Астафьев виктор петрович фотография, на которой меня нет. В.П
Год издания рассказа: 1982
Произведение Астафьева «Фотография, на которой меня нет» входит в одноименный сборник рассказов, опубликованный в 1982 году. Через весь сборник автор, по сей день входящий в , проносит эмоции о детстве в селе, любви к Родине и природе, глубокое уважение к людям и ужасах войны. Весь цикл рассказов является автобиографическим.
Рассказа «Фотография, на которой меня нет» краткое содержание
Пересказ «Фотография на которой меня нет» Астафьев следует начать с того, что однажды зимой в деревню, в которой проживает главный герой, приезжает фотограф. И запечатлить он хочет не природу и не жителей деревни, а учащихся овсянской школы. Долго люди думали, где бы этому фотографу переночевать. Учитель хотел позвать его в себе в дом, но там был вечно плачущий ребенок, да и дом был довольно дряхлым. В итоге было принято решение позвать фотографа на ночлег к Илье Ивановичу Чехову, десятнику сплавконторы. Сам Илья Иванович был образованным, уважаемым в селе человеком, который мог и разговор с гостем поддержать, и водочки ему налить.
Все стали готовиться к приезду фотографа. Дети думали, что же они наденут, учителя ломали себе голову, как бы выставить учащихся, чтобы все поместились в кадре. Решили сделать так: спереди поставить тех, кто хорошо учится и прилежно себя ведет, посредине – учеников со средней успеваемостью, а двоечников и забияк поставить в последний ряд. Главный герой рассказа «Фотография, на которой меня нет», Витя и его друг Саша знали, что из-за их поведения они будут стоять в последнем ряду. После уроков друзья решили пойти покататься на санках с обрыва.
Ночью у Вити сильно заболели ноги от «рематизни», как говорила бабушка. Болезнь эта досталась мальчику от его покойной мамы. Бабушка стала ругать внука, говорить, что предупреждала его, что нельзя сильно обмораживать ноги. Она стала натирать ноги мальчика нашатырем, но боль не утихала. Ночью бабушка разбудила деда, чтоб натопил баню и рано утром понесла туда Ваню. Долго она прогревала мальчику ноги, растирала их березовым веником и в итоге он заснул.
Проснулся Ваня ближе к полудню, когда к нему в гости пришел Саша. Он хотел забрать друга в школу, чтобы сфотографироваться. Но бабушка отвечала, что её внук сегодня никуда не пойдет. Ваня хотел противиться этому решению, но ноги его не слушали. Тогда Саша, как в книге , решил поддержать друга и сказал, что он тоже не пойдет в школу. Бабушка успокоила их, сказав, что обязательно повезет их в город к другому фотографу.
В школе Ваня не появлялся уже больше недели. Бабушка баловала его, кормила вареньем, а мальчик сидел на крыльце или разглядывал окна соседских домов. Однажды в дверь постучали. Бабушка вышла поприветствовать гостя, а Ваня прислушивался, кто же это к ним пришел. В комнату зашел учитель мальчика. Он принес фотографию. Ваня тотчас же стал разглядывать всех своих одноклассников. На снимке было много детей, учитель и учительница по центру. Не хватало лишь Вани и Саши. Мальчику стало очень обидно, что его нет и не будет на фотографии, но учитель сказал, что фотограф обязательно приедет ещё. Бабушка налила гостью чаю, они начали рассказывать друг другу о своей жизни. Учитель рассказал, что недавно обнаружил возле своего дома колоду дров. Он не пользуется ими, поскольку не знает, от кого они. Бабушка конечно же знала, кто положил дрова, но не признается. В селе очень уважают семью учителей за их скромность и доброту, за то, что к ним можно обратиться в любое время суток и они никогда не откажут в помощи. Поэтому и помогают им люди кто чем может. 
Далее в рассказе Астафьев «Фотография, на которой меня нет» читать можно о том, как зарождалась овсянская школа. Дом, который сейчас отведен под учебное заведение, был построен прадедом Вани, Яковом Максимовичем. А потом раскулаченных людей стали выгонять из их же домов. Целыми семьями люди теряли крышу над головой. Тогда односельчане стали забирать к себе на ночлег сначала детей, потом беременных женщин и стариков. Через какое-то время все бездомные обрели ночлег. Иногда они пробирались в свои старые дома забрать запасы продуктов, оставленные на зиму. Часто случалось так, что люди не могли сжиться вместе и тогда раскулаченная семья снова оказывалась на улице в поисках нового места для ночлега.
