормам.

«Царь Эдип» Софокла: анализ трагедии

Рассматриваемая далее трагедия ставит вопрос воли богов и свободной воли человека. Софокл истолковывает миф об Эдипе, принадлежащий к Фиванскому циклу, как гимн человеческому разуму. Автор показывает необычайную силу характера и стремление строить жизнь по собственному усмотрению.

Произведение Софокла «Царь Эдип» рассказывает историю жизни Эдипа, сына фиванского царя Лая, которому была предсказана смерть от руки собственного ребенка. Когда родился Эдип, отец приказал проколоть ему ноги и бросить на горе, но раб, которому поручили убить наследника, спас ребенка. Эдипа (его имя с древнегреческого значит «с опухшими ногами») воспитал коринфский царь Полиб.

Во взрослом возрасте Эдип узнает от оракула, что ему суждено убить собственного отца и жениться на матери. Царевич желает избежать такой судьбы и уходит из Коринфа, считая Полиба и его жену своими настоящими родителями. По дороге в Фивы он убивает безымянного старика, оказавшегося Лаем. Пророчество начало исполняться.

По прибытии в Фивы Эдипу удалось отгадать загадку Сфинкса и спасти город, за что он был избран царем и женился на вдове Лая Иокасте, то есть собственной матери. В течение долгих лет Эдип правил в Фивах и пользовался заслуженной любовью своего народа.

Когда в стране случился страшный мор, оракул объявил причину всех несчастий. В городе есть убийца, которого нужно изгнать. Эдип стремится найти преступника, не предполагая, что это он сам. Когда царю становится известна истина, он лишает себя зрения, считая, что это достаточная кара за совершенное преступление.

Центральное действующее лицо — царь Эдип, в котором народ видит мудрого и справедливого правителя. Он в ответе за судьбу людей, готов сделать все, чтобы только мор прекратился, спас город от Сфинкса. Жрец называет Эдипа «лучшим из мужей». Но есть у Эдипа и слабые стороны. Только он начал подозревать, что жрец покрывает убийцу, как подумал, что тот сам участвовал в преступлении. Гнев быстро охватывает Эдипа и в разговоре с Креонтом. Царь, подозревая интриги, бросает оскорбления. Эта же черта — несдержанность характера — и стала причиной убийства старика Лая по дороге в Фивы.

Не только Эдип в произведении Софокла стремится избежать предначертанной судьбы. Иокаста, мать Эдипа, греховна с точки зрения морали, так как позволяет отдать на смерть младенца. С религиозной точки зрения - это пренебрежение изречениями оракула. Позже она говорит взрослому Эдипу, что не верит в предсказания. За свою вину Иокаста расплачивается смертью.

Креонт в «Антигоне» и «Царе Эдипе» наделен разными чертами. В трагедии Софокла «Эдип-царь» он совершенно не стремился к власти, выше всего ценит честь и дружбу, обещает покровительство дочерям фиванского царя.

«Эдип в Колоне»: образы, особенности трагедии

Эта трагедия Софокла была поставлена уже после его смерти. Эдип в сопровождении Антигоны добирается в предместье Афин. Исмена, вторая дочь бывшего фиванского царя, приносит весть оракула, что отцу суждено стать покровителем той страны, где он умрет. Сыновья Эдипа хотят привести его в Фивы, но тот отказывается и, гостеприимно принятый царем Тезеем, решает остаться в Колоне.

В устах хора и действующих лиц — гимн Колоне. Главной целью произведения Софокл ставил прославление родины и искупление совершенного греха страданием. Эдип здесь - уже не тот правитель, каким зритель видит его в начале трагедии «Эдип-царь», но и не тот человек, сломанный несчастьями, которым он стал к концу упомянутого выше произведения. Он полностью осознает свою невиновность, говорит, что в совершенных им преступлениях не было ни греха, ни злого умысла.

Главная особенность трагедии состоит в партиях хора, прославляющих родное селение автора. Софокл показывает отсутствие уверенности человека в будущем, а житейские невзгоды навевают ему пессимистические мысли. Возможно, что такое мрачное отношение к окружающей действительности вызвали последние несколько лет жизни.

Трагедия «Филоктет»: краткий анализ произведения

Софокл кратко изучается на филологических факультетах, но недостаток учебных часов нередко заставляет исключить из программы некоторые произведения. Так, часто обходят вниманием «Филоктета». Между тем образ главного героя нарисован в развитии, что представляет особый интерес. В самом начале действия это одинокий человек, но еще не потерявший окончательно веру в людей. После появления Геракла и надежды на исцеление он преображается. В обрисовке характеров можно увидеть приемы, присущие Еврипиду. Основная идея трагедии — человек находит счастье не в удовлетворении собственных интересов, а в служении родине.