Когда выселяли семью Платоновских, к ним во двор явился односельчанин немой Кирила. Он увидел, как уполномоченный выталкивал Платошиху с её крыльца в то время, как она плакала и хваталась за двери и косяки. Неожиданно Кирила достал ржавый колун и дали м по голве уполномоченному. После этого случая Платоновских выселили в город, Кирила сдали властям, а выселение семей ускорили. Прадеда Вани тогда выслали в Игарку, а из его дома соорудили большой класс. Позже на деньги, вырученные с продажи домашней утвари жителей села, учитель смог закупить карандаши, краски, тетради и учебники.
Поговорив с бабушкой, учитель пошел домой. Вскоре в Ванином доме висела фотография его одноклассников в рамочке, но в город к другому фотографу мальчик так и не поехал той зимой.
Далее в рассказе Астафьев «Фотография, на которой меня нет» мы узнаем, что к весне в школе закончились тетради, и учитель ходил с детьми в лес, рассказывая обо всем, что он знает. В один из таких дней на них напала змея, но учитель смог быстро расправиться с ней. Хотя до этого он ни разу в жизни не сталкивался со змеями.
Позже, будучи уже взрослым, Иван узнал, что звали его учителей Евгений Николаевич и Евгения Николаевна. Через многие годы он пронес любовь и бесконечную благодарность своим учителям.
А школьная фотография жива и через много лет. И Иван с легкостью всегда мог узнать всех детей на снимке, хотя многие из них погибли на войне. Но эта фотография была своеобразной летописью народа, его историей и памятью.
Рассказ «Фотография, на которой меня нет» на сайте Топ книг
Произведение Астафьева «Фотография, на которой меня нет» читать настолько популярно, что это позволило ему занять высокое место в нашем . И учитывая, что рассказ включен в школьную программу мы еще не раз увидим его на страницах нашего сайта .
Рассказ Виктора Астафьева «Фотография, на которой меня нет» читать онлайн вы можете .
Астафьев Виктор Петрович
Виктор Астафьев
Фотография, на которой меня нет
Глухой зимою, во времена тихие, сонные нашу школу взбудоражило неслыханно важное событие.
Из города на подводе приехал фотограф!
И не просто так приехал, по делу - приехал фотографировать.
И фотографировать не стариков и старух, не деревенский люд, алчущий быть увековеченным, а нас, учащихся овсянской школы.
Фотограф прибыл за полдень, и по этому случаю занятия в школе были прерваны.
Учитель и учительница - муж с женою - стали думать, где поместить фотографа на ночевку.
Сами они жили в одной половине дряхленького домишка, оставшегося от выселенцев, и был у них маленький парнишка-ревун. Бабушка моя, тайком от родителей, по слезной просьбе тетки Авдотьи, домовничавшей у наших учителей, три раза заговаривала пупок дитенку, но он все равно орал ночи напролет и, как утверждали сведущие люди, наревел пуп в луковицу величиной.
Во второй половине дома размещалась контора сплавного участка, где висел пузатый телефон, и днем в него было не докричаться, а ночью он звонил так, что труба на крыше рассыпалась, и по телефону этому можно было разговаривать. Сплавное начальство и всякий народ, спьяну или просто так забредающий в контору, кричал и выражался в трубку телефона.
Такую персону, как фотограф, неподходяще было учителям оставить у себя. Решили поместить его в заезжий дом, но вмешалась тетка Авдотья. Она отозвала учителя в куть и с напором, правда, конфузливым, взялась его убеждать:
Им тама нельзя. Ямщиков набьется полна изба. Пить начнут, луку, капусты да картошек напрутся и ночью себя некультурно вести станут. - Тетка Авдотья посчитала все эти доводы неубедительными и прибавила: - Вшей напустют...
Что же делать?
Я чичас! Я мигом! - Тетка Авдотья накинула полушалок и выкатилась на улицу.
Фотограф был пристроен на ночь у десятника сплавконторы. Жил в нашем селе грамотный, деловой, всеми уважаемый человек Илья Иванович Чехов. Происходил он из ссыльных. Ссыльными были не то его дед, не то отец. Сам он давно женился на нашей деревенской молодице, был всем кумом, другом и советчиком по части подрядов на сплаве, лесозаготовках и выжиге извести. Фотографу, конечно же, в доме Чехова - самое подходящее место. Там его и разговором умным займут, и водочкой городской, если потребуется, угостят, и книжку почитать из шкафа достанут.
Вздохнул облегченно учитель. Ученики вздохнули. Село вздохнуло - все переживали.
Всем хотелось угодить фотографу, чтобы оценил он заботу о нем и снимал бы ребят как полагается, хорошо снимал.
Весь длинный зимний вечер школьники гужом ходили по селу, гадали, кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки. Решение вопроса о распорядках выходило не в нашу с Санькой пользу. Прилежные ученики сядут впереди, средние - в середине, плохие - назад - так было порешено. Ни в ту зиму, ни во все последующие мы с Санькой не удивляли мир прилежанием и поведением, нам и на середину рассчитывать было трудно. Быть нам сзади, где и не разберешь, кто заснят? Ты или не ты? Мы полезли в драку, чтоб боем доказать, что мы - люди пропащие... Но ребята прогнали нас из своей компании, даже драться с нами не связались. Тогда пошли мы с Санькой на увал и стали кататься с такого обрыва, с какого ни один разумный человек никогда не катался. Ухарски гикая, ругаясь, мчались мы не просто так, в погибель мчались, поразбивали о каменья головки санок, коленки посносили, вывалялись, начерпали полные катанки снегу.
Бабушка уж затемно сыскала нас с Санькой на увале, обоих настегала прутом. Ночью наступила расплата за отчаянный разгул у меня заболели ноги. Они всегда ныли от, как называла бабушка болезнь, якобы доставшуюся мне по наследству от покойной мамы. Но стоило мне застудить ноги, начерпать в катанки снегу - тотчас нудь в ногах переходила в невыносимую боль.
Я долго терпел, чтобы не завыть, очень долго. Раскидал одежонку, прижал ноги, ровно бы вывернутые в суставах, к горячим кирпичам русской печи, потом растирал ладонями сухо, как лучина, хрустящие суставы, засовывал ноги в теплый рукав полушубка ничего не помогало.
И я завыл. Сначала тихонько, по-щенячьи, затем и в полный голос.
Так я и знала! Так я и знала! - проснулась и заворчала бабушка. - Я ли тебе, язвило бы тебя в душу и в печенки, не говорила: - повысила она голос. - Так он ведь умнее всех! Он бабушку послушат? Он добрым словам воньмет? Загибат теперь! Загибат, худа немочь! Мольчи лучше! Мольчи! - Бабушка поднялась с кровати, присела, схватившись за поясницу. Собственная боль действует на нее усмиряюще. - И меня загибат...
Она зажгла лампу, унесла ее с собой в куть и там зазвенела посудою, флакончиками, баночками, скляночками - ищет подходящее лекарство. Припугнутый ее голосом и отвлеченный ожиданиями, я впал в усталую дрему.
Где ты тутока?
Зде-е-е-ся. - по возможности жалобно откликнулся я и перестал шевелиться.
Зде-е-еся! - передразнила бабушка и, нашарив меня в темноте, перво-наперво дала затрещину. Потом долго натирала мои ноги нашатырным спиртом. Спирт она втирала основательно, досуха, и все шумела: - Я ли тебе не говорила? Я ли тебя не упреждала? И одной рукой натирала, а другой мне поддавала да поддавала: - Эк его умучило! Эк его крюком скрючило? Посинел, будто на леде, а не на пече сидел...
Я уж ни гугу, не огрызался, не перечил бабушке - лечит она меня.
Выдохлась, умолкла докторша, заткнула граненый длинный флакон, прислонила его к печной трубе, укутала мои ноги старой пуховой шалью, будто теплой опарой облепила, да еще сверху полушубок накинула и вытерла слезы с моего лица шипучей от спирта ладонью.
Спи, пташка малая, Господь с тобой и анделы во изголовье.
Заодно бабушка свою поясницу и свои руки-ноги натерла вонючим спиртом, опустилась на скрипучую деревянную кровать, забормотала молитву Пресвятой Богородице, охраняющей сон, покой и благоденствие в дому. На половине молитвы она прервалась, вслушивается, как я засыпаю, и где-то уже сквозь склеивающийся слух слышно:
И чего к робенку привязалася? Обутки у него починеты, догляд людской...
Не уснул я в ту ночь. Ни молитва бабушкина, ни нашатырный спирт, ни привычная шаль, особенно ласковая и целебная оттого, что мамина, не принесли облегчения. Я бился и кричал на весь дом. Бабушка уж не колотила меня, а перепробовавши все свои лекарства, заплакала и напустилась на деда:
Дрыхнешь, старый одер!.. А тут хоть пропади!