«Аякс», «Трахинянки», «Электра»

Тема трагедии Софокла «Аякс» - присуждение доспехов Ахилла не Аяксу, а Одиссею. На Аякса наслала припадок безумия Афина и тот перерезал стадо скота. Аякс думал, что это ахейское войско, во главе которого стоит Одиссей. Когда главный герой пришел в себя, то, опасаясь насмешек, покончил жизнь самоубийством. Так, все действие построено на конфликте между могуществом бога и зависимостью от божественной воли отдельного человека.

В произведении «Трахинянки» жена Геракла становится преступницей по незнанию. Она пропитывает плащ мужа кровью убитого им кентавра, желая вернуть любовь. Но дар кентавра оказывается смертоносным. Геракл умирает в муках, а его жена совершает самоубийство. Женщина изображается кроткой, верной и любящей, прощающей слабости супруга. Чувство ответственности за преступление, которое она совершила по неведению, заставляет ее наказать себя таким жестоким образом.

Темой трагедий Еврипида и Софокла «Электра» послужил одноименный миф о дочери Агамемнона и Клитемнестры. Электра — страстная натура, у Софокла этот образ отличается психологической глубиной. Девушка вместе с братом убивает мать, выполняя священную волю бога Аполлона, покровителя отцовского права. Идея трагедии заключается в наказании преступления и защите религии Аполлона. Это подтверждается не только финалом, но и многими партиями хора.

Общая характеристика творчества

Произведения Софокла отражают типичные для его времени вопросы, например: отношение к религии, неписаные законы и государственные, свободная воля отдельного человека и богов, проблема благородства и чести, интересы личности и коллектива. Обнаруживается в трагедиях ряд противоречий. Например, в «Электре» трагик защищает религию Аполлона, но он же и признает свободную волю человека («Эдип-царь»).

В трагедиях постоянно звучат жалобы на неустойчивость жизни и переменчивость счастья. В каждом произведении рассматривается судьба отдельного человека, а не рода. Интерес к личности подкрепился и новшеством, введенным Софоклом в театральное представление, а именно добавлением третьего актера.

Герои произведений Софокла — сильные личности. В описаниях их характеров автор использует прием противопоставления, который позволяет подчеркнуть главную черту. Так обрисованы храбрая Антигона и слабая Исмена, сильная Электра и ее нерешительная сестра. Привлекают Софокла благородные характеры, отражающие идеологические основы афинской демократии.

Софокл в одном ряду с Эсхилом и Еврипидом

И Эсхил, и Софокл, и Еврипид — величайшие греческие авторы трагедий, значительность творческого наследия которых признавали еще их современники. Между этими авторами, принадлежавшими к разным поколениям, обнаруживается значительная разница в области драматической поэзии. Эсхил проникнут заветами старины во всех отношениях: религиозном, моральном и политическом, его персонажи часто даны схематично, а герои Софокла — уже не боги, а обычные личности, но отличающиеся проработанными характерами. Еврипид жил уже в эпоху нового философского движения, начал пользоваться сценой для пропаганды определенных идей. Эсхил и Софокл значительно отличаются в этом плане. Действующие лица Еврипида — совершенно обычные люди со всеми слабостями. В произведениях он поднимает трудные вопросы религии, политики или морали, но окончательного ответа никогда нет.

Упоминание трагиков в комедии Аристофана «Лягушки»

При характеристике древнегреческих авторов нельзя не упомянуть еще одного выдающего автора, но в области комедии (трагики — это Эсхил, Еврипид, Софокл). Аристофан прославил трех сочинителей в своей комедии «Лягушки». Эсхил (если говорить о времени Аристофана) умер достаточно давно, а Софокл и Еврипид скончались практически одновременно, спустя половину века после Эсхила. Сразу же пошли споры о том, кто из троих все же был лучше. В ответ на это Аристофан поставил комедию «Лягушки».

Произведение названо именно так, потому как хор представлен лягушками, обитающими в реке Ахероне (через нее Харон перевозит мертвецов в царство Аида). Покровителем театра в Афинах являлся Дионис. Именно он и озаботился судьбой театра, задумал спуститься в загробный мир и вывести обратно Еврипида, чтобы тот продолжал ставить трагедии.

По ходу действия оказывается, что в загробном мире тоже есть соревнования поэтов. Свои стихи читают Эсхил и Еврипид. В итоге Дионис решает вернуть к жизни Эсхила. Заканчивается комедия партией хора, в которой прославляется Эсхил и Афины.