Да не сплю я, не сплю. Че делать-то?
Баню затопляй!
Середь ночи?
Середь ночи. Экой барин! Робенок-то! - Бабушка закрылась руками: - Да откуль напасть такая, да за что же она сиротиночку ломат, как тонку тали-и-инку... Ты долго кряхтеть будешь, толстодум? Чо ишшэш? Вчерашний день ишшэш? Вон твои рукавицы. Вон твоя шапка!..
Утром бабушка унесла меня в баню - сам я идти уже не мог. Долго растирала бабушка мои ноги запаренным березовым веником, грела их над паром от каленых камней, парила сквозь тряпку всего меня, макая веник в хлебный квас, и в заключение опять же натерла нашатырным спиртом. Дома мне дали ложку противной водки, настоянной на борце, чтоб внутренность прогреть, и моченой брусники. После всего этого напоили молоком, кипяченным с маковыми головками. Больше я ни сидеть, ни стоять не в состоянии был, меня сшибло с ног, и я проспал до полудня.
Не может он, не может... Я те русским языком толкую! говорила бабушка. - Я ему и рубашечку приготовила, и пальтишко высушила, упочинила все, худо, бедно ли, изладила. А он слег...
Бабушка Катерина, машину, аппарат наставили. Меня учитель послал. Бабушка Катерина!.. - настаивал Санька.
Не может, говорю.. Постой-ко, это ведь ты, жиган, сманил его на увал-то! - осенило бабушку. - Сманил, а теперича?..
В деревню приезжает фотограф, все школьники мечтают попасть на общую фотографию. Главный герой Витя и его друг Санька обиделись, что их собираются посадить в конце и убежали на увал кататься на санках. Витя заболел и не смог сфотографироваться. Позже учитель принес ему фотографию, на которой Вити не было, и мальчик всегда бережно хранил ее.
Главная мысль
Старые довоенные фотографии - это народная летопись, и их надо беречь. С фотографией связано много воспоминаний.
Читать краткое содержание Фотография, на которой меня нет Астафьев
Рассказ Виктора Петровича Астафьева «Фотография, на которой меня нет» - это одна из глав книги «Последний поклон».
В этой книге главным героем является мальчик Витя, сирота. Он живет с бабушкой и дедушкой в глухой деревне в Сибири. Рядом река Енисей. События, описанные в книге происходят в предвоенное время. Бабушка очень любит мальчика, хотя часто ругает. Каждая глава книги все полнее раскрывает характер бабушки, Катерины Петровна, и ее любовь к внуку.
В главе «Фотография, на которой меня нет» речь идет о необыкновенном для тех мест событии, взволновавшем всех жителей поселка. Ожидается приезд фотографа, который собирается фотографировать школьников. Учитель и учительница, муж и жена, сразу задумались, куда удобнее поселить фотографа на время его приезда. В заезжий дом нельзя, потому что там грязно. Решили поместить его у одного культурного жителя деревни с фамилией Чехов.
Все ребята с нетерпением ждали приезда фотографа и думали, кто где будет сидеть на фотографии. Договорились, что самые лучшие ученики сядут впереди, средние - во втором ряду, а троечники и двоечники - сзади. Однако не все были довольны таким решением, например, герой-рассказчик и его друг Санька, потому что они как раз были одними из худших учеников. Попытавшись добиться хорошего места кулаками и потерпев неудачу, мальчики убежали на увал и до ночи катались на санках с крутой горки и валялись в снегу.
Вернувшись домой, Витя почувствовал, что заболел. Он долго терпел, а болели у него ноги от ревматизма, болезни, доставшейся ему по наследству от матери. Когда среди ночи мальчик завыл, бабушка проснулась и стала его ругать, что не послушался ее и застудил ноги. Она встала и пошла искать лекарство. Потом долго натирала его спиртом, приговаривала и шлепала внука.
Так Витя застрял дома надолго. Он не мог ходить, и бабушка носила его в баню греться. Когда же наступил день, назначенный для фотографирования, мальчик все еще не мог сделать и шага. Санька прибежал за ним, бабушка приготовила ему красивую рубашку, но Витя встать не мог. Когда он понял, сто сфотографироваться не сможет, стал выть и проситься сфотографироваться хоть как-то, однако это было невозможно. Санька смело заявил, что тоже не пойдет фотографироваться.
Так и пролежал Витя дома долго. Он рассматривал вставные рамы, и все, что за ними лежало:
мох, веточки рябины, березовые угольки. Потом мальчик наблюдал за тем, как цветет фикус. А потом ему стало очень скучно.
И вот однажды к ним пришел учитель и принес фотографию. Витя очень обрадовался. Учителя и учительницу в деревне очень уважали все жители. Учитель попил чай с бабушкой и пожелал мальчику поскорее поправляться. Рассказчик с благоговением вспоминает этот приход учителя в их дом. Учитель знал очень много, был вежлив со всеми жителями, всегда здоровался. Учитель смог так поговорить с пьяницей дядей Левонтием, что тот стал меньше пить. А однажды весной учитель пошел в лес с учениками и рассказывал им все, что знал. Вдруг они увидели змею, она страшно шипела. Учитель схватил палку и забил змею до смерти. Он хотел защитить детей. Все жители деревни старались отблагодарить учителя и приносили ему то лукошко ягод, то еще какие-нибудь гостинцы, а зимой завозили дрова на двор.
Бабушка долго рассказывала соседям о том, как к ней пришел сам учитель.
Витька смотрел на фотографию и пытался отыскать на ней себя и Саньку, но это было невозможно, ведь они не фотографировались.
Мальчик вырос, но не забыл своего учителя, его скромную улыбку, а фотография хранится до сих пор. Она пожелтела, и на ней едва можно разглядеть лица детей, сфотографированных около белой школы. Многие из них погибли во время войны, и старая фотография хранит память о смелых сибиряках.
Картинка или рисунок Фотография, на которой меня нет
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание 25 профессий Маши Филипенко Успенский
Книга Э. Успенского повествует о веселых и интересных приключениях озорной девчонки, ученицы третьего класса, Маши Филипенко.
- Краткое содержание Шукшин Сельские жители
Маланья, строгая сельская женщина, получив письмо от сына, собирается ехать погостить к нему в далекую и неизвестную Москву. Сына с матерью разделяет огромное расстояние, Маланья живет в Сибири в глухой деревушке, поэтому сын просит мать сесть на самолет.
- Одоевский
Собраны рассказы и сказки Одоевского для читательского дневника
- Краткое содержание Кассиль Огнеопасный груз
Данное повествование ведётся от имени главного героя Афанасия Гурыча, во времена Великой Отечественной Войны. Тогда его вместе с напарником, Алексеем Клоковым отправили на очень важное задание, сопровождать ценный груз из Москвы
- Краткое содержание Захар Беркут Франко
События происходят в карпатском селе Тухля, жители которого живут свободно ни от кого не зависят. Над ними нет власти, и народ живет дружно. В это село приезжает боярин Тугар Волк
Виктор Петрович Астафьев
Фотография, на которой меня нет
Глухой зимою, во времена тихие, сонные нашу школу взбудоражило неслыханно важное событие.
Из города на подводе приехал фотограф!
И не просто так приехал, по делу - приехал фотографировать.
И фотографировать не стариков и старух, не деревенский люд, алчущий быть увековеченным, а нас, учащихся овсянской школы.
Фотограф прибыл за полдень, и по этому случаю занятия в школе были прерваны.
Учитель и учительница - муж с женою - стали думать, где поместить фотографа на ночевку.
Сами они жили в одной половине дряхленького домишка, оставшегося от выселенцев, и был у них маленький парнишка-ревун. Бабушка моя, тайком от родителей, по слезной просьбе тетки Авдотьи, домовничавшей у наших учителей, три раза заговаривала пупок дитенку, но он все равно орал ночи напролет и, как утверждали сведущие люди, наревел пуп в луковицу величиной.
Во второй половине дома размещалась контора сплавного участка, где висел пузатый телефон, и днем в него было не докричаться, а ночью он звонил так, что труба на крыше рассыпалась, и по телефону этому можно было разговаривать. Сплавное начальство и всякий народ, спьяну или просто так забредающий в контору, кричал и выражался в трубку телефона.
Такую персону, как фотограф, неподходяще было учителям оставить у себя. Решили поместить его в заезжий дом, но вмешалась тетка Авдотья. Она отозвала учителя в куть и с напором, правда, конфузливым, взялась его убеждать:
Им тама нельзя. Ямщиков набьется полна изба. Пить начнут, луку, капусты да картошек напрутся и ночью себя некультурно вести станут. - Тетка Авдотья посчитала все эти доводы неубедительными и прибавила: - Вшей напустют…
Что же делать?
Я чичас! Я мигом! - Тетка Авдотья накинула полушалок и выкатилась на улицу.
Фотограф был пристроен на ночь у десятника сплавконторы. Жил в нашем селе грамотный, деловой, всеми уважаемый человек Илья Иванович Чехов. Происходил он из ссыльных. Ссыльными были не то его дед, не то отец. Сам он давно женился на нашей деревенской молодице, был всем кумом, другом и советчиком по части подрядов на сплаве, лесозаготовках и выжиге извести. Фотографу, конечно же, в доме Чехова - самое подходящее место. Там его и разговором умным займут, и водочкой городской, если потребуется, угостят, и книжку почитать из шкафа достанут.
Вздохнул облегченно учитель. Ученики вздохнули. Село вздохнуло - все переживали.
Всем хотелось угодить фотографу, чтобы оценил он заботу о нем и снимал бы ребят как полагается, хорошо снимал.
Весь длинный зимний вечер школьники гужом ходили по селу, гадали, кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки. Решение вопроса о распорядках выходило не в нашу с Санькой пользу. Прилежные ученики сядут впереди, средние - в середине, плохие - назад - так было порешено. Ни в ту зиму, ни во все последующие мы с Санькой не удивляли мир прилежанием и поведением, нам и на середину рассчитывать было трудно. Быть нам сзади, где и не разберешь, кто заснят? Ты или не ты? Мы полезли в драку, чтоб боем доказать, что мы - люди пропащие… Но ребята прогнали нас из своей компании, даже драться с нами не связались. Тогда пошли мы с Санькой на увал и стали кататься с такого обрыва, с какого ни один разумный человек никогда не катался. Ухарски гикая, ругаясь, мчались мы не просто так, в погибель мчались, поразбивали о каменья головки санок, коленки посносили, вывалялись, начерпали полные катанки снегу.
Бабушка уж затемно сыскала нас с Санькой на увале, обоих настегала прутом. Ночью наступила расплата за отчаянный разгул у меня заболели ноги. Они всегда ныли от «рематизни», как называла бабушка болезнь, якобы доставшуюся мне по наследству от покойной мамы. Но стоило мне застудить ноги, начерпать в катанки снегу - тотчас нудь в ногах переходила в невыносимую боль.
Я долго терпел, чтобы не завыть, очень долго. Раскидал одежонку, прижал ноги, ровно бы вывернутые в суставах, к горячим кирпичам русской печи, потом растирал ладонями сухо, как лучина, хрустящие суставы, засовывал ноги в теплый рукав полушубка ничего не помогало.
И я завыл. Сначала тихонько, по-щенячьи, затем и в полный голос.
Так я и знала! Так я и знала! - проснулась и заворчала бабушка. - Я ли тебе, язвило бы тебя в душу и в печенки, не говорила: «Не студися, не студися!» - повысила она голос. - Так он ведь умнее всех! Он бабушку послушат? Он добрым словам воньмет? Загибат теперь! Загибат, худа немочь! Мольчи лучше! Мольчи! - Бабушка поднялась с кровати, присела, схватившись за поясницу. Собственная боль действует на нее усмиряюще. - И меня загибат…
Она зажгла лампу, унесла ее с собой в куть и там зазвенела посудою, флакончиками, баночками, скляночками - ищет подходящее лекарство. Припугнутый ее голосом и отвлеченный ожиданиями, я впал в усталую дрему.
Где ты тутока?
Зде-е-е-ся. - по возможности жалобно откликнулся я и перестал шевелиться.
Зде-е-еся! - передразнила бабушка и, нашарив меня в темноте, перво-наперво дала затрещину. Потом долго натирала мои ноги нашатырным спиртом. Спирт она втирала основательно, досуха, и все шумела: - Я ли тебе не говорила? Я ли тебя не упреждала? И одной рукой натирала, а другой мне поддавала да поддавала: - Эк его умучило! Эк его крюком скрючило? Посинел, будто на леде, а не на пече сидел…
Я уж ни гугу, не огрызался, не перечил бабушке - лечит она меня.
Выдохлась, умолкла докторша, заткнула граненый длинный флакон, прислонила его к печной трубе, укутала мои ноги старой пуховой шалью, будто теплой опарой облепила, да еще сверху полушубок накинула и вытерла слезы с моего лица шипучей от спирта ладонью.
Спи, пташка малая, Господь с тобой и анделы во изголовье.
